|
И Боги ваши все прощают вам:
|
Новости из Украины:
|
Психиатрия во всем
|
Подьем! – орет дежурный санитар и стучит алюминевой кружкой в пустую кастрюлю. – Поднимаемся, поднимаемся! – Расталкивает он ногами всех по очереди.
Где-то на коридоре уже орет радио, гремят бачками и в палату проникает запах каши. Дурдомовское утро в любом дурдоме похоже, и в инсулиновой палате тоже – там всегда сонное царство. – Инсулиновым не жрать! – напоминает всем появившаяся в дверном проеме рожа Черта. Черт из пациентов, из палаты для обслуги, работает баландером. Он добровольный помощник санитаров во всех их акциях – бить кого-то, вязать или «слить информацию» в кабинет – на это он мастер… Через неделю его развязали. Орать и рваться он перестал. Сидел полуголый на кровати с выпученными, словно у рыбы, глазами и, пуская слюни, что-то бормотал невнятно. Иногда непонятно чему смеялся. Имени своего он больше не помнил, поднимал голову и отзывался, только когда кто-то говорил «учитель»... http://index.org.ru/nevol/2011-27/13-avgust-pal.html |
Димон сунул в руки санитарке свой сидор, который она тут же утащила для осмотра в соседнюю комнату, и уселся в углу комнаты на предложенный ему стул. Сопровождавший его от самой спецбольницы мент и медсестра стояли у двери и ждали, когда его оформят окончательно.
Напротив за столом сидела медсестра и заполняла документы. Димон принялся осматриваться, хотя необходимости в этом не было: как дурдомовский старожил он знал, что все приемные покои похожи. Различия начинаются там, за границами этого помещения. И уж тут как повезет… Утром медсестра притащила термометр и, сунув ему под мышку на пару минут, вынула. – Нормальная. Тридцать семь и одна, – взглянув на градусник, констатировала она. – Значит, сегодня будет второй укол. Пока не поднимется температура. Димон попытался мягко возразить, что температуру положено измерять десять минут, а не две, как сейчас, но сестра спросила его ехидно: – А ты что, на часы смотрел? Возражать и что-то требовать было опасно: возьмут да догонят галопередолом, «за нарушение договора», а в смеси с сульфой это неописуемый «кайф»: судороги от галопередола и сульфазиновая боль при малейшем движении. В обед сделали второй укол. Под лопатку. Но температура «не поднялась» и в этот раз. Ночь прошла в каком-то кошмаре. Утром он уже едва мог подняться с кровати и потому лежал не двигаясь, тупо уставившись в потолок. По опыту Димон знал, что менять позу не только бессмысленно, но и чревато дополнительными ощущениями. Лучше просто лежать, не шевелясь и не делая никаких движений. Даже не ходить в туалет. А дышать по возможности неглубоко. Но это было лишь начало курса… http://index.org.ru/nevol/2012-28/13-avgust-rai.html |
Алескандр Август Саботаж
Первая партия обедающих уже подходит к концу: миски из-под супа у всех обедающих отставлены в сторону и все заняты вторым блюдом, поэтому сейчас нужно быть особо бдительным и не спать на ходу: там, на коридоре, уже выстраивается очередь в процедурку за колесами и в ней лучше занять место в самой середине, чтобы подойти к двери как раз вовремя, не позже и не раньше, когда бдительность медсестер и санитаров уже слегка притупилась: стоять в конце очереди и в самом начале опасней – на таких всегда больше внимания. Я окидываю взглядом помещение столовой, и оцениваю, сколько народа сидит еще за столами и, значит, сколько человек меня «прикроет» сзади, и, оглянувшись по сторонам, незаметно кладу в карман недоеденный кусок хлеба. И несусь на выход.... ...Я тушу окурок и, притворяясь, что вожусь с тапочкой, выковыриваю из половой щели замаскированный пластилином здоровенный заточенный гвоздь на сотку или сто двадцать – мою единственную сейчас надежду. Я его месяца три тому назад на работе случайно нашел, в перерыве на улице, очистил от ржавчины и заточил на своей швейной машине. Делов-то: к барабану шкурку приклеил и включил на пять минут! Беру на колени книгу и, делая вид, что читаю, кладу на нее «инструмент», ощупываю и рассматриваю его со всех сторон внимательно. Туповат, вздыхаю я с сожалением, и угол заточки не тот, «не по инструкции»: этот гвоздь будет входить в тело тяжело и с болью, но я ж не знал, что все так срочно понадобится! Я б его направил на швейной машине так, как это нужно, а сейчас паровоз уже ушел! Если начну точить у входа на бетонном полу – сразу услышат: на отделении стоит тишина. Санитар войдет и обязательно следы заметит. Да и маловат, конечно, продолжаю размышлять я, оглаживая свою «штуковину». Сто двадцать миллиметров – это на первый взгляд много, но нужна же еще и рукоятка или что-то, ее напоминающее. Я смотрю на окно в двери и отрываю от своей простыни кусок ткани – тот, что со швом, он поплотнее. Наматываю его на шляпку гвоздя и закрепляю, насколько это возможно. Потом оценивающе разглядываю со всех сторон и меряю по кулаку – почти насквозь! Сейчас я должен этот «инструмент» точно под сердце загнать, как Анисим тогда, когда с атропина сорвался. Выше-то нельзя – жить-то хочется. Очень низко – это еще опасней: лечить за это будут электричеством и атропином. Вперемежку. А выкалывать глаза себе я не хочу: что я совсем ненормальный, что ли?! Я этот гвоздик аккуратненько так помещу, на самой границе сердца – не выше и не ниже! Как ювелир. Меня сам Анисим консультировал. Снимаю с себя нательную рубашку и, надев пижамную куртку на голое тело, сажусь спиной к двери – так чтобы они с коридора меня сидящим сзади видели. И начинаю прощупывать у себя между ребрами слева. В последний момент я хихикаю от мысли, что вся операция проводится в «таких антисанитарных условиях и без анестезии». Но успокаиваю себя тем, что инфекция для меня сегодня – это не самый большой враг. «А вообще где оно, сердце-то? – бормочу я себе под нос. – Это, скажете, любой двоечник знает: с левой стороны, конечно, между пятым и шестым ребром… Хотя это уже не из школьной программы». Так, сюда, под сосок, под сосок, чуть ниже, так тогда Анисим советовал… Набрав полную грудь воздуха и задержав дыхание, бью по шляпке гвоздя правой рукой, которая почему-то в последний момент отказывается делать это! Я с шумом выпускаю из себя воздух. Фу-у! И снова глубоко вздыхаю и, закрыв глаза и сжав губы, бью по гвоздю. Все-таки, наверное, поставил Бог в человека какой-то предохранитель: не так это просто – самому себе вогнать гвоздь под сердце, да еще не зная точно –туда ли? И наверное, не каждый это может… Ну, резче, резче! Пошел! Пош…ш…ш… Сознание уплывало куда-то, проваливаясь и унося в какую-то бездну, из которой кто-то кричал навстречу испуганно: – Подушку!!! Кислородную подушку!!! – и бил по щекам. Он хотел встать и бежать прочь от этого страшного крика, но почему-то не смог даже пошевелиться. Но вот носилки поднялись сами и, покачиваясь, понесли его из палаты, и в такт этим покачиваниям, словно танцуя, в душе все ликовало и пело: «Ушёл! Ушёл!! Уш-ё-ё-ёл!!!» http://index.org.ru/nevol/2011-27/15-av ... botaj.html |
Журналист Ольга Романова о преследовании Карабчук
|
|
|
|
| Текущее время: 14:47. Часовой пояс GMT +4. |
Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot