![]() |
dfghdfjkdggg
|
Любовь Шерстюк
Как идёт озаренье души? Одиночеством, горем, слезами, И словами, что не хороши, И участьем с пустыми глазами, И потерей ума и покоя, И кошмаром больничных палат, И сознаньем, что знаешь такое, Что "разумные" знать не велят, И любовью, как ненависть, лютой, И жестокостью нежной своей, И истерики каждой минутой, И мечтами, чтоб "как у людей", И угрозами: "Снова в больницу!", И печалью и горем отца, Горькой скорбью: "Подбитая птица!", И упрямством: "Иду до конца!" Но когда озаренье приходит, Отвоёвана каждая пядь, Всё сомненье, как ссора, проходит, И блаженство: "Жива я опять!" |
dfjgfdlggg
|
В.Новодворская
РЕКВИЕМ Узникам психиатрических тюрем посвящается Свидетели и судьи, Ухмылки и гримасы... Наверно, это люди, А может, только массы. Что вам светило прежде На этом небе черном? Наверное, надежда, А может, обреченность. Теперь в железном склепе Вождь без знамен и войска. Наверное, нелепость, А может быть, геройство. Что там, в небесной сини, Над ранкою рассвета? Наверное, Россия, А не Союз Советов. Кто смеет лишь подумать, Да так, чтоб не узналось? Наверно, это юность, Умеренней, чем старость. За чаем в печеньем Яд отрицанья сладок... Наверно, возрожденье, А может быть, упадок. Безвременье затихло. Кричать в его бесплодность - Наверно, это выход, А может, безысходность. Сойти живым в могилу, Исчезнуть в липкой гнили, Наверно, это сала, А может быть, бессилье. Тебя за бастионом Увидит мрак кромешный, Наверно, умудренным, А может, отупевшим. Последний отблеск бреда, Последнее движенье... Наверное, победа, А может, пораженье. 1970г., Лефортово. |
dgffkgfdfff
|
Игорь Губин
Кто-то колется, кто-то топится, Кто-то ходит друг к другу в гости... Спаси нас, матушка Богородица, И согрей наши грешные кости! *** Тусовка гениев опять на старой хате. Вот уже месяц я лежу в седьмой палате. Здесь всё как надо: есть кровать и одеяло, Есть батарея, только греть она устала. Я отдыхаю здесь душой и рыхлым телом, Качаю мускулы и занимаюсь делом - Рифмую строчки в этой вырванной тетрадке, А если в принципе - у нас здесь всё в порядке. *** Девушки красивые скучают, А спортсмены мускулы качают. Взять бы, как-нибудь соединиться, Но, никак, мешает психбольница. *** Летом голубь мира зёрнышки клюёт. Снежною зимою - холодно и лёд. Зёрнышка немного на окне моём... Не волнуйся, крошка - мы с тобой вдвоём. *** Покайся скорее, грешник, покайся, С грехом со своим поскорее расстанься, Путь к Богу лежит через сердце у всех, Прощается всем исповеданный грех. Путь к Богу лежит через сердце один, К нему провожает тебя Херувим. Едет на джипе крутой бизнесмен, Рекорды бьёт мускулистый спортсмен - Про Бога не знают пока что они. ...В Церкви горят свечек огни. *** Психи - люди утончённые, Санитары их ругают грубо матом. Все они - как заключённые, И у каждого в мозгу бронированны латы. Закололи их уколами, Доконали их все эти психиатры. Школу жизни, ой, тяжёлую Поднесли им медицинские диктаторы. *** Психиатры психов лечили, Вперёд ногами выносили - Разрешали квартирный вопрос - Вот такой вот холокост. *** Психи вешаются и вскрываются - Психиатры улыбаются. |
dffgkfdfgg
|
Александр Башлачёв
Палата № 6 Хотел в Алма-Ату - приехал в Воркуту. Строгал себе лапту, а записали в хор. Хотелось "Беломор" - в продаже только "ТУ". Хотелось телескоп - а выдали топор. Хотелось закурить - но здесь запрещено. Хотелось закирять - но высохло вино. Хотелось объяснить - сломали два ребра. Пытался возразить, но били мастера. Хотелось одному - приходится втроем. Надеялся уснуть - командуют "Подъем!" Плюю в лицо слуге по имени народ. Мне нравится БГ, а не наоборот. Хотелось полететь - приходится ползти. Старался доползти - застрял на полпути. Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти? За это мне грозит от года до пяти. Хотелось закричать - приказано молчать. Попробовал ворчать - но могут настучать. Хотелось озвереть, кусаться и рычать. Пытался умереть - успели откачать. Могли и не успеть. Спасибо главврачу За то, что ничего теперь хотеть я не хочу. Психически здоров. Отвык и пить, и есть. Спасибо, Башлачёв. Палата номер шесть. |
dgjkfddddhkjfh
|
Запредельная поэзия.
Если б был я терминатор, то пришел бы я в дурдом И гасил бы психиатров с санитарками притом: Я б мочил их флегматично из базуки и АК, Из винтовки М-16, РПГ и ПЗК. Я бы принял вызов на дом от родного главврача, Подлечить его семейку, вставив в дупла ППК. Расстрелял бы из рогатки их младенца-малыша... Чтоб все знали - всё в порядке, в мире правит Доброта! |
dfklgdsgddfdf
|
Владимир Высоцкий
И душа и голова, кажись, болит, - Верьте мне, что я не притворяюсь. Двести тыщ - тому, кто меня вызволит! Ну и я, конечно, постараюсь. Нужно мне туда, где ветер с соснами, - Нужно мне, и все, - там интереснее! Поделюсь хоть всеми папиросами И еще вдобавок тоже - песнями. Дайте мне глоток другого воздуха! Смею ли роптать? Наверно, смею. Запах здесь... А может быть, вопрос в духах?.. Отблагодарю, когда сумею. Нервы у меня хотя луженые, Кончилось спокойствие навеки. Эх вы мои нервы обнаженные! Ожили б - ходили б как калеки. Не глядите на меня, что губы сжал, - Если слово вылетит, то - злое. Я б отсюда в тапочках в тайгу сбежал, - Где-нибудь зароюсь - и завою! |
Я лежу в изоляторе
Я лежу в изоляторе, Здесь кругом резонаторы: Если что-то случается - Тут же врач появляется. Здесь врачи - узурпаторы, Злые, как аллигаторы! Персонал - то есть нянечки - Запирают в предбанничке. Что мне север, экваторы, Что мне бабы-новаторы, Если в нашем предбанничке Так свирепствуют нянечки! Санитары - как авторы, Хоть не бегай в театры вы! - Бьют и вяжут, как веники, Правда, мы - шизофреники. У них лапы косматые, У них рожи усатые И бутылки початые, Но от нас их попрятали. |
Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, - Я лежу в палате наркоманов, Чувствую - сам сяду на иглу. Кто-то раны лечил боевые, Кто-то так, обеспечил тылы... Эх вы парни мои "шировые", Поскорее слезайте с иглы! В душу мне сомнения запали, Голову вопросами сверлят, - Я лежу в палате, где глотали, Нюхали, кололи все подряд. Кто-то там проколол свою душу, Кто-то просто остался один... Эй вы парни, бросайте "морфушу" - Перейдите на апоморфин! Тут один знакомый шизофреник - В него тайно няня влюблена - Говорит "Когда не будет денег - Перейду на капли Зимина". Кто-то там проколол свою совесть, Кто-то в сердце вкурил анашу... Эх вы парни, про вас нужно повесть, Жалко, повестей я не пишу. Требуются срочно перемены! Самый наш веселый - тоже сник. Пятый день кому-то ищут вены - Не найдут, - он сам от них отвык. Кто-то даже нюхнул кокаина, - Говорят, что - мгновенный приход; Кто-то съел килограмм кодеина - И пустил себя за день в расход. Я люблю загульных, но не пьяных, Я люблю отчаянных парней. Я лежу в палате наркоманов, - Сколько я наслушался здесь, в ней! Кто-то гонит кубы себе в руку, Кто-то ест даже крепкий вольфрам... Добровольно принявшие муку, Эта песня написана вам! |
Владимир Высоцкий
Песня о сумасшедшем доме Сказал себе я: брось писать, но руки сами просятся. Ох, мама моя родная, друзья любимые, Лежу в палате, косятся, боюсь, сейчас набросятся, Ведь рядом психи тихие, неизлечимые. Бывают психи разные, не буйные, но грязные. Их лечат, морят голодом, их санитары бьют. И вот что удивительно,- все ходят без смирительных, И все, что мне приносится, все психи эти жрут. Куда там достоевскому с записками известными! Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы! И рассказать бы гоголю про нашу жизнь убогую, Ей-богу, этот гоголь бы нам не поверил бы! Я не желаю славы, и пока я в полном здравии, Рассудок не померк ещё, но это впереди. Вот главврачиха, женщина - пусть тихо, но помешана. Я говорю: "Сойду с ума!". Она мне: "Подожди". Я жду, но чувствую уже: хожу по лезвию ножа. Забыл алфавит, падежей припомнил только два. И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я, Забрать его, ему, меня отсюдова! |
Письмо в редакцию телепередачи
"Очевидное - невероятное" Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача, Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась. Вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться, Вся безумная больница у экрана собралась. Говорил, ломая руки, краснобай и баламут Про бессилие науки перед тайною Бермуд, Все мозги разбил на части, все извилины заплёл, И канатчиковы власти колят нам второй укол. Уважаемый редактор, может, лучше про реактор? Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд То тарелками пугают, дескать, подлые, летают, То у вас собаки лают, то у вас руины говорят. Мы кой в чем поднаторели, мы тарелки бьём весь год, Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врёт, А медикаментов груды мы - в унитаз, кто не дурак. Вот это жизнь, а вдруг Бермуды. Вот те раз! Нельзя же так! Мы не сделали скандала - нам вождя недоставало. Настоящих буйных мало - вот и нету вожаков. Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни, И не испортят нам обедни злые происки врагов. Это их худые черти бермутят воду во пруду, Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году. Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС, Тут примчались санитары и зафиксировали нас. Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек. Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше: "Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы. Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе". Сорок душ посменно воют, раскалились добела. Вот как сильно беспокоят треугольные дела, Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был, И тогда главврач Маргулис телевизор запретил. Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет, Подал знак кому-то - значит, фельдшер вырвет провода. И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца, И там пропасть, на дне колодца, как в Бермудах - навсегда. Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра: "Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?" Мы ответим нашим чадам правду - им не все равно, "Удивительное - рядом, но оно запрещено". А вон дантист-надомник, Рудик, у него приемник "Грюндиг", Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ. Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком, А к нам попал в волненьи жутком, С растревоженным желудком, И с номерочком на ноге. Прибежал, взволнован крайне, сообщеньем нас потряс, Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз, Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски, Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки. Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли. И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек, Что бермудский многогранник - незакрытый пуп земли. "Что там было? Как ты спасся?" - Каждый лез и приставал, Но механик только трясся и чинарики стрелял. Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как ёж. Он над нами издевался - ну сумасшедший, что возьмёшь? Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник, Говорит: "Надо выпить треугольник. На троих его, даёшь!" Разошёлся - так и сыплет: "Треугольник будет выпит. Будь он параллелепипед, будь он круг, едрёна вошь!" Пусть безумная идея - не решайте сгоряча, Отвечайте нам скорее через доку главврача. С уваженьем, дата, подпись. Отвечайте нам, а то, Если вы не отзовётесь, мы напишем в "Спортлото". |
Владимир Высоцкий
Ошибка вышла Я был и слаб, и уязвим, Дрожал всем существом своим, Кровоточил своим больным Истерзанным нутром. И, словно в пошлом попурри, Огромный лоб возник в двери И озарился изнутри Здоровым недобром. Но властно дернулась рука: "Лежать лицом к стене!" И вот мне стали мять бока На липком тапчане. А самый главный сел за стол, Вздохнул осатанело И что-то на меня завёл, Похожее на дело. Вот в пальцах цепких и худых Смешно задёргался кадык, Нажали в пах, потом под дых, На печень-бедолагу. Когда давили под ребро, Как ёкало мое нутро, И кровью харкало перо В невинную бумагу. В полубреду, в полупылу Разделся донага. В углу готовила иглу Нестарая карга. И от корней волос до пят По телу ужас плёлся - А вдруг уколом усыпят, Чтоб сонный раскололся? Он, потрудясь над животом, Сдавил мне череп, а потом Предплечье мне стянул жгутом, И крови ток прервал, Я было взвизгнул, но замолк, Сухие губы - на замок. А он кряхтел, кривился, мок, Писал и ликовал. Он в раж вошел, в знакомый раж, Но я как заору: "Чего строчишь, а ну, покажь Секретную муру!" Подручный, бывший психопат, Вязал мои запястья; Тускнели, выложившись в ряд, Орудия пристрастья. Я тёрт, я бит и нравом крут, Могу в разнос, могу в раскрут, Но тут смирят, но тут уймут, Я никну и скучаю. Лежу я, голый как сокол, А главный шмыг да шмыг за стол, Всё что-то пишет в протокол, Хоть я не отвечаю. Нет, надо силы поберечь, А то ослаб, устал, Ведь скоро пятки будут жечь, Чтоб я захохотал. Держусь на нерве, начеку, Но чувствую отвратно, Мне в горло всунули кишку - Я выплюнул обратно. Я взят в тиски, я в клещи взят, По мне елозят, егозят. Всё вызнать, выведать хотят, Всё пробуют на ощупь. Тут не пройдут и пять минут, Как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изотрут, Ужмут и прополощут. "Дыши, дыши поглубже ртом, Да выдохни - умрёшь." У вас тут выдохни - потом Навряд ли и вдохнёшь. Во весь свой пересохший рот Я скалюсь: "Ну порядки! Со мною номер не пройдет Товарищи-ребятки." Убрали свет и дали газ Доска какая-то зажглась, И гноем брызнула из глаз, И булькнула трахея, Он стервенел, входил в экстаз, Приволокли зачем-то таз. Я видел это как-то раз, Фильм в качестве трофея. Ко мне заходят со спины И делают укол, "Колите, сукины сыны, Но дайте протокол!" Я даже на колени встал, Я к тазу лбом прижался, Я требовал и угрожал, Молил и унижался. Но тут же затянули жгут, Вон вижу я, спиртовку жгут, Всё рыжую чертовку ждут С волосяным кнутом. Где-где, а тут своё возьмут, А я гадаю, старый шут, Когда же раскалённый прут, Сейчас или потом? Шабаш калился и лысел, Пот лился горячо, Раздался звон, и ворон сел На белое плечо, И ворон крикнул: "Nеvеr моrе!" Проворен он и прыток, Напоминает: прямо в морг Выходит зал для пыток. Я слабо поднимаю хвост, Хотя для них я глуп и прост: "Эй, за пристрастный ваш допрос Придётся отвечать! Вы, как вас там по именам, Вернулись к старым временам, Но протокол допроса нам Обязаны давать!" Я через плечо кошу На писанину ту: "Я это вам не подпишу, Покуда не прочту!" Мне чья-то жёлтая спина Ответила бесстрастно: "Тут ваша подпись не нужна, Нам без неё все ясно." "Сестрёнка, милая, не трусь, Я не смолчу, я не утрусь, От протокола отопрусь При встрече с адвокатом. Я ничего им не сказал, Ни на кого не показал. Скажите всем, кого я знал, Я им остался братом." Он молвил, подведя черту: "Читай, мол, и остынь." Я впился в писанину ту, А там - одна латынь. В глазах круги, в мозгу нули, Проклятый страх, исчезни - Они же просто завели Историю болезни. |
Никакой ошибки
На стене висели в рамах Бородатые мужчины, Все в очечках на цепочках, По народному в пенсне, Все они открыли что-то, Все придумали вакцины, Так что если я не умер, Это все по их вине. Доктор молвил: "Вы больны", И мгновенно отпустило, И сердечное светило Ухмыльнулось со стены, Здесь не камера - палата, Здесь не нары, а скамья, Не подследственный, ребята, А исследуемый я. И, хотя я весь в недугах, Мне не страшно почему-то. Подмахну давай не глядя Медицинский протокол, Мне приятель Склифосовский, Основатель института, Или вот товарищ Боткин, Он желтуху изобрел. В положении моем Лишь чудак права качает, Доктор, если осерчает, То упрячет в желтый дом, Правда, в этом доме сонном Нет дурного ничего, Хочешь - можешь стать Буденным, Хочешь - лошадью его. Я здоров, даю вам слово, Только здесь не верят слову, Вновь взглянул я на портреты И ехидно прошептал: "Если б Кащенко, к примеру, Лег лечиться к Пирогову, Пирогов бы без причины Резать Кащенку не стал". Доктор мой большой педант, Сдержан он и осторожен, Да, вы правы, но возможен И обратный вариант. Вот палата на пять коек, Вот доктор входит в дверь. Тычет пальцем - параноик, И поди его, проверь. Хорошо, что вас, светила, Всех повесили на стенку. Я за вами, дорогие, Как за каменной стеной, На Вишневского надеюсь, Уповаю на Бурденку. Подтвердят, что не душевно, А духовно я больной. Да, мой мозг прогнил на треть, Ну, а вы, здоровы разве? Можно вмиг найти болезни, Если очень захотеть. Доктор, мы здесь с глазу на глаз Отвечай же мне, будь скор, Или будет мне диагноз, Или будет приговор. Доктор мой и санитары, И светила все смутились, Заоконное светило Закатилось за спиной, И очечки их, и почки Даже влагой замутились, У отца желтухи щечки Вдруг покрылись желтизной. Авторучки острие Устремилось на бумагу, Доктор действовал во благо, Только благо не мое. Но лист перо стальное Грудь проткнуло, как стилет, Мой диагноз - параноик, Это значит - пара лет. |
Высоцкий
История болезни Вдруг словно канули во мрак Портреты и врачи, Жар от меня струился, как От доменной печи. Я злую ловкость ощутил - Пошёл, как на таран, - И фельдшер еле защитил Рентгеновский экран. И - горлом кровь, и не уймёшь - Залью хоть всю Россию, - И - крик: "На стол его, под нож! Наркоз! Анестезию!" Мне обложили шею льдом - Спешат, рубаху рвут, - Я ухмыляюсь красным ртом, Как на манеже шут. Я сам кричу себе: "Трави! - И напрягаю грудь. - В твоей запёкшейся крови Увязнет кто-нибудь!" Я б мог, когда б не глаз да глаз, Всю землю окровавить, - Жаль, что успели медный таз Не вовремя подставить! Уже я свой не слышу крик, Не узнаю сестру, - Вот сладкий газ в меня проник, Как водка поутру. Цветастый саван скрыл и зал И лица докторов, - Но я им всё же доказал, Что умственно здоров! Слабею, дёргаюсь и вновь Травлю, - но иглы вводят И льют искусственную кровь - Та горлом не выходит. "Хирург, пока не взял наркоз, Ты голову нагни, - Я важных слов не произнёс - Послушай, вот они. Взрезайте с Богом, помолясь, Тем более бойчей, Что эти строки не про вас, А про других врачей!... Я лёг на сгибе бытия, На полдороге к бездне, - И вся история моя - История болезни. Я был здоров - здоров, как бык, Как целых два быка, - Любому встречному в час пик Я мог намять бока. Идёшь, бывало, и поёшь, Общаешься с людьми, И вдруг - на стол тебя, под нож, - Допелся, чёрт возьми!..." "Не огорчайтесь, милый друг, - Врач ста чуть-чуть любезней. - Почти у всех людей вокруг - История болезни. Всё человечество давно Хронически больно - Со дня творения оно Болеть обречено. Сам первый человек хандрил - Он только это скрыл, - Да и Создатель болен был, Когда наш мир творил. Вы огорчаться не должны - Для вас покой полезней, - Ведь вся история страны - У человечества всего - То колики, то рези, - И вся история его - История болезни. Живёт больное всё бодрей, Всё злей и бесполезней - И наслаждается своей Историей болезни..." |
Владимир Высоцкий.
Упрямо я стремлюсь ко дну. Дыханье рвётся, давит уши... Зачем иду на глубину? Чем плохо было мне на суше? Там на земле — и стол, и дом, Там я и пел, и надрывался. Я плавал всё же, — хоть с трудом, Но на поверхности держался. Линяют страсти под луной В обыденной воздушной жиже, А я вплываю в мир иной, Тем невозвратнее, чем ниже. Дышу я непривычно ртом. Среда бурлит, плевать на среду! Я продвигаюсь, и притом — Быстрее, в пику Архимеду. Я потерял ориентир, Но вспомнил сказки, сны и мифы. Я открываю новый мир, Пройдя коралловые рифы. Коралловые города — В них многорыбно, но не шумно. Нема подводная среда, И многоцветна, и разумна. Где ты, чудовищная мгла, Которой матери стращают? Светло, хотя ни факела, Ни солнца мглу не освещают. Всё гениальное, извне Непонятое — всплеск и шалость — Спаслось и скрылось в глубине, — Всё, что гналось и запрещалось. Дай Бог, я всё же дотону — Не дам им долго залежаться! И я вгребаюсь в глубину, И всё труднее погружаться. Под черепом — могильный звон, Давленье мне хребет ломает, Вода выталкивает вон — И глубина не принимает. Я снял с острогой карабин, Но камень взял — не обессудьте, — Чтобы добраться до глубин, До тех пластов, до самой сути. Я бросил нож — не нужен он: Там нет врагов, там все мы люди, Там каждый, кто вооружён, Нелеп и глуп, как вошь на блюде. Сравнюсь с тобой, подводный гриб, Забудем и чины, и ранги; Мы снова превратились в рыб, И наши жабры — акваланги. Нептун, ныряльщик с бородой, Ответь и облегчи мне душу — Зачем простились мы с водой, Предпочитая влаге — сушу? Меня сомненья — чёрт возьми! — Давно буравами сверлили, — Зачем мы сделались людьми? Зачем потом заговорили? Зачем, живя на четырёх, Мы встали, распрямивши спины?.. Затем, и это видит Бог, Чтоб взять каменья и дубины. Мы умудрились много знать, Повсюду мест наделать лобных — И предавать, и распинать, И брать на крюк себе подобных! И я намеренно тону, Зову — "Спасите наши души!" И если я не дотяну — Друзья мои, бегите с суши! Назад — не к горю и беде, Назад и вглубь — но не ко гробу, Назад — к прибежищу, к воде, Назад — в извечную утробу. Похлопал по плечу трепанг, Признав во мне свою породу. И я выплёвываю шланг — И в лёгкие пускаю воду. Сомкните стройные ряды! Покрепче закупорьте уши! Ушёл один — в том нет беды. Но я приду по ваши души! Страшнее Синей Бороды, Раздувшийся, с лицом кликуши Утопленник — ещё один Счастливчик, — убежавший суши. |
dfhddsdkfdfd
|
dgjfsdjffgff
|
Дрожашим сердцем вспоминаю
Тот мир, где я когда то жил Не без причины, это знаю Мечтал, надеялся, любил... Тогда в тревоге изначальной Внутри зажженный огонек Предотвращая взор печальный Меня гармонией увлек Как неуверенно ступая, Я делал первые шаги И как не вольно изумляясь Мир познавал на пол меры И материнский взгляд добрейший Тогда нигде не оставлял И охраняя шаг слабейший Меня везде сопровождал Как я любил однажды утром! Цветов, прохлады аромат Вдыхая, восходил как буд то Гармонии эдемов сад Как сладко сердце замирало Навстречу радостной поре Где все на свете ожидало Чего желалося тебе... Абсурд, упертая нелепость Рай оказался западней Зачем у зла такая крепость Ответь разумный Боже мой! Душе открытой для любви Сполна оплачено коварством И все терзания мои Пропали даром, понапрасну Нещадно хрупкую судьбу Ломала жуткая реальность Мир устремился в темноту Лишь исступленное старанье Не обретенных, детских сил Предотвращало эту быль В какую тягостную мглу обрушил все балван радетель! Что не расскажешь никому! Чему один господь свидетель! Зачем, дорогу преступая Меня отталкивали прочь Зачем злорадствуя кивали Что мне здесь некому помочь Так от чего ж не понимали?! За что хватался в немоте! Осатанело иссякали То, что висит на волоске! Зачем, какой нелепый рок Свалился в этот мир чудесный Бедой закрыло потолок Прими господь вопрос уместный. Зачем во зле неискушенной Душе исполненной любви Так ошалело досаждали! Так по садистки извели! Наветом черным изуверство Несло исчадие могил Где беспокойное томленье Манило юношеский пыл Что так надеждою звучало Ссадило раненую плоть И, что блаженство излучало Стремило лишь перемолоть Я так отчаянно сражался Я столько сил борьбе отдал А мир достался этой бабе Все попирающая дань Без сожаления намека Крушила слепо, на свороть В обличье женщины молоха Мою истерзаннаю плоть Вот мир который я любил Желанную лелеял веху Где я всевышнего молил А вышло черту на утеху Где оказались в заперти Смятенье, ярость, дух мятежный И где утоплены в крови Мои последние надежды. Кто разве может быть готов Душой любящей, человечной Такой чудовищный подвох Принять за норму?! И беспечно Как буд то так и надо жить Тому убоищу служить?! Но бессловесно принял он Мир отупевший, онемевший. Не восполняемый урон Злодейский дар осатаневший И где разорванная связь Надежд раздавленных прореха Пожнет законченная мразь Плоды безмерного успеха И не ищи ты здесь вины Не полагайся на расплату. Мы на пиру у сатаны И в том причина всей утраты Нет сожаления ни в чем На кости кости не оставив Вправляет правило свое Тот идиот, что миром правит Вот мир, который я любил Лелеял счастьем неизбежность Где я всевышнего молил Но не его была небрежность Он этот мир одухворил Желанную нам дал надежду Но не творец во власти был Совсем другой, то неизбежность! И потому здесь правит зло И без вины, без прогрешенья Так наказуемо добро Где нет ни права, ни отмщенья |
Предлагаю всем, кто способен понимать поддержать: https://goo.gl/sMnJ6y
|
Текущее время: 11:55. Часовой пояс GMT +4. |
Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot