*828. Навстречу моногамии
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5795497.shtml

09 декабря 2013, 17:27

Человек несовершенен, а многие особи — особенно. В этом каждый может убедиться, достаточно оглядеться вокруг. Это было известно всегда. С тех пор как люди стали задумываться о своей собственной сущности. Чем больше они к себе приглядывались, тем сильнее им хотелось «откорректировать» homo sapience. Основным орудием «корректировки» на протяжении всей человеческой истории было и остается государство с его репрессивным аппаратом, этот неисчерпаемый источник всевозможных табу, возведенных в закон заклинаний и ритуалов. При том что «шаманы», «жрецы» и прочие претенденты на кураторов человеческого поведения и мыслей никуда не делись, а лишь называются нынче по-другому — депутаты, политики, президенты. Некоторые так и по повадкам, и по складу мыслей от своих древних «коллег» не так уж далеко ушли. Впрочем, не будем о том, что можно и так увидеть в выпусках новостей федеральных телеканалов. Средневековье и теперь «живее всех живых».

Пытливый человеческий ум, конечно, не устает задаваться вопросами, на которые все никак не может найти ответы, а однажды было уже найденные в какой-то момент своего развития — отвергает. Потому как ответы устарели. К примеру, откуда мы на Земле взялись, как появились? Или вот такой вопрос: каким образом у людей возникла моногамия и почему?

Некоторое время назад, в пору увлечения многих марксизмом, казалось, что работа Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» исчерпывающе дает ответ в том числе и на этот вопрос. Однако теперь, в эпоху развития биохимии, биофизики, биотехнологий, генетики и прочих наук, залезших в человеческий организм на небывалую ранее глубину, уже выглядит не так однозначно.

При том что, собственно, само появление моногамии называют главной «сексуальной революцией» в истории человечества (соответственно, то, что произошло в 60–70-е годы ХХ века, скорее нужно называть сексуальной контрреволюцией), однозначного, бесспорного и признаваемого всеми учеными объяснения этому явлению так и нет. При том что с точки зрения эволюции моногамия, прагматично рассуждая, «не эффективна», непрактична, ибо тормозит развитие и распространение того или иного вида. И не случайно в природе она встречается крайне редко. У млекопитающих – лишь у 4–5% от всех видов. К примеру, у бобров, волков и сурикатов. Говорят, еще с этим делом вроде как все нормально у тараканов, причем на размножение их популяции явных негативных эффектов это вроде бы не оказывает. Хотя мы не знаем, что бы сделалось на планете, не будь тараканы моногамны.

Уже известно, что за любовь и привязанность в мозгу человека отвечает, в частности, гормон окситоцин. Современные журналы по медицине, психологии и сексологии (все они, конечно, издаются на английском языке) переполнены всевозможными исследованиями на эту тему. Когда, к примеру, подопытным людям впрыскивают в том числе этот гормон, наблюдая за тем, что происходит в их мозгу при показе фотографий любимых людей или просто привлекательных. И вот биологи приходят к выводу: похоже, что этот самый окситоцин – это еще и гормон моногамии.

Раз выявлен определенный гормон, стало быть, можно корректировать человеческое поведение?

Впрочем, оставим биологию биологам. Но вспомним лишь, что практически все научные и технические изобретения человечества рано или поздно оказывали важное, а подчас и драматическое воздействие на развитие общества и государства. Особенно, конечно, по этой части люди преуспели в изобретении всевозможных орудий по истреблению себе подобных. От лука и стрел до ядерной бомбы. Роль оружия в истории человечества, пожалуй, наибольшая. Но, возможно, сейчас мы присутствуем в начале эры, когда такую решающую роль будут играть уже именно биотехнологии?

Раньше люди тоже как-то все пытались исправить те «несовершенства», которыми их, по их субъективному разумению, наделила природа (или кто там их создал, по версии креационизма). Африканские племена до сих пор искусственно вытягивают шеи девочкам при помощи специальных колец. А чего только люди не делали с ушами, губами и прочим частями тела. Вон в Корее сейчас эпидемия пластических операций – чтобы женские губки не «бантиком», а в форме постоянной улыбки. Чуть-чуть «джокер» получается.

На наших глазах создаются технологические возможности – биотехнологические – менять в человеческом организме, поведении, характере практически все, что угодно. То, о чем раньше лишь мечтали, ставя опыты над узниками концлагерей, нацистские приверженцы идеи «улучшения человеческой расы», сейчас становится уделом рутинных исследований в современных биологических лабораториях. То есть «технологически» уже в обозримом будущем может стать возможным если не «выведение», то как минимум коррекция любой породы людей – послушных, агрессивных, спортивных, работящих и узконаправленно креативных.

Термин «инженеры человеческих душ» может стать буквальным. Согласно научным прогнозам, исходящих из нынешних темпов развития биологических и генетических исследований, уже в самые ближайшие годы можно будет технологически полностью «скопировать» мозг конкретного человека. Значит, осуществимой становится и следующая операция. Как на компьютере, когда после «copy» идет «paste». Клонирование многих жизненно важных органов – дело ближайших 10–20 лет. Клонирование всех человеческих органов – достижимо уже к середине нынешнего века.

Переводя это все в политическую плоскость, авторитарный диктатор, дорвавшийся относительно молодым до власти году этак в 2018-м, вполне может рассчитывать на то, что станет «технологически» вечным.

В буквальном смысле этого слова, его выходящие из строя «запчасти» будут по мере надобности просто менять на новые. По заявкам восторженных трудящихся. И никакие выборы уже просто не нужны. Ибо незачем переизбирать того, кто вечен. Альфа-самцы в политике станут абсолютно несменяемыми, и настанет эра политической моногамии.

На самом деле, конечно, все зависит от тех институтов, которые действуют в том или ином обществе. Все ровно так же, как и с другими технологиями. На протяжении всей человеческой истории действовала определенная корреляция между достигаемым уровнем технологического развития и общественным, государственным устройством. В марксистской системе координат это описано как соотношение «базиса» и «надстройки». И при всем кажущемся некоторым «излишне материалистичным» подходе на самом деле толком эту теорию опровергнуть весьма затруднительно. Как и то, что при определенных условиях, когда технологическое развитие обгоняет развитие государственных институтов, они, соответственно, начинают его тормозить, и то или иное общество входит в состояние кризиса, выход из которого возможен либо в виде реформ, либо в виде революции, либо в виде гибели данного государства в конкурентной борьбе с другими.

Возможно, мы уже живем в начале эпохи, когда нам предстоит наблюдать за тем, как развитие всевозможных наук о человеке, появление все новых биотехнологических возможностей не только приведет к еще большему обострению всемирной конкуренции за качественный (квалифицированный в том числе) «человеческий материал», но и явит в новой форме кризис и даже гибель тех государств, чьи общественные институты будут неадекватно отсталыми по отношению к новым технологическим возможностям человечества.
Американская разведка может ежедневно отслеживать перемещения 5 млрд абонентов по всему миру
Оружие массового слежения

Агентство национальной безопасности (АНБ) США обладает программами, которые позволяют ему отслеживать местонахождение и перемещение около 5 млрд... →

При одних институтах новые технологии могут быть использованы во благо людям и под их общественным контролем. В других – в основном против населения и в интересах узкой клики узурпаторов. Даже при вполне зрелых демократических институтах современные формы тотального электронного слежения и контроля все чаще создают опаснейшие ситуации попрания человеческих прав. В этом смысле скандалы по типу «дела Сноудена» и вскрывшейся тотальной слежки АНБ США за вся и всеми – лишь одно из проявлений кризиса современной демократии в тех ее формах, в каковых она зародилась еще в Древней Греции. Другим проявлением такого кризиса, наверное, можно считать неспособность современной электоральной демократии вырабатывать, выдвигать и поддерживать эффективные политические и экономические решения, которые не были бы популистскими или завернутыми в популистскую обертку-обманку (в таких играх абстрактный Чавес, как правило, всегда переигрывает ответственного политика, честно признающего, что надо временно затянуть пояса во имя процветания в будущем).

Но еще большие проблемы стремительное развитие современных технологий создает в странах с неразвитыми институтами, где у общества просто не успело сформироваться даже минимального иммунитета по отношению к тоталитарным поползновениям на свои права и свободы.

Возможно, мы живем сейчас если уж не при «конце истории» в том смысле, как его описали разные фукуямы и хантингтоны, но в начале «конца политики» в том виде, в каком люди привыкли ее воспринимать в последние пару сотен лет. Как войны перестают быть эффективным средством защиты и распространения государственных интересов (хотя нам, конечно, трудно поверить в то, что нас уже никто не собирается завоевывать и оккупировать), так и выборы, уличные митинги, революции могут со временем перестать быть средствами важных общественных изменений.

Возьмите тоталитарный электронный контроль-слежение-подслушивание (камеры слежения, всевозможные универсальные электронные карты-ID, базы данных с вашей биометрией, отслеживание ваших покупок, передвижений в виртуальном пространстве интернета и пр.), добавьте генной инженерии (при все более отчетливом проявлении «медицинской сегрегации» — когда часть общества, меньшая, может себе позволить современные методы лечения, омоложения и в конце концов «замены запчастей», а другая, большая, нет).

Смешайте, но не взбалтывайте, до полной остановки всех социальных лифтов. И добро пожаловать в мир, все кажущиеся пороки которого могут быть исправлены на уровне субъективного их восприятия, в вашем корректируемом сознании и воображении. А коррекция общественного поведения может быть осуществлена в ходе спецоперации в виде отправки всех недовольных и не соответствующих общим стандартам к «докторам». Или «докторов» к ним. Для биотехнологической коррекции. Осталось лишь подождать, кто первым докопается до гормонов и генов власти и тщеславия и должным образом их отрегулирует. Причем это уже не будет предметом рассмотрения государственных институтов и общества в целом в контексте внесения поправок в какую-то там конституцию.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Содержание темы:

01 страница
#01. Георгий Бовт. Навстречу моногамии
#02. Георгий Бовт. Еще век воли не видать
#03. Георгий Бовт. Родина или фарс
#04. Георгий Бовт. От Плющенко до жирафа
#05. Георгий Бовт. Догнали и перегнали СССР
#06. Георгий Бовт. Хотели русские войны?
#07. Георгий Бовт. Тебя это не касается
#08. Георгий Бовт. Двадцать лет исканий
#09. Георгий Бовт. O том, способен ли был Советский Союз пережить август 91-го
#10. Георгий Бовт. Слив и перезапуск Новороссии
02 страница
#11. Георгий Бовт. Мечта «совка». 12.10.2015, 18:49

Еще век воли не видать
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5814849.shtml
О том, почему Кремль отпустил Ходорковского
Политолог
23 декабря 2013, 08:16

В истории освобождения Михаила Ходорковского столько загадок и почти мистических совпадений, что остается пожалеть, что Том Клэнси умер. У него получился бы классный триллер. Там наверняка нашлось бы место описанию не только рассудочных шпионских схем, но и всякой «романтики». В жизни все проще. И даже гибель в день помилования МБХ в автокатастрофе Гаджи Махачева, человека, по депутатскому запросу которого началось первое «дело ЮКОСа», вряд ли подбросит дровишек в костер конспирологии: просто не надо гонять по разделительной со скоростью 150 км в час.

Освобождение Ходорковского, увы, не стало, вопреки утверждению восторженных оптимистов, «победой правозащитного движения в России». Хотя многие правозащитники, а также крупные предприниматели (я бы упомянул и бизнес-омбудсмена Бориса Титова) не раз выступали за освобождение Ходорковского, этот дар преподнесен не им. С точки зрения власти, правозащитники – это не участники равноправного диалога, это лишь деталь декорации такого диалога. А декорация выстроена не для внутреннего потребления. Она обращена лицом на Запад.

При всех возможных негласных договоренностях с Ходорковским, оговоренных разными Николай-Иванычами в штатском, посетившими его в колонии, его освобождение – это сделка именно с Западом.
Михаил Ходорковский получил свободу благодаря Ангеле Меркель
«Его разбудили ночью и сказали, что он выходит»

Пунктов в ней может быть несколько. Самый очевидный и уже всеми описанный – это попытка поправить имидж страны накануне Олимпиады. Я и сам было год назад думал, что Ходорковского освободят накануне Олимпиады, при том что Навального вполне могут посадить после (просто два статусных «политзаключенных» — это слишком для одного режима). Но раскручивание третьего «дела ЮКОСа», нарочитое сужение двух амнистий так, чтобы Ходорковский под них не попал, мою уверенность свело на нет. ВВП опять удивил.

Освобождение Ходорковского, напомнившее многим высылку (только не через Берлин, а через Франкфурт) в феврале 1974 года Солженицына, еще внешне походило на спецоперацию по обмену шпионами. Что любопытно, в День чекиста. Она в результате и может таковой оказаться. И именно отсюда может происходить тот самый «немецкий след» в деле освобождения Ходорковского, который всех несказанно удивил.

Мало кто помнит, что летом 2013 года суд в Штутгарте осудил за шпионаж двух немцев (а может, и не немцев), 20 лет поставлявших в Россию секретную информацию. Они проходили на процессе под именами Андреаса и Хайдрун Аншлаг. Судя по всему, это была классная работа, и Москве удалось получить секретные данные об операции НАТО в Афганистане, развертывании ПРО в Восточной Европе, отношениях между ФРГ и США и т.д. Их «сдало» ФБР в октябре 2011 года, которое в свою очередь получило информацию о сети российских разведчиков — нелегалов от предателя-перебежчика Александра Потеева.

Их адвокат Хорст-Дитер Петчке тогда признался, что переговоры об обмене уже ведутся и «он может состояться в любой момент».
В Берлине состоялась пресс-конференция Михаила Ходорковского.

По некоторым данным, вопрос поднимался и на личной летней встрече Ангелы Меркель и Владимира Путина, хотя представители обеих сторон это отрицали. Посмотрим, где всплывут вскоре супруги Аншлаг. Если мы вообще об этом, конечно, узнаем.

Это помимо того, что вообще в той или иной мере «немецкий след» можно найти чуть ли не во всех проявлениях российской европейской политики. Похоже, еще чуть ли не с екатерининских времен у наших правителей утвердилось мнение, что кроме немцев в Европе толком разговаривать и договариваться особенно не с кем. Ну, или воевать. Сюжет с Ходорковским в этом смысле – лишь часть многопланового взаимодействия с Германией по множеству других вопросов, от газовых до визовых и украинских. При всем том, какое место занимают права человека в германской политике и роль экс-министра Ганса-Дитриха Геншера в этой истории.

Другой «размен» просматривается в решении администрации Обамы, состоявшемся в минувшую пятницу. Оно ожидалось неделей ранее, но почему-то затянулось. Речь о «списке Магнитского».

По известному закону этот список подлежит ежегодной ревизии (туда могут включаться новые фамилии, а также исключаться имеющиеся), его открытая часть публикуется. Другая часть может быть засекречена администрацией. По информации из конгресса, в том числе от инициаторов закона, еще неделю назад предполагалось, что список будет расширен примерно на 20 фамилий, там должны были фигурировать высокопоставленные чиновники силовых органов. Сенсационным (для конгрессменов) образом этого не произошло. Конечно, не Ходорковский мог быть тому причиной, или, по крайней мере, единственной причиной: сейчас между Москвой и Вашингтоном наметился деликатный диалог по целому ряду направлений, включая Сирию и Иран. Так что не время «кидаться камнями» в стеклянные теплицы друг друга. Просто так совпало.
Белый дом отказался от планов по расширению «списка Магнитского»
Список Магнитского остался прежним

Еще одно совпадение – визит влиятельнейшего Генри Киссинджера в Москву в самом конце октября. Он встречался с Путиным и главой администрации Сергеем Ивановым. О чем говорили, так никто и не узнал. О том, о сем. Киссинджер – это не фриковый баскетболист Деннис Родман, зачастивший в гости к северокорейскому вождю. Он выполняет самые деликатные просьбы руководства США. А еще он представляет могущественную Kissinger Associates (связанную, в частности, с группами JP Morgan и Goldman Sachs и др.), своего рода часть «мирового правительства». Ее еще называют «масонской ложей» мировой финансовой системы, интересующейся в том числе нефтегазовыми проектами.

Без ее неформального «агремана», говорят, не оформляется большое число сделок мирового масштаба. 12 ноября Николай-Иванычи убедили Ходорковского написать прошение. Чуть позже «Роснефть» подписывает с ExxonMobil очередную порцию значимых соглашений в области нефтедобычи с использованием имеющихся у американцев современных технологий. Опять-таки просто совпадение.

Все эти совпадения говорят как минимум о том, что между Москвой и Западом остаются каналы высокого уровня доверительного взаимодействия, которые не дают нашим отношениям сорваться в безудержную враждебную истерию. И слава богу.

Что теперь делать самому Ходорковскому? Возможно, он связан некоторыми обязательствами: его пресс-конференция в Берлине укрепила такое впечатление. Если да, он будет их выполнять. Путин, выпуская его, в этом был уверен. Как он выразился в отношении допуска Навального на московские выборы — если бы тот представлял опасность для системы, его бы на выборы не пустили. И хотя он потом поправился – мол, правовыми методами – это, пожалуй, квинтэссенция всего, что он наговорил на пресс-конференции за четыре часа.

Ходорковскому теперь нельзя заниматься политической деятельностью, особенно в «стиле Навального»? Да, но Ходорковский уже и так вряд ли вписался бы в нынешнюю полумертвую «политику».

Даже если бы он, в порыве безумия, скажем, принялся финансировать политические партии типа «Яблока», как раньше, то те бы в ужасе прибежали, словно с горящими угольями на руках, на Старую площадь с воплем: «Что нам с этим делать?!» А уж там бы и решали.

Есть ли какие-то обязательства по части «невозбуждения» новых судов против «унаследовавшей» ЮКОС «Роснефти», «неареста» счетов и пр.? Весьма вероятно (о чем, видимо, Ходорковский и написал в своем письме Путину, приложенном к прошению о помиловании), но возможности лично Ходорковского остановить или отозвать уже имеющиеся иски иностранных акционеров ЮКОСа не так велики.

Ряд исков уже удовлетворен, и «унаследовавшей стороне» пришлось раскошелиться. Все-таки тамошняя судебная система не работает просто по свистку, хотя, наверное, некие неформальные «пасы» возможны. Также сегодня юридически «Роснефть» защищена гораздо лучше. Впрочем, «пакт о ненападении» от Ходорковского ей, с нынешним перегруженным портфелем кредитных обязательств, отнюдь не помешает.

То есть Ходорковский не опасен не только политически, но и юридически.

Намного более опасным для нынешнего режима стал бы некий «заговор», санкции против российских компаний и денег. Самый крайний случай – это когда, скажем, в порыве эскалации конфронтации по линии Россия — Запад арестовываются, к примеру, транзитные cчета в каком-нибудь Bank of New York, а это львиная часть долларовых транзакций. Москва чувствует эту угрозу: отсюда усиление курса на «деофшоризацию» экономики. Другое дело, что цена «деофшоризации» во всех ее причудливых и многообразных проявлениях в сегодняшних российских политических условиях может оказаться намного выше для экономики самой России, нежели цена выстраивания нормальных отношений с Западом. Более того, эта «экономическая автаркия» серией «точечных» ударов может эту экономику окончательно добить.

Выход на свободу после десяти лет заключения – это своего рода шок, от которого Ходорковскому еще надо прийти в себя. Он сидел в тюрьме столько же, сколько был богатым. Возможно, третья часть его жизненной драмы – это будет просто частная жизнь ради себя и своих близких. И это как раз было бы самым понятным ее продолжением.

Многие почему-то прочат Ходорковскому благотворительность, особенно в области образования и науки. Возможно, так и будет, хотя у меня есть кое-какие сомнения. Упадок образования, дремучесть мозгов, скудость творческой мысли, непрофессионализм – главная беда современной России. Даже катастрофа. Ходорковский в свое время сделал на этой стезе немало, создав целую сеть просветительских и образовательных проектов. Но эти усилия должны быть масштабными и долгосрочными. Могут пройти десятилетия, прежде чем хоть как-то выправятся мозги и командные посты займут представители поколения не только «не поротого», но и прогрессивно мыслящего.

Вместе с тем многие известные и по-своему яркие выпускники его проектов сегодня находятся в авангарде политического мракобесия. Они не стали «лучами света в темном царстве», оказавшись беспринципными флюгерами-карьеристами. Верховная власть на столь удручающем фоне остается «главным европейцем в России». И предпочитает вести содержательный диалог, вернее решать вопросы, не столько с просвещенной частью российского общества, сколько с генри киссинджерами, ангелами меркель и гансами-дитрихами геншерами. Для прочих – четырехчасовые пресс-конференции в духе сеансов массового гипноза. Впрочем, аудитория, как все, наверное, заметили, того стоит.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Родина или фарс
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5898037.shtml
О том, чем патриот отличается от негодяя

Политолог
10 февраля 2014, 11:49

У нас в университете был «патриот». Член партии. Кажется, его звали Стасик. Думаю, он был еще стукачок. Едва речь заходила о политически «деликатных» (то было время позднего брежневского маразма) вещах, он менял выражение лица на строго официальное и начинал говорить как с трибуны партсъезда. Потом уехал. В США, разумеется. Таких было много. Комсомольские и партийные активисты, почуяв ветер перемен, поднявшийся от распавшейся советской империи, ловко перенаправили его в свои паруса.

Сейчас вот опять на патриотизм стали напирать. Напрашивается продолжение от Михаила Евграфовича — «…видать, проворовались». Ну да. Но это вечное. Есть и преходящее. Идет поиск, многое не устоялось. И неизвестно, на чем сердце успокоится. Слишком много политиканства, суеты и конъюнктуры. И претендентов в натужные патриоты.

Вот один топ-менеджер Mail.ru усмотрел крамолу в игре «World of tanks». Там, видите ли, есть не только советские танки, но и фашистские, которые иногда бьют советские. Хотел «стасик» прокукарекать «в струю», но здравый смысл почему-то возобладал, «стукачка» уволили, тем более что компания, как я понимаю, зарабатывает на предоставлении онлайн-доступа к игре.

Однако сама тема Великой Отечественной становится похожей на минное поле. Куда ни ступишь — ничего нельзя.

Вот уже нашелся свой «стасик» в Совфеде: закрыть, мол, надо CNN, поскольку ее рейтинг «уродливых памятников» включил монумент защитникам Брестской крепости. Мы к памятнику привыкли, он для нас неуязвим, он дорог и воспринимается иначе, чем для людей другой культуры. Но отчего мы так болезненно реагируем на их неадекватность нашему мировосприятию? В свое время памятник Вучетича «Алеша» тоже критиковали за слишком длинный меч — мол, им махать нельзя, но истерики по этому поводу не было.

Наверное, потому, что новая русская гражданская нация, сама ее система ценностей не устоялись.

Они пока представляют собой бульон из немножко православия, немножко имперскости — непонятного свойства, немножко народности из флакона с названием «Патернализм», немного здорового национализма и нездорового шовинизма (пока непонятно, как их вберет в себя будущая гражданская нация, если она таки сложится). Здесь же — сакрализируемые события Второй мировой войны. Бульон пока не доварился, но желающих снять пену предостаточно. Причем чем громче вопит такой «патриот», тем больше требует дисконта или премии за свои шарлатанство и непрофессионализм.

Или взять Олимпиаду. С одной стороны, всякая ее критика (за расточительство, за какие-то недочеты — а где их нет?) воспринимается как подрыв государственных устоев. Не придумают ли статью «За отрицание Олимпиады»?

Сверху идет команда — дать пропагандистский отлуп, охранители заводят заунывную «собачью песню» про то, кем проплачена и оркестрирована очередная гнусная антироссийская кампания. Хотя со стороны западных медиа (тот же «рейтинг CNN», вид сбоку) речь идет всего лишь о примитивном, штампованном, мифологизированном восприятии России, подстраиваемом под такие же обывательские штампы.
Какой Россию увидят в Сочи

С другой стороны, трудно представить, чтобы еще в какой другой стране подача, как делают наши иные критики подобного мероприятия, тем более такого неполитического, как Олимпиада, столь устойчиво напрашивалась на ассоциации со словами «вонять» и «гадить». Почти большевистская позиция «поражения своего правительства». Неужто люди не чувствуют банальную неуместность криков «Долой Олимпиаду!», когда она уже началась?

Если первая позиция не лишена фальшивого официоза, то вторая не может восприниматься как просто сильно нездоровая. И далекая от практикуемой, скажем, американцами: «политические разногласия кончаются у кромки воды». В том смысле, что не надо вывешивать свое грязное белье всем напоказ.

Надо самим разбираться — и сажать воров по итогам разборок. А спорт не мешать с борьбой с «кровавым режимом». Это выглядит нелепо.

И люди в большинстве не поймут, презирая таких «оппозиционеров». Тут уместны слова Пушкина (из письма П.А. Вяземскому): «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство».

Впрочем, исторически понятие патриотизма в разных странах редко было свободно от политической конъюнктуры. К примеру, известна фраза «Патриотизм — последнее прибежище негодяев». Меньше известно, в каком контексте она родилась. Дискуссии вокруг патриотизма начались в Европе в Новое время. В Средние века патриотизм заменяла лояльность монарху, приверженность христианству. Хотя в раннем христианстве дело обстояло иначе, о чем ниже.

Скажем, термин «патриотизм», появившийся в политическом дискурсе в Англии XVIII века, изначально имел оппозиционный оттенок.

Именно таких «патриотов» клеймит один из идеологов консерваторов Сэмюэл Джонсон в эссе «The Patriot» 1774 года. Там их главная черта — это оппозиция двору. Причем апелляция «патриотов» к народу, в том числе к низшим слоям, в корне неверна, по Джонсону. Настоящий патриот не должен подчиняться воле избирателя, так как мнение толпы переменчиво. Его фраза про «последнее прибежище негодяев» адресована позже радикалу Джону Уилксу, критиковавшему короля и выступившему за независимость американских колоний. В этом смысле Уилкс созвучен неожиданно сегодня звучащему — тоже «патриоту», одному из ярких лидеров Американской революции — Томасу Пейну, говорившему, что «долг патриота — защищать свою страну от ее правительства». Любопытно, что во второй половине XIX века английский патриотизм обретает на время милитаристский оттенок. В пору обострения соперничества с Россией он получает оформление в виде «джингоизма», с явным русофобским оттенком, следы которого при желании можно уловить и в нынешней англо-саксонской политической традиции.
Борис Фаликов о том, ради чего можно пожертвовать жизнью

В контексте идеологии европейского Просвещения светский патриотизм как любовь к отечеству был важен как противопоставление верности церкви и монарху. По словам Монтескье, любовь к отечеству — это любовь к равенству. И если движителем монархии является честь, движителем республики — политическая, гражданская благодетель. Под лозунгом «Отечество в опасности!» вожди Великой французской революции подразумевали борьбу за внесословную гражданскую нацию.

В Россию термин «патриот» попал в XVIII веке как раз из работ просветителей. Однако и в XIX веке он по-прежнему неотделим от монархического лоялизма. Отечество и император отождествлялись. Посему для либеральной тогдашней общественности (начиная с декабристов) «патриотизм» идет в негативной связке. Сначала со словом «квасной». Во времена Александра III это «казенный патриотизм».

ХХ век в западной мысли ознаменовал окончательный разрыв в понимании патриотизма между лояльностью государству (то есть правительству или режиму), с одной стороны, и отечеству — с другой.

Теодор Рузвельт сформулировал это в самом начале века: «Патриотизм означает поддержку своей страны. Это не означает, что патриотично поддерживать президента или иных должностных лиц. Только в той степени, в какой они служат интересам страны».

А вот Лев Толстой формулирует иначе: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти… Патриотизм есть рабство». Это из работы «Христианство и патриотизм», где можно местами увидеть отсыл к раннехристианским воззрениям. Не случайно ведь имперский Рим видел в раннем христианстве угрозу имперскому патриотизму. Проповедь о «небесной отчизне» и представления о христианской общности как особом «народе Божьем» вызывали сомнения в лояльности земному государству.

В этом смысле понимание современного русского патриотизма как патриотизма гражданской единой (без акцента на многонациональность!) нации еще не устоялось.

Оно, очевидно, не вполне самостоятельно от понимания лояльности именно конкретному режиму и правителю, а также православной вере. После эры идейного господства «пролетарского интернационализма» (и идеи мировой революции) мы в какой-то мере откатились к дискуссиям второй половины XIX века. Когда, с одной стороны, Николай Добролюбов писал: «В недавнее время патриотизм состоял в восхвалении всего хорошего, что есть в отечестве; ныне уже этого недостаточно, чтобы быть патриотом».
Наталья Солженицына о том, почему РПЦ не должна поддерживать ура-патриотические тенденции

С другой — историк-западник Владимир Соловьев полагал, что «любовь к отечеству не противоречит непременно привязанности к более тесным социальным группам, например к семье, так и преданность всечеловеческим интересам не исключает патриотизма (то есть уже была коллизия насчет «общечеловеческих ценностей». — Г.Б.). Вопрос лишь в окончательном или высшем мериле для оценки того или другого нравственного интереса; и, без сомнения, решительное преимущество должно здесь принадлежать благу целого человечества как включающему в себя и истинное благо каждой части… Идолопоклонство относительно своего народа, будучи связано с фактическою враждою к чужим, тем самым обречено на неизбежную гибель».

Беда в том, что уровень нынешнего дискурса на данную тему обнаруживает полное отсутствие участников, хотя бы отдаленно сравнимых с Толстым, Добролюбовым и Соловьевым.

Торжествующее на каждом шагу интеллектуальное убожество пытаются скрасить политизированной кликушеской «оскорбленностью», окриками, угрозами уголовного преследования за «мыслепреступление» и запретами дискутировать по темам, определяющим нравственные ориентиры общества, объявляя их сакральными и потому неприкосновенными. Впрочем, это, возможно, лишь детские болезни процесса формирования гражданской нации. Они либо пройдут, либо убьют «дитя», не дав ему достигнуть зрелости. Или вместо зрелой гражданской нации получится зашуганный и закомплексованный, вечно обиженный и озлобленный на всех народ-ребенок.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

От Плющенко до жирафа
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5911233.shtml
O жизни по правилам и без

Политолог
17 февраля 2014, 08:14

Что общего между фигуристом Плющенко, жирафом Мариусом, контр-адмиралом Апанасенко, выборами и хоккеем? То, что связанные с ними истории, — наглядные примеры того, как соблюдаются или не соблюдаются формальные правила.

Начнем с Плющенко. История его появления на Олимпиаде и снятия с нее — это история сплошного отступления от правил.

Правила отбора на игры были нарушены. Должен был ехать Ковтун. Однако стоит напомнить, что до этого и сам Ковтун попал на чемпионат мира не совсем по правилам, оказался там 17-м, и России именно поэтому досталось лишь одно мужское место на олимпийских соревнованиях. В обществе теперь бурлят эмоции, окрашенные в зависимости от отношения к несомненному таланту Плющенко и стоящими за ним тенями продюсера Рудковской в розовой ушанке и погрязшей в неформальных «договоренностях» и бесконечных отступлениях от правил отечественной Федерации фигурного катания. (Любопытно, как она, Федерация, чувствуя, что запахло жареным, предусмотрительно выступила с заявлением о том, что медальный план на Олимпиаду фигуристами перевыполнен.)

Общество воспринимает происшедшее эмоционально и очень субъективно, какая-либо общая рациональная система координат тут отсутствует напрочь.

Между тем, будь в обществе массовая приверженность к соблюдению формальных правил, такая система была бы, и она давала бы возможность проанализировать произошедшее рационально и принять на будущее соответствующие грамотные решения.

Эмоции лишь множат ветвящиеся версии произошедшего. Задуман ли был «самослив» после командных соревнований с самого начала (оснований для таких предположений было предостаточно)? Должна ли была Федерация настоять на замене явно не до конца отошедшего от травмы Плющенко в пользу Ковтуна, готов ли был Ковтун сорваться в Сочи? Какова роль Рудковской и нездорового лоббизма в этой истории? Красиво ли, снявшись с Игр, тотчас подтверждать свое участие в долгоиграющем «чесе» по городам и весям с физически изнурительным ледовым шоу? Есть, разумеется, место и просто призывам проявить снисходительность к выдающемуся спортсмену, отдав ему дань уважения за то, что он сделал в спорте, оставив в стороне перемывание его человеческих качеств.

Хорошо и то, что разборки в нашем фигурном катании (в отличие, скажем, от балета) не дошли до членовредительства. А то, помнится, американская звезда Тоня Хардинг через мужа наняла костолома, чтоб тот сломал сопернице Нэнси Карриган колено перед олимпиадой в Лиллехаммере. Говоря словами героя культового фильма, «а мог бы бритвой по горлу — и в колодец».

Есть тут и циничная бизнес-составляющая. Именно такое развитие событий: завоевание золота в командном зачете, где оно было почти гарантировано России и без Плющенко, с любым заменившим его одиночником, драматическое снятие с Игр, уход непобежденным, до индивидуальных соревнований, причем так, чтобы не взошла звезда Ковтуна (мало шансов, но вдруг он бы «выстрелил», заняв призовое место), — будет способствовать наибольшей капитализации пары Рудковская — Плющенко в сложившейся ситуации.

Просто бизнес, ничего личного. Такие там правила.

С жирафом Мариусом педантичные датчане, напротив, уперлись и стали действовать тупо по написанному. Так им проще. Ибо, считают они, если начать всякий раз подстраивать правила под конкретную ситуацию, рано или поздно это кончится бардаком, коррупцией и неэффективностью работы всего, что только можно представить. Легче убить жирафа.

Собственно, весь скандал вокруг жизни и смерти Мариуса был вызван лишь тем, что директор зоопарка начал «креативить» (правила его к тому вовсе не обязывали): позвал детей, устроил фотосессию убийства и публичное поедание львами несчастного животного.

В трагической истории контр-адмирала Апанасенко все произошло скорее по правилам, чем в нарушение оных. На людей нашей медицине как системе по большому счету наплевать, как на жирафа.

Отсюда — человеконенавистнические правила отпуска мучающимся больным сильнодействующих болеутоляющих препаратов, созданные в творческом соитии Минздрава и Госнаркоконтроля. Прописанное на бумаге жестокосердие никого особо не колышет, пока оно не касается родных и близких. Мы привыкли относиться к формальным правилам так: когда дело дойдет до нас, то мы как-нибудь исхитримся и объедем их на кривой козе по блату.

Ловчить и приспосабливаться в индивидуальном порядке (в порядке исключения) для нас комфортнее и привычнее, чем выступать за изменение негодных правил для всех и солидарно.

Но Апанасенко не суждено было стать «Плющенко». Правила ведь не обязывают врача дать обезболивающее мучающемуся больному, зато в случае даже незначительного нарушения и нечаянной оплошности ему грозит стоящий за спиной «заградотряд» Госнарконтроля. Следователь придет, если рецепт выписан с ошибками, если не сдана пустая ампула (или не полностью использована) или использованный обезболивающий пластырь и т.д. И такие прецеденты были — и уголовные дела против врачей, излишне рьяно выполнявших клятву Гиппократа.

В этом случае вроде бы явно надо менять правила. Однако я лично был поражен во время беседы недавно с одним из руководителей профильного комитета Думы тем, что законодатели, обычно столь привычно рефлексирующие на всякую возможность что-либо запретить по горячим следам скандальных событий, на сей раз не видят в упор никакой надобности подробно прописать в законе прямого действия (без всяких подзаконных актов) регламент, гарантирующий людям, подобным Апанасенко, хотя бы достойный уход.

Зато страсть к перемене формальных правил вовсю царит в выборном российском законодательстве. Ни в один выборный цикл за последние 20 лет страна не жила по правилам предшествующего.

Правящая партия всякий раз стремится подстроить их под себя, исходя из опыта прошлых выборов. Вот и на сей раз законодательство о выборах по партийным и одномандатным округам, сборе подписей для малых партий правится так, чтобы создать преимущество для «Единой России», сохранить в Думе ее абсолютное большинство. Чуров со товарищи, будьте уверены, как обычно, проявят свой дотошный формализм в соблюдении таких правил. Есть лишь одна закавыка: уважения к постоянно меняющимся в угоду конъюнктуре законам в народе — уже почти никакого. Как и уважения к институту таких выборов.

Это все равно как если бы в Евросоюзе меняли правила содержания животных применительно к каждому конкретному жирафу.

Лучше все постараться предусмотреть заранее. И прописать! Вот как, к примеру, сказано в правилах Международной федерации хоккея на льду, как определять, сдвинуты ворота или нет. Правило 471А, раздел 5: «Если ворота сдвинуты с нормальной позиции или рамка ворот не стоит полностью плоско на льду». Все. В этом случае гол не засчитывается (как и было в матче Россия — США).

А вот в НХЛ на этот счет занудно предусмотрены разные нюансы: «Ворота находятся в правильной позиции, если, по крайней мере, одна часть гибкого штыря или штырей (то есть тех, которые воткнуты в лед в передней части ворот слева и справа по краям. — Г.Б.) находятся в отверстии во льду и присоединены к стойкам ворот. Эти гибкие штыри могут быть изогнуты при этом, но даже если часть их (его) находятся внутри отверстия во льду и они присоединены к стойкам ворот, ворота считаются не сдвинутыми.

Створы ворот могут быть приподняты надо льдом с одного угла или с двух, но до тех пор, пока гибкий штырь находится в контакте с отверстием во льду и стойками ворот (то есть штыри крепления не отвалились. — Г.Б.), ворота считаются не сдвинутыми».

То есть по правилам НХЛ гол в ворота США был бы засчитан (из отверстия во льду вышел, приподнявшись, правый штырь крепления, «не утратив контакт» с этим отверстием). Заметим a propos, что среди американцев, радующихся победе над русскими, доставшейся им всего лишь волей случая, вовсе не нашлось тех, кто «не патриотично» бубнил бы вслед, что победа «не чистая», а токмо лишь потому что штырек вышел из дырки. Хотя их вратарь, говорят, был ранее замечен во вполне умышленных «подвижках» ворот. Так правила сработали против нас.

Вообще же в сложных случаях проще, эффективнее поступать по формальным правилам, минимизируя число исключений (тщательно прописывая все возможные заранее), даже если в каком-то отдельном случае это приведет к нежелательным частным результатам.

Но сами правила не должны быть «отлитой в граните» самоцелью, соблюдение формальных требований не может быть единственным смыслом существования стоящей на страже бюрократии. Если выясняется, что нормы негодные, что они en mass не работают на цели, поставленные при их принятии (в широком смысле — на общественное благо, без понятия которого любые правила бессмысленны), то меняют нормы, а не «индивидуальный подход».

Ступив на скользкий путь умножения исключений: под талантливого фигуриста (под давлением его могущественных лоббистов), под правящую партию, под «богом данного стране» якобы незаменимого руководителя, под отдельные номенклатурные привилегированные слои населения, даже под несчастного жирафа с большими карими красивыми глазами — можно рано или поздно зайти в тупик. И превратить жизнь в чехарду бесконечных исключений, где вообще нет никаких реально действующих законов. А есть лишь бардак, коррупция и произвол.

Кстати, не удивлюсь, если на следующих Олимпийских играх фигурист Ковтун будет выступать уже не за Россию, а за другую страну, более предсказуемую в своих правилах. Если, конечно, до той поры он и его лоббисты не добьются выгодных для себя исключений.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Догнали и перегнали СССР
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5924333.shtml

24 февраля 2014, 08:34

Личный проект президента Путина – зимние Олимпийские игры в Сочи – получился на славу. Придуманная им сказка соревнований на лыжах, санках и коньках в субтропиках стала былью.

Еще ни один руководитель страны не уделял подобному спортивному мероприятию столько своего времени. И ему есть чем гордиться. В том числе тем, что он в очередной раз доказал, что знает свой народ гораздо лучше, чем те, кто его критикует. Только так в сегодняшней нашей стране и можно что-то сделать — мегапроект в стиле «давай-давай, навалимся, мы за ценой не постоим» под неизменным пристальным вниманием первого лица. И под большой и важный повод, главный смысл которого – показать всему миру, что мы ого-го! Иначе ничего бы никогда не сделали и не построили. Утонули бы в грязи, растратах и долгострое.

50 миллиардов – значит, 50 миллиардов. Не у нас в крови скопидомно считать копейки, экономя на большом и веселом загуле. Может, когда-нибудь в будущем страна станет другой. По-капиталистически экономной, прижимистой. Станет проводить референдумы на манер баварских – мол, не лучше ли потратить миллиарды на детские садики, больницы и пособия убогим. Может быть. Когда-нибудь. Но точно не при нашей жизни.

А сейчас, при нашей жизни – вот так, как есть. И если надо построить самую дорогую в мире железную дорогу для бесплатного подвоза болельщиков — она будет построена. А что с ней потом делать, мы потом и будем думать. В Сочи все было сделано именно от души. От русской души. И это – от души — лучшее, что мы умеем показать миру, который порой пугаем другими своими душевными порывами.

И мне почему-то кажется, что после Игр Сочи вовсе не захиреет, вопреки многим прогнозам. И люди туда поедут, и место это станет русским Диснейлендом. Хотя в обозримом будущем и убыточным. Но это тоже наша специфика – убыточный Диснейленд.

Кто вспомнит сейчас скептическое бурчание накануне Игр? Про груды мусора, не постеленные вовремя газоны, отваливающиеся ручки в гостиничных номерах? А еще раньше – про то, что к сроку не поспеть и что все провалится в карстовые пустоты еще до церемонии открытия. Не отвалилось. Не провалилось. Может, когда-нибудь потом и провалится, но к тому времени, даст бог, мы увлечемся еще каким-нибудь большим проектом, нам под стать. Чтоб новую сказку – опять былью. Потому как улучшать рутинную реальность — неимоверно скучно и утомляет.
Сборная России на Олимпиаде в Сочи побила все медальные рекорды, установленные командой времен СССР

Все, кто был в Сочи, говорят про совершенно необыкновенную атмосферу этих Игр.

Как бы теперь клонировать этих добрейших, улыбчивых, толерантных волонтеров, да расселить эту волшебную породу людей по стране, чтоб всех заразить сочинским вирусом доброты к ближнему и дальнему своему.

Как бы закрепить на лицах восторженных болельщиков это счастливое состояние сопричастности, чтоб увезли они его по домам, рассеяв в весеннем воздухе, разморозив наши вечно неприветливые лица. И души. И сердца. И как бы еще сделать так, чтобы задорное «мы всех порвем» стало добрым драйвером нашей жизни-после-Олимпиады, обретя созидательный смысл, а не напоминая вопли вечно закомплексованных имперских неудачников.

Кажется, вся страна на две недели прильнула к экранам, испытывая утрачиваемое нами в последнее время чувство единения, когда мы все вместе переживаем «за наших!». Вместо дебильных сериалов – хитроумный керлинг. Да еще с такими российскими девушками, что хочется бросить все и срочно поднимать керлинг по всей стране. Нам тут явно есть чем гордиться.

Вместо «бей чурок и хачей!» — восторженные объятия после победы Виктора Ана: он наш, он нашенский, хотя по-русски говорит еще плохо... С помощью натурализованных иностранцев мы выиграли пять золотых медалей из 13. Мало того, у нас теперь есть пусть пока и один, но любимый американец. Wild, он же Уайлд. Тот, что ускользнул от Обамы к нам и русской жене Алене на доске для сноуборда.

Некоторые публицисты, конечно, умудряются найти и такой кривой ракурс, что вся Олимпиада – это поротые маргиналами, ряженными в казаков, маргиналки, ряженные в балаклавы. Это, конечно, большое искусство — тусовка поставит like, но 99,9% нации точно не воспринимает радостный праздник Олимпиады сквозь призму борьбы с «кровавым режимом». Потому что в головах режим – отдельно, а ски-кросс, бобслей и шорт-трек — отдельно.

Жаль, правда, что бурчащие блогеры «сглазили» юную звезду Юлию Липницкую. Однако и Аделина Сотникова, которую «сглазить» не успели, тоже хороша. Явно прелестнее фигуриста Рудковского. Исторически мы – страна фигурного катания. У нас в этом виде спорта обязательно должна быть звезда. В этот раз их — целое созвездие. А пара Траньков — Волосожар ничем не хуже, чем в свое время Роднина — Зайцев. Даже лучше. Потому что у Родниной сегодня какие-то проблемы с бананом, Обамой и Америкой в целом. Впрочем, такова судьба всех спортивных кумиров — они все сменяемы на удивление вовремя. Таковы законы спорта. В отличие от кумиров политических, — таковы законы политики.

Вообще, верный признак того, что дело стало всенародным, – появление анекдотов. Жаль, что самый лучший анекдот про Олимпиаду в Сочи – по горькому поводу: «Мужскую сборную страны по биатлону попросили расстрелять сборную по хоккею. Никто не пострадал». Впрочем, едва сложился анекдот, мы получили и свою победу в биатлоне. Спасибо Антону Шипулину! Вот так свершаются мечты! Когда уже никто, кажется, и не верил. Это и есть настоящий русский стиль.

И только по хоккею, к сожалению, видно, что политика суверенизации элит до него явно не добралась. Словаки под шайбу у своих ворот ложились. Норвеги ложились. Американцы – тоже еще как ложились. Не говоря уже о горячих финских парнях. У нас лег в последнем матче только Малкин. Совсем не тот драйв игры, как в мифологическом фильме «Легенда номер 17», в очередной раз показанного накануне неудачного для нас четвертьфинала. Тут сказка оказалась очень далека от были.

Но в целом российская олимпийская команда выглядела много лучше, чем в позорном для нас Ванкувере. И вообще лучше, чем за все время после развала страны улетевшего куда-то далеко олимпийского Мишки-1980.

Такого успеха в командном зачете, похоже, не ожидал сам Мутко, from all his heart.

Россия взяла медалей больше, чем весь СССР в 1988 году в Калгари! Мы стали первыми, на что вряд ли кто всерьез рассчитывал. И это, черт возьми, здорово!

При том что, по моему субъективному впечатлению, мы в этот раз не сильно заморачивались общим командным зачетом. Радовались и четвертым, и пятым местам. Конечно, иных комментаторов, идиотически восторженно воспроизводящих по всякому поводу эффект того, что один мой знакомый метко назвал треш-патриотизмом, хотелось выключить телевизионным пультом на всю их оставшуюся жизнь.

Однако синхронно с ними было искренне радостно за наших, даже когда они упускали золото и выигрывали только бронзу или просто оставались в десятке, показав красивую борьбу. А еще было приятно от того, что мы таки научились точить санные лезвия не хуже немцев и сумели показать результаты в тех видах спорта, где важны прежде всего высокие технологии.

Жалко, что праздник был таким коротким. И что скоро все вернется на круги своя. Впрочем, нет. Уже не вернется. Впереди, похоже, сплошная Украина. Кровавый кошмар новой геополитической реальности. И это куда драматичнее, чем наш проигрыш в хоккее. Большая игра на выживание нации только начинается. А, значит, мы тем более будем еще долго ностальгически вспоминать эти «жаркие, зимние, наши». Олимпийские игры в Сочи.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Хотели русские войны?
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5932369.shtml
O том, что кризис на Украине не мог закончиться мирно

Политолог
01 марта 2014, 22:09

Ввод «ограниченного контингента» на Украину означает начало войны. Мы не знаем, до каких масштабов она разрастется и какую цену придется заплатить ее участникам. Мы не знаем, какие «ответные меры» приготовят нам западные «партнеры». Мы даже не знаем пока, кто выстрелит первым и каковы будут людские потери.

Если войска будут введены, придется отложить в сторону многословные призывы к гуманизму и рассуждения о том, что человеческая жизнь дороже государственных амбиций и геополитики. Потому что вопрос уже поставлен ребром: до какой степени можно уступать – во имя мира и бытового спокойствия, – когда речь идет о таких кажущихся обывателю абстрактными понятиях, как национальное достоинство и национальные интересы.

Или никакие национальные интересы не стоят того, чтобы их защищать силой?

Кризис на Украине не мог закончиться хорошо. Страна шла к этому 20 лет. Мы ей в этом помогали. Мы проспали Украину. Считая ее недогосударством, не взращивали пророссийскую политическую элиту, увлекшись играми с газовым вентилем.

Мы уповали на славянское братство, а оно обернулось тем, что в результате революции (или госпереворота, смотря откуда смотреть) к власти на Украине пришли люди, настроенные к нам откровенно враждебно.

Однако Майдан, что важно, случился вовсе не потому — вопреки пропаганде на госканалах ТВ, — что на него сыпались западные гранты. Он случился потому, что не без нашей помощи президентом страны стал, как теперь наглядно видно, откровенный слабак (хотя, конечно, здесь просится другое слово), мозгов которого хватило лишь на безудержное воровство.

Заверений Януковича в том, что он не будет прозападным политиком, оказалось достаточно нашим мудрецам, охваченным антизападной паранойей (согласитесь, есть разница между паранойей и взвешенным, расчетливым отстаиванием своих интересов в отношениях с тем же Западом), чтобы терпеть все его выкрутасы, в том числе наглую коррупцию. Которая, впрочем, и у многих наших – норма жизни, прикрываемая таким же трэш-патриотизмом.

Но пленку истории нельзя отвертеть назад. Мы там, где оказались. В последние месяцы украинской драмы Запад откровенно увлекся игрой в перетягивание каната на Украине с ненавистным ему Путиным.

В этой игре были отброшены все приличия и окончательно утвердились двойные стандарты. Это сейчас Европа говорит, что готова обсуждать Украину с Россией. Поздно. Или еще рано. А в ноябре «евроинтеграция» категорически объявлялась суверенным делом свободолюбивого украинского народа. Многомесячный Майдан, перераставший в массовые беспорядки, нельзя было разгонять, ибо это противоречило европейским нормам. Обидевшись на срыв соглашения об ассоциации, ситуацию целенаправленно вели к свержению хотя и до предела коррумпированного, но все-таки законного режима. Напоминает историю с Саркози, про которого то ли Каддафи, то ли кто-то из его сынков сказал, что он получал от них деньги на избирательную кампанию. В результате Франция стала активнейшим участником свержения обидчика.

Народ имеет право на восстание? Согласились. Но тогда он теперь имеет право на восстание и в других частях Украины. В Донецке, Харькове, Крыму…

Запад, прежде всего ЕС, во главе дипломатии которого находятся те еще чемберлены с талейранами, сильно недооценил роль, которая отводится Украине в мировоззрении российского правящего класса и лично Путина. Они полагали, что пафосные истерики Дм. Киселева – это всего лишь постановочный ура-патриотический угар. А это была трансляция мыслей сверху, пусть и в экзальтированной форме.

Можно посоветовать еврокомиссарам почитать книжку Путина, изданную еще перед первым президентством (серия интервью Андрею Колесникову и Наталье Геворкян «От первого лица»). Там есть воспоминания из детства о загнанной в угол крысе. Когда ей отступать некуда, она безрассудно и отчаянно атакует.

Если где-нибудь на семинаре в информцентре НАТО можно рассуждать, что вступление Украины в НАТО – нормальный процесс, то для России, в силу многих исторических причин, это воспринимается как экзистенциальная угроза. Та, с которой надо бороться всеми имеющимися средствами. В слова, что НАТО не против России, не верят сами их произносящие. По той причине, что новая холодная война между Западом и Россией уже началась. А может, она и не заканчивалась?

Можно долго рассуждать о ее истоках, о том, сколь велик был наш собственный вклад – вклад отечественной коррумпированной, не желающей жить по цивилизованным стандартам номенклатуры, – это отдельный разговор. Вклад же Запада был в том, что даже постсоветскую Россию там боялись и не доверяли ей. Это и сейчас видно по тому, как не хотят европейцы идти на безвизовый режим с Россией, хотя это и в их интересах тоже, поскольку способствовало бы сближению народов, большему взаимопониманию и взаимопроникновению культур.

И что теперь, уступать дальше во имя гуманизма и мира? Таким вопросом, наверное, задавались в Москве. До какой степени? Пустить НАТО на Украину с базой в Севастополе? Это, мол, не угрожает России. А кому тогда это угрожает? И, наконец, как правитель, полтора десятка лет «поднимавший с колен» свой сильно страдающий «веймарским синдромом» народ (который от него не лечили), будет смотреть ему в глаза?

В силу характера нынешнего российского режима и господствующих в обществе идеологем, правитель не может поступить иначе, чем отправить в Крым «ограниченный контингент».

Россия предала русских в Средней Азии и Закавказье. Которых лишали жилищ и имущества, резали, как в том же Баку, когда свергали Муталибова. Над которыми издевались и сделали, по сути, людьми второго сорта, — по всей Средней Азии, где у русских есть проблемы. В том числе в «таможенносоюзном» Казахстане. Сколько сейчас русских осталось в Чечне и что стало с их имуществом, тоже интересный вопрос. Но значит ли это, что надо спокойно смотреть, как агрессивная деруссификация (о чем открыто говорят лидеры Майдана) пойдет крестовым походом по степям Украины?

Говорят, вместо помощи Крыму можно построить десятки больниц и школ. Как и вместо Олимпийских игр. Но русское государство исторически строится на иных идеологемах. В которых размен школ, больниц и пенсий на национальную гордость, как она понимается большинством (большинством, на поддержке или конформистском непротивлении которого и покоится нынешняя власть), не работает!

Что касается методов отстаивания интересов, мы, конечно, не привыкли к иезуитски выверенному юридическому изяществу. Но надо учиться у партнеров. Прежде всего, не забывать про «демократический процесс». Включая «мирный захват» правительственных учреждений в Крыму силами добровольцев. Ведь то, что добровольцы захватили власть в Киеве, никого не смущает.

Добровольцы могут закупать и получать оружие где угодно, не так ли? Почему добровольцам, сражающимся против Асада, можно поставлять оружие, а добровольцам, сражающимся за суверенитет Крыма, нельзя? «Ограниченный контингент» лишь «обеспечивает мир и спокойствие», все остальное – сам самоопределяющийся с добровольцами народ. Далее — законное волеизъявление народа на референдуме. С привлечением наблюдателей.

Почему Шотландия и Каталония, Восточный Тимор и Южный Судан, даже Косово (!) имеют право проводить референдумы о самоопределении, а Крым нет?

Россия, начавшая большую игру в Крыму, вступает в сильнейшее противостояние с Западом. Первая реакция будет в виде символических, но болезненных жестов: бойкот саммита «большой восьмерки», принятие обидных резолюций. Затем будут санкции. Я боюсь, нам придется хлопнуть дверью в Европу и во все европейские структуры. Военное столкновение с силами НАТО сейчас кажется немыслимым. Однако ситуация развивается быстрее, чем мы можем осознать.

Возможно, назревающую «маленькую победоносную войну» не переживет наша экономика. Возможно, выпущенные, словно джинн из бутылки, разрушительные процессы нанесут самой России удар такой силы, от которого ей будет трудно оправиться. Возможно, дойдет до момента, схожего с тем, что настал в ноябре 1962 года, когда Хрущев и Кеннеди размышляли, нажимать ли на «ядерную кнопку». Оба воевали, знали, что такое война, возможно, только это их остановило в последний момент. Нынешнее поколение политиков большой войны не видело.

Возможно, все последующие ходы будут вести только к ухудшению ситуации. Однако даже страшное осознание этих обстоятельств, боюсь, уже не остановит покатившуюся под откос машину. Альтернатива этому была еще вчера (в историческом масштабе), когда можно было построить мир на универсальных принципах справедливости и без двойных стандартов, а национальную политику – на принципах честности и ответственности перед демократическим гражданским обществом, — и да, да! — на принципах здорового либерализма. Возможно, такая альтернатива снова забрезжит в будущем. Послезавтра. Но не сейчас.

Сейчас на первый план выходит логика войны.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Тебя это не касается
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/6113141.shtml
О том, влияют ли запреты последнего времени на жизнь обычных россиян

Политолог
14 июля 2014, 10:22

В массмедиа есть нехитрый прием. Пытаясь быть «ближе к народу» (читателю, зрителю), они, обсуждая ту или иную новость, ставят вопрос так: «А что от этого будет простому человеку, какое влияние окажет на нашу с вами жизнь?»

Несколько раньше примерно таким образом – путем упрощенной информационной привязки – из наших СМИ были выдавлены практически все международные новости, если в них непосредственно не задействованы наше государство или наши люди. «А как это непосредственно затрагивает нашу страну и наши интересы?» – помню, спрашивал выпускающий редактор (в более приземленных выражениях) одной некогда очень влиятельной газеты про ту или иную международную новость. И, не получая ответ в духе того, что вот это непосредственно окажет воздействие на цены на товар в магазине, заметку такую из номера снимал.

Кстати, это один из факторов, повлиявших на то, что у обывателя создалось искаженное – россияцентричное – представление об окружающем мире, где все только и думают, как либо уважить наши интересы, либо нагадить нам, либо завладеть нашими природными богатствами.

И больше ни у кого никаких забот нет.

Отдельной новостной строкой проходят всякие катастрофы, природные катаклизмы и ужасы, а также легко шокирующие новости из рубрики «Их нравы», призванные на подкорковом уровне еще сильнее убедить обывателя в том, как же у нас по сравнению с там хорошо и покойно живется.

Применительно к внутреннему нашему законодательству тот же, в сущности, подход способствует превентивному успокоению обывателя. Ведь если поставить вопрос ребром: а как конкретно повлияет на нашего простого человека тот или иной очередной конкретный продукт «взбесившегося принтера»? – то бывает трудно найти прямую увязку между конкретным актом извращенного законотворчества и переменами в той или иной сфере жизни уже завтра.

На первый план в информационном пространстве вбрасываются, как правило, новости экзотические, ажиотажные.

У экзотики, вызывающей удивленный или презрительный, мимолетный притом, отклик, проследить конкретное (у нас же воспринимают только то, что чисто конкретно) воздействие на обывательскую жизнь трудно. Воздействие это не прямое, а косвенное. Какая, спрашивается, обывателю печаль или радость с того, что один депутат солирует с новостью, как он разглядел пипиську на сторублевой купюре, другая считает айфон орудием педофилов, а третий хочет запретить курить женщинам до 40?

Что изменится в жизни простого русского человека прямо завтра, если жестко запретят кружевные трусы? Тем более что чем нелепее запрет, тем скорее он будет обойден в повседневной жизни.

Что касается ужесточений, соблюдаемых более последовательно (хотя все равно избирательно), то и там проследить непосредственно связь между ними и обывательским существованием трудно, если вообще возможно.

И посему все эти запреты и ужесточения не удостаиваются никакого обывательского внимания. От того, что блогерам-трехтысячникам и носителям двойного гражданства предписано особо регистрироваться, завтра ведь в магазинах не исчезнет водка, пиво, картошка и туалетная бумага? Нет. От того, что в стране проведение оппозиционных митингов на практике поставлено под запрет, а за нарушения введена уголовная ответственность, что всяким «неправильным» НКО перекроют кислород, разве завтра квартплата вырастет в два раза? Опять нет. А раз нет, то нечего на это даже обращать внимание.

К массе запретов и ограничений наш человек привык относиться как к неизбежности дождя летом и снега зимой. Это непременная часть русской жизни. Ее данность.

К части запретов люди привыкли относиться по принципу «Меня это не касается». Тех, кто не курит, не касается запрет на курение. Тех, кто не пользуется интернетом, не волнует, если завтра его отрежут от внешнего мира. Более 80% населения не выезжало за пределы СНГ – их не касаются запреты на выезд для силовиков (пока только для них).

Они не замечают, как такие и подобные им запреты меняют саму атмосферу общественной – и экономической тоже! – жизни, причем в сторону ухудшения. Часть запретов, напротив, встречают одобрение обывателя: запрет гомосексуальной пропаганды, запрет на «экстремизм», на оскорбление чувств верующих и т.д. Нет у обывателя ощущения, что, увлекшись запретительством, власти, начав с гомосексуальной пропаганды и экстремизма и продолжив матом, «романтизацией криминального образа жизни», завтра даже одиночный пикет обманутого дольщика сделают уголовным преступлением, а любую критику начальства приравняют к измене родине.

Репрессии или ограничение прав какой-либо социальной группы или даже соседа по дому не воспринимаются как непосредственная угроза себе лично.

Другие запреты можно привычно обойти или думать, что можно обойти. Пока тебя именно это не коснется. Если пиво нельзя покупать после 21.00, то можно затариться заранее. Если завтра введут пожизненное тюремное заключение за пьяное вождение, то можно надеяться, что тебя это не коснется или что ты именно откупишься.

Чем дурнее и свирепее запрет, тем меньше его примериваешь на себя, такова человеческая психология: «Такое, как с чудиком Удальцовым или по случайному стечению обстоятельств выдернутыми из жизни в тюрьму «болотными» не может произойти со мной лично».

Обывательскому сознанию невозможно уловить косвенную, но верную связь между отдельными проявлениями законодательного и политического мракобесия, между нарастающим ретроградством, воинствующим изоляционизмом, ползучей политической реакцией и теми или иными конкретными событиями и явлениями его повседневной жизни.

Он все еще не может увязать в своей голове особенности, скажем так, нашего политического процесса (административный ресурс на выборах, изощренные методы подавления оппозиции и всякой не санкционированной властями гражданской активности вообще) с тем, как он живет, каким воздухом он дышит, может ли он вылечить своего ребенка и т.д. Однако депутаты, занимающиеся тем, что со стороны выглядит как фантасмагорический запретительный троллинг, никогда не будут расследовать изъятие в бюджет накопительной части пенсий почти 30 млн человек.

Персонаж, считающий, что он точно попал в нынешний политический тренд со своими открытиями по поводу причиндалов Аполлона, не станет всерьез заморачиваться особенностями ценообразования тарифов ЖКХ, ростом цен на лекарства или отсутствием квот на лечение онкобольных детей в государственных клиниках, случившимся аккурат в год триумфа сочинской Олимпиады.

Фактически назначенные на свои «выборные» посты депутаты городской думы не поставят под сомнение целесообразность взимания платы с избирателей за ночную парковку на пустых улицах. Никто в парламенте не поднимет вопрос, почему в российских супермаркетах цены на еду выше, чем в европейских, и какова там составляющая коррупционная, а какова – проистекающая из порочных особенностей нашей внешнеэкономической, таможенной и прочей политики.

На заре постсоветской трансформации некоторые СМИ еще интересовала тема о том, что неэффективные общественные институты – отсутствие независимого суда, контролирующего исполнительную власть парламента, системы выборов, обеспечивающей ротацию руководства на всех уровнях, – непосредственные виновники почти всех обывательских бед, проблем и дополнительных издержек во всех сферах жизни.

Но эти «разговорчики в строю», с одной стороны, были замечены и разными средствами подавлены властями при молчаливом согласии общества, а с другой – так и не привели к установлению в обывательском сознании прямой связи между качеством работы того же парламента и уровнем его жизни, ценами в магазинах, тарифами ЖКХ, бесправием жителей в решении вопросов, непосредственно касающихся их и близлежащих к ним окрестностей.

Совокупность происходящих нынче изменений – мракобесные законопроекты, даже если они не принимаются с ходу, нарастающая самоцензура в искусстве и культуре, антимодернизационный тренд в обществе в целом и в образовании и науке в частности как отражение общего курса на архаику и ретроградство, подавление и самоподавление всякой нестандартной творческой инициативы как противостоящей торжествующему невежеству и клерикализму, отпугивающие своей, мягко говоря, несовременностью и неадекватностью инвесторов и предпринимателей политические заявления и поступки, разрушение сначала мелкого, потом среднего, а потом и вообще всякого частного предпринимательства как недостаточно подконтрольного, «несознательного», «аморального» или «непатриотичного» и т.д. и т.п. – все это в конечном счете ведет не просто к отставанию страны, но к ее деградации.

К разрушению ее конкурентоспособности и обороноспособности, к разрушению инфраструктуры, к упадку медицины и вообще всех отраслей, так или иначе ответственных за состояние «человеческого капитала» (тем более что «капитал» безмолвствует и терпит). Рано или поздно такие процессы по мере перехода количества перемен в качество непосредственно скажутся на самых простых, повседневных вещах. Таких как наличие в магазинах самых необходимых товаров и цен на них. Как тепло- и электроснабжение. Как возможность получить основные услуги и удовлетворить самые необходимые жизненные потребности.

Тогда обыватель, конечно, очнется. Но в совершенно другой стране. Пока же его всячески убаюкивают, напевая во все уши колыбельную: «Спи спокойно, тебя это не касается».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Двадцать лет исканий
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/5674577.shtml

30 сентября 2013, 09:39

«Как же вы нам все надоели» — примерно так можно трактовать результаты опроса Левада-центра на тему возвращения в избирательные бюллетени графы «против всех». За высказались 74% опрошенных. И хотя не все из них будут голосовать именно за этого «кандидата» — многие имеют в виду сам принцип, считая его демократическим. Но реакция на недавнюю инициативу спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко показательна. И отражает она скорее усталость, скажем мягко, от всей нынешней политической тусовки, внутри которой избирателю уже порядком надоело выбирать из двух зол меньшее. Тогда как идеального «рыцаря на белом коне», спасителя отечества и освободителя обывателя от тягот жизни и бремени свободы и выбора, все нет и нет.

Установившейся единой трактовки голосования против всех нет. Разнится и практика в разных демократических государствах. В некоторых европейских странах графа существует, но часто сопряжена с обязательностью самого голосования. А, скажем, во Франции формально графы нет, но есть техническая возможность проголосовать пустым бюллетенем (точнее, опустить в урну пустой конверт). Пустой бюллетень засчитывается как поданный против всех и в Испании. Форма узаконенного протестного голосования есть в Индии, но там надо специально заявить о таком намерении избирательной комиссии. В США, где вообще многие вопросы по формам и способам организации голосования отданы на откуп штатам, графа «никто из перечисленных кандидатов» существует на всех выборах в Неваде и на муниципальных выборах в Массачусетсе. Однако в Неваде она не ведет ни к каким последствиям: если даже большинство проголосуют против всех, то должность займет следующий по числу голосов кандидат. Есть штаты, где фамилию кандидата можно вписать самому. Иногда в разных странах прибегают к такому методу, как смена фамилии, чтобы включить в нее словосочетание «против всех». Но не везде это разрешается (так, в Британии есть прямой запрет).

Россия отменила эту графу в 2006 году. Как тогда говорили — следуя рекомендациям ОБСЕ, а также в целях сделать выбор более осознанным. В то же время тогда многие считали, что вкупе с отменой минимального порога явки это должно сработать в тех конкретных условиях на правящую партию.

Теперь, видимо, кто-то считает, что для правящей партии что-то пошло не так, и графу предлагается отменить.

Скорее всего, идея навеяна результатами выборов в Москве и Екатеринбурге, где Навальный и Ройзман для многих стали «протестными кандидатами». И будь графа «против всех», они, предположительно, не набрали бы столько голосов. В то же время большинство высказавшихся представителей правящей партии относятся к идее пока скептически, не понимая, в какие конкретно последствия это может вылиться.

Впрочем, дело, в конце концов, не в самой графе. Дело в том, что российская избирательная система напоминает некоего непоседливого человека, который не может никак устроиться на одном месте. Ему постоянно что-то мешает: то там чешется, то там зудит или свербит, то одно неловко, то другое. Он вертится как егоза, а комфорта все нет. После каждых выборов производится «подстройка» избирательной системы под текущий политический момент. И трудно отделаться от ощущения, что всякий раз это происходит с целью создать наиболее выгодные условия для партии власти. За таким мельтешением все сложнее усмотреть некие единые незыблемые принципы самой системы, а бесконечная «прыготня» не дает сформироваться прочным избирательным традициями и стабильной практике правоприменения бесконечно меняющихся правил.

Дошло до того, что отдельные новеллы избирательного законодательства воспринимаются как «настройка», направленная уже даже не против оппозиции в целом, а против отдельных представителей этой оппозиции. Так, «криминальный фильтр» многим обывателям кажется придуманным специально и конкретно против Навального. Принятый Мосгордумой накануне выборов мэра закон (аналогичный федеральному) о запрете кандидатам на выборные должности иметь иностранные счета — направленным конкретно на недопущение Прохорова на мэрские выборы и т. д.

Избирательной системе нашей аккурат в эти дни ровно 20 лет: 29 сентября 1993 года Борисом Ельциным был подписан указ о формировании ЦИК и избиркомов в регионах.

С тех пор, кажется, ни одни выборы у нас не проводились по одним и тем же правилам. Что только не менялось.

Многажды менялось законодательство по выборам президента, депутатов законодательной ветви власти и муниципальных органов. Думу мы избирали по смешанной и по пропорциональной системе. Проходной барьер варьировался от 5% с 1993 по 2003 год до 7% в 2007–2011 годах. В 2016 году будет снова 5%. С 1995 по 2011 год число партий, имеющих право участия в федеральных выборах, уменьшалось: в 1995 году их было 273, в 1999-м — 139, в 2003-м — 64, в 2007-м — 15, в 2011-м — семь. Сейчас число зарегистрированных партий снова близится к сотне. Но самое большое число преодолевших 5-процентный барьер было 20 лет назад — восемь партий.

Менялись требования к представляемым подписям избирателей при регистрации кандидатов. Сегодня процесс сбора и проверки подписей доведен, кажется, до иезуитского совершенства. Изменился порядок формирования Совета Федерации. И, возможно, изменится опять, если вернутся к прямым выборам сенаторов. Отменено право на образование избирательных блоков. Но сегодня опять говорят, что, может, и их вернут, а то избиратель запутается в десятках названий партий. Ужесточены требования к организации досрочного голосования и порядку использования открепительных удостоверений. Но хитрый ум фальсификаторов все время придумывает новые проделки. Вроде бы приняты законы о гарантиях равного освещения деятельности парламентских партий на государственных теле-, радиоканалах в период между выборами, но до их эффективного применение еще, мягко говоря, далеко. В то же время запрещена прямая критика конкурентов в ходе избирательной кампании, что трудно воспринимать иначе как абсурд. В общем, всего не перечислишь.

Любой другой демократической стране всех этих перемен хватило бы на два столетия.

В результате сегодня наше избирательное законодательство выглядит вполне прилично с формальной точки зрения. По многим параметрам — к примеру, по учету избирателей — оно чуть ли не самое передовое вообще. Некоторые наши новшества (использование веб-камер на участках) уже перенимают за границей — к примеру, на Украине и в Бразилии. Более того, если взять какие-нибудь примеры неоднозначного применения избирательной практики во вполне демократических странах и попытаться «пересадить» на нашу почву, то выяснится, что с точки зрения формального законодательства, да даже и правоприменительной практики они у нас просто невозможны.

К примеру, недавно прошли в Германии парламентские выборы. Так вот из 67 партий, заявивших о намерении участвовать в выборах, в избирательный бюллетень были включены списки лишь 34. Из 58 непарламентских партий на федеральном уровне и отдельных земель ровно половина — 29 партий — не были допущены к выборам. 12 обжаловали отказ в Конституционном суде, который восстановил на выборах только одну. Досрочно и по почте проголосовали около 25% избирателей. Социологические опросы публиковались в день голосования. В России сегодня, при всех недостатках наших выборов, такое уже просто невозможно. И если бы вдруг случилось в подобных масштабах, то поднялся бы страшный вопль о фальсификациях и нарушениях. Скорее всего — оправданный.

Если сравнивать по формальным признакам, то наша избирательная система выглядит на бумаге также куда совершеннее американской, которую глава ЦИК Владимир Чуров вообще называет «архаичной». Там, скажем, в разных штатах возможно голосование чуть ли не вообще без документов, проценты досрочного голосования — огромны (подчас более половины). Не говоря уже о том, что на федеральных выборах, скажем, президента «вес» голосов избирателей разных штатов отличается в разы.

Однако — вот же удивительно! — тамошний обыватель, и немецкий, и американский, по большей части считает избранных с помощью столь несовершенных избирательных систем политиков легитимными, а выборы — более или менее честными. У нас картина обратная: недоверие к самому институту выборов, неверие в него — чудовищное.

Все дело в том, что избирательную систему невозможно рассматривать отдельно от общего уровня политической культуры, правовых традиций, правоприменения, эффективности судебной системы, влияния общественного мнения и свободной прессы на власть. Скажем, кого у нас посадили (хотя уголовная ответственность есть) за фальсификацию выборов за 20 лет? Никого. Или другой пример. У нас институт наблюдателей и членов избиркомов проработан во всех, казалось бы, мельчайших деталях. Для грамотной подготовки наблюдателя, чтобы продраться сквозь всю казуистику, нужны специальные курсы, с кондачка эту юридическую крепость не возьмешь. А во Франции, скажем, подсчетом голосов на выборах занимаются самые обычные волонтеры. И люди со стороны, все имея те или иные политические пристрастия, считают честно. Без тонн инструкций. Возможно ли это у нас?

Сбор подписей для выдвижения на выборах существует во многих странах, но только у нас он столь чудовищно дискредитирован. Когда даже предъявление в суде живьем самого подписанта не дает оснований этому суду признать его подпись действительной, когда по указке сверху «проверяющие» бракуют тысячи подписей под совершенно иезуитскими предлогами. В США избирательный участок можно, по желанию, организовать хоть в собственной пиццерии — добровольно. И это, как и немыслимые с нашей точки зрения вольности по части многообразия организации голосования, не приводит ни каким массовым фальсификациям. Хотя, скажем, еще несколько десятилетий назад по этой части там творилось примерно то же самое, что у нас сегодня творится в национальных республиках.

Высокий уровень политической культуры, традиций гражданского общества, свободная пресса, сила общественного мнения (которой бывает достаточно для добровольной отставки оскандалившегося политика), получается, сглаживают многие формальные несовершенства избирательного законодательства. В этом смысле демократия, выборы — это всегда диалог. Между теми, кто избирает, и теми, кого избирают. Если его нет — система не работает, зато работает непременный принцип всякой власти (даже самой демократической) — она всегда стремится к абсолюту. И, будучи не ограниченной, не сдерживаемой со стороны общества — к авторитарности.

Спящее, безразличное, аполитичное общество приводит к тому, что даже в рамках очень развитой и проработанной на бумаге избирательной системы возможны массовые фальсификации выборов.

Зрелость общества также является единственной гарантией против прихода к власти очередного популиста, претендующего на звание мессии, избавляющего от всех проблем. Который, придя к власти, быстро становится ее узурпатором. Идеально прописанная на бумаге избирательная система от этого не спасет: как известно, всенародным голосованием вполне честно побеждал даже Гитлер.

Однако власть все время пытается настроить, придумать какой-нибудь очередной «фильтр», страховку от неправильного, как ей кажется, выбора народа, манипулируя ради этого в том числе судебной системой. Последнее является самой вредоносной «забавой» с точки зрения долгосрочных интересов самого государства. И, вместо того чтобы дать вызревать гражданскому обществу — расширяя права местного самоуправления, позволяя работать всевозможным НКО, гарантируя свободу слова и собраний, а не шугаясь опасливо даже одиночных пикетов, выдавливая из общественного пространства всякую инициативу, нестандартное поведение и прочее, у нас постоянно переписывают избирательное законодательство.

А надо всего лишь просто гарантировать его беспристрастное соблюдение. И это было бы как раз тем самым постоянством, которое и становится основой прочных и здоровых традиций.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
50

O том, способен ли был Советский Союз пережить август 91-го
 

Революция, которой не было
http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/6179497.shtml
18 августа 2014, 08:32

А может, надо было, чтобы в августе 1991 года путчисты победили? В этом не было ничего невозможного. В конце концов, несмотря на все объективные законы истории, роль личностей и случайностей такова, что они способны в ключевые моменты повлиять на ход событий. Внести коррективы – лет на 5, 10, 50. Каковой срок, с точки зрения истории, лишь мгновение.

Крах СССР не был «выстрадан» народом. Он свалился ему на голову как нечаянный подарок заигравшихся в свои интриги правящих господ-товарищей.

Никаких таких конкретных перемен (не абстрактных, воспетых в песне Цоя, а программно оформленных) никто ведь не возжелал. Вышло все во многом как оплошность. «Подзалетели» на демократию, так сказать. Ну и от безграмотности, от неумения просчитывать ходы развития страны наперед. Возможно, «совок» как образ жизни в глазах общества еще не до конца исчерпал себя и именно поэтому сейчас лезет из всех щелей обратно.

Мы привыкли рассматривать события августа 91-го года как «коренной перелом». Мол, была большая страна и развалилась. «Слиняла за три дня», как написал классик про Россию 1917 года. А она на самом деле никуда не линяла. Конечно, впечатляет и дезориентирует в оценках потеря территорий – 14 «республик свободных», что «сплотила навеки великая Русь».

Однако если абстрагироваться от территориального фактора (в конце концов, такие потери сопоставимы, учитывая размеры страны, с потерями Русского царства Ивана Грозного поры Ливонской войны), то растянутый во времени «переворот» августа — декабря 1991 года вполне можно сравнить и с дворцовыми переворотами века XVIII, и с пересменками императоров уже в более позднее время.

По прошествии уже почти четверти века с того времени стало видно, что преемственности между нынешним государством и советским – куда больше, чем виделось тем, кто вышел на «русский Майдан» 19 августа 1991 года. Как было куда больше преемственности, чем нас учили в школе, между Российской империей и СССР.

Сегодня системных и сущностных изменений на поверку оказалось немногим больше, нежели принес с собой Александр Второй после духоты последнего десятилетия правления Николая Первого. Александр освободил крестьян, учредил земства, провозгласил всякие вольности. Именно вольности, а не свободы. Свобода – это то, что нам непривычнее, нежели дарованные вольности.

Ельцин «разрешил» рыночную экономику (отчасти она и в советское время просуществовала в ограниченном виде в годы НЭПа), ввел многопартийность и как бы альтернативные выборы (в Манифесте 17 октября 1905 года примерно то же сделал в годы первой русской революции Николай Второй).

Однако по прошествии исторически короткого времени матрица русской государственности неумолимо взяла свое.

Резкий всплеск словно затянулся спасительной болотной тиной стабилизации. Выборы в сущности своей, несмотря на демократически идеально прописанные законы о них, приблизились к тому, что являли собой в годы существования «нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Парламент по сути мало чем отличается от Верховного Совета с доярками, комбайнерами и отдельными академиками-интеллигентами. Рыночная экономика все последние годы неуклонно эволюционировала к своему исторически привычному пресмыканию купца-коммерсанта перед всемогущим государством, которому можно все, а особенно можно плевать на всякие нормы контрактного права. Заводы, фабрики, земля и прочие бизнесы как бы даны в кормление.

Захочет властитель (любого уровня) и его опричники отобрать – отберут. Разве что в острог не бросят, а дадут (хотя не всегда) милостиво сбежать в абстрактный Лондон. Дорожку ту еще «олигарх» Курбский проложил.

Сущность государства, характер его отношений с подданными, по сути своей, изменился, как выясняется, не настолько уж кардинально, чтобы говорить, что в 1991 году у нас произошла именно революция. Разумеется, смягчение нравов налицо.

Россия сейчас, что бы там ни говорили про режим, пребывает в состоянии наивысшей вольности, пожалуй, за все время своего существования.

И это результат долговременной эволюции, диктуемой и изменением технологий, и информационной средой, и переменами во внешнем мире, от которого отгородиться все труднее, хотя имманентное русскому государству свойство строить из себя «осажденную крепость» неизменно с нами пребывает.

Меняется человеческий материал – эти «винтики» государства – под воздействием технологий, условий быта, внешнего мира. И с ними, с винтиками, надо обращаться чуть иначе. Не пороть на конюшне и не на кол сажать, а дать подданным вай-фай и даже велодорожки. В конце концов, и в Европе нынче ведьм не жгут уже лет как двести, разрешили разводы и даже однополые браки. То есть в этом смысле мы – всего лишь в общемировом тренде цивилизации, только чуток запаздываем.

Этому тренду в какой-то мере и брежневское политбюро следовало бы, если бы вдруг обернулось вечным.

Привычка видеть в драматических политических переменах чуть ли не всякий раз революцию привито нам материалистической марксистской методологией. Сам факт появления частной собственности (которая в России всегда была условна, как данная милостью государевой, но не бесстрастным законом, что в петровские времена, что в нынешние) выдается за «смену исторических формаций».

Однако выясняется, что не менее, а может, даже и более важную роль теперь играет состояние общей культуры общества, образовательный уровень, исторические, религиозные, бытовые традиции. И под воздействием всех этих «гуманитарных» факторов матрица неизменно берет свое.

Личность – ничто, государство – все, горизонтальная солидарность во имя отстаивания прав личности – суть опасное бунтовщичество, она же ересь.

Правила эволюции такой общественной системы существенно отличаются от стран, принадлежащих к так называемой западной цивилизации. У нас роль формальных, в свое время скопированных с Запада, но никогда не работавших так, как они работают там, институтов – принижена. Все эти парламенты, партии, НКО не имеют в общественной, веками формируемой матрице никакой особо укорененной традициями (скажем, традициями приходской жизни, из которой выросли западные аналогичные структуры) роли. Как бы висят в воздухе.

Подспудные силы эволюции — во многом иные, основанные на почти не улавливаемых политологией и социологией импульсах народной души. И бывает так, что вроде вчера еще ничего не предвещало перемен, но висящие в воздухе то ли духота, то ли томление духа, возжелавшего вдруг движения, то ли нежелание жить по-старому как бы сами собой толкают вечно оторванные от низовой жизни, не чувствующие и не понимающие ее элиты дергаться, суетиться, искать каких-то то ли реформ, то ли послаблений, то ли, наоборот, репрессий или приключений очередной маленькой победоносной войны.
Павел Демидов о том, на какие принципы ориентируется наша международная политика
Ни расчета, ни романтики

В недавно опубликованном в «Газете.Ru» материале Федор Лукьянов проанализировал российскую внешнюю политику, противопоставляя... →

Чувство, что «что-то идет не так», — почти иррационально в русской политике, но притом неизменно потенциально мощное по своему воздействию. Оно может скрываться за восторженно-лизоблюдскими славословиями в адрес власти.

И чем они восторженнее, тем ей становится парадоксальным образом тревожнее.

И даже не потому, что снизу взойдет пугачевщина, а государя вдарят табакеркой в висок. Не так уж страшна эта пугачевщина, не так смелы кухонные фрондеры, хотя именно смуты, она же «оранжевая революция», почему-то верхи всегда и боятся. Решающую роль, как правило, играет внешний вызов. Крымская война (извините за выражение), русско-японская или же неразумно начатая Первая мировая. Внешним вызовом может стать также осознание собственного технологического отставания.

Казалось, только хитрому Сталину удалось обмануть историю. И не зря он на одном из послевоенных приемов поднял тост за долготерпение русского народа. Но обмануть историю удалось ненадолго. Лишь на сорок с небольшим лет. И именно внешний вызов, сформированный по итогам Второй мировой войны в виде «холодной войны» и соревнования двух разных систем, в конце концов не нашел адекватного ответа. Который, по сути, мог быть только один – в форме модернизации страны, ее экономики и ее общественных технологий. В сущности, он и сейчас никуда не делся. Тот же вызов. Уже ясно ведь, что процессы, начатые в 1991 году, адекватным ответом на него не стали.

«Что-то» по-прежнему идет не так.

Можно ли было спасти Советский Союз? Конечно. Но не 19 августа 1991 года, хотя в случае победы путчистов он мог просуществовать еще даже не одно десятилетие. Но, по большому счету, точка невозврата была пройдена, думаю, годах в 70-х. Когда вроде все было так хорошо и покойно. Однако верхи в очередной раз упустили некие трудноуловимые движения в глубине общественной жизни, которые означали, на самом деле, кризис и гниение. Ложь съедала растущее благосостояние. А так уж у нас устроено, что можно долго жить в условиях жесточайших кровавых репрессий, но не в такой гнилой и все развращающей лжи.

Сегодня государство и нация ищут новые смыслы, новую Русскую Правду в Крыму и Новороссии. Возможно, она где-то в тех местах и прячется, способная обернуться вдруг новой великой Идеей, без которой моральному большинству так сиротливо. Хотя многим ее активным соискателям она, эта новая Правда, будет крайне неприятна и даже убийственна. Но возможно и так, что ее и нет там вовсе и искать надо совсем в другом месте. И совсем другими методами.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Слив и перезапуск Новороссии
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7795553.shtml

О войнах за национальную гордость и их цене

Политолог
05 октября 2015, 08:44
Во время парижской встречи «нормандской четверки» все прошло легче, чем в феврале: 14 часов не сидели. Картина обрела новые краски, в том числе эмоциональные: буквально размена Украины на Сирию не случилось, а вот ставки в большой игре (если это еще можно называть игрой) России и Запада повысились.

За спиной Путина были Су-24, Су-25 и Су-34, наносящие удары в Сирии. А современный мир, хотя и ушел далеко от нравов Священного союза, циничен:
Кажется, и двусторонние встречи Путина с Олландом и Меркель прошли в ином психологическом ключе. Шок и «разочарование» от резких действий Москвы на Украине сменились деловым настроем вырабатывать решения в условиях новой конфронтационной реальности. В конце концов в мире почти нет политиков, с которыми вообще не разговаривают.

Российский президент вел себя в Париже иначе, чем в Минске в феврале. Уехал из Елисейского дворца без общения с прессой. Возможно, Украина ему уже наскучила эмоционально: там, мол, уже примерно все ясно для него. На первое место вышла Сирия.

Вступив в войну в Сирии, Москва применила тот же психологический прием, как не раз на Украине: пошла на повышение ставок, заставляя партнеров задаваться тревожными вопросами, что же там в головах у «кремлевских мечтателей» и каков будет следующий фортель? Теперь на столе лежит еще больше фишек — не только украинские, но и сирийские. Первый кризис далек от разрешения, второй грозит обострением.

Однако для Путина такая ситуация кажется привычной, он не раз показывал себя хорошим тактиком.

Произошел ли в Париже окончательный «слив Новороссии» и каковы предварительные итоги данного проекта? В том виде, в котором он грезился кому-то весной 2014-го, он не состоялся. Новороссия не раскинулась от Одессы до Крыма, Украина не развалилась на части, а «бандеровская хунта» оказалась неожиданно для многих в России живучей. Ее «главарю», оказывается, даже можно жать руку.

Кстати, и ожидания, что, мол, теперь вражда украинского и русского народов — это надолго, тоже могут оказаться преувеличенными. Постсоветский обыватель не столь трепетен, как рисуют политики. И то, что Киев лезет на рожон, вводя антироссийские санкции жестче западных (типа разрыва воздушного сообщения или теперь уже и железнодорожного), для него же очень большая ошибка. Внизу-то такой ненависти нет, зато возникают большие неудобства. Правда, и специфика украинской демократии такова, что общий бардак и перманентное состояние полуразвала придает всей системе известную гибкость. Она трещит, но не ломается, в том числе потому, что не «вертикаль». И даже зловещий запрещенный в РФ «Правый сектор», которым чуть ли не детей пугали у нас, куда-то рассосался.

Почти мгновенно Украина ушла с наших телеэкранов в своей еще недавно драматическо-истерической подаче. И никакой ломки от этого в обществе не возникло.

Накопилась усталость от «бандеровских мотивов». И неправы в своих ожиданиях ура-патриоты, что, мол, «слив Новороссии» вызовет массовое разочарование, в том числе во власти. Как говорится, по барабану. И не только это.

При этом ряд целей Москвы на Украине если еще не достигнут, то достижим. В этом смысле проект «Новороссия» как раз частично удался. Отдельный вопрос — о цене. Но он относит нас к 2013 году, когда и Западу, и Москве надо было не увлекаться игрой в перетягивание каната на Украине, а договориться на троих об условиях ее ассоциации с ЕС. Но никто тогда этот прикуп, его непомерную цену не знал, а мы вообще были всей душой в Сочи.

Донбасс, судя по всему, останется надолго рычагом давления Москвы на киевскую власть. Даже если первой придется пойти на уступки по дате и той самой «модальности» местных выборов на Украине и в ЛДНР. В Париже больше ясности по части всего политического блока «минского процесса» не стало. Несмотря на заявления России и Германии о якобы достигнутых на сей счет договоренностях, пока не верится, например, что Киев пойдет на полную амнистию лидеров самопровозглашенных республик.

Проведение выборов на Украине, включая Донбасс, в этом году на основании украинских законов (к чему теперь привязано вступление в силу закона об особом статусе Донбасса) и по согласованию с представителями юго-востока технически неосуществимо. Этого не позволят сами украинские законы, задающие определенные темпы принятия и претворения в жизнь решений по этой части. Так что канцлер Меркель, ссылаясь на эти законы, не очень себе представляла деталей. А Петр Алексеевич Порошенко, соглашаясь на какие-то условия, в очередной раз, видимо, в типичной национальной манере схитрил, чтобы потом как-то реализовать такую хитрость неожиданным для партнеров образом.

Но всем комфортно было показать в Париже, что они договорились там о чем-то.

Выполнение минских соглашений придется переносить на следующий год. Дедлайн был 31 декабря, включая передачу Киеву контроля за границей с Россией в Донбассе. Президент Франции допустил возможность продления «минского процесса».

Но это произойдет уже в увязке с Сирией: если там отношения Москвы с Западом обострятся, то это аукнется на Украине.

В этом смысле не размен, но увязка «удалась».

Европа не только мысленно уже смирилась с уходом Крыма от Украины (будет долго висеть в воздухе недоговоренность на эту тему), но и де-факто признает «особый статус Донбасса» вне зависимости от юридического оформления. И это все будет, безусловно, подано Кремлем как победа, даже если юридического признания российского Крыма не произойдет еще десятилетия.

Хотя ни в одной западной столице это сегодня открыто не признают, вопрос вступления Украины в НАТО отложен надолго. И это тоже можно считать частичным успехом «проекта Новороссия» (если воспринимать расширение НАТО как непосредственную угрозу России). В этом смысле подтвердился еще один принцип современной международной политики, тоже из области психологии:
Самых «отмороженных» типа северокорейского вождя, может, на всякие саммиты и не зовут, но уж связываться точно лишний раз не станут. По вопросу вступления Украины в НАТО с Россией «лишний раз» связываться не станут долго.

Если только экономическое положение в стране в условиях, когда внешняя повестка, где «мы за ценой не постоим», по-прежнему вытесняет внутреннюю, не ухудшится до столь катастрофического уровня, что потребуется, скажем, помощь извне. Которую, разумеется, обусловят политически. Но пока до этого далеко. Инерция у нас большая, терпение народа — еще больше. Пример (в этом смысле она нам тоже «родная») Украины показывает: экономика таких стран может падать почти бесконечно, но все равно до конца не упадет.

Тут можно, отвлекшись от геополитики, вспомнить о людях. Обсуждали ли в Париже, кто, как и на какие деньги будет восстанавливать разрушенную инфраструктуру Донбасса? Кто обустроит возвращающихся домой сотни тысяч беженцев, их только в России оказалось более 600 тыс. — больше, чем в стонущей от «нашествия» Европе, в три с половиной раза более многолюдной. А встретят ли этих беженцев приветственными демонстрациями сограждане уцелевшей и по-прежнему унитарной страны?

Во всей заваривающейся густой геополитической каше мир, кажется, окончательно утратил понимание об универсальных ценностях.

Те же беженцы из Донбасса в Россию не ровня, получается, несчастным беженцам из Сирии в Европу. В Европе сотни тысяч пришлых — чуть ли не гуманитарная катастрофа в подаче масс-медиа, аналогичное нашествие в Россию не стоит даже жалкого сюжета, даже в трактовке «это Путин виноват».

Ополченцы Донбасса в Киеве и на Западе подаются как бандиты, а среди оттенков черного в виде осколков «Аль-Каиды» (запрещена в РФ) в Сирии хотят усмотреть «умеренную оппозицию». Намерение устроить русский мир на востоке Украины — преступление, а намерение очередного «умеренного», финансируемого Эр-Риядом «исламского фронта» построить вместо светской Сирии исламское государство — это «установление демократии» супротив сатрапа-офтальмолога Асада.

Курдам в Ираке можно де-факто предоставить широкую автономию на грани независимости, русским в Донбассе — нет. Запрещенному в России и везде ИГИЛ — тоже нельзя, хотя ни в одном международном документе не написано, что мракобесам нельзя иметь права на самоопределение. Свергать Януковича можно, Порошенко — нельзя, Асада — опять можно. Соответственно, из Москвы (кроме ИГИЛ) все видится ровно наоборот.

Россияне свою цену за украинский конфликт платят. Наша экономика падает не только от низких цен на нефть, но и от растущей экономической изоляции страны на фоне паралича воли что-либо менять в экономике у правительства. Платят люди вообще за подмену внутренней повестки внешней. Пассионарность во внешней политике на фоне «годить и ждать отскока цен на нефть» во внутренней. Но такому выбору нет массового противления. Радость от транслируемых по ТВ очередных славных военных побед скрасит горечь утраты части семейного благосостояния. Нам к такому не привыкать. Как поется, «жила бы страна родная».

Кто-то из «пятиколонников», может, ввернет в этом месте про гробы, в которых, мол, станут возвращаться домой наши солдаты. Но и гробы опечалят лишь семьи погибших. Так всегда было, притом не только в нашей стране, когда большинство населения воспринимает внешнеполитические деяния правильными. А сирийская кампания пока воспринимается очень многими именно так. В конце концов сколько можно сдавать союзников, какими бы сукиными детьми они ни были. В этом смысле «проект Новороссия» вовсе не слит, а, зафиксировав ограниченные успехи на одном направлении, перезапущен (у нас свой Reset) на другом и называется теперь «Новоcирией».

Цели те же: мы воюем за собственную национальную гордость. Как мы ее понимаем. Олицетворенную в одном человеке, который, что бы ни делал, остается непререкаемым и безальтернативным авторитетом для абсолютного большинства населения страны.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Мечта «совка»
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7815905.shtml
О том, способен ли постсоветский человек стать свободным

Политолог
12 октября 2015, 08:41

«Люди разочарованы в тех 20 годах, которые прошли после развала Советского Союза. Это мы, элита, хотели «перестройки», а народ молчал. А сейчас, когда Путин заговорил на их языке, оказалось, что вместо будущего люди выбирают прошлое. И это самое страшное открытие последних лет. Конечно, русское телевидение развращает... Но дело не только в этом, а в том, что народ хочет это слышать. Мы можем говорить сегодня о коллективном Путине, потому что Путин в каждом русском сидит... Красная империя ушла, а человек остался».

Или: «Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо. Человеческая жизнь для него ничего не стоит, и понятие о великости не в том, что человек должен жить хорошо, а в том, что государство должно быть большое и нашпигованное ракетами».

Если упрощенно, то именно за это Светлане Алексиевич дали Нобелевскую премию по литературе.

Эта премия почти всегда имеет политический контекст. А когда речь о писателе русского мира, то таковой выходит на первый план. Так было со всеми нашими, кто получал Нобелевскую: присуждение ее всегда оказывалось в общественно-политическом смысле именно что своевременным. Так было с Буниным (1933), когда уже стало ясно, что «Окаянные дни» (книга была издана в 1925-м, хотя впервые на Нобелевскую Бунина выдвинули еще в 1922-м) станут для страны «окаянным веком». Так было с Пастернаком (1958). Словно чтобы показать всю ограниченность «хрущевской оттепели». И даже лауреат Шолохов (1965) с его довоенным «Тихим Доном» оказался своевременен — «оттепель» закончилась, а сам советский строй казался в то короткое историческое мгновение вполне здоровым и энергичным, как Григорий Мелехов накануне своих драматических метаний.

Лауреат Солженицын (1970) пришелся на время, когда ключевым словом, определявшим болезнь советского режима, становилось слово «несвобода». Летописец ГУЛАГа точно ухватил, откуда растут парализующие развитие страны корни. И наконец, Иосиф Бродский (1987) был удостоен премии уже в эмиграции, когда почудилось в воздухе, что эта несвобода советский режим и похоронит. Не свобода, заметим, а именно несвобода.

Алексиевич при всей несопоставимости, на мой взгляд, масштабов ее творчества, хотя и пронзительного, с предшественниками-лауреатами продолжает исследовать эту несвободу, характеризующую в большой степени homo postsoveticus, родного дитя-сироту homo soveticus.

Она бродит по руинам и помойкам сгинувшей империи, пристально рассматривая тлен и мусор, ковыряясь голыми руками и без респиратора в смердящей грязи человеческой, пытаясь ответить на вопрос, когда и почему человек перестает быть человеком.

Но экстраполировав череду запротоколированных ею людских драм и падений на уровень общества в целом, констатирует, собственно, то, что давно замечено социологами.

«Пришло возрождение компартии в каком-то варианте... Опять достали с антресолей то, что поношено». «Перестройку сделала маленькая часть общества. Это была революция сверху. Основная масса людей просто не ожидала и не понимала, что проснется в другой стране... И люди были к этому абсолютно не готовы... Все кричали о свободе — а свободного человека нигде не было... И никто не смог сделать «новый мир» не лозунгом, а процессом: медленным повседневным движением. Ведь свобода — черный труд изо дня в день».

А что тут, собственно, нового, если говорить о взглядах, присущих определенной части либерального спектра? Ну, разве что упаковка в удобную для потребления общеевропейским читателем форму.

Ну, оставим лауреата литературным критикам, либеральным поклонникам и патриотическим презрительным порицателям. Как быть с самими тезисами? А был ли иной-то путь?

При котором, скажем, Александр Солженицын, всколыхнувший было общество своими — нет, не апрельскими (в сентябре 1990 года брошюра беспрецедентно даже для тех времен многомиллионным тиражом была издана, вы будете удивлены, «Комсомольской правдой») — тезисами «Как нам обустроить Россию», стал бы нашим Вацлавом Гавелом. Но, проехавшись с триумфом по стране, бывший вермонтский отшельник не стал пытаться конвертировать свой философский авторитет в политический, а замер в восхищении перед практикующим знатоком человеческих душ homo soveticus по имени Путин. Да и не смог бы.

Почему то, что сработало для других стран, не сработало для нас, про которых говорили, что мы такие начитанные и духовные?

В восточноевропейских странах ведь именно интеллектуалы сыграли важную роль в постсоциалистическом транзите, притом что уровень конформизма их представителей при социализме был не меньше, чем советской интеллигенции.

Конечно, страна была не готова достойно распорядиться подаренной свободой. Притом подаренной нечаянно, по недосмотру — замшелой советской номенклатурой, запутавшейся в маразматических бреднях о «социализме с человеческим лицом», дремучих представлениях о мире и внутренних интригах.

А как ее, страну, надо было готовить? Какими силами? Читать лекции о рыночных реформах и электоральной демократии в университетах марксизма-ленинизма? Или же «подготовка» должна была состоять в том, чтобы весь советский строй рухнул и ввергся бы в пучину гражданской войны? И там что, родился бы новый свободный человек? Или единственным вариантом была бы некая форма «оккупации страны», скажем, под «План Маршалла 2.0»? Но мы слишком велики и сильны — вне зависимости от состояния экономики и даже армии в конкретный исторический момент — для таких экспериментов. Даже татаро-монголы в конце концов обломались, хотя и успели скорректировать наш общественно-генетический код.

Тут мы и подступаем к спору Солженицына и Шаламова. Первый считал, что лагерная жизнь очищает, делает человека лучше. Второй — что лагерь развращает и палача, и жертву: оба превращаются в носителей развращенного сознания. Я тоже думаю, что прав как раз Шаламов. И по-своему жаль, что носитель такого представления о «человеческом материале» так и не добрался до вершин нынешней власти, чтобы попытаться перековать такую «народную философию» в нечто более адекватное современности. Разве что некто Дубовицкий отвлекся на циничный политический конструктивизм в духе «Околоноля», но было уже поздно.

Это, может, раньше достоевщина могла сработать. Но только почему-то нигде практического подтверждения правоты воззрений Федора Михайловича увидеть не довелось. Может, и слава богу. А большевики, помнится, Достоевского не очень чтили. Нынешние же «эффективные менеджеры», думаю, вообще таким чтением не заморачиваются и по-своему правы — лишняя рефлексия нам сейчас ни к чему, и так все уже достаточно деградировало.

А может, путь к «свободе» лежит вовсе не через «подготовку» путем тщательного фильтрования ТВ-контент-базара, а через банальную пиночетовщину?

И тогда, вспоминая так не вовремя убиенного Столыпина, 20 лет покоя создали бы страну, которую не узнать. Но в этом случае даже критики нынешнего режима по части соблюдения свобод должны, признав его явную «недопиночетовщину» и «недофранкизм», вскричать, что надобно «больше порядка». И не толкать под руку. Потому как «20 лет покоя», может, только начинаются. Хотя далеко не факт: внешняя повестка в который раз в истории страны диктует внутреннюю. Первая не то чтобы навязана, чтобы «отвлечь от внутренних проблем», а существует объективно, помимо нашей воли. К тому же мы расположились далеко не в самом комфортном месте земного шара.

Лозунг свободы при этом сам по себе давно уже не принято почему-то подвергать сомнению. Свобода априори считается лучше, чем несвобода. Говорят, развивать современные технологии несвободный человек не может. А они ему нужны? Говорят, что в условиях несвободы падает качество госуправления, ибо всякая бесконтрольная власть наглеет.

Но мы так жили веками. И так нам по-своему покойнее. Меньше знаешь — крепче спишь.

А может, мы верим, что именно нам, homo postsoveticus, доверена историческая миссия открыть такие нормы взаимодействия общества и власти (то ли прогрессивный авторитаризм, то ли неототалитаризм), которые откроют возможности бесконфликтного (в смысле — без заморочек), в том числе с самими собою, существования, которые и не снились нашим «прогрессивным» соседям, живущим по канонам так называемой развитой демократии? Тем более что
неототалитаризм, положенный на новую технологическую основу (сами не изобретем, так купим), может оказаться во многом эффективнее демократии.

Надежнее, безопаснее и проще. Как палка.

Демократия ведь, как ни крути, находится в состоянии кризиса. Как в кризисе находится (и в этом плане присуждение Нобелевской премии писателю — фиксатору его тоже своевременно) и русский мир. Не как лозунг Новороссии, а как цивилизационное явление в тех формах, в каких оно прирастало государственностью (этой вечно кем-то осажденной крепостью), территорией (которая не стала фронтиром, а лишь отодвигались стены крепости) и культурой — на удивление, почему-то европейской — на протяжении последнего тысячелетия.

Возможно, очередной пишущий на русском нобелевский лауреат лет через 10–20 или 50 зафиксирует, найдет тот самый спасительный выход с руин и помойки сгинувшей империи в новое светлое процветание, нащупав спасительную внутреннюю гармонию, тот самый лад самих нас с собою.

То, что ведает нам про нас Алексиевич — что мы «совки убогие», — мы и сами в душе про себя знаем. Но дайте ж нам наконец очистительную мечту!

Куда теперь-то мчится — и куда должна бы — птица-тройка Русь? Не дает ведь никто ответа.

Но неужели будущему русскому лауреату «Нобеля» удастся при этом нарушить ту железную закономерность, согласно которой все великие, да и просто выдающиеся русские писатели творили свои произведения не в согласии с властью, а вопреки ей? Иногда даже находясь в остром с ней политическом конфликте.

Если все же не удастся (я вот не верю), значит, кодовое слово — «власть», а не «свобода»? Тогда с кем что не так — с нею или все же с нами?

Ответ «каждый народ заслуживает ту власть, которую имеет» банально правилен, но ввиду особой сложности нашего случая не может считаться исчерпывающим.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Нас подружит война
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7881983.shtml
О том, как могут развиваться наши отношения с Западом после трагедии с А321

Политолог
09 ноября 2015, 08:48

Через неделю после авиакатастрофы над Синаем версия теракта стала основной и привела к решению прекратить авиасообщение с Египтом и эвакуации десятков тысяч наших туристов. Без багажа, как делают англичане. Хотя никакой теракт все равно не дезавуирует всего, что было написано в последние дни про состояние чартеров, старых лизинговых самолетов, мелких компаний и системы управления гражданской авиацией в целом. Последнее особенно актуально на фоне и продолжающегося подковерного скандала вокруг «Трансаэро» и в связи со спорным назначением Сердюкова. А версия теракта вновь актуализирует тему безопасности не только технической, но и контртеррористической.

Возникают подозрения, что никаких мер повышенной безопасности после начала бомбардировок в Сирии не приняли. Иначе как объяснить, что только теперь спецслужбы России и Египта договорились о таких совместных мерах в аэропортах, а наши специалисты отправились проводить аудит в египетских аэропортах на предмет работы систем безопасности. Отчасти нас, может, извиняет, что таких мер не приняли и другие европейские страны, чьи граждане — частые гости на египетских курортах. Но ведь и погиб-то наш самолет, а не их, а если бы погиб их, то аналогичные вопросы уже задавались бы правительствам соответствующих стран.

Подтверждение версии о теракте может иметь более масштабные последствия для внутренней и внешней политики России, нежели туристический «исход из Египта». К примеру, трагедия в Беслане в свое время «неожиданно» привела к отмене губернаторских выборов и «заморозкам» на ряде других направлений.

Нынешняя станет не только очередной вехой на пути нашего вползания в войну с терроризмом на Ближнем Востоке (и не только), но и будет стимулировать поиск таких форм взаимодействия с внешним миром, которые одних заставят говорить об изоляции страны по отношению к враждебному внешнему окружению, а других о том, что нынешнее состояние отношений России с Западом — это путь в тупик, притом опасный.

Между этими крайностями — изоляцией, напоминающей советскую, и сотрудничеством с Западом по жизненно важным проблемам (число которых в глобализирующемся мире лишь множится) — и предстоит найти баланс. Который отразится на внутренней жизни и экономике: либо дальнейшее сползание к «мобилизационной модели» при очевидной неспособности созданной системы госуправления такую модель менеджировать, либо раскрепощение сил экономического роста, требующих все же той или иной степени открытости, свобод, хотя мало кто верит в способность созданной системы госуправления к такой открытости в принципе.

Непростая, в общем, возникла задачка.

Трагедия с нашим самолетом еще раз заставила вспомнить об очевидном: борьба с международным терроризмом требует гораздо более тесного и, главное, искреннего сотрудничества между Россией и Западом.

Путин принял решение о прекращении авиасообщения с Египтом после разговора с британским премьером Кэмероном. Очевидно, тот привел аргументы, которые побудили действовать так же, как многие другие европейские страны. Видимо, Кэмерон в разговоре с Путиным сослался на данные перехвата телефонных и прочих коммуникаций: якобы террористы ИГИЛ (запрещенная в России организация) обсуждали детали теракта. Речь могла идти о результатах работы секретного центра слежения GCHQ (Government Communications Headquarters, британский аналог американского АНБ), расположенного в Маунт Трудос на Кипре. По свидетельству Эдварда Сноудена, перед GCHQ еще в 2009 году была поставлена задача (хотя официального разрешения на такого масштаба прослушки эта организация не получала) следить за «каждым видимым пользователем интернета», включая все посещаемые сайты и установление его «пользовательского профиля».

И уже в 2012 году таким образом обрабатывалось 50 млрд записей метаданных. В сутки! В нынешнем году объем должен возрасти до 100 млрд.

Вряд ли британские спецслужбы знали заранее о дате и цели теракта, чтобы вовремя упредить российских коллег. Однако нельзя отрицать, что сотрудничество российских и западных (прежде всего, американских и британских) спецслужб в борьбе с терроризмом и раньше оставляло желать лучшего, а теперь оно вовсе прекращено из-за событий на Украине.

Станет ли оно более конструктивным, в частности ради борьбы с ИГИЛ, или эпизод «ограниченной откровенности» в связи с катастрофой А321 так и останется мимолетным порывом бывшего партнера по «восьмерке»? Тот же вопрос можно задать и о контактах с американцами. Российские спецслужбы попросили ФБР помочь в расследовании авиакатастрофы для определения возможных взрывных устройств и вроде получили согласие.

Таким образом, российское военное вмешательство в Сирии, возможно, действительно ведет к формированию новой, «постукраинской» повестки отношений Москвы и Запада.

Хотя вряд ли мы имели в виду, что в ней окажутся столь трагические пункты, как крупнейшая авиакатастрофа в истории российской гражданской авиации.

Объективно антитерроризм, конечно, может стать основой для конструктивного взаимодействия. Хотя на дворе уже ситуация, напоминающая «холодную войну», история все равно не повторится в тех формах, к каким привыкли после Второй мировой. Никто не захочет пересматривать одно и то же «кино» дважды, когда Россия и Америка выступали косвенными противниками чуть ли во всех уголках земли. Да и расклад сил не тот.

Однако само по себе сотрудничество даже на почве очевидного антитерроризма не сложится вне контекста отношений по более широкому кругу проблем. Где, с одной стороны, Западу предстоит определиться, сколь «терпим» и почему для него режим Владимира Путина, а нам, с другой стороны, стоило бы отойти от заполошного антизападничества, сколь бы «морально неприемлемыми» нам ни казались их ценности. Очевидно, что обеим сторонам пройти даже свою часть пути навстречу друг другу будет весьма непросто. Однако без этого никакого «совместного антитерроризма» не получится.

Во внутренней российской жизни нарастание внешних угроз — так уж повелось исторически — никогда не проходило без серьезных перемен внутри страны.

Мотив «как страшно вокруг», ежедневно подогреваемый не только телевизором, но и реальными событиями, еще более усиливает предпосылки для окончательного размена внутренней свободы на если не саму безопасность, то на чувство безопасности (о нем нам тоже расскажут по телевизору). «Заграница» как явление предстает в глазах обывателя все более опасным и враждебным миром, от которого защитить — закрыть, да — может только Родина-мать, она же царь-батюшка-отец-родной.

В такой атмосфере (в том числе страха) могут пройти и будут приняты запуганным обывателем все новые ограничения. На общение с заграницей во всех формах. На неприятие чего-либо нового, априори опасного или вредного, поскольку позаимствованного извне. Мы и так в массе своей исходили из того, что любые инновации на русской почве в исполнении русского чиновничества — зло, а теперь и подавно, ведь они все есть порочное «заимствование оттуда». А нам такого не надобно — лишь бы не было войны, будем жить, как жили.

Еще более возрастет — и тотчас будет на это дан с готовностью ответ, как всегда, с перебором — запрос на дальнейшее огосударствление и укрупнение. Для начала тех же авиакомпаний под предлогом повышения безопасности. Импортозамещение от пустой кампанейщины перейдет в стадию паранойи, которую надо претворять в жизнь вне зависимости от цены вопроса.

Инакомыслие еще сильнее станет восприниматься обывательским большинством как проявление «предательства национальных интересов в трудное для страны время». А «открытость информации» будет приравнена к разглашению гостайны даже там, где тайн и в помине нет.

Упадет спрос — и предложение — на перемены: сейчас не время «заниматься опасными экспериментами», надо «продержаться», «выстоять».

Главный же парадокс наступающих времен будет состоять в том, что «продержаться и выстоять» (прежде всего, экономически и технологически) в условиях нарастания изоляционизма, который в российских условиях традиционно оборачивается антизападничеством, будет все сложнее без широкого взаимодействия с тем же Западом. И не только по темам терактов. Хотя бы по причинам нарастающего технологического отставания.

Как и когда будет найден новый баланс (он не будет тождественен тому, что существовал в годы первой «холодной войны»), сказать трудно. И будет ли он найден вообще. Однако время для его поиска стремительно уходит, и у Москвы пока нет на сей счет более конкретного ответа, чем еще большее повышение ставок в игре, начатой вокруг Сирии при сохранении напряженности и вокруг Украины.

Катастрофа А321, которую иные критики режима злорадно подают как «расплату за авантюру», на самом деле, скорее, увы, подтверждает правильность выбранного курса.

Хотя, подчеркнем, курса отчаянного. (К тому же террористы могли своими действиями стремиться нанести удар и по египетскому светскому военному режиму, обрушив туристическую отрасль.)

Во-первых, те тысячи россиян, что воюют в ИГИЛ, не оценили бы проявленной сдержанности, займи мы позицию осторожного (такие люди всегда воспринимают это как слабость) невмешательства. Они пришли бы к нам домой. Ровно такие же нравы и у государств — основных игроков в регионе, они тоже уважают силу. Подобный риск террористического ответа стоит перед всяким государством, проводящим активную внешнюю политику. И не только внешнюю. Ставить ее в безусловную зависимость от такого риска — сомнительная мотивация. Получится, что террористы могут «ветировать» действия государств и шантажировать их.

Скорее, надо говорить о безответственности и провале лиц, отвечающих за безопасность, за то, что в данных условиях не были приняты меры на упреждение угроз и минимизацию риска. Или были, но не сработали? Обычно такие вопросы задают в ходе парламентских расследований. Впрочем, о чем это я...

Во-вторых, у России, если трезво смотреть на вещи, менталитет российской власти и привычные ей методы действий, нет иных реальных путей выстраивания новых отношений с Западом иначе как в форме «военного кризис-менеджмента». Так что, если понадобится, ставки будут повышены вновь.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Ну ее, эту свободу
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7909577.shtml

О том, как и когда к нам может прийти неототалитаризм
23.11.2015, 10:01
http://img.gazeta.ru/files3/715/7909...x230-32328.jpg
Художник Марцин Овчарек

Недавно в Калужской области 76-летний мужчина, как пишут в протоколах, после совместного распития спиртных напитков убил собутыльника, который заявил, что является «агентом США и работает на Обаму». Смею думать, что помнящий Смерш дедуля мог бы и так замочить уроженца «брежневского застоя» (тому было 47 лет). Но то, что в смерти товарища косвенно замешан президент США, свидетельствует, что дело далеко зашло. В мозгах у многих политически неспокойно.

На прошлой неделе состоялось эмоционально насыщенное совместное заседание двух палат нашего парламента, после которого неискушенные в политических ритуалах обыватели недоуменно спрашивали друга: «Что это было?» Невнимательно слушавшие Путина и его рупор Пескова почему-то заранее подумали, что палаты дадут добро на начало наземной операции в Сирии в качестве мести исламским террористам за уничтожение нашего пассажирского самолета. Но вместо этого состоялось нечто, напоминающее «пятиминутки ненависти» у северокорейских коммунистов — с осуждением мирового терроризма, призывами вернуть смертную казнь и развязать наконец руки нашим доблестным органам. А то они, послушать некоторых, связаны чуть ли не колючей проволокой.

Высокий эмоциональный тон выступлений депутатов и сенаторов, заранее расписанных, как партитура оперы, понятно где, призван был сыграть роль «артподготовки».

После чего, вот увидите, последуют законы, призванные привести нашу жизнь в большее соответствие с «военным временем», согласно представлениям высшего руководства.

Когда с трибун начинают апеллировать к голосу народа — мол, нам тут «пошли письма с мест, требующие...» — становится особенно тревожно. Это, согласно нашим политическим канонам, практически «си-бемоль» во второй октаве.

Я могу представить себе человека, пишущего письма президенту. Могу вообразить какого-то просителя, который «ищет правды» у «своего депутата» Думы, если его таки удастся идентифицировать в плотных рядах одинаковых с политического лица охотнорядцев. Представить себе человека, взявшегося за перо, дабы написать о чем-либо в Совет Федерации, кроме как попросить у Валентины Ивановны квартиру или отпустить сына из тюрьмы, мне решительно невозможно. Но уверен, что в нашей многообразной стране отыщутся и такие.

Думаю, что в таком письме почти наверняка присутствовали бы многие из нижеперечисленных тезисов, мыслей, словосочетаний и пр. Как нынче говорят, хештегов.

«Американские происки», «западные стратеги», «политика двойных стандартов», «пронизанные русофобией планы», «вынашивают свои злобные замыслы», «расчленить Россию, поставить ее на колени, завладеть ее богатствами и пр.», «мы, простые люди, представители...», «во имя наших отцов и дедов, которые сражались», «героическое прошлое», «национальные интересы России», «не позволим попирать, издеваться и глумиться», «предатели из пятой колонны», «пора положить конец, навести порядок и разобраться с...», «наше телевидение», «пропаганда вседозволенности», «проповедуют чуждые нам ценности», «разврат и насилие», «ограничить, запретить, оградить нас и наших детей от...», «простые люди не хотят / не намерены / не позволят...», «нам не нужно, неинтересно, не надо нам навязывать чуждые нам..», «во имя безопасности наших людей».

Вот во имя безопасности все и будет делаться.

Обычно у нас в данном контексте понимают какое-либо очередное чего-нибудь запрещение. Хотя, казалось бы, в последние года два уже так много всего назапрещали и наограничивали, что куда уж больше? На самом деле больше — всегда есть куда, не будем подсказывать.

Взять хотя бы интернет. По всем опросам выходит, что большинство россиян — назовем его «моральное большинство» — поддерживают не только идею фильтрации интернета и его цензуры (как по соображениям безопасности, так и по морально-этическим), но и блокировку в случаях «чрезвычайных ситуаций». Общество при этом не очень заморачивается сложными рассуждениями об обоснованности таких действий применительно к конкретным чрезвычайным ситуациям и тем более не привыкло требовать от государства развернутого отчета о таких действиях или прописанных четких процедур.

Речь в подобных случаях ограничений прав и свобод во имя «интересов безопасности страны» не идет, как принято часто думать, о размене «свободы в обмен на безопасность». Нет никакого осознанного «размена» и такой же осознанной готовности жертвовать какими-то воспринимаемыми как «неотъемлемые» правами. Есть некая покорность, смирение перед государством, как перед фатумом, стремление к нему прислониться, патриархальная тяга к нему, сильному, как к единственному спасителю / покровителю, на которого только и одна надежда в тяжелую годину.

И не только, когда война на дворе, а вообще, когда все трудно, непонятно и тяготит проблема выбора. Тут и без террора и войны, может, ну ее, эту свободу?

Разумеется, откручивания колеса истории совсем уж «back in the USSR» не будет, да и не получится. Новые информационно-технологические возможности могут и будут использованы для, скажем осторожно, упорядочивания контроля за обществом и поведением граждан. Нам в этом смысле не повезло: мы оказались не на том «перроне истории», сойдя с направлявшегося в светлое коммунистическое будущее советского паровоза.

Развязавшись (как казалось первое время, навсегда) с советским тоталитаризмом, мы не особо преуспели в строительстве новых институтов демократии и взаимодействия общества с государством если не на основе «контроля со стороны избирателей», то хотя бы эффективной обратной связи между ними.

И тут обнаружилось, что «модельная электоральная демократия» (так называлась та «станция», на которой мы сошли и начали пытаться обустраиваться как умеем, без чертежей и планов) сама испытывает проблемы. Оказавшись не в состоянии смотреть за горизонт дальше ближайшего избирательного цикла. Порождая не столько политиков-стратегов, сколько демагогов-популистов, будучи подчиненной не осознанным долгосрочным интересам нации, а телевизионной картинке. Все более пробуксовывая по части разрешения критических проблем мировой экономики — прежде всего, что касается растущего неравенства не только между Севером и Югом, но и внутри благополучных стран.

Свобода, равенство и братство, эта мечта всех религий, утопистов и политических фанатиков, обернулась чудовищной разлившейся по миру Несправедливостью.

Ответов на которую уже множество, и все несимпатичные — от роста антисистемных (против традиционного истеблишмента) движений на Западе до ИГ (повторим мантру — «запрещенной в России организации») на Востоке.

Среди общецивилизационных вызовов последнего времени самыми серьезными оказались исламистский терроризм и разбалансировка системы международных отношений после «холодной войны» в целом. Западные политики уверяют, что на вызов терроризма может быть дан ответ в рамках сложившихся демократических режимов.

Однако все сильнее подозрение, что такой ответ (и не только, кстати, на терроризм) может быть выработан, увы, уже в рамках неототалитаризма,

поставленного на новую информационно-технологическую платформу контроля за индивидами путем сбора про них того, что называется big data. Так что если наши спецслужбы прислушаются к «гласу народа», требующего запретить интернет во имя спасения (в том числе от грехов), это будет их величайшая глупость.

Технологически дело идет к тому (спасибо товарищу Сноудену за то, что раскрыл глаза многим), что на каждого гражданина будет от момента рождения до смерти создаваться и постоянно пополняться свой «профайл». В этом всеобъемлющем «личном деле» будет все и в конечном итоге про всех без исключения (стоимость хранения и обработки гигабайтов информации падает все стремительнее, а объемы памяти столь же стремительно растут).

Здоровье, образование, привычки, покупательские предпочтения, пороки и зависимости, черты характера, круг общения и семья, «лайки» в соцсетях и круг чтения вне их, способы проведения досуга и отдыха, способы зарабатывания денег (притом что все страны будут стремиться сворачивать наличный денежный оборот) и т.д. По мере развития «интернета вещей» (общения приборов и гаджетов между собой, минуя посредничество человека) в «профайл» буду включены и вещи, которые вас окружают.

Ну а от такого полного контроля до манипуляции — рукой подать.

Исходя из ретроградных представлений о «дивном новом мире», в который мы стремительно вползаем, рука, конечно, привычно, как при слове «культура» у некоторых диктаторов прошлого, «тянется к пистолету». В смысле — к рубильнику. Отключить, отрезать, запретить. Всякое новое видится, прежде всего, источником повышенной опасности, которое грозит неизвестностью нашей родимой сторонке, а не как нечто, сулящее новые возможности и открывающее новые перспективы. Ну их к лешему, эти перспективы, лучше отстаньте от нас.

Кроме того, все эти соцсети, мессенджеры (на которые уже давно косят глазом наши спецслужбы) рассматриваются лишь в контексте возможностей организовать с их помощью зловредную «цветную революцию». Однако, как показывают идущие по стране акции дальнобойщиков, протестующих против нового дорожного оброка, даже обрезав весь интернет, вы не можете обрушить сарафанное радио. А причины что «цветных революций», что протестных акций лучше искать не в заговорах посредством твиттера и Госдепа, а в системных ошибках и отсутствии обратной связи между обществом и властью, способной такие ошибки предотвратить или минимизировать ущерб от них.

Однако — вот же парадокс — обсуждение вставших перед страной и обществом качественно новых угроз и вызовов происходит в контексте в основном старого, доброго, привычного советского дискурса. За неимением внятного нового.

Тогда как даже неототалитаризм, если строить его с умом, объективно требует модернизации.

Оно бы, может, обошлись старыми дедовскими методами. Но дело в том, что мы в мире не одни, к великому сожалению, нужно быть конкурентоспособными. И конкурировать придется не только с террористами, противниками режима и смутьянами. Мир в этом смысле богаче, чем обычно кажется из «осажденной крепости».

Плохо для «Платона» — хорошо для Эрдогана
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7925741.shtml

О плюсах и минусах персоналистских режимов
30.11.2015, 08:45

«Большая беда нужна», — вывел формулу эффективности нашей госсистемы советско-одесский сатирик Жванецкий. Тогда мы собираемся и проявляем лучшие качества, дремлющие в условиях «разлагающегося мира» и рутины будней. «Большая беда», времена кризисов — чаще внешних, нежели внутренних, — звездный час любого персоналистского режима. Есть кому принимать судьбоносные решения, брать на себя ответственность и символизировать сплочение нации. Особенно перед лицом супостата, то есть противника очевидного в своей культурной и исторической инаковости.

Турция, конечно, более очевидный противник, нежели «братская» Украина.

Процесс принятия решений в условиях персоналистского режима прост, как палка: обсуждения в кабинете Начальника бывают, но как они влияют на решение Первого лица, предсказать трудно. Тут есть как положительные стороны, так и отрицательные. Применительно к кризисам или рутинным проблемам перевешивают либо те, либо другие.

Поведение российского руководства в первые часы и дни после того, как турки сбили Су-24, в этом смысле показательно. Какова будет в точности реакция и масштабы «ответного удара», никто не мог предугадать. Сначала шли заявления, что эмбарго не будет, никто не заикался об отмене безвизового режима, хотя многие по ассоциации с Египтом указали на возможность прекращения авиа- и туристического сообщения. Впрочем, это как раз нетрудно. Вполне уже нарисовался алгоритм реакции на подобные внешние вызовы. Ответом всякий раз становится новая степень самоизоляции и ограничения общения с внешним миром.

Закрыть выезд, ввести выездные визы и прекратить авиасообщение — это теперь первое, что приходит на ум соревнующимся в верноподданничестве депутатам и чиновникам,

особенно тем, которые сами под санкциями или борются (как глава эсеров Миронов) за политическое выживание в будущей Думе, а блеснуть иной программой или повесткой не в состоянии. Управление внутренней политики АП не велит.

Однако потом прошла, слава богу, и была чутко уловлена «эманация сверху». Мочить по полной! Общий объем санкций может потянуть миллиардов на 40–50 долларов и затронуть даже «наше национальное достояние» — поставки газа. В таком стиле принятия решения можно усмотреть эффективность или, лучше сказать, эффектность принятия решений в условиях персоналистского режима. Мы за ценой не постоим. Политика легко бьет экономику, даже если счет идет на десятки миллиардов.

Если сравнивать, скажем, с Америкой, где тоже сильная президентская власть, то там механизм выработки решений иной. По многим важным пунктам внешнеполитической повестки условный Госдеп соперничает с условным Пентагоном (возможно ли такое у нас?), а еще надо оглядываться на конгресс, особенно если там большинство у оппозиции. В условиях политической и экспертной конкуренции надо учитывать многие лоббистские интересы. Вырабатываемое решение надо стараться «продать» посредством СМИ избирателям, которые вовсе не на 89% готовы заранее поддерживать все что ни делает Первое лицо. И посему решение носит чаще более взвешенный, компромиссный характер. А когда речь идет о большом бизнесе и больших деньгах, то молниеносный вердикт в стиле «плюс-минус 50 миллиардов» почти невозможен. У режима персоналистского руки такими глупостями не связаны. С другой стороны, если посмотреть на ту же ближневосточную политику администрации Обамы, то в ней намешано столь много разных «сдержек», мотивированных разными интересами и игроками, силами и лоббистскими группами, что внятной ее точно не назовешь. Как и последовательной.

Если обратиться к Европе, то там «внешняя политика» — мучительный результат консенсусного решения 28 членов, большой упор делается на процедуре: санкции против даже «заведомого супостата» не только подробно проговаривают между собой, но и оговаривают сроки и условия их снятия. По формализованной процедуре идти легче. Зато ЕС почти неспособен выработать внятный внешнеполитический курс для всего Союза.

По сравнению с политикой США наши действия в Сирии являют собой менее замутненную и более последовательную, по-своему честную политику. Понятно, кто есть наши, а кого бомбить, даже если на публику чего-то недоговариваем.

Правда, тут русская «коса» быстро нашла на турецкий «камень» в лице другого персоналистского режима. И теперь договориться им будет очень трудно, если вообще возможно.

Тут нужна оговорка: если бы некая третья страна вдруг сбила американский самолет, имея на то столь же сомнительные основания, то и в американской «многоинституциональной среде» процесс принятия решения в духе решительного отпора тоже сильно бы упростился. Если только речь не шла бы о Китае. Тут все равно сто раз подумали бы и заранее «подстелились» бы.

Как будет раскручиваться спираль противостояния двух персоналистских режимов, всегда предсказать куда труднее, чем применительно к режимам плюралистичным, где процесс выработки решений распределен между разными структурами и поэтому более прогнозируем. Еще имеется система «сдержек и противовесов» в виде трех ветвей власти. Плюс относительно независимые СМИ (и гражданское общество), которые могут выступить последним предохранителем в случаях, когда у политиков откажут тормоза или они зайдут в тупик (как во Вьетнаме).

Режиму персоналистскому в этом смысле легче, но и труднее. Вся ответственность — нечеловеческих размеров — лежит на одном человеке. Реакция общества, СМИ и прочих квазиинститутов — заведомо восторженно-одобрительная. И может теоретически стать осуждающей, лишь когда будет уже поздно исправлять ошибки. Это никакие не сдержки и противовесы. А узость круга лиц, участвующих в обсуждении решений (и тоже воздерживающихся от критических оценок действий Начальника, скорее пытающихся предугадать его желания, чем повлиять на них), многократно увеличивает опасность ошибки.

Зато в противостоянии с другим персоналистским режимом, особенно равным или даже более сильным соперником (а Турция, имеющая вторую по размерам армию в НАТО, соперник неординарный), имеется больше возможностей для политики brinkmanship (повышение ставок на каждом витке противостояния, балансирование на грани войны, не ввергаясь в нее). То есть можно зайти совсем далеко, имея такой кредит доверия нации и сверхлояльность элиты.

Тем более в условиях, когда подавляющее большинство нации чувствует: мы с нашим лидером правы. Плохо в данном случае лишь то, что и нация оппонирующей страны чувствует себя ровно так же.

А вот когда речь идет о ситуациях менее острых, на первый план могут вылезать издержки персоналистского режима. Все смотрят Лидеру в рот, никто не торопится брать на себя малейшую инициативу или принимать какие-либо решения, даже если речь не идет о войне и мире, когда мнение Первого лица действительно критично. Подчас, правда, и возможностей система уже таких не предоставляет. Руки отбили «на местах», что называется.

Ситуация с энергообеспечением Крыма не казалась острой, как в блокадном Ленинграде. Тогда проблему энергоснабжения решили за два месяца. У нас не решили за полтора года. Начальник не приказал, каждый день в камеры наблюдения не присматривал и стружку не снимал. А ГУЛАГа, расстрелов за саботаж и прочих методов внеэкономического стимулирования нынче не применяют. Возможно, режим «плюралистичный», с более раскрепощенной экономикой, с той же задачей справился бы успешнее и быстрее с помощью налоговых и прочих чисто рыночных методов, пусть и не без коррупции (любопытно, как работает частно-государственное партнерство в Турции, но это другая тема).

Для сравнения: летом этого года закончено строительство энергомоста по дну Балтики между Литвой и Швецией. Обошлось в «смешные» €550 млн, длина кабеля — 453 км, более чем в 20 раз длиннее, чем нам тянуть до Крыма, при большей глубине прокладки на Балтике. Уложились в 4,5 года.

Другой пример методов принятия решений — введение системы платы с грузовиков «Платон». Главный ее изъян даже не в технических недоработках или непрозрачной процедуре назначения оператора. А в том, что, внедряя систему, чиновники вообще «не парились» согласованием условий и цен даже с основными участниками рынка. И вообще не думали о цене для кризисной экономики и о более тонких методах выведения из тени (а это одна из целей «Платона, о которой часто забывают) процентов сорок, а то и больше перевозчиков.

Но то, что с оговорками применимо к острым внешнеполитическим кризисам, есть проявление некомпетентности в тонких вопросах экономического регулирования.

А не привыкли потому что ничего ни с кем обсуждать.

Таков стиль общения не только с эрдоганами (что, повторим, по-своему объяснимо для внешних кризисов), но и с управляемым населением. Будь то «Платон», платные парковки в спальных районах и почему-то еще и в ночное время, плата за еще не сделанный капремонт, изъятие накопительной части пенсий или ползучее введение платной медицины по принципу «хочешь жить — заплатишь».

Отсюда с потолка взятые тарифы покилометровой оплаты, несусветные штрафы, приснившиеся чиновникам сообразно их доходам и системе ценовых координат, и нежелание заморачиваться ни с технической доводкой, ни с объяснением, что откуда берется. Интуитивно применяется метод «пригрози ядерной бомбой». Но едва встретив отпор в виде массовых протестных акций (а не встретили бы — «проканало» бы), чиновники легко и непринужденно отступают на заранее неподготовленные позиции.

Оказывается, штрафы можно снизить сразу в 90 раз, тарифы — в два с половиной, а с введением системы, предположительно, вообще подождать.

Если подумать страшное и примерить такую же тактику «нахрапа и блефа» применительно к внешней политике, то нас неминуемо ждет катастрофа.

Но думаю, все куда проще: в случае с «Платоном» просто не подумали, ибо не привыкли вырабатывать решения во взаимодействии с другими игроками. Это вовсе не значит, что с турками нужно отказаться от «штрафов» и играть на понижение ставок и что мы так и сделаем. Скорее наоборот. То, что плохо для «Платона», хорошо для Эрдогана. И наоборот. Как сработает такая формула — покажет уже ближайшее время.

Время мыть руки не пришло
 

Время мыть руки не пришло
http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7938995.shtml
07.12.2015, 08:48
О том, возможна ли в стране сегодня масштабная чистка элит
http://img.gazeta.ru/files3/85/79390...x230-59257.jpg
First National Pictures Inc.
Итальянская мафия
Кадр из фильма «Маленький Цезарь» (1931)

В нашей стране в правоприменительной практике и менталитете политиков напрочь отсутствует понятие конфликта интересов — на язык просторечия можно перевести его как «ну хоть какую-то совесть-то надо иметь». Слава богу, реставрация советских фантомов пока не дошла до маячившего на каждом углу лозунга «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Все же люди во власти не дураки и владеют реалиями. Не склонны они и к догматизму, «между строк» не говорят, не пишут и не читают.

Скажем, разве могло случиться в пору брежневского застоя, чтобы в отчетный доклад генерального секретаря ЦК КПСС вкралась цитата из Менделеева, где в том числе говорится о «благодушной семейственности» как основе нашего единства? И именно в тот момент, когда номенклатура с воодушевлением футбольных фанатов сплетничает насчет очередной театральной постановки режиссера Навального под названием «Чайка». Однако искать в этой цитате намеки — пустое занятие. Такое желание может проистекать только из неправильного прочтения особенностей текущего политического момента.

Казалось бы, после того что вывалено про генпрокурорских детей, ну хоть какая-то должна быть реакция сверху, кроме как «мы не успели посмотреть». Косвенным свидетельством, что кое-кто все же краем глаза глянул кино, можно считать включение в текст ежегодного послания пункта о том, что надо следить, чтобы родственники чиновников и депутатов не имели преимуществ при получении госконтрактов.

Первый канал в этот момент крупно показывал лицо генпрокурора, ведомству которого поручается присматривать за возведением борьбы с коррупцией на более высокую ступень.

Зато теперь на первый план тащат уже более политически уместный вопрос текущего момента: а кто заказал «навальнятам» столь дерзкое расследование, кто крышует непонятно как до сих пор остающегося на свободе обладателя двух условных приговоров? Геннадий Андреевич, будучи не в состоянии держать в себе, с искренностью заматеревшего и обуржуазившегося, но оставшегося родной нам «деревенщиной» (в хорошем смысле слова, то есть «народной косточкой») деда Щукаря, с ходу угадал правильный ответ.

ЦРУ заказало, ясен пень.

И вот уже в Думе нашлись подписанты обращения в духе «руки прочь от генерального прокурора!». Не создавать же комиссию по расследованию, в самом деле. Не время перед лицом внешней опасности, коварных заговоров врагов, предателей внутри и извне, иностранных агентов, их приспешников и двурушников рушить единство наших рядов. А с юридической точки зрения (мы же чтим букву закона) идти в суд против генпрокурора не с чем. Отец за сыновей не отвечает. Ну, или отвечает. Но другой отец. К примеру, за принятие сыном британского подданства. Не нам, холопам, решать.

Иные экзальтированные патриоты и недопатриоты было размечтались.

А не провести ли решительной рукой, укрепленной и направленной всемогущим рейтингом, операцию типа «Чистые руки»?

Как в Италии в 1992–1994 годах. Тогда была перекроена вся политическая элита страны, сросшаяся до неразличимости с мафией. Не было такой сферы, куда ни запустил бы щупальца Левиафан коррупции, а Сицилия практически отделилась и управлялась по-своему. Для старта кампании всего-то и надо было несколько решительных судейских и прокурорских идеалистов, наличие реальной оппозиции и свободной прессы (кроме Сицилии).

Первой жертвой миланского прокурора Антонио Ди Пьетро стал социалист-лоббист Марио Кьеза. Концы в воду в виде «выделения в отдельное делопроизводство» прятать не стали. В итоге под следствием оказалось более 20 тыс. представителей итальянской элиты, за два года только за взяточничество были осуждены более 4 тыс. (это в три раза больше, чем в России посадили за это с 2011 по 2014 год). Арестовали мэров шести крупнейших городов, глав ряда компаний — «национальных достояний», в том числе «Оливетти», нефтегазового концерна ЭНИ и т.д. Было распущено с переходом под прямое управление Рима более сотни коммун. Жертвами чистки стали экс-премьер социалист Бетино Кракси (он бежал и умер в изгнании в Тунисе) и многоразовый премьер от христианских демократов (ХДП) Джулио Андреотти, отправленный в тюрьму.

Из политики ушли более 80% действующих политиков, состав депутатов и сенаторов обновился полностью, а ХДП ушла в оппозицию.

И да, еще одно необходимое условие проведения такой кампании: общество должно быть убеждено, что стабильность под лозунгом «все воруют — такова жизнь» более нетерпима. В Италии на улицы выходили сотни тысяч людей, поддерживая борьбу против мафии. Не обошлось и без перегибов. Была на время отменена неприкосновенность депутатов: их допрашивали без согласия коллег. Прослушивание телефонных разговоров шло без решений суда. Конфискацию проводили зачастую просто по факту обвинения.

В бывших виллах взяточников и мафиози обустраивали детсады, школы, библиотеки, а то и казармы. Чтобы не сильно разыгралась фантазия отечественных сторонников конфискации, специально для них уточним: операция «Чистые руки» проводилась силовиками именно с чистыми руками, с безупречной репутацией, с риском для жизни, под контролем общества, притом что оно было не пассивно, а независимая пресса обладала реальным влиянием.

Италии начала 1990-х было откуда рекрутировать новую элиту. Многопартийная система служила в том числе кузницей политических кадров. Другой такой был бизнес.

У нас сейчас нет почти ничего из того, что требуется для операции масштаба «Чистых рук». Нет и запасной элиты.

Нормальных и талантливых людей полно, а лестницы им во власть все обрублены. Нет системного процесса воспитания и репродукции элиты, устройство своих сынков на «теплые места» таковым считать нельзя. Вялотекущий геноцид ХХ века, начиная с 1917 года, когда шел процесс редуцирования элит, зашел слишком далеко. Хотя и не так далеко, как на Украине, которая теперь нанимает аж министров из-за границы. И происходит это не потому, что «так велит Госдеп», а потому, что национальная элита полностью обанкротилась, что и продолжает подтверждать каждый день генерацией коррупции и глупостей.

Я допускаю, что в рядах отечественных силовиков и законников и теперь может найтись немало честных идеалистов. Пару десятков, даст бог, можно наскрести на высший управленческий уровень.

Но если допустить, что сейчас с самого верха вдруг раздастся команда к большой чистке, то звенящий вопрос: «С кем останетесь-то, Начальник?» — тревожно повиснет в кремлевском воздухе.

Допускаю, что и генпрокурора действительно могут снять через какое-то время. Все же как-то нужно разъяснить связи прокурорских с Цапками. Пятилетний срок самого Чайки истекает летом 2016 года. Выволочка может произойти и раньше, если вдруг выяснится, что заказ на постановку «Чайки» или крышевание пришли не из ЦРУ, а, скажем, из Следственного комитета, перед которым поставлена задача стать «русским ФБР».

Глава этого ведомства Гувер, фанатик своего дела, будучи сам человеком честным, сыграл большую роль в разгроме американской мафии в середине ХХ века. В средствах он не стеснялся. По американским меркам, конечно.

Но!

Внутриклановые публичные разборки у нас нетерпимы. Раскол элит — уж какие есть — видится самой опасной угрозой режиму, единственной реальной на фоне всех прочих внутренних угроз и многих внешних.

Такое тотчас карается. А если и возможно внедрение в политическую практику более жестких норм соблюдения приличий, то лишь постепенное и лишь с согласия, пусть неохотного, все той же несменяемой элиты.

Это классический кейс политологии. Речь идет о социальной опоре власти. Бить по ней — пилить сук, на котором сидишь. Эта опора — бюрократия, в том числе силовая. В условиях госкапитализма — прочно вошедшая в рынок. Особенно удачно вошли силовики.

Народные массы хороши лишь для олицетворения высокого рейтинга и участия в ритуале легитимации, называемом выборами. Но они аполитичны, неспособны почти ни к какой горизонтальной мобилизации. Многие пропитаны гнилым патернализмом и не испытывают непримиримости к коррупции как таковой (да-да, «рыбка» морали сгнила уже до хвоста).

Дорвались бы до власти, многие сами бы так и делали. К тому же коррупция — это смазка нашей экономики. Иначе все бы встало под давлением бездумных и подчас неграмотных законов и бредовых правил. Из такой массы не только управляемое (а нужно только такое) движение хунвейбинов не слепишь, но и электоральной мобилизации в пользу честной политики не добьешься.

Кстати, о выборах. Экс-глава Красногорского района Московской области Борис Рассказов, свидетель по делу об убийстве своего зама предпринимателем Амираном Георгадзе, говорят, возглавит теперь местный предвыборный штаб «Единой России».

Левиафан на местах воспроизводит все ту же модель, подсмотрев наверху.

Почему Сердюкова можно отправлять «курировать самолеты», а Рассказова выборы — нет?

Даже непонятно, зачем его с работы сняли. Зато сняли нежно. Потому как обидишь, неизвестно куда это потянется. И опять повиснет вопрос: «С кем останешься-то?» Если, конечно, сам усидишь.

Самый главный сигнал сверху уловлен: «раскачивание лодки», да еще под давлением каких-то «действующих по наущению «навальнят», опаснее, чем мифические «чистые руки».

Ну а «вишенкой на тортик» является сплочение всех думских фракций в обращении к администрации президента с просьбой вывести высшую номенклатуру из-под ограничений по покупке за счет бюджета предметов роскоши и «с избыточными потребительскими свойствами». Политически грамотное предложение: нельзя допускать ропот в номенклатуре. Тем более нельзя ее пугать чистками и «партмаксимумом». И вообще, не правительству его постановлениями диктовать, каким смартфоном, за 15 тыс. (как предписано в самом правительстве) или дороже, пользоваться депутатам.

У нас, если кто забыл, разделение властей. Каждая сидит на своей ветке и не чирикает. Время мыть руки еще не пришло.

Игрушки не для всех
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/7981865.shtml
21.12.2015, 08:38
О том, как развивается в России «демократия снизу» и что ей мешает

Недавно в славном городе Бердске случился «акт демократии снизу». По решению родительского комитета ребенку семьи, отказавшейся сдавать деньги на игрушки, запретили ими пользоваться в детсаду. Семью «жадин-говядин-турецкий-барабан» ославили на «доске позора». Справедливость по отношению к мальчику-лишенцу явилась в садик в облике местной прокуратуры (есть, есть от нее хоть что-то хорошее!). Она на месте устранила дискриминацию ребенка. Заведующей, надо полагать, надавали по голове. В переносном смысле. А родителям вообще запретили собирать деньги, чтоб неповадно было. Все? Нет, не все.

Родительские комитеты в последние годы получили кое-какие права в школах и детсадах. Это хорошо, хотя им по-прежнему далеко в возможностях, скажем, до американских школьных советов. Эти советы лишь одна из форм «низовой демократии» и благословленной властями гражданской активности. Таких у нас немного. Еще есть садоводческие товарищества, гаражные и иные кооперативы, ТСЖ. Можно добавить суд присяжных, подсудность которому власти урезали все последние годы. Теперь, правда, президент обещал ее вновь расширить, но при уменьшении численности коллегии присяжных. Есть муниципальное самоуправление — нечто выборное без реальных прав и финансов.

Какая-никакая, но все это школа демократии.

Люди могли бы там учиться принимать ответственные решения, следить за их выполнением и даже совершать «священный акт» самообложения на местные нужды.

Практика самообложения хотя и крайне редко, но уже встречается на муниципальном уровне. И повсеместно встречаются целевые сборы в разных ТСЖ и садоводческих товариществах. На ремонт подъезда или даже замену лифта, обустройство подъездных путей, на общее электричество, на водопровод общего пользования, на сторожей и т.д. Школьные родительские комитеты собирают деньги не только «на подарки учителям» и выпускной, но и на экскурсии, косметический ремонт, покупку дополнительных принадлежностей и т.д. Решают все эти структуры и другие вопросы, помимо денежных.

В детсаду Бердска 26 родителей решили собрать деньги на новые игрушки. А одна семья отказалась: мол, пусть кто хочет, тот и платит.

О! Вот он великий принцип нашего недоделанного гражданского самоуправления — «кто хочет, тот пусть и платит». При этом подразумевается, что пользоваться тем, за что заплатили «кто хочет», будут и те, кто не платит никогда.

В случае с игрушками, может, и черт с ними. Нельзя же за это превращать ребенка в изгоя. Нельзя. Но можно понять и бессильную досаду тех, кто сдавал деньги. Сейчас не сдадут на игрушки, потом на что-то более важное. Как заставить? Или явить христианское милосердие? Пусть, мол, пользуются на халяву. Проще, если речь идет о семье бедной, это стало бы актом благотворительности.

С другой стороны, можно представить, до какого мракобесия или ксенофобии может дойти простой человек (кстати, не только наш), если его не ставить в рамки правовых приличий. В конце ХVII века в Новой Англии 19 «салемских ведьм» повесили «за колдовство», а пару сотен отправили в тюрьму именно в порядке «народного волеизъявления». Можно представить, как у нас комитеты граждан стали бы фильтровать детей от «неместных» или по имущественному признаку и какие экзотические наказания придумывали бы для ослушников воли большинства.

Терпимость к иному мнению, гарантии прав меньшинства, а вовсе не «диктатура большинства» — главные скрепы демократии, о чем у нас забывают.

Они вырабатываются постепенно. Путем проб и чудовищных ошибок. Но государство наше предпочитает ошибаться само, нежели дать такую возможность гражданам.

У нас непонятно, что, скажем, делать с теми, кто не хочет сдавать деньги на ремонт ни подъезда («мне и так хорошо»), ни дорог в садоводческом товариществе («у нас машины нет, мы ими не пользуемся», зато по выходным на дворе по две машины стоят — «это детки приехали»). Когда у таких решением общего собрания перекопают подъезд к дому, они в той же прокуратуре докажут свою правоту: мол, невозможен подъезд экстренных служб, а это нарушение. Не сдававшим деньги на новый лифт, когда ждать городской очереди на замену нестерпимо долго (был случай в нашем доме), нельзя запретить им пользоваться. Как нельзя запретить не скинувшимся на ремонт подъезда или консьержку заходить в подъезд.

Все, как с мальчиком из Бердска. Оставить людей «без игрушек» нельзя.

Это не значит, что «низовая демократия» у нас вовсе не работает: многие проявляют сознательность — платят за дороги и общий свет, вносят прочие взносы. Сила общественного мнения — того самого большинства — работает. Однако органы «низовой демократии» не обладают должными правами принуждения к выполнению своих решений. Садоводческое товарищество еще может, к примеру, подать в суд на злостного должника и исключить его из членов. Но выполнить даже положительное решение суда будет непросто. Оштрафовать зарвавшихся саботажников оно не может.

Как же в других странах?

Если взять, к примеру, органы самоуправления типа «ассоциаций домовладельцев» в Америке или Европе, то там и целевых взносов и, что еще важнее, регламентаций куда больше, чем у нас. Вам могут запретить держать в доме собак и кошек, предпишут устраивать барбекю только в определенное время и в определенном месте, обяжут регулярно стричь газон, не иметь забора выше определенной высоты и не устраивать свалку перед фасадом дома. То же касается сжигания листвы на заднем дворе, оскорбляющего обоняние соседей.

Наш человек, почитав иные правила, возмутится тоталитаризму западной жизни. И ведь попробуй не выполни. Органы «низовой демократии» обладают правами штрафовать нарушителей. Скажем, застеклил балкон вопреки предписанию правления — изволь устранить нарушение вида общего фасада и уплатить штраф.

Одна знакомая столкнулась с предписанием убрать скромную плетеную загородку на балконе в своей испанской квартире.

В том же доме запрещено развешивать для сушки белье на балконе. Мол, вам тут не итальянский неореализм.

В разных штатах США по-разному регламентируют нормы понуждения выполнять предписания «ассоциаций домовладельцев». Где-то делают акцент на максимальной возможности достичь мировой без обращения в суд. Но везде такие структуры действуют на основе прописанных в уставных документах полномочий. Вступая в ассоциацию, новые члены обязуются правила соблюдать, включая уплату штрафов. В случае отказа брать на себя такие обязательства ассоциация вправе отказать в покупке жилья в кондоминиуме.

Вспомним в этой связи, как долго добивалась в свое время госпожа Батурина разрешения местного самоуправления на покупку недвижимости в одном живописном австрийском местечке. И добилась не с первого раза, взяв на себя дополнительное бремя по улучшению местной жизни. В Москве с нее никто такого требовать не мог. Кстати, формально права на согласование обмена квартир, улучшение жилищных условий в рамках кооператива (купли-продажи не было) имели жилищные кооперативы в советское время. Нельзя было иметь квартиру в таком доме и не быть членом ЖК. И никому и в голову не пришло бы отказаться выполнять решение общего собрания.

Во многих странах на ассоциациях домовладельцев лежат функции урегулирования споров между соседями. За властями остается функция надзора, чтобы такие организации не выходили за рамки собственных правил и национального законодательства. А в случае упорства в несоблюдении правил каким-либо членом ему грозит поход в судебное присутствие. Надзор за выполнением решения суда — уже за государством.

В случае с мальчиком из Бердска в идеале родительский комитет должен бы иметь некий принятый его членами документ, регулирующий его полномочия, включая сбор денег. И в случае отказа кого-то подчиниться общему решению должна быть возможность не заниматься самоуправством, а понудить выполнить такое решение в судебном порядке.

Однако наше правовое поле в этой части почти не пахано. И не пахано оно сознательно.

Власти не очень заботятся о правовом обеспечении работоспособности «низовой демократии». В частности, полномочия таких структур по отношению к нерадивым членам крайне ограниченны. Тут у нас вспоминают о «правах человека», вставая на защиту его от негосударственных структур. С государственными-то не забалуешь. О правах в общении таких структур с самим государством и говорить не приходится — полное бесправие и произвол.

Чиновникам кажется, что выгодно держать такие структуры под удушающим контролем и в бесправии (на деле это недальновидно, ибо убивает ткань гражданской жизни и государство в целом). А то мало ли куда вывезет кривая народного волеизъявления. Начнут еще решать хозяйственные (то есть денежные) вопросы, вмешиваться в деликатные темы городского управления (вроде межевания земли, согласования нового строительства, дорогостоящего благоустройства или получение доходов с домовой собственности и т.д.).

Этой опаской перед «непредсказуемым народонаселением» проникнута вся российская общественно-политическая система.

Кандидатов на выборы всех уровней тщательно просеивают через административное сито. Присяжных перебирают до тех пор, пока они не удовлетворят суд и обвинение. На НКО смотрят как на заведомо подозрительных агентов. Местное самоуправление держат в бесправии и безденежье.

Показателем последнего стал казус на недавней пресс-конференции Путина, когда президент, как оказалось, был не информирован (или дезинформирован?) о реальных возможностях (вернее, невозможностях) московских муниципальных депутатов вводить платную парковку в своих районах, регулировать ее тарифы и прочие условия, распоряжаться поступившими от нее средствами, не говоря о дорожных штрафах.

В отличие от муниципалов многих других стран, наши тут почти никакого слова не имеют.

Чиновники боятся доверить самоорганизующимся гражданам в руки даже игрушки — в буквальном смысле. Предпочитая выступать совокупным пастырем для разрозненного и неорганизованного «стада». Думая, что это стадо баранов. А это все же не так.

От нельзя к можно и обратно
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8008991.shtml
04.01.2016, 10:27
О том, почему в Германии разрешили печатать «Майн кампф»

Случилось, казалось, немыслимое: в Германии разрешили печатать «Майн кампф» Гитлера. Немцы больше не боятся, что сочинения фюрера их совратят? Они излечились от «комплекса вины» за Вторую мировую? Скорее, это не совсем правильные вопросы. Просто ни один запрет не может быть вечным. Проходит время, меняются общество, восприятие того или иного явления. И запрет становится неактуален. Почти любой запрет обречен на попрание. Сначала меньшинством, затем это становится общепринятой нормой.

История человечества — это история наложения и ниспровержения запретов.

Разумеется, не всех. До сих пор существуют древние запреты, составляющие костяк того, что можно считать человеческим прогрессом: благодаря им, к примеру, «не в моде» каннибализм, кровосмешение. Наконец, десять заповедей никто, слава богу, не отменял. Есть, получается, запреты разумные, «правильные». А есть — наоборот. Отличать одни от других люди учатся лишь на собственном опыте.

Конечно, в случае с Гитлером многие наши люди могут справедливо возмутиться: как так?! Это же апология нацизма, оскорбление памяти жертв войны. И одновременно — соблазнение молодежи зловредными идеями. Возмущающиеся будут правы. Но по-своему. Как по-своему, наверное (наверное — потому что не нам судить, хотя мы к такому и не привыкли), право и немецкое общество. Оно считает, что переросло тот запрет. И что как раз изучая, комментируя должным образом эту книгу, можно показать звериную сущность нацизма лучше, чем если бы молодежь искала «запретный плод» (и находила его там с легкостью) в интернете.

Для нашего общества гитлеризм и нацизм — это история, которую мы перевариваем по-своему. После падения советской власти запрет на распространение упомянутой книги в России был вроде бы снят, но теперь уже давно восстановлен. У нас свое мерило актуальности запретов. В особенности запретов, касающихся тех или иных форм выражения мыслей и идей — в книгах ли, в интернете, на площадях.

Мы любим множить всуе упреждения о запретах (скажем, напоминая, что ИГ именно запрещено в России). А в метро мы пишем на дверях «выхода нет» вместо указания на то, где он есть.

Иная культурная традиция. Отчасти — табуированного сознания. Уходящая корнями в том числе в религию. Как связаны петровский запрет тайны исповеди и огосударствление церкви со столь «трепетным» исторически отношением властей к «мыслепреступлениям»? А ведь связаны. Как и отличны особенности церковноприходской жизни после протестантского «Великого пробуждения» от нашего общинного уклада.

Критерии допустимости тех или иных общественных проявлений у нас непостоянны, как и во многих других обществах. Мы сейчас качнулись в сторону консерватизма, а в чем-то — архаики. Но большей части общества как раз комфортно пребывать в ситуации табуированного сознания.

Ограничение пространства свободы кажется в чем-то спасительным.

Эту «отсталую часть» можно, конечно, осуждать устами «прогрессивной общественности». Однако неизвестно, каково бы пришлось этой «прогрессивной общественности», если бы «отсталую часть» освободили от сдерживающих запретительных оков. Потому что если «возможна» «Майн кампф», то это подразумевает, что возможно очень многое другое. И вам, как говорится, это может не понравиться в нашем посконном, а не немецком исполнении.

Почти все существующие нынче в России запреты в свое время тоже падут, подтверждая закон о преходящем характере любых табу.

Так что «прогрессисты» могу успокоиться, пусть они до этого и не доживут. Правда, мы любим ходить по кругу, возвращаясь к уже падшим — а то и не раз — запретам. Так, император Павел запрещал французские книжки (как сеющие революционную заразу, аналог «иностранных агентов»), а дворянам — выезжать за границу. С выездом при большевиках стали проблемы у всех, сейчас вот снова (пока) — у «нового дворянства», силовиков. Кстати, для Павла, как мы помним, усердие по части запретов, казавшихся правящему классу немотивированными, кончилось плохо. Однако, напомним, «мотивированность» запретов определяет только само общество (вернее, наиболее деятельная его часть). Пока оно терпит, можно многое или почти все.

Зигмунд Фрейд в работе «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» приводит пример из ирландской истории: «Древние короли Ирландии были подчинены целому ряду чрезвычайно странных ограничений, от соблюдения которых ожидали всяких благ для страны, а от нарушения которых — всяких бедствий. Полный список этих табу помещен в «Book of Rights», самые старые рукописные экземпляры которых датируются 1390 и 1418 годами. Запрещения чрезвычайно детализированы, касаются различных родов деятельности в определенных местах в определенные времена: в таком-то городе король не должен пребывать в определенные дни недели, такую-то реку он не должен переходить в известный час, на такой-то равнине не должен останавливаться лагерем полных девять дней и т.п.».

В истории многих стран, считающихся сегодня ужасно прогрессивными, можно найти массу аналогичных примеров совершенно абсурдных запретов. Но таковыми они кажутся лишь сегодня. Эти общества от них вовремя избавились. Ирландия, кстати, прошла модернизацию много позже других западных стран.

А как узнать, когда тот или иной запрет становится тормозом развития общества? Это вопрос, прежде всего, к правящей и мыслящей элите. Ее ответственность состоит в том, чтобы понять, когда «еще рано» и когда, напротив, «уже слишком поздно». Ее ответственность и в том, чтобы в нужный момент пойти против настроений большинства.

А если уж запрет рушится под напором возмущенного большинства — это, как правило, уже «слишком поздно». Значит, «передовой отряд» — правящая элита — оказался арьергардом.

Или еще вот — тоже с 1 января — в Техасе разрешили открытое ношение огнестрельного оружия. Считается (это подтверждено статистикой), что владение гражданами огнестрельным оружием самообороны сдерживает преступников, а открытое ношение — тем более. Впрочем, как и скрытое, первое не отменяет второго. Но то, что хорошо для Техаса, немыслимо у нас. По сравнению, скажем, с 1914 годом, когда россияне на практике свободно владели огнестрельным оружием (в том числе короткоствольным), общество изменилось. И сегодня не только властям страшен вооруженный народ (как бы они ни аргументировали нежелание разрешать оружие самообороны), но и большинству самого народа он страшен сам себе. Пока число сторонников свободного владения оружием не набирает большинства по опросам, хотя их число растет. Рано или поздно, возможно, падет и этот запрет.

Запреты часто оправдывают моралью. А борьбу против них или их отмену — как проявление «падения нравов». Один из примеров — отношение к гомосексуальным союзам. Несколько десятилетий назад практически по всему Западу таких людей подвергали уголовному преследованию (как и в СССР). Но в последние 10–20 лет вдруг проходит волна «реабилитации» таких отношений (как мы помним, уже бывших совершенно законными в Древнем Риме или Древней Греции) и даже легализация однополых браков. Смягчение отношения произошло и в России, однако легализация таких союзов видится нашему обществу неприемлемой с моральной точки зрения. Значит ли это, что запрет на них будет в России вечен? Вдруг нет?

Сегодня в это поверить трудно. Но ведь вечных запретов не бывает? А если еще и абстрагироваться от сексуальных отношений двух однополых, скажем, одиноких людей (такое сожительство «без секса» ведь возможно и даже уже в таком случае и морально для большинства непредосудительно), то запрет на оформление между ними гражданских отношений для урегулирования, скажем, вопросов собственности и наследования становится странен. Просто не надо это называть словами «брак» и «семья». Ну а дальше провокационный вопрос: а традиционная форма современной семьи — это что, навсегда? Мало ли куда, как говорится, заведут человечество эволюция и главным образом биотехнологии. Вдруг оно все станет «однополым»?

У нас любят известную формулу насчет суровости наших законов (запретов), которая смягчается необязательностью их исполнения. Мы столь пренебрежительно относимся к множеству формальных запретов, что по этой части наше общество можно считать гораздо более свободным (точнее, вольным, ибо западная «свобода» не тождественна русскому понятию «воля») в бытовом плане, чем, скажем, американское, которое покажется многим нашим людям сущим тоталитаризмом. Впрочем, последнее суждение будет поверхностным: «тоталитарным» американское общество кажется многим нашим потому, что там регламентации, как правило, работают.

Обратной (вернее, лицевой) стороной этого является то, что власти и вводят только такие запреты, которые будут работать, а сами они чувствуют себя не только вправе, но и в силах эффективно администрировать ограничения.

Оборотной стороной нашей «вольности» является пресловутый правовой нигилизм: авось пронесет с нарушением. «Репрессивные» запреты администрируют у нас избирательно. Общество, что логично, ожидает такой же избирательности в соблюдении и всех остальных, вполне объективно оправданных запретов и ограничений. Когда в чьем-то конкретном случае ожидания не оправдываются, человек обнаруживает, что единой системы координат и ориентиров просто не существует. А система скреп морали и законов в их практическом правоприменении распадается на глазах.

Правящая элита, увлекшись нагромождением все новых запретительных мер не столько ради развития, сколько ради охранительства, уподобляется при этом то ли коллективному императору Павлу, то ли ирландским королям времен мрачного Средневековья.

Прогресс заменяют консервацией и архаикой. Критическое мышление становится априори подозрительным, а все сущее, словно по Гегелю, перелицованному бывшими усердными учениками научного коммунизма на свой лад, провозглашается «разумным».

Однако хочется надеяться, что изучение состояния такого общества, теряющего на ходу из виду горизонты будущего, все же не сведется окончательно лишь к психоанализу.

Капитализм, версия «хардкор»
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8027303.shtml
18.01.2016, 08:29
В защиту автомобилистов
http://img.gazeta.ru/files3/327/8027...x230-70420.jpg
Shutterstock

Раньше за неуплаченные долги сажали в долговую яму. Нынче не викторианские, а вегетарианские времена: у вас всего лишь отнимут водительские права. На днях сия новелла в способах изъятии денег заработала и у нас. Участь лишиться прав ждет не только тех, кто не уплатил начисления за нарушения ПДД, но и должников по другим административным правонарушениям, алиментщиков, неплательщиков компенсаций за причинение вреда здоровью. Относительная гуманность состоит в том, что сумма задолженности должна превысить 10 тыс. руб. Говорят, мера может затронуть 300 тыс. водителей по стране. На самом деле это капля в море. Тут интересно другое.

В ХХ веке Советский Союз служил для всего мира образцом того, как государство может защищать социальные права своих граждан. Под конец своего существования СССР уже не мог похвастаться тем, что делает это наилучшим образом, многие его обошли. Но инициатором становления социальных государств в тех или иных формах для западного мира, от Америки до скандинавских стран, был именно он.

Сегодня наследница СССР старается выступать примерным учеником в школе капитализма в части не только демонтажа советских социальных достижений, но и в части внедрения все новых способов фискальной дойки тех слоев общества, которые еще доятся. Автомобилисты — одна из таких «дойных коров».

Еще с советских времен (тут как раз полная преемственность) на владельцев самодвижущихся экипажей смотрят как на богатеньких Буратино, которых государству просто грех не обобрать.

А то, что это в совокупности наиболее экономически активная часть населения, более платежеспособная (то есть влияющая на состояние экономики), — об этом «мы нет, не слышали». Им уготовлены и платные парковки по самым зверским в мире правилам и едва ли не с самыми высокими тарифами (где еще вы найдете ночную платную парковку на улицах по тарифам часа пик?), и двойное налогообложение (транспортный налог, плюс акциз в цене бензина, плюс все чаще встречающиеся безальтернативные платные дороги, причем по тарифам выше, чем в Монте-Карло), и ОСАГО по несопоставимым что с Европой, что с Америкой, если брать уровень доходов населения, ценам. И даже отрицательная корреляция цены на бензин с ценой на нефть. Первая выросла на 30% за то время, пока его величество баррель подешевел в три раза.

Наш законодатель за годы постсоветского, становящегося все более диким капитализма, наловчился перенимать с треклятого Запада только то, что ложится в его представления, как надо закручивать гайки. В данном случае — по части поборов. Идея отбирать права за долги по штрафам (то есть не только дорожным), разумеется, не наша. Формально она претворена в жизнь в таких странах, как Казахстан, а также в Австралии, Великобритании, Израиле, Франции и еще некоторых других.

Не менее чем в восьми штатах США должники по штрафам, связанным не только с нарушениями ПДД, но и за просроченные долги, неуплаченные судебные издержки или уголовные штрафы, оставшиеся после тюремного заключения, могут быть лишены водительских прав на длительные сроки. Как правило, они могут вернуть права раньше, если оплатят штраф или согласуют с властями программу реструктуризации (рассрочки) выплаты задолженности.

Иногда в случае и неуплаты штрафа, но по истечении срока лишения (он разный в разных штатах) права все равно возвращают. Наши законодатели эту часть законодательства решили не заимствовать. Ну, разумеется!

Они стараются брать с Запада только все самое жесткое, а гуманное опускать.

Заметим, что в очень многих странах водительских прав вообще не лишают за правонарушения или долги по штрафам в иных сферах. Но эти страны тут нам не пример. Пригодятся тогда, когда там будет отыскана какая-нибудь другая жесткая законодательная норма. Для ссылки на «международный опыт».

По крайней мере в четырех из 50 штатов США водительские права могут изъять за неявку по повестке в суд по долговому иску. В Техасе лица, обвиненные в преступлениях, связанных с наркотиками, могут быть лишены прав на 180 дней, во Флориде — на год. В общенациональном масштабе в США лишь 40% временно лишаются прав за просроченные дорожные штрафы, остальные в основном за наркопреступления и невыполнение обязанностей по содержанию детей. По разделу «алиментщики» мы таки догнали Америку: лишение прав за невыполнение судебных предписаний, касающихся ухода за детьми, есть во всех 50 штатах, причем, как правило, бессрочно — до исполнения обязательств. В 22 штатах можно лишиться прав за неуплату студенческих кредитов на обучение (в части кредитов у нас пока «недоработочка»).

Это лишь одна сторона медали. Есть вторая. Любопытное и по-своему символичное масштабное исследование было проведено министерством юстиции США по следам известных событий — массовых беспорядков на расовой почве — в Фергюсоне (штат Миссури). Решили узнать, что же стояло за прогремевшим на весь мир взрывом насилия? Где тлело недовольство, для вспышки которого, как для канистры с бензином, хватило лишь повода — убийства белыми полицейскими негритянского подростка?

Главный вывод: массовое лишение прав должников часто способствовало еще большему их сползанию в бедность, в ту самую долговую яму.

И соответственно, усугублению социальных проблем и так в неблагополучном городе. Поскольку возможности зарабатывать резко сужались: все же в Америке без машины никуда, если только не живешь в крупном мегаполисе.

Происходит нарастание долгов, как снежного кома, начисляются новые пени, судебные издержки и т.д. И если, скажем, лишение прав за пьяное и опасное вождение считается безусловно эффективной и полезной мерой, то расширение оснований для такого лишения на некоторые другие сферы рассматривается многими юристами и социологами в США мерой сомнительной. Поэтому в некоторых штатах законодатели уже идут на попятную.

Так, в Сент-Поле (Миннесота) уже несколько лет работает специальная программа, помогающая незлостным «лишенцам» быстрее вернуть права. Им, если они стараются уплачивать долги, сразу выдают временные. В штате Вашингтон вообще отменили пару лет назад лишение водительских прав за нарушения, не связанные с ПДД (кроме алиментов). И даже в Калифорнии, одном из наиболее жестких по этой части штатов ($10 млрд просроченных штрафов, более 4 млн лишенных временно прав из более 24 млн водителей, в том числе за неявку в суд), разработана программа амнистии лишенных прав за долги и штрафы по судебным предписаниям, в том числе уголовные (не связанные с ПДД), для тех, кто согласится проходить программу реабилитации.

Справедливости ради заметим, что наше законодательство во многом пока еще мягче американского (отдельных штатов).

В некоторых штатах можно лишиться прав, если сильно упорствовать с неуплатой, даже за штраф $25 (10 тыс. руб. пока по обменному курсу — более высокий порог). Американские суды, как правило, не делают снисхождений для тех, у кого вождение автомобиля связано с основным заработком. У нас и тут имеется гуманный «рудимент» советского социального подхода: водители-профессионалы, в отличие от частников — владельцев машин, считались «социально близкой» советскому государству категорией. Они и сейчас более «близки», чем интеллигенты-белоленточники: со вторыми можно пожестче, с первыми, наоборот, поаккуратнее.

В связи с чем можно, кстати, сделать прогноз, что когда систему взимания покилометровой платы за проезд по дорогам «Платон» распространят уже не только на большегрузы, а на все категории автотранспорта (а так и будет), то «частнику-Буратино» не стоит рассчитывать на те уступки, на которые государство пошло дальнобойщикам. Тем более что у нас протестных солидарных событий по типу тех, что произошли в американском Фергюсоне, ждать не приходится. И вовсе не по причине отсутствия у нас «социально неблагополучных негров».

Другая специфика нашего закона о лишении прав за долги, в отличие от Америки, состоит еще и в том, что он касается не самой бедной части населения (там автомобилизация давно всеобщая). А также в том, что на практике фактически узаконено неравенство разных категорий граждан перед законом. Традиционно упор сделан все же на «кнут», нежели на «пряник».

Впрочем, последним можно считать другое новшество: возможность оплачивать отдельные дорожные штрафы с 50-процентной скидкой в 20-дневный срок. Если такие штрафы будут вовремя приходить.

Главное же отличие заключается в том, что, заимствуя ограничительные и штрафные меры, наши законодатели забывают (вернее, не хотят видеть в упор), что за такими «жестокостями» на Западе, в той же Америке или упомянутой выше Франции, стоит совершенно другое по качеству выполнения своих функций государство. Те же «угнетенные негры» из Фергюсона с изъятыми правами могут получать на сотни долларов в месяц продуктовых талонов. Про социальную или медицинскую систему во Франции и говорить не приходится.

Оборотной стороной высоких американских штрафов являются иначе работающая дорожная полиция и качественно другие дороги, в том числе платные.

В Америке (как и в другой демократической стране) немыслима та система «парковочной травли и ловушек» для автомобилистов, которую устроил в Москве департамент транспорта. Чтобы в Штатах нельзя было остановиться у школы, больницы или магазина? Чтобы не припарковаться у кинотеатра? Если сравнить даже саму процедуру получения и обмена водительских прав у нас и в Америке, боюсь, сравнение будет сильно не в нашу пользу. Хотя система регистрации автомобилей в последнее время у нас улучшилась. Лучше также не сравнивать и судебные системы. Но ведь это все в одном пакете. Перенимая одно (штрафы, поборы, санкции), отчего бы не перенять многое другое? Начиная, скажем, с минимальной ставки почасовой оплаты труда в $7,25 (или более $1,25 тыс. в месяц)?

А так — добро пожаловать в мир капитализма. Версия «хардкор». Спасибо, что не «диккенсовская». Впрочем, предполагаю, что мы по-прежнему лишь в начале пути.

Обвинения на высшем уровне
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8050697.shtml
01.02.2016, 08:42
О последствиях коррупционного скандала между Вашингтоном и Москвой

http://img.gazeta.ru/files3/859/8050...x230-48867.jpg
Барак Обама и Владимир Путин
Amanda Voisard/UN Photo/ТАСС

Прямые обвинения Владимира Путина в коррупции вызвали предсказуемое возмущение Кремля. Глава МИДа Сергей Лавров назвал их «беспардонными». Обвинения прозвучали в фильме «Би-би-си», посвященном «тайным богатствам Путина». Доказательная база слабовата, но тут главное — создать впечатление, а слово «коррупция» там произнес замминистра финансов США Адам Шубин, отвечающий за борьбу с «грязными» деньгами. Из Москвы потребовали разъяснений, и Белый дом официально поддержал своего чиновника: мол, мнение полностью разделяем.

Возмущение Москвы понятно. И не только потому, что еще, кажется, ни одного русского правителя так вот прямо в лоб в коррупции не обвиняли. В чем угодно обвиняли. Чаще всего в деспотизме. Обвиняли в коррумпированности режима в целом — скажем, ельцинского. Но лично лидера — нет.

Кроме того, такие манеры вообще не приняты в отношениях между крупными странами, имеющими дипотношения и ведущими конструктивные переговоры по ряду важных вопросов. Даже в условиях санкций. Кстати, далеко не самых жестких, если сравнить с Ираном, Кубой или КНДР.

Россия — это не «банановая республика» в северном исполнении.

От взаимодействия с Москвой зависит сирийское урегулирование, не говоря об украинском. В конце концов в мире полно стран, к которым можно предъявить претензии по части коррупции, при этом указав недвусмысленно на правительство. Однако Америка не разбрасывается такими же прямыми и официальными обвинениями. Не говоря о существовании режимов и лидеров, которых в Вашингтоне могут считать сущими «сукиными детьми», но «нашими».

Почему сейчас? Каковы будут последствия? Одно очевидно точно: отношения Москвы и Вашингтона выходят на новый, скандальный уровень.

Подобные оскорбительные обвинения первого лица прощать не принято.

Они могли прозвучать из уст американского чиновника и раньше, и позже. Вряд ли Шубин согласовывал формулировки интервью с Госдепартаментом и тем более с Обамой. Однако он исходил из того, что подобные речи в адрес Кремля сегодня в Вашингтоне непредосудительны и нечего, мол, деликатничать.

Еще подразумевается, что в свете таких обвинений против иностранного политика Америка, настаивающая на распространении своей юрисдикции чуть ли не на весь мир (в частности, в борьбе против «грязных» денег), непременно будет такого политика преследовать, едва с него спадет дипломатическая неприкосновенность. Не круто ли забирают? Не могут не отреагировать на это в России.

Представления о ситуации в России из Вашингтона укладываются в простецкую схему: падение нефтяных цен и давление санкций приносят результаты, Москва вынуждена будет пойти на уступки по всем направлениям — от Сирии до Украины. Она более не является ключевым партнером даже по тем переговорам, которые еще сохраняются: не захотят сотрудничать, справимся без русских. Тратить дополнительные усилия для прессинга режима Путина, скажем, провоцируя его масштабными поставками оружия на Украину, излишне. Достаточно американских инструкторов, тренирующих ВСУ, и вежливого сдерживания киевских политиков, поскольку большая война на Украине Америке просто не нужна. Там считается, что время на юго-востоке работает не на Москву.

Такая схема грешит сильными упрощениями, непониманием многих тонкостей российской политики (американцы вообще не любят разбираться в чужих тонкостях) и искажениями, проистекающими из дефицита в нынешней администрации США глубоких специалистов по России. «Русское направление», если сравнивать со временами «холодной войны», давно утратило приоритет. Его можно доверить чиновникам не первого ряда. Как ту же Украину, где ситуацию в свое время профукали, доверив кураторство «серым стратегам» из Брюсселя.

Влияние санкций на устойчивость режима в России в Америке, на мой взгляд, сильно преувеличивают, а инерцию системы и готовность людей приспосабливаться к трудностям, напротив, недооценивают.

На уровне политической элиты США отсутствует постановка вопроса о том, какой в будущем Америка хотела бы видеть Россию, чтобы вновь с ней подружиться, никто этим просто не заморачивается.

Тактика давления преобладает над стратегией долгосрочного просчета. Нет уверенности, что кто-то всерьез изучает в Вашингтоне и вариант возможного коллапса страны с полутора тысячами ядерных боеголовок, по сравнению с которым устроенные (в какой-то мере тоже по политическому недомыслию) ливийский, иракский и сирийский в виде того же запрещенного в России ИГ хаос и кошмар покажутся ерундой. Ведь если все же взят курс «на снос режима», то надо представлять, что настанет назавтра после утверждения на месте Империи зла Царства свободы. А если нынешняя политика по отношению к Москве — не политика «на снос», тогда зачем лидеру страны всячески дают понять, что дела с ним иметь больше не желают?

Возможно, в США, озадачившись имиджем Путина как «мачо», который смеет перечить «мягкотелому Обаме», решили отыграться на поле пиара, делая акцент на том, что «мачо», мол, клептократ. Такая игра с точки зрения политического прагматизма выглядит недальновидной, но, значит, «партнеры» не считают ее опасной.

«После Крыма» в США возобладала мысль о том, что теперь у Путина одна судьба — стать «изгоем».

Этот термин в моде. Считается, что с помощью санкций можно вызвать внутри страны процессы, которые рано или поздно такого «изгоя» изведут, — от «народных волнений» до раскола элит и дворцового переворота.

Возможно, за образец тут берут модель общения США с латиноамериканскими или африканскими режимами, где санкции давно стали отработанным механизмом. Так, с 1990 по 2007 год 80% американских санкций прямо декларировали требование изменения («демократизации») режима (William Walldorf. «Sanctions, Regime Type, and Democratization: Lessons from US — Central American Relations»). Обычно ставили при этом под удар цели, «чувствительные» для правящей элиты и авторитарного правителя. Для Сомосы, Дювалье, Трухильо или Батисты. Но такая тактика, как показывает опыт даже Латинской Америки, срабатывала худо-бедно лишь против режимов, отличавшихся «фракционностью» элит, — тех, где есть, скажем, самостоятельная военная каста. И наоборот, в режимах авторитарных элита чаще еще сильнее сплачивалась вокруг вождя. Такие режимы предпочитали «сражаться до конца», а издержки санкций перекладывали на население.

Сравнивать Россию с Латинской Америкой в целом неверно. Но заметим, что расчет на раскол российской правящей номенклатуры пока не оправдывается. Случаются «побеги» лишь отдельных проворовавшихся чиновников.

Открытой фронды не позволяют себе даже те, кто понес потери в «межвидовой борьбе» за сокращающиеся ресурсы. Власти, понимая, откуда исторически исходит в России главная угроза режиму, избегают серьезных покушений на интересы правящей номенклатуры. Даже вялая борьба за «суверенизацию», включая запрет выезда за границу некоторым «своим», видится (пока!) выверенным шагом: Запад теперь опаснее для высшей номенклатуры, нежели «родной» Следственный комитет, который не тронет, если ты «в обойме».

Как все это сочетается с намеками Джона Керри о возможности частичной отмены санкций против России уже в этом году, если будут выполнены минские договоренности? Да никак. Скорее всего, не будет никакой отмены санкций. Особенно косвенных, которые посильнее формализованных.

Во-первых, перспектива выполнения минских соглашений туманна. Москва, может, и хотела бы покончить с «проектом «Новороссия», но не ценой полной капитуляции. Киев же не спешит с выполнением своей части работы — и в силу специфики хаотичной и безответственной украинской политики, и потому, что давление Запада на него слабовато. Там не спешат «на помощь Путину».

Во-вторых, «размен Украины на Сирию» удался лишь частично. Диалог с США на тему судьбы Асада — это лучше препирательств на тему, кто больше виноват под Дебальцевом. Но все равно Сирия будет отдельно, Украина — отдельно, а перспективы отношений с Россией Путина — вообще третий вопрос. Видимо, в Вашингтоне исходят из того, что в Сирии при осознанной наконец угрозе ИГ можно не спешить, а Россия, выступая почти без союзников (Ирану после санкций большая война не нужна), долгого вмешательства не выдержит экономически.

На мой взгляд, американцы недооценивают нашу готовность бомбить, сколько понадобится. А мы за ценой в таких случаях обычно не стоим.

Вопрос о санкциях будет рассматриваться в ином контексте, чем на момент их введения. В свете, например, доклада по «делу Литвиненко», где в адрес российского руководства, включая президента, содержатся еще более «беспардонные» обвинения.

А впереди еще финальный доклад по делу малайзийского «Боинга». Трудно представить, как можно будет в такой атмосфере отменять санкции — вопреки конгрессу США или должным образом настроенному общественному мнению в Европе. При обилии относительно независимых игроков в политике на Западе, не считаться с которыми нельзя. Висит дамокловым мечом над российскими активами и приговор по делу ЮКОСа на $50 млрд.

Как все это прочитывается в Кремле? Скорее всего, как спланированная и, главное, скоординированная атака из ясно какого «штаба». Как теперь общаться с тем же Кэмероном, который, получив за два дня до публикации доклад судьи Оуэна, ничего не вымарал? У нас ведь исходят из того, что мог, но не захотел, оставив самые оскорбительные, притом довольно голословные (в суд с такими не пойдешь) обвинения. Как говорить теперь с Обамой? И если в Вашингтоне думают, что при невозможности более общения первых лиц Лавров с Керри смогут и дальше о чем-то успешно договариваться, то мне кажется это заблуждением.

Ситуация чревата непредсказуемостью. Более того, она взрывоопасна. Никто и не просчитывал ее до конца изначально. Все импровизируют на ходу.

Увидеть будущее
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8062511.shtml
08.02.2016, 08:07
О том, почему говорить об андроидах и стволовых клетках важнее, чем о Донбассе и цене на нефть
http://img.gazeta.ru/files3/565/8062...x230-42291.jpg
Якуб Розальски
Wikimedia Commons

Созданная на съезде «Единой России» (ЕР) программная комиссия напишет то, с чем партия пойдет на думские выборы. Насколько это будет резонировать с тем, что обсуждается в обществе? А что там вообще обсуждается сегодня, о чем дискурс?

Если посмотреть федеральные телеканалы, то внешняя повестка по-прежнему доминирует над внутренней. Украину сменила Сирия, Сирию дополнили ужасы миграционного нашествия на бедную Европу. Посмотрит обыватель на бесчинства «понаехавших» в Старый Свет — и должен облегченно вздохнуть: слава богу, у нас такого нет. Хотя еще сравнительно недавно миграционная тематика присутствовала и у нас, причем с известными обострениями. Но сейчас, судя по телеэкрану, рассосалась. А вот за немецких детей и женщин — страшно.

Непонятно, почему проблема сексуальных домогательств горячих парней с арабского Востока к женщинам в Кельне должна занимать внимание нашего обывателя больше, чем качество образования в местной школе или обострившиеся с нового года проблемы с импортными лекарствами, из-за того то чиновники опять что-то придумали с лицензированием, ограничениями и запретами. Впрочем, можно найти объяснение: про наши дороги, больницы и что чиновники воруют, мы и так знаем, лишний раз выслушивать чернуху неприятно. От ретрансляции этих банальностей ничего не меняется.

А создание впечатления, что где-то может быть еще хуже, как-то успокаивает.

В этом смысле наше телевидение и фильтруемый пропагандистами-политинформаторами новостной поток, по сути, организованы по тем же принципам, что какой-нибудь Facebook. Он показывает вам только те новости, которые вам нравится читать, и только тех «друзей», которых хочется видеть. Разные пользователи соцсетей живут в разных реальностях. Для одних правят бал милые котики, а для других — потерявшиеся собаки.

Там живут два разных Путина — великий для одних и ужасный для других.

Там либо «москали», либо «укропы» — и вместе им не сойтись. Либо «все ужасно и пора валить», либо «Путин опять всех переиграл».

Западные СМИ давно работают по той же модели. Пытаться объяснять читателю / зрителю, что «аннексия Крыма» имеет несколько иную нюансировку, чем якобы «нарушение норм международного права» (которые все равно что дышло), не только политически неблагодарная работа, но и в общем контексте подачи новостей о России — неэффективная. Массовый зритель ее, скорее всего, не поймет и не оценит. И не потому даже, что «оболванен» (наш «оболванен» не меньше), а потому, что также приучен к комфортному, непротиворечивому потреблению информации. Оно не должно утруждать не вписывающимся в привычную картину мира. И должно быть не сложнее покупки туалетной бумаги в супермаркете.

Мир, конечно, не стоит на месте. И новая «информационная повестка» рождается не на продавленном обрюзгшим телепотребителем сериалов и чипсов с пивом диване. Предвыборная политика во всех странах лишь одна из форм обратной связи между обывателем и политиками, в процессе которой вторые пытаются угадать, чем бы посильнее зацепить первого (варианты: одурачить, обмануть, увлечь).

Праймериз, придуманные в Америке, которые теперь, как уверяют, будет практиковать и ЕР, сама по себе форма для формирования программы действий неплохая. Особенно если хотя бы часть еще и выполнять, а не оставлять висеть в интернете, который все помнит, для насмешек над несбывшимися обещаниями молочных рек с кисельными берегами (попробуйте отыскать и перечитать программу той же ЕР начала 2000-х, это и в самом деле смешно).

Мир меняется быстрее, чем политики успевают инкорпорировать адекватную реакцию на перемены в свои программы. Им к тому же приходится угождать совершенно разным по интересам группам, у каждой из которых — собственный пестрый список «обеспокоенностей», от морально-этических (например, отношение к гомосексуальным бракам) до чисто материальных.

Скажем, большинство участников республиканских праймериз недавно в Айове (пришли, на минуточку, выбирать кандидата от партии 180 тыс. активистов из 3,1 млн населения штата, дай бог ЕР аналогичной явки в России) волновала судьба налоговых льгот для производителей биотоплива. Ведь Айова вся засажена кукурузой и соей.

На съезде ЕР у нас говорилось, в частности, о переходе на упрощенную схему налогообложения (типа патента) для самозанятого населения — вроде нянь и репетиторов. Всколыхнет ли это широкие народные массы, если добавить сюда еще десятка три таких же «приземленных» пунктов предвыборной платформы для других социальных групп? В идеале ведь должно было бы.

Но готова ли ЕР к характерным для всего мира процессам «балканизации политики», когда повестка вместо широких мазков обещаний всем всего и сразу распадается на конкретные требования конкретных социальных, гендерных, возрастных и региональных групп? И, с другой стороны, готов ли к этому российский массовый избиратель? Он ведь максимум привык лишь к такой предвыборной конкретике, как просьба к депутату (кандидату) построить дорогу, переселить из аварийного жилья, не допустить точечной застройки в данном районе и т.д.

В отечественном исполнении — чисто иждивенческий подход (пусть Путин велит вкрутить лампочку в подъезде), так как он не сопровождается, как правило, спросом с переизбранных представителей партии власти.

Лишь раздается привычное: мы им писали-писали, но все без толку.

У «балканизированной повестки» есть большой недостаток: за «деревьями» отдельных требований часто не видно «леса» национальной стратегии. А политики, как и генералы, любят готовиться к прошедшим войнам. Так, республиканский консерватор Тед Круз предлагает вообще разогнать налоговое ведомство США, а всех обложить плоским налогом: 10% — для физлиц, 16% — для корпораций. Мол, низкие налоги решают все. Но мало кто в политической элите США сумел адекватно отреагировать (на уровне предвыборной платформы), скажем, на тектонические перемены на рынке труда.

Экономика все больше переустраивается на основе децентрализации, так называемого пиринга (peer-to-peer). Так устроена сеть Skype и мессенджеры. Классический пример — такси Uber, с которым, как в свое время боролись луддиты с машинами на заре английской промышленной революции, пытаются бороться власти и профессиональные водители во многих странах.

Проиграют. По такому принципу в развитых странах уже работают тысячи подобных компаний в самых разных сферах. От аренды жилья до доставки товара из магазинов. От ремонта до бытовых услуг.

По данным Института трудовых инициатив будущего в Аспене, более 44% взрослых американцев так или иначе участвовали в таких экономических транзакциях, а 22% (45 млн человек) выступили их организаторами. Еще более увлекательная тема — «пиринговое» небанковское финансирование и кредитование, краудфандинг и прочие формы sharing economy (share — делить, разделять) и т.д.

В такой экономике по-новому будут строиться отношения между «нанимателем» (владельцем онлайн-платформы) и «работниками». Вторые сами планируют рабочее время, оставаясь в тени официальной занятости. Такие отношения в меньшей степени подвластны госрегуляторам, там нет привычной системы защиты интересов работника.

Непонятно, как должна строиться система социальной защиты, если половина активного населения становится фрилансерами. Кто им будет платить пенсии?

Планы референдума в Швейцарии о выплате всем поголовно 2,5 тыс. франков в месяц вызвали у многих реакцию аборигенов при виде самолета: от «прикольно» до «с жиру бесятся». На деле скоро во многих странах речь пойдет не только о пересмотре отношения людей к труду (такая самореализация становится потребностью, не о том ли мечтал Маркс?), но и о перестройке привычной социальной системы: дешевле уволить чиновников, отдать сэкономленное людям, и пусть они сами за все платят. А то ли еще будет, когда андроиды заменят людей (о чем много говорилось на форуме в Давосе) на многих работах. Чем люди станут заниматься, если прибавочную стоимость будут создавать автоматы?

Человечество еще не сталкивалось с такой проблемой свободного времени и относительного потребительского изобилия, даже самые бедные вроде уже имеют гаджеты, а голод отступает повсеместно.

Мы не так уж отстаем в становлении «пиринговой» экономики. И не только в виде «такси» как «попутной поездки».

Те минимум 20% трудоспособного населения (а то и раза в полтора больше), которых не видит правительство, чем-то таким уже заняты. Только вместо онлайн-платформ у них сарафанное радио.

Еще интереснее происходящее на передовых рубежах науки и технологий. Биотехнологии обещают победу над смертельными болезнями, включая рак. Борьба с раком становится пунктом предвыборных программ. Продление на десятилетия жизни людей будет подразумевать плановую замену (как в автомобиле) изношенных органов. Уход от углеводородного топлива будет сопровождаться массовым выездом на дороги автомобилей без водителей.

Заглядывание в будущее увлекательнее барахтанья в болоте традиционных проблем. Список вызовов множится быстрее, чем политики успевают формулировать ответы. Было бы здорово, если в программах российских партий появилось больше пунктов, обращенных в будущее, нежели пассивная реакция на происходящие помимо нашей воли процессы типа падения нефтяных цен. Тем более что подчас такая реакция дремуча в своей безграмотности и незнании того, как устроен современный мир. Не надо по нашему старинному обычаю стремиться сразу все запретить, как биткоины или дроны, и тем ограничиться. Не нужно и механическое вписывание в программы безответственных в нынешней технологической неосуществимости обещаний, как при КПСС: мол, в таком-то году 50% машин поедет без водителей.

Хотя можно было бы вписать внедрение банков хранения пуповинной крови для всех рождающихся в стране младенцев с такого-то года: стволовые клетки пригодятся им в будущей жизни.

Хочется, чтобы политики формировали образ будущего не только из ответов на бесконечные враждебные внешние происки. Будущее не сводится к тому, что станет с Донбассом, спасем ли мы режим Асада и отскочит ли цена на нефть.

Сегодня рано, завтра уже поздно
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8074823.shtml
15.02.2016, 08:36
Об одной величайшей загадке русской политической жизни
http://img.gazeta.ru/files3/841/8074...x230-36312.jpg
Артем Сизов/«Газета.Ru»

В соцсетях получило популярность фото ларька, расположенного в Рассел-парке в Лондоне. В Лондоне таких ларьков по всем королевским паркам полно. Непрезентабельный. Чисто «гадюшник», по-нашему. Мол, вот он стоит, а в Москве ларьки посносили еще в прежнюю волну очищения и облагораживания города, а теперь в одну ночь сковырнули сотню крупных торговых «новоделов». Кремль поддержал избавление города-героя от «гадюшников». В свою очередь, досужая публика пустилась в рассуждения, за которыми, впрочем, как обычно, не стоят никакие действия, о нелегкой судьбе (вернее, «не судьбе») легендарного английского права на наших бескрайних просторах.

Мол, частная собственность не священна, ходить по судам — это пыль глотать попусту, а отправление в судебное присутствие, порой произносимое представителем власти с глумливой улыбочкой на лице, означает выражение, синонимичное другому известному чисто русскому отправлению в путешествие на три буквы.

Не вдаваясь в детали судебных тяжб московских властей с «ларечниками», за которыми, возможно, скрывались огромные капиталы нуворишей лужковского призыва (какие-то имели долженствующее судебное решение, какие-то — нет, на эту тему каждый волен пособачиться в соцсетях), замечу лишь, что было бы наивно ожидать, что мы могли бы так просто взять и избавиться от господствующего у нас «права по понятиям» и перейти на подобие английского, всем сердцем полюбив не только свою, но и чужую собственность как священную.

Все же когда там подписывали Великую хартию вольностей (1215 год), у нас еще даже татаро-монгольское иго не началось, до битвы на реке Калке (первое столкновение с татарами) было восемь лет.

Торжество формального права над неформальным — результат исторических процессов, длящихся веками, в том числе результат борьбы и революций. В значительной мере это состояние общей культуры общества. Сколько у нас было революций под лозунгами защиты частной собственности? Не отнять и поделить, а именно как принципа, что она священна? То-то. У нас и теперь большинство обывателей снос чужих ларьков или даже целого — разумеется, «незаконно построенного» — дома встречает либо с равнодушием (меня это не касается — и ладно), либо со злорадством: не то плохо, что у меня коровы нет, а хорошо, что у соседа сдохла.

Если же в пиар-сопровождение сноса во имя благоустройства в стиле «как было в советскую старину и даже лучше» добавить тезис о «нерусском происхождении» торгашей, подчеркнуть, что они «наживались», платя налоги в казну сущие копейки, то злорадство перерастет в радость по поводу того, что справедливость наконец восторжествовала. Справедливость у нас выше закона. То есть этот снос — он тот что надо снос.

Некоторые шибко умные порой любят поминать тихим добрым словом прусского короля, который даже окорачивал собственный суд, проигрывая земельный спор простому крестьянину. Но это лишь часть истории. Другая состоит в том, что сами частные собственники объединялись для того, чтобы отстаивать свои права.

Английский король Иоанн Безземельный (кстати, потом ни одного английского короля не называли Иоанном, оказалось «невезучее имя», а мы-то не знали) не подписал бы Magna Charta Libertatum, если бы не встретился со сплоченной оппозицией знати. Ровно так же ни один мэр ни одного города мира что по суду, что без суда не всякий раз станет сносить ларек, если угрозой будут солидарные ответные действия. Тем более если это будут действия не только ларечников. А их ведь нет. Тогда чего вы хотите?

С кем тут и о чем разговаривать, если каждый сам за себя?

И не надо думать, что иноземное правосудие совершенно не вникает в «особенности текущего момента», не учитывает возможной общественной реакции. Просто все гораздо тоньше. И эти тонкости, кажущиеся нам по нашему простецкому прямодушию сущим иезуитством и проявлением двойных стандартов, тоже оттачивались веками. Так, чтобы все вежливо, с улыбками, бумагами, учтивыми судебными приставами, начинающими убийственный в бесчеловечной жестокости разговор со слова «сэр». Чтобы если подходить к этому «по понятиям», то кажется сущей подлостью, а формально — не подкопаешься.

Жаль, что патриарх и папа Римский в Гаване имели мало времени на беседу. Им было бы что обсудить — скажем, какую роль сыграла церковь на Западе и у нас в становлении формального права и правовой культуры общества. Хотя такой дискурс лучше, конечно, вести на троих, непременно пригласив кого-то от протестантов. Уж эти-то расскажут.

Еще у нас часто любят ссылаться на Сингапур. Мол, вот тамошний правитель начал наводить порядок с того, что посадил или казнил ряд коррумпированных друзей. Так-то оно так. Но вот еще какое дело. Есть и другая сторона у этого порядка. Плюнул на сингапурскую землю — штраф пару сотен долларов (китайцы, составляющие значительную часть населения Сингапура, в силу ряда особенностей любят плеваться), жвачку в городе-государстве не купишь. Не спустил воду за собой в общественном туалете — еще пара сотен. И так далее. И это как бы часть «контракта». Мы к ней готовы?

Ровно так же нынешний «контракт» западного общества с государством, он же общественный договор, оттачивался, включая английское право, к примеру, в работных домах викторианской Англии, в законах против бродяжничества, в сгоне с земель крестьян, превращавшихся в пауперов (знаменитое «овцы съели людей»).

И в этом плане мы, запаздывая в чем-то на столетия, проходим примерно такие же этапы развития, которые проходили западные общества, где становление правового государства пришлось на эпоху индустриальной революции, а у нас едва начинается, когда уже и постиндустриальная закончилась.

Если сравнить что формальные нормативы, что неформальные понятия, регулирующие простую русскую обывательскую жизнь, то на деле ведь у нас вольностей (не свобод, а именно вольностей) пока все еще больше, чем у среднего жителя на Западе, где регламентаций, кажущихся нам сущим тоталитаризмом, пруд пруди. Речь, подчеркнем, не о предпринимателях, не об инвестиционном климате, а именно о самых простых гражданах.

Попробуйте в какой Америке оставить после себя такой же срач после пикника, как у нас на всех лужайках и у водоемов. Или расплатиться кешем, покупая машину или квартиру.

Обратной стороной отсутствия легендарного английского права является спасительная при наших-то подчас формально безумных или свирепых законах возможность обывателя договориться с бюрократией по понятиям, выторговав (за взятку) для себя лично исключение или послабление. И хрен с ними, с собратьями по несчастью. Которым у нас не доверяют так же или даже больше, чем якобы родному государству.

Недавно один работник банка рассказывал, как валютные ипотечники, пришедшие на переговоры, прежде всего поинтересовались, о чем с ним говорила инициативная группа, которую они сами же выбрали. Не выторговали ли ее члены что-то для себя лично? То есть они им не верили больше, чем «банку-кровопийце».

Конечно, нельзя недооценивать роль правящей элиты. Нам с ней не очень повезло.

Отдельное спасибо «совку» и почти вековому вялотекущему геноциду титульной нации империи, он же «отрицательный отбор» правящего класса. Во многом именно поэтому в постсоветские годы выдвинутые волей, в сущности, исторического случая на первые роли «лучшие люди», составившие ныне правящий класс, оказались неадекватны задачам осуществления лидерства, просвещения общества и его модернизации в новых условиях. Но других нет, а сложившаяся политическая система настроена, прежде всего, на сохранение стабильности. Она лишена эффективного механизма селекции новых политических лидеров и управленцев по меритократическому принципу.

По старой имперско-советской привычке мы все время, открыв рот от вожделения, смотрим наверх, на «царя-генсека», ожидая руководящей и направляющей команды. Куда идти, что делать, кто враг. Однако в современном мире подобные ожидания, конечно, завышены. Слишком многого мы хотим от одного человека, который никак не наместник Бога на земле. Было бы, конечно, замечательно, если бы первое лицо по примеру генералиссимуса Франко стало вдруг останавливаться с кортежем на красный свет светофора, подав тем самым пример поведения — и не только на дорогах — всей прочей знати. Но первое лицо делать этого не желает. Скорее всего, не от личной «нескромности», а потому что не хочет попасть в известную русскую ловушку, которая образовалась оттого, что «наверху — тьма власти, а внизу — власть тьмы».

Русская власть, показавшаяся слабость перед лицом толпы, обречена на то, чтобы почти моментально столкнуться с русским бунтом, бессмысленным и беспощадным.

И из этого бунта вовсе не возникнет никакой общественный договор, а сядет на трон новый царь-генсек. Не факт, что лучше прежнего.

Тот же Ли Куан Ю не мыслил возможности демократии до достижения определенного уровня благосостояния. Русский премьер Столыпин мечтал о «двадцати годах покоя». В какой момент переходить с нашим обществом от управления старыми проверенными методами сатрапии к придуманному протестантами, европейскими просветителями и масонами «общественному договору»? Когда благоустраивать города по методам, как делал барон Осман с Парижем, приемлемо, а когда уже не годится и надо заводить канитель занудных согласований с организованным предпринимательством и гражданским обществом, которое тебе будет отвечать нечто более внятное, чем просто «не позволим тут ничего менять, ломать или строить»?

Сегодня рано, завтра уже поздно. А когда вовремя?

Это величайшая загадка русской политической жизни. Ключ от нее, возможно, в одном из ларьков.

То ли уже снесенных. И тогда он надолго вновь утрачен. То ли еще оставшихся. И тогда на нем, скорее всего, написано нечто вроде «Нет налогов без представительства», за которым — именно ответственный избиратель, а не праздный зевака на народном вече и не государство-рантье, не очень-то зависимое от налогов граждан. Вот только кто, когда и как первым додумается привести этот принцип в действие? Пока, как мы видим, нет ответа.

Начальству виднее!
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8100089.shtml
29.02.2016, 09:07
Журналист рассуждает, нужны ли в России выборы
http://img.gazeta.ru/files3/425/8100...x230-77972.jpg
Сергей Фадеичев/ТАСС

— Выборы в России надо отменить, Михалыч. Это все навязано треклятым Западом. Мы веками жили ведь не как электорат, а как люди.

— Что ты несешь?! Так во всем мире принято. Народ выбирает представителей, они принимают законы. Возникает, понимаешь, легитимность власти. Которая не сидит, как супостат-узурпатор, а опирается на волеизъявление народа.

— Слово «легитимность» — фуфел, придуманный политтехнологами, чтобы деньги рубить на выборах. Ты выйди на улицу, спроси про легитимность. Хорошо, если в морду не дадут за такой вопрос. Народу по барабану. Легитимность-нелегитимность. Есть власть — хорошо, есть Россия. Нет власти — нет России. Мы без власти баловать начинаем, как дети. За нами пригляд нужен, да страх чтобы был. Если не Сталин, то хоть Путин. Хотя он, считаю, мягковат. Сажает мало.

— Когда до тебя доберутся, начнешь вопить про свои права да Конституцию. А будет поздно. А когда Дума очередную дурь примет, скажешь: я, мол, за них не голосовал. Так надо было, дружок, утрудить себя походом на избирательный участок.

— А то ты не знаешь, что не на участках вопросы решают. Как скажут, так и посчитают.

Пустое это все, суета с голосованием. Надо отменить, наплевав на то, что про нас в Страсбургах скажут да в Вашингтонах.

Слышал, как Владимир Владимыч выступал для коллег по Конторе?

— А то! Бдите, говорил он им. Не надо, чтобы с Запада совались в наши выборы. Пресекайте происки. Для такой аудитории — самые те речи. Какие выборы без Конторы?

— А слышал, что Дума приняла очередное ужесточение выборного законодательства? По журналистам на избирательных участках, про наблюдателей?

— И? Обычное дело: у нас ни одни выборы после советской власти не проходили по законам предыдущих. Рихтуют все да подрихтовывают, чтобы так приспособить, чтобы кто надо всегда побеждал, притом все легче и легче.

— Ну и к чему все эти ужимки? Что ни выборы, то полуосадное положение. Напряжение административных и полицейских сил. Чтоб все предусмотреть. Чтоб в списки попали те, кто надо. А кто не надо, у того бы оказались подписи фальшивые за регистрацию. Чтоб без подписей имели право выдвигать кандидатов только правильные партии, у кого есть представители в региональных заксобраниях. Таких уже 14.

Ты прикинь: со всеми побеседовать, внушить правильные мысли, чтоб за флажки — ни-ни в ходе агитации. Чтоб решить, кого можно на телевизор, а кого — на пушечный выстрел. Чтоб в списках — только люди, умеющие дозировать критику «кровавого режима». Чтоб не возмущались сильно, когда в Думу не пройдут. Она ж не резиновая. Там случайностей быть не должно. Вот захочет, скажем, «Родина» или партия Титова попасть туда, а за счет кого? Не за счет ЕР же. Или что, старика Зю обижать? Или Жирика? За что? Они ж верой и правдой все пять лет. За Крым и против «пиндосов». А Михалыч? Тот, что справоросс. Разоружался перед партией (известно какой) и в хвост и в гриву. От карбонариев в своих рядах самоочистился. Задвигал такие речи, что не всякий единоросс отважится вслух молвить. Что же его теперь, как использованный гаджет, в политический утиль, чтоб место освободить новобранцам? А у него молодая жена. Не по понятиям так. И претенденты должны понять. И простить.

Вот уйдет поколение, тогда допустят ближе к законодательному корытцу. А пока — получите 3%, да бюджетное финансирование ваших дурилок картонных.

— Ты циник. Невозможно все места заранее расписать со Старой площади. Всегда есть элемент непредсказуемости. На местах тоже фантазий хватает. А управлять процессом надо, на самотек не пускать.

— Надо все довести до логического конца. Чтоб совсем без самотека. К чему это напряжение сил, непонятно, ради чего? Чтоб и козням Запада противостоять на последние деньги, и пятую колонну в стойле кошмарить, и придумывать новые трюки, один чуднее другого, по поводу прессы да наблюдателей. Да еще процентовку по мандатам, чтобы никому не обидно, соблюдать. Ни к чему это.

Отменить выборы — так дешевле и честнее будет.

— Никто нас в мире не поймет. Это неприлично. И потом, а как определить народных, так сказать, избранников? Чтобы принимаемые ими законы не обзывали творчеством самозванцев.

— Во-первых, на весь мир нам давно надо накласть. Если в одном уже наплевали, сами определив, что правда за нами — это я про Крым, — то и в остальном тоже можно наплевать. И правда опять будет за нами. Она в том, что у нас свой путь, а англосаксонская демократия со всяким там голосованием, придуманным в свое время протестантами да баптистами, выбиравшими своих попов в приходах, нам, православным, не указ. Во-вторых, отмени ты выборы, народ это, если вообще заметит, одобрит. Уж точно на улицы никто не выйдет. Тем более если по телевизору рассказать, в какие суммы обходятся навязанные нам игры в демократию и сколько можно на эти деньги построить детских садиков и школ.

— Черчилль говорил, что демократия — отвратительная форма правления, но все остальные еще хуже. Ты не ответил на вопрос, как отбирать тех, кто будет от имени народа принимать законы?

— Ты мне Черчиллем в морду не тычь. На вашего Черчилля у нас есть свой Суворов. Говорят, он первый подметил: «Что русскому хорошо, то немцу — смерть». Надо понимать, что и наоборот. Не выбирать, а назначать! Нынешние выборы — все равно не выборы в вашем либеральном понимании, а извращение. Так не надо усугублять и мир смешить своими потугами совместить чуждую нам форму с трюками от старика Чурова. Пусть лучше книжки про войну и историю пишет.

Сейчас все равно практически всех кандидатов проходных пропускают через управление внутренней политики АП. Пусть оттуда всех и назначают. Честно и открыто. Как в Общественную палату. Там часть как раз честно назначают, а часть якобы выбирают электронным голосованием, которое, по сути, то еще посмешище с подкруткой «кликов». Цукерберг обзавидуется.

По какому, спросишь ты, принципу назначать? По простому. Называется «начальству виднее».

У нас ведь, в отличие от твоего любимого Запада, не было периода цензовой демократии. Когда голосовали только люди ответственные, ибо богатые и местные (ценз оседлости и имущественный). А без этой школы никуда. Не может быть такого, чтобы нищеброды, веками поротые, на кол сажаемые и к ГУЛАГу душой и умом прикипевшие, вдруг стали сознательными избирателями, взвешивающими последствия своего голосования. То, что сейчас у нас, — это квазицензовая демократия, замутненная ненужными ухищрениями. А надо ввести настоящий Ценз. Пусть начальство само определит «лучших людей страны». А если они народу станут поперек горла, то пусть он как-то об этом даст понять. А если не станут или не даст понять, значит, пусть терпит.

— Вот тут ты попался. Чем система более замкнутая, тем больше ошибок при принятии решений.

— У нас наоборот: если темный народ начнет все решать, он такого нарешает. Охлократия это. Власть толпы. Хуже любой диктатуры.

— Ну а кто же определит само начальство? Сейчас есть Путин. А потом как выбирать?

— Точно не надо нам выбирать, как в Америке в этой. Их праймериз — чисто тараканьи бега, притом в цирке. Не наше это. И потом смотри. Маленький штат Айова, людей три миллиона, треть Москвы. Зима, снег, что для янки — суть бездорожье и коллапс. И что ты думаешь? На праймериз демократов выбирать кандидата в президенты приперлись 240 тысяч человек, 40% от зарегистрированной как избиратели партии. У республиканцев нынче абсолютный рекорд по числу участников праймериз — 180 тысяч. У нас в мае на праймериз «ЕдРа» по всей стране сопоставимое число наберется, как думаешь? То-то и оно.

Посему не надо пока нам с этим тужиться. Лет через сто. А пока — терпеливо «стричь газон». «Газонокосильщики» лучшие как раз на Старой площади, в АП. Как Путина Второго выбирать? Как Путина Первого. Путем номинации от Первого лица.

Причем Путин Первый должен сидеть в Кремле пожизненно. Не надо нам этих «проблема 2008 года», «проблема 2018 года». Только Пескова можно иногда ротировать. Скажем, на Канделаки и обратно. И то не факт. Если упростить процесс, как я предлагаю, он справится с объяснением того, что он не в курсе подробностей.

Медведевы могут быть преходящими, а Путины — это навсегда. По крайней мере до тех пор, пока народ не повзрослеет.

— Как же он повзрослеет, если ему никого не доверять выбирать?

— Почему никого? Пусть «на котиках» тренируется: научится выбирать себе хотя бы домоуправляющую компанию, чтоб не из воров, самое низовое местное самоуправление тоже.

— А после такой «номинации» от Первого лица кто его должен в должности утверждать? Должна ж быть церемония. Не Средневековье, ХХI век на дворе.

— Церемония будет в Кремле на Соборной площади. С патриархом и колокольным звоном. В постановке Михалкова. Народ пусть поддерживает, но безмолвствует. Если приспичит, можно СМС-голосование провести по телевизору, совместив с «Евровидением» и Малаховым, чтобы нескучно было. А так, пусть назначенные лучшие люди и голосуют. Как боярская дума или выборщики в США. Не зря Чуров на них кивает. Мол, нет прямой демократии в хваленой Америке. А коли там нет, то нам подавно не надобно.

— А как сместить такого правителя, выбранного в рамках шибко цензовой демократии? Не нынешнего, конечно. Боже упаси! Он хорош, как никто и никогда, а чисто теоретически.

— В твоем вопросе чудится мне фронда. Что значит смещать правителя? Ересь. Его можно только обожать, иначе нарушается суть вещей, скрепы рухнут. Хотя изволь, и тут есть ответ.

На Руси как повелось? Без всякой демократии. Сидит на троне человек, никто его не трогает, народ доволен или привычно терпит. Ничто не предвещает. А потом вдруг что-то такое повиснет в воздухе, повисит-повисит — и начинаются такие перемены, что никто не понимает, откуда что взялось. А того, кого превозносили, даже не заметили, как ниспровергли. Но нам пока до этого далеко. В любом случае перемены у нас настают не в результате выборов, а сами собой сверху и в ходе тектонических перемен в обществе. Поэтому выборы — отменить и жить в ожидании, пока все само сделается. Одно уйдет, а другое настанет.

— Не убедил. Давай лучше выпьем. Чтобы все уже наконец нам настало…

В Единую Избу войдет
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8111375.shtml
07.03.2016, 10:40
О том, готовы ли сегодня в России избрать президентом женщину
http://img.gazeta.ru/files3/399/8111...0x230-3898.jpg
Вигилиус Эриксен. Портрет Екатерины Великой верхом на коне Бриллианте

— Поступило предложение: разработать федеральный закон, чтобы следующим президентом стала непременно женщина, — председательствующий цепким взором, отработанным на прошлом месте работы, обвел глазами зал.

Но взгляд не задержался ни на одном из примелькавшихся и привыкших ничего на всякий случай не выражать лиц.

Впрочем, он прекрасно знал, откуда поступило предложение. В порядке, так сказать, проброса и оживления информационной картины.

— Прошу слова, — подал голос розовощекий посланец депрессивной области, из декларации которого было известно, что его жена зарабатывает в сто раз больше него.

«Небось махнуться доходами хочет», — подумал председатель и, делая вид, что записывает, нарисовал в блокноте черта с рогами в балетной пачке.

— Я так скажу, — неожиданно начал фальцетом розовощекий. — Народ, конечно, выражает в опросах желание видеть президентом особу, так сказать, прекрасного пола, но таких в нашем обществе пока лишь треть. Не готовы мы к политической феминизации. В том числе сами женщины не готовы взять на себя. А потом,

надо смотреть конкретно на фигуру: что за дама, достойна ли, украсит ли собой столь высокий пост, замужем или как, не склонна ли к истерикам.

Я бы проверил еще, не стерва ли (тут председательствующий снова вспомнил про его жену). А то ядерная кнопка и все такое. По Конституции у нас, впрочем, все равны. Хочешь — баллотируйся, хочешь — не баллотируйся. ЦИК теперь женщина возглавит, она гендерных притеснений не допустит.

— Если понимать о том («Как все же это безграмотное сочетание прочно вошло в лексикон», — посетовал про себя председательствующий), что наш дом Единая Изба уже горит, а кони все скачут и скачут, то, конечно, пора и бабу на царство, — встрял тут известный охальник и балагур. — Но хотя сейчас и трудное время, нельзя на слабый пол возлагать. Пусть они нам тыл обеспечивают и хорошее питание.

Слово взяла известная гимнастка:
— Россия — женская страна. Без нас, женщин, не обходилось в дни тяжких испытаний. Мы все выносили на своих хрупких плечах — и теперь вынесем. Мы готовы нести. Надо проголосовать резолюцию с поддержкой идеи выдвижения единой женщины-кандидата на пост президента от всех фракций.

Сейчас во многих странах мира на постах руководителей находятся женщины. Вон уже в Америке хотят женщину президентом сделать…

— Им после Обамы уже все равно, — выкрикнул кто-то с места, но председательствующий одернул его и попросил разволновавшуюся гимнастку продолжать.

— Наша страна первой провозгласила равенство полов, но сегодня по уровню участия женщин в политике мы находимся на уровне Габона — я недавно рейтинг видела. (Сидящий рядом депутат в стального блеска пиджаке тут же полез в «Википедию» — смотреть, где Габон и что это.) Едва ли 15% у нас женщин-политиков наберется. А в Скандинавии — до 40%, в остальной Европе тоже больше нашего. В ЕС хотят обязательную квоту ввести в корпорациях на топ-позициях для дам. Мы что, хуже Европы?

— Так у них там и лесбиянок премьершами делают, нам и в этом им подражать? — переспросил розовощекий.

— Не передергивайте, — сдвинула брови гимнастка. — В общем, предлагаю голосовать.
Садясь на место, она сверкнула в глаз спикеру зайчиком от кольца на безымянном пальце правой руки.
«Два с половиной карата», — со знанием дела оценил тот.

— Вы с ума сошли? — вскричал на пути к трибуне лидер маленькой, но очень системно-оппозиционной фракции. — Женщина должна сидеть дома и варить борщи. Власть у нас — это больше чем власть. Это ярмо и галеры. Но и великий соблазн.

Мужики — и те не выдерживают. Посидят год-другой на руководящем посту — глядишь, уже дом в Ницце, глаз замаслился, входят во вкус, и ничто их уже не останавливает. А что же станет со слабой женщиной?

У них же в генах эта тяга к нарядам да роскоши. Посмотрите на известных правительниц! Что ни случай, то разнузданная коррупция. Президентша Бразилии без пяти минут под импичментом. Аргентинка ушла под обвинения в коррупции. Только английская королева по-прежнему вне подозрений, так у нее и власти нет. А еще может начаться фаворитизм. Покровительство искусствам и модельерам. Что выльется в назначение всяких юдашкиных на высокие государственные должности. Может, даже министром обороны. За то, что ей, понимаешь, пошитая кутюрье военная форма понравится. Льстецы и подхалимы полезут во все государевы дыры и щели.

Станут назначать звезд попсы и шансона, навязывать архитектурные стили и градостроительные решения. Никакой бюджет бабских капризов не выдержит, у нас и так дефицит.

Хорошо, если у нее будет хороший вкус. А если она любит, как поет Стас Михайлов? Тимати уже не жить? И наоборот.

— Получается, янки можно женщину избирать, а нам слабо? — дружелюбно, как только мог, спросил боксер от фракции большинства. — Они хозяйственнее мужчин, договороспособнее. Такая с любым Обамой договорится. Тем более что и им рулит его Мишель. Вот сядут они с такой Мишель и по-бабски все порешают.

— Вы посмотрите на эту будущую американскую президентшу. Она не женщина, а андроид. Проволоку перекусит зубами. В ней говорит неудовлетворенность и желание доказать муженьку своему, что она ничем не хуже. Нужен нам такой фрейдизм на нашей земле? — вопросом продолжил свою речь балагур. — Нет, не надо. Максимум, что можем себе позволить, гимнасток и фигуристок в Думе, чтобы глаз радовали. Я когда на них смотрю — хоть за что голосую. Но в главной резиденции должен сидеть мужик, это не тот снаряд, к которому можно подпускать гимнасток и фигуристок. Мы опять же не Скандинавия, где издавна бабу от викинга не отличишь.

Мы через домострой прошли и к нему в чем-то сейчас должны вернуться.

— Надо Меркель позвать, как освободится, — вступил в дискуссию случайно не вычищенный из палаты всамделишный оппозиционер. — У нас последняя великая правительница была немка, в ХVIII веке. Крым как раз тогда впервые присоединили. Замкнем спираль истории! Конституция не позволяет такого делать. Но можно и переписать. Нам раз плюнуть. Если хохлам можно грузина да американку приглашать в управленцы и министры, то почему нам нельзя немку в импера… ой, в президенты? Варягов в свое время позвали, для государства только польза была. И сейчас пора. Довели вы страну до ручки.

— Пятая колонна заговорила, — раздалось из стана большинства. — Вам бы все страну кому-нибудь сдать. Если уж припрет, воспитаем Бабу-ягу в своем коллективе. Но в целом наша фракция против. Нет подходящей кандидатуры, вокруг которой сплотилась бы нация.

— Как нет? А Валентина Ивановна? — вдруг вставил из президиума неожиданно для самого себя председатель, и тут же испугался: отмашки ему на такой поворот дела не давали.

— Она пусть на «котиках-сенаторах» потренируется, — ответил с места балагур и охальник из комитета по безопасности. — И потом, у нее пока не в чем на такой пост баллотироваться. Все Chanel, Fendi, Avanti да Hermes.

Мы ее пока в оренбургском платке не видели. Надо бы для начала фотосессию в одежде от «Москвошвеи» произвести. Будет на ней сидеть или нет.

И потом, мы так можем потерять Кавказ. Что скажет Рамзан? Да и народ к женщинам во власти пристальнее присматривается, чем к мужчинам. У тех вон только на часы пялятся, и то сколько шуму. А тут начнется: туфли такие, сумка такая-то, начнут сравнивать с «уборщицей «Газпрома». Платок — оттуда, не нашенский. Брошь круче, чем яйца Фаберже-Вексельберга. С другой стороны, замухрышкой представать — за державу обидно. Замкнутый круг получается.

— Коллеги, — решил положить конец бесплодным спорам, приуроченным к 8 Марта и больше ни к чему, председательствующий, — предлагаю итожить. Мы тут попросили комитет по социальной политике набросать проект резолюции. Вам сейчас будет роздан. Суть вкратце такова. Мы поддерживаем всячески стремление наших милых и славных женщин участвовать в общественно-политической жизни страны вплоть до попыток претендовать на должность президента путем участия в честных, свободных и открытых выборах. В то же время мы выступаем против искусственного навязывания нам извне чуждых гендерных стандартов и исторически не присущих нашей стране норм. В общем, лучше ничего не трогать. Кто за? Против? Воздержался? Принято.

Вечером того же дня бывший научный сотрудник сокращенного института РАН по гуманитарной линии, бывший «белоленточник», а ныне активный сиделец в соцсетях и фрилансер на бессмысленном портале смотрел программу «Время», заедая куриными котлетами, которые успела приготовить прибежавшая домой с работы взмыленная жена.

— Не, ну а что, в самом деле, — попытался завязать он содержательный разговор, заранее, впрочем, зная, что зачумленная бытом и двумя работами по совместительству супруга их не жаловала, называя «мозготрахом». — Надо вас, женщин, вперед двигать. Только настоящая бой-баба может нынче поднять Россию. Настало время декабристкам выйти из тени своих мужей.

— Посмотрела бы я сейчас на этих декабристок, — отмахнулась жена. — У них бы, нынешних, если по-честному, ни один бы на площадь не вышел, дома бы заперли всех. И не было бы никаких декабристок. Она за князем может быть таковой, а не за забулдыгой или хипстером каким.

Нет мужиков — нет декабристок, не за кем в Сибирь идти.

А ты, блин, философ, сначала кран почини на кухне, а потом на государя-императора замахивайся.

Уязвленный напоминанием о невыполненном клятвенном обещании муж уткнулся в тарелку с котлетами.

В то же время в загородной резиденции референт, как обычно, докладывал об основных событиях дня президенту. Тот слушал внимательно, не меняя выражения лица, иногда что-то записывая в блокнот. Когда дошло до пункта об обсуждении в Думе женского вопроса, президент сначала усмехнулся, а потом, задумчиво посмотрев на помощника, спросил как бы сам себя: «Женщину — в президенты? Интересная мысль. А меня куда они собрались уже деть? Кто, вы говорите, поставил вопрос в повестку?»

Повисла неловкая пауза...

Спикеры молчаливой толпы
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8121749.shtml
14.03.2016, 08:30
О том, найдется ли в России свой Трамп — выразитель хаотичных мыслей большинства
http://img.gazeta.ru/files3/899/8121...x230-73557.jpg
Дональд Трамп с женой Меланией и моделью Хайди Клум на открытии Международного отеля и башни Трампа...
Evan Agostini/AP

Про неожиданный успех консервативного популиста Трампа говорят, что это, мол, заговорило «молчаливое большинство». Термин вспомнил некогда и сам гремевший на консервативном фронте Патрик Бьюкенен, советник Никсона, Форда и Рейгана, немало сделавший для идеологии республиканцев. Он в 1990-х вел свои президентские кампании под лозунгами, аналогичными трамповским.

Сам же термин впервые употребил в 1969 году Ричард Никсон. Затравленный тогда либеральной прессой из-за войны во Вьетнаме, он развернул ответную кампанию — от имени «великого молчаливого большинства». Мол, вовсе не массмедиа, претендующие на звание мейнстрима, не популярные ньюсмейкеры, превращающие политику в телевизионную попсу, являются истинными выразителями народных мыслей, смутных желаний и открыто не артикулируемых требований. Которые подчас стыдно даже произнести вслух публично, но которые бродят в головах у этого «молчаливого большинства» в ожидании, пока их объявит миру новый, истинный кумир «молчаливой толпы».

Эти мельтешащие на телеэкранах«властители дум и душ», все эти короли на час, неизменно находящие повод остаться еще и на следующий час, и на после следующего, и через неделю, месяц, год, — все эти люди на самом деле ничего не знают об этом нар-р-р-роде, от имени которого они все время трещат. И

очень редко выразитель таких открыто не выражаемых комплексов и фобий этого «молчаливого большинства» сумеет вырваться на сцену.

Из-за кулис его так и норовят схватить за фалды пиджака и утащить назад «режиссеры жизни», чтобы не отсвечивал и не портил «приличным людям» их мудро выстраиваемые комбинации.

Как и Бьюкенен в свое время, Трамп предстает, к примеру, ярым противником новомодного фетиша — так называемой свободной торговли. Всяких этих транстихоокеанских партнерств. Даже если он не разбирается в деталях. Потому что «молчаливое большинство» и он вместе с ним нутром чуют: понаедут чужаки и отнимут рабочие места и деньги у настоящих патриотов, простых работяг.

То же самое с нелегальной иммиграцией. Поэтому с Мексикой надо построить стену, и пусть она за нее заплатит. А «якорных детей» (когда в Америку приезжают рожать, чтобы ребенок по праву рождения получил гражданство, а затем к нему и самим прилепиться) надо запретить.

Произнести вслух нечто подобное призыву запретить мусульманам въезжать в США в сегодняшней Америке вслух публично почти невозможно: столь прочна политкорректность.

Это все равно что назвать афроамериканца негром — забавно, что и у нас стали стесняться этого безупречного с точки зрения русской литературной вежливости и грамотности слова.

Но когда такие вещи произносит с трибуны человек, который того и гляди станет кандидатом в президенты, то мы, «молчаливое большинство», ему радостно похлопаем, конечно. Как и в ответ на выражение откровенного неприятия однополых браков. Хотя он признает, что после соответствующего решения Верховного суда это уже реальность. Его позиция «хочешь делать аборт — делай за свой, а не государственный счет» близка тем, кто ненавидит расплодившихся в Америке иждивенцев, живущих на пособия поколениями.

Какое СМИ мейнстрима сможет сегодня в Америке написать про прибалтов, что если они не могут ужиться с Россией, то пусть сваливают в Африку? Никакая. Только лично Дональд Трамп. Потому что прибалты, согласно общепринятым канонам, — это вечные жертвы российской агрессии и их вечно надо защищать.

Ровно также нельзя так просто сказать, что, мол, «я договорюсь с Путиным». Как минимум надо добавить нечто ритуальное про «репрессивный режим». И про то, что только по отдельным вопросам мы можем быть вместе.

У Трампа, как у любого другого кандидата, есть как развернутые, так и короткие лозунговые ответы на все вопросы, которые интересуют людей.

От медицины (реформу Обамы надо заменить персональными медицинскими страховыми счетами) до новейших технологий (Apple должна подчиниться ФБР и помочь взломать айфон ради борьбы с терроризмом).

От налогообложения (отменить налог на недвижимость, плоскую шкалу не вводить) до создания рабочих мест и минимальной почасовой оплаты (ее не надо повышать, это снизит нашу конкурентоспособность). От владения огнестрельным оружием (право гарантировано конституцией) до финансирования политических кампаний (ограничить влияние «больших денег»и обезличенных так называемых суперфондов). Можно составить целостную картину его политического консерватизма. Она не так страшна, как рисуют его противники от истеблишмента.

Впрочем, хватит про Трампа. Он всего лишь одно из проявлений политического популизма, поднимающегося на волне раздражения традиционными элитами во многих странах. А есть ли у нас «молчаливое большинство»? Если есть, то кто бы мог стать адекватным выразителем его хаотичных мыслей? Так, чтобы в ответ снизу: «Черт, как же правильно он все говорит». А не просто: «Поддерживаем на 86%». Для последнего имеются социологи.

Они же периодически выдают «разблюдовку» народных настроений по отдельным вопросам. Скажем, по той же миграции. Однако список таких вопросов, во-первых, сильно ограничен, во-вторых, формируется исходя из официального контента и контекста общественно-политической жизни.

В свое время Путин уловил настроения тогдашнего, условно, «молчаливого большинства» (можно провести даже определенную аналогию между ним тогда и Никсоном 1969 года), выразив ее известной фразой «мочить в сортире». Социологи ведь так вопрос — про сортир — не формулируют. Путин и позже выдавал оценки, которые свидетельствовали о нем как о политике, интуитивно чувствующем настроения если не «молчаливого большинства», то морального (непримиримые критики режима его назовут агрессивно-послушным) — так уж точно. Опять же трактовка выдаваемых респондентами ответов также остается за профессионалами. Она, что важно, не является содержанием публичных дебатов, публичной политики вообще.

Социологи вам умно растолкуют, что, по их мнению, означает высокая популярность Сталина. Но это все равно останется «борьбой за прошлое», а не публичным обсуждением вариантов будущего.

Или как понимать предпочтения граждан, ставящих демократию и права человека (впору уже добавлять тут подзабытое советское «так называемые» или того пуще «пресловутые, раздуваемые на Западе») все ниже по сравнению со стабильностью и безопасностью, как ее объясняют по телевизору.

Мягко, не бередя полусонное политическое сознание, поведают про традиционный русский патернализм, он же — социальное иждивенчество. Особо смелые намекнут на постсоветские синдромы, их точнее бы назвать постимперскими. Готовность (или неготовность) к социальным протестам обрисуют пастельными, не возбуждающими взгляд и ум тонами. Примерно так отстраненно описывают жизнь насекомых энтомологи. Это все, впрочем, есть соблюдение правил игры. В конце концов социологи не трибуны и не пламенные борцы и быть ими не обязаны.

Раньше, помнится, зажигал, выражая мнение части недопонятых властями масс, Жириновский. Но нынче он превратился в «системного политика», на «русского Трампа» не тянет. Что касается иных претендентов на выражение «истинно народных мыслей», часто балансирующих на грани мракобесия и невежества, то эти персонажи, как правило, выступают с узкой, с позволения сказать, повесткой. Ну там всемирный заговор «Рокфеллеры против Ротшильдов», и наше место в нем, разные оттенки серого и, как правило, невежественного антиамериканизма — собственно, почти все. Ну, плюс еще абстрактно-риторическое «воруют!», сдобренное порционными проклятиями в адрес «либерального блока правительства», который есть зло, живущее само по себе.

Если и есть претензия у таких политиков на создание картины мира, то она убогая и дискретная, в ней недостает слишком многих «пазлов».

Как правило, все же это отдельные номера в политическом цирке. С такой программой с гастролями по стране не поедешь. Надоест. Да и преувеличивают ее носители востребованность этого популистского треша, мне кажется, у массовой публики. Они последнюю путают с массовкой на телевизионных ток-шоу, хлопающей по команде администратора их, как им кажется, «звонким мыслям».

Было бы любопытно, конечно, услышать нечто, кроме невнятного мычания или отдельных вскриков в соцсетях, мнение «улицы» не только по поводу Донбасса, Сирии и лично Надежды Савченко, но и по поводу медицины и образования, интернета и современных технологий, отношений с внешним миром, о китайской или среднеазиатской «угрозах», об отношении к правящей элите и о том, куда нам всем рулить и как. Не просто «воруют, надоели», а как преодолеть эти «отдельные недостатки».

Почему-то уверен, что развернутая позиция по многим замалчиваемым в ведущих массмедиа темам сильно удивит правящий класс. Не столько даже резкостью суждений, сколько неадекватностью на их фоне официальных оценок и предложений по той же тематике. По-английски применительно к критикам Трампа со стороны «системных политиков» это называется outoftouch. По-русски обычно формулируется как призыв «вам бы спуститься с небес на землю».

С одной стороны, можно тут винить власть. Мол, политическая поляна не только подстрижена, но и закатана в асфальт. Но ведь у нас по-прежнему не 1937 год. И такое объяснение не полностью объясняет карикатурную убогость так называемой внесистемной оппозиции, которая еще больше outoftouch со страной, чем некоторые министры — владельцы элитных особняков в Лондоне.

Даже Навальный за столько лет не нащупал ничего, чем можно было бы усилить свою политическую поддержку, нежели публикации об утаенных богатствах обнаглевшей жирующей элиты.

Это как если бы Трамп ездил по стране и рассказывал только о том, сколько Обама и его несравненная Мишель налетали на самолетах за госсчет. Или выискивал бы неприятные моменты в биографиях соперников, и больше ничего.

А может, и нет у нас никакого «молчаливого большинства»?

Или есть, но от его имени не только некому, но и совершенно нечего артикулировать. Оно, как сказал один умный человек про целую страну, «сосредотачивается». Тогда логичен следующий вопрос: и как долго еще?

Не успел подумать — за тобой уже пришли
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8146529.shtml
28.03.2016, 08:51
О том, как будет выглядеть тоталитаризм эпохи соцсетей
http://img.gazeta.ru/files3/589/8146...x230-30320.jpg
Creative Commons

Все, что вы публикуете и просто читаете в интернете, может быть использовано против вас. Против вас может быть использовано вообще все что угодно. Количество такой информации множится день ото дня. А умение спецслужб анализировать ее стремительно растет. Дело за малым — работать на опережение. Вы еще даже подумать не успели о чем-то противозаконном, а за вами уже пришли.

Оруэлл придумал термин «мыслепреступление». А в фильме Спилберга «Особое мнение» («Minority Report») описана система Precrime. Там полиции в недалеком будущем удалось покончить с преступностью путем угадывания мыслей людей, которые еще даже сами не подозревают, что они потенциальные преступники.

Сегодня спецслужбы по всему миру пытаются предугадать, к примеру, не дремлет ли в студенте престижного университета из приличной мусульманской семьи потенциальный джихадист. В какой момент у него в мозгу переклинит, пройдет сигнал из спавшего в голове центра и он пойдет разгуливать с поясом шахида по людным местам? Как отличить того, кто ездил на Ближний Восток купаться в теплых морях, от тех, кто оказался прельщен идеологией очередной реинкарнации «Аль-Каиды»?

Сейчас постфактум европейские спецслужбы при помощи поднаторевших по этой части американских (спасибо товарищу Сноудену за то, что указал нам путь развития) обрушивают рейды на гнезда исламистов под носом у штаб-квартир НАТО и ЕС. А висел бы над мусульманским районом Брюсселя продвинутый вариант системы «Эшелон» с опциями проникновения в каждую голову — глядишь, проблем было бы меньше.

Это сейчас, тоже задним числом, выясняется, что один из организаторов терактов некоторое время назад в одном из отелей Афин (!) изучал схему брюссельского аэропорта.

А если бы к нему тогда же в отель по факту просмотра соответствующих страниц ворвался спецназ и повязал?

Задним числом такое многим покажется оправданным. А в режиме реального времени стало бы вопиющим нарушением прав человека. Нестыковочка во времени, однако.

Среди наших обывателей из числа тех, кто помнит, где «ночевала тучка золотая», найдется немало таких, кто выдаст готовый на все случаи рецепт: «Сталина на вас нет! Даешь депортацию». Но, во-первых, такой формат нынче сочтут «нетехнологичным» и старомодным, во-вторых, надо ведь так «корректировать» демократическое нормы, чтобы, с одной стороны, в людях оставалась уверенность, что эти нормы работают, ибо это, пусть на уровне видимости, по-прежнему эффективно с точки зрения управления обществом и экономикой, а с другой — чтобы технологии не застаивались и нужные корпорации становились «драйверами роста».

У нас в последнее время по части борьбы с «мыслепреступлениями» люди с холодной головой и горячим сердцем заметно активизировались. Почти каждую неделю узнаешь, что к очередному блогеру пришли и завели уголовное дело.

С непривычки иные поводы кажутся бредовыми фантазиями в духе антиутопий. Кто-то перепостил объявление о несанкционированном митинге. Причем митинг в Ставрополье, а к человеку пришли в Санкт-Петербурге. Кто-то позволил себе резкие высказывания в связи с присоединением Крыма. Кто-то опубликовал — причем не свою даже — карикатуру на президента, а кто-то «не в том контексте» запостил фото премьера в папахе. Слава богу еще, что не в шапке с помпоном. Последнее вроде пока не возбраняется, я такую видел даже на, страшно сказать, Рамзане Ахметовиче с олимпийским факелом. Хотя — как знать…

Уже есть весомая статистика ответивших перед судом за оскорбление чувств верующих, «за разжигание» против ряда народов путем попытки излишне глубокого проникновения в их традиции и ментальность.

История — другая опасная тема.

Слишком глубокое копание даже в известных исторических фактах может довести вас до «попыток фальсификации». А там и до «экстремизма» рукой подать.

Поводы, по которым имеют неприятности гражданские активисты, пытающиеся противостоять местным властям, могли бы тоже стать сюжетами «антиутопических» произведений. Недовольство новой застройкой или вырубкой лесов и парков может оказаться поводом для подозрений в антирежимных интенциях и как минимум политической неблагонадежности.

В принципе формат задан. Потому что, полагают там, где надо и кому надо полагать,

сегодня ты ерничаешь над шапочкой премьера, а завтра пойдешь штурмовать Кремль с Навальным и на деньги Госдепа.

Если в соцсетях уже есть возможность увязывать вас по фотографиям с определенным кругом лиц и местами пребывания, это может быть использовано против вас. Отслеживание истории поисковых запросов, телефонных звонков и историй покупок с помощью кредитных карт и банковских переводов уже стало рутинной практикой спецслужб многих стран. Кто-то пытается работать на опережение, нащупывая новые горизонты тоталитаризма. Кто-то лишь реагирует постфактум на преступление, апеллируя к тем самым «демократическим нормам», попрание которых, мол, народ не поймет. Это он сегодня не поймет, а завтра он о них просто не узнает.

Размен «безопасность в обмен на свободы» уже произошел. Только еще не все подробности известны.

На фоне «технологически продвинутых» стран наша выглядит в чем-то «островком свободы». Несмотря на дикие (ничего, мы еще привыкнем) истории с «репрессированными» блогерами. Основных гарантий относительной бытовой поведенческой свободы граждан (не путать с политической) у нас по большому счету три:

1) Технологическое отставание, не позволяющее пока подняться на такой же уровень анализа big data, охватывающий все системы электронной коммуникации, который достигнут в Америке.

2) Плохое качество работы, неэффективность госинститутов. Полагать, что если «цивильные структуры» погрязли в неэффективности, коррупции, а подчас и вопиющей профессиональной безграмотности сотрудников и руководителей, назначаемых туда как угодно, но только не исходя из критериев оптимальной профпригодности, а в силовых органах, дескать, при этом работают какие-то совершенно другие люди на фоне принципиально другого качества работы этих структур, есть величайшее заблуждение. Не может быть, чтобы в одном месте системы был полураспад, а в другом — идеальный порядок.

3) Неразвитость безналичных платежей. Значительная часть страны, людей и экономики вообще по-прежнему живет офлайн, во многом по старинке.

Конечно, все эти «недоработки» власти будут стараться ликвидировать. А неразвитость демократических традиций и институтов грозит тем, что мы по части «электронного тоталитаризма» можем обогнать многих. Но пока какой-то лаг времени есть.

В любом случае без повышения качества, уровня и, если угодно, образованности государственных институтов управления все равно не обойтись. Куда ни кинь — без адекватной современности системы образования никуда!

Тот же «тоталитаризм» должен быть в конце концов грамотным, чтобы научиться отличать, скажем, борца с вырубкой городского сквера от потенциального джихадиста и не отвлекать на борьбу с гражданскими активистами или даже, страшно сказать, с «воинствующими атеистами» силы, которые пригодятся для борьбы с более серьезными угрозами.

Безграмотные дебилы и маразматики, будь они трижды патриотами, не смогут управляться с «неототалитаризмом», это будет вариант «обезьяны с гранатой».

Советский Союз в свое время совершил такую ошибку «безграмотности и неадекватности времени» на более низком технологическом уровне. Пока боролись с ксероксами, «вражьими голосами» и ротапринтными изданиями «Мастера и Маргариты», прозевали технологический и экономический провал страны.

Технологии не стоят на месте. В руках разных режимов они могут обретать разную направленность и эффективность. Так, китайские власти уже пошли по пути, описанному в фильме «Особое мнение», решив создать технологии мониторинга за потенциальными преступниками в духе системы Precrime. Крупнейшая государственная военно-промышленная компания China Electronics Technology Group получила госзаказ на создание соответствующего программного обеспечения. На основе сбора и анализа данных о работе, хобби, покупательских привычках и других поведенческих «паттернах» программа сможет предсказывать такие преступления, как теракты, до того как они произойдут. Власти хотят знать о гражданах все: какие SMS кто кому отправляет, на каких остановках в какой транспорт когда садится, как много покупает бензина для своего авто и куда ездит, во сколько ложится спать и с кем именно, чем, когда и почем заполняет холодильник и какой он марки, какие лекарства человек покупает, чем он болеет. Ясно, что не только «потенциальные террористы» станут объектами слежения. Оно коснется и тех, кто просто покажется «неблагонадежным» по тем или иным причинам.

К примеру, а чего это он смотрит так много голливудских фильмов, да еще скачивает их с торрент-трекеров? Почему так много в его «продуктовой корзине» импортных продуктов, уж не скрывается ли за этим тяга к «иностранному» вообще», вплоть до «низкопоклонства»?

Под воздействием проникновения в нашу жизнь всевозможных систем слежения за вами, вашими привычками и слабостями, притом что этой информацией будет пользоваться все более широкий круг лиц — от спецслужб до работодателей, от страховых компаний до поставщиков товаров и услуг, — у людей начнут вырабатываться некие «универсальные», считающиеся в обществе безопасными, нейтральными «паттерны» поведения.

Людей, не вписывающихся в «стандарт безопасности», неототалитарное общество будет отсеивать как потенциально неблагонадежных. Им будет трудно найти работу и сделать карьеру как минимум.

Даже самые изощренные и скрытные террористы, готовя преступления, действуют по определенным алгоритмам. Тем выше искушение их вычислить и сработать на опережение. Это и будет служить оправданием для создания «тоталитарных» систем не только в таких странах с неразвитой демократией, как Китай. При этом всегда остается открытым вопрос, насколько такие системы эффективны. И главный — в чьих руках они окажутся, не станут ли работать не столько против террористов, сколько в ущерб обществу и в интересах каких-нибудь властолюбивых коррупционеров.

Не пастыри мы им и не учителя
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8158151.shtml
04.04.2016, 08:27
О том, почему советские памятники в Польше надо вывезти в Россию
http://img.gazeta.ru/files3/289/8158...x230-10236.jpg
Демонтаж памятника генералу Черняховскому в Пененжно
Tomasz Waszczuk/PAP

Польша решила избавиться от 500 советских памятников. Так постановил государственный Институт национальной памяти. Какие времена — такая и память. Во всех постсоветских странах ей свойственно меняться в угоду политической конъюнктуре. Мы и по себе это знаем.

Борьба с «советским наследием» стала неотъемлемой частью утверждения новой государственно-национальной идентичности в странах Восточной Европы (или как теперь там стало «правильно» говорить, «в странах Центральной и Восточной Европы», потому что так получается «дальше от Москвы») и Прибалтики (ныне Балтии, по той же причине). Хотя не во всех советские памятники жмут и натирают так сильно, как в Польше. Особенно после прихода к власти правых, преисполненных решимости «исправить ошибку 1990-х», когда от «признаков советской оккупации» недоизбавились. В этом нет ничего нового — с точки зрения истории. Особенно когда за дело новой идентификации берутся политики, чье взросление пришлось на те самые «проклятые годы». Тогда это еще и выглядит как избавление от немых свидетелей собственного малодушного конформизма.

Сейчас этим же путем пошла Украина. Как говорится, в добрый путь и бандеровский флаг в руки.

Справедливости ради отметим, речь не идет (пока, во всяком случае) о сносе в Польше памятников, установленных на местах захоронений советских воинов, освобождавших страну от немецкой оккупации. На сей счет есть договор 1994 года, заключенный еще при Ельцине, когда наши отношения были не в пример лучше. Поляки толкуют его буквально — как относящийся лишь к кладбищам и воинским захоронениям, но не относящийся к тому, что они называют «символами советского господства», под которыми непосредственно не лежат останки павших.

МИД России возмущается. Прозвучало даже сравнение действий поляков с действиями исламских террористов, погромивших сирийскую Пальмиру. В Думе тоже пошли оценки одна звонче другой. Войну с историей назвали «лакейством перед Западом» и «свидетельством нездоровья польских государственных деятелей». Сейчас такой стиль у нас в ходу. Называется — «дать отлуп». Лексика, порой близкая дворовым гопникам, вошла в каждую пресс-службу. Но народу так понятнее, это правда.

Ярко выступила Ирина Яровая, глава комитета Думы по безопасности, назвав это «демонтажем нравственных и легитимных основ права в системе безопасности». По ее мнению, «главным фокусником стандартизации своих амбиций и интересов, конечно, являются США, но труппа отрабатывает целиком все концертные номера». Общественная палата, в свою очередь, призывает обратиться в ЮНЕСКО, чтобы не дать свершиться «варварству».
В Польше предлагают демонтировать 500 памятников советской эпохи

Будем трезво смотреть на вещи. ЮНЕСКО тут нам не поможет. И вообще никто не поможет — ни Страсбург, ни ООН, ни Международный трибунал в Гааге, ни тем более апелляция к Главному Фокуснику всех времен и народов, обретающемуся в представлении многих в шапито имени Рокфеллеров с Ротшильдами в Вашингтоне.

Памятники снесут. А некоторые, как предлагает Институт национальной памяти, соберут вместе, назовут Музеем тоталитаризма и советской оккупации, и будут водить туда школьников с соответствующим «просветлением» детских мозгов.

Большинство молодых поляков, возможно, будут жить со знанием о том, что гитлеровская оккупация — это было «еще ничего, вполне приличные люди, только евреев в камерах жгли, а вот советское иго варваров, пришедшее на смену, — это настоящий мрак и ужас». Дремучесть по части своей истории и у нас подчас поразительная, так что ничего сверхъестественного в этом не будет. Но у нас это происходит по другой причине, пусть это нас утешит.

Кто-то задастся вопросом в этой связи: а зачем тогда весь этот пафос, к чему эти заламывания рук и упражнения в красочности ругательств со стороны истинных хранителей всех и всяческих скреп и эталонов измерения их чистоты, сосредоточенных, как известно, в Государственной думе? Притом что госпожа Яровая, как многие, наверное, заметили, выступает особенно ревностным хранителем «нравственных основ права в системе безопасности». Ведь пошумим-пошумим, а потом проглотим. Или, как напишет кто-нибудь из непримиримых критиков режима, «умоемся». Или не проглотим, не умоемся, а увяжем с ответными действиями. Как водится, асимметричными.

Можно, к примеру, увязать памятники с переговорами с поляками насчет грузоперевозок, которые и так зашли в тупик. Пусть там и стоят, пока все памятники не восстановят. Еще можно их перехваченные контрабандные яблоки давить и уничтожать с какими-нибудь особенными сладострастием и жестокостью.

С другой стороны, а как тут молчать? На такие вещи все-таки странно было бы никак не реагировать. Давая если не по форме (сравнение с запрещенным ИГИЛ — это дипломатическая гиперболизация все же), то по сути верную оценку тем, кто хочет самоутвердиться за счет оказавшейся неудобной им теперь истории. Все же такие действия имеют вполне определенный политический подтекст. Антироссийский. Поскольку нынешняя Россия видится, прежде всего, наследницей СССР. Да и к Российской Империи у поляков особо теплых чувств, собственно, тоже никогда не было.

Исторические фобии не могут не находить отражение в современности.

И всегда будут в Польше те, кто никогда не поверит ни в какие результаты расследования и будет считать, что самолет с десятками членов польской элиты во главе с президентом Лехом Качиньским под Смоленском весной 2010 года потерпел катастрофу не сам по себе, а в результате диверсии по приказу Путина. С этим, увы, ничего не поделать. Как и с извечными фобиями части общественности балтийских стран по отношению к России.

В то же время пора бы уже признать, что само по себе возмущение ни российского МИДа, ни тем более думцев не возымеет никаких практических результатов. Мы не сможем заставить поляков ни оставить у себя советские памятники, ни, главное, относиться к ним с тем уважением, которые заслужили павшие в боях за освобождение от фашизма. Хотя многих в Европе раздражает это наше отношение ко Второй мировой войне (мол, ну что вы все носитесь с этим «освобождением от фашизма», столько лет прошло, это все ваши политические спекуляции), это остается частью практически полного (за исключением некоторых «ультразападников», быть может) общественного мировоззренческого консенсуса в нашей стране.

В этом смысле настоящий день народного единства у нас 9 мая, а не 4 ноября. И даже попытки наших чиновников разжечь по сему поводу неуместный политизированный официоз этого обстоятельства не изменят еще долго.

Но будет ли нам морально комфортно, будем ли мы полностью удовлетворены, если — представим невозможное — задействовав ЮНЕСКО, дипломатическое и иное давление, а также нашу знаменитую Кузькину Мать, мы настоим, чтобы поляки не трогали памятники?

Если мы их, как говорил тот сержант «салаге», заставим и научим «любить нашу советскую родину». Нужны нам такие «любовь» и «уважение»? Какой смысл в том, чтобы насильно по отношению к настроениям большинства, увы, нынешнего польского общества (десятилетия постсоветской пропаганды ведь не прошли зря) удерживать там памятники тем, кто дорог нам? Но не им.

Чтобы периодически они подвергались осквернениям? Чтобы потомки генерала Черняховского, да и не только они, в очередной раз с горечью наблюдали, как борцы за «правильную историческую память» сбивают его барельеф со стены или разрушают его памятник? Заслужили ли герои войны того, чтобы мемориалы им, да и останки тоже сохранялись в обстановке столь массового неприятия? Как бы назло, в назидание освобожденным. Чтобы помнили? Да. Хорошо бы, чтобы помнили, конечно.

Но разве наша миссия состоит в том, чтобы заставить помнить тех, кто, науськанный новой правящей элитой, напротив, настроен на неблагодарность и помнить не хочет?

А хочет, наоборот, забыть или поверить в иную по отношению к нашему восприятию истории и конкретно той войны реальность. Вот ведь на самом деле главный вопрос всей этой коллизии.

И на него на самом деле есть ответ: нет, наша миссия не в этом. Не пастыри мы им боле и не учителя. Наша память — это наша память. Ответ заключается не в пафосных, хотя кажущихся справедливыми по сути вербальных оценках подобных действий. Это лишь первый шаг, но должен быть второй. Иначе это будет именно что «умылись». А следующий шаг — это наши уже действия по защите своего национального достоинства и той части истории, которую мы считаем священной. Если мы действительно так считаем умом и сердцем, а не на словах, приуроченных к 9 Мая.

Мы должны взять эти памятники к себе. Домой. Чем спасти их от поругания и забвения.

Чего нельзя добиться никакими дипломатическими инвективами. Хоть в стихах пиши. Это вообще не должно остаться делом бюрократии. А должно стать делом общенародным, идущим снизу. Как акция «Бессмертный полк». На это нельзя выделять ни копейки из бюджета. Так будет неправильно. Деньги надо собрать по народной подписке. И только добровольно. Я уверен, что деньги собрать удастся. Возможно, нужно спасать не все 500 памятников, разбросанных по Польше. Это должны определить люди. Путем «рейтингового» референдума. Не все же конкурсантов «Евровидения» или вокалистов «Голоса» лайкать.

Памятники можно перевезти в мемориальный комплекс под Москвой. Они не должны оказаться в чужестранных «музеях советской оккупации», став объектом ненависти, издевок и злой памяти. Они должны оставаться объектами уважительного почитания подвигов предков. Наших. Не поляков. Возле каждого репатриированного памятника надо установить табличку: был возведен после Второй мировой войны некогда благодарными освобожденными народами Восточной Европы в таком-то городе; в боях за него с фашистами пало смертью храбрых столько-то красноармейцев; в 2016 году памятник был снесен по решению властей, перевезен за народные деньги в Россию.

А если ничего из этой затеи не выйдет? Люди не любят ведь у нас сдавать деньги на общее, даже благое дело. Кризис, знаете ли, стесненные обстоятельства: «почему это я должен, пусть воры-чиновники деньги сдают, продав квартиру в Париже-Лондоне», и все такое. Ну, значит, не смогли. Значит, умылись.

Тащить и не пущать
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8171549.shtml
11.04.2016, 12:32
о том, будет ли опять закрыт свободный выезд из страны
http://img.gazeta.ru/files3/603/8171...0x230-4696.jpg
Иван Алексеевич Владимиров. Бегство буржуазии из Новороссийска в 1920 году

Кодекс законов Хаммурапи, царя Вавилона (XVIII в. до н.э.), статья 17.

Репутация государства в глазах подданных складывается десятилетиями, а то и веками. Согласно репутации часто и домысливают то, чего нет или не предполагается. Просто так было раньше.

Когда в Думу внесли очередной законопроект об ужесточении — на сей раз борьбы с терроризмом, многим в некоторых положениях этого «билля Озерова — Яровой» почудился прообраз выездных виз. Ведь там предусмотрено закрытие выезда из страны гражданам на основании «официального предостережения о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений», таких как терроризм, ведение агрессивной войны, геноцид и «преступления экстремистской направленности».

Выезд может быть закрыт лицам с непогашенной судимостью по аналогичным статьям. Притом что «официальное предостережение» — это внесудебный акт и по опыту прошлого может применяться широкими «импрессионистскими» прокурорскими мазками направо и налево.

От терроризма до широко понимаемого правоохранителями экстремизма у нас меньше чем шаг.

По опыту применения блокировок в интернете охранители всегда идут по пути расширительного толкования: сначала говорили, что основания для запретов — «пропаганда» суицида, педофилии, наркомании и того же экстремизма, а теперь уже вон как развернулись: блокированы тысячи сайтов. Ну и сказывается «кредитная история» государства.

Призраки прошлого так низко нависли над этим законопроектом, что многие даже не заметили другой пассаж — о трехлетнем сроке хранения всяческой информации о вас (включая личную переписку) у интернет-провайдеров и сотовых операторов. На трехлетний срок сейчас даже американские «большие братья» из АНБ не замахиваются, поскольку никаких терабайтов, как говорится, не хватит.

Это удар под дых всей IT-отрасли стоимостью в миллиарды.

Что касается свободы передвижения, то Озеровы — Яровые ходят проторенными отечественными феодальными тропами. Россия с ее сверхцентрализованным государством, вечно окруженная врагами, с низкой плотностью населения, которое надо было «закреплять на земле», и, соответственно, традициями затянувшегося крепостничества исторически находилась между двумя «полюсами».

С одной стороны — Китай и Япония, которые веками были наглухо задраены правителями, что ввергло эти страны, как результат такой изоляции, в отсталость, потребовав затем сверхусилий догоняющей модернизации. С другой — Европа с ее вызревавшей в Средние века городской культурой, породившей Возрождение и Просвещение с неотъемлемым набором прав личности, включая свободу передвижения. Включая равное право проезда по дорогам, без «мигалок».

В Великой хартии вольностей 1215 года (ст. 41 и 42) сказано: «Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии как по суше, так и по воде… за исключением военного времени… Каждому пусть впредь будет позволено выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам; изъятие делается в интересах общей пользы королевства только для некоторого короткого времени в военное время…»

Русские купцы были первыми, кто получил возможность для передвижения, но не полную свободу.

В Новгороде ХIII века были специальные грамоты, выдаваемые им в качестве обоснования путешествия, о «торговых грамотах» упоминает Лаврентьевская летопись. Государственное оформление права на выезд зафиксировано в Соборном уложении царя Алексея Михайловича 1649 года в главе «О проезжих грамотах в иные государства». Они оформлялись либо по указу царя, либо воеводами на местах. Паспортную систему и прописку начал создавать уже Петр Первый. Документы нужны были для передвижения внутри страны (это крепостных крестьян не касалось, разумеется), «пашпорта» для выезда за рубеж выдавала Коллегия иностранных дел.

Схожие в части путешествий с Хартией вольностей права, но нетождественные русские дворяне получили лишь при Петре III. Мотивация издания им Манифеста о вольности дворянству (1762 год) была та же, что у Иоанна Безземельного, подписавшего Хартию 1215 года, — страх перед элитарной фрондой. Дворян не только освободили от обязательной службы, но и даровали право свободного выезда за границу. И даже право служить там. Екатерина II дворянские права подтвердила и расширила в Жалованной грамоте дворянству в 1785 году. Элите общества стало можно самостоятельно выезжать за рубеж для обучения (Петр отправлял как бы в «командировку») и служить у союзных держав.

Император Павел терпеть не мог свою мать, делая многое наперекор ее наследию. А больше всего опасался тогдашнего аналога «цветных революций» — французской революционной заразы. Он повелел заглушить «вражий голос» — запретил ввоз французских книжек. А то, мол, начитаются. Затем запретил выезд молодых людей на обучение за границу. Да и у немолодых возникли проблемы.

Эти и другие проявления «закручивания гаек» для элиты закончились для императора, как известно, «табакеркой в висок».

Став уроком для последующих правителей: наступать на права правящего класса можно, но осторожно (Иосиф Сталин — особый случай, ему было на кого опереться).

Напуганный размахом революционной смуты в Европе Николай Первый снова запретил в 1831 году (после очередной французской революции) молодым людям старше 18 лет, если они собирались потом на госслужбу, учиться за границей (павловский запрет был снят Александром I). Но с разрешения императора можно! Не бывает у нас без «высочайшего соизволения в порядке исключения». Срок пребывания за границей дворян был сокращен сначала до пяти лет, а затем до трех и даже двух. Но выезд не закрыли. Эти и другие проявления «застоя и реакции» закончились поражением в Крымской войне и последовавшими за ней перезревшими, как всегда, реформами Александра II.

Однако и при нем, и после уже на основании Уложения о паспортах 1903 года, касавшегося всех граждан (крепостное право было отменено), выезд носил разрешительный характер. Процедура оформления документов занимала много месяцев, требовалось прохождение нескольких губернских или городских инстанций. В «спорных случаях» выпускали под поручительство третьих лиц. Нечто подобное потом возродилось уже в советское время (это и привет из прошлого от общинной круговой поруки), когда влиятельный партфункционер поручался за казавшегося неблагонадежным.

Загранпаспорта в поздней империи облагались сбором в 15 руб. за каждое полугодие пребывания «за бугром». При среднем доходе московской семьи в 60–80 руб. в месяц получалась приличная сумма, особенно на фоне буквально копеечных расходов на основные товары и услуги. Тут у наших современников «недоработочка» пока. Уверен, при таком настрое умов, с опорой на прошлый опыт, ее скоро исправят.

По закону 1903 года для выезда требовалось представить «цель поездки» — на лечение, на работу (в том числе сельскохозяйственную), в паломничество и т.д. Многие не заморачивались: массовая эмиграция из России в конце ХIX — начале ХХ века более чем на три четверти была нелегальной.

С 1861 по 1915 год страну покинуло 4,2 млн человек, более 90% — в Америку.

В Первую мировую Россия вошла с нерешенным главным на тот момент земельным вопросом и сильно усугубившим эту проблему мощным демографическим взрывом. Сочетание этих двух факторов (плюс моральная деградация правящего класса) и дало тот «пар», который снес в 1917 году крышку у «котла». Спасительный «фронтир» в той же Америке, игравший роль «предохранительного клапана», в бескрайней России никогда не работал.

Советская практика закрытия страны в числе прочего привела к тому, что к кризису 1980-х правящая элита подошла с катастрофически дремучим состоянием умов по части знания об окружающем мире. И любой заезжий Джефри Сакс мог таким профанам надуть в уши все что угодно по поводу того, как реформировать экономику и страну.

Теперь та же «совковая ментальность» и законодателей, и общества воссоздает рамки общественного дискурса, в центре которого — архаика. Думцам хочется «тащить и не пущать», другие методы им несимпатичны. Рефлексирующим алармистам в гражданском обществе все время кажется, что «37-й год» за углом, чему они с готовностью находят все новые подтверждения.

Части публики уже так и хочется, чтобы «37-й год» наконец вышел из-за угла и навел порядок. В матрице на подкорке записано одно и то же: «расстрелы-посадки» (Сталина на вас нет!), запрет выезда из страны, а также «вражьих голосов», «французских книжек» и иностранного во всякой форме «обучения» — от грантов НКО до университетских обменов.

Обывателю ведь всегда кажется, что придут не за ним, а сам он как-нибудь извернется и выскользнет из-под резьбы закручивающейся гайки.

Тени прошлого опыта нависают и над другими делами наших дней. Поэтому создание Нацгвардии воспринимается многими не под углом «банальщины» (так неинтересно), согласно которой достойнейшему соратнику Виктору Золотову просто дали отдельную силовую структуру в рамках нехитрой методы «разделяй (силовые структуры) и властвуй». Нет, хочется видеть и предвестник «Кровавого воскресенья 9 января», и Ленского расстрела, и хрущевского кровавого Новочеркасска. Тогда привычный мозгу «пазл» складывается.

Аналогично недавно озвученное поручение ЦБ к банкам запрашивать у клиента информацию о происхождении финансов вызвало у некоторых такую же предсказуемую реакцию: конфискуют счета физлиц. А что, разве не было прецедентов? Да полно. Непогашенные облигации займов СССР все еще можно найти в «бабушкиных сундуках». А денежные «реформы»?

А вот, к примеру, сравнительно недавно британское правительство погасило последние займы времен Первой мировой войны (проценты держателям облигаций платили все это время). Ну так у них — «слабак» Иоанн Безземельный и «расчехлившийся» до финансового стриптиза Кэмерон из-за жалких 30 тыс. фунтов в «офшорке». А у нас что ни царь, то великий. И непогрешимый.

Христос на Первомае
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8195837.shtml
25.04.2016, 08:31
о том, как страну скрепляют цинизм и пофигизм
http://img.gazeta.ru/files3/843/8195...x230-89072.jpg
Wikimedia Commons

Что праздновать в первую очередь, когда праздник Первомая совпадает с православной Пасхой? Первый праздник — советский, он прижился. Второй — главный христианский.

На первый под красными знаменами ходят идейные наследники тех, кто дружинниками отлавливал молодежь у храмов в день Светлой Пасхи, лишал партбилетов за крещение детей (батюшки часто доносили куда следует, увы) и преподавал научный коммунизм и атеизм. Главный православный праздник, научившись наконец креститься, отмечают зачастую они же. Одно другому не противоречит в их головах.

Это ведь тоже своего рода вариант общенационального примирения. Эти люди нашли свою дорогу к Храму. Не через покаяние, конечно. А окружным извилистым путем — через первомайскую демонстрацию и прославление советского атеистического прошлого, идеализируя лично тов. Сталина. Тот ведь тоже прошел путь от семинариста до столь жесткого гонителя Русской православной церкви, какими, пожалуй, даже татаро-монголы не были. И ничего, все срослось у трактователей «воистину нефальсифицированной истории». Да и сам Первомай теперь не День международной солидарности трудящихся, а Праздник весны и труда. Что, согласитесь, уже почти не диссонирует ни с православием вообще, ни с Пасхой в частности.

В некоторых регионах, правда, по случаю совпадения двух дат случился сбой программы. В Крыму уже не раз выказывавший свою политическую смекалку глава региона Сергей Аксенов первомайские демонстрации и митинги решил вовсе не проводить. Видимо, ход мыслей таков:

Крым — это Херсонес, Херсонес — это откуда «есть пошло христианство на Руси», Первомай тут лишний.

Аксенов любит, видимо, простые схемы.

Более изящный «микст» нашли в Калуге: там в первомайском митинге примет участие церковь. Батюшки, надо полагать, с трибуны почетных гостей поприветствуют Героев Социалистического Труда. Есть по такому поводу хорошее выражение «не, ну а чё». Пока непонятно, сколь велика будет в калужских мероприятиях дежурная «социальная составляющая». В исполнении карманных профсоюзов. Если бы, к примеру, местный митрополит благословил лозунги, направленные против «экономического блока правительства», который есть разрешенный «мальчик для битья», да еще присовокупил бы проклятия в адрес «либералов», это стало бы, безусловно, новым прочтением политического момента и роли в нем Русской православной церкви.

В Иркутске местные коммунисты собираются обойтись без батюшек под красными знаменами своих колонн. Зато, как выразился один из них, Евгений Рульков, секретарь комитета иркутского областного отделения КПРФ и депутат заксобрания области, «с долей протеста». О, нынешние коммунисты точно знают эту свою «долю», этого у них не отнять.

Также сей коммунист со стажем признался, что в советское время, когда он служил в Братске первым секретарем райкома, он в своей семье красил яйца к Пасхе. Тогда бы его, конечно, из партии-то поперли бы за такой coming out, но сейчас это вполне в духе времени, признаваться в прежнем двоемыслии грехом не считается. И отмаливать тут нечего.

От первомайской демонстрации отказались сургутские профсоюзы, но это не нашло понимания у всех местных коммунистов, некоторые из них даже готовят обращение в прокуратуру, апеллируя к здравому смыслу: мол, какая связь межу Пасхой и демонстрацией? Пусть кто хочет — идет в церковь, а кто хочет — с красным флагом на улицу.

А ведь и впрямь — какая? Вот вам и решение, казалось бы.

Но здравый смысл, как известно, у нас с трудом пробивает себе дорогу. Не факт, что и через прокуратуру будет ему легче.

Как всегда грациозно проскочил между всеми противоречащими друг другу смыслами Геннадий Зюганов. В его понимании праздник Христова Воскресения «нисколько не противоречит солидарности трудящихся». «Потому что Христос был первым коммунистом в новом летоисчислении. Он возвысил свой голос за сирых, за страждущих, за бедных, за больных, за убогих… И в этом отношении, если бы он был жив, он бы был в наших колоннах», — заявил глава ЦК КПРФ.

Вождь, возвышающий сегодня свой голос в защиту тех же, что и Христос, но с большой поправкой на текущий политический момент и рекомендации из управления внутренней политики кремлевской администрации, правда, не уточнил, где в этой колонне (или все же отдельно, как отщепенцу?) было бы место вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину. И кем он там бы значился — апостолом, пророком или примкнувшим попутчиком?

Это уже не первая попытка видного деятеля современного рабочего и коммунистического движения Геннадия Андреевича Зюганова раздвинуть горизонты познания христианства и коммунизма одновременно. В свое время (тоже по случаю совпадения Пасхи и Первомая) он уже указывал на прямую связь Морального кодекса строителя коммунизма «с Божьей проповедью Иисуса Христа» (имея в виду, очевидно, Нагорную). «Открываю, к примеру, послание апостола Павла, — вспоминал Геннадий Андреевич, — а там написано: «Кто не работает, тот и не ест». Это же главный лозунг коммунизма!»

Надо признать несомненной заслугой Зюганова, открывающего послания не только апостола Павла всегда там, где надо, что он предлагает именно такое понимание коммунизма.

До адаптации этого учения буквально до уровня пайки еще никто, кажется, из популяризаторов марксизма не доходил.

Впрочем, в этом идейном бурлеске, царящем в головах нынешних политиков, где, кажется, нет места никаким ни моральным, ни идейным принципам, никакой искренней приверженности тем или иным ценностям (что христианским, что коммунистическим), мне кажется, есть во многом наше спасение. Иначе — сильнейший когнитивный диссонанс, умопомешательство, дурдом, принудительное лечение...

Вы себе представляете, если бы они все это со звериной серьезностью и пассионарностью начали бы двигать в повседневную жизнь? Если бы подыскали хунвейбинов, готовых, дай им силу и право, «вершить добро» и железной рукой загонять человечество в счастье, вспомнили незабвенного Федора Михайловича? Такие ведь «бесы» всегда отыщутся, в любом обществе можно найти ревностных до фанатизма блюстителей любых норм. Ломали бы жизнь через колено, притом миллионов, угробили бы страну окончательно.

А так беспредельный цинизм правит политический бал.

Демпфируя любое публично высказываемое мракобесие, любое законодательное массовое депутатское невежество и безграмотность, перегревающие «взбесившийся принтер». Равно так и коррупция рулит экономикой и многим чем еще, без нее многое встало бы в ступор, вплоть до канализации. И все понимают, что это все не всерьез.

Все не то, чем кажется, все фейк — эти их слова, эта их как бы вера, их как бы протесты, как бы политическая борьба за как бы программы и как бы принципы.

В этом царстве псевдосмыслов генерал-майор полиции может стать уполномоченным по правам человека, а лидер Коммунистической партии шествовать в первомайской колонне хоть бы и за Христом, но непременно мимо Мавзолея с мумией воинствующего атеиста, которой он же ходит поклоняться в день ее, мумии, рождения. В этом же мире на одном из федеральных каналов может в попсовом конкурсе танцев появиться красавец-нацист со «шмайссером» и свастикой, и при этом ни у зрителей, ни у жюри ничего не екает, никто не покидает возмущенно восторженный зал. «Не, ну а чё» в самом деле.

Или вот на днях брызжущий зубодробительными и ошеломляющими здравый ум идеями «восходящая звезда ЛДПР» депутат Михаил Дегтярев предложил переименовать площадь Революции в Москве обратно в Воскресенскую, как до 1917 года. Почему вдруг эту площадь? Наверное, просто шел мимо, вот и подумалось поставить «галочку» в табель законодательных — прости, Господи, — инициатив, что ведут кураторы. Ранее этот же персонаж предлагал перекрасить Кремль — тоже обратно — в белый цвет, что должно символизировать «приоритет норм морали и нравственности в повседневной жизни наших граждан и правителей в противовес моральному упадку в странах западной цивилизации». Белые одежды — вот ведь, как же мы не догадались?! — тот последний штрих, которого не хватает для полноты самовыражения эпохи (не путать с белыми халатами).
Юлия Меламед о том, где граница между политикой и личной неприязнью
«Я не с вами разговариваю!»

Было убийство. И был большой спор вокруг этого убийства. →

В обоснование смены Революции на Воскресение бесконечно креативный ум Дегтярева находит верно выстраданные интонации, и можно даже позавидовать столь гармоничному складу его ума: «Граждане России должны отчетливо понимать, что в революции нет ничего хорошего, несмотря на то что Запад активно пытается убедить наше общество в обратном».

Запад навязал России революцию, если кто не в курсе. И продолжает навязывать, но мы ее переименуем, и тогда пазл в мозгах сложится. Никакого когнитивного диссонанса.

«Бонусы» так и сыплются на победителей в компьютерной игре. И вот вам дарована вторая, третья, пятая, уже девятая реинкарнация! И одни и те же институты, общественные модели поведения, формы «сношения» власти и населения, одни и те же угрюм-бурчеевы, салтычихи, башмачкины, дегтяревы и зюгановы, сидящие в квазипарламентах, раздувающие квазипартии, меняющие знамена на хоругви и обратно на кресты с серпом и молотом, воспроизводят себя из десятилетия в десятилетие, из века в век. Ходя по кругу под названием «Наш особый путь». Казалось бы, как долго можно существовать, не имея никакой истинной веры ни в какие ценности? Ведь все должно было бы рухнуть еще в позапрошлом веке. Ан нет. И еще долго простоит.

Чем, спрашивается, здоровые цинизм и пофигизм не основа всеобщего консенсуса? Они и есть основа. Скрепа скреп.

В заключение сценка в супермаркете одного из сетевых магазинов недели две назад. Две тетки средних лет, хорошо одетые, толкутся возле полки с крупами. Одна другой: «Давай вот гречневую возьмем, не колбасу же жирную жрать в пост, грех как-никак». Вторая охотно соглашается. Мол, да, пост, в самом деле. Тем более что обе в формат 90-60-90 не влезают ну никак, даже на глубоком выдохе. А пост — он же повод, как известно, войти в летний сезон, будучи готовой влезть в старый купальник. Не более того. Но и не менее. Потом дошли до полки со спиртным. «Сколько водки-то брать? Четыре или сразу пять бутылок?» Взяли в результате пять. Чтоб лишний раз не ходить.

Не, ну а чё…

Жизнь в тумане
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8243801.shtml
16.05.2016, 08:25
о том, как работает самоцензура в России
http://img.gazeta.ru/files3/341/8244...x230-67725.jpg
Союзмультфильм

Что есть самоцензура? Бывает, смотришь на человека и думаешь: «Гад ты, оказывается, Костя Федотов» (погуглите фразу — простые были времена). Но промолчишь. Это и есть самоцензура. Воспитывалась в нас веками. Задолго до того, как Петр Великий отменил тайну исповеди в церкви, которую сделал частью госаппарата.

К примеру, князь Курбский. Пока был при царе Иване — помалкивал в тряпочку. А сбежал в Литву, которая тогда была «альтернативным Русским государством», так стал обличать.

Или взять последнего «прозревшего». Экс-глава московской антидопинговой лаборатории Григорий Родченков, смывшись в Лос-Анджелес, раздает интервью, называет фамилии спортсменов-чемпионов и признается, что сам участвовал в подмене проб мочи.

Что раньше-то молчал? Было опасно? Сестра получила условный срок по делу, по которому он и сам проходил (распространение наркотиков, надо полагать), но пересидел в психушках. Оказался на крючке и сотрудничал? Стоит ожидать развития и этой версии. Однако в любом случае откровенность прорезалась лишь после громкого допингового скандала, где Родченков — один из главных фигурантов. Где тут самоцензура и конформизм, где самозащита, а где понятное намерение заслужить статус беженца? После того как два сотрудника его лаборатории внезапно скончались с перерывом в пару недель. Сложно все. Неоднозначно.

Совершенно «в кассу» в этом смысле придется в нашей жизни изобретение Натальи Касперской, которое будет анализировать голосовой трафик работников на рабочем месте. Можно и не на рабочем. И не работников.

Наши люди пока не приучены к политкорректности, когда дело касается не властей (с этим как раз все хорошо, даже с перегибом: вековые порки на конюшне и вздымания на дыбу несогласных даром не прошли), а сослуживцев, соседей, даже непосредственного начальства. Там, где западный человек будет выбирать выражения, избегая называть негра негром даже на своей кухне, наш себя сдерживать не станет.

Хотя были времена, когда за использование в коммунальном сортире газетки с ликом вождя можно было загреметь лет на десять, а то и навсегда.

А поскольку понятие антисоциального поведения трактовалось широко, а надзорным, в том числе общественным (партия, профсоюзы, комсомол), органам страсть как хотелось блюсти мораль, то это привило советским людям тотальную сдержанность во всем. На грани пришибленности. То были времена расцвета самоцензуры.

Эти времена во многом возвращаются. Не буквально пока, но зато на новой технологической основе.

Какие ключевые слова сисадмины по поручению начальства перво-наперво вставят в «фильтр Касперской»? Конечно, «этот козел» и «эта стерва».

А вовсе не про корпоративные секреты. И сделает наш человек следующий шаг в самоцензуре.

Будет думать, что говорить вслух при наличии поблизости любых электронных гаджетов, что постить в соцсетях, а что перепощивать. Это непривычная пока для нас публичная среда, где мы не ожидали в массе своей, что там надо сначала думать, а лишь потом «отливать в граните» навечно в сети.

Западное общество тоже, наверное, не вполне привыкло. Однако и громкие отставки после «неаккуратных» высказываний публичных людей, и изучение профиля человека в сетях, перед тем как принять его на работу, уже давно там у них рутинная практика. Она же — важная предпосылка к самоцензуре. Которая может выгладить, как утюгом, общество до стерильной универсальности во взглядах и поведении. Кто не впишется — обречен на маргинальность и вечную блокировку продвижения вверх по социальной лестнице.

Мы пойдем тем же путем. Но с поправкой на свои вековые традиции. И на улицах люди научатся чувствовать на себе стеклянный взгляд камер наблюдения. Под ним не забалуешь. Ведь как к лучшему изменилась манера вождения автомобилистов в городах, где понатыкали камер!

Вежливость — она ведь продукт не столько вольностей, сколько репрессий.

Параметры самоцензуры задают само общество, политическая элита, исторические и культурные традиции — общий уровень культуры. Страны западной демократии и, скажем, ваххабитских режимов Персидского залива подошли к эре новых информационных (тоталитарных) технологий с разным багажом. За то, за что блогера в Саудовской Аравии повесят или побьют палками, в Америке просто не возьмут на госслужбу или в университет (с поправкой на контент, разумеется). Вполне определенный «багаж», вшитый, кажется, на генетическом уровне, есть и у нас.

Самоцензура в обыденной жизни у нас зависима от политической. Чем строже режим, тем строже нравы во всем. Чувствующие конъюнктуру люди, поняв, куда и с какой силой дует очередной ветер перемен, не станут писать статью или снимать кино по очень широкому круг проблем, если видят, что для оппозиционности настали «не те времена».

А реакционеры, чувствуя, что их час пробил, отвоевывают все более широкое пространство для травли неугодных и нестандартных. Сегодня сайты блокируют за одно, потом это «одно» иссякает в результате самоцензуры, но вдохновенные цензоры уже поймали ветер в паруса.

И работают, все понижая и понижая планку. У нас, оказывается, внесудебная практика блокировки в интернете уже давно действует, в том числе с помощью тех, кого по статусу уместнее назвать общественниками. Их государство официально на такое «раззудись плечо» не уполномочило, строго говоря.

Но машина не имеет тормозов. Ее можно остановить лишь окриком сверху. Там молчат. Значит, нравится.

Чаще, когда говорят о самоцензуре, имеют в виду прессу. Сатирический похабник «Шарли Эбдо» возможен во Франции, но вряд ли возможен в США. Там на днях, правда, опубликовали «расследование». Оказывается, твиттер Обамы в «фолловерских отношениях» с аккаунтами порнозвезд.

Казалось бы, вот она, новость, рейтинг подскочит, как температура при гриппе. Плюс мем «гриппозный нос» в карму. Однако приличные издания новость проигнорировали. Не довелось читать также ни в одном издании, входящем в президентский пул, дурацких шуток по поводу огородничества супруги президента Мишель на грядках, разбитых близ Белого дома.

Никто не копает (почему-то) про чикагское трудное прошлое Обамы, когда он дружил с такими странными персонажами (включая одного экстремиста-проповедника), с которыми теперь и на пушечный выстрел не сблизился бы. Не пишут не потому, что боятся сфабрикованных уголовных дел, обыска ФБР или преследования владельцев информационного холдинга за налоги. Так грубо там давно не работают. Просто есть неписаные (наряду с писаными) правила, которые если демонстративно начать нарушать, то можно быстро оказаться в изгоях. Причем все вокруг будут тебе улыбаться.

Феномен бунтаря Сандерса тем и хорош, что тот может нести все что угодно про «политическую революцию», но система иммунизирована от таких инсургентов, чтобы блокировать их без лишнего шума и пыли. В этом ее и сила.

Кстати, о наездах. Пару лет назад одно из рейтинговых агентств «большой тройки» на фоне очередного кризиса с повышением потолка госдолга США позволило себе усомниться по части перспектив сохранения суверенного рейтинга бондов казначейства на высшем уровне.

Вы будете смеяться, но таки у них «нарисовалось» ФБР. И основания нашлись. За внушительную сумму компенсации в пользу государства инцидент уладили. Рейтинг стоит как скала.

Традиции западной и особенно американской прессы, конечно, иные, чем у нас. По-обывательски можно сказать: много себе позволяют. Однако без самоцензуры и там никуда: правила игры подсказывают грань приличий. Но главное то, что запрос на свободу прессы есть в самом обществе. Оно позволяет собой манипулировать, да. Искусство манипуляций развивается. Тут технологии тоже не стоят на месте. Но общество не терпит открытых и циничных проявлений цензуры, давления на массмедиа, журналистов и прочих критиков начальства. В таких случаях на защиту «правдоборцев», или, как их называют, whistleblowers, встают массы людей. Горизонтальная солидарность во имя общих принципов и прав — непременная составляющая существования свободных СМИ в любом обществе.

Если нет массового общественного запроса на свободу слова (НКО, партий, далее — везде), массмедиа остаются один на один с властью. И тогда их отношения уже не часть общественного договора, а двусторонний договорняк.

Там тоже свои понятия, которые вписаны в общеполитический контекст — с «маски-шоу», незащищенностью прав собственности, тонкостями межличностного общения топ-менеджеров с разными «башнями». Это не столько процесс изготовления медийного продукта, сколько лавирование в тумане. Правила игры вроде есть, но они менее определенны, чем при славной советской власти, когда были цензура, партком и линия партии в целом. Которая, конечно, колебалась не по-детски, но за ней можно было уследить и подстроиться.

А сейчас, чтобы подстроиться под то, чего по большому счету нет, надо угадывать. Это кроме тех, кого прямо инструктируют. Им, слава богу, проще.

Нет бы сразу четко сказать: вот тут красные флажки, сюда не ходи, туда не ходи, это согласуй с гендиректором, это с рекламной службой, а это со мной, все в контракте — подписывай.

К чему, спрашивается, все эти детские жеманные игры: пишите, что хотите? Как бы вне контекста отечественного бытия, с дуба рухнувши и с луны свалившись.

Игрокам на рынке СМИ стоило насторожиться, когда было запрещено иностранцам владеть медийными активами более чем на 20%. Какой мог быть, в частности, ответный ход? Например, отдать журналистам долю в акционерном капитале. Если заранее настроиться на минимизацию убытков в случае утраты чувства связи с наступающей на нас реальностью. Было бы интересно посмотреть на такой эксперимент. Но не дали. Опять жаба придушила. А народ, как водится, безмолвствует. И что вы хотите в такой ситуации?

Между строк диалогов с властью была написана по большому счету вся классическая русская литература. На жонглировании фигой в кармане строился успех многих советских театральных шедевров. Почему русская журналистика должна была стать неким исключением? Она и не стала.

Ковер шевелится
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8287025.shtml
06.06.2016, 08:45
о том, уступит ли старая элита место новому поколению
http://img.gazeta.ru/files3/49/82870...x230-88047.jpg
Антонио Сантин. «Тело под ковром»

Подвижки в российской номенклатуре провоцируют гадания на сакраментальную тему. Уж не начало ли перемен? Арестовали мэра, взяли губернатора, тройка силовых структур стала квадригой за счет возвышения одного из «близких к телу». Другой «близкий» отправлен губернаторствовать в Нечерноземье. Третий и четвертый так и вовсе удалены в отставку. А у их ставленников начались неприятности уголовного свойства. Внутри самой-самой силовой структуры куратор борьбы со всякими отмываниями вдруг смещен. Что там среди силовиков происходит? Что сие означает?

И как тут отличишь обострение межвидовой борьбы от выстраивания нового качества соответствующих структур с учетом вызовов времени?

«Ковер» русской политики, про который Черчилль заметил, что из-под него периодически кого-то выбрасывают (не согласимся с его определением таких жертв как «бульдогов»), действительно шевелится. А тут еще выборы в Думу — не принесут ли они обновление лиц во втором эшелоне элиты (который все же важная часть политических процессов)? В правящей партии около полусотни действующих депутатов не прошли «предварительный отбор», их могут заменить новички. Для любой нормальной страны — вполне живенькая ротация парламентского корпуса. Вдруг среди новобранцев засияют новые политические звезды? Если считать, конечно, что у нас парламент — важный институт рекрутирования в ряды именно правящей элиты, а не политической тусовки.

Сторонние наблюдатели (назовем их по старинке советологами) интересуются, имеет ли лидер некий «большой план» насчет не только будущего страны, но и политической элиты, которая встанет у руля правления?

Ведь «отцы» стареют, как ни продляй им предельный возраст пребывания на госслужбе, а «дети» подрастают. Крышевать и лоббировать «тепличный» бизнес деток, продвигать их на «сытые» позиции в госкорпорациях и банках — это одно, а вот удержаться им там, когда папы с мамами отойдут от дел, — совсем другое.

Китайское руководство решило вопрос ротации элиты по-своему: каждые десять лет старое руководство страны сменяет подготовленное им новое. Китайцы пришли к тому же, но без демократии, к чему более 200 лет назад пришли отцы-основатели США: до середины ХХ века принципу «не более двух сроков» для президентов следовали с железной закономерностью даже без всякого на то законодательного оформления, изначально решив, что узурпация власти есть величайшая угроза демократии как эффективной форме управления государством.

Как работает механизм подготовки нового поколения политической элиты в России и работает ли он вообще? Где все эти «президентские кадровые резервы»?

Или нынешние вожди просто хотят досидеть до того счастливого времени, когда силами передовой биотехнологической науки будут решены задачи лечения ныне смертельных заболеваний, продления жизни, будет достигнута победа над старением, станет возможной плановая замена ключевых органов на выращенные в пробирках. Как автозапчастей. Жаль, правда, что, судя по состоянию отечественных наук, это произойдет не у нас. И технологию продления жизни придется либо воровать (новая сфера промышленного шпионажа), либо импортировать, договариваясь с хозяевами патентов на вечную молодость.

А те в ответ, представьте себе, санкции, всякие «списки Магнитского — 2030».

Мы пока не представляем всю потенциальную остроту соперничества вокруг доступа к новейшим биотехнологиям (помимо других, не менее важных технологий). Это будет много хуже, чем сейчас. Когда для одних доступны лучшие светила отечественной (они пока есть) и, главное, зарубежной медицины. Для других — в лучшем случае попадание в сюжет на федеральном канале, где зрителей призывают скидываться по СМС на ребенка, на которого в казне не нашлось средств, за которые его теперь, если повезет, вылечат в какой-нибудь Германии.

Таким образом, в будущем вопрос смены (или несменяемости) политических элит перестанет быть вопросом сугубо демократии или авторитаризма, но получит немыслимое сейчас биотехнологическое и медицинское наполнение.

Ну а что в ближайшей перспективе? Нынешняя элита, как принято считать, насквозь коррумпирована. Она не способна отладить эффективную работу институтов, вкладываться в долгосрочное развитие страны. Ей нужен распил здесь и сейчас. Всякий госпроект, план, стратегия рассматриваются этими людьми с точки зрения, сколько можно на этом урвать, как «вписаться» в распил. Во всяком случае, так принято думать об этих людях. И сторонние наблюдатели недоумевают: а хочет ли, может ли руководство ситуацию как-то поменять?

Циники в ответ скажут: руководство «в теме» (кто-то добавит, что и «в деле»), компромат есть на каждого, и это является способом держать этих людей в повиновении. Если кто-то нарушает правила игры, то папочка вынимается откуда надо, и вот уже за вами пришли с набором страшных обвинений. Сам будучи сторонником того, что в нашей политической реальности самые простые предлагаемые формулы чаще всего и есть самые близкие к истине, все же сомневаюсь, что в данном случае все именно так упрощенно.

Подспудное желание трансформировать поведение номенклатуры в направлении более тщательного соблюдения правил приличия, мне кажется, есть. Хотя бы потому, что имеется осознание того, что, опираясь на столь прогнившую опору, долго не просидишь и счастья дожития до раскрытия секрета «вечной молодости» не испытаешь.

Но есть нюанс. Быстрый переход от состояния тотальной коррумпированности элиты, сформировавшейся в период первоначального накопления, к более приличному невозможен.

На Западе этот процесс занял десятилетия. Также есть осознание того, что «другой элиты у нас для вас нет». В обществе нет ресурсов для формирования «альтернативной элиты» — адекватно образованной, современной, готовой играть по правилам будущего, а не прошлого. Вялотекущий геноцид нации, длившийся почти весь ХХ век, даром не прошел. Ее креативные, пассионарные, интеллектуальные силы, возможно, уже на грани исчерпания. Косвенным свидетельством тому не только значимая эмиграция людей активных, образованных, думающих, но и убогое состояние любой так называемой оппозиции. Что системной, что в еще большей степени — внесистемной. Представить себе, что эти люди могут прийти к власти, можно разве что в кошмарном сне. Страна за сотню лет исчерпала ресурсы для «смены элит».

Банально не наберется людей даже для работоспособной двухпартийной системы. Можно набрать разве что политических клоунов.

Устроить чистку по давней нашей традиции? «Сопутствующий ущерб» потянет на окончательный развал страны. Поэтому интуитивно отдается предпочтение более осторожным мерам. Менять правила постепенно, выходя на новое качество. При этом вопрос о том, а есть ли представление о конечном желаемом результате, никуда не делся. И ответ на него непонятен.

К примеру, деофшоризация. Номенклатуру предупредили, дали время на обеление / отмывание. Не внявших тем не менее все равно не отправляют в ГУЛАГ, а в основном лишь отставляют с госслужбы. Циники скажут: нельзя откусить собственный хвост. Прагматики возразят: другого хвоста у нас для вас нет, нужно дрессировать этот.

Но помимо деофшоризации — читай: доказательства независимости от Запада, — для формирования нового качества элиты нужны и другие параметры. Суверенизация — это лишь реакция на «компрадорский» характер ранней постсоветской элиты (так принято про нее считать, хотя тут, на мой взгляд, есть с чем спорить).

Однако на одной «контре», на фетишизированном противопоставлении себя Западу далеко в светлое будущее не уедешь. Многие люди во власти этого не понимают.

А нужна позитивная самостоятельная, а не основанная лишь на враждебном противопоставлении система ценностей. Что мы хотим сказать миру, кроме того, что мы против «америкосов» и «гей-Европы?

Поиск новых кирпичиков в системе ценностей идет на ощупь и порой выглядит фантасмагорично. Неофиты примитивно понимаемой суверенности напоминают недоучек, пытающихся методом тыка кодифицировать не очень понимаемый ими современный мир.

Проще всего им видится метод табуирования. Типичная реакция, но все же для архаичных сообществ. Запретим то, запретим это. Давайте обложим налогом тунеядцев, лишим родительских прав тех, кто не работает, но ест. Заставим докладывать о втором гражданстве, браках за границей. Плюс сакрализация «нашего героического прошлого». Плюс РПЦ. Плюс регулирование виртуальной реальности — это вообще любимое занятие. СМИ, НКО, сфера оценочных суждений (она же свобода слова), внешние антиохранительные проявления (типа протестных акций) и т.д.

В принципе, аналогичный подход был характерен, скажем, для протестантского сообщества. Но в веке эдак восемнадцатом. Или для католического — лет сто назад.

С тех пор мир стал гибче. Не только аморальнее, как сетуют многие, но именно многообразнее. Пока у правящего класса нет адекватных ответов на вызовы этого мира, кроме того, чтобы отгородиться от него. Нет самостоятельной позитивной повестки дня. Стало быть, нет и конструктивного набора ценностей для элиты и общества. Ценностное безвременье.

К рычагам управления рвутся молодые люди, никогда не видевшие «совок», но репродуцирующие манеры комсомольских карьеристов. В их головах словно воспроизводится матрица: та же система запретов, условностей, мифов и заблуждений, будто им с детства промывали мозги советской пропагандой. Они мировоззренчески даже более зашорены, потому что хуже образованы. Они несвободны, не хотят ориентироваться в потоках доступной информации, предпочитая следовать неконфликтному восприятию действительности. Проще отторгнуть непривычное, нежели пересмотреть собственные стереотипы.

В этом смысле даже искусственная пролонгация пребывания у власти нынешнего поколения правящего класса по-своему логична. Достойной смены им пока не просматривается.

Им просто некому отдать власть так, чтобы сохранить преемственность сложившейся постсоветской общественной системы. А запроса на то, чтобы «поправить в консерватории» что-либо радикально, «до основанья, а затем…», в обществе нет ни на каком уровне.

Был бы повод, а праздник найдется
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8301311.shtml
12.06.2016, 09:21
о том, почему про День России не знает больше половины россиян
http://img.gazeta.ru/files3/773/8301...x230-93598.jpg
Wikimedia Commons

В новейшем российском календаре есть два праздника, накануне которых социологи предаются «любимой забаве» — спрашивают людей, что это за праздник. И всякий раз — уже вполне рутинно, хотя кому-то кажется, что со злорадством, — констатируют: не знают наши люди в большом количестве, что сей за день и почему он, собственно, отмечен красным в календаре. Речь, конечно, о 4 ноября и 12 июня.

На сей раз Левада-центр решил справиться у россиян, почему и за что им дарован выходной день в начале лета. Оказалось, что про День России толком не ведают более половины опрошенных.

44% смогли точно назвать сам праздник. 45% не знают, что именно произошло 12 июня 1990 года.

Остальные что-то смутное вспоминают «по мотивам». Кто говорит о «дне независимости» (29%). Кто-то вспомнит «годовщину принятия декларации о суверенитете» (8%), кто-то приплетет сюда «выборы первого президента России» (тоже 8%). В последнем и предпоследнем суждении есть, кстати, своя логика. Первоначально ведь праздновался факт принятия Верховным Советом РСФСР декларации о суверенитете. А сама эта декларация считалась в контексте тогдашних разборок Ельцина с Горбачевым обоснованием для учреждения поста президента России и проведения соответствующих выборов.

При этом популярность и узнаваемость праздника упала. В прошлом году о Дне России знали 50% граждан. В отличие, кстати, от Дня народного единства, узнаваемость и признание которого хоть и медленно, но растет. В этом плане эта дата более естественно вписывается в логику отечественных традиций, согласно которым мы чаще всего отмечаем нечто связанное с военными победами. В случае с 4 ноября большой части населения удалось навязать именно такую ассоциацию, в том числе с помощью псевдоисторических фильмов. Хотя, строго говоря, именно 4 ноября 1612 года поляков из Москвы не изгоняли. В этот день (как и 3, и 5 ноября) вообще ничего значимого не произошло. Что, в сущности, за давностью лет уже и неважно.

Обычно после опубликования свидетельств «дремучего» отношения сограждан к официальному празднику тут же вылезает кто-нибудь из так называемой оппозиции и вскрикивает: мол, не прижился ваш «антисоветский» праздник, надо его отменить, а что-нибудь «исконно российское» праздновать в иной день. Смешно, конечно, но громче всех на эту тему в связи с 12 июня кричат коммунисты, выискивающие в современной повестке такие темы, чтобы, не дай бог, не вызвать недовольства властей, но при этом напомнить о своей «лояльной оппозиционности».

Компартия РСФСР, между тем, чьей наследницей является нынешняя зюгановская организация «ленинцев и пламенных революционеров», 12 июня 1990 года голосовала за принятие резолюции о российском суверенитете. Более того, без ее голосов этот документ вряд ли был бы тогда принят.

КПРФ Зюганова, чуя тренд и господствующий в политике ветер, предлагает (вслед за РПЦ) перенести праздник на день крещения Руси князем Владимиром. За такое похвальное подобострастное рвение им, конечно, в управлении внутренней политики АП поставят «зачет» в табеле о поведении. Но есть нюанс:

как они себе представляют празднование такого праздника в мусульманских республиках? Скажем, в Чечне и Татарстане.

На деле, если вдуматься, попахивает ведь «уголовочкой» — за призыв к подрыву единства страны.

Возможно, с историческим «обоснованием» дата 12 июня и подкачала. Как, спрашивается, праздновать голосование в парламенте какой-то там резолюции? Тем более что принятие этого документа было не чем иным, как результатом внутриэлитных игр и интриг на фоне распадавшегося Советского Союза.

Игры в российский суверенитет ложились на распространенное тогда обывательское представление о том, что, мол, РСФСР «всех кормит». И стоит ей сбросить с себя обузу в виде всяких там азиатских республик, как почти моментально настанет полное сытое счастье. Среди более продвинутой публики, помнится, тогда ходили слухи о якобы некоем «секретном плане Андропова», который тоже предполагал «сбросить балласт» в виде среднеазиатских «иждивенцев» в пользу укрепления остального Союза.

Состояние общественного мнения тогда по части «большой геополитики», надо признать, были довольно дремучими. Таковым оно, увы, осталось и теперь.

Спекуляции на тему «кто кого кормит» использовались в том числе и в прибалтийских республиках СССР, но еще сильнее там был порыв «покончить с оккупацией». И движение прибалтов сначала к автономии, а потом к независимости действительно пользовалось широкой массовой поддержкой. А что в РСФСР? Разве было аналогичное движение? Разве была борьба хоть за независимость, хоть за суверенитет? Да хоть бы какое массовое желание, оно же народная мечта? Если не считать, конечно, досужих, ленных и вполне безграмотных рассуждений на кухнях о том, как дотационные национальные окраины «сосут кровь из русского села».

Сам распад СССР, будучи во многом объективно (стратегически) обусловленным сильнейшим внутренним кризисом всей советской системы — и политическим, и экономическим, — назревавшим с начала 70-х годов, чисто технически (тактически) стал результатом интриг, ошибок и сознательных разрушительных действий поздней советской номенклатуры. Это как с Первой мировой войной. Она зрела, зрела, но до выстрела в Сараево так и не начиналась.

Так вот, принятие резолюции о суверенитете РСФСР политически стало именно тем «выстрелом в Сараево»,

подтолкнув процессы, которые к тому моменту стали необратимыми и весь вопрос был во времени их реализации.

Дата 12 июня в головах тогдашних политических лидеров стал не чем иным, как калькой с Декларации независимости США 4 июля 1776 года. Там тоже формально было «всего лишь» голосование. Кстати, если говорить о том, насколько американцы знают, что именно они празднуют в День независимости, то, конечно, цифры будут сильно не в нашу пользу.

Однако некоторым утешением может стать то, что «дремучих» людей достаточно в любом обществе. Согласно проведенному несколько лет назад опросу, примерно четверть американцев моложе 45 лет не смогли назвать страну, от которой провозгласили независимость первые 13 штатов. Значительное количество не могло вспомнить год, когда это произошло. Так что посмотрим лет через 200. Может, узнаваемость нашего праздника к тому времени в нашей стране выправится.

То же самое, кстати, касается признания «правильности» запущенных в свое время исторических процессов. Людям свойственно скептически смотреть на настоящее применительно к тому, как о нем мечтали их предки. Скажем, в рамках вышеупомянутого опроса Службы Гэллапа в США, лишь 54% американцев посчитали, что «отцы-основатели» были бы довольны, увидев американское настоящее, зато внушительные 42% придерживались противоположного мнения — мол, отцы были бы разочарованы. В годы экономических кризисов обычно растет число вторых и падает число первых.

В этом плане россияне настроены сегодня куда более позитивно: более половины (56%) считают, что отмечаемая независимость пошла в целом во благо России. Хотя год назад все же так думали больше — 61%. О том, что независимость повредила России, сказал 21% респондентов (15% в 2015 году).

Укоренится ли День России более прочно в сознании граждан? Во многом это зависит как от общего положения дел в стране, так и от политики и пропаганды властей. Какое-то время сам праздник этот негласно считался слишком «ельцинским», чтобы выпячивать его значимость. Однако постепенно такое отношение, как мне кажется, уходит.

Зато повышается запрос на то, что называется «официальным патриотизмом». А тут все даты, как известно, хороши.

Исторические обоснования, как видно по опыту того же 4 ноября, дело наживное. К тому же вместо исторических обоснований можно придумать современное наполнение, создать массовую привычку у людей отмечать нечто связанное с суверенитетом страны в определенный день. Ведь, скажем, никто не вспоминает уже, какие такие исторические обоснования были придуманы в свое время для Дня города Москвы в начале сентября. Но привычка и традиции созданы. Бюджеты подтянуты, они и делают праздник.

Вопрос, стало быть, «в самом малом» — в наполнении положительным конкретным содержанием понятия суверенитета.

Про который у нас все так любят говорить. Но пафосно, а не конкретно. Суверенитет — он в умах обывателей про национальную гордость. А когда заходит речь про гордость, то первый напрашивающийся вопрос — чем именно? И тут могут возникать всякие опасные ассоциации и вихляние мыслей. Некоторые уже, скажем, позволяют себе язвить даже по поводу Дня Победы. Мол, бывшие побежденные сегодня живут лучше, чем победители. Но в случае с Победой 9 мая все же речь идет о подвиге, славе, героизме, доблести предков и действительно о войне за независимость и т.д. А когда абстрактно пытаются говорить про суверенитет и национальную гордость, то куда прямее напрашиваются ассоциации с качеством образования и медицины, дорог, уровнем благосостояния в целом и пенсионеров отдельности.

12 июня, День России, в отличие от действительно священного для подавляющего большинства Дня Победы, пока еще не стал настолько самоочевидным и самодостаточным праздником, чтобы в этот день было политически неловко задавать неудобные вопросы. Мол, чем гордиться-то? С другой стороны, вот вам и совершенно очевидный путь к укоренению в народном сознании уважения к этому дню (вне зависимости от того, что там действительно произошло в истории и произошло что-либо вообще).

Когда в стране большинство будет жить в достатке и счастье, когда не будут периодически возникать сомнения в том, что система устроена как-то не очень справедливо, а страна идет куда-то, может, и туда, но каким-то странным маршрутом, тогда социологи, может, перестанут проводить свои «провокационные опросы». За бесполезностью. Поскольку ответ будет слишком очевиден: мы будем поголовно не только знать, что мы празднуем, но и почему именно. Так что праздник этот когда-нибудь, будем надеяться, окончательно приживется. Но процесс этот будет небыстрым. А путь к всеобщему счастью — сильно извилистым. Ну, в общем, как мы любим.

А не пошли бы вы все вон
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8361605.shtml
04.07.2016, 08:37
о том, куда ведет мир невежественный избиратель
http://img.gazeta.ru/files3/719/8361...x230-78990.jpg
Brendan McDermid/Reuters

Народ дремуч и склонен к заблуждениям. Задача политических элит в том, чтобы его из заблуждения вывести. Это не цитирование мыслей кого-либо из «отцов-основателей» США, опасавшегося «власти толпы». Это квинтэссенция появившейся в журнале Foreign Policy колонки обозревателя Джеймса Трауба (кстати, автора книги о Джоне Куинси Адамсе).

«Невежественный» избиратель разбушевался по всему миру.

Он, вызывающе игнорируя советы маститых экономистов и предпринимателей, отправил Великобританию на выход из ЕС, что сулит ей экономические неприятности. Чему проголосовавшие за Brexit вряд ли сами будут рады.

В Америке такие же обыватели, которые знать ничего не хотят, кроме как про «нашествие мигрантов» и «глобализацию, отнимающую наши рабочие места», вознесли на вершины популярности выскочку Трампа. В Австрии чуть было не избрали президентом националиста с нацистским душком (Верховный суд на днях отменил результаты выборов, где означенный Норберт Хофер отстал вопреки всем exit polls на 30 тысяч голосов — видимо, результаты были «скорректированы»).

В Польше пришедшие к власти правые выступают под лозунгами «национальной идентичности» против европейской, идя на нарушение ряда европейских норм. «Антиэлитарное восстание» зреет во Франции, где президент-социалист, будь выборы сейчас, не добрался бы до второго тура.

Люди старшего возраста протестуют против напора глобализации и нутром не принимаемой ими политкорректности со всеми этими гей-парадами и однополыми браками.

Средний класс, видя, как размываются его ряды, стагнируют или падают доходы, а рабочие места уходят в Юго-Восточную Азию, мечется между двумя-тремя работами, привыкая к статусу бесправного фрилансера (профсоюзы, ау, где вы?) и не испытывая иллюзий насчет будущего. Его раздражают растущие слои «вечно бедных» иждивенцев, сидящие поколениями на шее социального государства, ряды которых пополняют еще и орды мигрантов чуждых культур. И все это на фоне завравшихся «традиционных» элит, потерявших нюх и связь с «простым народом», полагающихся на холеных «экспертов и экономистов» да на изощренные методы информационно-психологической манипуляции. «А не пошли бы вы все вон!» — зреет у такого «среднего класса» универсальный ответ на происходящее.

Это заставляет правящие элиты во многих странах объединяться перед лицом «невежественного» популизма, пренебрегая традиционными идейными разногласиями. Попади глава французского «Национального фронта» Марин Ле Пен во второй тур президентских выборов (а все к тому идет в 2017 году), социалисты и правые сплотятся перед общей угрозой. Что уже произошло в Швеции, где правые «беспринципно» служат младшим партнером в коалиции с левыми против «националистов».

«Респектабельная» часть республиканцев США предпочтет видеть демократку Хиллари Клинтон в Белом доме, нежели однопартийца-«хулигана» Трампа.

Испания будет проводить внеочередные парламентские выборы до посинения, пока правые и социалисты либо не объединятся в «большую коалицию» перед лицом анархиствующих леваков из движения Podemos, либо доведут страну до ручки и развала.

Автор статьи в Foreign Policy призывает «паранойе избирателей» противопоставить «восстание элит», их сплочение на платформе компетентности и ответственности во имя «просвещения масс».

Это звучит как вопль политологического отчаяния перед лицом пошедшей вразнос электоральной демократии, когда каждый бомж и наследственный иждивенец имеет голос такого же веса, как платящий за них налоги «папа Карло» из среднего класса.

Как научиться видеть перспективы дальше текущего избирательного цикла и работать ради этих перспектив даже вопреки угрозе поражения на очередных выборах?

И не подстраиваться под «группы интересов», путаясь в лозунгах и пытаясь угодить как можно большему их числу. Именно о таких издержках «власти толпы» предупреждали в свое время «отцы-основатели» — те, кто создавал основы демократии, ставшей ныне, вопреки их наказам, массовой.

Наши-то «отцы» давно поняли, что демократия должна быть, во-первых, управляемой, во-вторых, суверенной. «Наш ответ глобализации» был готов еще тогда, когда на Западе ею умилялись, провозглашая то «конец истории» (Фрэнсис Фукуяма), то наставший «плоский мир» (Томас Фридман).

Представить себе, что наши власти пустят на самотек голосование по вопросу даже куда менее важному, чем Brexit, решительно невозможно.

Думаю, на самотек не пустят даже голосование по цвету покраски московских дворовых оградок: оставить ядовито-желто-зеленый или все же чуток свободолюбиво разнообразить. Соответственно, представить себе и «популистское восстание избирателей» тоже пока решительно невозможно. Ни предводителей нет, ни «пассионарности» в зашуганном запретами населении.

Власти сами абсорбируют многие массовые ожидания, страхи, даже подчас дремучие представления в то, что называется текущей политикой и законодательным процессом. Механизм прост, как палка. Сначала — индоктринация посредством массированной телевизионной пропаганды, затем — принятие законодательства в духе навязанной мифологии, затем — выборочное применение этого законодательства, чтобы, с одной стороны, минимизировать ущерб от наиболее одиозных его «новелл», с другой — сохранять неопределенность в правоприменении. Ибо, согласно отечественной политической традиции,

лишь та власть сильна и уважаема, которая непредсказуема что в репрессиях своих, что в милости.

Есть ли у нас тот разрыв между элитами и якобы «невежественными» массами, которого убоялись продвинутые радетели за судьбы демократии на Западе? В чем-то есть, в чем-то нет.

Когда, к примеру, думцы, не вникая в подробности и не утруждаясь сопоставлением научно обоснованных точек зрения, запрещают всякую продукцию ГМО, то они выступают плоть от плоти тех обывателей, которые исповедают дремучие представления о мире, заодно реинкарнируя «лысенковщину» и программируя отставание страны на рынке биотехнологий.

Такие люди верят гадалкам и ворожеям, лечатся от всех болезней примерно такими методами, как внутривенная инъекция яичного желтка, предпочитая их современной медицине.

Они насмотрелись телевизора и боятся, как бы потребление американской сои не привело к бесплодию русского народа (ибо таков «план ЦРУ и Госдепа») или к тому, что на наших просторах начнут рождаться люди с песьими головами. Их потчуют страхами, грозящими с Запада, телевизионные ток-шоу, где «эксперты» из несуществующих институтов всяческих проблем спорят с записными клоунами и полусумасшедшими демагогами на окладе.

В этом смысле у нас нет «вызывающего отторжения» дремучей частью публики «лощеных» экспертов, как на Западе, поскольку ей показывают таких «экспертов» и «экономистов», которые выдают в федеральный эфир примерно тот же «контент», что подвыпивший философствующий бомж на площади трех вокзалов в Москве. Или спившийся БИЧ в захудалом Мухосранске.

А когда отдельные представители «обеспокоенной общественности» указывают на несоразмерный в репрессивной жестокости «антитеррористический пакет Яровой — Озерова», то большей части общества на это не только наплевать, но она, пожалуй, разделит основной пафос этого сомнительного с точки зрения конституционности законодательства. Потому что враг у ворот любого интернет-портала, свобода информации есть искушающее вседозволенностью зло.

И вообще, лучше запретить все новое, непривычное и тем более «иностранное», лишь бы не было войны.

Обыватель проснется лишь тогда, когда обнаружит, что тарифы «на мобилу» взлетели раза в три.

Но в этом случае вступает в силу принцип «выборочной непредсказуемости правоприменения». Правоприменители безошибочно выберут тот путь, который будет наименее болезненным не для «просвещенной» части общества, а для наиболее отсталой, косной, консервативной и «классово родственной ей» в своей любви к архаике.

«Разрыв» между массами и элитами в том смысле, как он описан в Foreign Policy, в России существует не столько в политическом смысле, не в понимании общественных процессов и того, что называется прогрессом, — в этом смысле элиты и заметная часть обывателей в равной степени ищут идеалов в «славном прошлом», преимущественно советском, — разрыв этот в основном имущественный. А также — обычное для России дело — в разном позиционировании властей предержащих и «простого человека» перед законом. Первым «можно все», другим — по всей строгости и по самые не балуй.

Власть раздражает не публично высказываемыми взглядами, разве что работает внушенный миф о «предательском курсе», проводимом «либералами в правительстве», введшими в заблуждение самого президента.

Власть раздражает беспутным кичливым богатством.

Этими периодически утекающими в сеть сведениями о домах в Лондоне и на Рублевке, рассказами о «шалостях» детей-наследников, а еще случайными «шутливыми» оговорками (типа «как поплавали?», «как ни смешно, покупают квартиры в 20 кв. м»), свидетельствующими, что эти люди живут в иной реальности и мыслят абсолютно другими категориями. Им весь этот плебс что «низшая раса» аборигенов с удачно приватизированной планеты, которые только бестолково мешают им вкушать плодов космической приватизации. Разве что без них не справиться с работой по обслуживанию.

Грозит ли такой разрыв «восстанием» масс? Хотя бы электоральным. Пока ситуация под контролем. Если Думу нового состава заполнят четыре сотни яровых со взглядами еще более реакционными и дремучими, но не выделяющиеся немыслимым обывателю богатством, большая часть общества не возражала бы. Однако, хотя осторожная «чистка» элит (от засветившихся во всяких «панамских офшорах») в пользу претендующих на «простоту» «фронтовиков» из ОНФ и ведется, все же на такую аскезу, как жить по средствам в соответствии с требованиями кризисного времени, а также при равной ответственности перед законом, правящий класс в целом пойти не готов.

Кто-то скажет, что он тем самым рискует и рано или поздно «рванет». Но наши политические «отцы» и риск-менеджеры, видимо, исходят из того, что на этой планете такое поведение вполне оправданно. Проканает, или «пипл схавает», как говорят в нашей элите.

Никто не любит, когда раскачивают лодку
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/8388599.shtml
11.07.2016, 08:32
о том, чем западные элиты очень похожи на российские
http://img.gazeta.ru/files3/851/8991...x230-10829.jpg
twitter.com/flbru

В колхозе в среднеазиатской советской республике идет собрание. Выступает председатель. Зал внемлет.

«Первым пунктом повестки объявляю премирование моего сына за высокие достижения в работе. Кто за? Против? Воздержался? Принято единогласно. Вторым пунктом я объявляю премирование моей невестки… Прошу поддержать… Принято единогласно. Третьим пунктом объявляю премирование себя автомобилем «Волга» — за высокие достижения в работе…»

Неожиданно в зале поднимается рука пожилого колхозника. «Ты что-то имеешь против?», — грозно насупился председатель из президиума, где сидят сплошь его родственники. — «Нет, просто хочу сказать: ай, какой… маладца!» (в оригинале анекдота есть нецензурное слово, но не будем дразнить Роскомнадзор).

Поведение «элит» с тех пор не изменилось. Ни у нас, ни во многих других странах.

Есть свои — и есть чужие. Есть плата за вход и разные допуски поведения для своих и чужих. Обывательской публике лишь остается периодически удивляться: как же ловко у них все выходит.

Взять вон милую Флоренцию: недавно выяснилось, что уже лет пятьсот городом рулят одни и те же семьи, никакой сменяемости…

В Америке скандал вокруг электронной переписки кандидата демократов в президенты Хиллари Клинтон разрешился предсказуемо: директор ФБР Джеймс Коми прекратил расследование о том, как она, будучи госсекретарем, нарушала закон, ведя официальную переписку с домашнего сервера, а не с защищенного. Или кто-то всерьез полагал, что уголовному делу дадут ход и ее снимут с выборов? Причем — экое совпадение — в день объявления о прекращении дела в американской тюрьме покончил с собой румынский хакер, 44-летний Лазар Марчел Лехел, который был экстрадирован в США по обвинению в киберпреступлениях. В конце мая он зачем-то хвастливо признался, что легко вскрыл почту Хиллари Клинтон, которая «раскрылась, как цветок».

Видимо, от расстройства, что теперь цветок закроется, взял и покончил с собой.

Коми был назначен директором ФБР еще Джорджем Бушем-младшим. Но у него уже были прецеденты, когда он тормозил разбирательства в отношении четы Клинтон. Так, в 2004 году, когда Коми служил заместителем генпрокурора, он ограничил расследование в отношении некоего Сэнди Бергера, экс-сотрудника администрации Билла Клинтона, подозревавшегося в том, что уничтожил часть документов, свидетельствовавших о «небрежении» клинтоновской администрации вопросами антитеррористической безопасности. Бергер отделался штрафом $50 тыс. и 100 часами общественных работ. Его доступ к вопросам национальной безопасности был заморожен на два года.

И вдруг именно Бергер, уличенный в уничтожении секретных документов, оказывается, в 2009 году был советником госсекретаря Клинтон по вопросам обращения с секретными материалами.

Коми отказался передавать обвинение минюсту (аналог нашей Генпрокуратуры) во главе с Лореттой Линч. Вопреки тому, что сам же констатировал «чрезвычайное небрежение» со стороны Клинтон и ее помощников в обращении с секретными материалами, которые пересылались в том числе с домашнего сервера.

Любопытно еще одно милое совпадение, подобных которому в биографии четы Клинтон немало: и вышеупомянутый Бергер, и Линч, и еще Черилл Миллс, служившая начальником аппарата у Хиллари в бытность ее госсекретарем, ранее были партнерами в одной вашингтонской юридической фирме Hogan & Hartson, которая готовила налоговую отчетность для супругов Клинтон, а еще патентовала софт, которым пользовалась Хиллари на своем домашнем сервере, когда руководила Госдепартаментом.

Также в 2004 году Коми косвенно сыграл, по утверждению газеты The New York Times, немалую роль в том, чтобы свернуть расследование, связанное с засветкой агента ЦРУ Валери Плейм, муж которой, посол Джо Уилсон, был сторонником и партийным спонсором четы Клинтон.

Причем ведь Клинтон фактически была уличена во лжи в ходе расследования дела о ее переписке. И когда утверждала, что Госдеп якобы «дал добро» на использование домашнего сервера. И когда уверяла, что использовала лишь один сервер для передачи секретной информации. Но директор ФБР не нашел в этом «умышленных действий». Хотя было обнаружено минимум 110 писем в 52 цепочках, отправленных ею из дома, где содержалась секретная и сверхсекретная информация.

Румынский хакер мог бы о том рассказать подробнее, но, вот досада, повесился.

Невольно напрашивается сравнение с делом Дэвида Петрэуса, успешного генерала в Ираке, а затем командующего многонациональными силами в Афганистане. После назначения в 2011 году на пост директора ЦРУ ему стали прочить влиятельную должность председателя объединенного комитета начальников штабов, а затем, возможно, и президентскую карьеру. Однако окружение Обамы белому амбициозному генералу не доверяло, особенно глава его аппарата Рам Эмануэль. И когда подвернулась возможность, генерала обвинили в том, что он делился секретными материалами со своей любовницей и биографом одновременно Паулой Бродвелл. Дело раскрутили. До уголовки не довели, но в отставку отправили.

В случае с Клинтон очевидно: налицо договоренность (или молчаливое согласие) большей части политической элиты, что ей и быть следующим президентом.

Большинство обывателей, скорее всего, не будут заморачиваться столь отстраненным вопросом, как нарушение правил служебной переписки. Как выразился один из политконсультантов демократов, «это все равно как если бы она ехала в зоне ограничения скорости 65 милями в час со скоростью 67, штраф ей не положен». Другое дело, что при большом желании можно было раскрутить дело насчет вранья, в том числе в показаниях под присягой, но делать этого не стали.

Не только у нас руководство не любит, когда раскачивают лодку.

Не стали потому, что «антиэлитарный хулиган» Трамп неприемлем для большой части элиты в роли президента. Чтобы его не пустить в Белый дом, никто не будет наглым образом снимать его с выборов, найдя искусственно придуманные нарушения в духе «волшебника Чурова». И тем более подтасовывать голоса. Есть более изящные методы, вполне вписывающиеся в рамки «политических приличий». Прежде всего, это медийная манипуляция.

Массмедиа — это тоже часть истеблишмента. А кто не часть — тот медиа «не масс».

Часть республиканского истеблишмента уже перебегает в лагерь Клинтон. Эти люди надеются, что поражение Трампа, а затем четыре года не очень успешного ее правления (при ее высоком антирейтинге общественных антипатий такое предсказуемо) помогут им восстановить партию и взять исполнительную власть в 2020 году. Уже и кандидаты просматриваются (например, спикер палаты представителей Пол Райан).

Ряд чиновников республиканских администраций открыто заявили, что предпочтут Клинтон Трампу. Например, глава департамента планирования Госдепа в 2005–2007 годах Стивен Крайснер, как и его преемник на этом посту Дэвид Гордон. В эту же группу входят бывший руководитель переговоров по контролю за вооружениями при Рейгане Кеннет Эдельман, один из руководителей USAID при Буше-младшем Патрик Кронин и член совета по экономическим вопросам при нем же Филип Леви. С поддержкой Клинтон выступили замгоссекретаря в администрации Буша Ричард Эрмитедж и экс-советник по нацбезопасности у Буша-старшего Брент Скоукрофт.

Весной 121 член внешнеполитического истеблишмента «великой старой партии», как называют республиканцев, выступил с открытым письмом против Трампа. Ряду подписантов сулят должности при Клинтон-президенте. Правда, за Трампа бывший вице-президент Дик Чейни и бывшие главы Пентагона Дональд Рамсфельд и Роберт Гейтс.

Вопрос в том, хватит ли Трампу сил, чтобы во главе «антиэлитарного восстания» противостоять тонким предвыборным манипуляциям демократов и примкнувшей к ним части республиканцев? Примеры ряда стран показывают, что такое противостояние может теоретически иметь успех, антиэлитарные настроения ширятся по всему миру.

Схожие в чем-то процессы развиваются и в Великобритании, где в свете публикации результатов расследования комиссии Джона Чилкота выяснилось: бывший премьер Тони Блэр неправомерно втянул Британию в операцию США по свержению Саддама Хусейна. Блэр в ответ, как это принято в новейшей политической культуре, извинился, претендуя на то, что вопрос как бы исчерпан. Мол, разведка напутала. Где именно? В чем? Покажите бумаги. Будет ли продолжение расследования или «извините» станет достаточно, чтобы не гнать «антиэлитарную волну», которая и так уже обошлась Британии в Brexit.

Представим Слободана Милошевича, приехавшего в Гаагу со скупым раскаянием: мол, извините, погорячился. В Гааге в ответ умилились, и его отпустили.

Или вот Муаммара Каддафи даже и «простили» всем западным миром после «извините» (плюс $2 млрд компенсации жертвам подорванного его спецслужбами самолета Pan American). Но потом наивный бедуин расслабился и наговорил лишнего: мол, проплачивали мои ребята избирательную кампанию Саркози. А вот это уже «нарушение приличий»! Чем все кончилось — известно. В том числе Дмитрию Медведеву история с Каддафи, по моему мнению, стоила второго президентского срока. Опять «двуличный Запад» виноват, выходит.

Можно экстраполировать принципы и методы, высветившиеся в вышеперечисленных историях, употребив выражения «дети Чайки», «виолончель Ролдугина», «хоромы Шувалова» и «расследование обстоятельств гибели детей на Сямозере, или история победоносных тендеров привластной фирмы». Не к тому, что «у вас негров линчуют», поэтому нам тоже можно пошалить.

А к тому, что поведение элит порой отличается не столько своими принципам, сколько искусностью информационных, электоральных и прочих манипуляций.

Ну и размером «коррупционной составляющей», разумеется. Именно поэтому наши власти так много внимания уделяют сейчас оттачиванию изящности управления информационным / виртуальным пространством. Включая все, что подпадает под широкое определение СМИ (как средства распространения информации). От газет / телевидения до последнего «зашифрованного» мессенджера. Чтобы народ смотрел-смотрел, а сказать ему что-то поперек было бы не только негде, но и нечего. Кроме как «ай, маладца!»

Командный незачет
 

http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/9708659.shtml

25.07.2016, 08:21
о том, какие уроки хорошо бы извлечь из олимпийского скандала
http://img.gazeta.ru/files3/689/9708...x230-53348.jpg
Глава ОКР Александр Жуков и министр спорта Виталий Мутко Артем Коротаев/ТАСС

«Лет ми спик фром май харт» — историческая фраза, «отлитая» все еще министром спорта Виталием Мутко, ярко характеризует ситуацию в нашем спорте. Который докатился до того, что нас чуть не выгнали с Олимпийских игр.

МОК, разумеется, не хотел принимать столь радикального решения. И не принял, делегировав право допуска спортсменов международным федерациям по видам спорта. Они будут допускать россиян «в индивидуальном порядке» на основании собственных правил (они у всех разные). Где-то наши шансы выступить (стрелковые виды спорта, ряд игровых, водные, гимнастика, фехтование и т.д.) лучше, где-то потери будут существенными. Так, явно под ударом вся наша тяжелая атлетика, возможно, борьба. Не поедут все, кто хоть раз был замечен в допинге.

Размер команды (заявлено 387 человек, уже не едут 67 легкоатлетов) усохнет на десятки человек. Соответствовать критериям «допуска в индивидуальном порядке» будет сложнее, чем кажется на волне эйфории, что не стали дисквалифицировать всю команду. Масштаб потерь станет ясен уже на днях.

В любом случае подавать факт того, что мы «проскочили» в Рио, да еще под своим флагом, как победу — неверно. Это тяжелый репутационный удар по российскому спорту, от которого он оправится не скоро. И за этот позор должны ответить конкретные люди.

Фразу Мутко можно сделать эпиграфом к «разбору полетов» о том, до чего может довести некомпетентность кадров, расставляемых по каким угодно принципам, только не по профпригодности.

Во-первых, Мутко следовало выучить английский. Это облегчило бы общение с международными спортивными чиновниками в разрешении возникшего кризиса. Путем в том числе доверительных переговоров, во время деловых ланчей и работы во всяких совместных комиссиях. Вместо того чтобы надувать щеки и изрекать политические лозунги по поводу «коррумпированности» Международной легкоатлетической ассоциации (IAAF), заговора против России и прочей трескотни, которая хороша лишь для телешоу.

Предвзятость по отношению к России, чего уж там, имеется. Взять хотя бы «аналитический материал», распространенный накануне принятия МОК судьбоносного решения агентством Associated Press.

Вот они — мастера информационной войны. Половина материала — о том, сколь тесные и дружеские отношения связывают главу МОК Томаса Баха с Путиным. Приплели даже то, что оный Бах, выигравший олимпийское золото в 1976 году в фехтовании, мог быть («мог быть» — невинное предположение) неравнодушен к тому, сколь много сделал для его любимого вида спорта, вложив и свои деньги, возглавляющий восемь лет Международную федерацию фехтования «союзник Путина» (так в заметке) олигарх Алишер Усманов.

А еще Бах, докладывает AP, входит в наблюдательный совет компании Weinig, производящей деревообрабатывающее оборудование, у которой «большие интересы в России» (фактов, это подкрепляющих, и комментария компании нет). А еще, мол, есть другие «друзья Путина и Мутко» в исполкоме МОК, они перечислены поименно. Не хватает разве что приложенного заявления в ФБР начать разбирательство, как это было сделано с экс-главой ФИФА Йозефом Блаттером. От которого тут же отстали, как только он ушел в отставку. Давление на МОК накануне 24 июля и впрямь было огромным.

Но такое отношение, усилившееся на фоне ухудшения отношений с Западом, диктующим правила в международном спорте, не новость. Но тогда надо и вести себя, как в случае с российской оппозицией (даже Мутко должен быть в курсе):

хочешь критиковать власть, будь готов, что к тебе отнесутся со всей строгостью закона, если ты хоть в чем-то нечист. Будь безупречен или заткнись.

Во-вторых, чем громче политическая трескотня, тем больше сомнений в компетентности трещащих. Но именно такая позиция (нас давят «за политику») была принята нашими функционерами еще во время ноябрьского допингового скандала с легкоатлетами. Включая главу Олимпийского комитета России Александра Жукова, который как раз должен хорошо говорить по-английски, ибо стажировался некогда в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Однако у нас ведь как заведено: функционеры сначала «насмотрятся телевизора» (имеется в виду транслируемая пропаганда), а затем поступают так, как будто это и есть всамделишная реальность.

Сейчас наверху принято правильное (возможно, оно повлияло на решение МОК в лучшую сторону), но запоздалое на полгода решение — создать независимую комиссию по борьбе с допингом в нашем спорте с включением в нее иностранных специалистов. Во главе ее поставлен человек, как сказал Путин, «с безупречной репутацией» — 81-летний Виталий Смирнов, почетный председатель ОКР. Опытный международный спортивный чиновник еще советских времен, он как раз умеет разговаривать со спортивной бюрократией. В отличие от набежавших непонятно откуда нынешних безграмотных «манагеров» в «петухах» от «Боско ди Чильеджи».

Почему столь очевидный шаг не сделан раньше, до того как изжаренный на Западе петух клюнул в одно место в лице сразу WADA, IAAF, да и МОК в придачу?

А потому, что, и это уже в-третьих, наши вельможи привыкли ко всему на своих должностях, прежде всего к «распилам и откатам» в разной форме, но только не к тому, чтобы брать на себя ответственность за те или иные решения. Их «руководящая» риторика сводится, с одной стороны, к тому, что мы великие, а вокруг нас враги, подразумевая, что показушный патриотизм — замена профпригодности. С другой — что все они «солдаты Путина». От детского омбудсмена до главы Чечни, от губернатора с коллекцией часов на миллионы до министра спорта.

Эти «солдаты» всегда в ожидании приказа, как им быть в каждом конкретном случае. За исключением, конечно, случаев, когда речь идет о собственном интересе. Тут они инициативны.

При этом, опираясь на известное мнение о том, что первое лицо не любит принимать решения «под давлением», особенно внешним, не справившимся с работой чиновникам выгоднее всего кричать, что, дескать, их, истинных патриотов, увольнение чуть ли не главная цель интриг Госдепа, мировой закулисы и нашей «пятой колонны». И приемчик срабатывает. Вон Астахова не стали сразу увольнять «под давлением», а отправили «отстояться» в длительный отпуск.

Но когда провалившегося (или обвиненного в коррупции) чиновника не снимают лишь потому, чтобы «не поддаться давлению», это искажает принципы работы госаппарата, создавая ложные критерии его эффективности и компетентности.

В-четвертых, причудливая манера «подбора и расстановки кадров» (советский термин, утративший свое значение, ибо никаких внятных карьерных лифтов обществу взамен тех, на основе которых возносили советскую номенклатуру, не явлено) восторжествовала от Мутко до самых до окраин.

Взять того же Родченкова. Который лишь сейчас стал «человеком с сомнительной репутацией», а после Сочи глава Московской антидопинговой лаборатории был хвалим и награжден орденом Дружбы народов. Правда, еще раньше против него и его родственницы были заведены уголовные дела по подозрению в распространении подозрительных препаратов. Родственница отделалась условным приговором, а Родченков — легким испугом. Осмелимся предположить, что тем самым «талантливого химика» подвесили на крюк компромата: мол, чуть дернешься, мы тебя закопаем.

Что-то есть в этой кадровой методе знакомое, не правда ли? А потом вдруг этот человек с крючка срывается и всплывает в Лос-Анджелесе, раздавая показания. Если это называется «спецоперация», то откуда же растут руки и головы у этих «рыцарей плаща и кинжала»? Невольно вспоминается история опереточного провала «шпионки» Анны Чапмен, а еще, конечно, торжественный автопробег выпускников одной академии на «гелендвагенах» по Москве. Тоже — результаты «подбора и расстановки кадров».

В-пятых, ситуация даже с нашими легкоатлетами была абсолютно спасаема. Надо было увольнять Мутко еще в ноябре, причем на пару с Жуковым, и создавать комиссию во главе с тем же Смирновым, что создана сейчас.

Но первое лицо тогда не вмешалось лично в ситуацию, и она оказалась запущенной. То ли его убедили, что все, мол, само рассосется — и Бах нам в помощь. То ли просто никто не был способен компетентно оценить ситуацию. Опять же доклад WADA по легкой атлетике был на английском, да еще 400 страниц, — как говорится, «неасилили».

И теперь наши горе-функционеры (в частности, Жуков) сетуют, что, мол, IAAF лишь 17 июня дополнила условия допуска наших легкоатлетов на Игры в Рио требованием, чтобы они тренировались и тестировались на допинг вне России (кстати, критерии допуска россиян по другим видам спорта могут быть близки к IAAF). Заговор, ясен пень! Только при этом забывают сказать, что с ноября тестирование на допинг спортсменов, тренирующихся в России, было поручено Британскому антидопинговому агентству, сотрудничество с которым наши деятели полностью провалили.

Вместо того чтобы с ними взаимодействовать и спасти тех, кто чист, британцам просто не дали работать в стране.

Они написали в мае убийственный доклад, полный упоминаний тех же методов манипуляций и укрывательства спортсменов от внезапных проверок, в том числе в бесчисленных «военных городках», что упомянуты в ноябрьском докладе WADA. Плюс внушительная доля положительных проб у тех, кого отловили. Лишь после этого появилось требование IAAF о загрантренировках. Зачем было это все провоцировать?

В недавнем интервью «Огоньку» бывший руководитель Госкомспорта легендарный хоккеист Вячеслав Фетисов поведал, как он пытался ввести Мутко в мир международных спортивных функционеров, в котором он сам, много игравший и проживший в США и Канаде, был как на коньках. На все эти попытки научить человека-министра культурно ланчевать с кем надо, расставлять нужных людей на важные международные посты и вообще ориентироваться в этом непростом мире, был получен ответ: «Фром май харт», что министру с этим возиться не с руки. В этом все чванливое, дремучее и самоуверенное невежество, что тут еще скажешь.

Иск в Спортивный арбитраж в Лозанне — отдельная песнь некомпетентности. Напоминает историю про то, как мы сначала согласились на юрисдикцию арбитража в Гааге по иску ЮКОСа, а потом, получив «счет» на 50 млрд, стали возмущаться. Еле «уползли». Причем во что обошлось это «отползти» в виде гонораров заморским адвокатам и кто был автором первоначального «сильного управленческого решения», история умалчивает.

Так и тут. Сначала мы подписываемся под правилами IAAF (не далее как зимой), где сказано именно о принципе коллективной ответственности в подобных нашему случаях, потом, когда «что-то пошло не так», идем обжаловать нами же подписанное в суд.

Сначала соглашаемся, что арбитраж в Лозанне — конечная инстанция по иску 68 российских легкоатлетов, потом, когда суд выносит решение против нас, кричим, что «будем защищать интересы наших» в Верховном суде Швейцарии.

Хотя, конечно, всех этих деятелей, доведших наш спорт до такого позора, надо бы отправить совсем в другое место. Но вряд ли отправят. Потому что наверху верят, что любой новый кадр будет хуже. Такая вот кадровая мизантропия.

Где яйца и где «пакет Яровой»
http://www.gazeta.ru/comments/column/bovt/9725009.shtml
01.08.2016, 08:13
о двух российских реальностях, не пересекающихся даже перед выборами
https://img.gazeta.ru/files3/619/972...0x230-8942.jpg
picture-alliance/dpa

«Пакет Яровой? Не, не слышали» — так ответили социологам 62% опрошенных россиян. Опрос Левада-центра проводился уже после того, как президент подписал законопроект и он вступил в силу. «Что-то слышали» 28%, но за этим, скорее всего, стоит лишь знакомство с самим названием, не более того. Лишь 10% внимательно следили за ситуацией и понимают, о чем идет речь.

То есть все потуги «прогрессивной общественности», а заодно и сотовых операторов возбудить в обывательских массах если не страх, то хотя бы настороженность по отношению к предстоящему увеличению стоимости услуг сотовой связи и интернет-провайдеров и угрозы тоталитарной слежки за гражданами окончились полным и унизительным провалом. Общество не испугалось и не обеспокоилось. Оно вообще не в курсе. Хотя даже по федеральным телеканалам словосочетание «пакет Яровой» встречалось, но побуждений поинтересоваться, что там, в «пакете», у народонаселения не вызвало.

Из тех, кто в курсе, треть, кстати, поддерживает ужесточение мер контроля и надзора.

То есть все эти расписанные критиками закона страсти вроде снижения возраста ответственности за «недоносительство», угрозы тоталитарного контроля за разговорами / перепиской, ни даже перспективы удорожания услуг связи не возымели на общество практически никакого воздействия. Оно не воспринимает это как угрозы и как опасное поползновение к узурпации своих гражданских прав. При сборе петиций против «пакета Яровой» и за роспуск российской сборной по футболу второе требование намного опередило первое. Значит ли это, что обществу плевать на гражданские права или оно по привычке думает, что как-нибудь приспособится ко всему, что спускают сверху? Возможно, и то и другое сразу.

Общество живет в массе своей в параллельной, не пересекающейся реальности по отношению к тому, что освещают так называемые прогрессивные СМИ, да и их «патриотические» оппоненты.

Злорадствовать по этому поводу антагонистам «прогрессистов» не стоит, поскольку узнаваемость что так называемых оппозиционеров (особенно «непримиримых»), что так называемых патриотов и людей, изо всех сил защищающих «линию партии», на самом деле невелика. Останови на улице простого нашего человека и спроси его, кто такие, к примеру, Сечин или Дворкович, Собянин или Ликсутов, Глазьев или Белоусов, подавляющее большинство не ответит вам, кто все эти люди. Как не отличат ПАРНАС от Партии пенсионеров, поскольку ни о том, ни о другом «бренде» ничего не слышали. Повсеместно также полно людей, которые слыхом не слыхивали даже и о Навальном вместе с его разоблачениями. Тот же фильм про Чайку у многих и теперь вызовет единственный вопрос: а кто это?

В Москве, может, еще десяток-другой-третий процентов узнаваемости основных ньюсмейкеров наберется, а в провинции — полное недоумение.

Есть лишь Путин и Медведев, еще Шойгу и Лавров.

Политическая тусовка, верно, думает, что миллионы обывателей только и делают, что следят за возней вблизи политического олимпа, а также закулисными схватками соперничающих за близость к главному телу персонажей. А оно на самом деле все иначе: народ по большей части остается несведущ в политических интригах, оставаясь в стороне от «мейнстримовой» повестки дня. Либо же по-своему переваривает полученную из телевизора кашу в нечто достаточно «дремучее» или поверхностно-неосведомленное: ты посмотри, какой кошмар (разврат, природные катаклизмы, двойные стандарты по отношению к нам, великим) творится за границей! Любопытен был бы, к примеру, опрос о том, слышали ли наши люди про Росгвардию и ее начальника Виктора Золотова.

Опросы общественного мнения накануне избирательной кампании по выборам в Думу показали, что проблемы политических и гражданских свобод, всякие там «пакеты Яровых» волнуют избирателя, конечно, гораздо меньше, чем насущные экономические проблемы.

Например, фонд «Общественное мнение» констатирует, что к лету снизился уровень обеспокоенности ценами на яйца, мясо и птицу. А вот рост цен на бензин, услуги ЖКХ, одежду, обувь, электронику, а также на фрукты, овощи, хлеб, рыбу, сыр и колбасы стал волновать больше.

Как говорится, где яйца и где «пакет Яровой».

В ряде регионов обнаружился другой феномен. Выражая недоуменное возмущение новым поборам ЖКХ в виде взносов на капремонт, некоторые стали судиться с государством. Осознание весомости побора пришло лишь после получения квитанции квартплаты, а до этого почти никто ничего о новом законе не слышал, тем более о возможностях соорганизоваться и начать перечислять деньги на индивидуальный домовой счет, а не обезличенный региональный. Жалобщики требуют провести капремонт их домов за счет бюджета, раз уж с них берут за это деньги, а предыдущие обязательства по этой части государство не выполнило. Такие иски в большом числе пока удовлетворяются судами. Но, думаю, скоро власти спохватятся и это пройдет.

Тема ЖКХ вообще стоит высоко в приоритетах обеспокоенности обывателя. Она там стоит уже давно, но «революционной волны» не вызывала и не вызовет. Преувеличивать значимость этой потенциально протестной темы не следует. К тому же кто из партий подхватит такую, казалось бы, простую и выигрышную тему, превратив в подхваченную электоратом часть своей предвыборной платформы? Может, кто и подхватит, но эдак аккуратненько. Потому что остро — это боязно и «старшие товарищи» не велят.

В рутинном порядке еще россияне ворчат про развал медицины и образования, но никакой альтернативы, кроме демагогического «вернем советские порядки», не просматривается.

Не стало и не станет темой предвыборной кампании резкое повышение налогов на недвижимость: к 2020 году начиная с текущего года они поднимутся в десятки раз, причем рассчитанные зачастую исходя из завышенной оценки налогооблагаемой базы.

Если поинтересоваться вопросом (а сделать это просто), то можно выяснить, что ваши шесть соток, домик на них, а также городская «двушка» или «трешка» за один год подскочили в цене, оказывается, в десятки раз.

Причем, в отличие от какой-нибудь Флориды, где оценка недвижимости и, соответственно, налог на нее пересчитываются ежегодно, никто оценку, сделанную на пике рынка, корректировать в меньшую сторону вам не станет. К тому же государство оперативно приняло закон, по которому оценку на предмет налогообложения будут проводить только государством же уполномоченные конторы.

В другой стране подобная «налоговая революция» если не смела бы правительство, то как минимум сильно подпортила бы выборные показатели правящей партии. У нас же, мне кажется, обыватель осведомлен обо всех этих новшествах не больше, чем о «пакете Яровой», а платежки из ФНС он получит уже после 18 сентября.

Тему «запретительства» в сфере прав человека, урезания гражданских свобод на нынешних выборах взяла на вооружение почти как «монотему» недавно созданная Партия роста Бориса Титова, но и та, судя по всему, испытывает административное давление и опасается показаться «несистемной» хоть в чем-то. Это равнозначно «самострелу». Теоретически, будучи способной стать нишевой «партией одного требования» (борьбы против запретов), какие сейчас показывают вполне приличные результаты на Западе, проходя в парламенты, она пока лишь борется за узнаваемость, которую еще надо конвертировать в голоса. Это будет по-своему интересный эксперимент: удастся ли привлечь избирателей повесткой, построенной на «запрещении запрещать», с одной стороны, с другой — на программе Столыпинского клуба, формально альтернативной курсу правительства Медведева. Пока ни то ни другое к взрывному росту числа собирающихся голосовать за эту партию, мягко говоря, не привело.

При этом у в чем-то похожего на них «Яблока» и узнаваемость как раз давно есть, и опыт предвыборных баталий, однако уровень потенциальной электоральной поддержки, судя по опросам, все равно около 1–2%. «Яблочная повестка», значит, тоже «не цепляет»: ни условно антикоррупционная, ни ориентированность на «социальную справедливость», которую все хотят, но никто не видел.

Большая часть россиян считает, что экономическая ситуация в стране «неудовлетворительная», 42% против 13% уверены, что она ухудшается. В обратном уверены 13% респондентов.

Согласно обычной логике, если экономическая ситуация в таком восприятии все же стоит на повестке дня избирательной кампании и как-то волнует избирателей, то это должно теоретически ударить по правящей партии. Однако рейтинг «Единой России» в целом стабилен, она вполне может рассчитывать на свои примерно 45%, которые вместе с одномандатниками снова принесут ей думское большинство голосов. Вероятно, нынешние трудности, напротив, лишь заставят людей поддержать привычную власть, а то «как бы не было хуже».

Что касается думской оппозиции, то она уже давно слилась в глазах обывателя в послушный придаток ЕР, представляясь частью единой номенклатуры. Она не воспринимается как именно оппозиция, несущая некий отличный от властей контент, скорее как часть статусной политической тусовки с расписанными ролями. Партийные предвыборные программы в глазах избирателя неотличимы, да он ими особо не интересуется. В конечном счете набор лозунгов у всех — это некие производные государственного патернализма.

Никакой «оппозиционной повестки» как внятной альтернативы нынешнему курсу в информационном пространстве попросту не существует. В головах избирателей — тоже.

Есть лишь набор примелькавшихся персонажей (Миронов, Зюганов, Жириновский), которые оттянут на себя часть голосов по принципу личной симпатии. Причем вне зависимости от всяких экономических и политических событий процент голосов, подаваемых за эти партии, остается примерно одинаковым долгие годы. Словно им все время выписывают одну и ту же разнарядку.

В стране парламентские выборы должны состояться уже черед полтора месяца. Однако никакой предвыборной кампании не видно и не слышно. Обывателю больше рассказывают по телевизору про «брекзиты» и про Трампа с Клинтон. Думаю, существенная часть нашего народа вообще не в курсе, когда (и главное, зачем) ему придется голосовать. Власти и политики живут своей повесткой дня, народонаселение — своей. И вместе им пока не сойтись.

«Мои кадры решают все»
 

http://www.gazeta.ru/comments/column...10129505.shtml
15.08.2016, 08:54
о том, как меняется психология власти и стилистика ее решений

Григорий Сысоев/РИА «Новости»

Что примечательно в назначениях и отставках, осуществляемых Владимиром Путиным, как правило, в стиле тщательно подготовленной секретной операции, так это то, что спустя считаные минуты после появления соответствующего указа звонкоголосый хор специально обученных комментаторов-толмачей вам расскажет, что все это было «логично», «планово», «в рамках проводимого курса» и, главное, «эффективно». Еще «адекватно». То есть все и так-то было хорошо и даже прекрасно, а станет теперь еще лучше.

Нам оперативно поведали, что, оказывается, назначение Антона Вайно вместо Сергея Иванова главой администрации «давно готовилось» и было «совершенно ожидаемо». И при нем все будет еще эффективнее. А что же раньше-то молчали, не предсказывали вслух? Неужто это назначение суть вещь столь сакральная, что боялись сглазить? А отправка Сергея Борисовича чуть ли не «главным лесником» и природоохранителем, куратором леопардов — это тоже давно готовившееся назначение?

Впрочем, могло статься и так, что произойди вдруг не вовремя утечка, и «давно ожидаемое и логичное» назначение вовсе не состоялось бы. Потому что начальство не любит так назначать. Когда все обо всем заранее знают. К тому же слухов по поводу громких отставок/назначений в досужей политической тусовке всегда роится великое множество. Постфактум может совпасть с любым.

Еще с неделю назад мне вполне всерьез внушали, что, мол, после думских выборов следует ожидать дальнейшей серии перестановок как продолжения недавней губернаторско-полпредовской серии. Вплоть до отставки, страшно сказать, самого премьер-министра и замены его как раз на Иванова. Почему-то рубеж выборов считается сакральным, хотя они давно перестали носить характер судьбоносных и превратились в рутинную процедуру обновления легитимации власти со вполне предсказуемым (с точностью до десятка депутатских мандатов) результатом. Из ныне «действующих слухов»: уход замглавы кремлевской администрации Вячеслава Володина «на Думу» (спикером), переформатирование социального блока правительства, возвышение одного из видных членов Столыпинского клуба. Много еще чего говорят.

Какова вероятность, что эти прогнозы сбудутся? Примерно как в том анекдоте «про блондинку», которую спросили, какова вероятность, что она встретит динозавра. Ответ: 50 на 50 — либо встречу, либо нет.

Гораздо интереснее с точки зрения аналитики обсуждать не конкретные кадровые назначения, — пора уже смириться с тем, что при всей своей «ожидаемости и логичности» они могут быть практически любыми, — а саму нынешнюю психологию власти, стилистику и, с позволения сказать, ментальность вырабатываемых решений.

Стилистика и впрямь кое в чем меняется. Скажем, разве можно было себе раньше представить, что отставка столь близкого человека и давнего соратника, как начальник таможни, будет сопровождаться трансляцией по телевизору коробок из-под обуви, набитых иностранной наличностью? После чего следуют умиротворяющие комментарии, что, дескать, сей кадр может и продолжить работу на госслужбе, ничто этому не мешает. После чего появляется слух, что Бельянинову прочат место в Евразийском банке развития. Ясно же, что человек умеет обращаться с финансовыми инструментами.

Почти общим местом для многих негосударственных СМИ стали обсуждения борьбы между силовыми структурами, выливающиеся в веерные отставки/перестановки, а подчас и в громкие аресты, сквозящие полной неочевидностью того, что дело в отношении высокопоставленного фигуранта может быть доведено до конца, а не развалится, как в свое время «дело подмосковных прокуроров». Те якобы крышевали подпольный игорный бизнес, но потом выяснилось, что ни сном ни духом. Появились даже дерзкие предположения, что главный начальник даже и не был вовремя упрежден о некоторых действиях «преторианцев-силовиков». Например, об аресте губернатора Белых. А некоторые подобные действия по «самоочищению» были поданы наверх уже холодным блюдом: мол, «ну вы же понимаете, вот тут тако-о-о-е накопилось, что терпеть дальше совершенно невозможно».

В общем, сверху на всю эту возню высокому и одинокому начальству смотреть, наверное, не очень-то и приятно. Людишки-то все больше мелкие, вороватые, не особо талантливые. Даже те, кто ходит в старых приятелях. И даже особенно они.

Так и вспомнишь про Ганди. Был бы он рядом, сели бы за чашкой чая: «Ты ведь только посмотри, Махатма, что вытворяют! Ведь ни мысли о высоком и вечном. Все только о себе». Уж он бы понял…

Означает ли все это, что высшее начальство в чем-то утрачивает контроль за ситуацией, за которой ранее следило и курировало все происходящее на уровне мельчайших деталей? Или это новый стиль — «делегирование полномочий» в рамках предписанных компетенций? Последнее в любом случае приводит к усилению конкуренции между разными акторами. Тогда сколь гибка вертикаль власти, чтобы выдержать такую конкуренцию не в ущерб политической стабильности, которая есть самоцель нашего бытия?

Ответ вроде бы напрашивается: система может впасть в дестабилизацию только в результате раскола элит, поскольку с народонаселением власти давно «договорились». В основном, отдадим должное, не в результате открытых репрессий, а в результате информационно-пропагандистских манипуляций и тщательной прополки общественно-политической «поляны». Она окультурена до невозможности. Сорняк дестабилизации не пройдет! А на случай чего соответствующие законы уходящей Думой тоже приняты по всем потенциально уязвимым направлениям. Апофеозом стал, конечно, «пакет Яровой». Чтоб уж наверняка.

А фронда возможна лишь там, где есть кому фрондировать. Для фронды нужны крупной политической величины фигуры. В том числе те, с кем правитель на «ты». И вот они-то и уходят.

Вместо них, советников, соратников, друзей, помнящих еще времена до Большой Власти, приходят просто исполнители, «эффективные менеджеры». Они не будут возражать. Но они не будут и советовать, стараться переубедить, поправить, а будут смотреть в рот в ожидании, когда оттуда вылетит абсолютная и непререкаемая истина. В виде приказа.

Накануне третьего президентского срока Путина многие гадали, каким смыслом он наполнит свое третье правление, притом что все предыдущие были не похожи друг на друга. Понятно, что после Болотной предстояло закрутить гайки. Для этого, собственно, и состоялось возвращение, после того как с «момента Каддафи» в правлении президента Медведева почудилась опасная «горбачевщина». Еще тогда часто поминали творца «сингапурского чуда» Ли Куан Ю, который ради эффективности и борьбы с коррупцией посадил с десяток своих друзей-соратников. Говорили, что наш ВВП на такое не способен. Ибо ценит тех, кого давно знает. Но он таки нашел форму. Его опять не просчитали. Виктор Иванов, Владимир Якунин, Андрей Бельянинов, «пачки» отставок в силовых структурах. Теперь вот Сергей Иванов, были и другие, давно близкие и верные. Если это «37-й год» как форма чистки ближнего круга, то, конечно, очень и очень бархатный.

Смена поколений? Отчасти. И в этом есть некая дань китайской новой политической традиции. Еще ставка на «эффективных менеджеров», образованных (по нынешним меркам, конечно), четко исполняющих команды, на что старое вальяжное приятельское окружение уже было не способно. Всегда норовили прильнуть к уху и договориться об особых для себя условиях. Утомительно это. И как-то смазывает старую дружбу…

Сам верховный правитель при этом становится одновременно как бы и Нурсултаном Назарбаевым, и Дэн Сяопином, и Ли Куан Ю в одном лице.

При этом ключевым принципом повышения эффективности системы, сталкивающейся все с новыми вызовами — как внешними, так и в экономике, и в системе управления (скажем, в том же Крыму недавние организационные перемены произошли в том числе под впечатлением вопиющей исполнительской, притом корыстной, вакханалии — эти люди хотели «стать, как Рамзан») видится подбор и расстановка кадров. В советское время за этим термином стояла система карьерных лифтов. Сейчас стоит, по сути, мнение лишь одного человека. Отсюда губернаторы — выходцы из ФСО и новый начальник администрации, которого заметил в службе протокола.

Институты — ничто, правильно подобранные кадры — все. Вместо «друзей» — исполнители. Реинкарнация сталинского лозунга «Кадры решают все» — «Мои кадры решают все».

Этот подход, безусловно, работает на повышение эффективности системы в целом. Ротация в пользу более молодых, более исполнительных и относительно более честных еще никому вредила. Но такой подход, при всем тактическом великолепии непредсказуемых рокировок, не может полностью заменить отсутствие стратегии в самых разных сферах — от экономики до разрешения украинского кризиса и выстраивания отношений с тем же Западом. Не говоря о Востоке, в частности Китае, где вообще мыслят десятилетиями и даже столетиями.

Смена главы администрации совпала с чреватыми немалым драматизмом событиями в Крыму и нагнетанием напряженности с Украиной. Есть ли связь? Она возможна в том смысле, что решение крымско-украинской проблемы видится в стиле силовой спецоперации. Там все менее востребована рефлексия и рассуждения о возможной вариативности — все больше беспрекословная исполнительность. Ровно те же качества потребуются у основных исполнителей и после выборов на внутреннем фронте. Закручивать гайки нужно твердой рукой и со взглядом, отражающим абсолютную уверенность в правоте начальника.

Рублем и молитвой
 

Рублем и молитвой
http://www.gazeta.ru/comments/column...10143815.shtml
20.08.2016, 12:54
о том, чего стоит ждать от нового «консервативного» министра образования
https://img.gazeta.ru/files3/851/101...x230-10291.jpg
Ольга Васильева Пресс-служба МГГЭУ/ТАСС

Назначение Ольги Васильевой вместо Дмитрия Ливанова министром образования государственники и представители Русской православной церкви встретили одобрительно. А «недобитые либералы», так называемая прогрессивная общественность, — с оторопью. Они спешно стали даже покидать общественный совет при Минобре. Мол, всякого ожидали, но чтоб такого… Назначение состоялось в день 25-й годовщины путча, которая была встречена молчанием властей и государственных телеканалов. Что-то в этом совпадении есть, конечно.

Первый же прогноз критиков: нужно ожидать введения курса Закона Божьего в средней школе с 1-го и по 11-й класс. Вполне может быть. И что будет тут удивительного по нынешним временам? Разве что то, что такого курса нет до сих пор, «Основы православной культуры» пока не охватили весь учащийся состав.

В Имперской России, до 1917 года, бывали времена, когда должность министра просвещения занимали проходные фигуры. Они не задавали, как теперь говорят, тренд. Но были и другие министры. Которые этот самый «тренд» задавали. Время советской власти тут не показатель: руководящая и направляющая роль партии не оставляла никакой возможности для самостоятельности у работников просвещения. Но можно было расти в узкопрофессиональном плане, идеология до определенной степени тут не была помехой.

Запомнился разве что Луначарский, в дореволюционную пору критикуемый Лениным как «богостроитель» (мол, культ коммунизма заменит традиционную религию). Но критиковать Луначарского по этой части, как оказалось, следовало бы разве что за излишнюю откровенность. Коммунистическую религию в массы внедрили.

С момента учреждения должности министра народного просвещения и до 1917 года лишь три человека занимали ее более 10 лет. Сергей Уваров (с 1834 по 1849 год), Дмитрий Толстой (с 1866-го по 1882-й) и Иван Делянов (с 1882-го по 1897-й). Все трое были убежденными охранителями, если не сказать реакционерами.

И так получилось, что именно консерваторы и внесли самый весомый «индивидуальный» вклад в российское дореволюционное образование.

Все трое были по-своему людьми выдающимися, профессионально подготовленными. Брожения в массах, распространение «бунтарских идей», а затем и революции, впрочем, это не предотвратило. Консервировали-консервировали весь ХIХ век фактически, но так законсервировать страну и не удалось.

Назначение Уварова было созвучно духу николаевского реакционного «застоя». Николай I, чье восшествие на престол было омрачено восстанием декабристов (московская Болотная площадь 2012 года в этом смысле — жалкая пародия на Дворцовую 1825-го), на протяжении всего правления неустанно боролся со смутой и революционной заразой внутри страны и по всей Европе. Уваров с его «православием, самодержавием и народностью» сделал немало для идейного окормления режима. По его убеждению, система образования должна была готовить прежде всего толковых и грамотных исполнителей, а от всех этих «западных штучек» с критическим и аналитическим мышлением одно только зло.

Однако ж именно при Уварове началось становление реального образования в стране. Правда, университеты были поставлены под плотный государственный контроль, но именно при Уварове они, да еще классические гимназии выходят на практически европейский уровень образования. Более того, была возобновлена практика отправки на учебу за границу.

Как ни странно, граф и академик Уваров в результате сам был уволен за «свободомыслие». В разгар революционного брожения в Европе он зачем-то выступил в защиту университетов. А все потому, что «умище-то куда девать».

И был заменен совершеннейшим уж реакционером Ширинским-Шихматовым. Потому что телега, катящаяся по пути реакции, как правило, не имеет тормозов. Ее тогда только Крымская война (поражение в ней) остановила.

Дмитрий Толстой, еще один «министр-долгожитель», пришедший с должности обер-прокурора Святейшего синода, начал работу на ниве просвещения в пору либеральных реформ Александра II. Но они ему не были по душе. Он выступал тогда скорее «технократом». И открыл целый ряд высших учебных заведений. Главное, провел масштабную и успешную реформу среднего образования в стране в 1871 году. В учебные программы были введены большие объемы математики, латыни и греческого языка. А все зачем? Замысел был в том, чтобы улучшать отечественное образование, с тем чтобы неповадно было ездить учиться в Европу, рискуя нахвататься вредных революционных идей. В том числе и поэтому по части оснащения лабораторий и вообще «материально-технической базы» российские университеты при Толстом прибавили значительно.

Поступать, правда, туда могли только выпускники классических гимназий, простолюдинов (выпускников реальных училищ) от университетов отсекли. Властям никогда не нужно было слишком много «шибко умных», особенно социально чуждых.

Идейным вдохновителем образовательной реформы был талантливый, надо признать, консервативный публицист Катков (аналогов ему нынче в консервативно-патриотической части общества не сыскать). Толстой же, будучи назначенным затем министром внутренних дел и шефом жандармов (что символично), порекомендовал в преемники Ивана Делянова (кандидатуру поддержали тот же Катков и идейный вдохновитель «контрреформ» Александра III Константин Победоносцев).

При Делянове достигнут большой прогресс в российском техническом образовании, был открыт целый ряд университетов и институтов высокого уровня подготовки. Но именно при нем начальное образование для простых людей (церковно-приходские школы) было передано в введение Святейшему синоду. При нем выходит печально знаменитый указ «о кухаркиных детях»: незнатных людей было запрещено принимать в гимназии и университеты. Еще более была ограничена университетская автономия...

К чему же все эти исторические реминисценции? К тому, что, как мне кажется, назначение Васильевой — это не только «проявление тренда», притом долгосрочного, и не только закрепление курса на охранительство и отгораживание от проникновения «вредных идей извне» (думаю, антизападничество станет для Минобраза теперь одним из главных, притом «воинствующих» принципов работы). Но помимо этого в ее управлении мы, думаю, увидим многослойное сочетание попыток насаждения в системе образования чисто идеологических консервативных идеологем (особенно в гуманитарной области), умноженных на усиленное «патриотическое воспитание», со стремлением вывести все же образование на более высокий уровень в профессиональном плане.

Мы, скорее всего, будем периодически улавливать (с поправками на время, конечно) ассоциации то со временами Уварова, то Толстого и Делянова одновременно.

Внимательный взгляд на статьи и выступления Ольги Васильевой, изучение ее карьеры не оставляет никаких сомнений в том, что по взглядам она убежденный консерватор. Причем религиозный. Что само по себе не может считаться катастрофой. В Америке вон «неоконы» то сами у власти, то хотят к ней вернуться.

В конце концов, должен же министр просвещения наконец-то соответствовать (а в чем-то превосходить) по своим взглядам большинству учительского корпуса страны. Эти люди по большей части — отнюдь не «прогрессисты», а как раз самые что ни на есть консерваторы, причем — отчасти из-за своей материальной бедности и ограниченных возможностей идти в ногу со временем — консерваторы косные, порой до реакционности и архаики.

Система, построенная на тотальном бюрократическом контроле и отчетности за каждым чихом, приучила их к конформизму и покорности. А работа во всяких избирательных комиссиях с их «чуровскими методами» эти конформистские качества закрепила.

Чем «консервативнее» будет руководитель этих людей, тем его лучше примут.

В одной из статей в 2014 году Васильева писала: «Консерватизм во всех его формах — правовой, религиозной, политической — актуален сегодня более, чем в XIX веке. Нам есть что сохранять, и мы должны это сделать. Консервативная позиция должна присутствовать в нашем общественном сознании, в нашей жизни…». Проблема разве что в том, что вопрос «что сохранять?» явно относится к временам существования тех двух русских государств, которых уж нет на карте.

Всю свою научную карьеру Васильева занималась историей отношений Русской православной церкви и государства. В мировоззренческих симпатиях, во взглядах на общественное развитие, воспитание и т.д. она, без сомнения, на стороне церкви. Написав кандидатскую на тему «Советское государство и деятельность Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны», она затем и докторскую защитила по этой же теме. Написала 10 монографий и более двух сотен статей. Это вам не наукообразная тарабарщина про какой-нибудь нооскоп.

Работая уже в должности завкафедрой государственно-конфессиональных отношений в Российской академии госслужбы, она вошла в так называемый сретенский кружок людей, близких настоятелю Сретенского монастыря архимандриту Тихону. Это авторитетный человек, как известно. Ныне уже архиерей. А в будущем, как знать, сможет претендовать и на роль патриарха. Я бы совершенно не удивился этому.

Васильева читала лекции по истории церкви в Сретенской семинарии. Она — член диссертационного совета по теологии, которая теперь у нас признана вполне себе наукой. В ее лице мы вообще имеем дело с серьезным ученым, ее статьи и монографии выполнены на высоком профессиональном уровне. Да и обе диссертации, кажется, будет бесполезно проверять на плагиат, в отличие от трудов ее предшественника.

Настоящий профессионал обычно более нетерпим к проявлениям непрофессионализма у других, тем более подчиненных, чем обычный бюрократ-технократ. Причем профессионализм в данном случае может иметь внеидеологический характер.

Профессионально подготовленный консерватор лучше безграмотного крикуна-либерала. И наоборот, конечно, тоже.

Можно надеяться, что Васильева будет последовательно бороться против любых проявлений профанации в образовании, всех этих псевдоуниверситетов, руководимых полуграмотными самозванцами от науки, большая часть которых были пойманы на плагиате.

От нее, конечно же, не стоит ждать никакой такой модернизации нашего образования. Впрочем, все доселе проводившиеся «модернизации» под предлогом «свободы мысли и творчества» и заимствования чужого опыта никаких успехов ему не принесли. Нужно говорить о развале и деградации.

Возможно ли выправление ситуации, стоя на прочной основе национал-консерватизма, да еще и при мощной «духовной» составляющей? Хороший вопрос. Теоретически, как ни странно, возможно. Но для этого нужны деньги. Они тоже носят «внеидеологический характер». Доля расходов на образование в России — около 4% ВВП, это самый низкий показатель по сравнению со всеми странами ОЭСР (в среднем 6,3%). Сейчас власти настроены урезать эти расходы и дальше. И тогда нашей школе не поможет уже никакой, даже самый патриотический консерватизм. Останется только молиться.

Информация в ритме дыхания Чейна-Стокса
 

http://www.gazeta.ru/comments/column...10173659.shtml
03.09.2016, 10:05
о возвращении советской практики узнавать новости о здоровье политиков не из СМИ
https://img.gazeta.ru/files3/665/101...x230-66400.jpg
Караваджо. «Положение во гроб» (1603) Wikimedia Commons

Каков режим — такое и прощание. Ислам Каримов, судя по информации, начавшей поступать с начала недели, уходил как настоящий авторитарный правитель. По-своему великий для своей страны — все же он правил более четверти века. Но в последние часы у ворот его дома не стояли толпы рыдающих от горя и сочувствия, как было, когда уходил Нельсон Мандела. Впрочем, эта заметка не о нем — о его наследии напишут другие. А о том, как нравы прошлых эпох вполне приспосабливаются к современной всеобщей информационной открытости. Настолько, что «открытость» становится методом манипуляции.

«Классический уход» тирана в нашей советской истории — это, конечно, смерть Сталина в начале марта 1953 года. Официальной датой считается 5 марта. Хотя еще 1-го соратники нашли его на полу парализованным. Но лишь 4 марта стране было объявлено о болезни вождя. Когда стало окончательно ясно, что не выживет и надо «готовить народ».

Стали передавать бюллетени о состоянии здоровья. Люди внимали голосу диктора на улицах, как сводкам Совинформбюро в годы войны.

На советских граждан сыпались диагнозы один страшнее другого: паралич, потеря сознания и, наконец, «агональное дыхание Чейна-Стокса», ставшее, как теперь говорят, мемом.

В общем, все это — канон универсальный для авторитарных режимов, но советский канон — в особенности.

Когда такой режим вдруг сообщает народу о болезни вождя, значит, дело плохо и скоро у народа будет другой вождь. Причем именно вдруг, поскольку в авторитарном режиме никто не просит (кроме как на кухнях вопрошают чисто риторически) сообщать о состоянии здоровья вождя, который не только солнцелик, но и не может быть подвержен земным хворям.

О смерти Уго Чавеса вообще не сообщали чуть ли не три месяца. Это вам не англосаксонская манера трясти медицинской картой перед выборами и отчитываться о каждой операции вплоть до удаления меланомы на носу.

Нынешние поколения россиян не умеют «читать» расклады в верхах по шеренге вождей на Мавзолее во время парада на Красной площади.

Но в советское время этим нехитрым искусством обладал каждый думающий и политически подкованный гражданин. А тогда таких, надо заметить, было много.Тоталитаризм способствует распространению политической грамотности (пусть и своеобразной), авторитаризм, как правило, нет. У простых советских людей это искусство переняли «буржуазные советологи», которые стали гадать по выражению лиц вождей, изучать порядок расстановки на Мавзолее и затем писать на основании этих, с точки зрения обычных советских критически мыслящих людей, банальных наблюдений толстые книги за неплохие гонорары.

Некоторые и теперь ездят на дискуссионный клуб «Валдай» посмотреть на Путина и самому показаться Путину, а также проникнуться тем, что Черчилль назвал «загадкой, упакованной в тайну и спрятанной в непостижимость (так он назвал Россию, существует несколько вариантов перевода этой фразы).

О том, что в ноябре 1982 года умер Леонид Брежнев, мы догадались по тому, что 10 ноября отменили традиционный праздничный концерт в честь Дня милиции.

А незадолго до этого он ездил в Баку, где Гейдар Алиев держал его под руки, чтоб не упал, и это было заметно. Поэтому, когда пришло официальное известие от узбекского правительства о «госпитализации» Каримова, я «прочел информацию» по старой советской привычке по-другому: не хотят совмещать празднование 25-й годовщины независимости (1 сентября) с трауром, сообщат сразу после праздника. Так и вышло.

О том, что при смерти находится преемник Брежнева Юрий Андропов, стало ясно по целому ряду не вполне очевидных для посторонних сообщений. Но когда вам по телевизору показывают редкий кадр с живым руководителем, принимающим кого-то явно не в Кремле, а в больничной палате, то это «читается» так, что из этой палаты он отправится уже не в Кремль, а на погост у Кремлевской стены.

Когда в марте 1984-го показали Константина Черненко, опиравшегося на руку первого секретаря Московского горкома КПСС Гришина и пытавшегося махнуть то ли рукой, то ли бюллетенем (тогда как раз были выборы в Верховный Совет), все поняли, во-первых, что Константин Устинович «уже вот-вот», во-вторых, что Виктор Васильевич — претендует. Он было и хотел стать претендентом, но в последний момент все карты спутал влиятельный Андрей Громыко, да и Горбачев вовремя подсуетился.

Когда Горбачева объявили председателем комиссии по организации похорон умершего генсека, стало ясно, что он и станет следующим вождем.

Собственно, такова была советская традиция. Если ей будут следовать в Узбекистане, то следующим президентом станет председатель похоронной комиссии, нынешний премьер Шавкат Мирзияев. Ах да, совсем забыл, там же будут выборы через три месяца. Президента там выбирают всенародным голосованием.

У нас советскую традицию скрытности по поводу состояния здоровья лидера нарушил разве что Борис Ельцин. Информация о том, как ему сначала собирались, а затем сделали операцию на сердце, была беспрецедентна для отечественной истории. Ни о ком ни до, ни после относительно медицинских процедур и операций ничего не сообщали. Конечно, состояние здоровья первого президента России было трудно скрывать, да еще накануне выборов. Но главное, время тогда было другое.

Каримов, выигравший свои последние выборы не далее как в прошлом году, вообще обошелся практически без избирательной кампании. А когда она уже вроде как шла, он долго не показывался на публике. И ничего.

Нынешний российский президент, слава богу, человек физически крепкий. Правда, слухи о каких-то его заболеваниях, связанные с непривычно долгим отсутствием на публике, несколько раз появлялись. Одно время досужие наблюдатели присматривались, к примеру, к его походке: не повредил ли он часом спину? Потом, правда, Дмитрий Песков сообщил что-то про легкую травму на тренировке. Ну и слава богу, что у него могут быть только легкие спортивные травмы.

История ухода Каримова примечательна, конечно, еще и тем, как трясло в течение последних дней информагентства. Когда он умер на самом деле, мы в точности можем и не узнать. Портал «Фергана» первым сообщил о смерти узбекского президента еще вечером 29 августа. Тогда же об инсульте у отца сообщила дочь Лола. Узбекское правительство сообщило о госпитализации Каримова. По советским меркам два последних сообщения означали, что Ислам Каримов как минимум в коме и начался поиск «председателя комиссии по организации похорон». Им стал премьер (а информация о болезни президента, напомним, первой пришла именно от правительства, а не от пресс-службы или охраны президента).

Наши информагентства, поначалу растиражировавшие новость со ссылкой на «Фергану», затем стали ее опровергать. При этом в какой-то момент они стали еще и опровергать друг друга.

Я, к примеру, не помню, что когда-либо в последнее время, скажем, РИА опровергало «Интерфакс». Последний 2 сентября сначала вывесил новость о том, что правительство Узбекистана объявило о смерти Каримова, но затем аннулировал как появившуюся в «результате технического сбоя». Почему технического? У агентства есть некая «параллельная информационная реальность» и «параллельные серверы», новости откуда не должны выпадать на ленту, но одна вот выпала? Почему нельзя было написать «по неподтвержденной информации»?

Это, в конце концов, узбекский президент, не наш же. К чему такая избыточная трепетность, не присущая в данном случае никаким «рейтерам» с «блумбергами»?

В это время, когда Каримов в нашем информационном пространстве то «умирал», то «воскресал», в Ташкент стали поступать соболезнования от руководителей других государств. Турецкий премьер и грузинский президент, например, успели выразить свои соболезнования еще до официального сообщения из Узбекистана о смерти вождя.

Никаких попыток как-то проанализировать ситуацию, обратившись к тому же советскому опыту, я, честно говоря, у наших новостных агентств не заметил. Первая информация о подготовке к похоронам в Самарканде пришла тоже от «Ферганы», которая в Узбекистане заблокирована. Таким образом, подтверждается банальная истина:

только «оппозиционный» (или независимый) информационный источник может быть и первым по скорости передачи информации, и самым надежным, когда речь идет о «политически чувствительной информации».

На самом деле в Ташкенте все это время, похоже, договаривались о «председателе комиссии по организации похорон», а также о других компромиссах, связанных с транзитом власти, 27 лет принадлежавшей одному человеку.

Отношения с нашими соседями с юга, «восточными деспотиями», традиционно носят деликатный характер. Наши власти на многое там закрывают глаза. К примеру, на массовые притеснения русских — в отличие от стран Балтии, где о таких случаях раструбят все астаховы на всех углах. Соответственно, «не видят» никаких, даже частных случаев нарушений прав человека и «статусные» СМИ с «государственным подходом».

Насколько известно, сверху рекомендовано лишний раз не раздражать наших южных партнеров, которые все как один не в ладах с начатками демократии, в том числе с информационной открытостью. Чехарда с сообщениями о смерти Каримова и опровержениями насчет нее без каких-либо подробностей — явный результат, с одной стороны, стремления быть первым из соображений новостной конкуренции, с другой — не прогневить высокое начальство. Как говорится, трудно сочетать первое со вторым, но мы будем. Попутно переходя на «узбекский стандарт» информационного вещания.

А теперь вопрос в студию, как говорится. Случись у нас подобные драматические события, даже не обязательно связанные с судьбой первых лиц страны, можно ли будет доверять молчанию или туманным сообщениям СМИ с «государственным подходом», ранее перешедшим на «узбекский формат»? Сообщат ли у нас достоверную правду, скажем, о катастрофе, хотя бы отдаленно напоминающей чернобыльскую? Если даже информация о куда более невинной вещи типа «тракторного марша на Москву» кубанских фермеров две недели не могла пробиться в ведущие СМИ, да так и не пробилась.

Можно только догадываться, как тщательно фильтруется любая «неудобная информация».

Можно даже по-своему посочувствовать людям, которые мечутся в стрессе от желания угодить начальству и одновременно не перейти невидимую (или все время меняющуюся? — я уже запутался) двойную сплошную в так называемом информационном вещании. Да, всех жалко.

Да, таковы правила игры, которых никто в глаза не видел, но все их боятся, поскольку они, правила эти, непредсказуемо меняются, как в «Гарри Поттере» вокзальный перрон.

Надо угадывать, улавливать эманации. Даже в столь отстраненном от нас случае, как болезнь и смерть узбекского президента.

Ясно лишь одно: случись что, правды мы не узнаем. Либо узнаем слишком поздно. Либо вовсе последними в этом мире.

Победители, которых нет
 

http://www.gazeta.ru/comments/column...10203431.shtml
19.09.2016, 08:15
о том, что мы наблюдаем закат массовых политических партий
http://img.gazeta.ru/files3/437/1020...x230-45027.jpg
Лидер ЛДПР Владимир Жириновский, лидер КПРФ Геннадий Зюганов и секретарь генсовета партии «Единая Россия» Сергей Неверов

Желающих волеизъявиться на думских выборах оказалось рекордно низкое число за все постсоветское время — около 40%. Победила партия «пофигистов», она же Партия Промолчавшего Большинства. Но правильно ориентированные комментаторы и в этом найдут новое подтверждение триумфа правильной политической воли — значит, людям все нравится. А те, кто ворчал, что им, мол, «не за кого голосовать» и «не надо соучаствовать», заняли привычные места на балконе третьего яруса для резонеров, вывесив лозунг «Чем хуже — тем лучше» и с вялым интересом ожидая, когда сама собой взойдет «заря свободы», а «кровавый режим» падет.

Самое время задаться вопросом: за какую партию проголосовал бы массовый избиратель, если бы пустили партстроительство на самотек, вывесив над управлением внутренней политики АП другой лозунг — «Пусть расцветают сто цветов»? Умозрительная картина, конечно.

И все же: какой Настоящей Партии не хватает для полного электорального счастья? Почему никто даже из победителей выборов так и не представил публике привлекательный образ будущего наряду с путями его достижения? И кто мог бы наконец представить?

По «партийной поляне» прошлись газонокосилкой, произведя редуцированный отбор партийной тусовки. С помощью административного ресурса. И с помощью законодательства, когда, в частности, посредством «патриотических» ограничений на загрансчета и бизнес от политики отжали целый слой состоявшихся, успешных людей из бизнеса. Таковые счета и бизнес, кстати, есть даже у бывших претендентов в президенты США (может, и у Трампа есть) и даже Венесуэлы. Тут важнее декларирование, легальность происхождения средств, а не курс на доморощенность номенклатуры и изоляцию от внешнего мира.
Почему резонов идти на выборы больше, чем не идти
Хуже не будет

Чем ближе выборы, тем больше споров: идти или не идти на избирательный участок. Спорят, конечно, в основном оппозиционно настроенные граждане, которые... →

Однако первого у нас не наблюдается (см. новые факты высокопоставленной коррупции, которой вроде не должно уже быть, если всех этих людей, как уверяют, тщательно проверяет управление президента по вопросам противодействия коррупции во главе с Олегом Плохим). А второе, но еще больше отвыкание от реальной политической конкуренции уже привело к деградации политического класса. Убог был уровень политической рекламы в ходе нынешней кампании. Ее, кажется, заказали по дешевке гастарбайтерам, уволенным из ЖКХ. Не менее убогий уровень предвыборных дебатов. Многие кандидаты либо двух слов связать логично не могут, либо несли сущий бред.

Даже для допущенных до выборов 14 партий из, кажется, восьми десятков зарегистрированных явно не хватает качественного «человеческого материала».

Во многом потому, что такой «материал» не хочет в политику, считая ее либо опасной, чему власти дают много подтверждений, закрутив гайки и ограничив легальные возможности для оппозиции, либо бесполезной. В политике, по сути, запрещено все, что не санкционировано сверху.

Партии остаются одной из немногих форм «легальной политики». Однако состояние их самих прискорбно. Классическая партия должна выполнять три функции:

1. Идеологическая. Она должна вырабатывать политическую платформу, с которой идти во власть. Но по большей части наши партии предлагают лишь набор лозунгов, представить себе воплощение которых в жизнь можно разве в кошмарном сне. Никто не способен проработать последствия, не просчитывает цену. Как и наш парламент не в состоянии написать работоспособный закон, который не требовал бы многочисленных «уточняющих» подзаконных актов от правительства. Не выполняет в полной мере идеологической функции и «правящая партия». Не она диктует повестку правительству (хотя премьер — ее формально глава), она шла на прошлых выборах с иными лозунгами, нежели то, за что потом голосовала.

На сей раз ЕР по поводу обещаний вообще не заморачивалась, сосредоточившись на том, что она партия президента и этого достаточно.

2. Электоральная функция. Партии должны рекрутировать сторонников на выборы, выступая важным организующим институтом самой кампании. Но много ли у нас волонтеров, которые по зову убеждений агитируют за те или иные партии? Много ли у нас партий с постоянным значительным членством или хотя бы устоявшимся активом? Активистов нанимают за деньги. В этом наши партии сродни промоакциям сетевых магазинов. Нельзя в этом смысле считать полноценной партией и ЕР. Она живет не партийной, а бюрократической жизнью, став придатком госаппарата без внятных полномочий и возможностей.

3. Кадровая функция. Партия должна служить карьерной лестницей для политиков. Ближе всех к выполнению этой функции подошла ЕР. Сделана попытка провести праймериз. Однако разве партия может сама делегировать министров в правительство, в губернаторы? В этом ее полностью заменил беспартийный президент. Кадровые лифты не работают даже в ЕР (в остальных вовсе закостенели под водительством вечных вождей). Где все эти «президентские тысячи» кадрового резерва? Разве по принципам публичной политической успешности производят у нас назначения?
Юлия Меламед о том, что стоит за словами «мой голос ничего не решает»
Преодоление идиотизма

Говорят, пересказывать свои беседы с таксистами — моветон. Низкий жанр. Так каждый может!.. Ну, раз каждый может, то и я смогу. →

Есть масса других факторов, тормозящих формирование полноценной партийной системы. Например, партии не желают работать с избирателями между выборами (разве что ЛДПР постоянно присутствует в политической рекламе, за что и вознаграждена, укрепив позиции по спискам). Все равно, мол, перед выборами надо «идти договариваться» к «условному Володину», к губернатору и т.д. При чем тут электорат? Во многом это так. Игры на политической поляне без «высочайшего дозволения» и вопреки ему невозможны. Однако отдельные случаи успешного общественного активизма показывают, что не все так безнадежно зажато.

Просто партийцы, как и электорат, заражены массовой политической апатией. Им скучна их собственная политика, которую многие не воспринимают как в значительной мере альтруистический (миссионерский) процесс во имя, прости господи, общественного блага, а не во имя «распила бабла».

Сказываются и жесткие ограничения политического финансирования: бизнес боится жертвовать деньги кому-либо, кроме «разрешенных» реципиентов. Думские партии получают госфинансирование помимо того. Им с электоратом можно «не париться» (да и «как бы чего не вышло», чтобы не прогневить начальство), а надо дружить с «условным Володиным» и пр.

Главный фактор, тормозящий развитие партийной системы, — это «пофигизм» электората.

Кажется, нет ничего в мире, что было бы способно его убедить в небесполезности осмысленных политических действий. Особенно протестных.

Как на днях доложил «иностранный агент» Левада-центр, число тех, кто готов участвовать в политических протестах, — не более 10% (в экономических — не более 12%).

Возможно, для России с ее развитой патерналистской культурой перспективна была бы такая неноменклатурная оппозиционная партия, которая работала бы на постоянной основе с избирателями на манер движения ХАМАС. Которое взросло как структура социальной взаимопомощи, а лишь потом стало успешной партией. «Русский ХАМАС» мог бы завоевать популярность тем, что годами терпеливо «вкручивал лампочки в подъездах», защищал «обманутых дольщиков», фокусировался бы на конкретных местных проблемах, беспокоящих жителей. Издавал бы брошюры, разъясняющие, как создать ТСЖ, бороться против вороватой управляющей компании или против платной парковки во дворе. Эти люди должны быть видны в диалоге людей с властями или в случаях попрания прав обывателей.

«Идейный окрас» партии имеет все меньше значения. Время больших идеологий проходит во всем мире. Решение текущих задач требует не идеологических, а технократических решений.

Выбора между двумя социальным системами нет, есть выбор между акцентами в социальной, налоговой и т.д. политике. Хотя у нас можно еще приторговывать ностальгией по «совку» и сталинизму.

Создание в России «идеологических» — христианско-демократических, социал-демократических, народных, правых и левых — партий почти бессмысленно. Общественная жизнь «балканизируется», распадается на споры вокруг неполитических ценностей, конкретных проблем и эффективности (или коррупционности) их решений. Возрастает значимость местной повестки (качества городской среды, например) и, соответственно, поиска оптимального варианта управленческих решений при повышении их прозрачности.

Во всем развитом мире идет закат массовых партий, как они сформировались в ХIХ веке.

В Америке, где никогда не было членства в партиях, число приверженцев двух ведущих падает давно, число «независимых» стало самой большой категорией электората — не менее 40%. Борьба идет за рекрутирование отдельных, не совпадающих друг с другом групп интересов, социальных и демографических страт. И все это на фоне падения активности на выборах (примерно до 60–65%).

В Европе после Второй мировой войны везде шел неуклонный процесс «департизации». Падает как число членов (в ведущих европейских странах с 1970-х годов сократилось более чем на 40%), так и волонтеров и активистов. Снижается «партийное» голосование, все чаще голосуют за кандидатов от разных партий на разные должности.

Относительно более высокий уровень партийной приверженности (или членства) сохраняется в немногих странах мира: в Уругвае (до 30%), Австрии (более 20%), Канаде и Мексике (более 10%), Великобритании (10%), Нидерландах (чуть менее 10%), Японии и Германии (около 5%). (Источник: Paul Whiteley. «Is the Party Over? — «Party Politics», September, 2010. Для России автор давал показатель в 3%.) За первое десятилетие ХХI века членство в партиях в странах «старой демократии» Европы сократилось в среднем на 8%, а численность околопартийных волонтеров — на 15%. (The End of Voters in Europe? Electoral Turnout in Europe since WWII. «Open Journal of Political Science», 2013. Vol. 3, No.1, pp. 44–52.)

В странах Европы с крепкими демократическими традициями (Австрия, Дания, Франция, Исландия, Норвегия, Швеция, Нидерланды и др.) падение электоральной активности после войны было не столь резким: с 80–90% явки до нынешних 65–75%. Люди все же видят смысл в голосовании, веря, что оказывают влияние на политику. В странах «молодой демократии» Восточной Европы за 20 посткоммунистических лет активность на выборах падала быстрее. В Болгарии, Чехии, Латвии, Литве, Румынии Словакии — на 20–25% с прежних 70–80%. Незначительно упала электоральная активность лишь в Эстонии с ее развитой «электронной демократией» (с 64 до 60% с 1990-е по 2000-е годы). А выросла лишь в одной стране, ныне «без пяти минут» изгое ЕС, в Венгрии, с 60% почти до 70%.

Политика подстраивается под телевидение. Все более становясь персональным шоу, где кандидаты дистанцируются от партий. Все большее значение играют «непартийные» формы общественной активности — НКО, «группы одного требования», которые полностью зажаты у нас. Продуктом их пестрых коалиций становятся популистские и «не пойми про что» антисистемные партии: греческая «Сириза», итальянская «5 звезд», испанская «Подемос».

Неуклонно будет возрастать дальше роль «прямой демократии». Классический пример — Швейцария, как и американские штаты, где все больше вопросов решается на референдумах.

Будущее — за «прямой демократией», пусть и тоже манипулируемой, за персонализированной политикой и оперативным реагированием властей на требования разных «групп интересов» и НКО, пронизывающих всю общественную ткань. За реагированием на общественное мнение, на опросы вне прямой зависимости от электоральных циклов, которые, разумеется, не утратят свой смысл. Выборность власти сохранится.

Мы же, как всегда, пойдем своим путем и еще какое-то время «помучаемся» с традиционными и привычными нам политическими партиями. Пока окончательно не надоест.

«Мы сами знаем, как народу лучше»
 

http://www.gazeta.ru/comments/column...10216511.shtml
27.09.2016, 08:34
о том, почему российским демократам не повезло с электоратом
http://img.gazeta.ru/files3/637/1021...x230-15985.jpg
РИА «Новости»

«Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы», — знаменитая фраза Николая Чернышевского, вложенная в уста героя романа «Пролог» Волгина. Она, предвосхитившая разочарование народников от «хождения в народ», вспомнилась при чтении реакции некоторых «демократов» на поражение либеральных партий на думских выборах. Хотя непарламентские партии от «коммунопатриотов» тоже с треском провалились, те до цивилизационных обобщений подниматься не стали. Может, конечно, просто не смогли.

Читая народников, пообщавшихся с любимым ими народом, обнаружим много ассоциаций с современностью.

Вот, к примеру, вспоминает Сергей Кравчинский-Степняк: «Нагоняет нас мужик на дровнях. Я стал толковать ему, что податей платить не следует, что чиновники грабят народ и что… надо бунтовать. Мужик стегнул коня, но и мы прибавили шагу. Он погнал лошадь трусцой, но и мы побежали вслед, и все время продолжал я ему втолковывать насчет податей и бунта… Мы не отставали от саней и пропагандировали крестьянина, покуда совсем перехватило дыханье».

Подставить вместо «бунта» «голосование за демократов» и вместо «не отставали от саней» «выставили кубы с предвыборной агитацией», и будто сегодня написано.

Тот же Кравчинский писал другому видному народнику, Петру Лаврову: «Всякий, кто много шатался по народу, скажет вам, что в его голове совершенно зрелы основы элементарного социализма. Все, чего недостает народу, это страсти».

Нынешний аналог «элементарного социализма» — это для некоторых «европейский выбор», а «страсти» — прийти проголосовать против власти.

Вроде мы «европейская страна», полагают многие демократы, но отчего-то народец «недоевропейский» попался.

Народники пошли «в народ», буквально восприняв статью-призыв Герцена, она так и называлась — «В народ!». Призыв раздался из Лондона, откуда ж еще. До трех тысяч активистов (заметим, бесплатно, то есть на свои деньги) отправились весной 1874 года по 50 губерниям. Словно сейчас на предвыборную кампанию, только намного «глубже к истокам», стремясь достучаться до загадочной русской души. Нанимаясь даже плотниками и кузнецами, создавая артели, чтобы быть «ближе к народу».

Одну из таких артелей создал Александр Лукашевич. Потом он вспоминал: «В возможности идейного влияния на этих плотников в желательном направлении я совершенно разочаровался после двух-трех неудачных попыток разговориться «по душе» с более толковыми из них… Я начинал с расспросов об их деревне, нужде, о том, как у них ведет себя начальство, и затем уже приходил к своим заключениям и обобщениям. Но тут я натыкался всякий раз на одно и то же возражение: согласившийся с моими посылками кологривец делал из них свой вывод… а именно, что сами они, деревенские, во всем виноваты… Им приходилось терпеть нужду, обиды и скверное обращение потому, что сами они все поголовно пьяницы и забыли Бога».

Вспоминается недавнее высказывание новой пламенной депутатки от ЕР Елены Ямпольской: дескать, Сталин нам в свое время был послан Богом за грехи наши.

Вчерашние крепостные оказались невосприимчивы к варианту «болотной агитации» ХIХ века. Кончилось все репрессиями (крестьяне и сами выдавали агитаторов) и «процессом 193». Дело было при Александре II, а он был «реформатор» уж похлеще нашего-то Дмитрия Анатольевича и не чета преемнику Александру Третьему, который развернется в контрреформах по полной. Почти половину подсудимых оправдали. Остальным — каторга, тюрьма и ссылка. Правда, царь-реформатор поправил им же реформированную судебную систему и отправил 80 из 90 оправданных в ссылку уже своим указом.

Для кого-то из народников крушение идеалистических представлений о «народе-богоносце» стало началом отрезвления.

Признается Владимир Дебогорий-Мокриевич с Украины: «Крестьяне ждали передела земли, но ожидали они его мирно, терпеливо, как царскую милость. Можно желать передела и в то же время спокойно ожидать его многие годы, ничего не предпринимая. Еще год-другой и… осели бы мы по деревням, кто в качестве учителя, кто фельдшера, кто ремесленника, и стали бы пропагандировать идеи социализма... Мы увидели бы вокруг себя почти поголовную безграмотность… и само собой выступил бы на очередь вопрос о распространении в народе грамотности и т.п. культурной деятельности. Так рисуется мне теперь эволюция нашего движения, если бы… у нас было правительство, которое сумело бы правильно взглянуть на движение и предоставило бы его течение самому себе».

Для одних «хождения в народ» кончились уверованием в добрую волю «правительства», сегодня — в администрацию президента, в работу во всяческих «общественных палатках», при омбудсменах по всякому направлению жизни, в отсутствие институтов, которые помогли бы обойтись без таких «ходатаев», подвижников «малых дел».

Ну а для других — «Народной волей» и террором. Вряд ли второй путь будет сейчас востребован: «настоящих буйных мало».

Это и хорошо. Впрочем, есть опасный аналог: исламистское подполье, спекулирующее на идеях «справедливости».

Реакция иных нынешних демократов на поведение избирателей во многом сходна с народнической. Для одних идеи демократии являются самоочевидными истинами. Мол, достаточно изложить такие ценности — и избиратель сам должен, если он с мозгами, за них проголосовать без всякого предвыборного спектакля. Напоминает бакунинское про «природный» социалистический характер русского крестьянства.

Но народ в массе своей, оказывается, предпочитает жить «с пакетом Яровой на голове».

Для других шоком стало то, что люди, живущие в убогости, голосуют искренне за партию власти: «12 часов шли и шли больные, старые, с вываливающимися челюстями, ничего не понимающие, плохо одетые старые люди…. И они — годов рождения до 1965-го — хотели голосовать за Путина и «Единую Россию»... Они несли это желание из грязных квартир… От избирателей нашего участка пахло этими квартирами, стоял плотный дух нестиранной заношенной одежды, отсутствия дезодорантов, плохой еды, которую они ели сегодня, как и вчера… Но им нравится их жизнь, они хотят так жить…»

Третьи злорадствуют: «Выборы показали, что ни бабушки, ни учителя, ни шахтеры, ни дальнобойщики, ни врачи нашей страны не достойны в массе своей, чтобы о них думали, чтобы за них бились и отстаивали их интересы. Пусть валютные ипотечники замерзают на улицах, дальнобойщики становятся безработными, а семьи шахтеров пухнут от голода. Про учителей вообще ни одного доброго слова. Создали себе такую страну — и подыхайте в ней сами!»

Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» (декабрь 1914 года, уже шла Первая мировая) в обоснование лозунга «Поражение своего правительства в империалистической войне» идет дальше Чернышевского: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т.д. «защитой отечества» великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Кого он потом с соратниками, проехав через территорию Германии делать русскую революцию, приведет к власти? Которая превратится в жестокую диктатуру («Сталин послан нам Богом»). Во имя свободы и справедливости, разумеется.

«С нами построже надо, а не то мы забалуем», — пришедшая еще из крепостничества мысль жива для многих и поныне. Они тоскуют по «сталинской дисциплине». Сам он, говорят, как-то помянул опыт викторианской и более ранней Англии, где смертная казнь полагалась, в том числе детям, за десятки преступлений, даже мелкие кражи.

Но как получилось, что в одном случае развилась-таки законопослушность, а в другом, едва пропала угроза жизни или загреметь в концлагерь, не пошла в рост тяга к бытовой культуре? Не из-за равенства ли перед законом?

«Догоняющая» сталинская модернизация затронула не все пласты массовой культуры и поведения — в основном те, которые непосредственно касались отношений с государством. А как будут между собой «винтики системы» разбираться — дело десятое. Преступления против государства караются и теперь суровее, чем против личности.

Но как может веками унижаемая государством личность контролировать честность избрания «государственных людей», если, к примеру, сами избиратели еще не отвыкли гадить у себя же под носом: за оградой любого садоводческого товарищества — непременно помойка, как и «в местах массового отдыха граждан». Как может «честно голосовать» и ценить такое голосование человек, мочащийся в лифте, привыкший жить в заплеванном им и соседями подъезде, паркующийся на газоне, ломающий почтовые ящики в доме, где живет, и выбрасывающий мусор из окна даже дорогой машины на обочину? Может, сначала должно это все быть выбито штрафами, арестами, полицейщиной и т.д., а потом будет вам «честное голосование»? Не знаю.

Народ неразумен и нуждается в строгости, а не в вольностях; дай ему волю, он дров наломает — в этом извечном представлении власть «ковала» лишь обратную сторону медали. По другую сторону которой оказался нечаевский (Сергей Нечаев — видный народник, считал, что ради победы революции возможны любые жертвы, это с него Достоевский писал своих «Бесов») лозунг «Железной рукой загоним человечество в счастье». Его приписывают то Ленину, то Троцкому, но он точно фигурировал в соловецком концлагере.

По обе стороны медали одно и то же: мы сами знаем, как народу лучше. В основе— ментальное, имущественное и культурное отчуждение между «нами» и «ими». Оно и теперь суть доминанта русской общественной жизни.

Копнув глубже, обнаружим зияющее отсутствие идей Просвещения, индивидуализма и гуманизма, откуда (а также из религиозного «Великого пробуждения», заложившего начало епархиальной протестантской демократии, где воровать голоса было не принято) вышел обычай выбирать себе правителей-представителей голосованием индивидуумов, личностей. Но нам по-прежнему ментально ближе другая форма — «всем миром».

О каком же из этих двух форм голосований остряк Ежи Лец сказал: «Мечта рабов: базар, на котором можно купить себе господина»? Впрочем, еще до него не менее острый на язык Марк Твен заметил: «Если бы от выборов что-то зависело, нам бы не позволили в них участвовать».

Это я к тому, что дальнейшее развитие русской истории не будет определяться формальным голосованием. И никогда оно им не определялось.