*1034. Реставрация будущего России
 

http://www.kp.ru/daily/23502/39299/
Политика
26.04.2005

Ежегодное послание президента Федеральному собранию страны уже вызвало настоящий шквал откликов. Многочисленные комментаторы сошлись во мнении, что в этом программном выступлении президент обозначил основные ценности, сохранению которых и будет посвящена политика государства в ближайшие годы: это суверенитет, справедливость и свобода.
Журналист и политолог Михаил Леонтьев по-своему развивает тезисы, предложенные президентом. Эта публикация - лишь приглашение к дискуссии. Полностью статья будет опубликована в майском номере журнала «Главная тема».

За пять прошедших лет удалось заморозить процесс развала государства и разложения его институтов. За счет этого удалось накопить значительный ресурс для потенциального прорыва в виде полуторного роста и 150-миллиардного финансового резерва.

Тем не менее главный результат: предотвращено казавшееся неотвратимым установление в декорациях либеральной демократии олигархической диктатуры. Которая, как бы кто к этому ни относился, должна была стать, по сути, ликвидационной комиссией по закрытию проекта «Россия», призванной обеспечить передачу управления новым хозяевам и консолидацию активов для расчета с кредиторами. Перспектива возвращения ликвидкома к власти, которая чудом ускользнула у него из рук, остается актуальной до тех пор, пока мы не решим вопросы: есть ли у России будущее и каким оно должно быть?

ИСХОДНЫЕ ПОЗИЦИИ

КАТАСТРОФА

Крах СССР оказался, для многих неожиданно, крахом Государства как такового. И всех его институтов. Причины этого краха не являются предметом рассмотрения в данном тексте. Тем не менее стоит отметить, что это был именно системный кризис, выразившийся в неспособности советской коммунистической системы адекватно реагировать на вызовы.

Сам развал государства как таковой, что существенно для дальнейшего рассмотрения, осуществлялся в форме предательства страны ее политическим руководством. Под прикрытием «нового мышления» и «общечеловеческих ценностей» осуществлялись сдача и вывоз ценностей вполне конкретных, в том числе и материальных. Сама эта процедура и стала гарантией выживания и процветания «общечеловеков» - компрадорской части советской элиты. Гарантом, таким образом, становился противник, которому сдавались ценности.

Новая «посткатастрофная российская элита» формировалась как коалиция предателей-перерожденцев из высших советских структур, новых предпринимателей из молодой околовластной и околокриминальной тусовки (включая прямо уголовную) и диссидентов-реформаторов, завоевавших доверие гарантов как своей предыдущей, так и текущей деятельностью. Неудивительно, что роль прежнего диссидентского андеграунда оказалась очень быстро сведена на нет за полным отсутствием актуальности их услуг.

Особенностью российской катастрофы 90-х было отсутствие в обществе осознания этой катастрофы. «Общество», то есть советская интеллигенция, в подавляющей своей массе демократическая и прозападная, осознало катастрофу и пришло в смятение только тогда, когда уже перестало быть интеллигенцией, превратившись в «бюджетников». При этом перестало быть в массе своей и демократическим, и прозападным, и в конечном итоге собственно обществом.

Все, что выросло на месте этого «общества», могло лишь пародировать известные западные гражданские и политические институты. Единственным институтом, который состоялся вопреки всему, оказался институт президента, всенародно и легитимно избираемого. Именно наличие такого института позволило в известный момент остановить окончательный развал России, когда катастрофа была осознана и Государство оказалось востребованным.

РАЗДЕЛ СОБСТВЕННОСТИ

Реальным количественным показателем параметров катастрофы может служить оценка состояния бывших советских активов (при том, что никаких других в существенных масштабах у нас за это время создано не было). За годы экономических, «рыночных» реформ не только вдвое сократился объем ВВП (что можно было бы счесть естественным следствием отмирания неэффективных советских производств), втрое, по сравнению с советской, упала производительность труда в базовых отраслях промышленности (данные МакКинзи), но и более чем в 40 раз снизилась совокупная оценка активов (Сергей Чернышев). В результате «строительства капитализма» страна обесценилась практически в ноль. Из чего, кстати, следует как минимум то, что никакого капитализма (в отличие от «рынка») у нас не строилось. Потому как капитал есть самовозрастающая стоимость, а не самоубывающая.

Процесс раздела бывших советских активов, несмотря на разнообразие форм «приватизации», по сути, сводился к одному: растаскиванию на составные части длинных хозяйственных производственных цепочек и комплексов. При этом все, что не подлежало быстрой реализации, деградировало и отмирало. На этом пути не формировалось и не могло сформироваться реального собственника, имеющего представление о реальном применении и о реальной цене своего актива.

Это не собственники, а барахольщики, которым достались куски разобранного автомобиля - кому бампер, кому руль, кому бак. Такой собственник понятия не имеет, что ему делать с этим бампером, если не сдать его в лом. При этом, поскольку свежеобразованный «рынок» немедленно открылся мировому хозяйству, наиболее удачливые «собственники» быстро сообразили, откуда и куда надо вывозить барахло. Кстати, в этой ситуации довольно странно удивляться тому, что мировой рынок не обеспечил барахолку инвестициями: во что и зачем?

Характерно, что государственные институты маркетизировались параллельно и по тем же принципам, что и бывшее советское хозяйство. Естественно при этом, что государство (в той степени, в которой этот институт можно назвать государством) отмежевалось от всяких обязанностей по выстраиванию экономических механизмов и вообще от любой ответственности за результаты хозяйственной деятельности, сосредоточившись на своей «основной» рыночной функции - торговли своими услугами на барахолке. Эту политику принято было именовать «либеральной».

ДОЛГИ

Тем не менее класс новых собственников сформировался. Это две весьма неравные группы. Это владельцы крупной собственности, в первую очередь сырьевой, обладающие единственно ликвидным на барахолке товаром, так называемые «олигархи», назначенные таковыми по договоренности с властью или захватившие собственность с особым цинизмом (иногда то и другое вместе). И относительно массовая группа хозяев среднего, мелкого и мельчайшего бизнеса, выживших в условиях звериной борьбы с государством, конкурентами, бандитами (вариант: с другими бандитами). Это очень разные группы, которых объединяет одно: и те, и другие считают себя ничем не обязанными ни обществу, ни тем более государству.

При этом важнейшая особенность российской приватизации: почти полная приватизация активов при полном отсутствии приватизации причитающихся к этим активам долгов. То есть государство, расставаясь с собственностью практически бесплатно, осталось с долгами перед населением, но без активов, с помощи которых эти долги можно обеспечивать и оплачивать. Известная рыночная идея о том, что государство выполняет свои обязательства перед населением с помощью налогов с бизнеса и этим социальные обязательства бизнеса исчерпываются, не работает. Не только потому, что бизнес «отморожен» и плохо платит налоги, но и потому, что у барахольщиков, обесценивших активы в 40 раз, трудно изъять налоги, позволяющие покрывать долги, если их также не обесценить раз в четыреста.

Надо заметить, что, пока новое государство имело намерение и возможность вести себя по отношению к населению так же отмороженно, как и новый бизнес, проблемы в общем-то не стояло. Проблема встала тогда, когда народ осознал катастрофный характер процесса, происходящий с его страной. И предъявил государству свои претензии. Причем предъявил в самой мягкой форме: в форме рассеянных предвыборных политических ожиданий.

Народу потребовалось государство. Государство - это в первую очередь легитимная, то есть законная в полном смысле слова власть, и легитимная - законная собственность. У нас в России есть единственное основание легитимности - оно называется справедливость. И никакими процедурами законодательно-юридического характера ее заменить невозможно.

ЛЕГИТИМНОСТЬ

Законность - легитимность президентской власти опирается на всеобщие выборы. Представители катастрофной политической элиты потребовали от нового президента Путина обеспечить легитимность их собственности; гарантий, «окончательной бумажки», как говорил профессор Преображенский. В 2000 году только и разговоров было про гарантии от пересмотра приватизации, налоговые амнистии, амнистии капиталов и прочее. При этом легитимировать, то есть утвердить справедливость распределения крупнейшей госсобственности в России, не может никто. Президент не имеет мандата на такую акцию. Президент, легитимирующий неприемлемый для страны результат приватизации, сам теряет легитимность. При этом, легитимируя олигархическую структуру собственности, а таким образом и олигархическую структуру власти и государства, президент сам себя уничтожил бы. В этом случае он просто не нужен. Процесс его фактического устранения - дело техники. И хорошо просматривается в дотюремных мечтаниях Михаила Ходорковского.

С другой стороны, радикальный пересмотр приватизации в ее ключевых элементах означает обрушение всей существующей еще действующей системы экономических отношений. Это еще одна революция, которую посткатастрофная Россия выдержать не сможет. Более того, при описанном выше состоянии государственных институтов, при данном составе элиты, в том числе и государственной элиты, такая революция сверху обречена на провал (если только она не опирается на «революционный подъем масс», а этого Россия не переживет тем более).

Тем не менее без легитимации настоящей, общенациональной базовых экономических отношений невозможно создание никаких действующих институтов - ни экономических, ни политических. Не говоря уже об элементарной защите прав собственника. Таким образом, единственный реально оставшийся путь - это поэтапная трансформация отношений с крупнейшими собственниками, трансформация самой этой собственности параллельно с реанимацией базовых институтов государства. И такая же постепенная трансформация элиты путем вытеснения наиболее одиозных компрадорских элементов.

ОЛИГАРХИЯ И ДЕМОКРАТИЯ

Так называемое «дело «ЮКОСа», по сути, оттеснение олигархии с командных высот в политике и экономике, нельзя было осуществить ни в рамках действовавших на тот момент либерально-коррупционно-медийных процедур, ни путем неизбирательных универсальных репрессий. Ни для того, ни для другого у Российского государства в том виде, в котором оно оказалось, не было ни сил, ни действующих инструментов.

Либеральная демократия всегда и везде представляет собой механизм господства элиты, инструментами которого являются политические партии, всевозможные выборы с процедурами их финансирования и чуть ли не в первую очередь контроль над «независимыми», то есть принадлежащими различным группам элиты средствами массовой информации (медиакратия). Собственно, ничего особенно прямо катастрофического в этой системе нет. Так существуют многие успешно функционирующие государства. При одном допущении - лояльность элиты собственной стране. Это допущение в отношении России не просто не соблюдается («рассматривают собственную страну как территорию для свободной охоты» - Ходорковский), новая русская элита видит гарантии своего положения и своей безопасности не в собственной стране, а за ее пределами. Достаточно напомнить, как Платон Лебедев во время ареста грозил неприятностями с Вашингтоном.

Таким образом, то, что называют «управляемой демократией» - частичное восстановление государственного контроля за крупнейшими медийными ресурсами, способными масштабно манипулировать общественным сознанием, и связанное с этим сдутие политических образований, представлявших интересы различных групп постсоветской элиты (это относится не только к либералам, но и до некоторой степени к коммунистам) - оттеснило олигархию, опиравшуюся на медиакратию. То, что демагогически принято обзывать «свертыванием демократии и свободы слова», на самом деле действия по самосохранению государства (и как института, и как территории), его самозащита от компрадорских элит.

Первая задача, самая минимально необходимая и самая щекотливая, без которой вообще какие-либо телодвижения власти в направлении реанимации государственных институтов были бы невозможны, - это деприватизация силовых структур.

Кстати, не надо путать задачу деприватизации, то есть восстановления элементарной вертикальной управляемости силовых институтов, с задачей повышения их эффективности, профессионализма и так далее. Повышение эффективности и профессионализма неуправляемой или приватизированной силовой структуры может иметь для государства последствия самые печальные.

Когда сегодня пытаются представить восстановление властной вертикали как еще одно направление свертывания демократии, стоит напомнить, что к концу девяностых годов региональные элиты и их лидеры впрямую претендовали на суверенитет над Россией или на множество суверенитетов (вспомните формулу «Власть уходит в регионы»). Что автоматически означало бы потерю суверенитета Россией. Лишение регионального руководства общеполитических функций создало условия и определило целесообразность отмены прямых губернаторских выборов. Поскольку эти выборы перестали быть политическими. Неполитические выборы возможны только как выборы местного самоуправления или как профанация демократических процедур. При этом процедуры политических выборов - ни парламентских, ни президентских - никаким образом не свертывались и свернуты быть не могут. При том, что последние являются единственной основой легитимности действующей российской власти.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

Единственным вполне легитимным элементом действующей политической системы России является институт президентства. Все остальные легитимны постольку, поскольку президент делегирует им часть своей легитимности. По сути, на сегодняшний день реально действующей политической системы в России нет.

Такая ситуация сложилась в результате краха имитационной псевдозападной политической системы, представлявшей собой по сути кальку с известных зарубежных моделей. Настоящими, действующими, а не имитирующими политический процесс структурами являлись не «партии», а медиакратические группы, опиравшиеся на олигархические кланы. Никакое восстановление государства было невозможно без разгрома этих медиакратических группировок. Что, в свою очередь, автоматически означало крах соответствующей политической системы.

Никакое государство - ни демократическое, ни авторитарное - не может устойчиво существовать без политической системы, обеспечивающей управление политическим процессом. Перед нынешней властью стоит чрезвычайно сложная, рискованная задача запустить процесс строительства новой политической системы, адекватной по форме и демократической по содержанию. Известные действия нынешней власти по реформе избирательной системы можно рассматривать как шаги именно в этом направлении. Однако власть может ускорить структурирование политических партий, но содержательное идеологическое наполнение этих партий может быть только продуктом деятельности общества. В этом контексте задача власти сводится к тому, чтобы побудить общество, его социально ответственную часть к политической деятельности (и максимально отбить охоту к такой деятельности у его социально безответственной части).

ВЫЗОВЫ

Процесс пореформенной «рыночной» трансформации России не просто сопровождался колоссальным упадком ее совокупной мощи - и экономической, и политической. Очевидно, что именно такое падение мощи и укладывалось в планы как внешних заказчиков, так и внутренних исполнителей, которые таким образом реализовывали лояльность заказчику.

Собственно, это и есть содержание концепции «проигранной третьей мировой», или «исторического поражения России». Кстати, ничего специфически антироссийского, некоего злобного и извечного антироссийского заговора за этим искать нет смысла (хотя есть и историческая злоба и, может быть, кое-какие заговоры). Это нормальная политическая цель любой державы, заключающаяся в том, чтобы упрочить свое могущество и предотвратить появление силы, способной ему противостоять. Нет никаких сомнений, что такая политика будет последовательно продолжаться и дальше, причем совсем не обязательно персонально против России. Давление на Россию вплоть до ее расчленения может быть связано даже совсем не с опасениями собственно российского соперничества, а с противодействием другим угрозам, например, китайским, исламским, европейским, а также с обеспечением той или иной конфигурации контроля Соединенных Штатов над мировыми ресурсами.

Важно другое. В результате этого процесса Россия впервые за несколько веков оказалась не субъектом истории, а ее объектом. При этом не потеряв еще окончательно предпосылок возвращения реального суверенитета.

Все проблемы нынешней России в ее отношении со своим западным партнером (а партнер, по сути, один) - это проблемы заявки России на восстановление своей субъектности в мировой политике, то есть на реальный суверенитет. Пока Россия не проявляла намерений восстановить субъектность, по отношению к ней не проявлялось никакой специально направленной враждебности. Так, может быть, походя заденут...

Все проблемы нынешней России в ее отношении со своим западным партнером (а партнер по сути один) - это проблемы заявки России на восстановление своей субъектности в мировой политике, то есть на реальный суверенитет. Пока Россия не проявляла намерений восстановить субъектность, по отношению к ней не проявлялось никакой специально направленной враждебности. Так, может быть, походя заденут...

ТЕРРОР

Пока развал Российского государства шел самостоятельно и по инерции, террор против России носил характер локальный и вполне укладывался в рамки сепаратистских диверсионно-политических операций. Нельзя не заметить качественного изменения характера террора после того, как действия власти пресекли инерцию и остановили процесс государственного распада. Это беспрецедентный тип террора, направленный на разрушение самого института государства и делегитимацию власти. Государство подвергается публичной пытке, включая медиапытку, при которой оно должно либо взять на себя ответственность за гибель невинных и беззащитных людей, либо самоликвидироваться перед лицом ультиматума недочеловеков. Причем интенсивность пытки идет по нарастающей. В этой игре на ликвидацию Российского государства террор работает в системной связке с группами сепаратистов, религиозных экстремистов, оппозиционными политическими группировками самой разной направленности, пятой колонной в бизнесе и системе государственной власти и сопровождается мощной поддержкой из-за рубежа - не только медийной. Материальное обеспечение, координация и целеуказание этой политики не могут исходить ни от каких сепаратистов. Что касается самих упомянутых террористических действий, то при всей актуальности оперативной контртеррористической работы в принципе невозможно предотвратить нападения на беззащитных невооруженных людей, не связанных со стратегическими объектами. Единственное средство предотвратить такой тип террора - это ликвидировать те точки уязвимости, которые вызывают соблазн применения таких методов.

Напомним, что нынешняя откровенная враждебность, проявляемая по отношению к России практически всем массивом западных СМИ, вызвана всего-навсего открытым заявлением амбиций на активную роль в самых ключевых, жизненно важных для России частях ближайшего постсоветского пространства - Грузии и Украине. В случае реального восстановления российской мощи реакция будет предельно истерической, и к этому надо быть готовыми. Опять же это не повод для отказа от восстановления российской политической и экономической мощи.

ОСНОВАНИЯ ОПТИМИЗМА

Тем не менее в военном, экономическом, морально-политическом плане Россия сохранила все предпосылки для восстановления своей мощи.

1. Ядерный стратегический потенциал - единственный параметр, по которому Россия сохраняет подобие паритета с единственной доминирующей мировой супердержавой, паритет взаимного гарантированного уничтожения - сохранен. И может сохраняться на период, как минимум достаточный для модернизационного рывка. Таким образом, реанимация ядерного сдерживания при отсутствии иных гарантий и механизмов может стать основой для сохранения реального российского суверенитета.

2. За пять лет удалось остановить развал основных, базовых государственных институтов. Институт президентства работает, и трудно усомниться, что он работает самостоятельно. Правительство хотя и неоднородно, но управляемо, административная реформа хоть и не переварена, но запущена, и на сегодняшний день представляется технически возможным вменить правительству в обязанности задачи, необходимые для обеспечения экономического прорыва.

3. Так или иначе, дорогой ценой в России создана основа саморегулирующейся, самовыживаемой, рыночной экономики, адаптивной к нормальному рыночному регулированию, оставляющей для государства возможность ограничить свое вмешательство и свои обязательства необходимыми и реально возможными пределами. Эта свободная экономика в условиях, когда ей будут предъявлены вменяемые и четко направленные сигналы, обеспечены условия жесткой, равной, внутренней конкуренции, защита от непрерывного и корыстного вмешательства государства в вопросы, которые его совершенно не касаются, способна обеспечить мощную подпитку экономического прорыва. Когда государство наконец сосредоточится на выполнении своих обязательств, в том числе в экономической политике.

Реставрация будущего России. Продолжение
 

4. Россия сохранила, причем под своим национальным контролем, природные ресурсы, по совокупности самые большие в мире, превращающие ее не только в необходимый элемент мирового хозяйства, то есть ставящие пределы дискриминации и санкциям, но и позволяющие обеспечить достаточную степень экономической безопасности в условиях наименьшего внешнего благоприятствования со стороны крупнейшего мирового игрока и его сателлитов.

5. За время стабилизации Россия накопила огромные даже по мировым масштабам, абсолютно свободные (по мнению некоторых экономических специалистов, даже излишние) финансовые ресурсы, правда, не научившись пока их сколько-нибудь рационально использовать на цели развития. Если эти ресурсы не будут потеряны - поскольку в настоящее время содержатся в максимально уязвимом состоянии, они могут быть использованы для ускоренной модернизации, в том числе и военной, увеличив мощь России в разы.

6. В своем непосредственном окружении Россия, безусловно, остается недостижимым лидером. Никто из соседей не обошел Россию в основных элементах могущества. Практически все бывшие советские республики в разной степени находятся в состоянии цивилизационного падения, во всяком случае, более глубокого, чем наше. Россия единственная сохранила - не без серьезных потерь - научный, образовательный и технологический потенциал.

7. И наконец. Пореформенная травма не сломила психическое здоровье народа. Настроение смятения в значительной степени сменилось мощнейшими позитивными ожиданиями. Эти ожидания должны быть удовлетворены. В общественном сознании присутствует жажда исторического реванша. В какую форму он выльется, в позитивную или в разрушительную, зависит от адекватности и эффективности политики власти.

ЗАДАЧИ

Восстановление смысла и цели существования России как государства, общества, цивилизации и восстановление сил и могущества для реализации этих целей. К этому, собственно, сводится основная задача.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Справедливость - базовая ценность для нашего общества. Не восстановив попранной справедливости, ничего выстроить нельзя.

Как заметил Виталий Найшуль, если лозунгом первой революции (начала девяностых) была свобода, лозунгом предстоящей второй революции станет справедливость. Можно добавить, что в процессе реализации первого лозунга сложился острейший дефицит справедливости. Если мы действительно не хотим пропустить страну через еще одну социальную революцию, необходимо найти способ удовлетворить эту базовую для русского, российского сознания потребность. Неудовлетворенный спрос на справедливость и радикальные способы его удовлетворения систематически приводили Россию к катастрофе. Сегодня власть пытается нащупать способы социального умиротворения без коренной ломки сложившихся отношений собственности. Получается неважно. Не только потому, что ресурсная база мала (о чем говорилось выше), но и потому, что существующее положение вещей и сами способы, подходы к этому «умиротворению» представляются несправедливыми и унизительными (достаточно упомянуть хотя бы пресловутую монетизацию).

Социальную политику нельзя проводить чисто либеральными приемами, не основываясь на общих понятиях о справедливости. Нужно усвоить общий принцип: «СОЦИАЛЬНЫЕ РЕФОРМЫ - ЭТО ПОПУЛЯРНЫЕ РЕФОРМЫ». В том смысле, что всем должно быть понятно, кому, за что и почему.

Проблема распределения доходов, социального обеспечения и распределения собственности в нынешней России - это в значительной степени проблема долгов (поскольку опять же никаких существенных с экономической точки зрения активов, кроме советских, не создано). Бюджетники - это люди, которым должны, которые остались на попечении государства, раздавшего бесплатно источники обеспечения долгов. Таковым источником должны были бы стать налоги.

Не касаясь в данном тексте структуры и оснований налоговой системы, можно утверждать, что налогов, приемлемых для нормального функционирования экономики, недостаточно для возвращения долга государства населению. Такие долги, например, как долги по сбережениям на советских вкладах (кстати, юридически признанные), зарплаты бюджетников, включая военнослужащих, пенсионные долги не могут быть обеспечены из текущих налогов. Они должны быть обращены на собственность, изъятую у государства.

Симметричным и абсолютно связанным с вопросом долга является вопрос о легитимации крупнейшей собственности. В нынешнем своем виде при нынешней степени ее участия в обслуживании внутреннего долга эта собственность легитимирована быть не может. С другой стороны, именно такое участие является единственным способом ее легитимации. Инвестиционная структура, обслуживающая ценные бумаги, в которые оформлены долги населению, должна быть обеспечена активами крупнейших компаний, в первую очередь ресурсодобывающих. Это может стать основой гарантированного государством Нового общественного договора между обществом и крупнейшим бизнесом.

Необходимой материальной предпосылкой такого договора является мощный экономический рост, сопровождаемый еще более мощным порядковым ростом капитализации активов. Только таким образом, не за счет экспроприации, а за счет совместного участия в экономическом прорыве, возможно мирным, некатастрофным путем построить институты, обеспечивающие такое перераспределение национального богатства, которое наш народ сможет признать приемлемым. Такой договор невозможен ни на основе бандитского прошлого - самобытной российской приватизации, ни на убогом декапитализированном настоящем, а только на основе будущего роста и будущей рекапитализации страны.

Только путем масштабного договора можно примирить общество с результатами приватизации. Если этого не сделать, у собственности не будет легитимности, а значит, не будет «гарантий». Потому что для таких «гарантий» действительно необходимо совершенно авторитарное государство, опирающееся исключительно на насилие.

ОБЩЕСТВЕННОЕ ПРИМИРЕНИЕ

Проблему общественного примирения Россия так и не решила. Ни в историческом плане - между красными и белыми, ни в нынешнем социальном - между бедными и богатыми. Гражданская война, по сути, продолжается. Нынешняя российская власть добросовестно пытается выстроить единую российскую историю и единую российскую государственность. Тем не менее праздник согласия и примирения, именуемый в народе «днем кота Леопольда», счастливо отменен, потому как нет никакого согласия и примирения. Потому как мы не можем примириться на прошлом. Примириться и договориться можно только на будущем Великой России. Призывы смириться с «историческим поражением» России, «признать реалии», распространение представлений о России как о стране без будущего не способствуют общественному успокоению и отказу от вредных привычек, а освобождают механизмы гражданской войны. «Реставрация будущего России» - вот смысл нынешней российской политики. Дать этот образ будущего и показать способы его реализации - задача действующей российской власти.

МОГУЩЕСТВО

Целью всякой политики является усиление могущества. Могущество - это мера свободы. Степенью могущества определяется способность любого политического лица, группы, государства суверенно принимать и реализовывать решения. Никакой суверенитет, никакое право не может опираться на законы, договоры, коалиции, гарантии, обещания, если оно не опирается на могущество. Могущество страны - единственное основание суверенитета.

Мощь экономики, безусловно, важнейшая составляющая государственного могущества, но и военная мощь государства, а также его политический и дипломатический вес являются важнейшей, а иногда и решающей частью экономической мощи. Например, важнейшей составляющей экономической мощи Соединенных Штатов является количество авианосных группировок и способность к их применению. Можно с уверенностью утверждать, что, если бы военная мощь Соединенных Штатов свелась хотя бы к японской, капитализация американской экономики упала бы втрое. Доллар рухнул бы вместе со всей действующей мировой финансовой системой. То есть экономика США отнюдь не испытала бы долгожданного облегчения и не удесятерила бы силы от освобождения от груза непомерных военных обязательств.

Капитальная мощь и политическое могущество - две взаимосвязанные составляющие свободы и независимости любой страны. Ущербность в той или иной части приводит к ущемлению свободы и утрате независимости. Форма общественного устройства и способы управления вторичны по отношению к решению этой основной политической задачи, и в разные моменты истории их пригодность может быть разной. Таким образом, для России выбор таковых форм должен определяться не нормами и правилами, продиктованными «цивилизованными» менторами, а только единственным критерием: задачей усиления могущества.

ОСМЫСЛЕННЫЙ МИР

Потребность русского человека жить в осмысленном мире - это главный ресурс современной России. Есть цель, есть задача масштабная и конкретная - есть смысл в государстве. Появляется энергия, начинает работать машина экономического роста, эффективность которого можно оценивать по конкретным критериям цели. Наличие цели создает условия для строительства институтов государства и институтов экономики. В том числе и свободной, рыночной. Наличие «длинных» целей, а таким образом и «длинных» денег, позволяет бизнесу включаться в проекты развития, зарабатывая на развитии, а не на деградации и растаскивании страны.

С точки зрения экономики содержание целей не имеет большого значения - освоение Луны, защита от врага или строительство трансконтинентальных магистралей. С фундаментальной точки зрения, идеологической, цель должна быть истинной, зримой и насущной. Экономика не может сама по себе задавать цели стране. Такими целями не могут быть ни повышение конкурентоспособности, ни рост благосостояния. Кто сказал, что для повышения конкурентоспособности или для роста благосостояния не целесообразнее было бы, например, расчленить Россию на несколько более гомогенных по внутреннему устройству частей?

При этом рынок - свободное взаимодействие самостоятельных агентов - лежит в основе любой современной эффективной экономики. Главной задачей государства по отношению к рынку являются самые жесткие гарантии неприкосновенности собственности и, соответственно, соблюдения гарантии законных сделок.

Для крупной собственности вопрос гарантий упирается в вопрос легитимации. Только тогда можно заставить государственные институты гарантировать права крупнейших собственников. По отношению к основной массе среднего, мелкого и сверхмелкого бизнеса главный вопрос гарантий собственности - это вопрос защиты от государства, точнее от тех институтов, которые выступают от имени государства.

Таким образом, в области рыночной экономики главной задачей государства является институциональная реформа, то есть выстраивание таких институтов, главной целью которых по отношению к рынку была бы защита прав собственности.

Важнейшая задача государства по отношению к рынку - это обеспечение максимально жесткой свободной конкуренции, в первую очередь внутренней конкуренции.

К примеру, если Россия хочет сохранить и развивать свою автомобильную промышленность, нужно обеспечить на внутреннем рынке конкуренцию двух, лучше трех сопоставимых по возможностям национальных производителей. Для этого можно было бы, например, за счет бюджета (за счет дополнительных резервов) закупить и поставить в Россию один-два современных автозавода. Если для обеспечения жесткой и равной конкуренции на внутреннем рынке необходимо оградить внутренний рынок - это, безусловно, надо делать.

Защита внутреннего рынка должна быть абсолютной обязанностью государства в двух случаях: это защита тех отраслей, производств, технологий, утрата контроля над которыми означает прямую угрозу национальной безопасности. Понятно, что это касается в первую очередь оборонных отраслей, финансовой инфраструктуры и инфраструктуры жизнеобеспечения и сохранения контроля над стратегическими ресурсами. И вторая функция - это защита рынка для создания условий для максимально эффективной внутренней конкуренции. Избирательный протекционизм возможен и необходим там, где открытие внутреннего рынка означает вытеснение и истребление национального производителя. И только при условии, что государство обеспечивает жесткую и эффективную конкуренцию внутренних производителей на отечественном рынке.

НАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОЕКТЫ

Важнейшей задачей государства в экономике помимо институциональных рыночных реформ является определение стратегических, «длинных» приоритетов и доведение их до бизнеса. И реализация стратегических национальных проектов, которые частный бизнес вообще или в силу сегодняшней российской специфики самостоятельно осуществлять не может. Есть основания предположить, что в настоящее время частный бизнес в силу указанной специфики не способен самостоятельно осуществлять никаких стратегических проектов.

На государстве также сегодня, безусловно, лежит основная ответственность за организацию инвестиционного процесса. Если мы не хотим дожидаться, пока невидимая рука рынка закончит процесс структурной деградации российской экономики до состояния, при котором существование Российского государства станет объективно неуместным. То есть речь идет о проведении современной промышленной политики и политики роста. Государство должно наконец вплотную заняться налаживанием экономических механизмов внутри отдельных отраслей (точнее групп отраслей - кластеров), стимулирующих развитие и рост, а не деградацию, как сейчас.

Наряду с этим главными инструментами роста должны стать «национальные проекты». Количество таких проектов должно быть строго ограничено. К ним относятся проекты, связанные с обеспечением безопасности страны, проекты, связанные с сохранением и развитием интеллектуального потенциала и высоких технологий (поскольку безусловным долгом государства является сохранение тех отраслей, научных школ, в которых Россия имела мировой приоритет), и проекты, являющиеся моторами экономического роста и масштабного расширения внутреннего рынка.

Отдельно надо сказать, что одним из главных моторов экономического роста, как и сохранения научно-технического потенциала, должно стать качественное перевооружение Российской армии. В отличие от Соединенных Штатов, широкомасштабно использующих этот рычаг для стимулирования экономики, Россия действительно нуждается в масштабном перевооружении для обеспечения своей минимальной безопасности. И с политической, и с моральной, и с экономической точек зрения кратное увеличение военного бюджета именно на перевооружение армии представляется необходимым.

Наряду с этим в качестве примеров национальных проектов можно назвать:

- возрождение гражданского авиапрома (с перспективой в первую очередь сохранения национального рынка за отечественным производителем);

- национальный космический проект (в отличие от ловушки МКС);

- транспортные проекты стратегического трансконтинентального масштаба;

- создание мощного ипотечного агентства и массовой доступной ипотеки (в отличие от убогих начинаний МЭРТ такой проект с относительно небольшим начальным государственным финансированием способен действительно обеспечить строительный бум и вовлечь в жилищное строительство не десятки тысяч, а десятки миллионов людей). Кстати, ипотечные программы имеют то преимущество, что они очень слабо замещаются импортом, дают очень мощный толчок внутреннему рынку и имеют быстрый и очевидный социальный эффект. Можно напомнить, что все великие американские ипотечные агентства типа «Фанни Мэй» были созданы в период великой депрессии при помощи государства.

Важнейшим условием и продуктом реализации таких национальных проектов должно стать формирование вокруг них качественно новой национальной элиты как в бизнесе, так и в госаппарате. «Проектной» элиты в противовес и взамен элиты катастрофной и компрадорской. Таким образом, реализация национальных проектов решает не только экономические задачи, но и важнейшую политическую задачу - смену элит, создает возможность для формирования нормально мотивированной и профессионально продуктивной пророссийской политической элиты. А это есть в свою очередь единственная возможность для развития России по демократическому пути.

Для запуска таких национальных программ вполне достаточно малой части наших избыточных резервов. Во всяком случае, не превышающей ту, которая будет потрачена на затыкание бюджетных дыр в случае продолжения нынешней экономической политики.

На конец текущего года Россия, даже по официальным данным, будет иметь в своем распоряжении финансовых резервов не менее чем на 200 миллиардов долларов. И практически все они используются предельно неэффективно, обесцениваясь либо от реальной инфляции, либо от неблагоприятной курсовой динамики. Размещение этих средств в валюте потенциального противника или его же ценных бумагах не только крайне невыгодно, но и создает максимальную уязвимость для их сохранности.

России, наконец, необходимо выработать свою суверенную денежную политику, а не осуществлять ее, по сути, в форме «валютного управления», печатая рубли в соответствии с приходом в страну валютной выручки. Нужно решить для себя, что более выгодно для нашего рынка: действительно переход к полной конвертируемости рубля, и тогда надо уже сейчас перейти к продаже российского сырья за рубеж за рубли, или отказ от внутренней конвертируемости рубля (по китайской модели), превратив валютную политику в эффективный инструмент стимулирования экономики.

При нашей структуре экспорта и цене рабочей силы можно предположить, что Россия вряд ли сможет получить от отказа от внутренней конвертируемости преимущества, аналогичные китайским. Тем не менее выбор необходимо и возможно сделать немедленно, поскольку продолжение нынешней политики является глумлением над здравым смыслом.

И, безусловно, исключительной обязанностью государства являются социальные инвестиции (не путать с социальными обязательствами). Социальные инвестиции в образование, здравоохранение, науку и культуру всегда эффективны, однако получателем доходов является не конкретный бизнес, а вся экономика - страна в целом.

ГОСУДАРСТВО - ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Смыслом существования России - народа и государства - является сохранение и развитие русской российской цивилизации как уникального, отличного от прочих, хотя и вбирающего в себя многое из прочих образа жизни, культуры, системы ценностей и построенных на этом институтов общества и государства. В системе ценностей русской цивилизации, например, идея личного материального успеха и стяжательства никогда не будет доминирующей и определяющей общественное положение.

Сейчас много рассуждают как об отмирании национального государства и национального суверенитета, так и о крахе империй. Все это называется глобализацией. На самом деле «глобализация» подразумевает сохранение и усиление одной глобальной империи и растворение и даже фрагментацию бывших национальных государств внутри неких глобальных образований, подчиненных этой империи.

Есть и со стороны либералов, и со стороны отечественных нацистов идея соблазнить нас химерой национального государства. Мол, зачем нам эти кавказцы, татары и прочие. На этих основаниях мы не построим никакого государства. Это путь к резне и, по сути, фрагментации и трайбализации всего постсоветского пространства. Кстати, именно по этому пути потихоньку идут постсоветские республики, сделавшие «европейский выбор». Некоторые уже ощутили, а некоторым еще предстоит ощутить прелесть внезапного прозрения национального самосознания у самых невероятных народов, населяющих многонациональные территории. Причем при самой внимательной гуманитарной опеке глобального арбитра.

Россия всегда существовала как империя. И может существовать лишь как империя или, если кому-то не нравится это слово, как «государство-цивилизация». Как империя в современном смысле, то есть не с точки зрения организации власти или форм внешней экспансии. Как империя, где имперскость означает гармонизацию всех составных частей и культур, некий синтез, где русские - имперскообразующий народ, который без своей мультикультурной цивилизации, то есть без других народов, составляющих и наполняющих эту цивилизацию, существовать не может. Имперское сознание есть самое глубокое основание нашего антифашизма. Любой шовинист, призывающий к расправе над инородцем и иноверцем, - враг империи и угроза ее существованию.

Кстати, употребление термина «империя» со всеми соответствующими либеральными прилагательными считается вполне корректным в современной западной политологии, в первую очередь в отношении Соединенных Штатов. При том отличии, что в этом случае подразумевается, что таковая империя может быть только одна, и именно ей принадлежит всемирная миссия: утверждение своего господства и своих ценностей как универсальных и общемировых. Мы видим будущий мир как совокупность и многообразие именно государств-цивилизаций, отличных по своим традициям, образу жизни, иерархии ценностей. Мы видим свою задачу в том, чтобы среди этих государств-цивилизаций осталось бы место нашей российской цивилизации и нашему Российскому государству.

Мы должны убедить народы, близкие нам по духу, истории и культуре, что нам надо строить свое государство вместе, если мы не хоти превратиться в объект манипуляций, разделов и соперничества за ресурсы и пути их транспортировки. Это, собственно, и есть основание постсоветской интеграции. Альтернативой является не счастливое сосуществование маленьких цивилизованных, европейски интегрированных образований на постсоветском, тогда уже построссийском пространстве, а резня, деградация и окончательное падение в цивилизационную пропасть. Только современное централизованное демократически устроенное государство-цивилизация способно поддерживать могущество и обеспечивать справедливость на такой территории, связанной общей цивилизацией. Это цивилизация должна быть прочной и удобной. То есть она должна быть неуязвима для чужих и комфортна для своих.

В тексте этой статьи использованы концепции и идеи С. Лопатникова, В. Найшуля, А. Уткина, С. Кургиняна, С. Чернышева, М. Юрьева и Е. Холмогорова, которому принадлежит тезис «реставрация будущего».

Обсуждение статьи: Реставрация будущего России.
 

20.12.2008, 15:39

Всё умно и красиво, однако система координат автора, всё-равно, взята с западных тестов, это другое мышление - наше мышление простое и ясное - любая помощь власти - это стукачество и, "западло". Тезис: славяне - народ, а государство нам дала Европа. Это официозная точка зрения филологов, историков и богословов. Причём в наших ВУЗах с довоенных времён и до сих пор миростроение основона на теории братьев Гумбольдтов - преданных сторонников Ницше и ненужнсти недочеловеков, которых они изучали со скрупулёзностью концлагерных врачей. Я не вижу будующего у славянского племени, как только отдать, наконец, своё прозападное государство Западу, и с шапком по миру - как многие уже и делают!

Обсуждение
 

01.02.2007, 22:35
Я всегда внимательно слушаю и читаю г-на Леонтьева. И почти согласен его мыслями. Я думаю пора распространять такие тезисы среди общественной и политической среде в постсоветских республиках. К сожалению, в этих республиках беспрерывно работают различные фонды и организыции Запада, особенно США, чтобы такие мысли не имели возможности распространяться. Я считаю необходимым создать сеть единомышлинников и начать убедить обществ, что нас (особенно таких республик, как Кавказских и Средне Азиатских) ждет большие неприятности ближайщие годы. Мы должны сопротивляться оккупацию этих республик со стороны США.

"Правое дело": ребрендинг с евроремонтом
 

http://www.odnako.org/magazine/material/show_11608/

Невиданная доселе политическая сила появилась на горизонте. То есть не то чтобы совсем новая, но с явными признаками евроремонта. Михаил Прохоров возглавил «Правое дело», и оно — это дело — тут же заиграло новыми гранями… Что забавно: это такой полный политтехнологический перевертыш. Предыдущий проект — «Справедливая Россия», партия, которая должна была абсорбировать левый электорат, оттягивая его от коммунистов. Партия власти (или около того), прикидывающаяся оппозицией. Идея, в общем, вполне рациональная и довольно удачно реализованная. Гора родила даже не мышь, а вполне здоровую, жизнеспособную крысу, за что, наверное, и пострадала. После стремительной зачистки Миронова мы так же стремительно обрели альтернативу — правый либерально-западнический проект, то есть идеологически вроде как оппозиционный, но открыто и нахально объявивший себя партией власти. Заметьте, не вообще партией власти, а именно этой реально действующей, что и обозначилась немедленной аудиенцией у президента.

Проблема тут, собственно, одна: какой электорат и у кого должна абсорбировать эта конструкция. У Немцова с Каспаровым? Там, собственно, никакого электората нет, там — яркие индивидуумы, предоставляющие интеллектуальные услуги на экспорт. На самом деле люди, пожившие некоторое время в этой стране, могли бы заметить: правее «Единой России» электората нет. Возможно, предполагается, что бабло и административный ресурс заменят электорат. Партия вообще строится как бизнес-проект: Михаил Прохоров выкупил бросовый бренд и проводит ребрендинг, привлекая для того финансовые ресурсы. Партия и выглядит как частная собственность Прохорова, в которой он, естественно, царь, бог и воинский начальник, что, кстати, вызывает телячий восторг опытных демократов, уставших от внутрипартийного плюрализма.

Тем не менее демократическая повадка не истребима, хочется все-таки немного электорату. Посему Михаил Прохоров, известный своей дарвинистской социальной позицией, изображает на съезде великого радетеля за социальные нужды. Такая маленькая овечья шкурка на двухметровом волчаре. Ничего не хочу сказать дурного лично о Михаиле Прохорове, но образ вождя нового электорального лидера как специально отбирали: семнадцать миллиардов, нажитых непосильным трудом Куршевель — «Норникель»… Мы, конечно, не ставим под сомнение залоговые аукционы, даже в деле ЮКОСа не ставили, это, собственно, основа существующего строя. Мы же не хотим революции? Но с точки зрения права, морали и справедливости ничего более гнусного история новейшей России не знала. Или мы хотим революции?

Весь проект ребрендинга «Правого дела» построен в расчете на массовую амнезию, это, кстати, очень здравый способ измерить уровень этой амнезии в нашем народе. Есть основания полагать, что расчеты преувеличены, за десять лет даже поколение еще не сменилось. Ничего нового даже из старого, из милых сердцу девяностых, эти люди предложить не могут. Могучая инициатива по децентрализации напоминает известную перестановку кроватей в борделе. Революционный план прорывной, догоняющей модернизации с опорой на могучий частный сектор и иностранные инвестиции — это вдохновляет. Ничего не имеем против того и другого, но это ни о чем. Это как в бюджетном послании… Это не имеет никакого отношения к грандиозной задаче выживания, стоящей перед страной. Другое дело, что для либералов-западников задача выживания «этой страны» точно не является приоритетной.

Остается выяснить, что стоит за новым политтехнологическим проектом — идея окончательного решения либерального вопроса в России в стиле Альфреда Розенберга или олигофреническая наивность относительно страны временного проживания? Вот, оказывается, для чего нужны свободные демократические выборы.

Мастера и мариэтты
 

http://www.odnako.org/blogs/show_11985/

Главный редактор еженедельного журнала "Однако". Родился в 1958 г. в Москве. Окончил общеэкономический факультет Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Работал в изданиях «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Вusinеss МН», «Сегодня», «Профиль», на телеканале «ТВ Центр». С 1999 года – автор и ведущий программы «Однако» на Первом канале (ранее ОРТ).
22 июля 2011

Свершилось. Характерно время и место. «Новая газета», редактора которой наш президент похвалил за то, что она «никогда не лизала зад», – лизнула. Лизнула мощно, адресно и упитанно(http://www.novayagazeta.ru/politics/47224.html). Опять же характерно, что коллективное письмо «интеллектуалов» и примкнувших к ним полковников открывается подписью Мариэтты Чудаковой – восторженной пропагандистки булгаковских «Мастера и Маргариты». Опять же характерное совпадение той мировоззренческой путаницы, если не сказать клинического идиотизма, свойственного нашей интеллигенции и примкнувшим к ней полковникам как в свежем письме, так и в несвежем булгаковском творении.

Если без деталей. Булгаковский роман есть глубоко антихристианское, с точки зрения нормального православия, мерзопакостно-кощунственное произведение, лишающее мир благой вести, а с точки зрения политической – самая мощная апология сталинизма. При этом интеллигенты-чудаковы искренне считают булгаковский роман популяризацией христианства, а себя – стойкими антисталинистами.

Авторы вводки из «Новой газеты», как обычно, перепутали интеллектуалов с интеллигентами. Не называть же полковников интеллигентами – как-то не принято у них в «Новой газете». Хотя полковники, на самом деле, и есть вполне нормальные интеллигенты. К счастью, не все. Интеллигент имеет такое же отношение к интеллектуалу, как пресловутая «духовность» к Духу Святому. Это суррогат, и мышление его суррогатно. Эти люди никогда не понимают, о чём пишут и о чём говорят.

Поэтому комментировать передержки, передёргивания и откровенную ложь в этом письме бессмысленно. Письмо на самом деле как раз и поражает своей бессмысленностью. Мы, мол, не знаем, кто такой Медведев, но пусть он нас избавит от этого постылого Путина. При «постылом Путине» вы, суки, отъелись, оперились и получили возможность профессионального пропитания на почве «борьбы с кровавым режимом». Что бы вы, блин, делали в отсутствие «кровавого режима» при любимом вами Ельцине? У вас бы и страны не было. А в отсутствие этой страны где-нибудь в лондонах или тбилисях вы бы стояли на паперти, потому как торговать ненавистью к несуществующей стране затруднительно.

Главное в этом письме – это очередная типично интеллигентская попытка лишить ситуацию смысла и заменить её ощущением, обидками, позёрством. Как же: они нашли в себе интеллигентское мужество подняться над интеллигентскими принципами и поддержать – вы даже представить себе не можете! – действующего президента! Дегенераты…

Хотелось бы помучиться?
 

http://www.odnako.org/magazine/material/show_12132/
Журнал#26 (90)

30 июля 2011

«Если не удастся договориться, дефолт 2 августа обрушит экономику США и всего мира в кризис, худший, чем в 29-м году прошлого века». Это не мы сказали. Это теперь уже рефреном непрерывно повторяет американский президент Обама, прессуя свою республиканскую оппозицию. На самом деле мы как раз не считаем технический дефолт США такой уж судьбоносной и непреодолимой проблемой. Хотя спусковым крючком очередного витка кризиса может послужить что угодно. И скорее это даже реальный — не технический — дефолт еврозоны (по принципу домино).

Когда мы много лет назад говорили о неизбежном кризисе и дефолте американской экономики, набравшей долгов больше, чем физически возможно оплатить, нынешние участники живой дискуссии о катастрофе 2 августа крутили пальцем у виска. Экономический революционный тезис о «невозможности дефолта Соединенных Штатов в принципе», озвученный в свое время замом главы нашего минфина Сторчаком, на днях завизировал замглавы Центробанка Улюкаев. Теперь это все уже похоже не на экономическую концепцию, пусть бы специфичную, а на религиозные заклинания.

На момент верстки этого номера мы не имеем ответа на вопрос, что случится 2 августа. Хотя почти уверенны, что товарищи договорятся напечатать еще деньжат. На самом деле мы гораздо выше оцениваем мыслительные способности американской политической элиты, чем многие нынешние паникующие американофилы. Опять же, проблема не в техническом дефолте. На фоне уходящей под воду, как несчастная «Булгария», Европы Америка еще много может напечатать долларов, сохраняя баланс основных валют. Странно, конечно, что в доме повешенного только о том и говорят, что о веревке. Это само по себе уже характеристика состояния домочадцев. Может, они и вправду решили быстрее отмучиться, предпочитая ужасный конец бесконечному ужасу.

Разногласия между республиканцами и демократами о путях решения вопроса, казалось бы, принципиальные — по существу. Все вроде бы согласны, что надо сокращать дефицит, а вопрос как бы в том, за счет кого — за счет богатеньких и повышения налогов или за счет бедненьких и социальных расходов. Казалось бы, чем не реальная политическая дискуссия. На самом деле все это не имеет никакого отношения к действительности. Дефицит и долг нельзя сокращать — ни за счет никого. Нет такого счета. И есть ощущение, что все это чувствуют, а дискуссия носит исключительно демагогический «электоральный» характер. Как заметил блестящий американский аналитик Харлан Уллман: «Раньше в Америке было две партии: у одной была совесть, но не было мозгов, а у другой были мозги, но не было совести. Теперь мы имеем две совершенно одинаковые партии без мозгов и без совести». Такая и дискуссия. Цена восстановления макроэкономического равновесия для Америки (да и для Европы, что уже наглядно заметно) такова, что ее неспособна выдержать действующая социальная и политическая система. Потому что по-честному, «по гамбургскому счету», ни Америка, ни Европа неспособны содержать нынешнюю социальную модель. И, таким образом, и политическую модель — так называемую «демократию», то есть систему, обеспечивающую абсолютную власть финансовых элит путем покупки абсолютной лояльности электората ее идеологии и ее интересам. То есть тот самый Вашингтонский консенсус. Нет уже никакого консенсуса, и Стросс-Кан тому свидетель. В принципе республиканцы вроде как правы, говоря, что увеличение налогов подрывает источники экономического роста, который только и мог бы выправить ситуацию. На самом деле в действующей модели экономики источников роста нет (если не считать Китай, и тот надутый госинвестициями).

Снявши голову, по волосам не плачут. Если восстанавливать макроэкономическое равновесие вручную путем реальных антикризисных мер, это означало бы осуществление программ социальной дегенерации, по сравнению с которыми текущее европейское повышение пенсий и сокращение зарплат покажется детским смехом. Поскольку это политически невозможно, эти программы будут осуществляться стихийно, а паллиативные политические решения будут лишь ритуальной услугой.

Когда речь идет о невыносимом бремени расходов, это касается не только социальных, культурных и т. д. сфер, но и в не меньшей степени расходов военных. Известный факт, что основное бремя силового обеспечения западного мира несет на себе Америка. Америка воюет много и может себе это позволить без «вьетнамских» социальных издержек, потому что воюет очень дорого. Американская наемная армия дорогая и потому, что в контракт, по сути, включаются возможные риски, и потому, что эти риски — потери этой армии минимизированы, в первую очередь колоссальными расходами на самые лучшие и самые масштабные системы вооружений. Тот же Харлан Уллман замечал, что работа замечательных беспилотников, спасающих жизни американских солдат, для того чтобы она была эффективна, обеспечивается 250 дорогостоящими специалистами, обрабатывающими полученную информацию где-то на базе в Техасе. Это к тому, что, если Америка лишится способности воевать запредельно дорого, она вообще воевать не сможет. Как это наглядно демонстрирует сегодня Европа своей публичной ливийской импотенцией. Поскольку европейцы, как это им справедливо пеняют американцы, дорого воевать не хотят. А теперь уже и не могут.

Все это, кстати, неизбежно влечет за собой понятные геополитические последствия, поскольку очевидно, что в обеспечении нынешнего доллара отнюдь не последнюю роль играют способности его эмитента гарантировать действующий мировой порядок силой. Идея сокращения военных расходов США напоминает идею вывода американцами войск из какого-нибудь Ирака и Афганистана. Путем ввода туда дополнительных подразделений. Или идею постепенного отмирания государства при социализме. Путем его временного максимального усиления. То есть единственным способом решения вопроса до момента известного перехода количества в качество является печатный станок.

Таким образом, вся реально действующая антикризисная политика заключается в хождении по болоту без слеги. И стоять нельзя — засасывает, и каждый шаг погружает все глубже. Та же несчастная Греция: на момент отсчета своего падения ее долг составлял 115% от ВВП, а в процессе оказания помощи достиг почти 150%. Все было бы ничего, если бы был виден какой-либо выход на берег из этого болота. Но берега не видит никто. Нет даже примерно описания, как он должен выглядеть. Потому что берег — это совсем другая экономика. И наверное, и другая политика. И наверное, совсем другое мироустройство.

Второй раз анестезия не поможет. Придется резать
 

http://www.odnako.org/blogs/show_12435/

19 августа 2011

20 лет назад. Что это было? Сам по себе так называемый путч по причине ничтожности в отношении контекста есть вопрос второстепенный. А вот 20 лет без супердержавы, без великой страны – это уже достаточный исторический срок, чтобы гораздо лучше увидеть то, чего не было столь наглядно видно тогда.

То, что Путин назвал «величайшей геополитической катастрофой», безусловно, таковой и было – это очевидный факт вне всякого отношения к предыдущим и последующим процессам.

Этог была, понятное дело, катастрофа не только геополитическая, но и нравственная, социальная и экономическая, в том числе глобального масштаба - о чем свидетельствет как раз нынешник кризис.

Если говорить о политической катастрофе, точнее, о катастрофе мироустройства - то это очевидным образом была катастрофа для социализма, причём очевидно, что не только так называемый «социалистический лагерь» с реальным социализмом издохли. Самым причудливым образом это оказалось катастрофой для социализма либерального, для социализма социал-демократического, западного. Потому что выяснилось то обстоятельство, что гарантом, политическим и экономическим стимулом для его существования, то есть для мощного социального перераспределения, во всяком случае, в пределах «золотого миллиарда»,-- было наличие "реального социализма". И тот демонтаж социальных институтов, которые выстроил капитализм, тот механизм микширования, собственно, настоящей, вполне хищнической природы капитализма – он сейчас демонтируется. Он демонтируется вне воли и сознания – бывший теперь уже "золотой миллиард" никто спрашивать не будет, поскольку не будет уже "золота" на миллиард голов.

И главное: это оказалось катастрофой для "реального капитализма".

Оказалось, что капиталистическая система управления миром, система управления экономикой, система управления финансами, система управления интересами нуждалась в противовесе. И в конкуренте (СССР не был напрямую конкурентом экономическим, но он был конкурентом стистемным). Лишившись его, она пошла вразнос. Опять же, если представить себе нынешний кризис в условиях действующего СССР в параметрах дееспособности хотя бы 1975 года -- это означало бы одномоментную победу социализма во всемирном масштабе. Именно поэтому такого кризиса никогда не могло произойти. Мировая капиталистическая система не позволила бы себе нынешнего аферизма, авантюризма и разгильдяйства, которые она себе позволила после того, как почувствовала себя полноправным и безраздельным победителем.

Все фукуямовские химеры по поводу "конца истории" -- они весьма очевидно приказали долго жить. Мы сейчас видим, что история не только не кончилась, политическое развитие не то что не остановилось, достигнув своих высочайших толерантно-либеральных вершин, -- мы видим, что история только начинается. Причём начинается эта новейшая история с таких критически опасных и непредсказуемых форм, перед которыми известне катаклизмы начала прошлых веков просто отдыхают.

А теперь всё-таки вернёмся к локальным событиям. Что это было с точки зрения конкретного эпизода августа 1991 года. Ровно 20 лет назад господина Горбаченва привезли на самолетике из Фороса, как мешок с дерьмом, перевязанный трехцветной ленточкой. Всё про господина Горбачёва уже известно: и опубликованы документы, и масштаб личности подтверждён. На самом деле Горбачёв здесь -- очень показательная фигура. Всё, что мы видели 20 лет назад, было проявлением системного кризиса и, простите за тавтологию, кризиса советской системы. Суть системного кризиса в том, что система, сталкиваясь с вызовом, неспособна адекватно ответить на него. То есть система своими "ответами" усугубляет ситуацию, идёт вразнос. Сама фигура Горбачёва является идеальной персонификацией системного кризиса. Есть блестящая фраза в одном из его интервью. Когда его спросили: что ж вы из Фороса сами-то не уехали – там и охраны никакой не было, и заборчик низенький… -- он ответил: «Не президентское это дело – лазить через заборы!» Человек, с одной стороны, неспособный завершить синтаксическую конструкцию, то есть неспособный органически системно видеть ситуацию, а с другой стороны идеально "аппаратно адекватный" системе -- это просто подарок для катастрофы. История, как правило, заслуженно дарит недееспособным системам такие подарки.

Самый главный ресурс, который отсутствовал у системы, – это способность к легитимному насилию. Понятно, что была идея путча была -- продемонстрировать некую волю, напугав призраками исторической памяти. Но она совершенно не была рассчитана ни на какое реальное организованное насилие. Виталий Найшуль как-то определил легитимную власть от обратного, как "власть, которая имеет право стрелять в своих". Это определение точно. И точно видно было, что путчисты при всех своих благих намерениях свою власть легитимной не считали. Поэтому случайно подавленные бронетехникой наивные пылкие юноши стали той минимально достаточной каплей, которая обвалила всю конструкцию т.н. путча. Ничего другого быть не могло.

И тут есть два очень важных урока, крайне актуальных сегодня. Первое: в отличие от того времени, сегодня наше общество просто беременно насилием. Тогда никто, никакая силовая структура, не был готов отдать приказ стрелять. Теперь легче пристрелить, чем послать. Проще, дешевле и меньше проблем.

Кстати, лелеемый либералами образ силовиков, отказывающихся стрелять в народ, -- совершенно не означает отказ от насилия. Этого товарищи никак понять не могут. Он автоматически может означать как раз намерение стрелять. Но не согласно приказу, а согласно собственному разумению, собственному социальному и нравственном (или безнравстенному) выбору. Что никаким образом не ведёт ни к каким последствиям либералообразного характера.

И второе. Колоссальная катастрофа, геополитическая и экономическая, социальная и прочая, не привела к каким-то прямым выплескам социального насилия, к гражданской войне, как этого можно было ожидать при таких масштабах обвала и при таких масштабах последующих трансформаций. По одной простой причине: что бы там ни болтали на "тему борьбы с привилегиями", мы были классово однородным обществом. И уровень социальной ненависти в нём был минимален – некому и не на кого было идти в гражданской войне. Опять же -- урок: на сегодняшний день уровень социальной неоднородности нашего общества мягко говоря, латиноамериканский. Поэтому в случае обвалов, обрывов даже несоизмеримо меньшего характера, чем трансформация 20-летней давности – потенциал гражданского столкновения столкновения в стране огромен.

Практически всё, что происходило за 20 лет (даже с учетом усилий последнего десятилетия по стабилизации и смягчению социальной напряженности) – в глубинном плане было наращиванием этого потенциала гражданского противостояния. Крах советской системы выдал новым властям некий ресурс толерантности. Той самой легитимности, которой уже не было у советских предшественников.

Новая система получила мандат на то, на что уже не имела мандата советская – на легитимное насилие, экономическое насилие, политическое и даже физическое. И все это власть использовала крайне быстро и безответственно. Мандат на экономическое и социальное насилие полностью, скорее всего, исчерпался дефолтом. Характерно, что начиная с нулевых, с путинского периода, у нас резко растут социальные расходы и вообще внимание к социальным вопросам. Наша социальная система, безусловно, не шибко эффективна. Но уже на генетическом уровне власть понимает, что вне зависимости от любых среднесрочных трансформаций в краткосрочном плане необходимо заливать, если есть возможность, социальные раны бюджетными деньгами.

Мандат на физическое насилие был масштабно использован в октябре 93-го. Можно представить себе: если бы на такое решились гкчписты, коммунисты бы висели на всех столбах как, в Будапеште в 56-м. Еще раз: легитимная власть -- имеет право стрелять в своимх. Но, воспользовавшись этим правом, легитимная власть принимает на себя колоссальную ответственность. После 93-го тогдашний "переходный режим" принял на себя колоссальную безответственность. Чем на самом деле исчерпал свою легитимность. Как раз где-то к концу 90-х.

Сегодня, если говорить о насилии полицейском – то нынешняя власть, педантично и жестко пресекающая все неразрешённые гражданские якобы акции, которые на самом деле являются в первую очередь именно провокациями насилия, – поступает совершенно точно: именно с пониманием ограниченных возможностей масштабного насилия. Поскольку, потеряв контроль над такими, якобы смешными и ничтожными, акциями она может столкнуться с необходимостью куда большего и серьёзного насилия, применять которое власть не хочет и не может. Эта тактика абсолютно адекватна.

В целом можно сказать: за эти 20 лет мы сохранили остаточный потенциал, но не решили ни одной проблемы. Само событие 20-летней давности не было решением – оно было, повторимся, катастрофой. Идеологической, ментальной основной этой катастрофы была великая иллюзия, как в известном анекдоте -- "старуха, всё, что мы с тобой считали оргазмом, оказалось астмой". Пока общество не осознало, что астма -- это не оргазм, ничего ни с обществом, ни со страной сделать было нельзя. С этой точки зрения Ельцин также был вполне адекватной политической фигурой. Он был идеальным председателем свободного падения в пропасть. Пока страна не ударилась о дно пропасти. Большая удача, что шок от удара привел не к гибели, а к частичному пробуждению сознания.

Главное, чего мы добились, – это разгром интеллигентской либеральной иллюзии. Это уже само по себе большое счастье. С этой точки зрения последние конструкции – вроде эксперимента над живым телом Михаила Прохорова – абсолютно бессмысленны. Ничего, кроме дорогостоящего фарса, из них не выйдет.

Теперь о стране, которой нет 20 лет. Что от неё осталось? Остался "остаточный" потенциал советской системы, который оказался на удивление огромен. Не мы тащим на себе останки советской системы: это останки тащат на себе нас. Тащить осталось еще лет 5 отсилы. Это первое. Второе: осталось поколение, которое еще помнит ту страну, то есть оно помнит то, что воспроизводить не надо ни при каких обстоятельствах - и оно помнит иной масштаб жизни, задач, мышления, самоидентификации. Причем не только в России - может быть, яснее и больней это ощущается там, где на это больше всего давят. В молдове, Грузии, Прибалтике. Этому поколению осталось тоже лет пять в нынешней позиции. Потом придет другое - можно положиться на его генетическую память, но бог знает, что там эта память нарисует в мозгах катастрофного поколения. Наконец: лет пять нам еще осталось протянуть на дорогих энергоносителях. И все: дальше - осторожно, двери закрываются.

…И о реванше. Почему при очевидно благоприятном социальном фоне, при спросе на реванш -- реванша не получилось? Чтобы был реванш, нужна полная и окончательная катастрофа. Её не произошло. Вот царскую Россию возьмём: к 20 году от неё вообще ничего не осталось. Она практически была уничтожена. Германия после мировой войны была разгромлена, унижена и разоружена. Феномен же Советского Союза заключался в том, что наши победители решили, что всё уже кончилось. К 99-му году они были уверены, что страна, проигравшая войну чеченским бандитам, не способна ни на что. Что её ядерный и прочие потенциалы не представляют ни серьёзной угрозы, ни серьёзной задачи. Они могли бы нас тогда замочить – но из жадности они этого делать не стали.

Впрочем, квази-реванш нулевых годов у нас тоже был в определённой степени анестезией. Уже осознав катастрофу, страна физически, материально, геополитически была неспособна радикально лечиться. И у власти на это не было ни мандата, ни ресурса. Никаких других ресурсов, кроме как на анестезию и первичную реанимацию, не было.

Вот когда эта анестезия закончится – выяснится, что рана не зажила. И во второй раз анастезия не поможет, придётся резать.

На волне болотного пессимизма
 

http://www.odnako.org/magazine/material/show_16549/
10 марта 2012

«После 4 марта среди оппозиционно настроенных граждан возникла огромная волна пессимизма», — пишет Владимир Милов, бывший замминистра от ЮКОСа в профильном ведомстве. Какая там волна — «болото» в одночасье превратилось в одну большую слякоть. Пылкая девушка с «Эха Москвы» заявила, что считает себя и себе подобных лузерами. Особое уныние у «болотных», согласно Милову, вызывает ощущение, что Путин выиграл честно, связанное как раз с наличием огромной массы независимых наблюдателей, которые, несмотря на весь истошный вой координаторов, никаких таковых нарушений не заметили. И никакие попытки их профилактировать не дают искомого результата. К выходу номера мы уже будем иметь представление об итогах оппозиционной акции 10 марта. Однако можно с уверенностью предположить, что слякоть только усугубится. Даже наш замечательный Рустам Арифджанов, искренне умиляющийся разгулу митингового креатива, обижается, почему на них «кричат и обзываются». А кричат они и обзываются ровно для того, чтобы не возникла ситуация, когда придется давить и стрелять. Строго в интересах креативненьких, ровно для того, чтобы вызвать эту самую «волну пессимизма», понижающую градус идиотизма до общественно безопасного уровня.

О причинах провала оранжевого сценария в России достаточно подробно пишут наши авторы. Повторим только, что «оранжевая революция» — это в первую очередь никакая не революция. В процессе нее власть не берут, а сдают. И главная причина не столько в слабости и деструктивности протестантов, сколько в отсутствии субъекта сдачи власти. То есть градус готовности к предательству во властных структурах оказался гораздо ниже искомого. И вот тут не стоит обольщаться. При благоприятных обстоятельствах и организация протеста, и уровень готовности пятой колонны могут оказаться на должном уровне. Мы действительно видели только разведку боем. При этом поводом к движухе были выборные процедуры, а отнюдь не социально-экономические неурядицы, избежать которых в среднесрочной перспективе будет очень трудно.

Кстати, уже обозначился конкретный алгоритм продавливания и опускания власти. Такой алгоритм предоставляет дирижерам несистемной оппозиции заполошная и невнятная полит реформа. Демократизация ради демократизации. Мы уже писали в прошлом номере, что единственной реальной перспективой будущего, и не только нашего, является постдемократия (см. Искандер Валитов, №5, 2012). И наша задача найти такие формы постдемократии, которые были бы совместимы с человеческой свободой и с человечностью вообще. Вместо этого нам прописывают повторение катастрофной игры в перестройку, перпендикулярную тем реальным вызовам, которые стоят перед экономикой и политической системой.

Единственным способом предотвратить катастрофу является масштабное развитие, структурная реформа, реиндустриализация. Это опять же единственный способ заменить «креативный» класс проектным, вытеснить, по сути, паразитов созидателями. Реиндустриализация, кстати, единственный ответ на вопрос, что таки делать с Москвой, которая в инерционной схеме скоро высосет из России не только все ресурсы, но и все население. И, наконец, последняя новация протестной кампании — это практически уход крупнейшей системной оппозиционной силы — коммунистов — на оранжевые позиции. Сам Геннадий Андреевич, начавший с разговоров про «оранжевую плесень», так и не решился лично примкнуть к «болотным», делегируя туда свои колонны. Однако открытый брак по расчету с несистемным Удальцовым лишает зюгановскую застенчивость какого-либо внятного смысла. В процессе откровенно неприличных игр мы даже наблюдали попытку коммунистов «сыграть в Медведева» против Путина. И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Медведев согласился в это играть. В итоге Зюганов, давно состоявшийся как матерый оппортунист, так и не признал итоги выборов, то есть держит дверь открытой для продолжения игры в оранжевую сторону. Практически коммунисты сформулировали внятное предложение антипутинскому центру, расположенному, как известно, вне территории России. И не снимают этого предложения с повестки дня. Что произойдет в результате с коммунистической партией, зависит в первую очередь от степени внятности и решительности путинской политики. Поскольку то, что может и должен делать Путин, в гораздо большей степени отвечает запросам коммунистического электората, чем нынешнее нецелевое использование коммунистического бренда. В конце концов это уже относится к компетенции Онищенко в части, касающейся законности обмана потребителей.

Судьба Путина как президента решится за три года
 

http://www.nakanune.ru/articles/16299/
Аналитика
05.03.2012 13:21
http://www.media.nakanune.ru/images/...es/image_37428
Вчера страна активно голосовала на выборах президента, и то, что второго тура так и не состоится, уже понятно всем. Идущий вторым Геннадий Зюганов уступает Владимиру Путину около 45% голосов. Оппозиционные партии останутся на своих местах, Путин займет свой кабинет в Кремле, и сюрпризов, за исключением второго места Прохорова в крупных городах и третьего в общем рейтинге, не случилось. Предвыборная гонка подошла к концу, теперь встает вопрос, а что же делать с этой победой? Свое мнение о том, что Путину предстоит делать в ближайшие три года, а также о "десакрализации нарушений в процессе голосования" Накануне.RU высказал российский журналист, главный редактор журнала "Однако" Михаил Леонтьев.

Вопрос: Почти закончился подсчет голосов, Путин набирает больше 60% и побеждает в первом туре. Возникает закономерный вопрос, каковы будут его действия сейчас? Песков например, вчера заметил, что будет проходить либерализация дальнейшая, но без горбачевских "революций" и "приступов". Что это может означать на практике?

Михаил Леонтьев|Фото:Михаил Леонтьев: Дмитрий Сергеевич (Песков, пресс-секретарь Владимира Путина – прим. Накануне.RU) очень деликатный человек, как и всякий пресс-секретарь хороший. Правильно он сказал – приступов не будет. Все эти слова ничего не значат – либерализация, делиберализация, закручивание гаек. Мне кажется, все-таки, в том, что говорил, и в том, как себя вел основной претендент, видно понимание того, что надо, надо делать шаги нетривиального характера, потому что в рамках инерционной политики мы инерционно вползаем в катастрофу. Это не значит, что надо сейчас кричать: "Клиент уезжает, гипс снимают!" И это никак не связано с проблемами либерализации-делиберализации. Все эти ребята, которые бегали и кричали: "Ах, политическая реформа, ах, экономическая либерализация" – это ни о чем все. Это все совсем ни о чем. Именно поэтому, собственно, наша власть периодически манипулирует этими вещами и кидает туда одну кость, в другую сторону - другую кость. Это все ни о чем. Ну, кинули кость, потом забрали – это не имеет никакого значения.

Вопрос: А что имеет значение, в таком случае?

Михаил Леонтьев: Значение имеет некий алгоритм действий, который вообще не вписывается в эту систему координат, поэтому он непонятен до сих пор, очень серьезен, очень рискован, но свершено необходим. Вот это есть повестка дня. А, например, сколько голосов надо собрать будущей партии, чтобы зарегистрироваться, и каким должен быть, простите, не к ночи будет помянут, президентский фильтр – это не имеет никакого значения, просто никакого. Хотя это очень важная вещь, на самом деле, и она особенно важна, когда процедуры непонятны и никого не устраивают. Ну, к примеру, вы собираетесь покорять Эверест, а у вас в ботинке гвоздь. Наверное, сложнейшие проблемы, связанные с покорением Эвереста, но гвоздь мешает, его надо убирать. Но это мелкая проблема, на самом деле, если знаешь, как его вытащить. Вытащи его и прекрати на эту тему камлания.

Вопрос: Вы считаете, стоит ожидать серьезных изменений во внутренней политике?

Михаил Леонтьев: Изменений надо ждать, но ровно не в той плоскости, которая системно обсуждается сейчас.

Вопрос: Сегодня Дмитрий Медведев подписал несколько поручений, среди которых проверка отказа в регистрации "Парнаса" и проверка относительно законности и обоснованности приговоров по политзаключенным, список которых ему предоставили представители несиситемной оппозиции. Это ли не либеральный приступ, об отсутствии которых в будущем говорил Песков? Для чего это сейчас Медведев в сжатые сроки пытается сделать?

Михаил Леонтьев: Я бы сказал, что это тоже ни о чем, но там есть один момент. Я надеюсь, что это, хотя бы случайно, за компанию, сработает, и тогда я бы был даже благодарен нашему президенту. Я мало за что ему благодарен, а за это, может быть, и был бы. Это – Аракчеев (также оказался в списке людей, приговор которым потребовал проверить Медведев, - прим. Накануне.RU). Человек, два раза оправданный судом присяжных, не может сидеть в тюрьме. Что это такое? Ребята, либо у вас есть суд присяжных, либо прекращайте валять дурака, не говоря о том, что краткое понимание обстоятельств дела говорит о том, что офицер, выполнявший приказ, причем не просто выполнявший приказ, а в боевой обстановке – он не имеет права сидеть за то, что выполнял этот приказ. Это просто гнусное безобразие. Я понимаю популистско-рациональные основания этого дела, я их понимаю, но принять их не могу. Мы не можем кормить Рамзана Кадырова живыми русскими офицерами, это неправильно. Может быть, ему нравится их есть, но это неправильно, опять же, при всем уважении к Рамзану Ахмадовичу.

Вопрос: Задолго до выборов Путин пообещал Медведеву место премьер-министра. Каковы перспективы в этом плане у него?

Михаил Леонтьев: Я могу ответить кратко, это мое личное мнение, никем я не уполномочен. Я считаю, что у него нет никаких перспектив ни на каком посту.
Вопрос: Но назначение состоится, которое так заранее было анонсировано?

Михаил Леонтьев: Никаких перспектив ни на каком посту. Назначение, может, и состоится, я его не назначаю, не снимаю, не мои это полномочия, и вообще, не моего мышиного ума это дело. Я отвечаю на вопрос, который Вы мне задали.

Вопрос: Ближе к выборам появлялась информация о том, что ведутся переговоры по поводу кандидатов от оппозиционных парламентских партий в коалиционное правительство. Будет ли этот вариант реализован в той или иной форме?

Михаил Леонтьев: Можно создать коалиционное правительство даже с несистемными партиями, даже с незарегистрированными. Это будет вообще торжество демократии – создать коалиционное правительство с партиями, которым отказали в регистрации. А лучше даже с теми партиями, которые даже не успели зарегистрироваться или еще не собираются регистрироваться. Мы же ведем переговоры о политических реформах с людьми, чьи полномочия обозначены их громкими криками на площади и больше ничем, ведем, рабочая группа есть. Эти люди говорят, что они предлагают свои поправки. Они не пойдут на компромисс, пока им предлагают "всякое фуфло", но если их поправки будут приняты, то они смогут это принять. Так у нас работает наша политическая реальность. Мы ведем с Рыжковым, с Сережей Удальцовым какие-то переговоры. У нас есть бомжиха баба Маня на Курском вокзале, с ней тоже нужно провести политические переговоры, у нее полномочия ровно такие же, как у них. И формальные основания вести переговоры есть – она гражданин России, у нее тяжелое детство было, может быть, даже тяжелая старость. Нужно с ней провести политические переговоры, ей не нравится современная реальность.

Можно коалиционное правительство сделать. Есть еще разные партии, есть еще зарубежные партии, некоторые из них подвергаются гонениям, например, в Южном Судане, можно их ввести в правительство – тоже очень несчастные люди.

Вопрос: Я правильно понял, что Вы не одобряете эту концепцию?

Михаил Леонтьев: Я не считаю, что это концепция, я считаю, что это маразм. Я не одобряю маразм. Есть разные мнения, некоторые одобряют маразм, они считают, что маразм – это прогрессивная форма, креативная очень, наверное.

Вопрос: Вчера, уже после объявления предварительных результатов, Жириновский и Миронов поздравили Путина с "заслуженной и неоспоримой" победой, при этом не сказали ни слова о заметных нарушениях. С чем связано такое миролюбие?

Михаил Леонтьев: Говорили. Оба говорили слова о нарушениях, причем, вполне конкретные, особенно Миронов про Астрахань говорил, что там безобразие и победившего мэра пытаются каким-то образом зачистить. Говорили они о нарушениях, ведь нарушений-то полно. Вот эта система, которая была инициирована, она показала, что нарушения идут в рабочем режиме и их нельзя никаким образом замотивировать целенаправленной политикой власти. Это можно мотивировать упадком нравов и пороками человеческой натуры.

Ну, если человек не понимает, что стоит камера и поэтому под камерой не надо заниматься фигней, значит он дурак. Ну, что с ним делать, если он дурак – его же никто не назначил дураком, мама родила. Вот и все, и этих дураков огромное количество.

Мне кажется, что выдающимся последствием внедрения вот этой системы контроля за процедурой голосования, уникальной и невиданной в мире, на самом деле, является десакрализация нарушений. Раньше нарушение – это "злобные силы", которые "злобно гнетут", какие-то инструкторы требуют нарушений – "нарушай, сволочь, немедленно, иначе мы тебя снимем". А тут – дураки, ну что с ними сделаешь – это ж не лечится, как известно. Поэтому не знаю даже, может быть, нужна "дуракосохраняющая" технология, ну, или дурак станет умнее после третьей операции.

Вопрос: Достаточно высокий результат показал Михаил Прохоров, второе место в Москве, в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и кое-кто уже говорит о том, что он через шесть лет будет одним из наиболее сильных кандидатов на пост президента. Как считаете, насколько такой прогноз обоснован и будет ли Путин участвовать в следующих выборах?

Михаил Леонтьев: Я не буду сейчас говорить о четвертом сроке Путина, потому что перед будущим президентом стоят колоссальные совершенно вызовы, которые укладываются не в шестилетний срок, а в двух-трехлетний. Если он с ними справится – на какой срок захочет, на такой и пойдет, и дай ему Бог, и вообще, памятники при жизни на каждой улице, потому что вызовы действительно колоссальные. Ну, а если не справится, то ни о каких сроках и говорить не приходится. Что касается Прохорова – это ни о чем, это местоимение.

Вопрос: Политических перспектив у него нет?

Михаил Леонтьев: Если у него есть политические перспективы, значит, их нет у России!

Идеология суверенитета
 

http://www.odnako.org/almanac/material/show_27981/

Суверенитет (в данном случае государственный) — это возможность для страны самостоятельно принимать решения о своей судьбе и способность воплощать это решение в действительность.

Современный суверенитет (как и несовременный, только в относительно большей степени) определяется не каким-либо международным правом, которого нет, не было и не будет за рамками баланса сил, а его материальными предпосылками — экономическими, идеологическими и культурными, военно-политическими.

Речь, во всяком случае на нынешнем этапе, не идёт о формулировании некоей целостной идеологии. Для того чтобы подступиться к её формированию, надо как минимум определиться для начала: суверенитет существеннее и содержательнее «демократии». Демократия как инструмент, форма воспроизводства власти существующих элит сама по себе не несёт никакого самодостаточного смысла. И во-вторых, спрос на адекватную идеологию русского суверенитета предъявляет даже действующая власть. И этот спрос никак не удовлетворён.
Политическая система: от имитации к подлинности

Наша политическая система — это имитация. Имитация, естественно, общепринятого «цивилизованного» либерального стандарта. Потому как иного в нынешней глобальной системе не положено. И хорошо, что имитация — потому что оригинал ещё хуже. И хорошо, если мы это понимаем.

Советская система, в известном смысле, тоже была имитацией и существовала более или менее стабильно, пока она это понимала. Заметьте: все демократизаторские наскоки на действующую систему построены по старой правозащитно-диссидентской модели: «Вот вы тут написали у себя — извольте выполнять!»

Вот пока начальство отчётливо сознавало, что это не для того написано, чтобы выполнять, всё шло нормально. До тех пор как наверх не проникли товарищи, не обладавшие навыком к мышлению, но обладавшие, к сожалению, навыком к чтению, которые, почесав репу, поразились: «Смотрите, действительно написано!» Идея реализовать буквально то, что было придумано понарошку, наиболее наглядно проявилась в территориально-государственном устройстве и его последствиях. В страшном сне никто не думал, что эти границы станут настоящими.

И сегодня буквализация нашей политической системы может иметь только один результат: она рухнет, похоронив под собой государство — на этот раз уже РФ.
Совершенствование демократии: ложная повестка дня

Спровоцированная «постболотным синдромом», дискуссия о развитии политической системы была изначально ложной. Демократизаторы, либерализаторы, неоперестройщики, десталинизаторы, ничему не научившиеся на самом наглядном и самом катастрофическом опыте, потому что ничего, кроме своих либеральных мантр, не знают, тащат нас в дискуссию в формате и категориях, не имеющих смысла.

Наша политическая система переходная, в том числе и поэтому органически слабая. Она, безусловно, доказала свою живучесть в условиях благоприятной внешней и внутренней конъюнктуры, в условиях постоянного ресурсного подсоса. Медицинский диагноз состоит в том, что никакой такой конъюнктуры и никакого подсоса уже в среднесрочной перспективе не будет.

С имитационной политической системой мы могли существовать довольно долго и при благоприятной конъюнктуре даже «повышать благосостояние».

С имитационной политической системой мы кризис не переживём.

Идея перейти к настоящей «европейской» демократии — это тупик, обманка. Это попытка прыгнуть в поезд, который никогда уже никуда не пойдёт. Это аналогично нашим потугам побыстрее создать у нас «настоящий» фондовый рынок, а то у нас финансовая инфраструктура недостаточно разрушена.

Нам действительно нужна самая открытая дискуссия и об экономической политике, и о политической системе. И в конечном счёте — о смысле и целях существования нашего государства. Никаких даже общих представлений об этом у нашего общества нет. Навязываемая нашему обществу убогая и пошлейшая дискуссия о темпах и способах демократизации и либерализации, ведущаяся по напёрсточным технологиям, способствует только общественной дегенерации.
Демократия и власть

На самом деле имитацией полной и тотальной является «материнская» образцовая западная демократия — изысканной, в своих лучших образцах, столетиями выстроенной имитацией участия электората в управлении страной. Эта идеальная система, обеспечившая не только политическую, но и идеологическую диктатуру финансовых элит, сегодня находится даже не в кризисе — в тупике, который суть обратная часть тупика экономического.

Дело даже не в том, что кто-то и что-то угрожает её власти — пока никто и ничто. Системный кризис тем и отличается, что система не способна адекватно реагировать на вызовы. В процессе такого реагирования система себя не лечит, а калечит. То, что антикризисная экономическая политика лишь углубляет кризис, — это банальность. Но именно политическая система является непреодолимым препятствием к выбору любых других вариантов антикризисной политики, кроме паллиативных.

Демократия, любая, — это в первую очередь форма организации власти. То есть прежде чем содержательно говорить о демократии, надо бы понять, что такое власть. Попытку такого осмысления мы приводим в этом сборнике (см. М. Юрьев, «О сущности власти и возможностях государства», стр. 54).

Власть — всегда прерогатива меньшинства. Она может быть делегирована с помощью той или иной процедуры или захвачена силой. Таким образом, всякая демократия как одна из частных форм делегирования власти (избирателями на выборах) по определению является управляемой. Неуправляемых демократий не бывает. С античности и до нынешнего постмодерна история демократии — это эволюция техники управления демократией. За счёт совершенствования этой техники демократия смогла позволить себе стать формально всеобщей, потеряв при этом практически все содержательные признаки участия граждан в реальном принятии решений. Демократия была и остаётся властью меньшинства, но если ранее это меньшинство было открыто и легально, то теперь оно эффективно скрывается за ширмой демократических процедур.


Демократическая санкция на власть в современном обществе в отличие от традиционного является единственно легитимной — даже если допустить существование форм «демократий», отличных от образцовой либеральной модели (например, китайская, или ранее советская «народная демократия», или покойная ливийская Джамахирия и т.д.). Суть легитимности в признании большинством законности данной формы правления. Забавно наблюдать, как жрецы современной демократической религии пеняли Каддафи, а теперь Асаду: «Нельзя воевать с народом!» С любым ли народом нельзя воевать? С любой ли частью народа? С какой частью?.. Напомню блестящую характеристику легитимной власти, данную Виталием Найшулем: «Легитимная власть — это такая власть, которая имеет право стрелять в своих».

Кураторы мировой демократии произвольно лишают ту или иную власть легитимности, то есть суверенитета. Причём даже неважно, насколько корректны и лояльны критерии, важно, что в этой системе легитимность даруется извне. И отбирается извне. То есть игра по правильным правилам предполагает изначально отказ от суверенитета в пользу куратора. То есть отказ от власти и замену её теми или иными форматами местного самоуправления.



Политическая модель «Демократия» — если речь не идёт собственно о стране-кураторе и бенефициаре этой системы — не предусматривает функции власти. Нигде, кроме Соединённых Штатов Америки, современная демократия не есть власть. То есть чисто этимологически она и не «демократия», поскольку профанируется не только понятие «демос», но и «кратос».

Что касается России, у нас это имитация имитации, выстроенная вручную и наспех, что и вызывает претензии лицензиара. Именно поверхностность и вторичность нашей имитационной модели и понимание властью её имитационного характера являются основанием нашего иммунитета. У нас, во всяком случае, власть не собирается молиться идолу, который она сама сляпала в утеху мировой прогрессивной общественности. Это основание шанса, что наша политическая система и, соответственно, наше государство способны пережить кризис. Шанса — но не гарантии.
Демократия и суверенитет

Демократическая религия — господствующая ныне тоталитарная идеология — родилась не из воздуха и не из благодетельных мечтаний. Идеология демократии была ответом на агрессивное наступление идеологии социальной справедливости. В то время западная демократия активно впитывала от неё и столь же активно рекламировала свои социально конкурентные качества. Теперь необходимость в этом отпала вовсе. И если в странах бывшего второго мира ещё существуют люди, способные перепутать современную демократию с минимальной социальной справедливостью, то в третьем мире таковых практически не осталось. Именно поэтому, например, в мусульманских странах социально протестные настроения всегда будут принимать форму радикального политического ислама.



Итак, либеральная демократия — это образцовая западная форма господства элит. Современная демократия — это декорация, позволяющая полностью изъять население из политики, то есть из процесса принятия стратегических решений. Потому что стратегические решения в этой системе — это решения об управлении финансовыми потоками.

Однако маленькая проблема: центр управления этими потоками находится точно не у нас. В этом контексте — что такое российская стабилизация «нулевых»?

Посткатастрофную страну, оказавшуюся на грани хаоса и развала, удалось собрать точно в соответствии с законами функционирования системы. Той современной глобальной системы, в которую Россия окунулась после краха сверхдержавы. То есть с помощью организации управления финансовыми потоками.

С одной стороны, это определялось рамками реально возможного и допустимого с точки зрения выживания страны. С другой стороны, это же определило и границы «стабилизации». В частности, многим казалось, что Россия в эти годы восстановила собственный суверенитет. Однако границы этого суверенитета в рамках данной системы определяются границами наших возможностей по управлению финансовыми потоками.

Границы эти в принципе понятны, что очень чётко и грубо обозначилось во время кризиса. Можно заметить, как вследствие этой наглядной демонстрации Россия сначала утратила интерес к экономической политике (в элементарно стратегическом смысле), а затем, уже в медведевский период, — и к политике внешней (в том же смысле).

Проблема в том, что современная демократия не предусматривает никакого стратегического управления, кроме управления финансовыми потоками. Вы вообще можете рассчитывать на стратегию только в той степени, в которой вы рассчитываете на управление этими потоками. Это экономика. В современной демократии в отличие, кстати, от других моделей экономика является в прямом смысле слова базисом, а политика — надстройкой, в точном соответствии с марксистской логикой. И что касается политики — политическая модель «Демократия» не обеспечивает осуществления власти нигде, кроме как там, где находится реальный центр управления финансовыми потоками.
В этом контексте Россия имеет право рассчитывать только на местное самоуправление.

Можно констатировать одно: либеральная демократия в России как механизм осуществления власти действующих российских элит означает для страны катастрофу одномоментную и безальтернативную. Это даже если абстрагироваться от проблемы лояльности российских элит к собственной стране, о чём много раз уже говорилось. Этим мы отличаемся от наших западных учителей, где эта модель в условиях преемственности государственно лояльных элит означает не одномоментную катастрофу, а более или менее постепенное вырождение государства и нации.



Решение наших проблем, даже самых краткосрочных и насущных, никак не лежит в плоскости развития и совершенствования демократических процедур — то есть обеспечения преемственности нынешней властной элиты. Поскольку насущной проблемой выживания страны и сохранения элементарной легитимности власти является политическая ликвидация действующей элиты. Прошу заметить, речь идёт о ликвидации политической, а вовсе не обязательно физической.
К итогам «болотного» движения: неудавшийся мятеж элиты

Все три русские катастрофы (1612, 1917 и 1991 годов), когда наше государство аннигилировалось, имеют одну общую составляющую. Это предательство элит. «Великий Болотный Протест», приуроченный к президентским выборам, — всего лишь очередное звено в этой цепочке. Историческая особенность российских элит: принадлежность к элите не сопровождается лояльностью к собственной стране и собственному народу. Скорее наоборот.

Исторически российская власть не идентична элитам. И только этим обеспечивается её легитимность. Она абсолютна, в том смысле, что не делится с элитами властью. В моменты кризиса и слабости, когда элиты завладевают властью — то есть возникает в том или ином историческом контексте та самая либеральная модель, — эта модель и эта власть оказываются нелегитимны с точки зрения общества. И начинается уничтожение элит, высших классов низшими. При этом предательство на то и предательство: элиты всегда обращаются к внешнему врагу для защиты от своего народа и своего государства.

Вопрос, способны ли нынешние элиты на такое в момент кризиса, когда им представится возможность взять власть и реализовать либеральную модель, — вопрос смешной. Для нынешних российских элит, по происхождению мародёрских, давно разместивших свои активы, недвижимость, потомство и политическую лояльность за рубежом, вообще никакого такого риска не существует (кроме как если случайно отловят и замочат). Если не получится, они могут вернуться сюда, как уже настоящие полноценные коллаборационисты и полицаи под защитой оккупационной администрации.
«Расхомячивание» протеста

Почему «Великий Болотный Протест» не пережил своей годовщины?

Потому что он «расхомячился»: интернет-хомяк — главная социальная опора движения — его покинул. Навсегда. Вернуть хомяка в этот протест невозможно, а для любого другого возможного и вероятного протеста хомяк не нужен, да он и не пойдёт. Поэтому никакого возрождения этого протеста не будет. Констатируем это не со злорадством, а с сожалением и даже страхом, поскольку этот протест как раз никакого страха по большому счёту вызвать не мог.

Почему хомячий протест, в принципе, бесперспективен там, где реально существует государство и функционирует власть, хоть как-то сознающая себя таковой? Особенность интернет-публики состоит в том, что ею можно манипулировать, и довольно легко, правильно выбрав момент и тему. Но ею совершенно невозможно руководить. В тот момент, когда хомячья масса чувствует, что ею начинают управлять и руководить, она рассасывается мгновенно. А для настоящей революции нужны настоящие вожди и по-настоящему управляемая масса.

«Болотное движение» по сути своей есть движение внутриэлитное. Именно с этим связана его исключительно московская локализация. Такой публики в достаточно репрезентативном количестве нет нигде, кроме Москвы, даже в Питере. Поскольку эта публика, весь этот офисноменеджерскожурналистскопиаровский планктон — это и есть обслуга нашей элитной клептократии, локализованной в Москве. Кстати, очень забавно, когда от имени этой публики призывают к борьбе с коррупцией: в случае победы над коррупцией её даже истреблять не придётся — она просто помрёт с голоду.

То есть «болотное движение» — это типичный оранжад. Сырьё для производства «оранжевых революций».
Особенности «оранжевых революций»

«Оранжевые революции» тем и отличаются от революций настоящих, что они не революции — это внутриэлитные перевороты, в то время как революция — это есть смена элит. Истребление старых элит новыми. А о чём говорит опыт «революционного процесса» от Майдана до «арабской весны»? Сербия, Грузия, Украина, Киргизия — все жертвы процесса несчастны по-своему. Объединяет их одно: это никакие не революции, потому что никакой смены элит они изначально не предполагали. Это элитные перевороты, смысл которых — замена менее компрадорской группировки элиты на более компрадорскую, маргинализация национального государства, освобождение элит от останков госконтроля ценой сдачи страны под прямое внешнее управление.

«Оранжевой революцией» нельзя свергнуть власть, если она реально существует как власть, а не как система туземного управления, суверенитетом над которой обладает внешний хозяин. Поскольку «оранжевая» схема подразумевает необходимость спрашивать разрешения, можно ли туземному правителю сохранить своё кресло или пора сдать его более симпатичному для хозяина претенденту.

Реальный суверенитет в современном мире — вещь вообще-то вымирающая, но тут мы наблюдаем ликвидацию уже вторичных и третичных признаков государственности. Идеальным примером торжества целей и задач «цветной революции» является нынешняя Украина Януковича, где власть представляет собой результат публичной сделки между олигархическими кланами: любой громадянин незалежной может пальцем показать, кто в правительстве чей мальчик. Или девочка.

Вся настоящая и будущая история «цветных» и «нецветных» революций демонстрирует одно. С точки зрения господствующей элиты нет никакой принципиальной разницы в типе государственного устройства. Монархия, диктатура, либеральная демократия — это лишь тот или иной способ воспроизводства власти действующей элиты. В каждую эпоху, в каждой культуре, традициях и обстоятельствах один из них оказывается наиболее эффективным и адекватным.

Исключениями из этой демократической гармонии могут стать только не предусмотренные «цветочной» процедурой случаи перехода псевдореволюции в её настоящую открытую форму. Когда наступивший хаос пресекается путём установления жесточайшей революционной диктатуры. По типу иранской, талибанской. Или большевистской. После чего кудрявые революционеры принимаются стенать, что опять вот не сложилось — очередной злой Ленин сломал розовые перспективы доброго Керенского. Как цыган учил лошадь ничего не есть. Научил. Жаль — сдохла.
О необходимости «расхомячивания» власти

На самом деле любой политический процесс, осуществляется ли он через выборы, престолонаследие, перевороты, при любом государственном устройстве, назови его хоть демократией, хоть диктатурой, существенно разделяется только по одному признаку: это механизм воспроизводства власти действующей элиты или это слом такого механизма, то есть смена элит — социальная революция.

«Болотный протест», безусловно, никакой социальной революцией и даже попыткой таковой не был. Это восстание компрадорской элиты против власти. Во всяком случае, против того её элемента, который таковой властью в русском историческом смысле является, — проще говоря, против Путина В.В. Какая элита, такое и восстание. Напомним, накануне революции 1905 года наша буржуазия выработала свою специфическую форму протеста. Мы знаем из советской истории, что форма протеста крестьянства — это бунт, пролетариата — это стачка. А форма протеста нашей буржуазии — это «банкетная компания», когда собирается обильное застолье, на котором произносятся тосты антиправительственного содержания.

Компрадорско-буржуазно-демократическая квазиреволюция в России провалилась. А вот социальные протесты и, не дай бог, социальная революция в России возможны и вполне вероятны при резком осложнении экономической ситуации. А таковое осложнение практически неизбежно. То, что от такой революции нынешняя «болотная» и «околоболотная» публика получит мало удовольствия, утешение слабое.

Выход один: расхомячивание протеста должно сопровождаться расхомячиванием власти. В принципе, перед нами простая альтернатива:

а) восстание власти против элиты. Прямое обращение к народу через голову действующих элит. Собственно, нынешняя власть так и делает — правда, в основном по имиджевым пустякам. Но даже это обеспечивает ей легитимность. Пока;

б) восстание народа против элиты и власти. Это одновременно будет означать, что власти в действительном исторически русском смысле уже нет. Как не было её, например, в октябре 1917-го. В нашем конкретном случае это может означать и государственный суицид русского народа.

Собственно, единственный рациональный выход для действующей власти — это осуществить социальную революцию сверху. То есть сменить действующую элиту. Никаких по большому счёту мотивов не делать этого нет.

Первое. Поскольку действующая элита — мародёрская, компрадорская и никчёмная — сливает страну.

Второе. Поскольку эта элита чётко сформулировала и открыто вербализует жёстко антигосударственный и антинациональный политический курс и идеологию, при которых никакая системная позитивная деятельность невозможна. И открыто внедряет её внутри действующей системы власти.

Третье. Поскольку по факту эта элита уже восстала против действующей власти, то есть покусала руку, её кормящую. Продолжать кормить с рук бешеную собаку контрпродуктивно.
Путин: реанимация, прострация, революция

Предвосхищая опубликованные в этом выпуске «Хроники Путина» нашего автора Тимофея Сергейцева (см. стр. 64), хочу заметить, что Владимир Путин к настоящему времени уже состоялся как государственный деятель. Но сейчас перед ним — именно как перед государственным деятелем — стоит задача спасти страну от надвигающейся катастрофы. Во второй раз. Только и всего.

В новейшем периоде истории такие задачи не удавалось решать никому. Подобная задача стояла перед Горбачёвым, и мы помним, как он с ней справился. Вообще в современной политике подобные задачи решать не принято. В «цивилизованном мире» считается, что таких задач вообще быть не может. А в «недоцивилизованном» людей, способных решать какие-либо глобальные задачи, считается нужным мочить.

Умный американский аналитик Харлан Уллман говорил, что в современном мире (он имел в виду в первую очередь Америку) исчезли политики-визионеры. Доведённый до совершенства механизм либеральной демократии идеально отбраковывает таковых, оставляя наверху политкорректную посредственность: именно «политиков» в смысле — негосударственных деятелей. На горизонте, во всяком случае в «цивилизованном мире», не видно не то что рузвельтов или черчиллей, даже рейганов, тэтчеров и колей. Одни меркели с обамами — идеальные политтехнологические «конструкции» для использования в избирательных шоу-кастингах.

Современный политический рынок предлагает потребителю эдакие избирательные матрёшки — пародии на национальные архетипы на все вкусы. В рамках окончательно победившего во всемирно-историческом масштабе «вашингтонского консенсуса», пресловутого «конца истории», считалось, что этим матрёшкам точно не придётся решать никаких судьбоносных задач, только выполнять рутинные представительско-имиджевые функции. А тут кризис, глобальный и системный. И что с этим делать?

И что делать Путину среди этих картонных персонажей? Скучно. Это даже, наверное, развращает, поскольку база сравнения заведомо и намеренно занижена. И не с кем о демократии поговорить. Потому что Ганди-то умер...

Предъявляя претензии Путину по поводу отсутствия ясной стратегии и чётких действий в ситуации надвигающегося глобального кризиса, мы отдаём себе отчёт, что таковой стратегии нет ни у кого в мире. И никому в голову не приходит приставать с такими претензиями к кому-либо, кроме Путина. Может быть, потому, что они — идеальные продукты недееспособной и исчерпавшей себя системы. А он — нет. Даже когда хочет таковым казаться. И потому что за ними не стоит ничего, никакого реального масштабного деяния. А за ним стоит.
Реанимация

Будучи призванным к власти в первый раз, Путин спас страну, находившуюся в коматозном состоянии. Аккуратненько собрал из останков. Он оказался нужным человеком в нужном месте в нужное время. Идеально нужным. Весь его профессиональный и личностный опыт оказался идеально востребованным для реаниматора с медицинским принципом — «не навреди».

Именно тогда, в начале 2000-х, в период реанимации, обнаружились основные его качества. Это полное отсутствие склонности к каким-либо авантюрам и при этом готовность к жёстким и решительным действиям в ситуациях крайней необходимости. Но только в них. Чтобы не повторять много раз уже сказанное, вспомним только три примера. Это Чечня. Это Ходорковский. И это, уже позднее, Южная Осетия. Именно тогда Путин проявился как последовательный эволюционер. И всё, что можно было выжать из эволюционных методов упорядочения действующей системы, он уже выжал. И «вертикаль власти» вертикальна и властна настолько, насколько это возможно в рамках действующей системы. А система-то, как мы не раз объясняли, по сути своей больная, катастрофная.

Тогда на этапе реанимации у Путина не было ни мандата, ни ресурсов как-либо менять эту систему. Иначе реанимация превратилась бы в эвтаназию. Этот этап, можно считать, закончился в тот момент, когда реанимация, по сути, состоялась. И одновременно исчерпались все возможности эволюционного внутрисистемного развития.
Прострация

Этот этап наступал постепенно. Ещё за несколько лет до кризиса и до формальной медведевской паузы.

Кризис — точнее, его прелюдию 2008–2009 годов — страна действительно прошла относительно безболезненно. Потеряв при этом все иллюзии возможности какого-либо качественного восстановления и развития в рамках действующей системы. Кризис показал абсолютную зависимость этой посткатастрофной модели от внешней конъюнктуры. Он оказался, по сути, кризисом суверенитета. Притом что Путин доказал, что суверенитет России является для него первичной базовой ценностью.

Политика в смысле стратегии или каких-то попыток нащупать стратегию замерла, застыла. Сначала экономическая, а затем, в президентство Медведева, удачно подвернувшееся, и внешняя. Не считать же таковой пресловутую «перезагрузку». Осталась одна административная рефлексия. Текущее техническое управление, сопровождаемое модернизационным карнавалом.

Эта прострация — что-то вроде искусственной комы, в которую вводят больного, пока нет средств и возможностей для его активного лечения. И если таковые средства и возможности будут найдены, можно будет согласиться, что в этом и была какая-то великая сермяжная правда.
Революция

Год назад на Селигере Путин на вопрос, в чём он видит задачу своего третьего срока, сухо ответил: «Изменение действующей структуры экономики». Казалось бы, какая банальная прагматичная задача. Выполнить которую в реальное время в реальном месте можно только ценой изменения всей действующей модели — не только экономической, управленческой, но и социальной и политической. Проще говоря, надо бы сменить общественно-политический строй. Это революция. Сверху. Желательно.

Революция, повторимся, принципиально отличается от переворота, заговора, бунта и т.д. (хотя может таковые включать). Тем, что это, как уже говорилось, и радикальная смена элит, и радикальная смена сознания, и самое главное, это преодоление, «снятие» объективно назревшего противоречия, которое нельзя ни игнорировать, ни подавить физически. Революция не «снимается» истреблением революционеров, потому что это просто её побочный продукт. Антитела. Болезнь можно либо излечить (сверху), либо скончаться от неё (снизу). Когда тов. Ленин говорил, что главный вопрос русской революции аграрный, он был в целом вполне прав. И Столыпин, искренне пытавшийся разрешить этот вопрос сверху, тоже был прав. А то, что в силу самых разных причин не удалось, — не судьба-с.

Для того чтобы снять вопрос — совершить революцию сверху, — Путину придётся преодолеть в себе идеального эволюционера. Недаром Путин позднее по этому же поводу заметил, что России предстоит совершить рывок, по масштабам сопоставимый с тем, что мы совершили в 30-х годах прошлого века.

На самом деле то, чего мы добиваемся от Путина, связано не только с политическими (внутри- и внешне-) рисками, с конфликтами внутри элит, риском нарушения равновесия и пресловутой стабильности, — это, по сути, выход из действующей системы, действующей модели экономики и жизни. Не только российской, компрадорско-паразитической, но и глобальной, мировой, где правила игры и разделение труда и отдыха определены достаточно чётко.

До сих пор путинская Россия при всех претензиях к ней, при нарастающем раздражении со стороны мирового регулятора сохраняла абсолютную лояльность действующему финансово-экономическому порядку. Персонификатором таковой лояльности всегда был Алексей Кудрин, а реальным воплощением остаётся по сей день практикуемая кудринская модель финансовой политики — по определению несуверенной. Это многое объясняет и за это многое прощают. Опять же понятно, с какими рисками связан бунт против этого порядка.

Существующая ныне структура экономики не обеспечивает России минимальных гарантий сохранения суверенитета в случае резкого ухудшения внешней конъюнктуры. Наступление этого «случая» безальтернативно. Исходя из понимания того, что для Путина суверенитет является безусловным приоритетом, мы находимся как раз в ситуации крайней необходимости, когда надо принимать жёсткие и чреватые риском решения, мы не имеем никаких оснований сомневаться, что такие решения будут приняты. Для этого просто должны быть готовы и технология, и идеология.

На самом деле на сегодняшний момент не существует в разработанном рабочем формате ни идеологии, ни тем более технологии «русского прорыва», которую можно было бы представить Путину как возможную к исполнению. Осталось её только разработать и предъявить. В виде и качестве, достаточном для использования за рамками забора психиатрической больницы.
Путин и протоидеология суверенитета

У Путина есть идеология, безусловно. Это идеология суверенитета. В её русле он так или иначе действует с 2000 года. Её он акцентировал в прошлогоднем президентском Послании. И соответственно, желает он того или нет, это идеология Империи, имперской идентичности. Поскольку никакого другого реального суверенитета, кроме имперского, в современном мире быть не может.

Однако это протоидеология, поскольку «полуполной» идеологии не бывает.

Стакан наполовину пуст или стакан наполовину полон? Когда речь идёт о публичном выступлении политического лидера (я имею в виду прошлогоднее Послание), абсолютно естественно ожидать, что он будет придерживаться последней трактовки. Притом что таковая никак не противоречит действительности.

Вопрос в другом: почему этот стакан наполовину пуст, что это за пустая половина и какой пустотой она наполнена? Когда речь идёт о государственной власти, надо понимать: там, где идеология, — только там и есть государственная власть. А там, где её нет, — пустая половина стакана. То есть пространство скрытой власти, противостоящей государству.

Наша политическая система — это компромисс между государством (институтом президентской власти) и олигархическим правлением.

Отсюда, из этой полупустоты, — все тревожные симптомы этой системы. Это — необеспеченность устойчивого воспроизводства власти. И отсюда все эти, до сих пор никак не долеченные игры с «тандемом». Это сохраняющаяся конспиративность всей российской политики и конкретных политических решений, когда вполне логичные в рамках государственной идеологии действия вынужденно прячутся за политкорректными ширмами. Так, например, полный запрет на деятельность политических НКО, действующих на американские гранты, является вполне логичным ответом на преамбулу «акта Магнитского», в которой, по сути, декларируется намерение Соединённых Штатов финансировать свержение действующей власти в России. Однако этот идеологически абсолютно безупречный ответ вынужденно прикрывается нравственно уязвимой вознёй вокруг запрета американского усыновления.

Наша посткатастрофная элита — «полуолигархия» — тоже, безусловно, имеет свою идеологию. Как и положено, прикрытую утопией — «всеобщей представительной демократией». Эту тоталитарную идеологию можно назвать компрадорским олигархическим либерастизмом (политкорректное название — либеральный фундаментализм). И эта идеология, персонифицированная финансовыми властями и лично «конструктивным оппозиционером Кудриным», полностью определяет экономическую политику и экономический строй современной России.

И идеология суверенитета жёстко утыкается в пространство экономической политики, стратегически абсолютно компрадорской и противостоящей любым попыткам самостоятельного развития. «Это не ваша часть стакана! И нечего туда соваться!» Именно поэтому у Путина нет и не может быть, при сохранении действующего властного компромисса, никакой самостоятельной экономической идеологии, а соответственно, и никакой идеологии развития и идеологии лидерства.

Вторая половина пути состоит в том, что такая идеология должна появиться и реализоваться в деятельности. Иначе первая половина будет бессмысленна и безрезультатна.

Вторжение идеологии суверенитета на поле экономической политики за границы действующего властного компромисса и означает, по сути, ту самую революцию (сверху!). А без неё, без слома этого компромисса, никакое развитие невозможно. Да и воспроизводство власти и самой страны невозможно. И всякие требования и надежды на спасительные перемены в экономической политике тщетны и беспредметны.
«Новая индустриализация» в новом технологическом укладе

Кризис никуда не делся. И «выход» из кризиса с неизбежностью будет похлеще «входа». Повторим: императивом кризиса является принуждение России к модернизации, поскольку уже «вторые» волны его раздолбают нашу сырьевую экономику.

Можно ещё раз упомянуть о неизбежности наступления эры сланцевых углеводородов — то есть дешёвых и общедоступных, — но, даже игнорируя эту перспективу, очевидно, что просто конъюнктурное среднесрочное падение сырьевых цен, неизбежное с ударом очередных кризисных волн, нынешнюю российскую экономику добьёт. И не только экономику, с учётом вызовов социально-политического и военного характера, которыми неизбежно сопровождается кризис. Это означает только одно: нам надо в кратчайшие сроки создать другую экономику. Какую?

Вот здесь и проявляется главное фундаментальное различие между двумя подходами к так называемой «модернизации». Давайте сразу оговоримся о презумпции добросовестности сторонников этих двух подходов, оставив за скобками непродуктивный нудёж на тему о том, что всё это пустой пиар или что, мол, все распилят и разворуют.
«Модернизация по-либеральному»: интеграция в хаос на правах приказчика

Концепция либеральной модернизации — назовем её условно «сколковской» (ничего конкретно против «Сколково» не имея) — построена на скорейшей интеграции в мировые технологические инновационные цепочки, заманивание сюда глобальных структур, капиталов и технологий, заинтересованных (почему-то) в вовлечении российских интеллектуальных и материальных ресурсов в сферу инноваций. По сути, это позиция подрядчика в рамках глобального разделения труда даже с амбициями побороться за место особо привилегированного подрядчика. При этом очевидно, что главным распорядителем и главным бенефициаром по определению будем не мы.

В этой схеме не просто нет места реальному суверенитету — он, в общем, и не нужен. Он мешает адаптации к глобальным рынкам и потокам капиталов и технологий. То есть страна должна выстроить максимальное количество адаптеров — финансовых, экономических, культурных, политических, — чтобы как можно легче и быстрее подключиться к глобальной системе. И она нас полюбит. Естественно, эта концепция предполагает, что «капиталов в мире гораздо больше, чем в России», и, если обеспечить «инвестиционную привлекательность», они к нам придут. Причём придут именно нас модернизировать.

Этот подход, безусловно, обладает тем преимуществом, что он инерционен, неконфронтационен, естественен для действующей ныне модели глобального мира. Это шанс не только подзаработать на подряде, но и понравиться хозяевам этого мира. Шанс, что не будут обижать, и даже, возможно, пустят дальше передней.

Однако в контексте нынешнего кризиса всё это просто неверно. Поскольку это кризис именно данной глобальной системы, которая в процессе него перестанет быть и глобальной, и системой. Проще говоря, все эти радужные мечты базировались на концепции непрерывного и неограниченного роста, концепции продуцирования новых и новых ресурсов, достаточных для освоения и адаптации «развивающихся» стран и народов. Это всё напоминает мечты Украины о евроинтеграции. Построенные на древних сказках, как Евросоюз поднимал какую-нибудь Испанию и Португалию. Или Грецию. Кстати, где она теперь, эта Греция?

Ничего этого больше не будет. Нынешняя экономическая эпоха этим кризисом заканчивается. Даже игнорируя то обстоятельство, что Россия не сможет сохраниться как единый субъект и вообще как субъект, вписавшись на подсобные роли, — бог бы с ним, с субъектом, для настоящего либерала это не существенно, — даже в этом случае никаких надежд «вписаться» нет. Внешняя конъюнктура для России на обозримую перспективу будет негативной (послушайте хоть того же Кудрина). А вышеописанная модель полностью определяется внешней конъюнктурой.
«Новая индустриализация»: Россия на стройке

«Новая индустриализация» предполагает восстановление индустриальной мощи России на новой технологической и социальной базе. Это единственная возможная модель сколько-нибудь автономного развития. То есть единственная модель развития в условиях неблагоприятной внешней конъюнктуры. И, естественно, эта модель, ориентированная на внутренние ресурсы и внутренний рынок.

Страна нуждается в такой индустриализации, поскольку объективно потребность в обновлении материальной базы экономики колоссальная. Мы находимся на стадии массового выбытия машин и механизмов всех видов — станков, турбин, движков, самолётов.

Эта потребность не рождает коммерческого спроса, поскольку в конечной фазе, потребительской, он закрывается лавиной импорта. Эта лавина, оплаченная сырьевой рентой, не только развращает страну, но и добьёт её в ближайшей перспективе, обрушив положительное торговое сальдо — единственное, на чём держится стабильность нашей системы. То есть для выполнения такой задачи необходимо системно приступить к дестимулированию сначала импорта, а затем и экспорта. Поскольку экспортная зависимость ничуть не менее опасна, чем импортная.

Опять же из задачи автономизации возможностей развития вытекает необходимость максимальной постсоветской реинтеграции: нынешняя РФ просто мала для такой задачи с точки зрения потенциала внутреннего рынка. И одновременно — строящаяся Россия станет гораздо более привлекательным центром интеграции, чем разрушающаяся.

В этом контексте хотелось бы уточнить выведенную Александром Дугиным формулу «патриотизм минус либерализм». Это всё абсолютно верно, если речь идёт о политическом либерализме. Много раз говорилось, что русский политический либерализм — это даже не концепция или мировоззрение, а геополитическая ориентация. Посему в России либеральная партия — это всегда партия национального предательства. Что касается либеральных экономических моделей, то они имеют право и обязанность существовать там, где им место. Поскольку более эффективного экономического механизма, чем рынок там, где вмешательства государства не требуется по каким-то особым причинам, человечество не придумало. И одна из задач будущей рабочей модели «русского прорыва» — это отделить конкурентный рынок от финансовых паразитов.

При наличии воли, в первую очередь воли к самосохранению, задача всякой модернизации решается одинаково. На стартовом этапе — это массовая закупка, иногда под ключ, предприятий, технологий, знаний и их носителей. В этом смысле модернизации Петра, Бисмарка, Мэйдзи, Сталина ничем не отличаются друг от друга. Различия только в источниках средств, способах их добывания и использования.

И наконец, с точки зрения сохранения политической и социальной стабильности, которая в конечном итоге опирается на легитимность действующей власти, «Новая индустриализация» — это насущная необходимость. Хватит делить, гнить и ныть! «Россия на стройке» — это единственно возможный конкретный материально воплощаемый лозунг, способный вернуть нашему народу смысл существования.
«Новая индустриализация» и переломные технологии

На секунду вынесем за скобки нынешний глобальный кризис, шаг за шагом неумолимо разрушающий весь действующий миропорядок. Очевидно одно: материальной формой выхода (или невыхода) из этого кризиса точно будет технологическая революция, не имеющая прецедентов в истории человечества ни по скорости, ни по масштабам влияния на экономику, трудовую деятельность и вообще всю человеческую жизнь.

Нынешней весной крупнейшая консалтинговая компания «МакКинзи» опубликовала фундаментальное исследование о перспективах и последствиях развития прорывных технологий до 2025 года. 12 лет — это исторический миг на самом деле. При этом подчёркивается, что это не футурология, а простая экстраполяция уже действующих процессов, то есть, по сути, это самый минималистский прогноз.

Авторы утверждают, что масштаб перемен в человеческой жизни и деятельности, вызванный этими процессами, во много раз превосходит результат промышленной революции. Авторы употребляют термин disruptive technologys (не вкладывая в это априори чисто негативного смысла). Disruptive — по словарю — «разрушительный», «подрывной» — в смысле переламывающий существующий порядок вещей.

Не отягощая читателя подробностями, попытаюсь обобщить итоги исследования по отдельным группам самых «подрывных» технологий.

Это мобильный интернет, облачные технологии, интернет, встроенный в приборы, предметы и т.д. Суть в том, что любые объёмы компьютерной памяти и мощности становятся доступными в любом удалении от самого «железа».

Это роботизация, беспилотный транспорт, 3D-принтеры, означающие, по сути, отказ от современного массового крупносерийного производства и от современного традиционного промышленного труда. Традиционный рабочий исчезает. «Китаец» больше не нужен. И это, кстати, предпосылка для реиндустриализации в «развитом» мире на совершенно новой технологической основе.

Это революция в области новых материалов и технологий, в том числе, что в нашем случае особенно важно, добычи энергоресурсов и производства энергии. Та самая «сланцевая революция», альтернативные источники: суть в том, что энергоресурсов — как традиционных углеводородов, так и альтернативных — становится на порядок больше, они становятся принципиально доступнее и дешевле. Это не только конец «геополитики нефти». Это, по сути, снятие энергетических ограничений для экономики.

И наконец, важнейший момент — это распространение дистанционного образования — вещь, принципиально меняющая возможности и рынок качественного образования. Зачем вам оканчивать Урюпинский университет, если вы можете заочно учиться в Оксфорде, Принстоне или MIT (или МГУ и МФТИ, если они находятся в соответствующем состоянии)? Это означает принципиальную доступность любого качественного образования при резком обесценивании образования во всех смыслах «средненького». Покупать диплом бессмысленно, как и подделывать ЕГЭ.

Такой экономике нужны только суперспециалисты и суперинтеллектуалы. Это на самом деле страшненькая картина будущего для всех аутсайдеров. Для всех, кто хотел бы отсидеться в тени, за спиной, воспользовавшись преимуществами наличия каких-либо естественных ресурсов. Суть в том, что всё принципиально доступно: энергия, информация, технологии. Нет ограничений по качеству и численности «рабсилы», потому что нет, по сути, и самой «рабсилы». По сути, нужно только одно — владение капиталом и владение уникальными навыками и умениями, обладание конечными знаниями и способность генерировать новые. Кто этим владеет, тот получает всё. Что получат остальные, даже не хочется воображать.

То есть, по сути, это идеальные условия для Русского Реванша.

Как минимум Россия (вместе со своими партнёрами по евразийской интеграции) обладает тем преимуществом при смене технологических укладов, что процессу этому в минимальной степени препятствует наличие действующих старых активов. Историческим средством для расчистки и списания таких активов служили войны. Однако мы справились с этой задачей вручную — как «красные кхмеры» с Пномпенем.

Несметных ресурсов дешёвой рабочей силы у нас нет, а тут выясняется, что они и не нужны. А умение генерировать уникальные умения всегда (во всяком случае, до сих пор) считалось нашим национальным преимуществом. А нашу традиционную способность концентрировать капитал мы тоже вроде как сохранили, хотя бы в виде кудринской кубышки.

Теперь вспомним про кризис. То есть вся эта «Вторая промышленная революция» будет происходить на фоне вызревающей социальной катастрофы как в самых развитых и богатых, так и, соответственно, в бедных странах, обрушения действующего миропорядка, перерастания социальных конфликтов в политические и военно-политические — всего того, что президент назвал «глобальной турбулентностью».

При этом никакие ныне действующие «образцовые» экономические, политические и социальные институты уже не работают и работать не будут. Они с текущими задачами не справляются, не то что с такой перспективой. То, что, естественно, осталось за рамками исследования «МакКинзи», это как раз институты — новые модели управления государством, обществом, экономикой. Это третий, может быть, главный фактор успеха. Эта площадка совершенно пуста.

То есть — есть над чем поработать. Вот это, собственно, и есть развитие в том виде, в котором оно практически безальтернативно предлагается в современном мире. Это будущее Великой России. А отказ от него, как и неспособность к нему, означает падение в небытие. И скорее всего, не только историческое.
Государство нужно для Победы

То особое значение, которое придаётся у нас празднованию Победы, очевидным образом не определяется «круглостью» или «полукруглостью» даты. Наверное, имеет значение, что ближайшая круглая дата будет уже в полном смысле исторической, поскольку реальных свидетелей, не говоря уже о живых победителях, можно будет пересчитать по пальцам.

Победа уходит в историю. И сейчас определяется то, как она в этой истории останется и останется ли вообще. И будет ли вообще у нас история. То есть речь не о празднике и не о «десталинизации», хотя и об этом тоже. Речь о нашей идентичности: тот ли мы народ, который сотворил эту Победу? И, значит, способен сделать то же самое? Или совсем другой? Так, нынешние греки могут чтить подвиг трёхсот спартанцев или монголы — канонизировать Чингисхана... Та атака на нашу Победу, на её абсолютность и её сакральность (при абсолютном же признании всей исторической правды, её сопровождающей) — это атака на нашу идентичность. Или, что гораздо хуже, попытка застолбить смену идентичности.

У нас сейчас «восстанавливают в правах» Первую мировую войну 1914–1918 годов. И это справедливо. Но несправедливо уравнивать её с Великой Отечественной. Никакая она не «Отечественная» — война со смутными и неясными целями, надрывающая народные силы ради нужд наших геополитических противников. Эта война не смогла стать отечественной, и поэтому Россия её проиграла. Даже не потерпев военного поражения.

Отечественную войну Россия проиграть не может по определению.

Есть войны господ — этакие рыцарские или бандитские разборки, что, в сущности, одно и то же. Это войны по правилам или по понятиям, где решаются конкретные вопросы.

И есть войны Народные. Которые путать с войнами господскими очень опасно. Это когда за ценой не стоят. Это вообще явление другого порядка, на которое способны не все народы и не всегда. И тем, которые не способны, судить об этом не дано. Кстати, это и нас касается. Может коснуться.

Россия формально — правопреемник СССР. С другой стороны, наше самоопределение, идентичность напрямую связаны с Победой. Не с конкретными результатами Второй мировой, которые... да где они уже, эти результаты? В нашем генетическом коде эта война Народная и Священная. Это абсолютное сакральное столкновение добра со злом. Победа, достигнутая такой ценой, такими невероятными и невиданными усилиями, — это та война, которая, безусловно, «всё спишет». Только в этом контексте мы можем чтить, судить и прощать. Во всём, что касается памяти об этой войне. Это если мы действительно сохраним правопреемство, потому что кроме международно-правовой формы есть ещё право преемства. А его нам ещё предстоит заслужить.

То, что у нас называют «попыткой фальсификации истории», для многочисленных последышей нацистских коллаборационистов — это, по существу, их реванш, обозначающий одно: что, в конце концов, они выиграли ту войну. В чём их, кстати, наглядно убеждает просто вид современной политической карты. Для более серьёзного заказчика это в первую очередь попытка навсегда исключить наш реванш, стереть генетический код, предполагающий в принципе такую возможность.

Шизофреническая и позорная кампания «десталинизации» — очень удачная картинка к мотивации либеральных генетиков. Независимо от их конкретной политической ориентации и общественного положения. Не о репрессиях речь идёт и не о цене Победы. Хотя патологическая страсть отдельных публицистов к фальсифицированному наращиванию масштабов наших потерь как в репрессиях, так и в боевых действиях, вполне показательна.

Панический страх перед Сталиным — это страх Победы, способности к Победе любой ценой. Давайте уж до конца: если цена Победы чрезмерна и непосильна, может, и не надо было Победы? Бог бы с ней, с Победой? Логически допустимая (и допускаемая в сегодняшнем российском политическом дискурсе) конструкция. И опять же, могла ли в конкретных исторических условиях эта цена быть существенно меньше? Это могло бы быть также вполне допустимым предметом содержательной дискуссии, если вынести за скобки истерику, эмоции, штампы и табу. Однако вынести их за скобки не удастся, потому что они и есть суть «дискуссии».

«22 июня» закончилось «9 мая» только потому, что всё, что можно было сделать до «22 июня», было сделано. Сознательно, последовательно и невзирая на цену. Всё, чем занималась страна последние десятилетия перед войной, — это подготовка к войне. Это был смысл её существования. Слезами, потом и кровью была построена экономика, показавшая самый мощный результат во Второй мировой. Всё то же касается внешней политики: борьба за коллективную безопасность, договоры с Францией и Чехословакией, попытки оттянуть неизбежное, не дать нас столкнуть с немцами на заведомо проигрышных условиях. И не в последнюю очередь пакт Молотова — Риббентропа есть возможность перенести будущую линию обороны далеко назад. Даже с учётом катастрофы лета 1941-го — прежде всего, с её учётом — вот представьте себе, где бы были немцы через неделю-три, начни они наступления от старой границы?

В конечном итоге мы приходим к тому же, о чём много раз говорено: для чего вообще нужно государство? Государство нужно для Победы и больше ни для чего (речь идёт о настоящем государстве, а не о симулякре с разноцветными флажками и сданным на аутсорсинг суверенитетом). Если вам не нужна Победа, то вам и такое государство ни к чему — цена чрезмерна. Причём чрезмерной будет любая цена.

Смысл в том, что нам предложен тест на нашу способность к Победе. И если мы тест не пройдём, последствия будут соответствующие, можете не сомневаться.

«Кудрин придушил нашу экономику, а теперь предъявляет претензии неизвестно кому»
 

http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...iku-teper-pred
08:55 10.10.2013

В Совете Федерации прошли парламентские слушания, посвященные параметрам бюджета на 2014-2016 годы. «Независимая газета» отмечает, что чиновники, верставшие бюджет, сами сомневаются в его исполнимости. Кроме того, бывший министр финансов высказал скептицизм по поводу прогнозных показателей ВВП.

«Ожидаемый по итогам этого года рост в 1,8% ВВП в сложившихся условиях не удастся нарастить существенно, поэтому взятый для расчета прогноз около 3% ВВП ежегодно нужно воспринимать как слишком оптимистичный», – передает «Независимая газета» слова Алексея Кудрина.

Нынешний результат достигнут не за один год, а за тринадцать-пятнадцать лет

Я начну с цитаты г-на Кудрина. Не секрет, что принятое решение о пятипроцентном сокращении расходов исходит из сокращения доходов. Используется еще и эвфемизм «отсутствие ожидаемых доходов», причем слово «секвестр» боятся употреблять. До 1998 года у нас были бюджеты, учитывавшие сокращение, но потом пошел рост экономики. Произошло это в результате дефолта, и давайте вспомним, что вопреки всем макроэкономическим химерам наших властей девальвация рубля освободила конкурентные силы экономики. Если у вас валюта не переоценена, то есть возможность роста, а в противном случае нет и возможности роста.

Чтобы доказать этот очевидный факт, правительство сделало все. Оно довело валюту до состояния, при которой она переоценена, вот рост и прекратился. Причем сделала это кудринско-игнатьевская группа в финансовом руководстве. Макроэкономические параметры являются результатами политики матерых макроэкономистов, которые ни во что, кроме монетаризма, не верят. Они отрицают остальную часть экономики, а там, где они считают себя доками, они оказались абсолютными банкротами в интеллектуальном и нравственном смысле.

Нынешний результат достигнут не за один год, а за тринадцать-пятнадцать лет устойчивой, непрерывной, кропотливой работы г-на Кудрина и его группы. Непосредственно критическая черта была перейдена еще при Кудрине либо сразу после его ухода.

Ребята, на нарах, пожалуйста, ведите вашу дискуссию!

Мы можем упрекнуть Кудрина только в одном – в гениальности, граничащей с цинизмом: ведь он соскочил ровно тогда, когда достиг результата. Придушил российскую экономику, а теперь становится, как говорил Остап Ибрагимович Бендер, в третью позицию и предъявляет претензии неизвестно кому.

Все это бессмысленно и цинично для любого человека, который понимает макроэкономическую арифметику. Есть огромное количество сложных проблем промышленной политики, индустриализации, модернизации, но ситуация находится в плоскости, когда простые параметры макроэкономической политики препятствуют любому развитию российской экономики. После этого начинают рассуждать... Ребята, на нарах, пожалуйста, ведите вашу дискуссию! С отбоем дискуссия должна прекратиться, дальше – выход на работу, и после работы, в тихий час, пожалуйста, продолжайте свою дискуссию. Никто вам не помешает!

Сокращение идет по всем частям, но политические и экономические публицисты склонны обращать внимание на самые болезненные, с их точки зрения, параметры. Никто специально не ужимает чувствительные статьи бюджета, просто их удобнее анонсировать, выпячивать. Про сокращения в полиции я не в курсе: думаю, там это сделано в меньшей степени. Эти расходы оптимизируются по другому критерию. Это естественно, и дело не в том, что кто-то цинично предпочитает полицию здравоохранению.

Читать полностью: http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...iku-teper-pred

«Российский триумф не состоялся бы, если бы в нем не были заинтересованы США»
 

http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...v-nem-ne-byli-
08:55 25.10.2013
Сюжет: Сирийский кризис

В свое время меня немножко шокировал этот ооновский термин «друзья»

Как передают СМИ, неформальная группа «Друзья Сирии» планирует собраться в Лондоне для того, чтобы принять решения, призванные урегулировать сирийский конфликт. Некоторые аналитики скептически относятся к подобным инициативам и предсказывают провал деятельности «Друзей Сирии», отмечая внутренние противоречия, сложившиеся в этом объединении. Сложившуюся ситуацию комментирует для KM.RU российский журналист Михаил Леонтьев.

Если Асад исчезнет, то проблем станет больше, а не меньше

«Избави меня Бог от друзей, а с врагами я сам разберусь». Вот так, на мой взгляд, окрашено понятие «Друзья Сирии», и, кстати, вспоминаются «Друзья Грузии». В свое время меня немножко шокировал этот ооновский термин «друзья», потому что он совершенно издевательский. Ну что ж, какие есть друзья, других нет. Это все дипломатия, это все антураж, но заинтересованы ли Соединенные Штаты в сохранении режима Асада? Конечно, нет, они индифферентны.

Да, нынешней администрации по огромному количеству обстоятельств было бы приятно, если бы Асад исчез. Гора бы с плеч упала, и им было бы легче жить. Но если Асад исчезнет, то проблем станет больше, а не меньше. Вот тогда вообще ничего решить будет невозможно. Понимают ли они это? Не знаю, но, надеюсь, понимают, и поэтому они заинтересованы не в сохранении режима и не в его удалении, а в том, чтобы ситуация рассосалась и чтобы им за это ничего не было. Это удивительная история: ведь сами американцы и создали эту ситуацию!

Надо понять, что российский внешнеполитический триумф, при всем моем восхищении Владимиром Владимировичем и уважении к российской дипломатии, не мог бы состояться, если бы американцы не были в нем заинтересованы. И не то чтобы они этим счастливы: они несчастны в этой ситуации, но иначе они были бы вынуждены ввязаться в ситуацию и выглядели бы гораздо лучше в глазах многих избирателей, но ненадолго.

Проблема США – это не Россия и не Иран, а огромная часть американской элиты

Достоинство нынешней американской администрации в том, что она это понимает. По сравнению с предыдущими администрациями нынешняя вызывает уважение. Посмотрите на динамику отношений с Ираном. Даже по сообщениям официальных СМИ просматривается факт договоренности, хотя он и не демонстрируется. Первичная договоренность с Ираном достигнута, причем иранские источники говорят, что прекращено обогащение урана до 20%. Это сигнал, есть движение навстречу, и, может быть, есть и параметры сделки. А зачем тогда нужна Сирия?

Проблема американской администрации – не Россия, не Иран. Проблема – это огромная часть американской элиты и общественного мнения, которая желает сохранения глобального американского доминирования. Некоторые прямо на этом зарабатывают, другие являются представителями колоссальной финансовой инфраструктуры, которая существует только в рамках этого доминирования. Для них не стоит вопрос о том, может ли Америка выдержать бремя или нет.

Вот если я сам – бремя, то есть ли у меня проблема в том, может ли кто-то выдержать меня? Я желаю, чтобы меня выдерживали как можно дольше, а это и есть основная проблема американской политики. Но есть люди, которые понимают, что Америка его не выдержит. Чем это закончится, я не знаю, да и сами они не знают! Если удастся сбросить бремя, то Америка останется великой страной, локальной сверхдержавой, а если не получится, то Америке наступит капец.

Читать полностью: http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...v-nem-ne-byli-

«Власть делает то, что надо было делать 5-10 лет назад. Это радует, но уже поздно»
 

http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...-10-let-nazad-
Инфраструктурные проекты – это гораздо лучше, чем ничего

Практически десять лет мы обсуждали этот вопрос. Когда у нас появилась «кубышка», когда это стало актуально, мы начали говорить на эту тему. Целенаправленная, выстроенная политика запуска реиндустриализации, государственная программа, на мой взгляд, была бы эффективней, чем довольно хаотичные затраты на инфраструктурные проекты. Однако инфраструктурные проекты – это гораздо лучше, чем ничего, причем в качестве проектов выбраны наименее стремные. Серьезные сомнения в экономической адекватности внушает проект дороги Москва – Казань, но все остальное вполне нормально.

Характерная мотивировка идеи расхода резервных средств: поскольку мировая экономика находится в глубоком кризисе, то вкладывать деньги в валюту и финансовые активы гораздо рискованнее, чем затратить их на инфраструктурные проекты. Есть большая вероятность, что они пропадут. Это то, о чем мы говорили все время, но проблема в том, что опять поздно! Когда у вас приличная конъюнктура, то вы можете привлекать инвестиции (внутренние и внешние), и можно использовать кумулятивный эффект. Но сейчас его практически не будет. Это первое. Второе: последовательно развивающаяся макроэкономическая политика сделала кумулятивные эффекты от инфраструктурных проектов минимальными или нулевыми.

Финансово-экономический блок правительства загнал экономику в пат

Некоторые считают нас страшными государственниками-дирижистами, но задача государства – запустить рыночный механизм инвестирования в развитие. То есть надо создать стартовую динамику, сформировать устойчивый спрос на результаты модернизации и тем самым запустить «маховик». Но «маховик» не запустится, потому что макроэкономическая политика достигла своих результатов: рыночные вложения в российскую экономику неэффективны и неконкурентоспособны. Конкурентоспособен только прямой государственный спрос. В той степени, в которой государство этот спрос проявляет, оно действует вопреки той конъюнктуре, которую формирует собственное наше правительство. То есть это борьба нас с самими собой.

Нужно менять макроэкономическую политику, а менять ее тяжело. Любая попытка серьезно девальвировать рубль просто обанкротит российскую банковскую систему, у которой все обязательства в валюте, и деньги пойдут на спасение этой системы. Финансово-экономический блок правительства загнал экономику в пат. Простого выхода из него нет. Власть сейчас пошла на вещи, которые надо было делать 5-10 лет назад. Это очень радует, но поздно: рак на первой стадии лечится иным образом, чем рак на четвертой.

Читать полностью: http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...-10-let-nazad-

«В рамках модели, которую реализует наше правительство, надо забыть о России»
 

http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...-nash-makroeko
08:57 22.11.2013
Проблемы, возникшие в рамках старой модели, связаны с макроэкономической политикой

СМИ передали заявление председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной о замедлении темпов экономического роста. По ее словам, старая модель развития себя исчерпала и нормой становится темп роста на уровне 1,5-2%. Эту информацию для KM.RU комментирует аналитик Михаил Леонтьев.

Мне стыдно за Набиуллину

Какие 2% роста с нынешней экономической моделью?! Надо забыть не про 2% и не про 5%, а про Россию! В рамках той модели, которую реализует наш макроэкономический блок, надо забыть о России. Ну не получается у вас в России!

Набиуллина намекает на «кудринщину», то есть на либерализацию взаимоотношений с бизнесом, на инвестиционный климат и тому подобное. Все это, может быть, и дало бы рост инвестиций в ситуации хорошей внешней конъюнктуры. Но нынешние проблемы, возникшие в рамках старой модели, связаны с макроэкономической политикой, и мне стыдно за Набиуллину, которая это точно понимает, но по причине изменения своего служебного статуса вынуждена озвучивать совершенно другие вещи. Проблема резкого торможения российской экономики в очень стройной (в своем дегенератизме) макроэкономической политике. Она построена на удорожании денег, на псевдоборьбе с инфляцией и на абсолютно абсурдной курсовой политике.

Я не говорю, что наши финансовые структуры специально удораживают рубль, хотя такие подозрения есть, ведь это выгодно в рамках этой модели. Выгодно потому, что происходит конвертация рублевых заработков внутри страны в валютные активы. Чем лучше курс рубля, тем лучше курс конвертации. Если ты проводишь эффективную девальвацию на 50%, то получишь вдвое меньше денег. Зачем тебе эффективность, когда ты должен за это платить своими собственными деньгами? Эти факторы зарывают экономику, а никаких других факторов нет.

Наша банковская система дня не просуществует при серьезной девальвации

Да, у нас много проблем в экономике и можно много говорить о производительности труда, но внешняя конъюнктура для нас благоприятна, а экономика зарывается в землю из-за макроэкономической политики, которая делает неконкурентоспособной любую деятельность, с которой конкурирует импорт. В России возможна только та деятельность, которая защищена от импорта. Это оборонзаказ, некоторые виды услуг, которые трудно импортировать по технологическим параметрам, скоропортящиеся продукты и тому подобное. Все остальное делать невозможно. Экономически абсурдно локализовывать автомобильно-сборочное производство в России, даже если у инвесторов на это есть острое желание. В рамках макроэкономической политики это делать нельзя.

Так что все эти разговоры про 2% и прочее – это просто проповеди в сумасшедшем доме. Причем в рамках модели вы загоняете власть в тупик, поскольку любая необходимая девальвация обрушивает потребительские амбиции населения. При этом ты убиваешь национальное конкурентное производство, а государство делаешь подельником этой социальной политики. Кстати, у нас есть еще и банковская система, которая заимствует деньги за границей, потом распространяет деньги здесь, а потом опять конвертирует. Эта система дня не просуществует при серьезной девальвации: ведь обязательства – в валюте, и система попадает в банкротство. Рубль является промежуточным звеном, которое позволяет получать доходы. Мы оказываемся в ситуации хуже Греции, которая нуждается в девальвации, но не может девальвировать евро, а мы оказываемся в плену модели, хотя есть и своя валюта, и свой суверенитет.

Читать полностью: http://www.km.ru/spetsproekty/2013/1...-nash-makroeko

Русское чудо. Выученные и невыученные уроки истории
 

http://www.odnako.org/almanac/material/show_29776/
День народного единства — 4 ноября — праздник, над которым принято насмехаться и издеваться у нашей креативной элиты, по причине отсутствия веры, мозга и системного гуманитарного образования. Это праздник чудесного спасения практически сгинувшей, распавшейся, развалившейся страны, в которой все воевали против всех, жгли и грабили друг друга, в Кремле — поляки, а в каждом мало-мальски поселении свой самозванец. Чудо спасения подчёркивается тем, что это праздник почитания иконы Казанской Божьей Матери, имеющей прямое очевидное отношение к его свершению.

Вот этот механизм избавления от Смуты, для которого необходимо Чудо, и есть повторяющийся, раз за разом воспроизводимый алгоритм русской истории. Русское православное сакральное государство, наследовавшее Византии и впитавшее в себя ордынскую управленческую традицию, выносило свой тип отношений с народом и элитами, государство легитимно тогда, когда оно, обращаясь к народу, «укорачивает» элиты, заставляет их работать на общий державный интерес. Когда и если государство ослабевает, элиты начинают добиваться политических прав, по сути, привилегий для себя, гарантий от «укорота». Когда и если они добиваются этого, государство теряет легитимность, потому что с народом так не договаривались. Политическая революция, как замечал Василий Ключевский, переходит в социальную, то есть истребление высших классов низшими, элиты обращаются за помощью и гарантиями защиты к внешнему врагу, разрушая государство. Для восстановления которого и необходимо Чудо. То есть нравственное мировоззренческое религиозное отрезвление страны. Таков механизм всех трёх русских смут. В первую Смуту вера, нравственные и религиозные скрепы сработали, и потому случилось Чудо. А во вторую все эти скрепы рухнули, и потому случилась неизбежная резня. То есть механизмом восстановления государства стала резня. В третью Смуту мы сохраняем шансы и на то и на другое. Потому что государство наше будет всё равно восстановлено любой ценой. Но при этом не хотелось бы, чтобы эта цена была совсем «любая».

Есть ещё один механизм в новой русской истории, являющийся приобретением нашей исторической эволюции, точнее, петровских реформ. Западнообразный культурный слой был жёстко и искусственно имплантирован в Россию с разрушением традиций, уклада, всего строя — «синкретизма» национальной жизни в рамках форсированной принудительной модернизации. При всех проблемах и последствиях для развития страны эта модернизация представляется всё-таки необходимой (хотя о её формах можно поспорить). Поскольку с выходом России в пространство европейской политики вопрос стоял о сохранении России как субъекта этой политики или о превращении в объект, то есть, по сути, утрате самостоятельной государственности. Вот этот культурный слой, в дальнейшем воспроизводимый, и стал постоянной проблемой, «занозой» русской истории, унаследовав традиционное отношение допетровских элит к государству и прибавив к ним принципиальное «родовое» западничество.

Этот «культурный» слой и является в значительной своей части носителем той самой русофобии, о которой пишут авторы «Русского урока истории». Русофобии, которая является патологическим отражением ненависти к единственной в мире стране, которая не была покорена, побеждена, то есть «оцивилизована» в единственной доступной Западу манере. Поэтому эта страна не может считаться цивилизованной и подлежит неизбежному «оцивилизовыванию». Вот эту патологическую идеологию «недоевропейскости», «недоцивилизованности» России и разделяет известная часть западнического «культурного» слоя, превращая его раз за разом в «пятую колонну», инструмент в руках врагов России, её мировоззренческих и геополитических конкурентов. Этот слой, на современном этапе российской истории именуемый креаклами, и является самой серьёзной угрозой существованию России. Потому что победить её «снаружи» не удавалось никогда. А изнутри... Это и есть, наверное, главный урок русской истории. Как обычно, невыученный.

Последовательная кадровая политика
 

Тут все спрашивают, что я (микро-миноритарный акционер и постоянный критик "Роснефти") думаю о назначении "журналиста" "Михаила" "Леонтьева" аж вице-президентом (по другим данным советником президента) компании.
http://i.imgur.com/u1b6jA9.jpg
http://i.imgur.com/WmnAL8C.jpg
Ну, а чего тут думать?

Во-первых, гугл уже всё нам ответил:
http://i.imgur.com/tBvagWV.png
А во-вторых, давайте я вам лучше процитирую одну из историй об этом новоиспеченном «высокопоставленном нефтянике», которыми сейчас заполнен и фейсбук и твиттер.
Рассказывает известный музыкальный продюсер Александр Чепарухин:

Тут раздалось громкое радостное мычание, и к нам за стол с рюмкой наперевес, расплескивая водку, полез очень пьяный человек. Совсем пьяный, пьянее уже не живут. Возможно, он как раз и был евреем, хотя евреев в таком состоянии я до этого никогда не видел. В человеке я узнал другого известного телеведущего. Я испугался. "Саша, не бойся Мишу, Миша на самом деле хороший" - сказал Дима. Миша облобызался с Димой, плеснул водку мне на брюки и попытался облобызать и меня, хотя мы с Мишей до этого никогда не встречались. Видно, он на самом деле был хорошим. Но я в ужасе вскочил со стула и увернулся от мишиных объятий. Миша плюхнулся на мой стул, и тут я впервые в жизни увидел, как человек реально падает мордой в салат. Оливье разбрызгался во все стороны. Моя одежда была забрызгана водкой и оливье.
https://www.facebook.com/cheparukhin...?stream_ref=10
http://ic.pics.livejournal.com/naval...0_original.png
То есть, отношусь философски, так как вижу в этом закономерность, а также последовательную кадровую политику.

Алчный некомпетентный чинуша, назначенный главой крупнейшей государственной нефтяной компании, определил сам себе официальную зарплату 138 000 000 (сто тридцать восемь миллионов) рублей в месяц (в месяц, в месяц, не ошибся).

Кого ещё он должен был взять себе в главные пиарщики, как не алкаша с гостелевидения, умеющего рассказывать с экрана о путинском величии, не приходя в сознание?

Всё идёт по плану.
Ждём когда он вице-президентом по производству ручного медведя с балалайкой назначит, чтоб было веселей девок в Париж на корпоративном самолёте возить.
Во благо России.
http://ic.pics.livejournal.com/naval...1_original.png
P.S. Переделал и эту тему. На старую было 369 заходов.

Михаил Леонтьев: Россия стоит на пороге революции.
 

http://sobesednik.ru/dmitrij-bykov/2...ge-revolyutsii
Но не бунта, а полномасштабной чистки авгиевых конюшен

Быков Дмитрий
http://sobesednik.ru/sites/default/f.../rrrrrrrrr.jpg
Фото Russian Look

Глеб Павловский сказал, что с Нового года мы живем в новой политической реальности, которую не можем пока определить, отсчитывая ее от серии освобождений. Журналист и политолог, а с недавних пор еще и директор пиар-отдела «Роснефти» в ранге вице-президента Михаил Леонтьев считает: все разговоры о кровавом режиме совершенно спекулятивны.

– В этом смысле ничего нового. Он а) не режим и б) не кровавый – напротив, совершенно вегетарианский. Путин – в отличие от Януковича, при котором случается то абсолютно провокативный и бессмысленный разгон Майдана, то полный разгул, – последователен и понятен. Если бы Ходорковский подал прошение пять лет назад – он эти пять лет был бы на свободе; что до двух, простите, шалав, то во многих странах Запада с ними поступили бы куда суровее. Как сформулировал президент, не следует швырять в полицейских ни легкие, ни тяжелые предметы. В остальном никаких ужесточений или смягчений ожидать, по-моему, не следует.

– И ничего не будет происходить.

– А вот происходить будет, и многое. Россия стоит на пороге революции. Не бунта, как хотелось бы некоторой части оппозиции, – а полномасштабной чистки авгиевых конюшен. Я готов согласиться с теми, кто говорит, что до сих пор Путин занимался не лечением, но анестезией. Напомню, что единственным полезным системным действием в макроэкономике был – вы будете смеяться – дефолт. Единственным за двадцать лет абсолютного господства макроэкономической псевдолиберальной, а на самом деле просто компрадорской идеологии!

Сейчас они загнали власть в клещи: серьезная девальвация вроде как невозможна. С одной стороны, это удар по социальной стабильности: потребление дорожает. А с другой – катастрофа для банковской системы, у которой все обязательства – в валюте. Потому как Центробанк еще и отказывается рефинансировать банки. То есть это системное противоречие между очевидной политикой укрепления суверенитета и подрывом материальных предпосылок этого суверенитета.

Но это все отражение одного глобального противоречия – между политикой и экономикой, которая остается – как и все наше правительство – абсолютно западнической и либеральной. В Штатах, кстати, тоже свое противоречие. Это как-то похоже на кризис советской системы. Это противоречие между возможностями выхода из кризиса – системного выхода, который у Америки есть – и неподъемными внешними обязательствами по сохранению американского глобального господства. Эти обязательства невыносимы, нынешняя администрация это понимает – вот почему она так ухватилась за российский вариант урегулирования по Сирии. И по Ирану согласится, стопроцентно уверен. Но за этими амбициями стоят огромные интересы, институты, деньги, идеология, люди...

Поэтому нынешняя американская риторика может быть сколь угодно жесткой, иначе Обаму просто сметут. Но не надо придавать ей большого значения. Период американского глобального доминирования кончился, и американцы вынуждены договариваться: заключать сделки. Сделки, естественно, с противником. Они не могут не понимать, что сделка с Россией возможна и целесо*образна – потому что мы-то на глобальное доминирование не претендуем, но ключевым условием такой сделки может быть только учет наших интересов на постсоветском пространстве. То, что для них до сих пор было категорически неприемлемо.

– Что ты понимаешь под этим пространством?

– Историческую Россию.

Это притом что выход из системного кризиса требует как минимум смены самой системы. Это касается и России, и Америки, и Китая, кстати, – поскольку мы все живем, по сути, в одной системе. Это система не только экономическая, но и политическая.

Современная постмодернистская демократия больше не работает. Это была очень удобная модель воспроизводства власти элит. Когда, в отличие от модернизма, публичная политическая система была полностью отделена от реальной власти. Если в модерне надо было бороться за умы, голоса масс, то в постмодерне они существуют отдельно, в выстроенной для них декорации. Но эту декорацию надо подкармливать ростом благосостояния, а его не будет. Демократия постмодерна не тем даже плоха, что она никакая не демократия, – а тем, что она не работает. Поэтому призывы отечественных либералов идти по западному пути бессмысленны: признайте очевидное – никакого пути больше нет.

– Понимаешь, если бы эта постдемократия была действительно чем-то новым – может, я и сам бы испытывал энтузиазм по этому поводу. Но ведь это может обернуться банальной диктатурой. Диктатура ради модернизации – это бы куда ни шло, хотя тоже приятного мало. Но если диктатура получится, а модернизация нет... благо опыт имеется...

– Это возможный вариант. В том и задача, чтобы придумать, спроектировать нелюдоедские формы постдемократии. Для людоедских – большого ума не надо. И тут у нас есть исторический опыт, историческое преимущество. Что касается Путина – он точно не диктатор, что, может быть, и жаль, но ничего не поделаешь. Диктатора как минимум не обзывают диктатором: это глупо. И совсем не авантюрист: он всегда тщательно просчитывает риски. Думаю, потому и не решается пока на «революцию сверху» – риски слишком велики. Но риск отказа от нее – смертелен.

– Как эта постдемократия рисуется лично тебе? В и*деале?

– Постдемократия в симпатичном для меня варианте – это, по сути, возвращение к реальной демократии. Что такое работающая демократия? Жесткое соотношение прав и обязанностей. Права обеспечены обязанностями – и наоборот. Как в Римской республике: есть место в легионе – есть политические права.

Вся последующая эволюция демократии – путь отрыва прав от обязанностей при выхолащивании последних. Но таким образом выхолащиваются и права: они становятся принципиально отъемлемыми. Общая для социализма и капитализма ложь – утверждение о равенстве совершенно разных людей, наделение их равными и одинаковыми правами. Люди – разные: по образованию, мышлению, а главное, мотивам. В идеале политические права должны быть у тех, кто готов служить государству и умереть за него. И выбрать жесткие самоограничения, связанные с такой судьбой. Есть люди, которые никому служить и ни за кого умирать не готовы: это их право, но оно явно не политическое. Не хочешь брать обязанности – откажись от прав.

– Это, по сути, новый феодализм.

– Это добровольная и свободная сословность. Кстати, очевидна связь между военной организацией общества и государственным строем. Феодальный рыцарь, закованный в броню, был самостоятельной боевой системой. Войско, состоящее из таких рыцарей, и всеобщая демократия – вещи несовместные. Всеобщее избирательное право вообще родилось вместе со всеобщей воинской обязанностью. Дал ружье, послал умирать – давай права. Мы видим, что армия ближайшего будущего – это армия профессионалов, превращенных в оснащенные боевые комплексы, подобные феодальным рыцарям. Это особое сословие. Понятно, что при такой военной организации современная демократия – не жилец.

– Сословие – третьяковский термин...

– Не только третьяковский, об этом и Михаил Юрьев писал... Современное сословие не может быть наследственным и пожизненным – это может быть правом выбора. Выбора прав и обязанностей, в комплекте.

– Ты говоришь о реиндустриализации, это дело благое, но мне плохо верится в рост без свободы.

– Никогда и нигде реальная модернизация никак не коррелировала со «свободой». Напомню: самыми динамично развивающимися экономиками были угадай кто.

– Я знаю. СССР и нацистская Германия. Правда, советскую индустриализацию делали как раз американцы, бежавшие от Великой депрессии.

– Потому и бежали, что – депрессия. Кстати, экономика Германии была чрезвычайно конкурентной, довольно гибкой – ее Шпеер такой сделал – и по тем временам рыночной. В Германии карточная система, мобилизационная экономика появились только после Курской дуги, когда уже было поздно. Рост экономики зависит от мотивированности, а мотивировать умел и Сталин. Просто мотивация должна быть адекватна обществу. Советская экономика проиграла в эффективности, конечно, – но Советский Союз погиб не потому, что экономика была тотально неэффективна, а потому, что его предала собственная элита, захотевшая капитализировать административный ресурс. То есть «жить, как у них». Когда политическая элита – в том числе и чекистская – стала отправлять детей учиться в МГИМО, то есть с перспективой выезда за рубеж, желательно в капстраны.

– Какая может быть реиндустриализация без интеллектуалов? А интеллектуалы не живут в атмосфере несвободы...

– Интеллектуалы имеют к интеллигенции такое же отношение, как дух к духовности. Я не хочу сказать, что интеллигенция – полное дерьмо. Есть сословия похуже – например бандиты.

– Спасибо.

– Но одной из особенностей специфически интеллигентского мировоззрения – а интеллигенция ведь сугубо местное явление – стала заложенная в него русофобия, родовая травма русского культурного слоя. От Петра.

– Русофобия – термин Шафаревича, сколько можно!

– Это термин классической британской политологии. Это не набор повадок, заблуждений, вкусов – это генетическая часть западного самосознания, англосакского в своем ядре. Главная идея здесь – экспансия, в основе которой – идеология насильственного цивилизаторства. Тот, кто не отцивилизован ими насильно, то есть не изнасилован, – по определению варвар.

Вспомни Китай конца XIX века: опиумные войны и прочая. Тогда еще не принято было прикрываться гуманизмом: страну попросту вскрывали, потому что она была закрыта для западных товаров. Россия – единственная цивилизация, которая не была ими отцивилизована снаружи. И это нестерпимо для них. А русская интеллигенция в своем ядре, в своей генетической идентичности разделяет это понимание. Правда, есть и другая интеллигенция, кстати, – это интеллигенция ВПК.

– Ну, где же и уцелеть интеллигенции...

– В силу той макроэкономической политики, о которой я говорил, у нас в рамках свободного рынка все возможности развития истреблены. Источником развития остается военно-промышленный комплекс. Конкретно – государственная программа вооружений. Понятно, что это «не совсем рынок». Там есть конкретный заказчик. Причем заказы зависят от доходов бюджета, а в сокращающейся экономике они будут сокращаться, вместе с последними очагами развития.

Между прочим – о нефтедобыче: современная нефтянка тоже становится инструментом развития. Трудноизвлекаемые запасы, шельф, причем арктический, – это вам не Мексиканский залив. Это прорывные технологии и огромные производственные заказы. Одну платформу и десяток судов можно купить. Сто платформ и сотни судов надо производить самим. Кстати, иначе я вряд ли пошел бы работать в Роснефть.

– Мне кажется, рассчитывать на нефть уже нельзя. Вот начнут американцы ее экспортировать, как предполагают многие, – и нефть упадет до 80 долларов за баррель...

– Может, и сильнее – правда, не так скоро. Для России это не фатально. Мы жили и при 80, и при 20, и, если помнишь, при 7 долларах за баррель: с огромными трудностями, но жили. А если заработают внутренние механизмы роста... Вот Саудовской Аравии уже при 90 долларах за баррель – кирдык, потому что ничего больше там нет. И не будет.

Кстати, это для внутреннего роста еще и дополнительный шанс. Как сейчас в Штатах, где газ в три раза дешевле, чем в Европе. Я сам много говорил о сланцевой революции. Но какое-то время у нас есть. Кроме того, на нашей стороне европейские экологи. Это гарантия, что Европа – во всяком случае Западная – сланцевую нефть добывать не будет.

О бедном экономическом суверенитете замолвите слово
 

http://www.odnako.org/almanac/materi...molvite-slovo/
http://www.odnako.org/userfiles/imag...5_glavvred.jpg
Собственно тема экономической политики разбивается у нас на две достаточно самостоятельные части. Первая — это текущая макроэкономическая политика. Тема сверхактуальная по причине очевидных проблем в отечественной экономике. Вторая — логика и параметры экономической части будущего российского проекта. По сути, новая экономическая стратегия и новая политэкономия, которая даст ответ на вопрос, как России ликвидировать нарастающее системное отставание от своих геополитических конкурентов. При этом обе части — и тактическая, и стратегическая — имеют прямое отношение к решению главной задачи — обеспечению нашего национального суверенитета. То есть к сохранению России.

Макроэкономическая политика: курс на дно

Российская экономика стагнирует, по официальной версии; по неофициальной — российская экономика падает; можно так или иначе манипулировать статистикой, но нельзя манипулировать доходами бюджета. Они либо есть, либо их нет. Ситуация с бюджетом заметна и слепому.

Факт в том, что наши властвующие макроэкономисты (а во главе нашей экономической политики всегда стоял финансовый блок имени вечно живого Алексея Кудрина), вновь взявшись за гуж после кризиса 1998 года, загнали российскую экономику в точно такой же, по сути, совершенно искусственный кризис. Не путать с кризисом 2008-го, который был отголоском внешней конъюнктуры. Загнали, можно сказать, ногами, то есть жёсткой, последовательной, неуклонной, самоотверженно противостоящей политической воле президента политикой, направленной на неуклонное завышение обменного курса рубля, запретительными для любого нормального производителя ставками кредитов и борьбой с немонетарной инфляцией исключительно монетарными методами.

За посткризисные 12 лет реальный обменный курс рубля вырос в 4 (четыре!) раза (см. текст Евгения Савченко, одного из самых эффективных российских губернаторов на стр. 118. Кстати, уточним: накопленная инфляция за этот период, по официальной статистике, — 421%. Если из этой инфляции корректно убрать, например, официальную американскую инфляцию, опять же официальную, ровно эти 400% и получаются). Этого уже достаточно, чтобы в открытой экономике (а мы как раз уже и в ВТО вступили) уничтожить конкурентоспособность любого отечественного производства товаров и услуг, имеющих импортного конкурента. Плюс к этому чудесный коктейль из запредельных ставок кредитов на открытом рынке (реально больше 20%), гордого отказа Центробанка рефинансировать банки (гражданка Юдаева, зампред ЦБ, попросила журналистов забыть слова «ставка рефинансирования», потому что никакого рефинансирования нет и не будет), постоянного повышения тарифов естественных монополий. Только за последние три года затраты на электроэнергию и топливо для промышленности выросли на 80% (наверное, это и есть обещанный искомый результат реформ в энергетике). Достигнутый результат: где-то полтора-два года назад российская промышленность перешагнула барьер конкурентоспособности. Никакие частные инвестиции в неё, никакие программы локализации практически невозможны. В таблице 1 приводится абсолютно неоспоримый по экономической логике расчёт эффективности двух совершенно одинаковых по своим параметрам проектов, помещённых в макроэкономическую среду России и Германии. Результат вопиющий по своей дикости — это, в общем, смертный приговор нашей текущей экономической политике.
http://www.odnako.org/userfiles/imag...red_TABL_1.jpg
В нашем экономическом гореуправлении никого не интересует конкурентоспособность национальной экономики (см. таблицу 2, рассчитанную на основе сравнимых показателей автопроизводителей — самой универсальной и наглядной отрасли машиностроения). Нет ни одного человека, ни органа, который бы за неё (конкурентоспособность) отвечал и вообще её как-то рассчитывал. В Китае, например, по факту такой орган есть. Если обратить внимание на то, что показатель конкурентоспособности незыблемо держится в одном значении.
http://www.odnako.org/userfiles/imag...red_TABL_2.jpg
Мы много говорим о Греции и вообще о Южной Европе, которую душит неспособность девальвировать национальную валюту, потому что таковой у них нет. У нас такая валюта вроде бы есть. Ан нет! Мы покажем собственной экономике «кузькину мать» так, что любая Греция задохнётся от зависти! Казалось бы, все образцовые для наших либералов экономики демонстрируют «гонку девальваций». В логике любого нормального западного не то что либерала, даже монетариста, российская финансовая политика просто абсурдна. И дело здесь не в либеральных концепциях, во всяком случае, экономических. (Мы много раз говорили, что практикующий русский либерал — это не сторонник каких-то конкретных ценностей и принципов. Это геополитическая ориентация, ради которой можно жертвовать принципами любой степени либеральности.) Есть вещи совершенно очевидные для нормальных либералов, не озабоченных истреблением собственной экономики. Вот нет у нас никаких разногласий по поводу текущей макроэкономической политики с нашими коллегами из журнала «Эксперт» (см. стр. 134), которых трудно упрекнуть в антилиберализме (если опять же не считать либерализм синонимом предательства Родины)! Мы специально выделили текущую макроэкономическую политику в отдельную тему, потому что здесь нас ничто не разделяет с любыми нормальными людьми, владеющими азами экономической грамоты в любой её интерпретации, пусть самой ультралиберальной. Поскольку прямым результатом такой политики является стимулирование потребления возрастающего импорта за счёт истребления отечественного производства. Макроэкономическая политика нашего тоталитарно господствующего экономического блока по форме своей дебильна, а по содержанию преступна. А последняя информация о том, что представители именно этой «школы» разрабатывают стратегию развития России, звучит как неприличный анекдот.

Российская экономика для своего выживания остро нуждается в девальвации рубля, причём не на жалкие процентики, о чём сейчас допустили вялую дискуссию, а в сравнимой по масштабу с постдефолтной девальвацией 1998 года, которая и дала дышать задушенной российской экономике. (Вообще известно, что занижение курса национальной валюты — единственный инструмент промышленной политики, доступный высококоррумпированным странам. Кстати, и не только им, см. сегодняшний пример Японии.) Политическая власть не может всего этого не видеть. Однако наши финансовые либерасты не так просты. Они загнали эту власть в клещи. С одной стороны, завышенный курс означает субсидирование потребления, правда, исключительно импортных товаров, но мы же сами ничего производить не умеем?! А девальвация — это покушение на святое, на социальную стабильность. На что население будет покупать импортные товары в будущем, лишившись источников заработка, этих либерал-социалистов не интересует. Но это полбеды. Беда в том, что весь наш финансовый сектор, строго следуя логике своих управляющих кураторов, живёт валютными кредитами. То есть берёт деньги дёшево там и дорого продаёт их здесь. В первую очередь тем же покупателям импортного ширпотреба. Их тоже можно понять — возможности кредитовать национальную экономику (имеется в виду кредитный рынок, а не избирательное кредитование под госгарантии) не существует, а жить как-то надо. Так вот, серьёзная девальвация рубля означает одномоментный крах банковской системы. А это даже похлеще, чем ущемление социальных аппетитов.

На самом деле автор далёк от мысли, что руководители нашего отечественного экономического блока являются купленными, завербованными и нанятыми агентами врага. Они просто абсолютно органичны для той системы, которая сложилась после катастрофы и вопреки всем попыткам её скорректировать неуклонно самовоспроизводится. Повторим: это система достижения максимальной текущей ликвидности за счёт освобождения от обременения, где обременением является всё, что нельзя быстро обменять на иностранную валюту. То есть всё, что не связано с обслуживанием «трубы». Эта система воспроизводит экономическую дегенерацию страны даже вопреки явной политической воле высшего руководства. К примеру, до последнего времени единственным очагом развития или хотя бы сохранения знаний, технологий и экономического роста оставалась отечественная оборонка — за счёт выполнения грандиозной по масштабам новой России госпрограммы вооружений. Однако успешно покончив с «избыточными» доходами бюджета, правящие финансовые либерасты приступили к урезанию данной программы. Что, понятное дело, приведёт к ещё большему спаду и, как следствие, к ещё большему урезанию. Колониально-офшорная экономика просто диктует завышение курса национальной валюты, потому что рубль в этой экономике — вынужденное промежуточное звено. И за вырученные или вынужденно возвращённые в страну рубли нужно приобрести как можно больше искомой валюты, чтобы разместить её там, где размещаются интересы, помыслы и обязательства колониальной компрадорской элиты.

Много говорится о том, какую опасность, в том числе и для сохранения реального суверенитета России, представляет собой следующая неизбежная волна мирового кризиса. Однако наши финансовые либерасты уже подготовились к этой волне без всякого мирового кризиса. Это уникальный образец антикризисной политики: на нас напал мировой кризис, а мы и так уже в кризисе. Рождённый ползать упасть не может.

Политэкономия суверенитета

В отличие от проблемы борьбы с макроэкономическими извращениями в вопросе проектирования будущей модели, способной решить задачи сохранения России как геополитического субъекта и как суверенной страны (что, по сути, одно и то же), мы не можем рассчитывать на такое же взаимопонимание с нашими либеральными государственниками. Потому что задача такова, что не может быть ограничена какими-либо табу, стереотипами, образцами — любыми политкорректными категориями. Такую модель, причём не только экономическую, но и социально-политическую (хотя она будет неизбежно воспроизводить на новом уровне удачные и эффективные элементы всех прошлых моделей и укладов), мы не можем взять из прошлого, хоть капиталистического, хоть социалистического. Причём не только из отечественного, но и из зарубежного. Потому что и то и другое на сегодняшний момент — прошлое. И понимание этого, несмотря на принципиальные разногласия, объединяет, например, наших постмарксистов Дмитрия Куликова, Тимофея Сергейцева (см. стр. 30) с Михаилом Юрьевым (стр. 60). Речь действительно не идёт о воспроизводстве ни «реального» социализма, ни «реального» капитализма.

Первое, в чём надо определиться, — это концептуальное понимание роли и места государства и рынка в экономике. Собственно, мы об этом много писали (в частности, в тексте того же Михаила Юрьева в первом номере нового «Однако» — август-сентябрь 2013, стр. 54) — не будем повторяться. Суть в том, что государство в экономике делает то, что не может делать бизнес, а бизнес — то, что не может или не умеет делать государство. «Не царское дело торговать, царское дело воевать». Государство, и только оно, может определять длинные цели, стратегию, концентрировать ресурсы на достижение таких целей, где риски и отдача превышают возможности любого частного игрока. Государство берёт на себя обеспечение функционирования тех отраслей экономической инфраструктуры, которые не могут или не должны иметь собственных имманентных целей, а лишь создавать оптимальные условия для обслуживания эффективно работающей рыночной экономики (в нашей концепции это, например, банки и финансовый сектор). И государство, безусловно, берёт на себя внеэкономические функции обеспечения и регулирования сектора, напрямую ответственного за национальную безопасность. При этом функция управления, даже вне зависимости от формальной собственности, максимальным образом передаётся рынку, будь то собственник или нанятая на рыночных принципах управляющая компания.

При всей человеческой «гуманитарной» правде социализма надо видеть его органическую ложь. Ложь социализма — и либерализма, и в этом они, кстати, абсолютно одинаковы — в том, что они разных людей объявляют равными. И в дальнейшем в своей практике пытаются различными жульническими приёмами скрыть это непреодолимое противоречие. Люди — разные по уровню развития, уму, образованию, воспитанию. Разные — по мотивации. То есть по целям и интересам. Разные по готовности налагать на себя те или иные обязательства и ограничения взамен на различные права. Есть много людей, которым некоторые универсальные для сегодняшних образцовых политических моделей права не нужны вовсе. А уж тем более если они отягощены жёсткими обязательствами. А без обязательств реальных прав не бывает в принципе. Такие права — фикция.

То есть разделив функции государства и рынка, мы, естественно, должны разделить и людей на «государственных» и «рыночных». И естественно, строго добровольно, по выбору, основанному на своей естественной мотивации. Речь о том, что никакой экономический проект, никакая экономическая модель не существуют в отдельности от модели социально-политической, от соответствующего ей социально-политического устройства. Таким образом, проект будущей российской экономики, гарантирующей нам суверенитет, должен сочетаться с адекватным ей проектом государственного устройства. И наоборот. Иначе и быть не может.

Лекция в МГИМО
 

Консервативная революция
 

http://www.odnako.org/almanac/materi...a-revolyuciya/

Путинская апелляция к консервативным ценностям, содержащаяся в президентском послании, — это политическая реакция на безумную, ничем не сдерживаемую, трансграничную агрессию разрушения, «расчеловечивания» социума и индивида. Тоталитарная гендерная революция, имеющая целью создание универсального «общечеловека», требует стирания граней не только между мужчиной и женщиной, но между исторической памятью и амнезией, между культурой и дикостью, искусством и безобразием, в конечном счёте между Добром и Злом. Наша реакция — это этический и политический протест, это попытка предложить Россию как одну из последних цивилизаций, сопротивляющихся этой революции, в качестве оплота и знамени этого набирающего по всему миру силу протеста. Политически это очень сильная своевременная идея. Однако при этом надо отдавать себе отчёт, что она полностью лежит вне действующей «современной» политической практики и того политического поля, которое сложилось за последние десятилетия в результате кризиса традиционных светских религий социализма-коммунизма и либерализма-демократизма, о котором пишут наши авторы. Политическая сторона этого кризиса практически завершилась падением советской системы, что вылилось в полную утрату содержательной составляющей современного политического, то есть партийного процесса. То есть полной маркетизацией политики и политических партий. На примере многих стран — и чем цивилизованнее, тем больше — мы видим превращение бывших идеологических партий в PR-команды, предлагающие избирателю товар строго по принципу «маркетинг — реклама — реализация».

Возвращение к традиционным ценностям — то есть к исторической идентичности, памяти и смыслам — не может не означать отказа, разрыва с нормативной политической системой, считающейся единственно приемлемой и обязательной к исполнению. То есть ограничиться декларацией или даже реализацией идеи отстаивания «ценностей» не удастся. Возвращение в идеологическое поле должно быть осознанно, то есть декларируемый консерватизм должен быть осознан, понят и освоен как идеология. Хотелось бы хотя бы пунктирно обозначить параметры понимания этой идеологии, сформулированные нашими авторами.

Мы считаем себя свободными от всех шаблонов, моделей, «понятий», навязываемых нам в качестве обязательных к исполнению современной модельной либерально-демократической идеологией. Мы не свободны только от самих себя, от собственной традиции и веры, от исторической памяти.
Мы опираемся на нашу культуру. Культура как основа консервативного мировоззрения всегда консервативна по сути. Что и отличает её от так называемой «контркультуры». Кстати, если говорить об искусстве как о составляющей культуры: искусство в его традиционном человеческом понимании — это возможность сопереживания, а христианское искусство — сострадания. Так называемое «современное» постмодернистское искусство построено на принципиальном отказе от сопереживания, не говоря уже о сострадании. Благодаря чему, собственно, и открывается возможность объявить искусством практически любой объект или акт, включая дефекацию.
Наш консерватизм принципиально базируется на христианских источниках и корнях, на религиозном понимании развития. С точки зрения религии и христианства в частности, идея прогресса не имеет смысла. Прогресс носит прикладной характер как способ выживания социума, государства в жёсткой конкурентной борьбе. Социально и политически мы обречены на прогресс, но это совершенно не означает идею поклонения прогрессу. Причём речь идёт в первую очередь об утилитарных аспектах прогресса военно-технического и экономического характера (см. статью Д. Куликова, Т. Сергейцева, стр. 10). Идея социально-культурного прогресса консерваторам чужда по определению.
Для консерваторов естественно неприятие революции (в смысле насильственного свержения власти) как приемлемого способа реализации социальных и государственных задач. В этом смысле революция — это катастрофа, последствия которой изживаются огромной ценой. При этом мы понимаем, что такая революция есть результат неспособности власти разрешить назревшие проблемы и противоречия. Для консерваторов, безусловно, желаемы и необходимы революции «сверху». Революция «сверху» и есть, по сути, консервативная революция (при этом мы понимаем, что не всякая революция является консервативной). Консервативная революция подразумевает, естественно, опору на традицию, её синтез и модернизацию традиции, а не уничтожение.
На системной необходимости консервативных революций построена идея социального проектирования. Мы рассчитываем на способность, склонность нашей цивилизации к генерированию социальных проектов. При этом жизнеспособный социальный проект возможен только как реализация традиционных органически присущих нашей цивилизации ценностей и архетипов.
Мы не считаем наши цивилизационные ценности и архетипы универсальными и одинаково пригодными для других культур и цивилизаций. Мы не видим смысла в задаче навязывать наши формы организации жизни и хозяйства иным цивилизациям. Мы полагаем, что кризис нынешней глобальной системы ведёт к очередной (не первой и не последней в истории человечества) деглобализации, в процессе которой сформируется несколько крупных экономических, политических и культурных цивилизационных агломераций — «мир-цивилизаций», которые с неизбежностью будут достаточно автономны и замкнуты и, естественно, будут отличаться своим государственным, политическим, хозяйственным и культурно-мировоззренческим устройством. Мы надеемся, что Большая Россия станет ядром одной из таких мир-цивилизаций. Иначе наша цивилизация перестанет существовать, будучи разорванной конкурирующими соседями. Сохранение нашей самобытной цивилизации — это единственный способ нашего выживания в кризисном мире как народа и государства. В этом, собственно, мы и видим смысл евразийской интеграции.

Это пунктир. Однако этого явно недостаточно для того, чтобы сформулировать развёрнутую операбельную консервативную идеологию. Идеологию русской консервативной революции, которую мы считаем глубоко назревшей. В том числе и для того, чтобы не допустить катастрофической революции снизу. И «сбоку». В контексте нашего исторического опыта ещё раз повторим: наличие у внешнего противника воли и желания разрушить нашу страну не является оправданием для нашего исторического поражения.

Михаил Леонтьев Диктаторская политика Путина
 

Михаил Леонтьев: Первые ВИЛЫ достанутся либералам и предателям
 

Михаил Леонтьев Новая политика Путина в Старой стране Только факты 2016
 

Михаил Леонтьев России конец предсмертные конвульсии Западных СМИ
 

https://www.youtube.com/watch?v=MnE3PoZORcM

Синдром Третьей мировой
 

http://www.odnako.org/blogs/sindrom-tretey-mirovoy/
16 января 2009

Прошлогодний итогово-прогнозный текст вашего покорного слуги назывался «Синдром Третьей мировой». Собственно, это тот самый зловещий и самый табуированный аспект прогнозирования, на котором казалось целесообразным сосредоточиться на старте 2008-го. Сегодня этот аспект не перестал быть менее зловещим, но явно стал менее табуированным.

По мере осознания теперь уже многими характера и масштабов нынешнего кризиса естественно понимание того, что такого рода кризисы не могут остаться в плоскости исключительно экономической, а выливаются в процессы социально-политические и военно-политические.

Опять же — все, что происходит вокруг кризиса, не может не подтвердить, что Соединенные Штаты до последнего будут стремиться сохранить свое глобальное доминирование, не только политическое, но и финансово-экономическое — несмотря на то, что весь мир, включая их ближайших союзников и партнеров, отказался признать их деятельность как глобального финансового регулятора удовлетворительной. То есть отказ от доминирования как цена предотвращения экономического коллапса системы для Соединенных Штатов неприемлем. Ни при каких рациональных соображениях. Это и есть системный кризис, когда и американские граждане, и американские элиты становятся рабами собственной системы, вынужденными обеспечивать ее воспроизводство.

Что касается конкретных очагов военно-политической дестабилизации, которыми можно было бы обеспечить реализацию идеи «Война все спишет», — стоит провести краткую ревизию прошлогодних акцентов.

1. Иранский узел. В прошлом году не сработало, хотя ситуация, как хорошо знают специалисты, находилась буквально на грани. Острому желанию ударить по Ирану противостояли как внутренняя вашингтонская оппозиция со стороны реалистов-прагматиков, так и категорический отказ части ключевых потенциальных союзников поддержать антииранскую операцию. США не смогли обеспечить северный фланг операции, получив очевидно мотивированный отказ Турции и Азербайджана и поставленные перед фактом нейтрализации военной инфраструктуры Грузии, которая, по известным причинам, Соединенным Штатам не могла бы отказать ни в чем. Тем не менее в сочетании с ХАМАСстанско-сирийско-израильским соусом иранский очаг представляет собой вполне разогреваемое блюдо.

2. Индо-пакистанский узел. Операция по демократизации Пакистана, снесшая в этой стране единственную дееспособную в кризисной ситуации власть. Мумбайская история, сегодняшнее развитие которой только подтверждает самые неприятные предположения по поводу ее инициаторов и их целей. Пакистан в настоящий момент остается гранатой с вынутой чекой, притом гранатой с ядерной начинкой. Пнуть которую очень легко технически, но все-таки пока еще очень страшно даже при самом поверхностном взгляде на цепочку последствий, предсказать дальнейшее развитие которых не берутся даже геополитические авантюристы, разрабатывавшие планы «Нового Ближнего Востока». Возможность инициировать глобальную катастрофу легко и втемную делает этот очаг чудовищно соблазнительным в условиях обострения кризиса.

Однако одним из ключевых событий минувшего года стало возникновение нового узла, который можно назвать «постсоветским» (то есть, что самое неприятное, контрроссийским). Самым важным аспектом грузинской акции против Южной Осетии (мы здесь не рассматриваем конкретные параметры, цели и результаты операции) была, несомненно, прямая санкция Вашингтона на военную операцию своего сателлита, направленную против России. То есть Соединенные Штаты продемонстрировали нежелание напрямую связываться с Москвой силами собственными и своих статусных союзников, но одновременно продемонстрировали очевидную волю в использовании живой силы и техники на постсоветском пространстве в военном конфликте против России.

И здесь сегодня основная потенциальная угроза — узел №3 — уже, наверное, не Грузия, а Украина. Опять же, Соединенные Штаты пока не давали санкции на прямые силовые действия против России своим ставленникам на Украине (хотя действия Ющенко в период осетинского кризиса прямо намекают на такую возможность), однако, как сегодня становится очевидным, Соединенные Штаты дали санкцию на беспрецедентно наглую и публичную блокаду Украиной газового транзита, без которой такие действия были бы попросту невероятны.

Украина находится на грани экономического коллапса. Что, кстати, лишает всяких ограничений организаторов антироссийских авантюр. Это беспроигрышный шанс перевести стрелки на Россию в ситуации экономического обвала, в неизбежности которого украинские политические элиты уже не сомневаются. Если такая санкция у «оранжевых» имеется до наступления коллапса, то есть основания полагать, что после его наступления даже специальные санкции не понадобятся. Достаточно веры в поддержку и заинтересованность «глобального регулятора». То есть одним из наиболее опасных потенциальных очагов реализации стратегии «Война все спишет» на настоящий момент становится именно Украина.

Идея крайне соблазнительная, поскольку позволяет с легкостью реанимировать всю систему антироссийских мотиваций, союзов, мифов и предрассудков. То есть единственную реально действующую западную систему управления сознанием, поскольку никакой другой после пресловутого «завершения холодной войны» создано не было.

И здесь надо обратить внимание на одну деталь: если прозападные, то есть проамериканские, деятели и на Украине, и на всем остальном постсоветском пространстве абсолютно уверены в крайней заинтересованности Вашингтона в их усилиях, то у обратной стороны такой уверенности нет. Вне зависимости от потенциала народной поддержки. И потому возникает впечатление, что и обратной стороны нет вовсе. В политических и неполитических классах на постсоветском пространстве окрепла уверенность, что там никаких операторов, кроме американцев и их порученцев, просто нет.

Российская Федерация доказала свою способность занимать очень жесткую позицию в защите своих интересов в пределах своих границ и своих ограниченных, публично закрепленных обязательств (Южная Осетия, Абхазия, может быть и дай бог — Приднестровье). И, кстати, именно этим в значительной степени деморализовала русоцентричные силы за пределами обозначенной территории.

Если кто-то рассчитывает, что такая позиция способствует укреплению мира на постсоветском пространстве и снижению напряженности в отношениях с западными партнерами, — это ошибка. Во-первых, партнерам напряженность и конфликты, как уже говорилось, нужны как таковые. А во-вторых, самый надежный способ гарантировать мир — это капитуляция. Лучше безоговорочная.

Что касается самого кризиса. В рамках глобального видения придется повториться. Номинально кризис — «29-й год» — состоялся в октябре 2008-го. Реально на живом теле мировой экономики он проявляется с серьезной задержкой благодаря мудрой антидефляционной политике «глобального регулятора». Для того чтобы первичный спад достиг «дна», и в эпоху Великой депрессии понадобилось три года. Прогноз Михаила Хазина о том, что благодаря антидефляционной политике сползание на «дно» в нашем случае может занять большее время, представляется спорным, поскольку степень воздействия безграничной необеспеченной эмиссии на платежную систему не имеет прецедентов. Есть основания полагать, что антидефляционная политика окажется еще более разрушительной, чем дефляционная, то есть приведет не просто к глубокому спаду и депрессии, – что является, в общем, болезненной, но закономерной стадией экономического цикла в нормальном капитализме, – а к разрушению основ общественной системы и существующего экономического уклада. Тем не менее, какое-то время у нас, очевидно, есть.

Социально-политические процессы, если они уже не дошли где-то до стадии полной спелости, зреют еще дольше, чем экономические. Даже у смертельной болезни есть инкубационный период. То же самое касается и собственно военно-политических конфликтов.

ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Стимулирование застоя
 

https://www.vedomosti.ru/newspaper/a...ovanie-zastoya

29 ноября 1999 00:00
Ведомости

Экономический, в особенности промышленный, рост в России отмечается практически всеми. Наш корректный премьер даже заметил, что рост этот является заслугой в первую очередь предыдущих правительств. Это так. Также практически всеми признается, что источником текущего роста является прошлогодняя четырехкратная девальвация.

Однако распространилось и считается чуть ли не общепризнанным мнение, что резерв этого роста может быть очень скоро исчерпан. Что препятствием станет низкий платежеспособный спрос. Низкий платежеспособный спрос – это и вправду препятствие, но что же тут поделаешь: низкий рост тоже препятствие для занятий баскетболом или для победы на конкурсе красоты. Что касается идеи стимулирования платежеспособного спроса, проникшей в экономические декларации практически всех политических движений – от коммунистов до проправительственных, – это какое-то массовое заболевание. Обещали эпидемию гриппа, а дождались эпидемии кейнсианства в каком-то нечерноземном исполнении.

Эффект девальвации не может быть исчерпан, если не допускать ползучей и искусственной ревальвации, а мы ее как раз допускаем, да еще как. Что касается реальных препятствий к экономическому росту, то их более чем достаточно: в первую очередь отсутствие легальной экономической среды, совместимой с жизнью, и блокада свободного движения капитала и товаров. Живая экономика подвергается административному террору и уходит в подполье, т. е. отдается террору криминальному. Поскольку никаких возможностей для радикальных экономических шагов до окончания президентских выборов не будет, то остается единственная возможность сохранить нынешнюю тенденцию к росту – компенсировать идиотизм экономической среды низким обменным курсом рубля. Слабый рубль удешевляет издержки неконкурентоспособной экономики до уровня конкурентоспособности. Это пока все, что мы можем, а высокие цены на экспортную нефть делают такие действия не слишком обременительными.

Задачей же новой российской власти, от которой она никуда не денется, станет легализация экономики. Это снижение налогов, тарифов и пошлин до уровня реальных – тех, которые реально платятся. Это прекращение налогообложения заработной платы (кстати, вот вам и стимулирование платежеспособного спроса). Опять же лучший повод для оздоровления региональных бюджетов – сейчас они, кроме поборов с зарплаты, вообще ничего не собирают. Легализация экономики подразумевает истребление всех форм дотирования производства – скрытого и открытого. Это та же самая борьба с терроризмом, только в экономике. Как говорит наш премьер, хватит разговоров на эту тему – поймаем в сортире, замочим и в сортире. Экономических террористов давно пора мочить в сортире, а теоретиков стимулирования платежеспособного спроса путем централизованной раздачи денег трудящимся надо спускать в толчок головой вниз, и тогда, уверяю вас, никаких препятствий к самому мощному экономическому росту в России не будет.

ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Борцы с капитализмом
 

https://www.vedomosti.ru/newspaper/a...s-kapitalizmom
06 декабря 1999 00:00
/ Ведомости

Предполагалось, что нынешняя конференция ВТО в Сиэтле откроет новый раунд переговоров по всеобщей глобализации. Однако это мероприятие запомнится прежде всего побоищами с неясного происхождения демонстрантами и комендантским часом.

Давненько мы ничего не слышали о евроамериканских леваках. Бывшие розово-зелено-голубые бунтари, потребители травки и участники антивоенных маршей вроде бы как обуржуазились, не изменив, впрочем, своих взглядов. Теперь свои пацифистские коммунистические принципы они внедряют во всемирном масштабе с помощью высокоточного оружия. Интересно, что поводом для реанимации международного красно-зеленого экстремизма стало именно ВТО. Американский футуролог Фукоямо заметил, что “глобализация” заменила нынешним левым американский империализм в качестве любимой мишени.

С глобализацией тоже не все в порядке. Главной темой нынешней конференции были сельскохозяйственные субсидии. Известно, что аграрные субсидии – 67% бюджета ЕЭС – вызывают гнев и возмущение американских аграриев, частично вылившийся на улицы Сиэтла. Представители интересов бедствующего американского крестьянства утверждают, что ВТО, допускающая эти субсидии, наносит ущерб слаборазвитым странам. Наиболее слаборазвитой страной таким образом получаются США. Договориться в такой ситуации ни о чем практически невозможно.

Кроме одного. Правящие в Европе и Америке левые пытаются (и небезуспешно) с помощью ВТО внедрить некие “экологические и трудовые стандарты”, за нарушение которых негуманных производителей будут выставлять за дверь глобального рынка. Это генеральная линия социального рыночного регулирования – прямое ограничение свободной конкуренции. И лишение более бедных стран всякого шанса подняться с колен.

Многих удивило странное поведение американской администрации, которая практически приветствовала уличных скандалистов. Президент Клинтон выразил солидарность с демонстрантами и обратился к участникам конференции с призывом поддержать их требования. Есть мнение, что позиция нынешней администрации мотивируется грядущими выборами. Что профсоюзы, зеленые и голубые – это традиционный электорат “демократов”. Правда, сообщается, что в гуманитарных безобразиях в Сиэтле приняли участие представители 89 стран – 1200 организаций. Чем-то это напоминает памятные съезды КПСС.

Думаю, что дело не в выборах. Тем более что Клинтон политику, очевидно, покидает. Дело в самом Клинтоне – он и вправду совсем не менялся: саксофон, травка, пацифизм – этот цельный политик хочет уйти из политики через то же место, через которое в нее вошел, через левый молодежный протест. Сиэтл вполне может стать началом реанимации розово-зеленого экстремизма. Этакое разделение труда: подросшие Блэры, Клинтоны, Йошки Фишеры, Соланы – респектабельное государственное крыло левого экстремизма – насаждают гуманные социальные ценности с помощью санкций бомбардировок, а их молодые сменщики отстаивают те же ценности, громя витрины и поджигая уличный транспорт. Беспорядки в Сиэтле и Лондоне были названы “днем борьбы с капитализмом”. Не удивлюсь, если окажется, что Уильям Клинтон признался, что всегда был и остается принципиальным борцом с капитализмом.

ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Санкции или Чечня – что опаснее?
 

https://www.vedomosti.ru/newspaper/a...a-chto-opasnee
20 декабря 1999 00:00
/ Ведомости

Успешное завершение операции в Чечне является для России в не меньшей степени экономическим вопросом, чем политическим. И отнюдь не с точки зрения дополнительной нагрузки на бюджет – прямые и косвенные потери от присутствия на российской территории легального криминального анклава гораздо больше, чем любые инфляционные издержки. Угрожая по сути экономической блокадой в случае продолжения чеченской кампании, наши западные партнеры, кстати, ни в коем случае не обещают начало инвестиционного бума в России (если к их пожеланиям прислушаются), и правильно делают. Никто не будет инвестировать деньги в страну, территория которой служит источником сырья для обыкновенной работорговли и на территории которой дислоцируются боеспособные силовые структуры работорговцев.

Ликвидация пиратского анклава – единственная предпосылка восстановления нормального бюджетного федерализма. Вообще, можно себе представить, как отреагируют региональные стервятники на наш провал в Чечне. В этом случае Россия перестанет существовать как государство сначала экономически и финансово, а только потом уже политически. С этой точки зрения никакие санкции не являются большей угрозой для России, чем перспектива полного развала федерального бюджета.

Самое интересное, что весь этот механизм внешних репрессий начинает работать как бы в самый удачный момент. Заметьте: борьба с так называемым отмыванием российских денег началась как раз тогда, когда начал мелеть колоссальный поток потребительского импорта, когда западные банки зафиксировали свои астрономические прибыли, “поработав” с российскими кредитными линиями и госбумагами. Когда только напрямую из России было вывезено до $100 млрд, которые – что, кстати, совершенно справедливо – никто нам не вернет, невзирая на любую степень “отмытости”.

Сейчас можно просто констатировать, что все кредиты МВФ, предоставленные до августовского кризиса, вне зависимости от субъективных целей и намерений обеих сторон работали во вред объявленным задачам. Они просто стимулировали паразитический импорт. Сейчас нам эти кредиты, как и вообще соглашение с фондом, нужны только для того, чтобы получить возможность вернуть этот долг, не обрушив только начавшийся экономический рост. И для того, чтобы реструктурировать остальную задолженность, значительная часть которой – долг СССР в периоды его агоний. Утверждать, что эти кредиты пошли на пользу России, уж точно не станет никто. У незнакомого с тонкостями международных финансовых механизмов складывается впечатление, что Россию просто использовали – отжали как губку, а теперь еще и пытаются выставить счет. Что все это было сделано специально. И что все политические повороты: поддержка реформ – разочарование в реформах, терпимость к нашим проблемам – грубое давление в пользу сепаратистов и бандитов, прием в “восьмерку” – объявление практически страной-изгоем, – все это делалось сознательно и исключительно с корыстной целью. Не думаю, что это так, не думаю, что за жесткой риторикой о санкциях против России последуют действия. Однако, если такие действия последуют, никому не удастся убедить кого-нибудь в России и не только в России, что все это делалось случайно, что это видные западные гуманисты и борцы за права человека просто так меняли свою позицию. Слишком очевиден корыстный интерес, и слишком неизбежна российская реакция на все это, и слишком серьезны уже исторические последствия такого развития событий. Если наши западные партнеры допустят такое развитие событий, это будет первой исторической катастрофой XXI в. и первым его глобальным политическим преступлением.

ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Сила гонимого
 

https://www.vedomosti.ru/newspaper/a...-sila-gonimogo
19 июня 2000 00:00
/ Ведомости

Все безобразия, связанные с арестом хозяина “Медиа-Моста”, представляются некоей единой дурно пахнущей массой. Однако нам предлагают отделять политику от бизнеса. Когда бизнес делается на политике, сделать это крайне затруднительно, тем не менее можно попробовать.

Владимир Александрович Гусинский – не первый российский магнат, против которого применяется угроза уголовной репрессии. И всегда при этом политический мотив был главным, если не единственным критерием выбора конкретной жертвы. Напомним, что времени, которое провел Александр Смоленский, скрываясь за границей от угрозы ареста, оказалось достаточно, чтобы полностью вычистить его банк, лишив всяких шансов на восстановление. Напомним также, что это не первый “наезд сверху” на того же Гусинского. Первый был в 95-м, когда демократические свободы гарантировал Ельцин.

Тогда в основе бизнеса Гусинского был банк, и он предпочел переждать обострение в Лондоне, резонно полагая, что для банковского бизнеса это будет куда как полезнее, чем даже временное пребывание в КПЗ. Сегодня бизнес “Моста” – медиа-холдинг, и его глава стремительно возвращается в Москву с искренним намерением продемонстрировать на себе явные следы политической репрессии. Что банку смерть, то медиа-бизнесу праздник.

Если при этом учесть, что главный источник ликвидности для “Медиа-Моста” находится на свободолюбивом Западе, то те политические гарантии, которые он получил за последние дни, повышают капитализацию “Медиа-Моста” на порядок и обеспечивают Владимиру Александровичу иммунитет гораздо мощнее депутатского. Это и есть объективный результат приступа кретинизма, случившегося с нашей уголовной юстицией.

Что касается развития событий вокруг “Моста” на ближайшую перспективу: власть, как минимум на ближайший период, лишила себя возможности побороть своего политического противника легальными и цивилизованными методами. Теперь от этого противника ее может избавить разве что восстановление ликвидности реального рынка медиа-услуг. Тогда частный медиа-холдинг сможет строить свой бизнес на продаже рекламы, а не на “продаже Родины”.