*1386. О пользе неравенства
 

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...ze-neravenstva

Неравенство в доходах населения может способствовать развитию экономики. Почему в России это не работает?

30 марта 2011 13:45

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Во вторник в Ново-Огарево премьер Владимир Путин обсудил с руководителями экспертных групп «Стратегию-2020». Ее окончательный вариант должен быть готов к концу года. Вадим Назаров рассуждает об одной из проблем стратегии — проблеме неравенства в России.

В экспертной группе по подготовке предложений по актуальным проблемам стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года «Сокращение неравенства и борьба с бедностью» не утихают споры относительно влияния неравенства на экономическое развитие.

Одни эксперты считают, что слишком большое неравенство доходов населения препятствует экономическому росту, тогда как другие придерживаются точки зрения, что неравенство — один из важнейших стимулов, побуждающих человека к развитию. И следовательно, оно ускоряет экономический рост. Михаил Локшин, наш коллега из Всемирного банка, предложил довольно занятные аргументы в пользу обеих точек зрения. Давайте рассмотрим, насколько эти аргументы (они выделены курсивом) применимы к России.

Доводы против неравенства

1. Богатые предпочитают инвестировать в роскошь и «заграницу».

Действительно, объем оттока капитала из России впечатляет, а покупка дворцов и яхт российской элитой за рубежом раздражает обывателей. Приобретение особняков в Лондоне и строительство яхт на немецких верфях вряд ли стимулирует рост российской экономики.

2. Высокое неравенство может сдерживать накопление человеческого капитала бедными слоями населения.

Пока проявление этого фактора в России нельзя оценить в полной мере. С одной стороны, качественное здравоохранение часто недоступно и за очень большие деньги: богатые и бедные практически одинаково беспомощны «в колесе российского здравоохранения». Высшее образование, пожалуй, избыточно доступно: в последние годы число поступивших в вузы чуть ли не превышает число окончивших школу. С другой стороны, доступ к действительно качественному образованию во многом ограничен. Кроме того, усиление государственного вмешательства в экономику способствует тому, что «аристократия денег и профессиональных навыков» постепенно заменяется «аристократией блата», когда по-настоящему хорошую карьеру могут сделать в большей степени люди, встроенные в систему, а не «таланты с улицы». Неслучайно среди молодежи растет желание жить и умереть в «Газпроме», а не открыть свой собственный бизнес. Однако «Газпрома» на всех не хватит.

3. Обычно самые бедные группы населения потребляют товары первой необходимости местного производства. Средний класс расширенно потребляет услуги по увеличению человеческого капитала (образовательные, медицинские, рекреационные и т. п.), которые, как правило, также массово производятся внутри страны. Таким образом, рост доходов бедных увеличивает спрос на отечественную дешевую продукцию, а рост доходов среднего класса способствует постиндустриальному развитию экономики.

В России этот тезис справедлив лишь отчасти. Богатые и бедные активно потребляют импорт, только из разных стран. Неслучайно замедление инфляции в феврале 2011 года было обусловлено, в том числе, удешевлением импорта за счет укрепления рубля. Что касается потребления средним классом услуг по увеличению человеческого капитала, то важен не только спрос на эти услуги, но и их предложение: низкое качество образования, некоторых медицинских услуг и рекреации приводят к тому, что даже не очень богатые люди предпочитают учиться, лечиться и отдыхать за границей.

4. Высокое неравенство может вести к политическому неприятию населением существующей ситуации и обращению властей к популистским политическим решениям (раздутие социальных расходов и увеличение налогов на доходы), что может негативно отразиться на экономическом росте.

Скорее всего, это так. Правда, неочевидно, какое именно неравенство более всего раздражает россиян — в доходах, имуществе, карьерных возможностях, доступе к бюджетным услугам или неравенство перед законом. Чего больше жаждет российское общество — прогрессивных налогов или запрета «мигалок» для чиновников?

Доводы в пользу неравенства

1. Склонность к сбережению среди богатых слоев населения выше, чем среди бедных. Если темпы экономического роста коррелируют с долей сберегаемого (инвестируемого) национального дохода, тогда экономики с более высоким уровнем неравенства будут развиваться быстрее, чем экономики с более равномерным распределением по доходам.

Пока этот аргумент в России работает плохо — богатые граждане вывозят капитал.

2. Неделимость инвестиций: развитие новых производств, инновационных проектов имеет высокие входные издержки. Чтобы предприниматели были способны покрыть такие издержки, богатство должно быть в значительной степени сконцентрировано.

Аргумент работает плохо: основным препятствием для создания собственного бизнеса в России является не низкая концентрация капитала, а, по выражению одного предпринимателя, «страх, что налетят стервятники и все заберут».

3. Сложно достигнуть высокой производительности труда без существенного неравенства в заработках. Неравенство на рынке труда необходимо для привлечения лучших специалистов в отрасли.

Неравенство заработных плат в России высоко, а производительность труда в четыре раза ниже, чем в Европе. Уровень доходов определяется не столько производительностью труда, сколько приобщенностью к дележу «сырьевой ренты».

Подведем итоги. Экономическая теория позволяет нам привести аргументы и в пользу положительного влияния неравенства на экономический рост, и против него. Однако в России эти аргументы искажаются тем, что основной «водораздел» проходит не между богатыми и бедными, а между теми, кто извлекает выгоду из низкого качества российских институтов, и теми, кто несет на своих плечах бремя их неэффективности. В России многие богатые наравне с бедными страдают от низкого качества институтов (только у богатых больше возможностей от этих институтов убежать). И те и другие поступают так, будто не верят в настоящее и будущее нашей страны:

1) богатые и даже представители среднего класса выводят капитал за границу, готовят себе запасные аэродромы не только в виде миллиардов долларов в офшорах, но и в виде достаточно скромного жилья в Болгарии или Испании;

2) богатые, средний класс и бедные более склонны потреблять импорт, нежели покупать российские товары и услуги;

3) бедные практически не имеют возможностей эффективно вложить средства в развитие собственного бизнеса или развитие человеческого капитала.

Таким образом, на мой взгляд, беда России не в имущественной пропасти между богатыми и бедными, а в том, что большая часть населения не верит в будущее нашей страны. У людей нет уверенности:

— в рубле и российских банках (на фоне восстановления экономики после кризиса, укрепления рубля и дорожания нефти капитал бежит из страны);

— в том, что если работать много, можно заработать на достойное существование (лишь 34% россиян готовы к активному поиску дополнительных заработков);

— в том, что можно рискнуть и начать свой бизнес, а не жаловаться на начальников и «масонский заговор» (лишь 2% россиян надеются, что в этом году они улучшат свое материальное положение за счет доходов от частного бизнеса);

— в российском правосудии и правоохранительной системе (согласно опросу, проведенному ЦСР, лишь 22% россиян доверяют судебной системе, полиции — 19%).

Путь к исправлению ситуации — не прогрессивный подоходный налог, а построение правового демократического государства. Только установив равенство всех перед законом, можно рассчитывать на получение дивидендов в виде ускоренного экономического роста как при усилении имущественного расслоения, так и при выравнивании доходов граждан. Без правового государства равенство возможно только в нищете, а богатство всегда будет риском «привлечь стервятников».

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Неравенство — проблема или судьба?
 

http://www.forbes.ru/mneniya-column/...lema-ili-sudba

Стоит ли бороться с неравенством экономическими методами
| 21 февраля 2011 15:40
Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Недавно я возглавил одну из экспертных групп по подготовке предложений по стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года — «Сокращение неравенства и борьба с бедностью». Не считая себя лучшим специалистом в России по этому вопросу, я вижу свою основную задачу в модерировании дискуссии, а также в «финансовом дизайне» тех предложений, которые выдвинут ведущие российские и зарубежные специалисты. Хороший модератор — это одновременно диспетчер и провокатор. Он стимулирует дискуссию и бдительно следит за тем, чтобы она всегда находилась в формате, удобном для всех ее участников. Лучше всего обе задачи решаются, когда изначально задаются идеологические развилки для дискуссии. Итак, начнем с неравенства. Сформулируем тезис и антитезис.

Тезис. Неравенство — это важнейшая экономическая проблема, которую можно и нужно решать экономическими методами.

Экономический рост сам по себе недостаточен для повышения уровня жизни населения. В ряде теоретических моделей показывается, что с учетом накопления и наследования имущества неравенство неограниченно возрастает. Рост неравенства, не сдерживаемый прогрессивными налогами и другими способами перераспределения доходов, приводит к существенному увеличению доходов богатых и обнищанию практически всего остального населения. Следовательно, государство должно так распределить эффекты экономического роста, чтобы отдельные группы населения не имели значительных преимуществ перед другими. В одном из исследований Мирового банка показано, что высокое неравенство препятствует экономическому росту и прогрессивным преобразованиям институтов.

У меня, правда, есть к этому исследованию одно замечание: в эконометрических расчетах существует значительная свобода в интерпретации причинно-следственных связей. Из одних и тех же расчетов можно сделать совершенно разные выводы. Так, в случае исследования Мирового банка можно сделать и другой вывод: плохие институты (в частности, высокий уровень коррупции) тормозят экономический рост и усиливают неравенство (коррупционную ренту получает ограниченный круг людей). То есть первичны институты, а не дифференциация граждан. Но вернемся к формулировке нашего тезиса.

Неравенство — главная проблема российского общества, и пытаться решить ее можно следующими мерами: прогрессивный подоходный налог, налог на наследство, увеличение социальной помощи беднейшим слоям населения.

Антитезис. Неравенство — это экономическая неизбежность, решение проблемы находится в сфере религии и философии.

Равенство как экономическая категория — это утопия. Можно выделить по крайней мере семь причин неизбежности неравенства:

1) от рождения люди наделены разными способностями;

2) люди получают разное наследство, они не могут выбирать, в какой семье им родиться — банкиров или рабочих;

3) люди получают разное образование: ребенок, родившийся в богатой семье, имеет больше шансов получить превосходное образование и, соответственно, профессию, приносящую высокий доход, нежели дитя в бедной многодетной семье;

4) существуют трудоголики: они жертвуют всем ради работы и, соответственно, добиваются более высоких результатов и заработков;

5) некоторым людям просто везет;

6) первооткрыватели и собственники успешных технологических и управленческих решений получают сверхприбыль, так как результаты их труда могут легко тиражироваться по всему миру. В Средневековье посредственный актер или горшечник зарабатывали лишь в несколько раз меньше, чем мастера своего дела. Научно-технический прогресс резко расширил круг так называемых масштабируемых профессий (об этом очень красочно написал Нассим Талеб в книге «Черный лебедь»). Это неизбежно приводит к усилению расслоения: Билл Гейтс в миллионы раз богаче, чем рядовой программист; гонорары голливудских звезд несопоставимы с заработками актеров шпалозаводского театра в Парабельском районе Томской области (хотя последние, может быть, не менее талантливы);

7) люди отличаются по восприятию жизни. Даже если мы построим «Город солнца», где всего у всех будет поровну, все равно кто-то будет доволен, а кто-то захочет больше или чего-то другого. Равенство субъективных оценок своего уровня жизни недостижимо.

Таким образом, равенство не может быть критерием экономической политики, оно достижимо лишь в сфере нравственности и только в двух случаях:

1) если сделать из человечества «муравейник» (говоря языком Достоевского), то есть лишить людей человечности, сделать их одинаковыми винтиками общественно-производственной машины без личностной оценки этой машины и производимых ею благ;

2) если в обществе будет доминировать религиозное понимание жизни, в рамках которого главным благом становится Царствие Божие, не зависящее от производственной функции общества. Функция полезности граждан религиозного общества максимизируется нерукотворным благом бессмертия, в сравнении с которым все остальные блага имеют ничтожную стоимость. В этом случае различные люди одинаково счастливы, если уповают на Царствие Небесное, и одинаково спокойно относятся к дифференциации материальных благ. Они имеют низкую стоимость в сравнении с возможностью трудиться, реализовывать таланты, данные Богом. В религиозном обществе право свободного вероисповедания и поступков по совести автоматически обозначает всеобщее равенство.

Итак, вопрос о равенстве — это не вопрос экономической теории, это вопрос религии и философии. В экономической же жизни основной акцент делается на создании стартовых условий для всех и на стимулировании экономической активности. Плоский и низкий подоходный налог, отсутствие налога на наследство, низкие страховые взносы усилят стимулы к труду, склонность к предпринимательскому риску и накоплению. Люди будут эффективнее работать и больше зарабатывать. В результате у общества в целом появятся дополнительные финансовые и временные ресурсы, которые могут быть направлены на его духовное развитие.

Каким будет синтез этих противоположностей, покажет дальнейшая дискуссия.

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

5 доводов против введения прогрессивного подоходного налога
 

http://www.forbes.ru/ekonomika-colum...aloga-v-rossii

5 доводов против введения прогрессивного подоходного налога
Отмена плоской шкалы налогообложения сделает бедных беднее, инвесторов пугливее, судебные издержки выше

09 марта 2011 21:20

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Недавно состоялось первое заседание экспертной группы «Сокращение неравенства и борьба с бедностью», посвященное подготовке предложений по актуальным проблемам стратегии социально-экономического развития России на период до 2020 года. С большим удивлением я обнаружил, что одной из главных тем дискуссии стал вопрос о введении прогрессивного подоходного налога в России, призванного снизить уровень неравенства в доходах граждан. Многие эксперты в области изучения бедности разделяют эту идею — попробую им возразить.

Во-первых, отказ от плоской шкалы НДФЛ в России противоречит одному из принципов государственного управления — постоянству правил игры. Нарушение многократных обещаний президента и правительства не менять ставку НДФЛ приведет к еще большему росту недоверия бизнеса к власти, оттоку иностранных инвестиций и бегству отечественного капитала за границу. Хотя решение о повышении страховых взносов в 2011 году и доминирование «силовой бюрократии» в определении правил делового оборота уже сеяли массовое недоверие к перспективам развития страны, вряд ли стоит усугублять эту ситуацию введением прогрессивного НДФЛ. Бедным не станет лучше, если уменьшится поток инвестиций: будет меньше новых производств и новых рабочих мест.

Во-вторых, прогрессивная шкала НДФЛ приведет к тому, что богатые территории станут значительно богаче (НДФЛ поступает в региональные и местные бюджеты). Вряд ли людям с невысокими доходами в Амурской области станет лучше, если бюджет Москвы получит дополнительные миллиарды. Это усилит межрегиональную политическую напряженность, для снятия которой центру, возможно, придется частично перевести НДФЛ в федеральный бюджет, что негативно скажется на развитии федерализма в России.

В-третьих, плоская шкала налогообложения снижает административные и судебные издержки (даже в развитых странах они составляют около 5% от налоговых сборов). Введение прогрессивной шкалы потребует практически 100-процентного охвата экономически активного населения обязанностью самостоятельно декларировать доходы. Вы получаете зарплату в нескольких местах? Ваши проценты по депозиту выше ¾ ставки рефинансирования ЦБ? Продали паи инвестиционного фонда? Сейчас со всех этих доходов ваши налоговые агенты удерживают 13%, беря на себя все общение с налоговиками. Введение прогрессивного НДФЛ потребует от вас самостоятельно учитывать доходы из различных источников, складывать их, оформлять налоговую декларацию и (если что не так) объяснять налоговикам, что вы не верблюд. Пока ни наши граждане, ни налоговая служба не готовы к такой бурной деятельности. Очевидно, что рост затрат общества на налоговое администрирование вряд ли поспособствует улучшению материального положения наименее обеспеченных слоев населения.

В-четвертых, введение прогрессивной ставки НДФЛ приведет к уклонению от налогов. Справедливость этого тезиса доказывается тем, что налоговая реформа 2000-х годов привела к массовому выходу из тени доходов. После снижения предельной ставки НДФЛ поступления выросли на 0,7-0,8% ВВП. Более того, введение плоской шкалы привело к увеличению прогрессивности налогообложения за счет того, что многие богатые граждане перестали уклоняться от уплаты налога. При повышении подоходного налога возможен обратный процесс: богатые люди начнут интенсивнее уклоняться от налогов, объем поступлений снизится, а основное налоговое бремя ляжет на средний класс. В результате при введении прогрессивной ставки НДФЛ налог с ростом доходов будет увеличиваться даже меньше, чем сейчас. Вряд ли бедным станет лучше от того, что богатые будут уклоняться от налогов (а они это умеют).

В-пятых, прогрессивная шкала подоходного налога вносит более сильные искажения в функционирование рыночной экономики в виде увеличения безработицы, сокращения стимулов к труду и уменьшения инвестиций, нежели плоская шкала. На это можно возразить: если плоская шкала так экономически выгодна, почему в большинстве стран действует прогрессивная шкала? Может быть, российские власти просто не умеют и не хотят учиться администрировать прогрессивный НДФЛ? Отчасти это так. Нынешнее состояние институтов, в том числе и фискальных, неуверенность граждан в целевом использовании налоговых сборов сильно отличают нашу страну от многих государств, где действует прогрессивная шкала НДФЛ, и являются объективными препятствиями для ее введения.

Преобладание прогрессивных налоговых ставок в развитых и развивающихся странах отнюдь не является приговором плоской шкале НДФЛ. Плоская шкала подоходного налога существует в Албании, Болгарии, Гернси, Гонконге, Грузии, Джерси, Исландии, Казахстане, Киргизии, Латвии, Литве, Македонии, Монголии, России, Румынии, Словакии, Украине, Чехии, Эстонии. В крупных странах, где субъектам Федерации предоставлена бюджетная свобода на региональном уровне, — например, в канадской провинции Альберта, а также в отдельных штатах США: Иллинойсе, Индиане, Массачусетсе, Мичигане и Пенсильвании — введена плоская шкала подоходного налога.

Докризисный опыт проведения налоговых реформ в развитых странах свидетельствует о постепенном переходе к плоской шкале подоходного налога: со временем налоговая база расширяется при снижении предельных ставок. Невозможность резкого перехода к плоской шкале в большинстве стран объясняется двумя причинами:

1) значительной долей налога на доходы физических лиц в доходах бюджетов развитых государств и, соответственно, высокими фискальными рисками проведения резкой реформы в данной сфере;

2) невозможностью достижения политического консенсуса по этому вопросу.

Именно политическими мотивами объясняется отход от докризисного курса на «уплощение» подоходного налога в США и Великобритании, где недавно были увеличены предельные ставки. Огромные финансовые вливания в спасение банковского сектора, сопровождавшиеся скандалами с выплатой бонусов руководству финансовых институтов, на фоне роста безработицы и падения доходов населения потребовали политической легитимации антикризисной политики в виде увеличения налогового бремени на богатых. Однако вряд ли «пожарные меры», принимаемые в некоторых развитых странах, должны становиться долгосрочными ориентирами для развития российской налоговой системы.

Не стоит воспринимать плоскую шкалу подоходного налога как панацею или обязательное условие для экономического роста. Это эффективный экономический инструмент, но только один из многих. Плоский НДФЛ не заменит эффективную судебную систему, отсутствие коррупции и хорошие дороги. Но если у нас есть это преимущество перед многими нашими конкурентами, зачем от него отказываться? Тем более что таких конкурентных преимуществ у нашей страны не так уж и много. Страна, чья экономика конкурентоспособна на мировой арене, только и может рассчитывать на быстрый рост доходов наименее обеспеченных слоев населения.

Автор — заведующий лабораторией межбюджетных отношений Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

Тупики социальной системы
 

http://www.chaskor.ru/article/tupiki..._sistemy_23739

Екатерина Кац вторник, 14 июня 2011 года, 15.02
http://www.chaskor.ru/posts_images_2...739_poorbi.jpg
9 июня 2011 года в Мадриде прошла презентация секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума

Эксперты из России, Испании и США обозначили своё видение решения проблем социального неравенства внутри государства и в масштабе мировой политики, представив доклады о стратегиях экономического развития, управлении конфликтами и кризисами, модернизации подходов к общему и профессиональному образованию, стимулированию предпринимательской активности и формированию современного — устойчивого и справедливого — социального порядка.

Подготовительная встреча в Мадриде была организована исполнительной дирекцией Мирового политической форума (с российской стороны) и бизнес-школой Института предпринимательства (с испанской стороны).

В ней участвовали: Александр Кузнецов, чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Королевстве Испания и Княжестве Андорра; Валерий Фадеев, директор Института общественного проектирования, член совета Общественной палаты Российской Федерации по экономическому развитию и поддержке предпринимательства; Татьяна Алексеева, профессор, заведующий кафедрой теории политики МГИМО (У) Министерства иностранных дел Российской Федерации; Владислав Иноземцев, руководитель исполнительной дирекции Мирового политического форума; Сантьяго Инигез де Озоньо, декан бизнес-школы Института предпринимательства (Испания); Мануэль Монтес, глава отдела анализа и развития Департамента по экономическим и социальным вопросам ООН (США); Джеффри Соммерс, профессор Стокгольмской школы экономики в Риге, профессор Университета Милуоки (США); сотрудники и студенты бизнес-школы Института предпринимательства, представители российских и испанских средств массовой информации.

Руководитель Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев, поддержав инициативы по Сколково и создание «Роснано», сделал акцент на развенчание «реального веса» гигантов новой экономики, обратив внимание аудитории на то, что Microsoft по объёму продаж в пять раз уступает Toyota, а Google примерно так же отличается от Siemens. Г-н Иноземцев призвал к реиндустриализации экономики России, подкрепив свой тезис впечатляющими данными о росте производства цемента и грузовых автомобилей в Китае по сравнению с Россией.
Просветительский прорывВалерий Фадеев, модератор секции «Богатые и бедные: где справедливость?», открывая дискуссию, обозначил проблемы, характерные для большинства современных государств и оказывающие прямое влияние на социальный климат как внутри государства, так и в масштабе современного мира. По словам модератора, ряд решений, направленных на развитие социальных систем и разработанных ещё в середине ХХ века, уже изжили себя и требуют переосмысления и существенной модернизации. Другие идеи и прогнозы не получают своего подтверждения, и общества, вопреки ожиданиям, не становятся более устойчивыми и социально справедливыми.

Так, по мнению Фадеева, в современных государствах сложилась тенденция к «размыванию среднего класса». Особенно это стало заметно в США после мирового финансового кризиса. Всё больше людей уходит в низшие слои по доходам. Чем это будет компенсироваться? Какой будет социальная структура через 10—15 лет? Произойдёт ли возврат к старой структуре, или она будет принципиально иной?

Переоценки и модернизации требует система социального обеспечения, прежде всего система здравоохранения и пенсионная система. Идеологи системы пенсионного обеспечения не предполагали, что она разрастётся до таких размеров, что фактически перестанет быть адекватной мерой поддержки граждан старшего возраста современных государств.

Не получил своего подтверждения и прогноз Дж. Кейнса об изменении социальной системы по достижении уровня ВВП на душу населения планки в 40 тыс. долларов в год, когда активная часть населения сможет работать на ближнего, увеличивая тем самым уровень социального обеспечения нетрудоспособных граждан.

По мнению экспертов подготовительной встречи в Мадриде, эти и другие проблемы — тупики социальной системы современных государств, которые требуют обсуждения и выработки новых решений, адекватных реалиям современного мира и способных вывести современные общества на новый уровень социального развития.

Модератор секции «Стандарты демократии и многообразие демократического опыта» президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский заинтриговал присутствующих на пресс-конференции журналистов своими неожиданными выводами насчёт взаимосвязи между демократией и инновационным развитием. На его взгляд, понятия «демократия» и «развитие» — неоднозначные. Так как сама по себе демократия не гарантирует прогресс.
Совместимы ли демократия и модернизация?Декан мадридской бизнес-школы Института предпринимательства Сантьяго Инигез де Озоньо полагает, что при помощи образования можно сократить пропасть между богатыми и бедными. По его мнению, образование — это катализатор, позволяющий выйти на рынок труда и развивать граждан в самом широком смысле этого слова. Г-н Инигез де Озоньо уверен, что любой молодой человек, вне зависимости от места проживания и уровня доходов, должен иметь право на получение качественного образования и в этом ему могут помочь современные технологии дистанционного образования, которые следует развивать и поддерживать в ведущих мировых школах. Существенным фактором, стимулирующим дух предпринимательской активности молодёжи, наряду с доступным образованием, декан бизнес-школы считает обучение школьников основам предпринимательства, а в более старшем возрасте — предоставление молодым людям микрокредитов на профессиональное образование и открытие собственного дела.

В ходе обсуждения вопросов образования эксперты обозначили такие проблемы, как недоступность ряда ведущих преподавателей для других вузов и критическое отношение к Болонской системе профессионального образования со стороны работодателей. Г-н Инигез де Озоньо высказал предложение, что эффективному обмену педагогами может способствовать международная биржа преподавателей, которая позволит более эффективно привлекать нужных специалистов для работы со студентами, а недоверие работодателей к бакалаврам как к подготовленным специалистам поможет снизить целенаправленная разъяснительная работа вузов и система международной аккредитации университетов.

Руководитель исполнительной дирекции Мирового политического форума Владислав Иноземцев в своём выступлении высказал сомнения в том, что высшее образование может быть реальным инструментом, который поможет улучшить мир, поскольку хорошее образование по-прежнему остаётся уделом обеспеченных граждан. Соответственно, возможности для получения высокооплачиваемой работы после получения качественного образования остаются у того социального слоя, который может себе позволить такое образование. Также у г-на Иноземцева вызвал сомнение тезис о реальности расширения возможностей для разных слоёв общества посредством дистанционного образования: «Интернет хорош для информации, но не для знаний. Информация доступна, тогда как в обществе преобладает недостаток знаний. Есть разница между доступом к информации и доступом к знаниям. Что же улучшать: грамотность или знания?»

Мануэль Монтес в своей презентации коснулся вопросов достижения социальной устойчивости в обществе через решение существующих проблем в экономических стратегиях современных государств и предложил механизмы борьбы против неравенства. По его мнению, глобализация становится реальной угрозой для современных государств и их граждан. Для поступательного развития правительствам стран следует аккумулировать необходимые средства и систематически инвестировать их в соответствии с разработанными программами стратегического развития. Частному бизнесу, в свою очередь, следует активнее вкладывать деньги в венчурные проекты, которые могут принести большую финансовую отдачу. Для реализации такой политики необходимы структурная реформа систем государственного управления и пересмотр взаимоотношений государства и бизнеса.

Мнения и вопросы, прозвучавшие в ходе прошедшей дискуссии, станут отправными точками для дальнейшего обсуждения на заседании секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума в сентябре 2011 года в Ярославле.

Неравенство у русских в крови
 

http://slon.ru/blogs/starcorr/post/536189/
http://slon.ru/bitrix/templates/include/images/logo.png
Экономика счастья 21.02.11 | 21:46 RSS

Как общественное расслоение отравляет нашу жизнь и делает нас больными
http://slon.ru/images2/blog_photo_11...676851_350.jpg
[Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru]
Среди крупных экономик по уровню неравенства Россия уступает только странам Латинской Америки. Коэффициент Джини, характеризующий неравномерность распределения доходов в обществе, в России составляет 0,42 (0 – все доходы распределены равномерно, 1 – все доходы в руках одного человека), а в Мексике – 0,46, в Бразилии – 0,59.

Но неравенство выражается не только в деньгах или статистических сводках. Оно приводит к повышенному выделению гормона кортизола и пониженному выделению окситоцина, говорится в исследовании Ричарда Уилкинсона и Кэйт Пикетт. Высокий уровень кортизола ухудшает иммунитет, а низкий уровень окситоцина ведет к недоверию. Окситоцин вообще называют «гормоном доверия» или «гормоном объятий», так как он выделяется у матери после родов и во время кормления, а повышение его уровня в крови увеличивает доверие к другим людям и – как следствие – ведет к созданию семейных пар.

Таким образом, российское общество – больное и недоверчивое не только на психологическом, но и на физиологическом уровне. Посмотрите на вены на своих руках: высокий коэффициент Джини буквально течет по ним и отравляет вашу жизнь.

Как же мы дошли до жизни такой? Страны Восточной Европы и СССР перед началом перехода от социализма к капитализму находились примерно в одинаковых экономических условиях: один общественный строй, близкий уровень неравенства и доходов. Однако сейчас в России коэффициент Джини приближается к уровню Латинской Америки. Вернее, распределение доходов и расходов у нас, как в англо-саксонских странах (например, коэффициент Джини в США – 0,41), а распределение собственности ближе к более неравномерному латиноамериканскому. После двух десятилетий реформ мы получили слабый средний класс, конфликт внутри элиты и сочетание неравенства с ресурсным проклятием. Даже наша политическая система, близкая к однопартийности, напоминает мексиканскую.

А вот в Восточной Европе коэффициент Джини сблизился с показателями Западной Европы. Сравните: Швеция и Чехия – 0,25, Украина – 0,27, Польша и Испания – 0,35.

Увы, переход России именно к латиноамериканской, а не западноевропейской модели неравенства во многом был предопределен, утверждают Леонид Григорьев и Алла Салмина в докладе «Неравенство в России в период трансформации». Российская приватизация была задумана таким образом, чтобы максимально быстро достичь точки, после которой возврат к коммунизму был бы невозможен. Поэтому, несмотря на ваучерную приватизацию, собственность оказалась в руках сравнительно небольшой группы людей. Этому способствовало и то, что в советской экономике предприятий было меньше, зато они были большие.

Второй фактор, определивший рост неравенства, – это вымывание среднего класса. Кризис в постсоветской экономике был глубже и дольше, чем в Восточной Европе (за 1989–1999 годы ВВП России сократился на 43%). Исчезали целые отрасли экономики вместе с рабочими местами, причем это были места среднего класса. Высокий уровень образования советских людей и открытые границы привели к тому, что многие представители советской средней прослойки эмигрировали за рубеж.

Если в России неравенство росло за счет исчезновения среднего класса, то в развитых странах все происходило в зеркальном отражении. Средний класс не подвергался потрясениям, зато беднели неимущие (за счет автоматизации неквалифицированного труда и переноса его в бедную Азию) и богатели те, кого младший Джордж Буш назвал «имущими» и «многоимущими».

В США доход богатейших 20% населения в 1970-х вырос на 14%, а беднейших – на 9%. В 1990-е годы богатейшие стали богаче на 27%, а беднейшие стали богаче только на 10%. Исследователи объясняют это действием двух факторов. Во-первых, в развитых экономиках увеличивается доля финансовых, медицинских и юридических услуг. Представители этих отраслей всегда зарабатывали немало, а теперь – еще больше. Во-вторых, распространение престижного потребления приводит к тому, что менее состоятельные люди тратят значительную часть дохода на модные гаджеты, одежду и посещение мероприятий, которые становятся модными, потому что их делают таковыми еще более богатые и знаменитые люди. Таким образом, начинается расслоение внутри высшего класса.

Экономическая стабилизация в России, видимо, приведет к тому, что рост неравенства по модели «лихих 90-х» заменится ростом неравенства по постиндустриальной модели. Одно остается неизменным: неравенство и дальше будет отравлять нам кровь.

Соли Озел: «В развитых странах сокращается средний класс»
 

http://www.chaskor.ru/article/soli_o...ij_klass_24447
понедельник, 15 августа 2011 года, 12.30
http://www.chaskor.ru/posts_images_2...447_ripobi.jpg
// Reuters
Участник секции «Богатые и бедные: где справедливость?» Мирового политического форума-2011, бакалавр экономики Колледжа Беннингона, магистр международных отношений Университета Джона Хопкинса, соавтор книги «Реформирование партнерства: турецко-американские отношения в новой эре» о новом определении бедности, понятиях «бедный» и «богатый», политике Турции в вопросах борьбы с бедностью и о доминировании неолиберальной идеологии в современной экономике.

— Изменились ли за последние десятилетия понятия богатства и бедности? Кроется ли сегодня за понятиями «бедный» и «богатый» тот же смысл, который приписывался им 20 лет назад?
— Давайте посмотрим на количественные данные. За последние 20 лет из бедности вышли сотни миллионов людей по всему миру. В Китае их число составляет около 200—300 миллионов, в Бразилии – 20—40 миллионов, а в Индии – более 100 миллионов человек.

В современных государствах сложилась тенденция к «размыванию среднего класса». Особенно это стало заметно в США после мирового финансового кризиса. Всё больше людей уходит в низшие слои по доходам. Чем это будет компенсироваться? Какой будет социальная структура через 10—15 лет? Произойдёт ли возврат к старой структуре, или она будет принципиально иной?
Тупики социальной системы

Кроме того, поскольку сегодня практически всюду, особенно в развивающихся странах, улучшаются стандарты жизни, вероятно, нельзя сказать, что понятие «бедный» имеет то же значение, что и раньше. Разрыв между богатыми и бедными странами сокращается. Богатые страны испытывают экономический кризис и не могут из него выбраться, что ведет к довольно быстрому, как я полагаю, сокращению их доли в мировой прибыли. С другой стороны, разрыв в доходах между бедными и богатыми внутри самих стран усилился. 350 миллиардеров располагают состоянием, которое превышает доходы половины стран мира. Все больше людей улучшают свое положение и движутся в направлении среднего класса. В 2022 году в мире доля среднего класса в структуре населения будет больше, чем доля бедных.

— Какое положение в этом контексте занимает Турция? Является ли бедность политизированной темой?
— Турция — это страна со средними доходами, причем за последнее десятилетие страна удвоила ВНП почти втрое. До 2008 года разрыв в доходах сокращался, однако после кризиса он начал вновь расти. Да, в Турции есть бедность, но эта бедность – совсем не та, которую можно обнаружить, например, в Индии, хотя в обеих странах существует и немаленький средний класс.

Я считаю, что турецкая политика уделяет слишком мало внимания проблеме бедности, чем следовало бы. Как правило, мы исходим из того, что у нас есть высокая социальная мобильность, которая создает возможности для того, чтобы выйти из бедности и перейти к более высокому уровню дохода. Кроме того, по сравнению с прошлым общие условия жизни улучшились, равно как здравоохранение и другие сферы. Уровень безработицы буквально пару недель назад упал до докризисного уровня. Да, в Турции существует множество проблем, но турки более оптимистично настроены в отношении своего будущего, чем люди во многих других странах, поэтому в стране народное недовольство не достигает высоких уровней. Если бы оно было высоким, то правящей партии не удалось бы получить 50% голосов избирателей на прошедших выборах. Однако существующие дисбалансы рано или поздно проявят себя.

— Очевидно, что мир за последние десятилетия стал богаче, тогда как же так получилось, что разрыв между богатыми и бедными также вырос? Какие меры могут быть предприняты, чтобы прекратить этот рост?
— Это проблема политического характера. Одной из причин того, почему экономическое неравенство за последние тридцать лет так бросается в глаза, является доминирование неолиберальной идеологии в экономике в большинстве развитых стран и не только в них. Например, если в США в 1976 году 1% населения принадлежало 7% доходов, то сегодня им принадлежит 27% доходов. И это значит, что средний класс в США испытывает сильное давление и продолжает сокращаться. Раньше в средний класс в этой стране входили квалифицированные рабочие, поскольку они имели соответствующий среднему классу доход. Сегодня этого больше нет. Похоже, что мы будем наблюдать рост среднего класса в развивающихся странах, но в развитом мире ему придется побороться за сохранение своей роли и статуса. Также возникли новые трения между двумя группами среднего класса: старыми и новыми, которые появляются благодаря рыночным механизмам. Эти трения между различными категориями среднего класса можно увидеть, например, в Таиланде.

— Эти и другие проблемы будут обсуждаться на одной из секций Мирового политического форума в Ярославле, который Вы планируете посетить в этом году. Каковы Ваши ожидания от предстоящих дискуссий? Что Вы планируете сказать и что Вы хотели бы услышать от других участников?
— Я придерживаюсь высокого мнения о предстоящем форуме в Ярославле, поскольку его организаторы сделали тему бедности центром дискуссий на одной секций, и я совершенно согласен с таким выбором.

Влияние действующих социальных моделей на чувствительность стран к кризису было незначительным. Тем не менее как Евросоюзу, так и России стоит пересмотреть некоторые механизмы социального обеспечения, с тем чтобы адаптироваться к новым условиям и возможностям, вызванным глобальным экономическим кризисом.
Миграция — условие социальной эволюции

На мой взгляд, вопросы, которые мы затронули в этом интервью – в частности, тема нового определения бедности, понимание, что значит быть бедным в сегодняшнем мире и как бороться против бедности, — являются действительно важными, и они будут в центре внимания в ближайшее десятилетие. Я надеюсь, что в результате работы Форума удастся если не выработать решение этих проблем, то хотя бы очертить контуры, в рамках которых мы будем обсуждать эти вопросы. И это уже важно. В конечном счете, будет ли вестись борьба против бедности или нет, является политическим решением. Если политики, наконец, решат бороться против бедности, а к ним присоединятся преуспевающие люди, последовавшие примеру Билла Гейтса, который пожертвовал часть своего состояния на борьбу с бедностью и призвал остальных делать то же самое, то очевидно, что всем им понадобится четкая стратегия. Эта стратегия должна давать ответы на такие вопросы, как эффективно оказывать помощь, как избежать коррупции в бедных странах, которая может привести к нецелевому использованию пожертвованных средств и т.д. Все это подчеркивает необходимость интеллектуальной дискуссии, разработки программ и институционального строительства. Я надеюсь, что проведение Мирового политического форума в Ярославле внесет свой вклад в решение этих вопросов.

Беседовала Юлия Нетесова

Майкл Хадсон: «Как бедность и строгая экономия вредят экономическим интересам России»
 

http://www.chaskor.ru/article/majkl_...m_rossii_24502

http://www.chaskor.ru/posts_images_2...02_bdnstbi.jpg
// Итар-Тасс
Профессор экономики Университета Миссури — Канзас-Сити, глава Специального комитета экспертов по реформированию Латвии, президент Института изучения долговременных экономических тенденций и почётный профессор экономики Хуажонского научно-технологического университета (Ухань, Китай) о динамике богатства и бедности, централизованном планировании и неолиберальных экономических идеях.

Профессор экономики Университета Миссури — Канзас-Сити, глава Специального комитета экспертов по реформированию Латвии, президент Института изучения долговременных экономических тенденций и почётный профессор экономики Хуажонского научно-технологического университета (Ухань, Китай) о динамике богатства и бедности, централизованном планировании и неолиберальных экономических идеях.

Нам всем хорошо известно, что мир несправедлив. Но полезно было бы задаться вопросом о том, какой уровень бедности объясняется объективными экономическими причинами, а какой является результатом недальновидной политики, которой можно было бы избежать. С этой же проблемой связан вопрос о том, насколько финансовая и налоговая политика строгой экономии вредит национальным экономическим интересам.

В особенности эта проблема важна для сегодняшней России, поскольку советская система социального обеспечения была разрушена, в то время как сбалансированное восстановление промышленного сектора с хорошими показателями роста так и не было осуществлено. В состоянии ли Россия вытащить большую часть населения из бедности? Если поставить вопрос иначе, то каковы будут последствия для России, если она не справится с бедностью?

С 1960-х и по 1980-е годы включительно МВФ, а позднее и Европейский союз рекомендовали национальным правительствам в качестве мер сбалансирования бюджетного дефицита и выплат по международным обязательствам использовать стратегии жёсткой экономии, которые были обречены на провал и не привели к экономическому росту. Повсюду от стран Латинской Америки до Латвии и Греции наблюдалась растрата экономического потенциала в результате бедности, возникшей из-за следования неолиберальным принципам. Бедность замедляет экономический рост и делает национальные экономики менее сильными и конкурентоспособными, а также более зависимыми от внешних кредиторов. Внутренний рынок стагнирует, а наиболее образованные граждане эмигрируют. Поэтому основной задачей на ближайшее время является объяснить преимущества иной, более эффективной политики, которая направлена на преодоление бедности, способствует бурному развитию внутреннего рынка и снимает с экономики бремя семей с низким доходом, которые взамен становятся ресурсом для её развития.

— Какой уровень бедности не может быть объяснён объективными экономическими причинами? Является ли бедность всего лишь результатом плохой экономической политики?
— Для начала необходимо понять, какой уровень бедности экономически «оправдан», а какой является необязательным. Точно так же, как существует множество путей обогащения, многие страны испытывают различные виды бедности. Хорошие новости заключаются в том, что бóльшая часть бедности, которая наблюдается сегодня, порождена не технологическими или иными «объективными» причинами, такими как низкая производительность. Скорее она проистекает от деятельности групп особых интересов, которые добиваются для себя преимуществ по извлечению дохода практически без издержек производства или затраты средств на разработку. В этом случае их прибыль обеспечивается просто за счёт владения землёй, правами на разработку полезных ископаемых, монопольным положением или банками с наилучшими кредитными условиями.

Бедность и меры строгой экономии являются результатом деятельности групп с особыми интересами, которые монополизируют экономический излишек за счёт интересов экономики в целом. Основными рантье, попадающими в данную категорию, являются финансисты, владельцы земли и природных ресурсов, которые находятся на вершине экономической пирамиды. Остальные 90% общества находятся в долгу именно у этих людей и вынуждены платить им проценты, ренту, плату за пользование услугами и т.д. Получение ренты является экономически неоправданным бременем, от которого классические экономисты стремились отказаться, чтобы построить свободное общество. Идея «свободного рынка» от физиократов и Адама Смита до Джона Стюарта Милля и социалистических мыслителей XIX века заключалась в том, чтобы освободить промышленный капитализм от класса рантье, который был унаследован ещё со времён европейского феодализма.

Однако сегодня неолиберальные эксперты придают идее свободных рынков совершенно иной смысл. По их мнению, свободным можно назвать такой рынок, который свободен от государственного регулирования цен, налогов на ренту от финансовых прибылей, владения землёй и монопольного положения в какой-либо сфере — в общем, всего того, что классические экономисты называют непроизводственным доходом. А это значит, что мы стоим перед двумя совершенно разными видениями экономики. Идея классических экономистов заключалась в том, чтобы обеспечивать экономический рост и избегать при этом «искусственной бедности», которая является следствием стремления к богатству за счёт всего остального общества.

Неолиберальная идея заключается в том, чтобы лишить правительство способности контролировать рынки с целью обеспечения «управляемого роста» и экономического развития в национальных интересах. Неолибералы утверждают, что это является альтернативой централизованному планированию. Но действительность такова, что в этом случае контроль просто сосредотачивается в руках банкиров, в основном тех, которые обитают на Уолл-стрит и в Лондонском Сити, а также финансовых кругах в других странах.

По мнению неолиберальных экономистов, такая политика является естественным способом достижения экономического роста и благосостояния. Их концепция «богатства» в данном случае принимает форму финансовых благ и особых привилегий, а не совокупности средств производства, образования и умений или же исследований и технологий. Учитывая это, можно сказать, что «плохие» формы накопления богатства стали сегодня основной угрозой для экономического роста и мощи государства. Это, в свою очередь, происходит от неспособности провести различия между производственными и непроизводственными инвестициями.

Для того чтобы проанализировать динамику богатства и бедности, нам необходимо рассмотреть процессы, которые приводят к разрыву между богатыми и бедными в различных экономиках, а затем предложить национальные стратегии, которые помогут справиться с таким разрывом наилучшим образом для национальных интересов России и других стран.

Я предполагаю, что лучше всего было бы сфокусироваться на налогово-бюджетной политике и инфраструктурных инвестициях для стимулирования экономического роста, национального производства и жизненных стандартов, поскольку это путь наименьшего сопротивления в деле преодоления бедности и экономической поляризации, обусловленных «плохими» налогами. Отмечу, что речь не идёт о налогах как таковых, но о таких экономически порочных налогах, которые создают благоприятные условия для привилегированных групп за счёт интересов экономики в целом.

— Как сложилась такая ситуация?
— В западных учебниках предполагается, что богатые получают доход, инвестируя в экономический рост. Корпоративные прибыли реинвестируются в новые заводы и оборудование с целью повышения производительности. За счёт кредитов обеспечиваются инвестиции, которые дают достаточно дохода, чтобы оплатить займы и проценты по ним, а также принести прибыль предпринимателю и другим инвесторам.

Одной из причин того, почему экономическое неравенство за последние тридцать лет так бросается в глаза, является доминирование неолиберальной идеологии в экономике в большинстве развитых стран и не только в них. Например, если в США в 1976 году 1% населения принадлежало 7% доходов, то сегодня им принадлежит 27% доходов. И это значит, что средний класс в США испытывает сильное давление и продолжает сокращаться. Раньше в средний класс в этой стране входили квалифицированные рабочие, поскольку они имели соответствующий среднему классу доход. Сегодня этого больше нет. Похоже, что мы будем наблюдать рост среднего класса в развивающихся странах, но в развитом мире ему придётся побороться за сохранение своей роли и статуса. Также возникли новые трения между двумя группами среднего класса: старыми и новыми, которые появляются благодаря рыночным механизмам. Эти трения между различными категориями среднего класса можно увидеть, например, в Таиланде.
Соли Озел: «В развитых странах сокращается средний класс» Начиная с XIX века предприниматели оправдывали своё личное богатство, утверждая, что они используют его для инвестиций в основной капитал, для найма большего количества рабочей силы и, конечно, для благотворительности. В нынешнее время это особенно касается предоставления средств бизнесменами университетам и «мозговым центрам». В результате бизнес-школы и лоббистские учреждения, которые они спонсируют, изображают спонсоров в качестве мудрых руководителей компаний, где организацией производства занимаются инженеры. Но в действительности происходит совсем другое. Намного проще зарабатывать деньги хищническими методами. Именно таким образом в Америке делались большие состояния торговцами ценными бумагами на Уолл-стрит и спекуляторами на фондовых рынках. Тяжёлая промышленность объединилась в тресты, чтобы противостоять профсоюзному движению и общественным кампаниям, борющимся за более безопасные и удобные условия труда, а также для повышения цен независимо от уровня производственных издержек.

Корпоративные круги и иные привилегированные слои отказались от системы ценностей классической политической экономии, которая лежала в основе этого подъёма. Данный разрыв преимущественно касался того постулата, что всё богатство должно быть «заработано». Эти круги не признают тот факт, что непроизводственный доход достигается за счёт интересов других людей и народов. Такая доктрина, свободная от ценностей, отвергает не только Маркса, но и Адама Смита, Джона Стюарта Милля и других классических экономистов. Любой путь к обогащению сейчас считается продуктивным для тех, кто находится наверху экономической пирамиды. Неолиберальный чикагский экономист Милтон Фридман зашёл настолько далеко, что начал утверждать, будто «ничего бесплатного не бывает».

Но даже после того как он сделал это утверждение, США и Европейский союз всё больше и больше думали о том, как бы получить что-нибудь бесплатно. К 1980-м годам была достигнута новая форма экономической поляризации. Если бы промышленники становились богаче, получая больше прибылей для инвестиций в капитал, то индустриализация приводила бы к большему уровню трудоустройства и более высококвалифицированной рабочей силе. Однако вместо этого богатство концентрировалось в руках людей, находящихся на вершине экономической пирамиды, финансовым путём, а также путём создания монополий, покупаемых и продаваемых в кредит на условиях, при которых прибыли выплачивались как дивиденды и проценты за пользование кредитом. В то время как промышленные доходы упали, финансовый сектор увеличил свою долю объявленной прибыли в статистике производства и национального дохода США (NIPA) до 40%. Я бы мог добавить, что этот феномен шёл рука об руку с деиндустриализацией американской экономики и экономики постсоветских государств.

— Почему разрыв между богатыми и бедными растёт?
— Этот вопрос требует «двухуровневого» ответа. На глобальном уровне разрыв растёт между богатыми странами-кредиторами и бедными странами-должниками (из недавних примеров можно привести Ирландию и Грецию). На национальном уровне экономическая поляризация растёт в основном между кредиторами и должниками, то есть между финансовым сектором и остальной экономикой. Поэтому можно сказать, что и на глобальном, и на национальном уровнях экономики государств пытаются справиться с долгами, уровень которых превышает всякую разумную возможность когда-либо их выплатить. Сегодня обслуживание долга поглощает большую часть экономического излишка: корпоративные прибыли, ренту за недвижимое имущество, личный доход выше базовых потребностей и даже государственные доходы выше минимально необходимого уровня социальных расходов.

Эксперты из России, Испании и США обозначили своё видение решения проблем социального неравенства внутри государства и в масштабе мировой политики, представив доклады о стратегиях экономического развития, управлении конфликтами и кризисами, модернизации подходов к общему и профессиональному образованию, стимулированию предпринимательской активности и формированию современного — устойчивого и справедливого — социального порядка.
Тупики социальной системыКогда банки и другие финансовые институты присваивают себе экономический излишек, они используют большую его часть для расширения потенциального объёма будущих займов с целью извлечения ещё больших доходов по процентным ставкам до тех пор, пока экономика не погружается в состояние бедности. Таким образом, сегодня финансовый сектор играет ту роль, которую Рикардо, Адам Смит и другие физиократы приписывали землевладельцам.

На международном уровне наблюдаемый разрыв в глобальной экономике произошёл в результате плохой экономической политики МВФ и Всемирного банка, которые навязывали её на протяжении 50 лет, улучшая положение Северной Америки и Европы, но ослабляя весь остальной мир. Правительствам выделялись кредиты для развития инфраструктуры, но почти всегда эти кредиты были полностью ориентированы на развитие экспорта, а не внутренних рынков.

После того как в 1991 году развалился Советский Союз, большая часть его членов последовала неолиберальной концепции реформ, предложенной МВФ, Всемирным банком и выпускниками ведущих западных университетов, так называемыми мальчиками из Гарварда. В результате они просто передали контроль над наиболее прибыльными частями государственной собственности (полезные ископаемые, недвижимость, предприятия общественного пользования, отели, транспортные системы и т.д.) людям со связями внутри экономической и банковской элиты. США и другие западные страны затем помогли этим людям переместить свои капиталы на Запад путём продажи постсоветских предприятий и недвижимости.

На национальном уровне, в каждом государстве экономика «мыльного пузыря» привела к повышению цен на жильё, вынуждая потребителей ради его приобретения залазить в долги на целую жизнь. Доход от ренты принял форму процентных выплат. Была введена плата за образование, которая покрывалась за счёт займов студентам. В Соединённых Штатах такие долги не могут быть списаны в результате банкротства. Многие студенты берут займы, которые они будут выплачивать несколько десятилетий независимо от их способности зарабатывать в условиях растущей безработицы.

Финансовый сектор также обеспечивал поглощение компаний. Рейдеры использовали корпоративный денежный поток (прибыль до вычета процентов, налогов и амортизационных отчислений; то, что по-английски называется EBITDA — earnings before interest, taxes, depreciation and amortization), чтобы платить своим заёмщикам и держателям облигаций. Затем они просто скупали свои собственные акции с целью повышения их цены, а следовательно, и ценности свои фондовых опционов. Промышленные компании управлялись главными финансовыми директорами, а не промышленными инженерами или хотя бы менеджерами по продажам. Их целью было сделать богаче не экономику, а самих себя, и не путём новых прямых инвестиций, а путём сокращения капиталовложений, массовых увольнений и аутсорсинга, а в конечном счёте и путём процедуры «отделения активов».

Именно такой ход мыслей был у неолибералов, которые пришли «помочь» России в 1990-х годах. Они пришли не для того, чтобы максимально использовать российскую рабочую силу, стремясь обеспечить наивысший экономический доход. Они вообще не относились серьёзно к местной рабочей силе. Им нужны были всего лишь дешёвые сырьевые ресурсы. Они хотели помочь ведущим российским учёным и промышленным инженерам эмигрировать в Америку, поскольку США выпускали в основном специалистов финансовой сферы, а не технологически продвинутых профессионалов. Им также было необходимо перемещение российских капиталов и квалифицированной рабочей силы на Запад.

Процесс финансовой поляризации сопровождался процессом фискальной поляризации. С 1980-х годов и далее налоговое бремя сместилось с богатых на средний класс и низшие 80% населения. Налоги на недвижимость и финансовую прибыль сократились всего лишь до необходимости выплаты части подоходного налога (если прибыль от таких видов деятельности вообще облагалась налогом). Тем временем государственные расходы на систему социальной защиты, медицинского обслуживания и другие программы стали обеспечиваться за счёт средств рабочих и служащих (вплоть до 102 млн долларов общих выплат с человека), что позволило государству направить освободившиеся ресурсы для сокращения налогов для богатых. В результате налоговая система стала регрессивной вместо прогрессивной.

С конца 1970-х годов уровень средней заработной платы в Соединённых Штатах почти не поднимался, хотя налоговое бремя росло, равно как и стоимость недвижимости, образования и медицинского обслуживания. Это уменьшило объём рынка товаров и услуг. И поэтому американская экономика сегодня входит в период глубокой L-образной рецессии, как и экономика Западной Европы. Большая часть населения страдает от этого и становится беднее. Очевидно, что это не лучшая модель для России и других постсоветских стран, как показывает печальный пример Латвии.

Продолжение следует…

http://www.kommersant.ru/doc/1811004
http://www.kommersant.ru/content/pics/logo/vlast.gif
Еженедельник "Коммерсантъ", №45 (949), 14.11.2011

http://www.kommersant.ru/Issues.phot...024_2_t206.jpg
Фото: Василий Шапошников / Коммерсантъ
Рубрику ведет Игорь Федюкин

Зависит ли продолжительность жизни от уровня достатка? Этот вопрос давно волнует человечество; историки в очередной раз попытались на него ответить.

Фильм "Время" — о том, как мгновения буквально превратились в деньги. Минутами расплачиваются за такси и кофе, в них получают зарплату. Кончаются минуты — кончается и жизнь. Бедняки, соответственно, живут недолго, богатые бессмертны и к тому же не стареют. Фантастика здесь, как это часто бывает, основана на гротеске: неравенство перед смертью преувеличено, но оно — реальное явление. Богатые и образованные обычно имеют существенно больше шансов прожить очень долгую жизнь.

Откуда пошло это неравенство — ключевой вопрос. Два наиболее популярных и во многом интуитивных ответа на него таковы: социальное неравенство перед лицом смерти является либо извечным (оно наблюдалось уже в докапиталистических аграрных обществах), либо, наоборот, характерным для современности явлением. Во втором случае его связывают с промышленной революцией XIX века, когда бедняков оторвали от земли и здоровой пищи и согнали в перенаселенные, грязные и опасные города, а богачи получали больший доступ к медицине, канализации и средствам гигиены. Пагубным влиянием промышленной революции на общество возмущались еще европейские реформаторы середины позапрошлого столетия. Вероятно, отчасти это было обусловлено представлениями об архетипическом золотому веке — ушедшем в прошлое периоде социальной гармонии и изобилия. Идиллия эта с древности обычно описывалась как аграрное общество, не испорченное торговлей, промышленностью и государственностью.

О том, как в прошлом так называемая ожидаемая продолжительность жизни при рождении зависела от социально-экономического статуса, в реальности известно мало. Мы знаем лишь, что во второй половине XIX века такие различия действительно фиксировались, но без конкретики. При попытках определить, зависят ли показатели смертности от социального статуса и как соответствующие различия изменялись со временем, исследователи сталкиваются с множеством препятствий. Проблематично само определение социального статуса. Источником данных служат архивы различных органов, уполномоченных регистрировать смерть, например приходские книги. Такие источники содержат массу полезной информации, но имущественное положение усопших в них, как правило, не отражается. Поэтому авторы исследований определяют социальный статус через род занятий, что, конечно, означает сильное упрощение: с точки зрения реального уровня жизни купец купцу рознь. А попытки анализировать данные за продолжительный период упираются еще и в проблему меняющегося статуса профессий: одна и та же профессия может на протяжении ста лет превращаться из редкой и высококвалифицированной в массовую и низкооплачиваемую, и наоборот.

Преодолеть методологические трудности пытаются авторы серии статей в специальном номере журнала Explorations in Economic History. Собрать исчерпывающие данные, охватывающие всю Европу за несколько столетий, невозможно, поэтому итоговая картина представляет собой мозаику, составленную из разнородных, но весьма любопытных фрагментов. Данные, собранные в архивах Женевы, например, показывают наличие очень сильных различий в показателях смертности между купцами и высококвалифицированными ремесленниками, с одной стороны, и чернорабочими — с другой. И это уже в XVII веке, задолго до промышленной революции. С приходом же индустриальной эры общая продолжительность жизни повышается, а показатели неравенства перед смертью снижаются. Примечательно, что значительные различия в ожидаемой продолжительности жизни в более ранний период связаны с высокой детской смертностью от оспы. Дело в том, предполагают авторы, что представители элиты имели обыкновение отсылать малолетних детей на вскармливание в деревню, где тех меньше затрагивали эпидемии оспы, поражавшие в первую очередь наиболее густонаселенные городские кварталы. Таким образом, ключевыми оказываются различия в образе жизни, а не разница в доходах как таковая.

Схожий вывод сделан из данных, собранных исследователями в Сундсвале, небольшом городке на юге Швеции, и прилегающих районах. Существенные различия в показателях смертности здесь фиксируются еще в допромышленную эру, но в данном случае напрашивается в первую очередь географическая связь: фермеры и сельскохозяйственные рабочие живут гораздо дольше, чем горожане любого уровня достатка. Внутри же города (как и в сельской местности, если ее рассматривать отдельно) имущественные различия оказываются малозначимыми.

Говоря коротко, четкой картины того, как менялся уровень социального неравенства перед смертью на протяжении последних столетий, сегодня нет. Имеющиеся данные указывают на вероятность сложной зависимости факторов, при которой ключевую роль играют модели расселения и образ жизни. Не говоря уже о том, что, судя по результатам последних исследований, дальнейшая продолжительность жизни среди тех, кто уже достиг 60 лет, примерно на 25% определяется наследственностью.

Источники

Reto Schumacher, Michel Oris. Long-term changes in social mortality differentials, Geneva, 1625-2004.— Explorations in Economic History 48 (2011), 357-365.

Soren Edvinsson, Marie Lindkvist. Wealth and health in 19th Century Sweden. A study of social differences in adult mortality in the Sundsvall region.— Explorations in Economic History 48 (2011), 376-388.

Tommy Bengtsson, Frans van Poppel. Socioeconomic inequalities in death from past to present: An introduction.— Explorations in Economic History 48 (2011), 343-356.

Борьба женщин за равенство полов привела к неравенству доходов
 

http://slon.ru/economics/borba_zhens...v-721909.xhtml
http://slon.ru/images3/6/700000/232/...jpg?1323106635
Неравенство в большинстве стран ОЭСР выросло за последние два десятка лет, говорится в докладе «Divided We Stand: Why Inequality Keeps Rising» («Неравными мы выстоим: Почему неравенство продолжает расти»). С 1985 по 2008 год индекс Джини (показатель, измеряющий неравенство, – чем он ниже, тем меньше уровень неравенства) снизился только в Турции, Греции, Франции и Венгрии. Slon добавил к этой статистике нашу страну. В России индекс Джини вырос с 1990 по 2011 год с уровня Норвегии до уровня Мексики и Турции.
http://slon.ru/images/infographix/0512graph/graph1.png
Как изменился уровень неравенства за 20 лет?
Индекс Джини, 0 – минимум неравенства, 1 – максимум неравенства)

Источник: ОЭСР, Росстат

Основной фактор, который привел к увеличению неравенства, – либерализация экономики в странах ОЭСР. Например, снизилась социальная защита наемных работников. Технический прогресс также внес вклад: за два десятка лет появилось много рабочих мест, требующих от человека владения современной техникой, и эти места намного лучше оплачиваются. А вот распространение высшего образования, наоборот, снижало уровень неравенства – поскольку диплом вуза есть почти у всех, то и разница в зарплате нивелируется.

Парадоксально, но борьба женщин за равенство привела к тому, что неравенство увеличилось! Из-за эмансипации мужчины чаще женятся на образованных и хорошо зарабатывающих женщинах. Раньше, когда жены занимались домохозяйством, их уровень образования и профессиональный статус были не столь важны, но теперь часто оба супруга работают – богатые выбирают богатых, что приводит к увеличению разрыва в доходах между бедными и богатыми семьями.

Налоговые системы за 20 лет стали меньше перераспределять доходы от богатых к бедным, а вот открытие мировой торговли для бывших соцстран ничего не изменило – от него примерно одинаково выигрывали все слои населения во всех странах.

Подробнее о том, чем вредно и чем полезно неравенство и какой его уровень считается оптимальным, можно прочитать в этой статье: «Неравенство у русских в крови».

Есть ли оправдание богатству?
 

http://newsland.com/news/detail/id/1271807/
Сегодня в 17:27malis132312054
http://static.newsland.com/news_imag...ig_1271807.jpg
Богатство и бедность не вступают в непримиримое противоречие только в динамично меняющемся обществе где людям постоянно даются новые и новые шансы достичь нужного уровня знаний и наконец-то достичь своей мечты и стать богатым.

В недавно опубликованной специализированной статье моего коллеги, уважаемого А. Леонидова (Филиппова) «Деловая активность» предложена символическая модель двух взаимосвязанных чаш весов, как символа рыночной двуединой природы (купли-продажи, доставки-оплаты и т.п.). Считаю, что коллеге удалось создать очень ёмкий и лаконичный образ экономического движения, в котором всегда участвуют двое и более лиц, участников обмена. Более того: когда Леонидов пишет, что только сменная гирька на лёгкой чаше весов может придать им постоянное незатухающее движение, я сразу вспоминаю, что развитые страны именно по Леонидову используют свою социал-демократию: двухпартийная система в ХХ веке дала возможность сформировать цикл, в котором периоды наращивания капиталов у богачей чередуются с периодами улучшения положения масс за счёт богачей. Сменная гирька, точнее не скажешь!

Движение вперёд, развитие, деловая активность – первостепенные проблемы для любого общества. Только в деле личное богатство находит себе оправдание в глазах масс. Только постоянный рост экономики может служить гарантом сохранения прав собственности.

В чём тут дело? Человек устроен очевидным образом: он готов прощать превосходство, если надеется его догнать и превзойти. Человек ненавидит тех, чей уровень считает для себя недостижимым, но терпимо относится к тем, с кем его не разделяет пропасть. В обществе роста богатый сегодня – это я завтра. Понимаете, социальная напряжённость снимается тем, что невезучему человеку вновь и вновь развитие предоставляет шансы отыграться!

Я не стал директором этой фабрики? Невелика беда, растут новые фабрики, и у меня есть шансы! Я в своём городе отодвинут на задворки? Невелика беда, строятся новые города, и я могу стать в них «отцом-основателем»! Я проиграл на этом рынке? Невелика беда, возникают новые рынки, и в новой отрасли я точно выиграю…

В динамично развивающемся обществе, в растущей экономике невезучий человек не хочет убить везучего, потому что шансы ещё не исчерпаны, и в везучем ещё можно увидеть себя. В экономике застойно-циклической, а уж тем более тающей, деградирующей – невезучие объединяются для охоты на везучих, и уничтожают их очень жестокими способами при первой же возможности. Тут суровая биологическая справедливость: ты не хотел давать шанса нам, а мы не дадим его тебе!

В обществе, потерявшем динамику деловой активности, в кастовом обществе оправдания богатству нет и быть не может. В таком обществе богатство личности становится источником ненависти, зависти и проклятия.

Мы не прощаем другим обладание тем, на что сами потеряли надежду.

Таков закон жизни – хотим мы или не хотим, нравится он нам или не нравится. Проповедники ельцинизма могут тысячу раз повторить, что зависть – плохое чувство, но закона природы они этим не отменят. Ведь и само слово «успех» означает «успеть», а куда можно успеть в обществе, статично-неподвижном, лишённом динамики и двигательных перспектив?

Развитие вычерпывает социальные амбиции, направляя их вширь, в бесконечность пространства. Ну не стал я редактором в этой газете, не беда, открываются новые газеты, стану там… А если не открываются? А если, наоборот, закрываются, и борьба за лидерство становится всё более острой, приобретая черты зловещей игры зоологов «крысиный король»? В растущем обществе всем найдётся место; в обществе сжимающемся – наоборот, теряют места те, кто ещё вчера их имел.

История показывает абсолютную симметрию между процессами делового развития и социального оптимизма, человеческого семейного и личного счастья. Хотите формулу человеческого счастья? Она перед вами, она в деловой динамике: «завтра будет лучше (больше), чем вчера!». При этом, как показывает история, текущий уровень быта совершенно не важен. Можно питаться одной картошкой, ходить в одном ватнике, но, предвкушая своё лидерство в городах будущего, ещё не построенных городах, чувствовать эйфорию брызжущего оптимизма. А можно быть в необычайно комфортных условиях, но при этом страх за будущее сделает человека жутким пессимистом и мизантропом.

На протяжении всей послевоенной советской истории рос уровень жизни советских людей. А вот уровень счастья, оптимизма, радостного настроения вместе с уровнем жизни не рос. По мере торможения развития в 70-е годы ХХ века спадал и уровень оптимизма. Люди жрали в три горла, а счастливы не были. Уже с 60-х годов ХХ века стала формироваться каста, отсекавшая будущее у тех, кто в неё не попал. А раз у тебя отсекли будущее – чему радоваться-то?

Сперва каста действовала робко, непоследовательно, экспериментально. Конечно, и 80-е годы ХХ века ещё знают истории стремительного взлёта личности с низов! Но всё же ельцинизм, как устоявшийся и системный кастовый строй, вытекает из робких поползновений партноменклатуры второй половины ХХ века. Ельцин завершил то, что Хрущёв начал: блокирование социальных лифтов.

Каста ненавидит развитие в любом виде, она стремится остановить время, зафиксировать наличное состояние (пусть всегда будет, как сейчас) – по двум причинам.

Во-первых, новое угрожает власти касты, угрожает её тотальному контролю за низшими кастами. Нередки примеры, когда одно-единственное новое техническое решение обрушивало всю веками складывавшуюся иерархию, потому что старое начальство с применением этого нового решения оказывалось вдруг никому не нужным.

Во-вторых, каста ненавидит развитие ещё и потому, что развитие множит успешных, тем самым разбавляя и размывая уникальность представителей касты. Если ты один имеешь телевизор в городе, это одно, а если все его имеют – совсем другое. Казалось бы – тебе-то какое дело? Твой-то телевизор не испортили и не отняли! Ты не потерял ничего; а на самом деле, ты потерял всё…

И наступает тот момент, хорошо знакомый историкам древнего мира, когда кастовость срастается с сатанизмом и демонизмом. Быть уникальным – не грех, скорее дар судьбы. Но когда высшая каста пытается сохранить свою уникальность искусственно, уничтожая и вытаптывая ростки всего, что могло бы облегчить жизнь людям в целом, человечеству, как таковому, – каста превращается в собрание злодеев, в заговор против человечности.

Только стремительное развитие может сформировать общенациональное единство богатых и бедных. В обществе застоя или упадка никакого национального единства быть не может: если не умножать и не прибавлять, то получится, что любую корку хлеба ты делишь с соседом и отнимаешь у соседа. Нет развития, нет деловой активности – нет и общественного оправдания богатству. Оно больше не маяк, указывающий путь другим, а болотный огонёк, блуждающий по трясине, и порождаемый гнилостными процессами.

Если богач не несёт всем нам перспективы завтра стать такими же, как он сегодня, то зачем он нам нужен? – неизбежно спросят люди. Какую служебную цель и функцию он несёт в целостном общественном организме? Получается – никакой, он живёт не для нас, а сам для себя, но в таком случае, он уже не орган, а паразит или опухоль на теле социума…

Если двигатель, вместо того, чтобы толкать всю машину, тратит топливо только на свои внутренние процессы, то такой двигатель выбрасывают на помойку. Если богатых считать двигателями прогресса, авангардом развития, то без прогресса и развития они – сломанный, испорченный, никуда, кроме как в утиль не годный двигатель.

Так в обществе застоя (где сегодня живёт вся планета Земля) сталкиваются две ненависти в зловещее завихрение по типу 1917 года: ненависть бедных к богатым, как к бесполезным паразитом, никуда не движущим общество; и ненависть богатых ко всему человечеству, в котором застойные богачи видят постоянную угрозу своему лидерству. Какую сферу человеческой деятельности ни возьми – всякая угрожает застойному богачу-тунеядцу.

Возьмём технику: инженер может изобрести нечто, что перенаправит финансовые потоки, пошатнёт власть верхушки, а потому долой инженерию! Возьмём культуру: писатель, художник, даже композитор и скульптор могут пробудить здравый смысл, человеческое естество, нетерпимое к лидерству паразитов. А потому – долой культуру, долой искусство! Возьмём расширенное воспроизводство дешёвых товаров: если сделать их много, то люди обретут комфорт, и не так рьяно будут целовать ноги «милостивцев-благодетелей» за каждый медный грош подачки. А потому – долой производство, долой дешевизну – делаем меньше, дороже, недоступнее, чтобы рабы знали своё место…

Каста, сформированная застоем и, в итоге, защищающая застой, искусственно углубляющая и укрепляющая его – в конечном итоге, становится ненавидящим человечество врагом жизни, всего живого, находит себя в некрофильстве и некромантии. Разве не это мы наблюдаем сегодня у современных «элит»?

Если не строятся новые фабрики и новые города, не рождаются новые отрасли и направления деятельности, потребность человека в положительных эмоциях перерождается в социальный садизм. Связь социального садизма с «застоем обыкновенным» гораздо теснее и плотнее, чем обычно принято думать. Желудок, не получающий пищи, начинает переваривать собственную слизистую оболочку (так образуется язва желудка). Человек, не идущий вперёд, начинает врастать в преисподнюю. Когда энергия не расширяется – она концентрируется. А что происходит с концентрированной, сверхсжатой энергией? Взрыв – это концентрация энергии. Самовозгорание – это концентрация тепловой энергии. Деформация любой формы – следствие сжатия энергии, концентрированной к центру…

Дело формирует Человека с большой буквы. Сложность и новизна дела формируют сложный и активный разум, в отсутствии же задач разум отмирает, деградирует. Сложные манипуляции рук – источник сложной духовной культуры, богатого внутреннего содержания у человека. Уберите сложные манипуляции рук – и получите примитивные души зомби…

Можно совершенно очевидно констатировать, что человек существует в качестве человека (а не больного социопата) только в развитии и расширении своей деятельности. Застой несовместим с природой человека и в итоге порождает монстров, чей праздный ум одновременно чудовищный по изуверству выходок и патологических идей ум. Воспевая результаты и итоги Дела, мы часто забываем сказать о великой целительной и созидательной пользе самого процесса дела. Например, автор развивает мозг в процессе написания статьи, независимо от публикаций, гонораров, известности и тому подобных плодов и итогов его работы. Первый итог его работы – заключён в самой работе.

Именно поэтому я утверждаю, что производство, индустрия существуют не только для прибыли (прибыль и другими путями можно получить), а ещё и сами для себя, как самоцель. Само их существование есть достойная цель, потому что увеличивает количество и умственные качества населения страны. Есть работа – есть и жизнь, сложная работа – развитый ум!

Дело, деловая активность принуждены судьбой проходить между сциллой рабовладельческого сатанизма и харибдой левеллерских уравнительских утопий. Суть деловой активности – неограниченное по времени и растущее по числу предложение новых шансов тем, кому не повезло в жизни. Деградирующий от вседоступности и вседозволенности богач не может быть источником деловой активности, как не может быть её источником затюканный нищий, мечтающий всё поровну поделить и на том «навеки уснуть». Именно поэтому мировая наука давно уже утверждает, что и богатые и бедные – источники торможения развития, консервативные якоря, а единственным источником роста является т.н. «средний класс»: тот, кто не надел на себя корону, но и не поставил на себе крест.

Общество, в котором всё раз и навсегда поделено, карт не пересдают – есть общество застоя, независимо от того, как поделено, поровну или не поровну. Прав тут Леонидов – это весы, у которых чаши заклинило, и которые никакой пользы для практической деятельности человека потому и не имеют. Ёмкий образ! Весы живут колебаниями сменяющихся взвешиваний на них. И экономика живёт колебаниями потерянных и вновь подаренных шансов для тех, кто чего-то хочет добиться в будущем. Ведь очевидно же, что если нет мечтающих о лучшем будущем, верящих в лучшее будущее – то нет и самого будущего!
Васген Авагян
Источник: rodvzv.com

Неравенство — это выбор
 

http://gefter.ru/archive/10884
Практикум по футурологии: вариант.
Дебаты 20.12.2013 // 136
© flickr.com/photos/m_j-n
http://img.gefter.ru/2013/12/shoeshiner.jpg
Сейчас мы хорошо знаем, что неравномерность в распределении доходов и имущества в большинстве обеспеченных стран, особенно в Соединенных Штатах, в последние десятилетия стремительно растет и, к большому сожалению, после Великого экономического спада темп этого роста еще более усиливается. А что происходит в остальном мире? Сокращается ли неравенство доходов между странами в результате того, что развивающиеся экономические державы вроде Китая и Индии вытащили сотни миллионов людей из нищеты? Что происходит в бедных странах и странах со средним уровнем дохода — неравенство растет или наоборот снижается? Мы движемся к более справедливому миру или наоборот?

Это сложные вопросы, и новое исследование экономиста Всемирного банка Бранко Милановича наряду с работами других ученых указывает путь к некоторым ответам.

Начавшись в XVIII веке, индустриальная революция с тех пор принесла огромную прибыль Европе и Северной Америке. Конечно, неравенство внутри этих стран ужасало — достаточно вспомнить текстильные фабрики Ливерпуля и Манчестера в Англии в 1820-х и неблагоустроенное жилье нижнего Ист-Сайда Манхэттена и южных районов Чикаго в 1890-х; однако пропасть между богачами и остальным населением как глобальное явление расширилась еще больше во времена Второй мировой войны. На сегодняшний день неравенство между странами намного сильнее, чем неравенство внутри стран.

Однако примерно синхронно с падением коммунизма в конце 1980-х экономическая глобализация начала ускоряться, а расхождение между странами — уменьшаться. Период с 1988-го по 2008 год, «вероятно, стал свидетелем первого со времен промышленной революции сокращения глобального неравенства между жителями планеты», — отмечает в статье, опубликованной в ноябре прошлого года, господин Миланович, уроженец бывшей Югославии и автор книги «Имущие и неимущие: краткая и идиосинкратичная история глобального неравенства» (The Haves and the Have-Nots: A Brief and Idiosyncratic History of Global Inequality). Хотя неравенство между некоторыми регионами значительно сократилось — например, между Азией и развитыми экономиками Запада, — огромные расхождения по-прежнему сохраняются. Средний доход стран за последние несколько десятилетий немного выровнялся, особенно на волне подъема Китая и Индии. Но в целом по планете, если смотреть на доход отдельных людей, ситуация улучшилась лишь незначительно. (Коэффициент Джини, показатель неравенства, улучшился всего на 1,4 пункта с 2002-го по 2008 год.)

Таким образом, хотя страны Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки, в целом, догоняют Запад по уровню дохода, бедное население продолжает оставаться бедным даже в таких странах, как Китай, где оно в некоторой степени выиграло от повышения уровня жизни.

С 1988-го по 2008 год, как обнаружил Миланович, доходы 1% самых богатых людей мира выросли на 60%, а у 5% самых бедных уровень доходов не изменился. И хотя медианный доход за последние десятилетия существенно повысился, значительный дисбаланс по-прежнему сохраняется: 8% населения земного шара зарабатывает 50% всех доходов в мире; а на долю самых богатых жителей планеты, которые составляют всего 1%, приходится 15% общего дохода планеты. Значительнее всего увеличились доходы мировой элиты — руководителей финансовых структур и корпораций в богатых странах — и многочисленного «развивающегося среднего класса» в Китае, Индии, Индонезии и Бразилии. Кто же проиграл? По результатам исследования Милановича, это африканцы, отчасти латиноамериканцы и население посткоммунистических стран Восточной Европы и бывшего Советского Союза.

Соединенные Штаты являют собой для планеты наиболее мрачный пример. И поскольку столь во многом Америка «ведет за собой мир», если другие страны решаются следовать ее образцам, это вряд ли приведет к положительным последствиям в будущем.

С другой стороны, усиливающееся неравенство доходов и имущества в Америке частично является тенденцией, которую можно наблюдать во всем западном мире. Исследование, проведенное в 2011 году Организацией экономического развития и сотрудничества, обнаружило, что неравномерность в распределении доходов впервые начала увеличиваться в конце 70-х — начале 80-х в Америке и Британии (а также Израиле). Эта тенденция начала распространяться в конце 80-х. За последнее десятилетие неравенство доходов возросло даже в традиционно эгалитарных государствах вроде Германии, Швеции и Дании. За несколькими исключениями (Франция, Япония и Испания) доходы 10% наиболее богатых людей в самых развитых экономических державах значительно выросли, в то время как 10% населения с наиболее низкими доходами отстали еще больше.

Тем не менее, тенденция не была повсеместной или неизбежной. В тот же временной промежуток такие страны, как Чили, Мексика, Турция и Венгрия, сумели сократить неравенство в доходах (иногда довольно значительное), дав нам основания предположить, что неравенство — продукт политических, а не только макроэкономических факторов. Неправда, что неравенство — неизбежный побочный продукт глобализации, свободного перемещения рабочей силы, капитала, продуктов и услуг и технологических изменений, при которых преимуществом пользуются более квалифицированные и более образованные сотрудники.

Среди наиболее развитых стран Америка имеет самые ужасающие различия в доходах и возможностях, которые ведут к разрушительным макроэкономическим последствиям. ВВП США за последние 40 лет вырос в четыре раза и практически удвоился за последние 25лет. И все же, как ныне хорошо известно, все блага ушли наверх — на самый-самый верх.

В прошлом году на 1% американцев с наибольшими доходами приходилось 22% всего дохода страны, а люди, входившие в самый верхний 0,1% по шкале дохода, зарабатывали 11% всего дохода страны. 95% всего роста доходов с 2009 года произошли за счет 1% богатейших американцев. Недавно опубликованные данные переписи населения доказывают, что медианный доход в Америке оставался неизменным на протяжении почти четверти века. Среднестатистический американец зарабатывает сейчас меньше, чем 45 лет назад (с учетом поправки на инфляцию); американцы, окончившие среднюю школу, но не имеющие диплом об окончании вуза, зарабатывают почти на 40% меньше, чем четыре десятка лет назад.

Неравенство доходов в Америке начало расти 30 лет назад одновременно со снижением налогов для богатых людей и упрощением регулирования в финансовом секторе. И это не случайное совпадение. Неравенство еще более усилилось после того, как были снижены инвестиции в нашу инфраструктуру, в системы образования и здравоохранения, а равно и в системы социального обеспечения. Растущее неравенство углубляется, разъев нашу политическую систему и демократическое правление.

Между тем Европа, похоже, слишком старательно стремится следовать дурному примеру Америки. Объятия «жесткой экономики» — от Британии до Германии — ведут к высокому уровню безработицы, сокращению заработных плат и усилению неравенства. Такие чиновники, как, например, Ангела Меркель, только-только переизбранный канцлер Германии, и Марио Драги, президент Европейского центрального банка, станут уверять, что проблемы Европы являются результатом чрезмерного финансирования социальной сферы. Но подобный стиль мышления вел Европу только к экономическому спаду (или даже депрессии). То, что экономика, вероятно, вступает в стадию оживления после экономического кризиса, что экономический спад, по «официальным данным», преодолен, не принесет утешения 27 миллионам безработных в Европейском союзе. По обеим сторонам Атлантики сторонники «жесткой экономики» говорят: «Продолжайте двигаться вперед, это горькая пилюля, которую необходимо принять, чтобы прийти к благоденствию». Но к благоденствию для кого?

Чрезмерное финансирование, которое помогает объяснить сомнительный статус Британии, занимающей второе место после США по уровню неравенства среди наиболее развитых экономических держав мира, также помогает обусловить и стремительно растущее неравенство. Во многих странах слабое корпоративное управление и разрушение социальной сплоченности привели к увеличению разницы между заработной платой руководства компаний и обычных работников: пока еще это соотношение не достигло уровня 500 к 1, как в крупнейших компаниях Америки (по данным Международной организации труда), но все же находится на более высоком уровне по сравнению с докризисным. (Япония, где заработная плата высшего руководства ограничивается, является примечательным исключением.) Американские уловки погони за рентой (обогащение не за счет того, чтобы сделать экономический пирог больше, а за счет манипулирования системой с целью получения наибольшего куска от него) распространились во всем мире.

Асимметричность глобализации также накладывает на все свой отпечаток. Мобильность капитала ведет к тому, что работники идут на уступки в зарплатах, а государства предоставляют налоговые льготы. Результатом становится «гонка уступок». Зарплаты и условия труда — под угрозой. Компании-первопроходцы вроде Apple, чья работа основывается на крупных достижениях в области науки и технологии, финансируемых во многих случаях государством, также показали удивительную ловкость в уклонении от налогов. Они готовы брать, но не собираются отдавать.

Неравенство и бедность среди детей — вообще безобразие и отдельная тема для обсуждения. Она полностью опровергает предположение правых сил о том, что бедность — это результат лени и плохого выбора: дети не могут избрать себе родителей. В Америке практически каждый четвертый ребенок живет в бедности; в Испании и Греции — каждый шестой; в Австралии, Великобритании и Канаде — каждый десятый. Но всего этого можно избежать. Некоторые страны продемонстрировали выбор в пользу создания более справедливой экономики: Южная Корея, где полвека назад лишь один из десяти жителей имел диплом вуза, сегодня характеризуется одним из высочайших в мире уровней образованности населения.

По этим причинам я считаю, что мы входим в мир, который делится не только на тех, кто имеет, и тех, кто не имеет, но, кроме прочего, и на тех, кто делает, и тех, кто не делает что-то в этом отношении. Некоторые страны еще сумеют достичь коллективного благосостояния — единственного вида благосостояния, который я считаю действительно устойчивым. Другие позволят неравенству выходить из-под контроля. В подобным образом разделившихся обществах толстосумы спрячутся за высокими заборами в элитных поселках, практически полностью изолировавшись от бедных. Жизнь бедных явится просто непостижимой для богатых, и наоборот. Я бывал в обществах, выбирающих этот путь. И это не те места, где большинство из нас хотели бы жить, — ни в закрытых анклавах, ни в безысходных трущобах.

Источник: Opinionator

В США неравенство по-прежнему имеет критическое значение
 

http://www.ng.ru/krugman/2013-12-23/5_usa.html
23.12.2013 00:01:00
http://www.ng.ru/upload/iblock/208/280-5-2.jpg
VAN DAM; NETHERLANDS/CARTOONARTS INTERNATIONAL/THE NEW YORK TIMES SYNDICATE
Потребовалось на удивление много времени, чтобы неравенство стало значительным объединяющим фактором для прогрессистов в США, включая президента. Неизбежно появилась и ответная реакция, точнее, мы наблюдаем два таких проявления.
Что касается первого, то он характерен для таких групп, как организация «Третий путь». Джош Маршалл, редактор Talking Points Memo, как нельзя лучше описал этот подход в недавней статье: «Это включает в себя многое из того, на чем построен «Третий путь»: своего рода возврат в забытое прошлое, в период конца ХХ века, когда существовал спрос на группы, пытавшиеся оттеснить демократов «назад, к центру, подальше от идеологических крайностей» в эпоху, в которой демократы представляли собой партию, относительно свободную от идеологии, партию, которая довольно часто побеждала на выборах, в которых голосовало большинство избирателей».
Во-вторых, была ответная реакция интеллектуалов. Такие люди, как автор колонок Washington Post Эзра Кляйн, утверждают, что проблема неравенства существует, но не заслуживает того, чтобы ее представляли как «определяющий вызов нашего времени». В свою очередь, это злит других комментаторов.
Что ж, меня это не злит, но я все-таки сказал бы, что Кляйн на этот раз не прав.
Тот факт, что неравенство является крупнейшим, по сути, определяющим вызовом и вопросом, который должен занимать центральное место в числе озабоченностей прогрессистов, обусловлен многими причинами. В комплексе они звучат абсолютно убедительно, даже если вы скептически смотрите на отдельно взятые аргументы.
Позвольте мне привести четыре довода.
Во-первых, только в количественном выражении растущее неравенство, как сказал бы вице-президент Джо Байден, можно назвать достаточно большим событием. Данные о распределении доходов показывают, что доля 90% населения без учета прироста капитала упала с 54,7% в 2000 году до 50,4% в 2012 году. Это значит, что доходы 90% населения оказались примерно на 8% ниже, чем были бы в случае стабильности показателя неравенства. Между тем, по оценкам, обычно разница между потенциальным и фактическим объемом производства у нас составляет менее 6%. Так что в чисто числовом выражении рост неравенства оказал большее негативное влияние на доходы среднего класса, чем экономический спад.
Кто-то может сказать, что безработица наносит больший урон, чем просто потеря доходов. И я бы с этим согласился. И все-таки, взглянув на эти расчеты, нелегко отбросить неравенство как вторичный вопрос.
Во-вторых, есть разумные основания возложить по крайней мере часть вины за экономический кризис на увеличение неравенства. В идеале история выглядит примерно так: 1% самых богатых активно накапливали сбережения, а спрос поддерживался лишь благодаря раскручивающейся по спирали задолженности остальных. И поскольку эти займы сами по себе отчасти провоцировались существованием неравенства, это привело к каскадам затрат (в рамках которых менее состоятельные потребители пытаются угнаться за теми, кто богаче. – «НГ»). Можно ли утверждать это наверняка? Нет. Но это серьезный аргумент, который подкрепляет остальные доводы.
В-третьих, есть политико-экономический аспект. Можно утверждать, что на политические неудачи, имевшие место как перед, так и (что даже, возможно, более важно) после кризиса, повлияли рост неравенства и соответствующее увеличение политической власти 1% самых богатых. До кризиса у элиты сложился консенсус, что необходимы дерегулирование и финансиализация. Это никогда не было оправдано реальностью, однако было тесно связано с интересами маленького, но очень богатого меньшинства. После кризиса неожиданно произошел поворот от создания рабочих мест к одержимости проблемой дефицита. Согласно опросам, этого отнюдь не хотел среднестатистический избиратель, зато такой расклад отражал приоритеты богачей. А утверждения о важности сокращения социальных выплат по большей части звучат со стороны 1%.
Наконец, с этим тесно связан вопрос о том, что следует исследовать прогрессивным мозговым трестам. Недавно Кляйн предложил, чтобы в центре внимания была тема «Как бороться с безработицей», оттеснив менее важный вопрос «Как уменьшить неравенство?». Но вот в чем дело: мы знаем, как бороться с безработицей, старая добрая макроэкономика пусть не идеально, но очень хорошо работает с 2008 года. С точки зрения экономики загадок относительно причин нашего медленного оздоровления не осталось, именно так происходит, когда мы ужесточаем бюджетную политику, несмотря на снижение доли заемных средств в частном секторе, в период, когда монетарная политика ограничена из-за нулевой процентной ставки. Как я уже говорил, вопрос о том, почему наша политическая система игнорировала все макроэкономические знания, и ответ на этот вопрос сильно связаны с проблемой неравенства.

КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM

Глубокие экономические несоответствия были неизбежны

Г-н Кругман, вы пишете о «загадочности» причин роста неравенства. Надеюсь, вы говорите это с сарказмом. Мне это представляется вполне очевидным:
1. Федеральные власти допустили массовую монополизацию в частном секторе. Например, в моем районе есть только один – да, именно один – провайдер кабельного телевидения и Интернета. Как вам это нравится? Нерегулируемый капитализм равнозначен монополизации.
2. Опять-таки из-за недостаточного регулирования рост населения городов опережает возможности последних, а должного планирования не осуществляется. Предоставленные сами себе девелоперы впихивают максимальное количество однотипных домов где это только возможно. Но это неправильное использование пространства. В моем городе есть бесконечные районы однотипных домов, выставленные на продажу за 500 тыс. долл. и дороже. Но кто может себе их позволить?
Стоимость съемного жилья взмыла до небес, поскольку никто не может позволить себе приобрести недвижимость, а вскоре люди не смогут и снимать жилье. Люди добираются в мой город через два штата.
3. Высокий уровень безработицы означает, что зарплаты не повысятся.
Тем временем стоимость продуктов и топлива выросла более чем в два раза. А экономисты между тем лепечут о «волатильности» таких вещей. Неужели? Это забавно, потому что цены на топливо и продукты удвоились еще несколько лет назад и так и не снижались.
– В., Вирджиния
Есть экономическая школа, утверждающая, что расхождение в доходах и рост неравенства, которые мы наблюдаем, не только возможны, но и неизбежны. Это, конечно, марксизм (я имею в виду Карла Маркса, а не комика Граучо Маркса).
Хотя аналитика Маркса не была идеальной (а его решение проблемы неравенства очевидно ошибочным), она явно указывала на то, что без некоей противодействующей политической силы в экономике образуется гигантский разрыв в доходах бедных и богатых.
– Dave K., Огайо
Можно, в частности, рассмотреть проблему неравенства доходов на примере успешного бизнеса – такого, как, скажем, McDonald,s.
– Noni Mausa, Миннесота

Богатство разрушает общество
 

http://www.rosbalt.ru/main/2013/12/28/1215584.html
http://img.rosbalt.ru/photobank/2/0/...h6XzL3-234.jpg
Фото Татьяны Чесноковой

Американский психолог Пол Пиф (Paul Piff) из университета Беркли выступил с публичной лекцией на нетрадиционную для США тему: он рассказал об экспериментах, проведенных в Университете Беркли, которые наглядно показывают: богатые люди более аморальны, чем бедные. Лекция была недавно выложена на очень популярном просветительском англоязычном сайте ted.com и быстро набирает количество просмотров, вызывая серьезную дискуссию.

Пиф рассказал о целой серии экспериментов. Например, в кампусе университета Беркли психологи отобрали случайным образом 100 пар студентов для участия в эксперименте, основанном на игре "Монополия". Вначале с помощью монеты определялось, кто из двух студентов будет играть роль богатого игрока, а кто бедного. Потом "богатый" получал набор привилегий, которые давали ему гораздо лучшие стартовые позиции, чем "бедному". Далее с помощью скрытой камеры исследователи наблюдали за поведением игроков.

Оказалось, что в течение 15 минут игры обнаруживалось существенное изменение поведения: "богатый" игрок начинал демонстрировать все признаки доминирования, становился все бесцеремоннее по отношению к "бедному", начинал громче стучать фишками по доске, бросать пренебрежительные замечания и даже брал себе больше печенья из корзины на столе. Причем, все эти особенности поведения успевали развиться всего лишь за 15 минут игры! Задавая после эксперимента вопросы о ходе игры, психологи обнаружили, что "богатые" игроки объясняют свой успех своими удачными действиями и личными качествами, "забывая" о своем изначально привилегированном положении.

По мнению Пола Пифа, ситуация с игрой в "Монополию" может быть спроецирована на отношения между людьми, находящимися на разных ступенях иерархии в обществе. Чем человек становится богаче, тем меньше он проявляет сочувствия и сопереживания к другим и тем больше он сконцентрирован на собственных интересах и своих правах, настаивает психолог. В доказательство Пиф привел результаты еще нескольких экспериментов.

Например, в ходе эксперимента выяснялось, насколько люди с разным уровнем дохода готовы делиться с неизвестными им нуждающимися. Оказалось, что люди с доходом 15-25 тыс. долларов в год на 44% чаще проявляют готовность пожертвовать деньги, чем те, чей доход составляет свыше 150 тыс. В ходе другого эксперимента испытуемые "случайно" оказывались в помещении, где стояла корзинка с конфетами. Предварительно их невзначай предупреждали: "Там стоят конфеты, они для детей, участвующих в эксперименте в соседней лаборатории". Так вот оказалось, что богатые люди в два раза чаще, чем бедные, брали конфеты из "детской корзинки". Также выяснилось, что люди с более высоким достатком в большей степени склонны мошенничать в ходе эксперимента, когда выигравший получал в качестве награды 50 долларов вознаграждения.

Еще один эксперимент был посвящен изучению поведения на дороге водителей дешевых, средних, дорогих и очень дорогих машин. Исследователи несколько дней замеряли, как часто владельцы всех этих машин нарушают закон, не пропуская пешеходов на "зебре". Результаты действительно впечатляют. Водители самых дешевых машин по результатам исследования не нарушили закон ни разу. Далее, чем дороже машина, тем выше процент нарушений. В группе самых дорогих машин – "БМВ" и "Тойота" — нарушения составили 50%, то есть пешеходов не пропускал каждый второй.

Подводя итог, Пиф заметил, что более богатые члены общества демонстрируют асоциальное поведение по всем направлениям – они склонны не считаться с интересами других людей, готовы обманывать и вводить в заблуждение при переговорах, не считают зазорным обманывать покупателей товаров и услуг, а также демонстрируют готовность брать взятки и нарушать закон.

Затем Пиф привел данные о катастрофически нарастающем последние двадцать лет разрыве между богатыми и бедными в США. Приведя данные за 1993 год, он показал, как кривые достатка разных групп все больше расходятся. Особенно заметен возрастающий отрыв наиболее богатых пяти процентов населения с годовым доходом выше 375 тыс. долларов. Сегодня, по его словам, 20% наиболее богатых американцев владеют 90% всех богатств страны, и эта ситуация беспрецедентна для США.

Касаясь вопроса об "американской мечте", Пиф подчеркнул, что ее суть — равные возможности для всех. И эта суть подрывается нарастающим неравенством. Проблемы общества с большим разрывом между богатыми и бедными не в тех людях, которые оказались на дне, – подчеркнул психолог, — а в том, что подобное общество ухудшается по всем своим параметрам для всех групп. Чем больше нарастает разрыв между богатыми и бедными, тем больше проблем с образованием, здравоохранением, тем выше процент заключенных и наркозависимых, количество матерей-тинейджеров, тем больше насилия и обмана. А вот степень кооперации, взаимопомощи и доверия, без которых общество не может развиваться, в обществах с нарастающей дифференциацией доходов становится все ниже, подчеркнул психолог.

Каким образом можно вернуться на правильную дорогу? Как победить один из главных сегодняшних вызовов, стоящих перед США, — нарастающее неравенство? По мнению Пола Пифа, пример подают движения и организации богатых людей, число которых все увеличивается, готовых отчислять часть своих доходов на усиление социальной политики, призванной обеспечить если не равные, то хотя бы сравнимые возможности для людей из разных групп населения. Упомянул он и о богатейших гражданах США, жертвующих на благотворительность половину своих состояний. Они действуют против своих экономических интересов, но помогают вернуть "американскую мечту" – подчеркнул психолог.

В заключение он процитировал Билла Гейтса, который как-то сказал, что главный успех человечества — не в сделанных людьми открытиях, а в том, чтобы использовать их для победы над неравенством.

Татьяна Чеснокова
Подробнее: http://www.rosbalt.ru/main/2013/12/28/1215584.html

Богатые стали богаче
 

http://forum-msk.org/material/news/10181639.html
03.01.2014

Совокупное состояние 300 самых богатых людей планеты увеличилось в минувшем году на 524 млрд долларов - до 3,7 трлн долларов. Об этом свидетельствует рейтинг, составленный агентством деловых новостей Bloomberg.

По оценкам экспертов агентства, наиболее прибыльными в указанный период были отрасли экономики, связанные с высокими технологиями. Согласно рейтингу, из 300 человек, входящих в список, лишь 70 по итогам года понесли финансовые потери.

Звание самого богатого человека мира вновь досталось председателю совета директоров компании Microsoft Биллу Гейтсу. Ему удалось увеличить свой капитал на 15,8 млрд долларов до 78,5 млрд долларов. Этому способствовало, в частности, то, что акции корпорации за год выросли в цене более, чем на 30%. Увеличилась стоимость и многих других принадлежащих Гейтсу активов.

Второе место в списке занял мексиканский магнат Карлос Слим, на счетах которого более 73 млрд долларов. Для него прошлый год был не столь удачным: Слим не только уступил место самого состоятельного человека в мире Гейтсу, но и потерял около 1,4 млрд долларов.

Третье место в рейтинге досталось богатейшему человеку в Испании, основателю торговой империи Inditex Амансио Ортеге, чье состояние оценивается в 66,4 млрд долларов. Ортеге удалось по итогам года заработать почти 9 млрд долларов.

Из российских миллиардеров, как отмечают эксперты Bloomberg, самым успешным 2013 год был для совладельца крупной розничной торговой сети "Магнит" - Сергея Галицкого. Он разбогател на 5,3 млрд долларов, и его состояние оценивается в 13,8 млрд долларов. Самым богатым россиянином остался бизнесмен Алишер Усманов, чей капитал, по оценкам агентства, за год возрос на 1,3 млрд долларов - почти до 20 млрд долларов.

От редакции
 

Особенность нынешнего кризиса - богатые становятся еще богаче, а бедные беднее - является не специфически российской, а мировой тенденцией.

Далее, как видим, эксперты Bloomberg говорят, что наиболее прибыльными были отрасли, связанные с высокими технологиями. Но второй по размерам в мировом рейтинге капитал принадлежит Карлосу Слиму, портфельному инвестору, к тому же мексиканскому - какие уж там "высокие технологии"? А третье место у Ортеги, владельцу торговой сети.

Тоже самое и в России - наибольший рост показал совладелец торговой сети "Магнит". Извините, но я пользуюсь услугами этой сети, когда нахожусь в провинции, где нет нормальных гипермаркетов - мои впечатления, мягко скажем, не слишком восторженные. То есть рост впечатляющий, но отнюдь не за счет создания каких-то восхитительных условий для покупателя, а благодаря чему-то еще. И к хай-теку торговая сеть как-то не относится... Ну и самый богатый россиянин Усманов тоже, кажется, скорее портфельный инвестор, нежели инноватор...

В двух словах - сейчас люди зарабатывают на перераспределении "по-крупному", от перебрасывания из отрасли в отрасль "портфельных инвестиций" до создания крупных опово-розничных торговых сетей, то есть перераспределении средств из "маленьких кошельков" в большие капиталы.

Да и на самом простом - ну что такого высокотехнологичного появилось в нашей жизни в прошедшем году? Ничего особенного.

А вот богаче или беднее мы стали жить? Тут все тоже, в общем, очевидно.

Конституционный суд Франции утвердил сверхвысокие налоги для богатых
 

http://www.apn.ru/column/article30837.htm
Депардью стремительно выдали паспорт и подарили пятикомнатную квартиру в Грозном, построенную, если уж говорить прямо, за счёт субвенций Чечне из федерального бюджета. Моральный облик этого человека достаточно хорошо характеризует то, что он, убегая от высоких налогов на миллионеров, не постеснялся принять этот подарок в России, где уровень жизни явно ниже французского.

По всей видимости, теперь пример окажется заразительным и толпы французских миллионеров аки птицы перелётные потянутся получать в подарок российское гражданство и ключи от квартир, построенных на деньги российских граждан.

Редакция АПН предлагает, в ответ на принятие решения Конституционного совета Франции принять федеральную программу "Французскому миллионеру - доступное жильё" и сделать её оператором руководство чеченской республики в лице академика Кадырова лично.

Поскольку за призывы к "сепаратизму", т.е. выводу Чечни из состава "федерации" у нас теперь введена уголовная ответственность, следует честно признать, что в рамках подготовки к первому президентскому сроку будущему преемнику Владимира Путина нужно зарабатывать и международный авторитет. Хотя бы таким способом. Заодно и популярность Курортов Северного Кавказа удастся увеличить.

Давайте внимательнее приглядимся к неравенству
 

http://www.ng.ru/krugman/2014-03-24/5_unequality.html
24.03.2014 00:01:00

http://www.ng.ru/upload/iblock/ec9/60-5-1.jpg
ПРЕДЫСТОРИЯ: Перераспределение богатства МВФ опубликовал 26 февраля результаты исследования влияния неравенства в доходах и перераспределения богатства на экономический рост. Авторы доклада, глава исследовательского департамента МВФ Джонатан Остри, экономисты Эндрю Берг и Хараламбос Цангаридис, пришли к выводу, что более равные общества, как правило, могут рассчитывать на более быстрый рост, а умеренное перераспределение не тормозит экономическое развитие. В ходе исследования авторы изучали данные о неравенстве до и после введения новых налогов в различных странах. Они выяснили, что в странах с высоким уровнем неравенства рост медленнее, а в периоды, когда эти экономики все же росли, они были в целом более нестабильными. Исследователи также выяснили, что проведение политики перераспределения не оказало прямого влияния на темпы роста. Тем не менее ранее в этом месяце в статье для Financial Times Остри отметил, что налоговые системы, которые «умеренно более редистрибутивны» с течением времени «обеспечивают более равное распределение дохода, а это, в свою очередь, приводит к более быстрому росту». Он продолжает: «В некоторых кварталах усиливающееся неравенство встречало пораженческое отношение. Однако бездействие перед лицом неравенства вряд ли будет признано в качестве стандартной политики». Журнал Economist в статье «Does Raising All Boats Lift the Tide?» недавно проанализировал результаты исследования МВФ: «Есть разные по глупости способы достичь желаемого уровня перераспределения».

Давайте внимательнее приглядимся к неравенству ФОТО ANDREW TESTA FOR THE NEW YORK TIMES Рабочие проверяют расплавленную сталь на заводе компании Arcelormittal в Дюнкерке, Франция.

Недавно я пообещал, что поделюсь критическими мыслями по поводу статьи о перераспределении и росте, написанной аналитиками МВФ Джонатаном Остри, Эндрю Бергом и Хараламбосом Цангаридисом. Они пришли к выводу, что политика перераспределения не имеет негативных последствий (по крайней мере в обозримой перспективе), зато вполне вероятно может дать позитивный эффект благодаря снижению неравенства.

Думаю, смогу изложить свои соображения, используя свое любимое сравнение – США и Франция.

Почему именно эти две страны? Потому что это два развитых государства, у которых схожий технологический потенциал, но очень разная социальная политика. Во Франции не просто осуществляется перераспределение, эти меры с течением времени расширялись, что ограничивало рост совокупного неравенства, а вот в США ничего подобного не было.

Так давайте сравним судьбы этих стран в новом позолоченном веке. Рост во Франции был несколько медленнее, хотя это не было катастрофой, как можно подумать, если почитать плохие отзывы в прессе (посмотрите на график).

Это мой главный источник озабоченности по поводу Остри и компании. Предположим, человек считает, что сильная политика перераспределения снижает уровень производства, но что это единовременный сдвиг, а не перманентное снижение темпов роста. Затем он мог поверить в их вывод о незначительном влиянии на рост, веря при этом в серьезные последствия для объемов производства.

Что еще удивительнее, в отличие от темпов роста, уровень ВВП на душу населения во Франции существенно ниже, чем в США.

Итак, аналитики МВФ, возможно, ответили на это возражение, включив ВВП на душу в свои выкладки, которые показывают, что страна с более низким ВВП на душу, чем в США, должна расти быстрее, чем США, при прочих равных. Так что без этого более быстрого роста станет очевиден депрессивный эффект перераспределения. Однако я сомневаюсь, что такая логика правильная.
http://www.ng.ru/upload/medialibrary/b81/59-5-01.jpg
График 1: Реальный ВВП на душу населения (США и Франция) Источник данных: Eurostat
График 1: Реальный ВВП на душу населения
(США и Франция)
Источник данных: Eurostat

Любопытно, что более низкие показатели Франции объясняются более низкими трудозатратами, а не низкой производительностью (посмотрите второй график). Если разобраться, то окажется, что низкие трудозатраты являются результатом конкретной политики, а не перераспределения доходов: во Франции пенсионная система поощряет ранний выход на пенсию, есть также законы, которые ограничивают продолжительность рабочего дня и гарантируют более продолжительные отпуска, чем у нас.

В целом я все же доверяю выводам доклада МВФ, но думаю, нам следует признать, что не так все просто, как хотелось бы либералам.

КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM

Американцы живут, чтобы работать

20 лет назад один мой знакомый бизнесмен, который управлял компаниями в Европе и США, подметил, что в его среде общепринятым мнением было следующее: в Европе (он прежде всего имел в виду Италию и Францию) люди работают, чтобы жить, в то время как в США люди живут, чтобы работать. И это отличие важно работодателям. Кажется, что некоторые ваши данные подтверждают правоту таких взглядов.

– Robert L. Walton,

Массачусетс

Нечестно, когда оценка уровня развития экономики страны понижается просто из-за того, что трудозатраты в ней ниже, поскольку у людей длиннее отпуска и короче рабочие дни. Эта система игнорирует ценность времени, проведенного с детьми и семьей. Она также игнорирует ценность частной работы.

Например, человек, у которого больше свободного времени, может сам ухаживать за своим садом, а не нанимать садовников. К сожалению, работа, которую он выполняет для себя, не учитывается экономической статистикой, поскольку не происходит передача денег из рук в руки.

– J. H., Калифорния
http://www.ng.ru/upload/medialibrary/a45/59-5-02.jpg
График 2: Сравнение производительности и ВВП на душу населения. Пояснение: этот график содержит сравнение производительности в США и во Франции (зеленый) и сравнение ВВП на душу в этих двух странах (оранжевый). Источники данных: Eurostat, МВФ
График 2: Сравнение производительности и ВВП на душу населения. Пояснение: этот график содержит сравнение производительности в США и во Франции (зеленый) и сравнение ВВП на душу в этих двух странах (оранжевый). Источники данных: Eurostat, МВФ

Более ранний выход на пенсию и пять недель отпуска в год для каждого (включая кассиров, уборщиков и т.д.) плюс возможность брать больничный могут оказывать неравномерное влияние. Дети больше общаются с родителями и ездят с ними в семейные отпуска.

Я так понимаю, что вы сосредотачиваетесь на ВВП, но если разница между двумя странами заключается в том, что в одной люди работают по 50 часов в неделю и время от времени берут отгулы, а в другой – представители среднего класса отдыхают три недели летом и две недели на Рождество… Что ж, мы живем только раз.

– K. M., Австрия

Будет очень просто победить кризис безработицы в США, если ввести обязательный шестинедельный отпуск, как в Европе, а также сделать продолжительность рабочей недели 39,5 часа.

И пожалуйста, не говорите мне, что США не могут позволить подобные цивилизованные условия труда!

– P., Германия

ПРОБЛЕМА НЕРАВЕНСТВА
 

Урок № 22. Неравенство — не обязательно следствие экономического спада

Имущественное неравенство в России всегда представляется политической проблемой. Отвечая на вопросы социологов, люди говорят о негативном отношении к богатым, а на думских выборах 2003 года — последних свободных выборах нового времени — большинство избирателей проголосовало именно за те партии, которые выступали за перераспределение от богатых к бедным. Больше того, те же социологические опросы показывают, что у граждан есть довольно четкое — это не значит правильное! — представление о том, почему неравенство так велико. Значительное большинство считает, что все дело в незаконной приватизации и, следовательно, нынешнее распределение доходов несправедливо.

В этой логике есть очевидная неувязка — пусть исходное распределение было равномерным (оно не было, но пусть) и пусть потом собственность досталась гражданам неравномерно и несправедливо. Это бы объясняло имущественное неравенство и неравенство доходов, которые включают в себя доходы на капитал, но это ничего не говорило бы о неравенстве трудовых доходов. Это бы не объясняло разницы в зарплатах — платят-то не в зависимости от того, сколько у человека имущества, а в зависимости от того, насколько востребованы навыки, которыми он обладает. Такое неравенство приватизацией объяснить невозможно. Может быть, оно не так велико?

Велико. Экономисты из Российской экономической школы Сергей Гуриев и Андрей Рачинский оценили неравенство трудовых доходов жителей Москвы69. Для этого им пришлось воспользоваться базой данных о подоходном налоге москвичей за 2004 год. Оказалось, что уровень неравенства трудовых доходов очень высок. Возможно, он даже выше, чем уровень имущественного неравенства, которое оценить по налоговой базе данных, конечно, невозможно. Так в чем же дело?

ДОГНАЛИ АМЕРИКУ
http://read24.ru/files/5/fb2/konstan...ki/img_11.jpeg
Концентрация доходов в Москве практически такая же, как в Соединенных Штатах

К сожалению, профессиональных экономических исследований неравенства доходов в России практически не ведется. Собственно, даже неизвестно, каким образом Росстат получает те данные, которые он ежегодно публикует. Статья Гуриева и Рачинского, первая ласточка, лишь описывает неравенство, но мало помогает в поисках объяснений. Естественный способ — сравнить нашу страну с какой-нибудь, в которой, во-первых, похожий уровень неравенства, а во-вторых, эта область экономических исследований более развита. Бессмысленно сравнивать Россию со Швецией — там никогда не было такого расслоения; почти бессмысленно сравнивать Россию с Нигерией, потому что о нигерийском неравенстве известно еще меньше, чем о российском. Впрочем, нужная страна есть. Таблица показывает удивительное сходство: в пределах самых богатых 10 процентов населения Москва чрезвычайно похожа на Америку.

ДОЛЯ ДОХОДОВ, ПРИХОДЯЩИХСЯ НА РАЗНЫЕ ГРУППЫ НАСЕЛЕНИЯ

НОВАЯ ВОЛНА
http://read24.ru/files/5/fb2/konstan...ki/img_12.jpeg
Так что там, в Америке? Еще в середине 50-х годов прошлого века Тед Соренсен, помощник сенатора от штата Массачусетс, периодически получал различные публикации местной торговой палаты. На титульном листе был приведен лозунг организации: «Большая волна поднимает все лодки». Эта фраза так понравилась Соренсену, что он включил ее в речь своего патрона, который к тому времени уже стал президентом США. В устах Джона Кеннеди она означала попросту, что экономический рост снимает все проблемы — и социальные, и политические. И на протяжении следующих десятилетий не было сомнений — когда экономика растет, все довольны. Однако на исходе пятого десятилетия постулат стал вызывать сомнения.

В самом успешном году первого десятилетия XXI века, 2004-м, американская экономика выросла на 4,2 процента. Это намного ниже, чем у лидеров мирового роста последнего десятилетия — Китая и Индии. Это ниже, чем у африканских стран, которые стали расти совсем недавно. Наконец, это намного ниже, чем у стран, которые еще пятнадцать лет назад были социалистическими. Однако это чуть ли не вдвое выше, чем рост в большинстве остальных развитых стран. И при этом опросы общественного мнения показывают, что большинство американцев считает, что их экономическое положение ухудшается. Казалось бы, чем может быть недоволен обычный американец в период относительно быстрого роста? Неравенством.

ОСОБЫЙ ПУТЬ АМЕРИКИ

Доля 0,1 % самых богатых граждан в общих доходах населения

НЕРАВЕНСТВО
http://read24.ru/files/5/fb2/konstan...ki/img_13.jpeg
Когда профессор экономики объясняет студентам разницу между средним доходом и медианным, то есть доходом человека, который зарабатывает больше, чем половина граждан страны, он приводит такой пример. Представьте, что вы сидите в баре и вдруг в него входит Билл Гейтс, доходы которого составляют сотни миллионов в год. Средний доход присутствующих увеличивается в десятки раз, в то время как медианный — если в баре сидит больше одного человека, — конечно, практически не меняется. (В жестком российском варианте это звучит так: «После того как посадили Михаила Ходорковского, средний доход российского заключенного вырос на 10 миллионов».)

Это различие — между средним и медианным доходом — позволяет понять суть проблемы. Вместе с экономикой растет средний доход, однако если большая часть новых доходов достается все более узкой группе самых богатых, то медианный доход не меняется и может даже падать. Принстонский экономист Пол Кругман указывает на то, что медианная реальная заработная плата работника, не занимающего руководящих должностей в фирме, в середине первого десятилетия XXI века была ниже, чем тридцать лет назад, и это, похоже, долгосрочный тренд.

Томас Пикетти из французского CEPREMAP и Эммануэль Саез из Беркли, крупнейшие в мире специалисты по оценке долгосрочных трендов неравенства, использовали данные об уплате подоходного налога, чтобы изучить динамику неравенства доходов в США. (Изначально исследование покрывало период с 1913 по 1998 год, но текущая версия включает данные вплоть до 2004 года70.) И оказалось, что, действительно, расслоение в Америке стремительно увеличивается. При этом сильнее всего неравенство растет не там, где проходит граница между средним классом и бедными, а внутри верхней части среднего класса. Доход 10 процентов самых богатых американцев (в 1998 году это те, чьи доходы превышали 81 тысячу долларов в год), то есть как раз верхнего среднего класса, вырос за тридцать лет, но большая часть прироста досталась 1 верхнему проценту (230 тысяч долларов в год — это уже не средний класс), больше половины этого прироста досталось 0,1 процента (790 тысяч), а больше половины доставшегося 0,1 процента досталось 0,01 процента (минимум 3,6 миллиона). В 1970 году доход 0,01 процента самых богатых налогоплательщиков составлял 0,7 процента общего дохода. Через тридцать лет доход той же доли стал в четыре раза больше — почти 3 процента общего дохода. Иными словами, если в 1970 году самые богатые были в 70 раз богаче среднего, то в 1998-м в 300 раз!

Интересно, что глобальный тренд в последние два десятилетия противоположен американскому — неравенство между странами снижается71. Оно заметно снижается и внутри некоторых развитых стран72. Впрочем, есть экономисты, которые считают, что у неравенства есть положительные стороны.
СУТЬ ПРОБЛЕМЫ

В Америке спор о причинах нынешнего увеличения неравенства носит довольно изощренный характер. Есть две основные гипотезы — грубо говоря, «правая» и «левая». Большинство профессиональных экономистов не поддерживает ни одну из этих двух гипотез в чистом виде, разве что Пол Кругман занимает однозначную позицию. «Левая» гипотеза состоит в том, что резкий рост неравенства — оно вернулось практически к уровню 20-х годов — связан прежде всего с уменьшением роли профсоюзов, ослаблением контроля над менеджментом крупных фирм и снижением эффективной ставки налога для самых богатых (Пикетти и Саез показывают, что предельная эффективная ставка упала с 60 процентов в 1980 году до чуть более 30 процентов сегодня). Наиболее последовательные сторонники «левой» гипотезы считают глубинной причиной политический сдвиг вправо от достижений Нового курса Франклина Делано Рузвельта и Великого общества Линдона Джонсона. Правые, для которых имена Рузвельта и Джонсона вовсе не святы — они называют их «социалистами», — не согласны.

«Правая» гипотеза состоит в том, что увеличение неравенства связано главным образом с ростом разницы в доходах людей с разным уровнем образования. В глобализованной экономике производительность труда высокообразованных работников растет быстрее, чем производительность труда менее образованных. В частности — но не только — потому, что все большую роль играет способность работника взаимодействовать с клиентами и даже просто харизма. Более образованные сотрудники в среднем имеют преимущество и здесь. Это объясняет увеличивающееся расслоение не только между средним классом и бедными, но и внутри верхней части среднего класса. Наконец, менее образованным приходится конкурировать за рабочие места с дешевой рабочей силой Индии и Китая, что тоже снижает уровень оплаты труда.

Кстати, между двумя гипотезами можно найти логическую связь. Ослабление профсоюзов отчасти вызвано глобализацией. Компаниям стало легче торговаться с сотрудниками, когда у них появилась возможность перенести производство в Азию. Но не исключена и обратная зависимость. Теперь, когда кандидату от Демократической партии можно не быть заложником могущественных профсоюзов, компаниям стало гораздо легче заниматься аутсорсингом, а их руководству — назначать себе невероятные зарплаты. За последние 30 лет отношение доходов менеджеров к средней заработной плате выросло почти в 30 раз.

Так что обычный американец абсолютно прав, когда думает, что экономический рост последних двух десятилетий не поднимает его лодку, ведь медианный реальный доход практически не растет. Но если наш человек винит в своей маленькой зарплате олигархов, то американский — иммигрантов и корпорации, которые переносят производство в бедные страны. Интересно, что при этом и американцы, и россияне совершают одну и ту же ошибку, когда их спрашивают про конкретные меры борьбы с неравенством. А именно про прогрессивный налог на наследство.

Что лучше символизирует социальную справедливость, чем прогрессивный налог на наследство? Завещали тебе большой куш — будь добр, заплати с него более высокий процент. При таком раскладе распределение богатства в новом поколении будет более равномерным. Кажется, подавляющее большинство должно выступать за сохранение и увеличение налога. В Америке он не затрагивал почти 90 процентов населения, а в России практически все должны были платить его по очень низкой ставке 5 процентов. Однако в обеих странах то же самое большинство, которому этот налог был выгоден, недавно с воодушевлением поддержало его отмену. Так, может, зря экономисты так много думают о неравенстве?

«Столько неравенства мир не видел со времен баронов-разбойников и королей»
 

http://slon.ru/economics/stolko_nera...-1105857.xhtml
http://slon.ru/images3/6/1100000/632...jpg?1401725830

В конце мая в международном деловом сообществе разгорелся острый интеллектуальный скандал. И вызвала его на удивление не утечка секретной информации из недр Госдепа, а научная монография французского экономиста Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке». Книга поступила в продажу в США в апреле 2014 года, и за первые недели этот многостраничный труд стал бестселлером общественно-политической литературы – на сегодня продано 200 тысяч экземпляров. На прошлой неделе не только высоколобые бизнес-издания, но и таблоиды пестрили заголовками: «Пикеттимания: почему Америку лихорадит от неравенства?», «Придираясь к Пикетти», «"Пузырь Пикетти" – не просто болтовня», «Суть скандала вокруг Пикетти», – при этом одни обвиняют француза в подтасовке фактов, другие провозглашают книгу публицистической сенсацией XXI века.

Отчасти причина ажиотажа ясна уже из названия: книга явно отсылает к Марксу и во многом наследует его аргументам и основной идее: в XX веке во всем мире чудовищно обострилось неравенство; труд приносит людям все меньший доход, в то время как рантье и спекулянты с легкостью приумножают миллионы на ценных бумагах. Тезис лег на благодатную почву – в этом году неравенство стало одной из главных тем Всемирного экономического форума в Давосе, о росте пропасти между богатыми и бедными регулярно сообщают статистические ведомства и исследователи развитых и развивающихся стран. Той же проблеме этой весной посвятил свою речь перед конгрессом Барак Обама: «Редко, когда корпоративные прибыли и цены на акции были выше, чем сегодня, после четырех лет экономического роста. И у тех, кто наверху, дела никогда не шли так хорошо. Но средняя заработная плата практически не изменилась. Неравенство усугубляется. Вертикальная мобильность застопорилась». Неудивительно, что книгу Пикетти похвалили и Обама, и директор-распорядитель МВФ Кристин Лагард.

Пикетти утверждает, что 10 лет собирал данные в доказательство своего главного тезиса – что всю историю цивилизованного общества неравенство в доходах устойчиво росло, с перерывом лишь на две мировые войны и восстановительный период. Все это время рост прибыли от владения капиталом превосходил мировой ВВП, а значит, и рост заработных плат.
https://lh5.googleusercontent.com/yn...wt1R2-lKAzh1jQ
Прибыльность капитала и мировой ВВП до 2100 года
Источник: New York Times

«Когда возврат на капитал превосходит рост экономики и зарплат, – как это было в XIX веке и, кажется, будет и в XXI, – капитализм автоматически генерирует произвольное и неустойчивое неравенство, которое радикально подрывает ценности меритократии [власти, основанной на заслугах], на которых стоит демократическое общество», – заявляет Пикетти. Эту несправедливость невозможно преодолеть без радикальных экономических решений. Он предлагает ввести глобальный прогрессивный налог на капитал: увеличить верхнюю ставку налога на доходы до 80%, налога на богатство – до 2%. На самом деле такие попытки в мире уже предпринимались. Например, во Франции в 2012 году 8010 домохозяйств заплатили в виде налогов более 100% от своего совокупного дохода (хотя ставка налога на капитал была «всего» 1,5%, а максимальная ставка подоходного налога – 45%).

Редактор Financial Times Крис Джилес обнаружил в книге Пикетти многочисленные спекуляции и неточности. К примеру, данные по распределению богатства в Швеции, Франции и Великобритании Пикетти выдает за общеевропейские, хотя, скажем, для Великобритании они совсем не верны. В то же время Пол Кругман – лауреат Нобелевской премии по экономике 2008 года и профессор Принстона – коллегу горячо поддержал. Он жалуется, что уже два десятилетия бьется над проблемой растущего неравенства и лишь сейчас обрел единомышленника.

Чтобы рассудить споры о «дутой» или подлинной сенсации, Slon собрал мысли о нашумевшей книге главных столпов современной экономической мысли.
http://slon.ru/images2/2014/05-29/shiller.jpg
Роберт Шиллер,
нобелевский лауреат по экономике 2013 года, профессор Йельского университета

«Катастрофа, о которой идет речь, – возвращение к уровню неравенства, невиданному с конца XIX – начала XX века, – прекрасно описана в книге Пикетти. Ничтожное меньшинство становится сверхбогатым, причем не потому, что эти люди умнее других или прилагают больше усилий, а потому, что основополагающие экономические силы распределяют доходы крайне причудливо и капризно».

Но, соглашаясь с посылом Пикетти, Шиллер критикует предлагаемые им меры:

«Чтобы быть по-настоящему эффективным, увеличенный налог на роскошь, который в первую очередь ударит по высокомобильным пенсионерам и другим обеспеченным людям, должен стать международным. В противном случае богачи попросту эмигрируют в страны с низкими налогами. А непопулярность налога на роскошь препятствует глобальному сотрудничеству. Так, Финляндия ввела налог на роскошь, но была вынуждена его снизить – так же как и Австрия, Дания, Германия, Швеция и Испания».

Шиллер уверен, что от вопиющего роста неравенства мир спасет новая, хорошо отрегулированная финансовая система с частным или государственным страхованием – она не позволит раздуваться пузырям, из-за которых многие сейчас теряют последние сбережения:

«Я куда больше верю в мой план борьбы с катастрофическим неравенством, чем Пикетти в свой».
http://slon.ru/images2/2014/05-29/rogoff.jpg
Кеннет Рогофф,
профессор Гарвардского университета, главный экономист МВФ в 2001–2003 годах

«Читая новую книгу Томаса Пикетти, уже так сильно повлиявшую на умы, можно сделать вывод, что в мире не было столько неравенства со времен баронов-разбойников и королей. Но, утверждая, что капитализм несправедлив, Пикетти обращает внимание на растущее неравенство в богатых странах и не замечает, что в то же самое время миллионы людей из развивающихся стран вырвались из бедности».

Пытаясь разобраться в причинах проблемы, Рогофф размышляет:

«Eсли основной причиной [усугубления неравенства] является массовый приток азиатского труда на глобализованные товарные рынки, то модель роста, выдвинутая лауреатом Нобелевской премии экономистом Робертом Солоу, предполагает, что в итоге акционерный капитал отрегулируется, а ставка заработной платы вырастет. Уходы на пенсию из-за старения рабочей силы в конце концов также запустят рост заработной платы. С другой стороны, если доля труда в доходе падает из-за неумолимого роста автоматизации, понижающее давление на эту долю сохранится, как я говорил несколько лет назад в контексте рассмотрения проблемы искусственного интеллекта».

Меры устранения неравенства по Пикетти утопичны, считает Рогофф. Сам же он ратует скорее за повышение налогов на потребление, а не на доходы: чуть более высокий налог на собственность стал бы «гораздо более простым и эффективным способом собирать налоги, не затрагивая накопление богатств».
http://slon.ru/images2/2014/05-29/summers.jpg
Лоуренс Саммерс,
профессор Гарвардского университета, министр финансов США в 1999–2001 годах

«В каждой области знаний прогресс идет от простых абстрактных парадигм, которые в дальнейшем и определяют ход мысли – как, например, теория эволюции Дарвина, теория сравнительных преимуществ Рикардо или концепция совокупного спроса Кейнса», – напоминает Саммерс, ставя в один ряд с великими и Пикетти.

«Так почему же трудовой доход верхнего 1% вырос так резко по отношению к доходу всех остальных? Никто на самом деле не знает, – задается вопросом Саммерс и тут же отвечает на него: залог успеха – в правильном выборе отрасли. – У ног Джобса немедленно оказался мировой рынок, а также огромный потенциал для воплощения своих инноваций с очень низкими затратами, так что он был в состоянии капитализировать их гораздо больше, чем, например, Истмэн [основатель компании Eastman Kodak]».

Саммерс считает, что с развитием онлайн-образования следующими на резкий рост богатства могут претендовать преподаватели. Как и остальные, он предлагает свой рецепт борьбы с несправедливостью в распределении богатства:

«Помимо налогообложения <...> проще повысить доходы среднего класса и сделать более трудным накопление огромных состояний. <...> Примеры включают более энергичное исполнение антимонопольного законодательства, сокращение чрезмерной защиты интеллектуальной собственности в тех случаях, когда эффекты стимулирования малы, а монопольная рента высока, большее поощрение опционных схем для рабочих (это даст им долю в накоплении богатства), увеличение инвестиций государственных пенсионных ресурсов в более рискованные высокодоходные активы».

Политики служат богачам?
 

http://www.ladno.ru/interview/25106.html
Лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Солоу выразил беспокойство по поводу тенденции ко все большей концентрации богатств в США. По его словам, это явление глобальных масштабов может отрицательно сказаться на демократии. Главная проблема здесь — деньги и их отношения с властью.
http://www.ladno.ru/media/art/2014/0...600_q95_bw.jpg
Atlantico: В недавнем интервью с представителями экспертной группы «Институт экономической политики» лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Солоу (Robert Solow) выразил беспокойство по поводу все большей концентрации богатств в США, которая может доходить до олигархических отклонений. Как именно усиление меньшинства чрезвычайно богатых людей может нанести удар по нынешнему демократическому равновесию?

Жан-Луи Срван-Шрейбер: Нет, богатые не покупают власть. Деньги и есть власть. С момента формирования государств тремя главными источниками власти являются сила, деньги и законы. Сегодня, в наших современных демократиях, сила начинает уступать закону и, в первую очередь, деньгам.

Так, например, победа на выборах невозможна без денежных средств. Последнее время особенно остро ощущается следующий факт: власть без финансовых ресурсов практически равнозначна беспомощности. Если предвыборные обещания не выполняются, а экономический рост стоит на месте, исполнительная власть расписывается в собственном бессилии.

Сегодня первое место в мировой власти занимают финансы. Как Конгресс может создать заслон для реформаторских планов Обамы? Заблокировав принятие бюджета! В результате президент теряет инициативу. Во Франции Франсуа Олланд не смог претворить в жизнь обещанные реформы из-за нехватки средств. Он хотел повысить налоги, чтобы расширить поле для маневра правительства, но это только еще больше подорвало его популярность и перспективы экономического роста предприятий.

Роберт Солоу, быть может, и прав в долгосрочной перспективе, но он не говорит нам о том, что происходит сегодня. Богатства теперь создают не капиталы: процентные ставки сегодня достигли исторического минимума и приносят намного меньше прибыли, чем инновационное развитие, которое вносит весомый вклад в формирование мирового богатства. Лучшим примером тому служат развивающиеся страны с их двухзначными показателями роста. Поэтому сейчас вряд ли можно утверждать, что через 20 лет капитал начнет приносить больше прибыли. Инвестиции в предприятия — это самый рискованный, но в то же время, наверное, и самый прибыльный путь.

Уильям Джинис: Во Франции и США существуют разнообразные исследования с оценкой изменения ситуации в плане неравенства. В частности, из них следует, что кризис 2008 года повлек за собой усиление неравенства в пользу самых богатых. Другими словами, период экономического кризиса, особенно если он опирается на финансовую основу, способствует обогащению «богатых», которые, как, например, Уоррен Баффет (Warren Buffet) обращают ситуацию на пользу себе. «Бедные» же наоборот вдвойне страдают от кризиса, потому что по ним бьют не только потрясения на рынке труда, но и сокращение средств в системе соцобеспечения, которое связано с уменьшением налоговых поступлений.

Но хотя эта тезисная основа практически не вызывает сомнений, она породила два типа суждений, которые сейчас звучат повсеместно, а иногда даже используются как доказательства неминуемого конца капитализма и демократии. Стоит подробнее рассмотреть эти умственные построения, которые могут оказаться весьма опасными, когда играют на руку разнообразному популизму, чей конек — это критика элитарного сговора.

Расскажу о первом типе суждений. Кризис делает богатых еще богаче, а связанные с капиталом деньги приносят больше прибыли, чем заработки... Иначе говоря, кризисные времена выгодны для «наследников». Во-первых, нужно отметить, что в истории не было установлено четкой причинно-следственной связи между политическим/экономическим кризисом и обогащением «наследников». Что бы там ни говорил де Токвиль, кризисы в целом и революции в частности на протяжение истории лишь ускоряли процесс изменения и обновления элитарной структуры, а не наоборот. Но что же изменилось в XXI веке? По мнению некоторых критически настроенных экономистов, это касается логики накопления капитала: совокупный эффект «финансизации» экономики и постепенного отстранения государства в результате нескольких неолиберальных волн ведет к обогащению 1% самых богатых. Однако давайте оставим экономистам эти споры и доказательство того, что речь идет в большей степени о структурном, а не конъюнктурном явлении. Как бы то ни было, попытка воспользоваться этим как доказательством возвращения олигархии или даже плутократии, которое ставит под угрозу само будущее нашего демократического плюрализма, это лишь попытка оживить давно отмершие представления...

— Можно ли пойти чуть дальше и сказать, что деловые круги купили политическую власть?

Жан-Луи Серван-Шрейбер: Взаимоотношения политических и финансовых сил всегда были нормой в обществе в мирное время. Это связано с тем, что богатые либо сами добиваются избрания, либо финансируют защищающие их политические партии. Финансирование из других источников возможно лишь при наличии большого числа тех, кто платит взносы. Но сегодня в профсоюзах и партиях почти не осталось членов. В результате им приходится обращаться за государственным финансированием. Такова основа французской системы: у нее хватает недостатков, но это все равно лучше, чем зависеть от богачей.

Власть и деньги всегда шли рука об руку. Если рассмотреть ситуацию до великой французской революции, источником власти была божественная воля, монарх считался помазанником божьим. Это было очень удобным и с хода отметало любые протесты. Церковь поддерживала мирскую власть.

Что касается богатства, его источником было владение землей.

Говорить об экономическом росте в те времена вряд ли возможно, потому что в допромышленную эпоху его попросту не существовало. Хорошие урожаи обогащали господ и крестьян, а плохие могли снова поставить их на грань нищеты. Привилегированные владельцы земель собирали налоги. Но в XVIII веке интеллектуалы посчитали, что с таким неравенством больше нельзя мириться, и создали более справедливую систему.

Примерно в ту же самую эпоху наступление научно-технического прогресса создало основу первой промышленной революции. Источником богатства стали не право сбора, а изобретения, производство и труд. XIX век постепенно дал право голоса избирателями сформировал рабочий класс. Тот выразил протест против неравенства в распределении богатств, которые, как говорили, исчезли после революции. Наконец, в наших демократиях богатые сохранили власть, сделав несколько уступок. Впервые в истории богатым пришлось раскошелиться на благо народа. В начале ХХ века появился подоходный налог. Тогда он составлял всего лишь 2-3%, но начало было положено.

Уильям Джинис: Пример Древнего Рима в данном случае может быть весьма показательным, потому что хотя там проблематика сговора богатства с политической властью подходила вплотную к плутократическим и олигархическим формам, сегодня нет существовавших в прошлом условий. Как бы то ни было, американские социологи и специалисты по неравенству Уинтер и Пейдж в своих работах утверждают, что сверхбогатые люди в американском обществе обладают такими большими ресурсами, что им по силам напрямую или косвенно направлять демократические правительства. Они владеют большим числом крупных СМИ и оказывают большую финансовую поддержку кандидатам и партиям на выборах, что позволяет им извратить работу демократии, поставив свои личные (и зачастую финансовые) интересы выше общественных. Минус этой научной работы о формировании новых правящих олигархий заключается в том, что она перекликается с вышедшей в 1960-х годах работой Миллса о властной элите (то есть правительстве объединенной элиты, куда входит руководство крупнейших предприятий и военной промышленности) и отталкивается от тех же ошибочных основ.

Так, из неравенства в распределении богатств делается вывод о неравенстве в распределении политических и властных ресурсов. Иначе говоря, раз богатые становятся богаче, они получают от этого богатства сильнейшее политическое влияние. Тем не менее, эмпирическое исследование реалий процесса демократического управления вчера и сегодня свидетельствует о том, что ни одна группа не может стабильно навязывать власти свои интересы. Если взять пример США и Движения чаепития, которое финансируется на деньги братьев Кох и других богатейших граждан, становится видно, что его попытки застопорить работу правительства натыкаются на стену в тот момент, когда на защиту демократического плюрализма встают другие интересы (капиталистические или нет). Можно найти множество примеров тому, что всемогущее правительство богачей — это всего лишь точка зрения, а не конкретная реальность.

— Как видно из истории развитых обществ, власть и богатство всегда укрепляли и поддерживали друг друга. Ослабла ли эта связь с развитием демократий или же наоборот стала сильнее?

Жан-Луи Серван-Шрейбер: Вопрос следовало бы поставить таким образом: куда идут лучшие представители каждого поколения? После войны их влекла политическая власть и государственная служба, что позволило создать прочную управленческую систему в нашей стране. Сегодня лучших привлекают финансы, потому что они приносят больший доход и дают реальную власть.

Уильям Джинис: Что касается притягательности власти денег для элиты, в ответе на этот вопрос все будет зависеть от конкретного общества. Франция с этой точки зрения представляет собой особый случай. В период славного тридцатилетия в стране культивировался образ великих государственных деятелей, технократов и высокопоставленных чиновников, которые стоят на защите сильного государства и всеобщих интересов, выступают против личных интересов богачей (о них складывались по большей части отрицательные представления). Однако это, наверное, все же было искаженной картиной социально-экономических реалий в том плане, что лидеры нашей промышленности в первую очередь проявляли себя в государственной сфере, проходили подготовку в известнейших государственных вузах, а затем брали в руки жемчужины нашей экономики. Все это формировало образ «государственного дворянства», чья служба на благо общества ценилась весьма высоко.

С 1980-х годов, когда получили развитие неолиберальные теории, а роль государства в экономике пошла по пути масштабных преобразований, образ структуры серьезно изменился. Кроме того, фигура технократа уступила место начальнику-менеджеру, который приближается к англосаксонским стандартам. Проблема в том, что отношение к демонстрации власти и богатства во Франции не изменилось. В результате сегодня в обществе у нашей экономической и бизнес-элиты сложился весьма путаный образ из-за смешения двух типов легитимности, которые исторически исключают друг друга.

— В отличие от американских норм, французские политические партии не обязаны оглашать список спонсоров, даже если речь идет о больших суммах. Почему во Франции существует такое отношение к тесным, как всем нам известно, связям денег и политической сферы? Объясняется ли это историческими причинами? (скандал с поставщиками во времена революции, скандал в Панаме при III Республике)

Жан-Луи Серван-Шрейбер: Сегодня партии и профсоюзы бедны. Во Франции даже у самых крупных партий есть всего 20-30 миллионов евро на избирательную кампанию. В Америке же эти суммы доходят до миллиарда. Во Франции гражданин может перечислить своему кандидату максимум 7 500 евро, тогда как в США пожертвования могут достигать нескольких миллионов долларов. В этом-то и все дело. Во французской системе нет излишеств. А анонимность пожертвований во Франции я рассматриваю как свободу, а не ограничение, потому что у каждого должно быть право на конфиденциальность своих политических взглядов.

Как бы то ни было, нельзя отрицать, что обеднение политической жизни неизбежно ведет к созданию серой зоны с попытками обхода закона. Это видно на примере нынешних скандалов вокруг крупнейших политических партий.

Уильям Джинис: Отношения всего французского политического класса с деньгами, определенно не так прозрачно как англо-протестантских демократиях. И хотя еще со времен III Республики республиканские силы утверждают, что порвали с наследием бонапартизма, новому режиму совершенно точно не удалось покончить с коррупцией и темными делами. Более того, неспособность разорвать связь с финансовыми интересами нанесла удар по самой республиканской традиции.

Пример непрозрачного финансирования лишь подчеркивает то, сколько всего нам еще предстоит сделать. В любом случае, мне кажется, что пересмотреть следует в первую очередь отрицательное восприятие денег в республиканской традиции и в том числе стремление к показному эгалитаризму.

— На пресс-конференции 14 января Франсуа Олланд открыто подчеркнул связи исполнительной власти и предприятий. Как это может отразиться на государственной власти?

Жан-Луи Серван-Шрейбер: На самом деле он просто отметил очевидный факт! Источником создания богатств и занятости служит частный сектор, развитие предприятий. Франсуа Олланд был просто вынужден признать эту неоспоримую действительность. Предприятия принимают решения без участия государства, потому что они действуют в рамках частного права, а государство может вмешаться только переговорным путем. Приватизации лишили его власти над предприятиями. Его некогда огромные возможности сжались как шагреневая кожа.

— Разделение политических и финансовых кругов представляется весьма непростой задачей. Как добиться максимально «здорового» взаимодействия двух этих форм власти?

Жан-Луи Серван-Шрейбер: Избирателям это совершенно не нравится, потому что политический класс уверил их, что у него есть все полномочия и независимость, тогда как на самом деле его возможности совершенно не соответствуют таким заявлениям. И, судя по всему, такая ситуация сохранится в обозримом будущем.

Уильям Джинис: Публичность таких отношений, безусловно, стала бы плюсом. Отношения между политической властью и бизнесом определенно существуют. Как бы то ни было, их представляют нежелательными из-за соприкосновения экономических и политических интересов, которые представляются как антагонистические факторы. Ответственность лежит на обеих сторонах. Организации предпринимателей и зачастую не несущие никакой ответственности профсоюзы пытаются воздействовать на государственный курс, а политическая элита до сих пор не может высвободиться из когтей отжившего свое кольбертизма. Кроме того, присутствие на политической сцене многих представителей бизнес-кругов может быть и к лучшему. Несмотря на все разговоры о том, что богачи извращают и ставят себе на службу демократию, мы можем многое выиграть от работы предпринимателей и бизнесменов в парламенте и правительстве.

Жан-Луи Шрейбер, журналист и публицист
Уильям Джинис, политолог и социолог

Тома Пикетти: «Возникает вопрос, почему неравенство в России так непрозрачно»
 

http://www.forbes.ru/mneniya/idei/30...k-neprozrachno
http://cdn.forbes.ru/cdn/farfuture/2...A7135-mini.png
Ольга Проскурнина
заместитель шеф-редактора Forbes.ru
http://cdn.forbes.ru/cdn/farfuture/W...s/Antonov2.png
Даниил Антонов
видеоредактор Forbes.ru

http://cdn.forbes.ru/cdn/farfuture/8.../story/pik.jpg
Фото Макс Новиков для Forbes Online
Автор мирового экономического бестселлера — о естественном замедлении экономического роста, офшорах российских миллиардеров и главной тайне налоговой статистики в России

Работа профессора Парижской школы экономики Тома Пикетти «Капитал в XXI веке», опубликованная в 2013 году и переведенная на английский год спустя, быстро прославилась на весь мир: ее совокупный тираж к июню 2015 года превысил 2 млн экземпляров (в России она издана в этом году в издательстве Ad Marginem). С подачи Пикетти проблема глобального неравенства вышла на передний план в экономических дискуссиях, а самого автора стали называть «современным Карлом Марксом» и «рок-звездой экономики». В Москву автор «Капитала в XXI веке» приезжал, чтобы встретиться с читателями своей книги на ярмарке Non/Fiction и в Высшей школе экономики.

— Большинство участников рейтинга миллиардеров Forbes, как российского, так и глобального, сделали свое состояние сами. Как это соотносится с вашим тезисом, что основа благосостояния богатейшего 1% населения – доходы с капитала?

— Это очень интересный момент. Если взять российский список Forbes, то нетрудно заметить: в советский период всех этих состояний не существовало. Но у вас в России в 1990-2000-е годы шел процесс приватизации, и это не было чем-то естественным или спонтанным. Люди, которые в результате этого процесса стали владельцами предприятий с огромным объемом природных ресурсов, не изобрели нефть или газ. То есть, нельзя сказать, что они сами сделали свое состояние. Для того чтобы завладеть природными ресурсами, российским олигархам не пришлось много работать.

— Ну хорошо, а как же глобальный список?

— Возьмем, к примеру, мексиканского миллиардера Карлоса Слима – тоже интересный случай. Он стал владельцем сети сотовой связи в Мексике. Но сотовых телефонов он сам не изобретал. И как считают многие, в процессе приватизации сотовой связи в Мексике – конечно, это было не то же самое, что приватизация советской госсобственности! — цены были очень выгодными [для Слима].

Вот что я пытаюсь объяснить в своей книге: все эти истории личного обогащения всегда представляют собой сложную смесь процессов приватизации, наследования, иногда – инноваций, зачастую монополизма, даже квазимонополизма. В частности, такие компании, как Microsoft, Facebook являются глобальными квазимонополиями, играющими очень важную роль в нашей жизни.

Еще один действительно интересный пример, о котором я рассказываю в своей книге, – история Лилиан Беттанкур, №1 в списке богатейших людей Европы (на данный момент самый богатый человек Европы — сооснователь Zara Амансио Ортега, $72, 9 млрд, №4 в глобальном списке Forbes, а Беттанкур на втором месте. – Forbes). Ее отец Эжен Шуллер был настоящим предпринимателем, он основал L’Oréal в 1909 году и производил множество полезной продукции для ухода за волосами – в точности как герой Бальзака Цезарь Бирото [которого Пикетти не раз упоминает в «Капитале XXI века». — Forbes]. Шуллер умер в конце 1950-х, и компания перешла к его дочери Лилиан, которая никогда в своей жизни не работала. В этом нет ничего плохого, просто в 2015 году она по-прежнему на том же месте, и ее состояние с 1990-х по 2010-е годы выросло с $3 млрд до $30 млрд. Ровно во столько же раз за это время разбогател Билл Гейтс — с $5 млрд до $50 млрд. Думаю, всем, а не только мне и журналистам Forbes, хотелось бы, чтобы состояния принадлежали тем, кто их заслуживает, а состояние Лилиан Беттанкур увеличивалось бы в меньшей степени, чем у Билла Гейтса. Но в действительности все обстоит сложнее.

Я вовсе не против крупных состояний. Просто, на мой взгляд, не нужно исходить из того принципа, что заслуги предпринимателей оцениваются исключительно по размеру их капиталов.

И нужно следить за тем, в каком ритме изменяются доходы разных групп населения — простого народа, среднего класса, богатых — чтобы уровень их благосостояния повышался сопоставимыми темпами. Пока что, согласно публикуемым данным, дела обстоят иначе. Если посмотреть на данные, которые публикуете вы начиная с 1987 года вплоть до 2014 года, среднее состояние самых богатых росло в три-четыре раза быстрее, чем мировая экономика в целом. Это просто вопрос логики — если у вас состояние богатейших людей растет быстрее, чем вся экономика, в долгосрочной перспективе это не может работать. Я уверен, что это просто нонсенс.

— Вообще, любопытная идея отсюда вытекает – рассматривать российских олигархов как наследников.

— На самом деле, они не наследники — они просто стояли у кассы и переводили общественную собственность в частную. Ни у кого не было денег, чтобы купить общественную собственность, все вокруг ведь было общественным – частной собственности, по сути, не было. Но можно было передавать государственные активы в частные руки постепенно, в более уравнительной манере — или же быстро, очень маленькой группе людей, что произошло в России в 1990-е и продолжалось в 2000-е. Это на самом деле важно: если мы посмотрим на Россию с 2000-го по 2015 год, мы увидим продолжение того же процесса — передачи собственности в частные руки. Если взять сектор природных ресурсов и госсектор, то меня просто поразил размер сальдо торгового баланса благодаря экспорту природных ресурсов, которые принадлежат олигархам. Ежегодное сальдо торгового баланса в эти 15 лет оставалось очень сильным — 10% ВВП. Но если мы посмотрим на размер золотовалютных резервов Банка России, за тот же период они заметно ослабли. Куда же делись эти деньги? Единственное объяснение, которое напрашивается: значительная их часть осела в офшорах и вошла в состав имущества российских олигархов, российских миллиардеров, которые живут то в России, то за границей. Им-то и достаются эти деньги, которые нелегально выводятся из сальдо торгового баланса и которые затем учитываются в списке Forbes. Разумеется, Forbes не может подсчитать, какая часть этих денег легальна, а какая нет (улыбается).

Хорошо, что у нас есть Forbes , который публикует эти данные. Но мне представляется, что гораздо важнее иметь правительство, которое делает свою работу и которое в этом случае должно было бы обеспечивать прозрачность в вопросах того, кому и что принадлежит – в плане доходов, состояний, уровня богатства. Сегодня Россия остается единственной страной, в которой есть подоходный налог — и нет никакой статистики по тому, как он распределяется по группам населения с разными уровнями доходов.

Невозможно понять по официальным данным, как был уплачен подоходный налог лицами с уровнем доходов от 1 млн рублей в год, от 10 млн рублей в год, от 100 млн и т.д. Во всех странах мира, где есть НДФЛ, такую информацию можно получить.

В России же это невозможно узнать. Правительство заявляет, что борется с коррупцией. Почему же тогда оно не публикует эти данные?

— Возможно, дело в налоговой тайне?

— Никоим образом! Речь же не идет о раскрытии персональных данных – только о совокупных данных по разным слоям населения. Во всех странах, кроме России, это открытая информация. Хотелось бы мне знать, почему российское правительство ее не публикует. Ведь это вызывает подозрения в том, что подоходный налог взыскивается недостаточно строго. Возникает вопрос: почему неравенство в России так непрозрачно?

— Кстати, вы упомянули офшоры. Сейчас правительства многих стран ужесточают регулирование офшорных компаний согласно рекомендациям ОЭСР. Поможет ли это решению проблем неравенства, о которых вы пишете?

— Думаю, что это не решение проблемы. ОЭСР заявляет обратное, но это неправда, к сожалению. Так уже много раз случалось: ОЭСР и правительства разных стран объявляли о том, что проблема урегулирована. Я же считаю, что решить ее можно только если все страны — по крайней мере, европейские страны, США и, я надеюсь, Россия тоже – будут автоматически передавать информацию из своих банковских систем в международный реестр владельцев финансовых инструментов. Технически это не представляется чем-то совершенно невозможным — это лишь политическая проблема. Вести такой реестр могла бы и частная компания, как, например, Clearstream или Eurostream в Европе или аналогичные депозитарии в США, которые хранят следы всех международных финансовых операций. Это важно не только для того, чтобы все было под контролем, но и с точки зрения функционирования экономической системы. Оплачивать услуги такого международного реестра могли бы финансовые организации, которые проводят операции с этими финансовыми инструментами. Я считаю также, что если вы имеете записи о правах на финансовые инструменты в таком реестре за минимальную плату, для вас это способ обезопасить вашу собственность. А национальным налоговым органам это позволило бы получать информацию о собственниках и обмениваться этой информацией с коллегами из других стран. Недавно вышла книга Габриэля Зукмана в издательстве Чикагского университета The Hidden Wealth of Nations («Спрятанное богатство народов» — название отсылает к известной работе Адама Смита «Богатство народов»; Пикетти написал предисловие к книге Зукмана. — Forbes), которое детально описывает это предложение. Вот что позволило бы урегулировать проблему с прозрачностью налоговых гаваней.

— Вы пишете, что быстрое экономическое развитие после Второй мировой войны, когда неравенство сокращалось, было некоторой аномалией. Но этот рост был во многом основан на масштабных технологических инновациях. Вы не верите в возможности новых инноваций, в нынешний технологический взрыв?

— Нет-нет, верю, просто они способны генерировать экономический рост на уровне 1-2% в год. Среднегодовой рост на уровне 5%, который мы имели в «славное тридцатилетие» после Второй мировой, исторически относится к периоду восстановления экономики во Франции, Германии, Японии, которые сильно отстали от США по состоянию на 1945 год. Поэтому-то мы и наблюдали экономический рост на 5-6% в год в Японии и на 5% в Германии и Франции в 1950-1970е годы. Сейчас такое уже не повторится. Восстановительный рост такого рода прямо сейчас происходит в Китае, но он прекратится, когда Китай достигнет уровня ВВП на душу населения как в США, Великобритании, Германии, Франции. В любом случае 1-2% роста экономики в год благодаря новым технологиям – это лучше, чем нулевой рост экономики Евросоюза в период с 2007-го по 2015 год. Уверен, если у нас будет лучшая политика оживления экономики — с меньшими мерами экономии, с инвестициями в новые технологии и научные исследования — мы сможем достичь роста на 1-2% в год. Начиная с промышленной революции XVIII века мировой экономический рост находился на уровне 1,6% в год. В обычных условиях, если не брать послевоенное восстановление, трудно поддерживать стабильный рост экономики на более высоких уровнях.

— Ваша книга вызвала много споров. В частности, Financial Times писала, что вы делаете свои выводы исходя из некорректных данных. Стоило ли выпускать «Капитал в XXI веке» столь широко, чтобы дискуссия вокруг вашего исследования вышла за пределы академических кругов? Верно ли широкая аудитория воспринимает вашу работу?

— Да, книга имела такой успех, что теперь каждый хотел бы написать свою – включая таких людей, которые прежде не были так уж открыты (улыбается). Выглядит все это немного странно. С другой стороны, мне теперь не приходится жаловаться на отсутствие внимания. Я очень благодарен Financial Times за рекламу, которую они мне сделали своей публикацией, но выглядят они несколько сконфуженно – начали с критики книги, а закончили тем, что в 2014 году вручили мне награду за лучший бестселлер года. Вообще существуют разные данные об имуществе [частных лиц], и эта информация не всегда достаточно прозрачна. Одна из тем дискуссии в Financial Time затрагивала сбор информации об имуществе в Соединенном королевстве: согласно анализу налоговых деклараций, имущественное неравенство там выглядело гораздо меньшим, чем при анализе списков, которые публикует ваш журнал. По данным налоговых деклараций получалось, что в Соединенном королевстве нет никого, кто владел бы состоянием свыше £1 млн. Но это же просто невероятно! И тем более странно, что Financial Times защищала эти данные, а сама публиковала рейтинги самых крупных состояний Соединенного Королевства, констатируя более быстрый рост доходов богатейших по сравнению со средним классом. Достаточно просто посмотреть на рост цен на недвижимость в Лондоне, чтобы не поверить в те утверждения.

Как бы то ни было, я очень рад, что книга вызвала столько дискуссий. Самое главное, что разные страны соглашаются открывать налоговые и финансовые данные. Многие страны не упоминаются в книге потому, что доступа к этим данным на момент написания не было. Сегодня же на сайте World Top Incomes Database каждую неделю появляются данные из новых стран, таких как Бразилия, Мексика, Южная Корея, Тайвань, Чили. В этих странах правительства стали раскрывать информацию под давлением журналистов. Надеюсь, это произойдет и в России.

Когда неравенство убивает
 

http://www.project-syndicate.org/com...015-12/russian
Joseph E. Stiglitz
Joseph E. Stiglitz, a Nobel laureate in economics and University Professor at Columbia University, was Chairman of President Bill Clinton’s Council of Economic Advisers and served as Senior Vice President and Chief Economist of the World Bank. His most recent book, co-authored with Bruce Greenwald, is&nbs… read more
Russian
Mail to friend
PrintDEC 7, 2015 32

НЬЮ-ЙОРК – На этой неделе Ангус Дитон получит Нобелевскую премию по экономике «за анализ проблем потребления, бедности и благосостояния». Весьма заслуженно. Кстати, вскоре после октябрьского объявления о премии Дитон вместе с Энн Кейс опубликовали поразительную работу в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences – исследование, заслуживающее, по меньшей мере, столько же внимания прессы, как Нобелевская церемония.
Проанализировав огромные объёмы данных о здоровье и смертности американцев, Кейс и Дитон обнаружили, что продолжительность жизни и уровень здоровья белых американцев средних лет, особенно тех, у кого есть только среднее образование или ниже, уменьшается. Среди причин – суицид, наркотики и алкоголизм.
Support Project Syndicate’s mission
Project Syndicate needs your help to provide readers everywhere equal access to the ideas and debates shaping their lives.
LEARN MORE
Америка гордится тем, что является одной самых процветающих стран в мире, она может хвалиться тем, что все последние годы за исключением одного – 2009-го – её подушевой ВВП неуклонно рос. А признаком процветания обычно считают хорошее здоровье и долгую жизнь. Но несмотря на то, что США тратят больше денег на здравоохранение в пересчете на душу населения, чем практически любая другая страна мира (причем больше и в процентах ВВП), страна весьма далека от мирового лидерства по продолжительности жизни. К примеру, Франция тратит менее 12% ВВП на здравоохранение, в то время как США – 17%. Тем не менее, продолжительность жизни у американцев на три полных года меньше, чем у французов.
Многие годы большинство американцев находили лёгкое объяснение этому отставанию. Общество в США намного более разнородно, утверждали они, поэтому причиной отставания является огромная разница в средней продолжительности жизни афроамериканцев и белых американцев.
К сожалению, расовые отличия в уровне здоровья населения существуют. По данным исследования, опубликованного в 2014 году, продолжительность жизни у афроамериканцев по сравнению с белым населением примерно на четыре года меньше для женщин и более чем на пять лет меньше для мужчин. Однако подобное неравенство трудно назвать всего лишь логичным результатом неоднородности общества. Это симптом американского позора – глубокой дискриминации афроамериканцев, проявляющейся в том, что медианный доход их домохозяйств равен менее 60% доходов домохозяйств белого населения. Эффект низких доходов усугубляется тем, что США – единственная развитая страна мира, где доступ к медицинскому обслуживанию не признан базовым правом человека.
Впрочем, некоторые белые американцы пытаются переложить вину за преждевременную смертность афроамериканцев на них самих, ссылаясь на их «стиль жизни». И это верно, что нездоровые привычки больше свойственны бедным американцам, а среди них непропорционально много чёрных. Однако данные привычки являются следствием экономических условий, не говоря уже о стрессе, вызываемом расизмом.
Полученные Кейс и Дитоном данные показали, что подобные теории больше не работают. Америка всё больше становится расколотым обществом, причём расколотым не только на белых и афроамериканцев, водораздел проходит между 1% населения и всеми остальными, между более образованными и менее образованными людьми, вне зависимости от их расы. Данные различия теперь можно измерять не только в зарплатах, но и в преждевременной смертности. По мере падения доходов белые американцы также стали умирать в более раннем возрасте.
Эти данные едва ли шокируют тех, кто изучает неравенство в Америке. Медианный доход мужчины с полной занятостью сейчас меньше, чем 40 лет назад. В течение периода, изученного Кейс и Дитоном, зарплаты мужчин со средним образованием упали примерно на 19%.
Рад�� того, чтобы остаться на плаву, многие американцы начали занимать деньги у банков под ростовщические проценты. В 2005 году администрация президента Джорджа Буша-младшего существенно затруднила домохозяйствам процесс объявления банкротства и списания долгов. Затем наступил финансовый кризис, из-за которого миллионы американцев потеряли рабочие места и жильё. Когда закончился срок действия страховок от безработицы, задуманных как средство против кратковременных периодов безработицы в мире, достигшем полной занятости, эти американцы оказались брошены на произвол судьбы, оставшись без какой-либо социальной поддержки (не считая продуктовых карточек). Между тем правительство было занято спасением банков, ставших причиной кризиса.
Базовые компоненты жизни среднего класса становились всё менее доступны для всё большего числа американцев. «Великая рецессия» обнаружила их уязвимость. Те, кто инвестировал в фондовый рынок, потеряли большую часть сбережений; те, кто вложил деньги в безопасные гособлигации, столкнулись со снижением доходности почти до нуля, поскольку ФРС неустанно снижала краткосрочные и долгосрочные процентные ставки. На фоне роста стоимости обучения в колледже, единственным способом дать детям образование, дающее хоть какую-то надежду на будущее, оказались кредиты. Однако кредиты на образование практически невозможно выплатить, поэтому студенческий долг оказался даже хуже, чем другие виды долгов.
Совершенно неизбежно растущий ком финансовых проблем стал причиной тяжёлого стресса для американцев среднего класса. Не удивительно, что это привело к росту потребления наркотиков, алкоголизму и суициду.
Я был главным экономистом Всемирного банка в конце 1990-х, когда мы начали получать схожие депрессивные новости из России. По нашим данным, ВВП страны упал примерно на 30% с момента распада СССР. Однако мы не были уверены в качестве наших расчётов. Данные, показывавшие падение продолжительности жизни мужчин (на фоне её роста в других странах мира), подтверждали эту картину – дела в России идут не очень хорошо, особенно за пределами больших городов.
Международная Комиссия по измерению показателей экономического развития и социального прогресса (в которой я был сопредседателем, а Дитон – членом) ранее уже указывала, что уровень ВВП часто является не лучшим показателем благосостояния общества. Новые данные о снижении уровня здоровья белых американцев подтверждают данный вывод. Общество среднего класса, считающееся мировым идеалом, готово стать первым в истории обществом бывшего среднего класса.

Read more at https://www.project-syndicate.org/co...uXPobc46LW3.99

Почему экономисты поздно занялись проблемой распределения дохода
 

http://www.ng.ru/krugman/2016-01-18/5_krugman2.html
18.01.2016 00:01:00

ПРЕДЫСТОРИЯ Начиная с 1970-х годов в США резко усилилось неравенство в доходах. В течение нескольких последних десятилетий доходы 1% самых богатых удвоились, при этом большинство американцев столкнулось со снижением своих заработков в реальном выражении. На протяжении этого периода экономистов часто критиковали за неспособность заняться вопросом неравенства. Эта тема была непопулярна в 80-е и 90-е, когда доходы богачей и остального общества быстро отдалялись друг от друга. Однако в середине нулевых данные, собранные экономистами Томасом Пикетти и Эммануэлем Саезом, прояснили масштаб проблемы. Хотя их статьи получили широкую известность, многие аналитики считают, что настоящий переворот в экономике произошел в 2014 году после выхода в свет книги Пикетти «Капитал в XXI веке», посвященной проблеме неравенства. По информации New York Times, на ежегодном съезде Американской экономической ассоциации, на котором присутствовало 13 тыс. делегатов, большое внимание было уделено неравенству. «Среди экономистов из разных идеологических групп растет убежденность, что неравенство усиливается (в США и за рубежом), даже если затем возникают обычные политические разногласия, когда речь заходит о последствиях этого тренда и о необходимости новой государственной политики для противодействия ему», – написал 3 января репортер Times Нельсон Шварц. После конференции экономист Бранко Миланович из Университета Нью-Йорка сказал в интервью Би-би-си: «Если нет достаточно многочисленного среднего класса, а бедные на самом деле очень далеки от богатых, тогда действительно нельзя говорить о едином обществе. Может получиться так, что в итоге у нас будет своего рода глобальная плутократия... Мы рискуем вернуться к ситуации, которая существовала до промышленной революции».
http://www.ng.ru/upload/resize_cache..._1/6-5-2_m.jpg
KENTCUKY/CARTOONARTS INTERNATIONAL/THE NEW YORK TIMES SYNDICATE

Я позже остальных прочитал статью Джастина Фокса для Bloomberg, в которой он объясняет, почему экономистам понадобилось так много времени, чтобы обратить внимание на проблему неравенства. Но, будучи одним из экономистов, которые еще много лет назад писали о проблеме неравенства (особенно об обогащении 1%), я считаю, что Фокс упустил из виду один важный аспект: это очень сложный вопрос в плане моделирования.

Позвольте мне обосновать свою точку зрения. Если говорить в общем, то есть два способа анализа распределения доходов. Один основан на распределении доходов по факторам производства – капитал против труда и квалифицированный труд против менее квалифицированного. Экономисты никогда не упускали из виду этот вопрос, поскольку он является классическим – на самом деле он стал главной темой работы Дэвида Рикардо и может быть смоделирован с помощью старой доброй теории предельной производительности. Я изначально занимался изучением торговли, и в этой области на всем протяжении 1990-х годов шли дебаты относительно влияния торговли на размер доходов образованной части населения.

Второй тип анализа использует личное распределение дохода и богатства. Почему инвестиционным банкирам платят так много? Почему после 1980 года так сильно вырос разрыв между топ-менеджерами и средними работниками?

И вот важный момент: мы не знаем, как моделировать личное распределение дохода – в лучшем случае это малоправдоподобные частные теории. Экономист Томас Пикетти вызвал такой резонанс несколько лет назад отчасти потому, что он предложил прототип модели неравенства, которая увязывала эту проблему с более широко используемыми экономическими индикаторами, а это уже давало нам нечто систематическое для обсуждения. Но сам Пикетти признает, что стремительный рост неравенства пока что происходил из-за всплеска на правом крае шкалы доходов, который, возможно, был как-то связан с законодательными нормами, но в любом случае не объясняется ни одной из имеющихся сейчас моделей.

Стоит отметить, что мы говорим не только о проблеме, касающейся англосаксонских экономистов-неоклассиков. Никто толком не разобрался в личном распределении доходов. Маркс, например, работал исключительно с распределением по факторам производства (его главный труд называется «Капитал», а не «Один процент»), и в его работах нет ничего, что помогло бы нам разобраться в процессах последних 30 лет.

Однако вы можете сказать: разве не следует изучать важные вопросы, даже не имея четких моделей? Да, но возможность сказать нечто интересное действительно влияет на темы исследований, и это оправдано только до определенной степени. Вспомните написанное в 1950 году эссе Рэймонда Чандлера «Простое искусство убийства»: «При прочих равных (чего никогда не бывает) более яркая тема привлечет большее внимание исследователей. Тем не менее есть очень скучные книги о Боге и очень увлекательные о том, как заработать на жизнь и остаться относительно честным».

Верно, что сейчас экономисты гораздо больше работают над личным распределением дохода, в основном эмпирическими методами, что связано с информационной революцией в этой области. И это хорошо. Однако у них более веские, чем вы думаете, основания, чтобы в прошлом не уделять данной проблематике столько внимания.

Социальные беды списывают на моральную деградацию
 

http://www.ng.ru/krugman/2016-03-21/5_social.html
21.03.2016 00:01:00

http://www.ng.ru/upload/iblock/1fe/54-5-2.jpg
Пешеходы проходят мимо бездомных в центральной части Лос-Анджелеса.
ФОТО MONICA ALMEIDA/THE NEW YORK TIMES

Когда я рос, неравенство в доходах еще не было серьезной проблемой, поскольку американский средний класс был силен, а плутократия не имела такого влияния, как сейчас.

Однако была сильная озабоченность проблемами афроамериканцев, среди которых росла социальная напряженность, даже несмотря на то, что официально расовая дискриминация (но не дискриминация де-факто) уходила в прошлое. Что же происходило?

На этот счет существовали всякие теории – от культурологических до таких, которые объясняли все социальной поддержкой со стороны государства. Однако некоторые люди, в частности социолог Уильям Джулиус Уилсон, утверждали, что все дело в экономике: хорошие рабочие места, хотя их еще хватало в Америке в целом, исчезали из крупных городов, где было сконцентрировано афроамериканское население. Социальный коллапс был следствием этого процесса.

Эта история оказалась пророческой, она показывала, что если белые американцы столкнутся с аналогичным исчезновением возможностей для заработка, то у них разовьются аналогичные поведенческие модели. И конечно же, по мере обнищания среднего класса мы стали наблюдать то, что корреспондент National Review Кевин Уильямсон недавно описал как «зависимость от пособий, пристрастие к наркотикам и алкоголю, анархия в семьях».

И какой же урок отсюда следует? Белые бедняки – морально разложившиеся типы, и им следует перебраться туда, где есть возможности для заработка (где бы это ни было). Просто гениально.

Уильямсон также прошелся по адресу продуктовых талонов, программ социальной поддержки и страхования на случай нетрудоспособности, которые, по мнению консерваторов, являют собой сплошное мошенничество, несмотря на многочисленные свидетельства об обратном.

Разумеется, стоит отметить, что другие развитые страны с куда более щедрыми социальными программами не сталкиваются ни с чем похожим на тот социальный коллапс, который мы наблюдаем в самом сердце Америки.

Просто загляните в работу экономистов из Принстона Энн Кейс и Ангуса Дитона (здесь: bit.ly/1Qws8EL). Согласно исследованиям, получается, что наличие сильной системы социального обеспечения приводит к улучшению, а не к ухудшению социальной ситуации. Идея, что продуктовые талоны виноваты в бедах Америки, полностью противоречит фактам.

(Реплика в сторону, поскольку все равно кто-нибудь поднимет этот вопрос: другие развитые страны открыты для торговли не меньше нас, поэтому что бы вы ни думали о свободной торговле, совсем не обязательно, что она приводит к социальному коллапсу.)

Выясняется, что в данном вопросе правые так же не способны посмотреть в лицо фактам, как и в любом другом случае.

Почему возникло неравенство доходов?
 

http://www.vestifinance.ru/articles/69196

30.03.2016 12:19
http://b1.vestifinance.ru/c/211817.640xp.jpg
Неравенство зарплат – это вопрос, который возникает во время предвыборных кампаний в разных странах по всему миру. Что можно сделать, для того чтобы те, у кого нет работы или у кого низкая зарплата, могли иметь больший доход?

Неравенство зарплат – это в действительности показатель более глубокой проблемы. Оно является показателем экономической системы, которая растет недостаточно быстро, чтобы удовлетворить потребности всего населения.

На раннем этапе развития экономике очень просто расти: достаточно ресурсов, таких как земля, питьевая вода, металлы, для каждого человека.

Каждый фермер может получить столько земли, сколько он сможет обработать, а питьевой воды достаточно, поэтому она бесплатна. Товары, которые производятся из металлов, такие как автомобили, недорогие. Много рабочих мест, а заработные платы примерно на одном уровне.

По мере роста населения количество ресурсов снижается, и ситуация меняется. По-прежнему есть возможность выращивать достаточно продуктов питания, но теперь необходимы большие фермы и дорогое оборудование, чтобы производить продукты питания.

Есть возможность получать достаточное количество воды, но для этого опять же требуется дорогое высокотехнологичное оборудование и небольшое количество работников, которые знают, как управлять этим оборудованием.

Для высокотехнологичной промышленности нужны уже другие металлы – более легкие и прочные. Международная торговля становится более важной, так как становится необходимо получить точный сплав металлов и сочетание материалов для высокотехнологичной экономики.

Со всеми этими изменениями экономическая система, которая раньше предоставляла достаточное количество рабочих мест для тех, у кого ограниченный уровень образования, постепенно становится системой, которая предоставляет сравнительно небольшое количество рабочих мест с высокой зарплатой и много рабочих мест с низкой зарплатой.

Так, в США этот процесс начался в 1981 г. и с каждым годом становится все хуже.
http://b1.vestifinance.ru/c/211801.640xp.jpg
На этом рисунке сравнивается доход богатого населения, которое составляет 10%, и бедного населения – 90%.

Что происходит, когда экономика не растет достаточно быстро?

Если экономика растет достаточно быстро, то довольно просто каждому получить необходимое количество ресурсов.

Но если экономический рост замедляется, то возникает диспропорция: среднестатистический работник, не имеющий ученых степеней и не занимающий руководящих должностей, получает все меньше ресурсов.

Проблема в том, что мы живем в исчерпаемом мире. Мы используем возобновляемые ресурсы быстрее, чем они восстанавливаются, и продолжаем использовать невозобновляемые ресурсы.

И проблемы, с которыми мы сталкиваемся, включают следующие:

Контроль загрязнения окружающей среды. Загрязнение уже сейчас на высоком уровне. А пока мы продолжаем использовать невозобновляемые ресурсы (включая сжигание горючих ископаемых), загрязнение только повышается. Выход из этой ситуации требует огромных затрат.

Энергия, используемая для производства энергии. Когда мы начали добывать энергетические продукты, сначала мы выбираем те, которые проще всего добывать. Те же энергетические продукты, которые остаются на потом, как правило, имеют более высокую стоимость добычи и требуют более высокой доли продуктов, которые производит экономика для их добычи.

Вода, металлы и почва. Отмечается ухудшение качества и снижение количества этих ресурсов, что приводит к таким возможным решениям проблемы, как опреснительные установки, более глубокие шахты, более орошаемые земли. Все это требует больших затрат со стороны экономики.

Проценты и дивиденды. Инвестиционные товары приобретаются через задолженность или продажу акций. В любом случае должны выплачиваться проценты и дивиденды, что оставляет гораздо меньше средств для рабочих.

Рост иерархии. Компаниям необходимо становиться все больше, чтобы приобретать и управлять всеми инвестиционными товарами, которые им нужны.

Высокие зарплаты управляющему персоналу приводят к сокращению доступного капитала для оплаты труда сотрудников, которые ниже по карьерной лестнице.

Государственное финансирование и пенсии. Правительственные программы растут в хорошие времена, но в непростые времена для экономики сталкиваются с серьезными проблемами. Особенно серьезной проблемой становятся пенсии, так как число людей пенсионного возраста растет.

Неудивительно, что если эта тенденция продлится и будут сокращаться зарплаты обычных работников, то это приведет к большой нестабильности. В том случае рабочие разочаруются и захотят изменить ситуацию, поменяв правительство страны.

Важно отметить, что глобализация также играет важную роль в снижении зарплат обычных работников.

Например, если загрязнение становится проблемой, глобализация позволяет переместить производство и соответственно загрязнение в те страны, которые не пытаются справиться с этой проблемой.

Сегодняшняя проблема: мировая экономика не может расти достаточно быстро

Из-за истощения ресурсов и роста населения единственный возможный вариант развития сценария – это рост неравенства, при котором все больше человек остаются работать на работе с низкой зарплатой или вообще остаются без работы.

Автоматизация кажется хорошим решением проблемы, так как с ее помощью можно дешево производить значительную долю продуктов.

Однако это не работает, так как количества рабочих, которые могут покупать результаты производства, недостаточно, для того чтобы спрос и предложения оставались сбалансированными.

В целом мир подходит к завершению так называемой стагфляции и приближается к кризису.

Когда взаимосвязанные экономические системы в мире начнут рушиться, в мире возникнет резкая нехватка товаров и услуг.

Низкие цены на нефть, газ и уголь, которые мы наблюдаем в последнее время, могут стать катализатором, который приведет мировую экономику к кризису или краху.

Если не случится резкого роста цен, то компании будут вынуждены сокращать добычу горючих ископаемых. А если будет меньше горючих ископаемых, что общее число товаров и услуг снизится.
http://b1.vestifinance.ru/c/211810.640xp.jpg
На рисунке ниже показана связь между мировым потреблением энергии и мировым ВВП.

Политические стратегии для решения проблемы неравенства зарплат
К сожалению, можно сказать, что нет никаких политических стратегий, направленных на решение этой проблемы.

И хотя некоторые стратегии кажутся многообещающими в плане решения этой проблемы, однако на практике они могут привести к финансовому краху или войне, или сокращению международной торговли. И любой из этих результатов в итоге приведет к падению системы.

Основная проблема заключается в том, что мировая экономика растет слишком медленно. Так что обычные рабочие оказываются в ситуации, когда они не могут получить достаточного количества товаров и услуг.

Со временем эта проблема все ухудшается, что делает ее политически важным фактором.

Вот некоторые стратегии, которые были названы в качестве решения проблемы неравенства зарплат:

1. Предоставить базовый доход всем гражданам.

Здесь есть риск того, что люди станут меньше работать, а если жители страны станут меньше работать, то страна будет меньше производить продуктов и услуг. Таким образом, это ухудшит ситуацию в стране в целом.

2. Снижение процентных ставок, отрицательные процентные ставки.

С низкими процентными ставками банки не смогут получать адекватный доход, а у пенсионных фондов истощатся возможности выплачивать людям пенсии, которые они заслужили, что создаст дополнительную проблему.

3. Получать рабочие места в зарубежных странах.

4. Выдворять иммигрантов.

5. Медицинское обслуживание для всех.

6. Бесплатное среднее образование для всех.

7. Возобновляемые источники должны заменить горючие ископаемые.

Кто виноват и что делать?

Было бы здорово отмотать время назад и вернуться на тот уровень, когда населения было не так много и ресурсов хватало на всех. К сожалению, это невозможно.

И в настоящий момент мы сталкиваемся с вопросом о том, что можно сделать, чтобы смягчить последствия и по возможности избежать кризиса.

Некоторые аналитики полагают, что в настоящий момент уже слишком поздно что-то предпринимать, так как ситуация уже сейчас критическая.

Однако аналитики интернет-ресурса zerohedge.com полагают, что есть одна стратегия, которая способна помочь разрешить эту ситуацию, а именно, рост контрацепции, а кроме того, политика легализации абортов.

Аналитики полагают, что проблема заключается в слишком низком числе ресурсов на душу населения, поэтому, по их мнению, контроль численности населения может помочь решить эту проблему.

«Чтобы насильно отбирать у людей деньги, нужны хорошие основания»
 

http://worldcrisis.ru/crisis/2387933?COMEFROM=SUBSCR
О справедливости и неравенстве

06 Июл 15:54

О том, следует ли считать неравенство этической проблемой, где заканчиваются экономические полномочия государства — и может ли экономический рост быть не только благом.

В Москве 21 июня пройдет публичная лекция «Бесплатный сыр: может ли государственный бюджет решать моральные проблемы?» американского философа Дэна Хаусмана, автора нескольких книг о морали в экономике. Лекцию организует просветительский проект InLiberty при поддержке «Медузы» и DI Telegraph в рамках проекта «Возвращение этики». Перед лекцией Дэниел Хаусман рассказал журналисту Андрею Бабицкому, следует ли считать неравенство этической проблемой, где заканчиваются экономические полномочия государства — и может ли экономический рост быть не только благом.

— Существуют разные мнения про то, как должна быть устроена социальная политика в государстве. Какая из них пользуется наибольшей популярностью?

— Наиболее влиятельна сейчас утилитарная позиция. Под ней я имею в виду следующее: цель социальной политики — сделать жизнь людей как можно лучше, и, не оказывая никому предпочтения, максимизировать всеобщее благосостояние. Что именно понимается под благосостоянием, это отдельный сложный спор, конечно. Но многие люди так и представляют себе правильную государственную политику.

— Многие, но не все — существует и другая часть спектра.

— На другой стороне спектра находятся либертарианцы, которые верят, что нет объективного «благосостояния» человека, каждый сам знает, что он ценит и к чему стремится, а государство не должно этим заниматься. Обязанность государства — обеспечивать гражданам свободу самим заниматься своими делами, таков их политический идеал.

Государство тут выступает и гарантом свобод, и главной угрозой свободам. Поэтому для достижения этого идеала надо найти какую-то тонкую грань и на ней оставаться. Роль государства — это полиция, суды, охрана прав собственности и исполнения контрактов, но не больше. Вот два полярных взгляда на роль государства.

Помимо этого есть другие ценности, которые, с точки зрения большинства людей, очень важны и должны влиять на государственную политику. Одна из них состоит в том, что нельзя допускать человеческих страданий за какими-то пределами, и значит, государство должно взять на себя роль сострадательного помощника всего населения в целом. Другая ценность — политическое единство, ощущение граждан, что они принадлежат к единой общности. Страны, которые лишены этого, обычно разваливаются. Возможно, правительство должно заниматься и этим.

И я не сказал ни слова про справедливость. Что такое справедливость — долгий и очень напряженный спор, но как бы кто ни понимал это слово, очень многие хотели бы, чтобы правительство ею занималось. Так что либертарианство и утилитаризм — это два полюса целого большого спектра, между которыми находится бессчетное число разных позиций.

— А есть ли в таком случае вещи, в которых философы сходятся?

— Я не могу говорить за китайских или русских философов, но в Англии и Америке большинство моих коллег разделяет некоторый набор убеждений. В первую очередь, это необходимость существования базовых свобод, таких как свобода слова и собраний, терпимость и тому подобные вещи. Кроме того, думаю, практически никто не спорит о том, что государство должно помогать своим гражданам в условиях крайней нужды, не может позволить им умереть с голоду. Где проходит линия крайней нужды — надо спорить, и понятно, что деньги не бесконечны, но сама идея, что люди не должны умирать от голода, никем уже не оспаривается.

— То есть в центре находятся базовые свободы, затем — возможность не умереть с голода, а затем уже все остальное, и об этом ведутся жаркие споры?

— Примерно так.

— А вы могли бы построить рейтинг бесспорности человеческих прав? От самых бесспорных к самым сомнительным?

— Это непросто, еще и потому, что люди очень по-разному ценят разные вещи. За пределами политических свобод, которые почти бесспорны, мы сразу же попадаем в пространство споров о том, что такое справедливость. Например, в США есть популярная идея «равенства возможностей». Все как один говорят, что выступают за равенство возможностей, но до хрипоты спорят о том, что оно собой представляет — так что трудно назвать «равенство возможностей» бесспорной ценностью. Но на простых примерах это легко понять: мало кто сомневается, что доступ в интернет не является правом, а по поводу минимальной медицинской страховки ведутся споры.

— А если мы договоримся, что какие-то социальные обязательства у государства есть, существуют ли плохие и хорошие способы выполнять эти обязательства? С точки зрения философа.

— Конечно, хотя и об этом ведутся дебаты. Если государство предоставляет гражданам какие-то услуги, оно может руководствоваться двумя подходами. Первый — в том, чтобы предоставить всем абсолютно идентичный набор: столько-то молока, хлеба, мяса и походов в поликлинику. Это очень плохой способ, потому что он крайне неэффективен и ограничивает человеческую свободу. Вегетарианцам не нужно мясо.

Противоположный подход разделяют многие экономисты: просто дать людям денег — и пусть они делают с ними что угодно. У этого подхода тоже есть проблема, которую легко увидеть на примере здравоохранения. Если кто-то проест свою медицинскую страховку и серьезно заболеет, мы все равно будем чувствовать обязанность ему помочь. И поставим себя в ситуацию, когда должны либо заплатить за его лечение дважды, что нечестно и несправедливо, либо дать ему умереть. С моей точки зрения система поддержки, если ее создавать, должна быть гибкой, но не абсолютно свободной.

— В Швейцарии недавно проводили референдум о введении «универсального базового дохода», который выплачивается всем гражданам вне зависимости от того, чем они занимаются, просто по факту наличия паспорта. Как вы относитесь к этой идее?

— Одно время эта идея мне очень нравилась. Базовый доход — очень симпатичная реализация идеи свободы. Не той свободы, о которой говорят либертарианцы, отсутствия принуждения, а позитивной свободы — возможности реализовать самые разнообразные жизненные пути.

Сейчас я скорее склонен критиковать базовый доход, потому что единственный способ его реализовать — отказаться от любой другой социальной помощи в любом виде, иначе просто не хватит денег. Отказаться от медицинской страховки, например. И все равно найдутся люди, которым понадобится помощь. А это значит, что самую сложную моральную проблему мы так не решим: или будем вынуждены поддерживать базовый доход еще и минимальной социальной помощью, что совсем несправедливо, или будем выплачивать базовый доход, но перестанем спасать умирающих. Получается, что более бесспорное право (не умереть от голода) мы меняем на куда более сомнительное (получать 2500 франков в месяц).

— Как вы считаете, должны ли границы сострадания совпадать с границами государства? Если вы живете в зажиточном обществе, есть ли у вас обязательство помогать жителям бедных стран, которые рискуют умереть от голода, или не пускать их к себе?

— Это очень трудный вопрос, один из самых трудных и спорных. С точки зрения справедливости, я думаю, можно довольно убедительно защищать позицию, что у нас нет специальных обязательств по отношению к людям, которые не участвуют с нами в постоянной совместной деятельности, не составляют с нами единой политической общности.

В том, что касается благотворительности, границы не имеют значения. Мы должны помогать людям, где бы они ни находились. Более того, я думаю, что в международном сообществе все более или менее с этим согласны: все богатые страны так или иначе помогают жителям бедных стран.

— А есть ли у нас обязательство пускать жителей Сирии к себе?

— У нас есть обязательство помогать им. А как именно помогать — это трудный разговор. В случае с европейскими странами было бы очень выгодно, и для самих этих стран тоже, в некоторой перспективе, — пустить к себе мигрантов. Но такое решение сталкивается с огромными политическими проблемами.

Практически в каждой стране, включая США — посмотрите на феномен Дональда Трампа, существует очень сильные антииммигрантские настроения, которые угрожают существованию демократических институтов. Политические издержки очень велики и налагают большие ограничения на физическую возможность пускать к себе мигрантов.

— Давайте тогда не про людей. Как вы считаете, существуют ли хорошие доводы в пользу государственной поддержки событий вроде Олимпийских игр или музыкальных фестивалей?

— Судя по тому, что я читаю в газетах, Олимпиада — точно не лучший способ расходования бюджетных средств. Что до музыки, то в США, например, много денег тратится на поддержку культуры, в частности, оперы, которая не пользуется большой популярностью. Получается своего рода регрессивный налог: в оперу и так ходят в основном состоятельные люди, а им еще и фактически возвращают часть стоимости билета. Можно, конечно, говорить про поддержание культурной преемственности и тому подобные вещи, но в любом случае, это сомнительный способ тратить государственные деньги. Вы насильно забираете у людей их деньги, налоги, и тратите на вещи, которые для большинства из них не имеют никакой ценности.

— То есть отбирать у людей деньги в качестве налогов можно только тогда, когда на кону чья-то жизнь?

— Необязательно. Кроме вопросов жизни и смерти есть представления о политической общности и справедливости. Но, конечно, если вы насильственно забираете у граждан деньги (они же не могут отказаться платить налоги!), вы должны иметь хорошие оправдания для этого. Оправдания могут быть разные, но они должны быть взвешены и признаны серьезными.

— Вы считаете, что государство может совершать насильственные действия, чтобы спасти человеческую жизнь. Может ли оно в таком случае запретить человеку делать что-то вредное для его здоровья? Курить или принимать наркотики?

— Мне трудно найти хорошие аргументы в защиту запрета сигарет или наркотиков. Тут есть может быть один трудный момент: у государства есть легитимное право защищать людей от вреда, наносимого другими. Защищать детей. Но за этим исключением очень трудно признать за государством право мешать людям портить свое здоровье.

— Последние годы в мире идет большой спор о неравенстве. Книга Томаса Пикетти, «Капитал в XXI веке», стала международным бестселлером. Вы считаете, что неравенство плохо само по себе?

— В 1980-е и 1990-е велся большой спор о том, что такое равенство и что такое эгалитаризм. Этот разговор привел к распространению взглядов, с которыми очень трудно согласиться. Многие тогда решили, что «равенство» предполагает, что разные люди, вне зависимости от их жизненных решений, в результате должны достичь одинаковых успехов и благосостояния. И в рамках этого взгляда на мир любое неравенство плохо само по себе, неважно, как оно возникло. Любое неравенство с точки зрения некоторых философов есть несправедливость.

Вот пример из статьи философа Ларри Темкина, который придерживается такого взгляда. Два человека идут в поход, на одного из них падает дерево, его парализует. Темкин видит в этом несправедливость. Описанный случай — несчастье, с этим не поспоришь, но тут нет ничего плохого с точки зрения морали. Я не могу даже найти хорошего аргумента в защиту того, что любое неравенство, не связанное с осознанными решениями человека, должно быть искоренено. Мои оппоненты, включая Темкина, говорят, что такова их нравственная интуиция (следовательно, она не требует обоснований). Что ж, я не разделяю такой интуиции.

Неравенство само по себе — не моральная проблема. Но некоторых следствий большого неравенства хотелось бы избежать.

— Каких?

— Во-первых, политических. Большое имущественное расслоение ведет к большому политическому неравенству. Во-вторых, неравенство может разрушать солидарность между людьми. Когда богатые люди фактически перестают пользоваться публичными институтами и покупают себе фактически собственные юрисдикции, собственную полицию, — это может иметь очень плохие последствия для существования качественного общества.

Само по себе имущественное неравенство, повторю, не проблема. Проблема — бедственное существование некоторых людей, с которым вполне можно бороться, не борясь с неравенством.

— Сам по себе экономический рост — это хорошее явление с моральной точки зрения? Надо к нему стремиться?

— Экономический рост последних столетий спас от нищеты большую часть населения земли. Это самое поразительное, что случилось с человечеством. Так что трудно спорить, экономический рост последних двух столетий — это моральное благо. Экономический рост в будущем — не уверен. Вдруг за него придется заплатить климатической катастрофой?

— Что вас как морального философа больше всего поражает в убеждениях окружающих людей? Есть ли взгляды, которые вам кажутся дикими, в то время как ваши просвещенные сограждане считают их совершенно нормальными?

— Если назвать что-то одно, то больше всего меня поражает крайний моральный релятивизм. Я веду большой курс моральной философии для студентов в бизнес-школе, и для большинства из них мой курс — первое и единственное столкновение с философией. Так вот, почти все они уверены, что вопросы морали — не более чем собственные ощущения. Бессмысленно спорить о морали, и тем более считать, что кто-то неправ. Нравственное суждение, с их точки зрения, ничем не отличается от вкусового. Кому-то одно нравится, кому-то другое.

Поразительно, что они верят в это всерьез! Ведь если бы мои студенты внимательно вспомнили свои собственные жизненные решения, они бы поняли, что это совсем не так. Но несмотря на это, очень многие в это верят. Это поражает меня больше всего.

Неравенство по наследству
 

http://www.kommersant.ru/doc/3053419
https://d.radikal.ru/d14/2109/57/077d29692d82.jpg
Разрыв между богатыми и бедными будет увеличиваться
22.08.2016

Неравенство в мире будет расти и все в большей степени становиться наследственным. Богатые будут богатеть, а средний класс потеряет работу и будет жить на пособия.

В 2015 году число миллиардеров в мире выросло на 6,4%, сейчас таким капиталом могут похвастаться 2473 человека, сообщает компания Wealth-X. Их совокупное состояние оценивается в $7,7 трлн. Впрочем, по более ранней оценке Forbes, количество миллиардеров в мире сократилось на 16 человек, до 1810 (совокупный капитал $6,5 трлн). Все дело в методологиях подсчета и курсовой динамике: уже понятно, например, что по итогам 2016-го долларовых миллиардеров в Великобритании станет меньше — после Brexit'a фунт резко просел по отношению к доллару.

Бедные и богатые против средних

Тем не менее мировой тренд последних десятилетий очевиден — богатые становятся богаче. Американский экономист Бранко Миланович отмечает, что за последние 30 лет в глобальном масштабе больше всего выиграли две группы населения. На 70-80% вырос реальный доход вышедшего из бедности среднего класса Китая и других развивающихся экономик (включая отчасти и Россию).
Как рост зарплат рождает расслоение общества

Второй выигравшей от глобализации группой оказались как раз богатые и сверхбогатые — доходы 1% самых богатых в глобальном распределении (3-6% богатейших жителей США и ЕС, 1% богатейших граждан развивающихся экономик) выросли на 50%. Зато реальные доходы среднего класса в развитых странах за 30 лет упали на 5%.

Средний класс оказался в невыгодном положении. "Синие воротнички" и отчасти "белые" в развитых странах столкнулись с конкуренцией со стороны заокеанских коллег. Компании в конце прошлого века начали активно переносить производство в Китай и другие страны с недорогой рабочей силой, что ударило по доходам среднего класса в развитых странах, что уже имеет не только социальные и экономические, но и политические последствия.

Популярность Дональда Трампа в США, обещающего ввести заградительные тарифы на товары из Китая, и "популистская волна" в Европе — следствие неспособности традиционных политиков прислушаться к проблемам среднего класса.

Belle epoque капитала

Впрочем, резкое избавление от бедности наиболее малоимущих слоев приводит к тому, что уровень сегодняшнего неравенства в исторической перспективе не так уж велик, несмотря на космические состояния сверхбогатых. Так, по данным американских экономистов Франсуа Бургиньона и Кристиана Моррисона, коэффициент Джини по доходам (чем выше, тем выше неравенство) в Великобритании плавно рос с 0,3-0,4 в 1820-х (начало индустриальной революции, уровень, примерно соответствующий сегодняшним Японии и Германии) до 0,63 к 1870-м (на уровне сегодняшних ЮАР и Бразилии — стран с самым высоким уровнем неравенства).

Во Франции неравенство сокращалось после революции 1789 года, но после 1830-х опять начало расти и в конце XIX века достигло приблизительно таких же уровней, как и до революции 1789-го. Подобный же процесс происходил и в США, хотя неравенство там было ниже, чем в Европе. Российская Империя образца 1913-го тоже была обществом с колоссальным уровнем неравенства (некоторые оценки дают Джини 0,65).
Почему чем меньше денег, тем больше хочется справедливости

Большинство экономистов и историков, среди которых выделяется французский экономист Томас Пикетти со своей книгой-манифестом "Капитал в XXI веке", соглашаются в том, что с 1820-х до Первой мировой войны неравенство в мире росло вместе с первой волной глобализации (так называемая Belle epoque, конец XIX--начало XX века). По Пикетти, основным драйвером роста неравенства была простая, описанная еще Марксом аккумуляция капитала из поколения в поколение, плюс отсутствие инфляции, небольшой рост экономики и населения, а также отсутствие разрушительных войн и революций.

Чуть ли не единственным шансом разбогатеть в тот период было получение наследства или удачный брак. Пикетти описывает "дилемму Растиньяка" из романа Бальзака "Отец Горио". Что выгоднее — хорошо учиться и стать профессионалом высочайшего класса или удачно жениться? В Европе начала XIX века дилемма имела только одно решение — никакая профессиональная карьера (статистически ничтожные исключения не в счет) не могла из бедного человека сделать действительно богатого. К началу XX века ситуация изменилась, но не радикально.

Реванш низов

Так продолжалось вплоть до 1914 года. Две мировые войны во многом разрушили сложившуюся структуру неравенства. Способствовало тому несколько процессов. Во-первых, уничтожение капиталов сверхбогатых. Как показывает Пикетти, капиталы богачей столетней давности были так же прекрасно диверсифицированы, как и капиталы сегодняшних. Состоятельные жители Лондона, Парижа и Брюсселя имели пакеты европейских и российских облигаций, акции и множество других активов. Но это не помогло. Две мировые войны и экономическая депрессия между ними разрушили капитал сразу во многих местах (помогла в этом и высокая инфляция). В России, например, недееспособная аристократия после революции 1917 года лишилась практически всего (102 богатейшие семьи владели 16,2 млн десятин земли из 85,9 млн десятин в частных руках).
На смену классовой борьбе пришла борьба между бедными мигрантами и гражданами богатых стран

Во-вторых, неравенство сократил рост зарплаты низкооплачиваемого населения — слишком много рабочих рук пропало в мировых войнах. После 1945-го добавился третий процесс: в связи с угрозой СССР в странах Запада усилилось перераспределение налогов в пользу рабочего класса, усилилось и профсоюзное движение. Плюс после 1945-го Европа вступила в фазу быстрого восстановительного экономического роста, и на этой волне вышли из бедности самые малообеспеченные.

Практически во всем мире с 1914 года приблизительно до 1980-го неравенство устойчиво снижалось. В США доля национального дохода, уходящая самым богатым, упала с 18% в 1913-м до 8% в конце 1970-х. Еще более драматичное сокращение неравенства происходило в Европе. В Великобритании доля дохода богатейших граждан упала с 22% в 1913-м до 6% в конце 1970-х, во Франции — с 21% до 7%, в Германии — с 17% до 9%.

Тенденция к снижению неравенства была достаточно долгосрочной, и некоторые экономисты приняли ее за естественный процесс. Известный американский экономист Саймон Кузнец выдвинул гипотезу о том, что в странах, стоящих на ранних ступенях развития, неравенство доходов сначала возрастает, но по мере роста экономики начинает снижаться.

Естественное неравенство
https://d.radikal.ru/d05/2109/cb/3ddd118ae27b.jpg
Герцог Вестминстерский Хью Ричард Луи Гросвенор (в центре) стал одним из самых молодых миллиардеров мира просто по праву рождения

Фото: Daily Mail/REX/Shutterstock/Fotodom

Но реальность оказалась сложнее. По мнению Пикетти, подтвержденному большим корпусом статистических материалов, Кузнец ошибочно принял временную аномалию, вызванную двумя разрушительными войнами и их последствиями, за естественный процесс. А рост неравенства — он совсем иной.

Начиная с 1970-х тренд на снижение неравенства изменился. В США доля национального дохода, уходящая проценту самых богатых, выросла с 8% в конце 1970-х до 18% в 2013-м, в Великобритании — с 6% до 15%. В англосаксонском мире неравенство вышло почти на уровень 1913-го. В континентальной Европе высокое налогообложение притормозило процесс, но неравенство все равно выросло. Во Франции доля доходов процента самых богатыхувеличилась с 7% до 9%, в Германии — с 9% до 11%, в Швеции — с 4% до 7%.

Неравенство вернулось, но структура его изменилась. Если 100 лет назад доход от капитала (будь то земля, акции или облигации) был несравним с зарплатой, то сейчас все не так однозначно. В последние 30 лет произошла настоящая зарплатная революция топ-менеджеров, и теперь ответ на "дилемму Растиньяка" другой. Разбогатеть топ-менеджеры крупнейших мировых компаний могут и на зарплату. Впрочем, как отмечает Пикетти, обоснованность их зарплат по меньшей мере неочевидна. "Топ-менеджеры являются старшими в иерархии, поэтому на самом высшем ее уровне фактически назначают зарплату сами себе, либо их заработки определяются членами совета директоров с сопоставимыми доходами",— отмечает Пикетти.

Тем не менее "смерть рантье" — это для богатых, среди сверхбогатых до сих пор доля дохода с капитала является основной (50% в доходах 0,1% самых богатых и 70% для 0,01%).

Не менее важным остается и наследство, и его роль в богатстве опять растет. Последний пример — 25-летний прапрапраправнук Пушкина, герцог Вестминстерский Хью Ричард Луи Гросвенор, унаследовавший состояние в $12 млрд. Кстати, без налогов на наследство — капитал разбросан по сети трастов.

Множество недавних исследований показывают, что аристократия жива и в современном мире (за исключением России). Например, даже в суперэгалитарной Швеции (Джини 0,32 против 0,42 в России и 0,48 в США) сегодняшние носители аристократических и латинизированных университетских фамилий (вроде Цельсий, Аррениус, Линней) в среднем богаче своих "простонародных" сограждан. Аналогичное исследование по фамилиям во Флоренции показало, что потомки тех, кто был богат в 1427 году, богаче своих соседей и сейчас. Экономисты, изучающие межпоколенческую мобильность, говорят о наличии "невидимого пола", не дающего богатым разориться.

В списке богатейших американцев Forbes 400 до сих пор доминируют сверхбогачи, заработавшие свои состояния самостоятельно (69%). Однако к методологии имеется масса претензий: миллиардер из семьи миллионеров вполне может считаться образцом американской мечты. В условиях стагнирующего глобального роста экономики число "выскочек" вроде Марка Цукерберга, вероятно, будет снижаться в пользу наследственного "клуба счастливой спермы" (термин мультимиллардера Уоррена Баффета), как в Belle epoque.

Возвращение люмпенов

Зато перспективы среднего класса становятся все менее радужными. Переживаемая ныне третья индустриальная революция, по мнению экономистов McKinsey Global Institute, будет сопровождаться замещением человеческого труда автоматизированными системами и роботами, и уже к 2020 году профицит рабочей силы достигнет в мире 100 млн человек. Первыми под увольнение пойдут водители, потом кассиры, охранники, бухгалтеры и т. д.

Как замечают экономисты Macquarie Research, не спасет и высокая квалификация. Компьютеры вполне могут заменить инженеров, юристов, медиков, финансовых аналитиков и топ-менеджеров. Мир вступает в эпоху низкой отдачи от человеческого труда (вплоть до его полного исчезновения) и высокой отдачи от технологий и направленного в них капитала. А значит, неравенство будет расти еще сильнее, чем раньше (если не помешают неожиданности вроде новой мировой войны или "коммунистической" политики налогового перераспределения).

Впрочем, помереть с голоду высвободившемуся среднему классу вряд ли дадут: современная экономика настолько производительна, что, скорее всего, его судьбой в развитых странах будет вполне сносное существование на пособие и попытка отогнать от распределительной кормушки потоки эмигрантов из менее благополучных стран.

На долю 10% россиян приходится почти 90% национального богатства
 

https://www.vedomosti.ru/economics/a...nogo-bogatstva
Статья опубликована в № 4209 от 23.11.2016 под заголовком: Бедных в России много, богатых – достаточно

В мире пропорция такая же, но доля бедных в России выше среднемировой
23 ноября 00:38

Ведомости
https://c.radikal.ru/c24/2109/6e/de03c04e3733.jpg
Половина взрослого населения мира располагает лишь 1% глобального благосостояния
Carlos Barria / Reuters

За год глобальное благосостояние выросло на 1,4% и достигло $255,7 трлн, пишет Credit Suisse в ежегодном обзоре мирового благосостояния. Основной рост пришелся на нефинансовые активы, сообщает банк, этот показатель увеличился впервые с 2013 г. В среднем на каждого взрослого в мире в 2016 г. приходится по $52 800, так же, как и год назад, – скромный прирост мирового богатства был нивелирован ростом численности населения, объясняет Credit Suisse.
Член экспертного совета при правительстве Владимир Назаров считает, что государство проиграет корпорациям борьбу за власть
1

За средними цифрами скрывается большое неравенство. Более половины мирового благосостояния (50,8%) приходится на 1% сверхбогатых, более трех четвертей (77,7%) – на 5% наиболее богатых, а 10% самых обеспеченных аккумулируют 89,1% мирового богатства – примерно такой же была пропорция и в начале века, говорится в отчете. Благосостоянием свыше $50 млн (за вычетом долга) располагают 140 900 человек, из них 52% – резиденты США и Канады, 21% – Европы, 18% – развивающихся стран.

На долю всех граждан США приходится 33,2% глобального благосостояния, на долю граждан Китая – 9,1%. На долю россиян – 0,4%, столько же у Дании и Сингапура, где население в 28 раз меньше, чем в России.
Как считали

При подготовке отчета о благосостоянии в мире аналитики Credit Suisse использовали национальные статистические данные о домохозяйствах, которые доступны практически для всех стран, попавших в обзор. Для стран Северной Европы и Швейцарии использовались налоговые данные. Состояние сверхбогатых людей взято из списков Forbes. Кроме того, использованы данные Всемирного банка и собственные оценки Credit Suisse.

Половина взрослого населения мира располагает лишь 1% глобального благосостояния. В среднем на каждого из этой половины приходится лишь около $2222, а за вычетом долга – всего $159. Самые бедные 20% населения – чистые должники: в среднем на каждый $1 их имущества у них приходится $10,5 долга, таким образом, размер чистого благосостояния в этом нижнем квинтиле отрицателен.

На каждого взрослого россиянина приходится в среднем $10 344 чистых активов: около $2000 – финансовых, около $10 000 – нефинансовых и около $2000 долгов. За год – по середину 2016 г. – благосостояние среднего россиянина уменьшилось на 14,5%; это произошло в основном из-за падения курса рубля, который откатился к показателям 2005 г. Медианный же размер благосостояния (больше и меньше которого у одинакового числа людей) сократился почти на треть и составляет всего $991.
Отмена НДФЛ для бедных граждан ударит по бедным регионам

По оценкам Credit Suisse, 10% наиболее обеспеченных россиян владеют 89% совокупного благосостояния всех российских домохозяйств, за год эта доля выросла на 2 процентных пункта. Она существенно больше, чем в других больших экономиках, сравнивают авторы обзора: в США на долю 10% самых обеспеченных приходится 78% благосостояния страны, в Китае – 73%. Высокая концентрация богатства находит свое отражение в том, что по числу миллиардеров Россия уступает только Китаю и США, отмечает Credit Suisse. В то же время более 70% взрослого населения России относится к менее обеспеченной половине населения мира, в том числе четверть россиян – в числе самых бедных 20% человечества.
Член экспертного совета при правительстве Владимир Назаров считает, что государство проиграет корпорациям борьбу за власть
1

Выше, чем в России, доля бедняков в Индии и некоторых странах Африки. К примеру, в Конго и Танзании к менее обеспеченной половине человечества относится более 90% населения. В развитых же странах эта доля составляет от 10% в США до около 20% в Германии и Швеции.

Почти 94% россиян располагают благосостоянием в размере менее $10 000 на каждого взрослого, 5,7% – от $10 000 до $100 000, 0,8% – от $100 000 до $1 млн (см. график): в среднем в мире благосостояние распределено более равномерно.

За год неравенство в России выросло: доля людей в первой группе (менее $10 000 на человека) возросло почти на 2 п. п., во второй – на столько же уменьшилось; а вот россиян, располагающих более чем $100 000, стало чуть больше (было 0,6%).
«На жилье зарабатывать практически невозможно»

В развитых странах 17% совокупного благосостояния миллиардеров заработано на инновациях, 36% – в обрабатывающей промышленности; в посткоммунистических странах – только 1 и 7%, соответственно, сравнивал Европейский банк реконструкции и развития. Источник почти 60% богатства миллиардеров посткоммунистического региона – сырьевой сектор (включая металлы): до падения нефтяных цен Россия многие годы была второй в списке Forbes по числу миллиардеров, уступая только США.
https://cdn.vedomosti.ru/image/2016/...e_high-1rs.png
Спад в экономике сильнее всего ударил по наименее защищенным слоям населения: с 2013 г. число живущих за чертой бедности россиян выросло почти на 6 млн (с 15,5 млн до 21,4 млн в первом полугодии 2016 г.), или до 14,6% населения.

Если такой умный, то почему бедный? Экономисты нашли ответ
 

https://ria.ru/economy/20180318/1516...from%3Dspecial
Как показало исследование международной организации Oxfam, занимающейся проблемами бедности, и швейцарского банка Credit Suisse, около 82% всех благ, созданных в мире в 2017 году, сосредоточены в руках лишь одного процента населения планеты. Итальянские ученые, изучающие структуру доходов, разработали компьютерную модель, которая продемонстрировала: самые богатые люди в мире — отнюдь не самые талантливые, а просто очень удачливые. Почему экономике нужно более справедливое распределение богатств — в материале РИА Новости.

Богатства мира — в руках горстки людей
В экономике есть так называемое правило "80:20", то есть 80% мировых богатств принадлежит 20% населения. Как видим по последним данным, картина еще более удручающая.

Сегодня 42 богатейших человека в мире располагают теми же финансовыми средствами, что и все беднейшие слои населения планеты, а это 3,7 миллиарда человек. В 2009 году таких богачей было 380. И положение беднейшей половины человечества с тех пор не улучшилось.

Это вызывает вопросы о справедливости и заслугах: почему горстка людей прибрала к рукам чуть ли не все деньги мира?

Каждому — по способностям?
Одно из популярных объяснений гласит, что мы живем в обществе меритократии, в котором получаемое вознаграждение напрямую зависит от таланта, интеллектуальных способностей, усердия и других качеств человека.

Но тут возникает противоречие. Если богатства распределяются по экспоненте, то человеческие способности соответствуют нормальному распределению, симметричному относительно средних значений. Например, именно такой результат дают измерения уровня интеллекта с помощью IQ-тестов. Средний IQ — 100, но никто не обладает IQ 1000 или 10 000.
( Collapse )

То же самое применимо и к прилагаемым усилиям, которые измеряются рабочими часами. Кто-то работает больше среднего, кто-то — меньше. Но никто не работает в миллиард раз больше, чем кто-либо другой. Когда же дело доходит до вознаграждения за труд, оказывается, что некоторые получают в миллиард раз больше, чем большинство.

Модель Плучино
Так какие же факторы выходят на первый план и определяют путь к богатству? Ответ дает работа Алессандро Плучино и его коллег из Университета Катании (Италия). Ученые создали так называемую модель человеческих талантов и того, как люди распоряжаются ими для реализации возможностей. И выяснили: ключевую роль играет удача.

В основе модели Плучино — структура из N человек, каждый из которых обладает определенным уровнем способностей (интеллект, компетенции, навыки). Эти способности распределены вокруг средних значений со средним отклонением. Получается, что люди могут быть одаренными в большей или меньшей степени, но никто не может быть в разы талантливее других.

Такое распределение справедливо и для остальных параметров. Например, все люди ниже или выше среднего, но нет никого, кто бы был ростом с муравья или, наоборот, с небоскреб.

Самые везучие, а не талантливые
Компьютерная модель отображает карьерный путь человека на протяжении 40 лет. За это время случаются различные события, которые можно использовать для обогащения, — если человек достаточно сообразителен и талантлив для этого. Но бывают и неудачи, препятствующие повышению благосостояния. И то и другое происходит случайным образом.

Модель повторяет распределение богатства в реальном мире. Выяснилось, что правило "80 к 20" выполняется, но 20% людей, которым принадлежит 80% богатств, — вовсе не самые одаренные. Высшая степень успеха не подкрепляется высшей степенью ума и таланта.

"Наша модель четко показывает, что основной фактор неравномерного распределения богатства — не талант, а просто везение", — констатировали авторы исследования.

Чтобы подкрепить свой вывод, ученые отсортировали людей по количеству счастливых и несчастливых событий, которые произошли на протяжении 40-летней карьеры. Оказалось, что самые успешные люди — самые удачливые, а самые бедные — самые невезучие.

Кроме того, с учетом фактора везения проанализировали эффективность различных подходов к финансированию научных разработок. Первый подход — финансирование распределяется среди всех исследовательских групп равномерно, второй — случайным образом среди группы ученых, третий — деньги дают в первую очередь тем, кто ранее уже достигал успешных результатов.

Реформа подоходного налога
 

https://www.vedomosti.ru/newspaper/a...hodnogo-naloga
05 октября 1999 00:00 / Ведомости

С точки зрения "Яблока", подоходный налог в его настоящем виде неоправданно усложнен, а прогрессивная шкала подоходного налога сегодня неэффективна и стимулирует уход экономики "в тень", когда зарплата выдается "в конвертах".

Суть "яблочного" подхода к реформе подоходного налога сводится к следующему: предлагаются базовая ставка подоходного налога (в наших расчетах она равна 24%)и две группы вычетов, уменьшающих налогооблагаемую базу. Первая группа - необлагаемый минимум и вычеты на иждивенцев; они применяются и в действующей системе. Что же касается второй группы, то здесь речь идет о расходах (главным образом на услуги), которые сегодня в большей или меньшей степени обслуживают теневой оборот. По нашим оценкам, эффективный предел сокращения налогооблагаемой базы (за счет второй группы вычетов) составляет 50%. Тогда для базовой 24% -ной ставки эффективная (реальная) ставка подоходного налога при максимальных вычетах составит не более 12% к номинальному доходу.

"Яблоко" полагает, что к вычетам из налогооблагаемой базы могут приниматься расходы на здравоохранение и санаторнокурортное обслуживание (в нашей стране); на образование как самого налогоплательщика, так и его иждивенцев (в российских образовательных учреждениях); на покупку, строительство и ремонт жилья (включая дачное хозяйство); на помощь родителямпенсионерам; на добровольное пенсионное страхование; на благотворительные цели, перечисляемые организациям культуры, образования, здравоохранения, социального обеспечения и спорта, полностью или частично финансируемым из бюджета.

На начальном этапе реформирования подоходного налога предложенная система может быть упрощена. У людей с относительно низкими доходами доля (и абсолютный размер) принимаемых к вычетам расходов в теневом секторе незначительна - следовательно, контроль за их расходами не будет иметь особого значения, зато потребует больших усилий на администрирование.

Поэтому для этой доли населения (на первом этапе - не менее 80 - 85%)вычеты целесообразно применять автоматически, т. е. для нее номинальная ставка будет составлять 12% (реальная ставка будет в среднем 10% за счет "социальных" вычетов: необлагаемого минимума и на иждивенцев).

У основной массы занятого населения эффективная ставка подоходного налога составит 10 - 12%, т. е. для нее ничего не изменится. С определенной величины заработка (сегодня порогом может быть сумма в 10 000 руб. в месяц) номинальная ставка резко возрастает, однако у налогоплательщика будет возможность сократить ее до тех же 12% - но для этого на половину расходов от всей суммы превышения этого порога он должен предоставить документальное подтверждение.

Это буквально означает следующее: "Яблоко" предлагает налогоплательщику низкую ставку подоходного налога в обмен на легализацию части расходов.