*2064. «Конституция Российской Федерации (1993)»
 

https://youtu.be/YQ4PKdKvtZE

Эволюция Конституции
 

http://www.rapsi-pravo.ru/legislatio...270087137.html

13:26 12.12.2013

Указом президента РФ Бориса Ельцина от 19 сентября 1994 года этот день был объявлен государственным праздником.

Подготовка и принятие действующей Конституции проходили на фоне противостояния двух ветвей власти ‑ исполнительной в лице президента Бориса Ельцина и законодательной в лице Верховного совета (ВС) РФ.

Действующая Конституция составлена из нескольких источников. Главными из них были проект Конституционной комиссии Верховного совета РФ (или так называемый "румянцевский проект") и проект, подготовленный Конституционным совещанием, созванным по решению Ельцина.
http://rapsinews.ru/images/27008/70/270087060.jpg

Конституционный вектор России
 

http://www.rg.ru/2013/11/19/posizia.html
20 лет реализации Основного Закона страны

19.11.2013, 00:51

Двадцать лет российской Конституции - это период взросления целого поколения россиян, родившихся в 1993 году. В условиях нашего спрессованного исторического времени этот срок уже вполне достаточен для того, чтобы подвести первые итоги конституционно-правового развития страны и оценить их историческое значение.

Возьму на себя смелость заявить, что Конституция в целом достойно прошла проверку практикой на крутом историческом переломе в жизни страны. Она:

- предотвратила срыв страны в анархию, дала ей основные правила жизни;

- способствовала сохранению целостности российского государства;

- четко обозначила демократические приоритеты правового развития России;

- создала первую нормативную основу для общественного согласия и стала важнейшим фактором социально-правовой стабильности;

- обеспечила достойное вхождение России в европейское и мировое правовое пространство.

Действующая Конституция - это не просто одно из главных правовых достижений постсоветской эпохи. Это - крупное завоевание в борьбе за право, потребовавшее больших усилий и жертв от нескольких поколений российских граждан. И к этому завоеванию надо относиться бережно.

Тем не менее в последнее время заметно участились разговоры о необходимости коренного реформирования Конституции. Я убежден, что политики и ученые, выступающие с такими идеями, недооценивают систему совокупных социально-политических и экономических рисков, связанных с любыми кардинальными конституционными новациями. Думаю, что такие политики и ученые не вполне ощущают, какую роль играет стабильность и сбалансированность конституционного текста. Об этом, в частности, говорил президент РФ на встрече с конституционалистами 7 ноября 2013 года.

Считаю, что эти политики и ученые не осознают в должной мере сакральную - не побоюсь такого высокого слова - роль Основного Закона страны как символа правовой идентичности нации. И главное, что впрямую относится к нашей сегодняшней теме, недооценивают огромный, далеко не исчерпанный, правовой потенциал Конституции. Уверен, что если у нас что-то и не получается с точки зрения высоких требований современного конституционализма, то главные причины надо искать вовсе не в тексте Конституции. У нас много претензий к Конституции, но Конституция имеет еще больше претензий к нам.

Это не означает, что я отношусь к Конституции как к чему-то совершенному и незыблемому. Однако, не исключая возможности "точечных" изменений Конституции, я хотел бы призвать к совместной работе по более глубокому выявлению и развитию тех ее правовых начал, которые составляют базу для достижения общественного согласия. Ведь сегодняшний день вновь очень отчетливо проявляет те главные черты нашей Конституции, которые имели решающее значение в период ее принятия, в ситуации жесткого социально-политического и экономического "раскола" населения страны.

Непреходящая роль Конституции заключается в том, что она сумела заложить правовые основы для общественного согласия путем закрепления таких объединяющих все общество положений, как: принцип приоритета прав человека; принцип разделения властей; правовой, социальный и федеративный характер государства; равенство всех перед законом и судом и т.д. Все это в нашей Конституции есть, и на данном этапе этого вполне достаточно для нормального правового развития страны.

Конечно, формальное закрепление перечисленных положений в тексте Конституции - это всего лишь первый шаг на пути к тому реальному общественному согласию, которое нашему обществу еще только предстоит выработать. Но я убежден в том, что это был важнейший шаг в правильном направлении. Потому что реальное согласие возможно лишь на подлинно правовой основе.

Однако Конституция - не просто итог своего рода социального компромисса и нормативная база для общественного согласия. Если бы это было так, то на каждом новом этапе развития общества и государства могла возникать потребность в новом социальном компромиссе, то есть в достаточно радикальных конституционных изменениях.

Конституция содержит в своем тексте вполне значимый потенциал правовых преобразований. То есть она одновременно позволяет и в определенных пределах уточнять и менять условия социального компромисса, и реализовать правовые изменения, которые подтягивают наше общество и государство к уровню высших мировых достижений в сфере политико-правового развития.

По этим причинам полноценная реализация правового потенциала Конституции во многом зависит от того, насколько верно будет определен баланс между стабилизационной и обновленческой функциями Конституции. В конечном итоге это вопрос о разумных и эффективных пределах, способах и формах адаптации высоких образцов современного конституционализма к сложным реалиям нашей российской жизни, обусловленным как наследием бесправного прошлого, так и трудностями и издержками современного переходного периода.

Конституция в целом и ее возможные изменения и толкования не могут не опираться на конкретную специфику исторической судьбы и культурно-цивилизационные особенности того общества и той страны, правовой базис которых устанавливает эта конституция. И до тех пор, пока на нашей планете есть разные цивилизации, культуры, государства, это всегда будет так.

В связи с этим я считаю, что перед нами сейчас стоят следующие очень важные задачи:

- комплексное междисциплинарное исследование цивилизационно-исторических особенностей России в контексте мирового опыта политико-правового развития;

- выработка с учетом российских особенностей адекватной этим особенностям концепции российского конституционализма, который предполагает устойчивое развитие России на основе верховенства права, гражданской свободы и общественного согласия;

- разработка на этой основе современной догмы российского права, способной надлежащим образом конкретизировать конституционно-правовые принципы и нормы, переводя их в плоскость практической правотворческой и правоприменительной деятельности.

Почему я считаю решение этих задач исключительно важным?

Двадцатилетие трансформаций и развития современной России происходило не только в очень сложных и болезненных внутригосударственных и социальных коллизиях. Эти "родовые муки" все время осложнялись далеко не безоблачным внешнеполитическим и внешнеэкономическим контекстом. Понятие "общество риска" на наших глазах становится определением и общемировой, и нашей российской ситуации. Во всем мире, причем в каждом регионе, в каждой стране со своей спецификой растут масштабы и уровни социальной фрустрации и социальной агрессии. А на эти процессы накладываются реалии все более ожесточенных межгосударственных и внутренних - социально-экономических, этнических, межконфессиональных - конфликтов.

Эти процессы иногда считают порождением нынешнего глобального экономического кризиса и, соответственно, явлением преходящим. Надо, мол, лишь подождать и пережить, и все вернется к прежним относительно благополучным нормам. Боюсь, что для такого оптимизма нет оснований.

Слишком многие серьезные исследователи все увереннее заявляют о том, что нынешний мировой раунд глобализации не только "выдыхается" с геоэкономической точки зрения, но и все более явно проваливается с точки зрения социально-культурной. А именно в порядке противодействия глобализации как разрушению, размыванию, трансформациям национальных социально-культурных идентичностей возрождаются, накаляются, приобретают агрессивно-конфронтационный характер многообразные локальные - территориально-этнические, расовые, конфессиональные - идентичности. Проявления которых, к тому же, иногда приобретают не просто агрессивный, но криминальный или субкриминальный характер.

Это происходит во всем мире, и это же мы сейчас видим в России. И это оказывается одним из сравнительно новых и очень серьезных - и по масштабам, и по влиянию на социально-политическую стабильность, - рисков для нашего общества и нашего государства.

В условиях расколотого общества исчезает та основа, на которой зиждется реальный общественный договор и возникает то, что называют "фактической конституцией"

В последние годы в российском обществоведении появился ряд глубоких исследований, позволяющих говорить о такой фундаментальной особенности нынешней России, как социокультурный раскол.

Отрицать эту тенденцию бессмысленно: факты налицо. Однако нередко при этом делается вывод о том, что этот раскол полностью блокирует возможности достижения общественного согласия как базиса устойчивого конституционного права. А значит, является непреодолимым препятствием для нормального конституционно-правового развития страны.

В рамках этой же парадигмы обсуждается и прошедшая в 90-е годы прошлого века, неправовая по своей сути, приватизация бывшей общенародной социалистической собственности, которая расколола всех граждан страны на тех, кто выиграл, и кто проиграл в результате этой "экономической революции". Такая приватизация перечеркнула появившийся у страны исторический шанс на создание "общества независимых граждан-собственников" и в очередной раз загнала Россию в "ловушку неравенства".

Опять-таки с такой постановкой проблемы нельзя не согласиться. Но при этом хочу предостеречь коллег от трактовки ситуации в духе и терминах "заколдованного круга", принципиально не позволяющего России выбраться из этой бесперспективной исторической колеи.

Нельзя не признать, в частности, что в советскую эпоху были в основном решены и проблемы социоэкономического раскола (при наличии "полюсов" номенклатурного и криминального богатства, принципы экономического равенства "по труду" все же в целом соблюдались), и проблемы социокультурного раскола. То есть была создана достаточно массовая и устойчивая интегральная "советская идентичность" при сохранении и поддержке (случай в мировой истории почти исключительный) множества национально-республиканских и даже более узких, локальных этнокультурных идентичностей.

Вполне устойчивые национальные идентичности не раз создавались и в странах, не относящихся к социалистическому лагерю. В том числе методами целенаправленной культурной политики и целенаправленного ограничения экономического неравенства, вплоть до хорошо известных вариантов скандинавского "государственного социализма".

И потому я согласен с теми исследователями, которые считают, что "заколдованного круга" не существует. И что будущее можно и нужно созидать, опираясь как на точное понимание исторических и социокультурных особенностей страны, так и на осмысление главных политико-правовых тенденций мирового развития. А еще есть наш отечественный (российский имперский и советский) практический опыт решения проблем идентичности. И есть мировой опыт, к которому также нужно очень внимательно присмотреться и в его позитивах, и в его негативах.

Для того чтобы заниматься созиданием нашего успешного будущего, надо глубоко понять настоящее. То есть серьезно исследовать то, что специалисты называют "формулой культурной идентичности нации". Исследовать и понять: что именно в мировых трендах, в российской экономической, правовой, социальной, культурной и т.д. политике, а также в стихийных и организованных региональных процессах создает предпосылки и условия для роста социокультурного раскола.

Эти предпосылки и условия, судя по имеющимся исследованиям, лежат и в сфере несовершенства законодательства, и в "грехах" правоприменения, и в содержании и качестве программ телевидения и школьных образовательных программ, и в блокировании (за счет катастрофического экономического расслоения) каналов вертикальной социальной мобильности для выходцев из малоимущих семей. В этом же ряду находятся попытки путем пропаганды и правовых актов навязать нашему - все еще в своей массе глубоко традиционному - обществу психологические и юридические новации, неприемлемые для его традиционной этнической, родовой, семейной, конфессиональной нормативности. В том числе обязательства толерантности к любой "раскрепощенности". То есть толерантности безграничной и по своим последствиям для социально-культурной идентичности России "беспощадной".

Именно "ножницы" между нормами, укорененными в обществе, и тенденциями пропагандируемых и наблюдаемых изменений в российской реальности являются серьезным фактором того растущего социокультурного раскола, который с тревогой отмечают социологи. И из-за которого они считают нынешнюю относительную российскую стабильность хрупкой и неустойчивой. Говоря об этом, я вовсе не призываю вернуться к некоему "благополучному прошлому". Это и неразумно, и невозможно. В воду истории нельзя войти дважды. Мы не можем отказаться от перемен ради того, чтобы избегать любых рисков. Перемены необходимы, эту необходимость диктует и собственное развитие российского общества, и те международные контексты, в которые Россия уже погрузилась, и из которых она не может "выскочить".

Мы не вправе безучастно наблюдать за переменами и игнорировать те риски, которые с этими переменами связаны. Мы не можем и не должны допускать трансформацию этих рисков в полномасштабные кризисы отечественной социальности и государственности. Ситуация такова, что требует сейчас от всего российского обществоведения разработки стратегии и методологии системного управления рисками. В рамках этой совместной работы у конституционалистов есть очень важная сфера приложения усилий, связанная и с совершенствованием концепции российского конституционализма, и с развитием правового потенциала Конституции, и с разработкой современной системы догм российского права, адекватно развивающих конституционно-правовые принципы и нормы. И с выявлением неопределенностей и лакун в законодательстве, и с оценкой рисков, возникающих при разработке и реализации стратегических политических решений (будь то риски, связанные с приватизацией собственности, пенсионной реформой, борьбой с организованной преступностью и коррупцией), и т.д.

Конституция - это формализованный общественный договор о принципах государственного и общественного устройства. Его базой должен быть реальный общественный договор между основными социальными слоями и группами нашего общества. Ключевая проблема в том, что в условиях расколотого общества исчезает та основа, на которой зиждется реальный общественный договор и возникает то, что называют "фактической конституцией" (когда хотят подчеркнуть разрыв между конституционными нормами и правовой реальностью).

Такой основой может быть только достаточно высокий уровень общественного согласия. А вот его-то всем нам сейчас явно не хватает. Причем главное для общественного согласия - это не формальное волеизъявление граждан и социальных групп, а то общественное доверие, которое их побуждает к конструктивному и осознанному волеизъявлению. Доверие между людьми, социальными группами, социальными институтами, между обществом и властью в целом.

Причем речь в отношениях между властью и обществом идет не о доверии "снизу вверх" или "сверху вниз", а именно о взаимном доверии. На доверии общества к власти основана легитимность власти. На доверии власти к обществу только и может базироваться эффективная государственная социальная, экономическая, культурная, научная и другая политика.

В то же время специалисты признают, что отчуждение, т.е. взаимное недоверие между властью и обществом, характерное для позднесоветской эпохи, сохраняется и в постсоветскую эпоху. Сейчас, похоже, становится даже чуть ли не модным говорить, что это вечная и неискоренимая проблема России.

Конечно, проблема общественного согласия - не из тех, которые решаются в одночасье. Но для его решения можно и нужно делать гораздо больше, чем мы делаем сейчас. А для этого наша интеллектуально-правовая "вооруженность" должна быть гораздо лучше и современнее. Я имею в виду и вооруженность конституционной концепцией и необходимыми догмами права, и вооруженность ясными представлениями о социокультурной идентичности народов России, и вооруженность концептуальным аппаратом и практическими представлениями об управлении рисками. И понимание той специфики существующих и возможных "ножниц" между моральной нормативностью локальных российских идентичностей и правоустановлениями глобального мира, которые мы должны или не должны принимать в России.

В конечном итоге от того, как мы все научимся современными методами решать перечисленные проблемы, в очень большой степени зависит способность нашего Отечества противостоять новым вызовам нынешней и будущей - далеко не безоблачной и все более сложной - эпохи. Когда я говорю "все", я имею в виду и институты законодательной, исполнительной и судебной власти, и тех, кого мы называем лидерами общественного мнения.

Причем для нас это важнейшее дело. И потому, что без решения этих проблем наша "фактическая конституция" негласного общественного договора неизбежно будет чуть не на каждом шагу расходиться и с духом, и с буквой Конституции. И потому, что без решения этих проблем мы не сможем должным образом решать свои задачи выявления, развития и максимально эффективного использования правового потенциала Конституции на благо страны.

И - подчеркну в заключение - без всего перечисленного мы не обеспечим решение той генеральной задачи, которую я называл много раз и которую уже более полутора столетий пытались решить поколения российских правоведов. А именно задачи полноценного взятия - Россией в целом, всеми ее народами, социальными группами, гражданами - правового барьера.

Виктор Шейнис: «После победы Ельцина над парламентом проект Конституции существенно изменился»
 

http://slon.ru/russia/viktor_sheynis...-1194330.xhtml
http://slon.ru/images3/6/1100000/632...jpg?1418381206
Белый дом после штурма. 1993 год. Фото: Владимир Машатин / ТАСС

В преддверии Дня Конституции мы публикуем беседу с Виктором Шейнисом, известным российским политологом, депутатом Государственной думы 1-го и 2-го созывов. Интервью во многом посвящено противостоянию президента и парламента осенью 1993 года, на фоне которого разрабатывалась Конституция. Исход этого конфликта напрямую повлиял на текст Основного закона, тем самым задав направление политического развития страны на годы вперед.

– Виктор Леонидович, могли бы вы в нескольких словах охарактеризовать то, что произошло в сентябре – октябре 1993 года?
http://slon.ru/images2/2014/12-11/sheynis.jpg
– В нескольких словах это непросто. Прежде всего, это трагедия. Трагедия, потому что в Москве погибали люди. Разные люди. В большинстве своем эти люди защищали, на мой взгляд, вредную и опасную позицию, но многие из них были искренни и имели основание для того, чтобы думать так, как они думали. Поэтому гибель этих людей – это трагедия. Второе, последствия событий сентября – октября 1993 года самым неблагоприятным образом сказались на нашем дальнейшем развитии. Хотя я думаю, что победа противоположной стороны привела бы к худшим последствиям, чем то, что мы получили. Тем не менее в политическую жизнь России возвращались решения, принятые исходя из соображений целесообразности, как ее понимали победители, с известным пренебрежением к закону, к тем легалистским традициям, которые стали утверждаться было в нашем обществе. По законности был нанесен серьезный удар. Кроме того, был нанесен удар по принципу поиска решений путем компромиссов. Я и тогда, когда был депутатом и участником событий, и сейчас, уже как аналитик, считаю, что наилучший способ решения конфликтов – это поиск компромиссов. От компромисса отказались обе стороны. То, что мы имеем сегодня, – это продолжение той линии, которая в русской истории всегда доминировала, а именно подавление противника, а не достижение согласия. И это третье. Четвертое: был нанесен сокрушительный удар по медленно устанавливающемуся парламентаризму. Я был не на стороне мятежников, но разгон парламента после попытки вооруженного мятежа был очень плохой заявкой на будущее.

Я не разделяю позицию тех, кто утверждает, что обуянный страстью к власти Ельцин раздавил парламент. Парламент, который избрал Ельцина в 1990 году, принял немало справедливых решений, проявил себя достойно во времена августовского путча 1991 года, к концу 1993 года представлял собой печальную картину. Оказавшись одним из застрельщиков вооруженного мятежа, он в известной мере заслужил свою участь. Но это не означает, что разгон парламента может быть одобрен с исторической точки зрения. Независимость исполнительной власти от других властей была подтверждена и закреплена победой в этом трагическом столкновении. Я не могу считать исход сентябрьско-октябрьских событий позитивным явлением, но из двух возможных вариантов развития событий, плохого и катастрофического, мы выбрали плохой вариант.

– Когда вы говорите, что победа исполнительной власти над законодательной была закреплена, вы имеете в виду – закреплена в Конституции?

– Конституция дорабатывалась уже после победы, и в нее были внесены ухудшающие положения. В моей книге «Взлет и падение парламента: переломные годы в российской политике (1985–1993)» несколько сотен страниц посвящено тому, как шла работа над Основным законом. Там есть глава, в которой речь идет о двух основных проектах Конституции. (Я принимал непосредственное участие в работе над обоими проектами, всего вариантов было много больше.) Первый текст писался командой демократически настроенных членов Конституционной комиссии Съезда народных депутатов, которая собиралась с 1990 года. Но провести первоначальный проект Конституции через парламент никак не удавалось, он постоянно обрастал новыми поправками. Под давлением различных сил появился так называемый «проект Румянцева», который отличался в худшую сторону по сравнению с первоначальным документом.

Другой вариант подготовило Конституционное совещание, собранное Ельциным летом 1993 года. В его основу лег текст, авторами которого объявлены Сергей Алексеев, Сергей Шахрай и Анатолий Собчак. Этот проект с самого начала был ориентирован на всевластие президента, но был облагорожен работой Конституционного совещания. Некоторые исходные положения удалось смягчить, и в итоговом документе уже не столь категорически утверждалось доминирование исполнительной власти. Появился обширный блок о правах и свободах человека и гражданина.

Уже после победы Ельцина над парламентом, над Съездом народных депутатов и Верховным Советом в проект были внесены дополнительные изменения, которые, с моей точки зрения, ухудшали этот проект, существенно увеличивали власть президента.

– Если говорить о сторонах конфликта, что это были за люди, чего они хотели?

– Сражались две очень разные коалиции. Ельцинская команда представляла соединение трех сил. Во-первых, это была новая бюрократия, которая быстро освоилась во властных кабинетах (там были и выходцы из прежней партийной бюрократии, но не они задавали тон). Это были люди, объединившиеся вокруг Бориса Ельцина. Во-вторых, это были демократы, которые боялись реставрации прежнего режима и которые изначально составили ядро «Демократической России». В-третьих, это была быстро нарождавшаяся новая буржуазия, люди, надеявшиеся получить материальную выгоду от реализации тех политических изменений, которые они поддерживали. Это был разнородный блок людей, но его сплочению способствовал состав противостоящей им коалиции. Прежде всего, это была старая коммунистическая бюрократия, избранная на Съезд народных депутатов России, а также журналисты, директора заводов, которые не могли приспособиться к новой реальности – «люди вчерашнего дня». Пожалуй, наиболее выразительным представителем этой группы был Геннадий Андреевич Зюганов, хотя он тогда не был депутатом и не играл сколько-нибудь заметной политической роли. Во-вторых, это националистические группы: разного рода прохановы с большой и маленькой буквы, которые отвергали внешнеполитический курс Ельцина, Козырева, как до этого они были противниками внешнеполитического курса Горбачева и Шеварднадзе. Все это было приправлено сильной антисемитской составляющей, что видно хотя бы из того, что во время октябрьских событий все окрестности Белого дома были испещрены антисемитскими надписями и плакатами. В-третьих, это были группы новой бюрократии – новые политики, которые рассчитывали реализовать свои карьерные устремления, опираясь на Верховный Совет, на вице-президента Руцкого, на председателя парламента Хасбулатова, который умело манипулировал депутатами. Вот несколько эскизный набросок тех сил, которые столкнулись осенью 1993 года.

– Можете сказать несколько слов о тех людях, которые приходили к Белому дому?

– Среди тех, кто участвовал в демонстрации 2–3 октября, кто сел в грузовики и автобусы, захваченные у Белого дома и отправился на штурм «Останкино», была заметная прослойка людей, молодежи, которой претили царистские замашки Бориса Николаевича. Они считали, что защищают Конституцию и попранные президентом права. Ведь мятежу предшествовал известный Указ 1400, который был, безусловно, нелегитимным, незаконным, принятым исходя из соображений целесообразности. Это были люди, отвергавшие такой метод политических решений. Когда некие формирования бросились штурмовать Останкинский телецентр, то в этих рядах наверняка были не только бандиты, прохвосты и негодяи, такие как Макашов.

Но для людей, исповедовавших демократические принципы, для которых много значили преобразования перестройки, появление таких людей, как Альберт Макашов, было знаковым. Неслучайно, что в ту же ночь, с 3 на 4 октября, у Моссовета по призыву Гайдара собирались неравнодушные люди, которых волновала судьба страны. Там молодых идеалистов было не меньше, а больше, чем с другой стороны. Необходимо отметить, что далеко не все соратники Ельцина, вовлеченные в подготовку Указа 1400, с одобрением этот указ приняли. Далеко не все. Были попытки остановить двинувшийся каток. Попытки наивные, и тем не менее они были. В книге я рассказываю про фракцию «Согласие ради прогресса», которая занимала четкие демократические позиции, но не готова была поддерживать любые действия Бориса Николаевича. И с противоположной стороны были люди, которым чудовищная истерия, воцарившаяся в осажденном Белом доме, тоже претила, и которые даже после издания указа хотели найти компромиссные мирные решения. Я неслучайно начал с того, что это трагедия, потому что, к сожалению, ни на одной из сторон не нашлось влиятельных людей, которые могли бы остановить развитие конфликта.

– То есть вы говорите, что влиятельных людей, которые бы публично призывали к компромиссу, к мирному решению конфликта, на тот момент не нашлось?

– Были попытки найти третью силу. Ее видели в губернаторах и председателях законодательных собраний российских регионов. Они несколько раз собирались, сначала в Ленинграде, потом в Москве в кабинете Зорькина, который уже тогда был Председателем Конституционного суда. К сожалению, после того, как он в пожарном порядке – в ночь с 21 на 22 сентября – с нарушением закона провел решение Конституционного суда, которое категорически осуждало лишь одного президента, Зорькин стал для Бориса Николаевича абсолютно неприемлемым медиатором.

Был еще один значимый эпизод – переговоры в Свято-Даниловом монастыре под эгидой патриарха, которого срочно вытребовали из какой-то заграничной поездки. Он предоставил площадку для встреч представителей президента и Верховного Совета, взывал к примирению. Шажок от пропасти был сделан, по-моему, в ночь со 2 на 3 октября, когда была достигнута договоренность о том, что оружие в Белом доме будет поставлено под контроль; с другой стороны, будет смягчена блокада Белого дома. Это могло стать разворотом в разумную сторону, но когда два переговорщика от Верховного Совета – Соколов и Абдулатипов – вернулись в Белый дом, их подписи были дезавуированы и для продолжения переговоров был назначен «ястреб» Воронин. Он сорвал переговоры, потому что у него появилась информация о том, что демонстранты у Смоленской площади прорвали оцепление, сбили милиционеров и мчатся к Белому дому. Этим людям казалось, что победа на расстоянии протянутой руки. «Третья сила» оказалась бессильной, если можно так выразиться. Если бы еще что-то значительное было, я не мог бы это запамятовать.

– Сейчас многим кажется, что это была лишь хорошо спланированная провокация Ельцина и его команды, что все это было не по-настоящему. Насколько опасной казалась ситуация тех дней вам лично?

– Я воспринимал это как очень грозную опасность. Приведу два примера. Один из них – это воспоминания журналистки Вероники Куцылло, которая была в Белом доме и все видела. Она пишет о том, что страшно было представить этих фашистов, поднимающих руки в приветствии, услышать все то, что там говорилось. Теперь второй пример. Вечером 3-го числа к нам в гости зашел мой хороший товарищ американский профессор Питер Реддавей, находившийся тогда в Москве. Он антиельцинист и считает, что российские реформы проводились большевистскими методами. Так вот, мы с ним сидели и слушали всю эту информацию, видели, как погасли экраны телевидения, как нагнетается обстановка, как все подвешено и может в ту или другую сторону развернуться. Он остался у нас на ночь, и утром мы с ним поехали на «Эхо Москвы», которое тогда еще было на Никольской. Там были баррикады, и молодые люди, боясь штурма «Эха», проверяли входящих. Мне запомнилось то, что сказал Питер примерно следующее: «В 1917 году уже была ситуация, когда Керенский, если бы у него хватило решимости, мог раздавить большевистский мятеж. Но он этим не воспользовался. Так вот сейчас такой же момент». То есть человек, который отнюдь не был симпатизантом реформ, тоже был убежден, что после того, как они начали развязывать гражданскую войну, другого выхода, кроме как подавить мятеж, не оставалось. Действительно, было ощущение очень большой опасности. Представьте только: фашисты у власти. Макашов, негодяй и фашист, отличившийся еще выступлениями против Горбачева на пленумах ЦК. Эти крики Руцкого: «На Кремль! Возьмите Кремль! Арестуйте изменника Ельцина!» Я глубоко убежден в том, что произошел плохой, но не катастрофический вариант.

– В прошлом году было много дискуссий, посвященных событиям сентября – октября 1993 года, и некоторые наблюдатели отмечали, что проходят эти мероприятия очень эмоционально, словно с тех пор не прошло двадцати лет. Такое впечатление, что люди, находившиеся тогда по разные стороны баррикад, до сих пор не могут примириться.

– Я думаю, что это люди, которые были прикосновенны к тем событиям. Мне тоже трудно отвлечься от эмоций, я тоже помню и себя, и свое окружение. Днем 3 октября заседала Московская трибуна. Мы не знали о событиях, которые разворачивались на подходах к Белому дому и в нем самом. Была растерянность по поводу того, что никак не удается договориться и разрешить противостояние. Остроты ситуации еще не ощущалось. Потом я пришел домой, мне звонит Амбарцумов и говорит: «Как, ты ничего не знаешь? Скоро гражданская война начнется». В нашем кругу это было достаточно острое ощущение. Поэтому понятно, что люди эмоционально и сегодня это воспринимают. Кроме того, это ведь не ушло в историю: люди, которые тогда были с той стороны, сегодня могут считать, что они взяли реванш.

– Как бы вы объяснили, почему в длительной перспективе победа оказалась на стороне реваншистов, если в 1993 году победили сторонники демократического развития?

– Во-первых, в 1993 году победила коалиция, в которой были сторонники демократического развития. Ее возглавлял Ельцин, у которого не было продуманных убеждений и который постепенно менялся. Поэтому считать произошедшее победой демократии можно лишь очень относительно. А дальше это отдельный очень большой разговор о том, как были проведены реформы, как воспользовался положением новой Конституции президент и его окружение, каким образом мы втянулись в авантюру чеченской войны, которая очень многое предопределила, каким образом происходило новое классообразование, в результате которого множество людей ощутили себя обманутыми. На этот вопрос нельзя ответить, оставаясь в 1993 году. Надо рассматривать весь последующий период. Кстати, в недавней моей книге, «Власть и закон: Политика и Конституции в России в XX–XXI веках», последняя глава посвящена именно этому – почти 200 страниц.

А в 1993 году противники Ельцина были разбиты. Независимость президента от его первоначальной политической базы в значительной мере укрепилась. В 1990 году, даже в конце 1992 года я, рядовой депутат, мог подойти и сказать: «Борис Николаевич, по-моему, это и это вы сделали неправильно». Я мог это сделать, и я это делал. Но уже после известных событий Ельцин стал ощущать себя совершенно независимым. Скажем, протесты против чеченской войны, которые до него доводили люди из его окружения, выдвинутые демократическим движением: Сатаров, Батурин, Краснов и другие – все это уходило в песок (это довольно подробно описано в этой книге, которую издали помощники президента, «Эпоха Ельцина. Очерки политической истории»). Кроме того, выборы, которые проводились в 1993 и 1995 годах, отразили четырехсекторную политическую структуру общества. Это квазицентр, то есть депутаты, которые составляли проельцинскую часть Государственной думы, это коммунистическая квазиоппозиция, это националистическая часть, которую представлял Жириновский, и четвертая часть – демократы.

Достаточно консолидированной силы, которая могла бы выступить с четкой альтернативой Ельцину, не сложилось. Демократы оказались расколоты, не возникло ничего целостного. И власть могла действовать так, как она считала нужным. Самое, конечно, трагическое в событиях, последовавших за 1993 годом, – это чеченская война.

– Правильно ли я понял ваши слова, что в 1993 году демократы составляли лишь небольшую часть победившей коалиции? Скажите, чего хотели другие сторонники Ельцина, входившие в эту коалицию?

– При неопределенном курсе, на который оказывали влияние различные люди, окружавшие Ельцина, единственной объединяющей всех провластной силой было стремление закрепить эту власть и провести реформы. В дальнейшем верх взяли люди, заинтересованные в проведении этих реформ грабительским, несправедливым образом, пренебрегая интересами большинства. Курс постепенно склонялся в ту сторону, которую мы имеем сегодня. Только сейчас мы дошли до геркулесовых столпов, а тогда все это проявлялось лишь отчасти, какие-то первые взбрыки были во внешней политике, какие-то недемократические шаги. Хотя я должен сказать, что у Бориса Николаевича, при всех его недостатках, были некоторые внутренние запреты. Уж как разнузданно подчас выступали средства массовой информации, некоторые журналисты. Ельцин с его норовом, с его самолюбием, конечно, не мог спокойно к этому отнестись, но он терпел. Это личностная черта. Наверное, сыграла роль его борьба за выживание в партаппарате, борьба с номенклатурой. Борис Николаевич не простой человек, неоднозначный.

– Ваше внутреннее отношение к событиям 1993 года как-то менялось со временем?

– Нет. В своем двухтомнике я подробно описываю, как фракция, к которой я принадлежал – «Согласие ради прогресса», – обсуждала в августе 1993 года намечавшиеся события. Было ясно, что дело идет к взрыву. Мы договорились написать и передать Ельцину письмо, основная идея которого заключалась в рекомендации Ельцину работать в рамках закона и не выходить за пределы Конституции, даже если она ему не нравилась. Это была наша позиция. Другое дело, что мы не успели написать это письмо и не передали его. Но если бы написали и передали, то результат был бы тот же самый.

Со стороны Ельцина было три попытки разгона Съезда. Первый раз это было в декабре 1992 года, второй раз в марте 1993 года. Первую попытку распустить парламент Ельцин предпринял еще на VII Съезде. Это декабрь 1992 года. Помню, как идет заседание нашей фракции, мы собирались за час до открытия Съезда. Приходит человек от Филатова, главы администрации президента, вызывает меня. Я иду. Сергей Александрович говорит: «Сейчас откроется Съезд. Борис Николаевич выступит и скажет, что он больше не может с таким Съездом работать. Пойдите обсудите это на фракции, что вы будете делать». Я возвращаюсь, говорю: так и так. Общее мнение фракции состояло в том, что это очень опасный шаг. Фракция решает отрядить Лукина Владимира Петровича, Павла Алексеевича Медведева и меня к Ельцину, чтобы убедить его этого не делать. Мы бросаемся в зал заседаний, там еще идет приготовление, еще Съезд не открыт, и говорим каким-то охранникам, что исторически важно нам с Борисом Николаевичем встретиться. Нам отвечают, что Бориса Николаевича еще нет. Мы настаиваем – нас не пускают. Я не знаю, был он, или не был, или приехал впритык – не знаю.

Затем открывается Съезд. Хасбулатов произносит какие-то слова, и мы втроем идем в президиум, в котором сидит Борис Николаевич. Мы начинаем что-то такое говорить. Это смешно. Но тогда нам было совсем не смешно! Мне только запомнилось, как Лукин говорит: «Борис Николаевич, мы ведь вас никогда не подводили». Ельцин, как от надоедливых мух, от нас отмахивается и идет на трибуну. Уже объявлено.

Понимаете, были люди, которые всячески подталкивали Ельцина под руку: «Давай действуй, кончай с этим Съездом, он безобразен. Посмотри на этого Хасбулатова, что он себе позволяет». Мы отнюдь не были такими. Но когда мы были поставлены перед выбором, нам оставалось только выбрать, третьей позиции не было.

– Вы говорили об альтернативе, о третьей стороне. А как вам кажется, была ли возможность разрешить эти противоречия, не доводя до конфликта?

– Был такой «Гражданский союз». Он возник в 1992 году, в двухтомнике я описываю эту историю, была попытка найти промежуточное решение, потому что конфликт разворачивался по многим вопросам: экономическая реформа, регионы – целый ряд вещей. Во главе этого «Союза» стояли два человека, один из которых был выходцем из коммунистического аппарата, при этом очень достойным человеком. Я имею в виду Аркадия Вольского. На Западе очень большое внимание уделялось этим людям, считалось, что это перспективные силы. Но они оказались слабаками, ничего не сумели сделать, не сумели оказать влияние на Ельцина. На выборах 1993 года они выступили и провалились, не преодолев пятипроцентный барьер. Это закон революционных процессов: чем больше обостряется обстановка, тем больше вымывается центр и усиливаются крайние позиции. Конфликт обострялся непрерывно. Буквально несколько месяцев прошло после поражения ГКЧП – и обозначились линии фронтов. Уже на VI Съезде в марте – апреле 1992 года возник острый конфликт между сформировавшимся большинством Съезда и правительством Гайдара по поводу способа проведения реформ, лишений и тягот, на которые реформы обрекли большую часть населения. Тогда большинство это быстро ощутило. В отличие от нынешней ситуации, когда люди не чувствуют, что платить за Крым будут они. Они рукоплещут внешней политике, антиамериканизму, антизападничеству, а то, что растут цены, пока что в сознании людей не связывается, по-моему, с действиями властей.

Конституция РФ
 

http://www.grandars.ru/college/pravo...tuciya-rf.html
Слово «конституция» происходит от латинского constitutio — установление, учреждение, устройство. В Древнем Риме отдельные акты императорской власти, которыми учреждались новые порядки, именовались конституциями. Однако современное значение этому термину стали придавать лишь в период возникновения буржуазных государств, когда с помощью конституции учреждались буржуазные порядки в той или иной стране. Первой писаной конституцией (т. с. представляющей единый основной закон с внутренней структурой, которому должны были соответствовать все другие правовые акты в стране) можно назвать Конституцию США, принятую в 1787 г. и действующую до сих пор. В Европе первыми писаными конституциями были Конституции Франции 1791 г. и Конституция Польши 1791 г. В настоящее время конституция — не только правовой акт. В ее содержании присутствуют ориентиры справедливости для всего общества.

В то же время конституции как любому нормативному правовому акту присущи следующие признаки: общеобязательность; формальная определенность; многократность применения ее норм к общественным отношениям определенного вида; защищенность принудительной силой государства.

Конституция обладает и особыми юридическими свойствами, отличающими ее от всех иных правовых актов. Это связано с тем, что в современных условиях конституция является основным законом государства и в отличие от других законов является актом правового учредительства. В ней весь уклад жизни общества и государства приобретает первоначальную правовую форму. Конституция как основной закон государства учреждает, юридически оформляет политическую форму существования общества, систему органов государственной власти, устанавливает порядок их формирования и способ функционирования, закрепляет права и свободы человека и гражданина.

В отличие от обычных законов основной закон государства должен быть стабильным и долговременным, поэтому нормы конституции имеют общий характер, а сама конституция принимается путем референдума (Россия, Франция, Греция, Испания), конвентом (США), учредительным собранием (Индия, Италия) или специально созываемым конституционным собранием страны. Конституция может быть октроирована, т. е. введена в одностороннем порядке актом исполнительной власти — главы государства.

Конституция РФ

Конституция РФ была принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г. и вступила в силу 25 декабря 1993 г. после официального подсчета голосов Центральной избирательной комиссией РФ, которая признала референдум состоявшимся, а Конституцию — принятой. В связи с этим прекратила свое действие Конституция РФ. принятая 12 апреля 1978 г. Это был очень важный шаг в осуществлении конституционной реформы.

Но с принятием Конституции конституционная реформа в России не закончилась. Ее продолжением являются принятие предусмотренных Конституцией федеральных конституционных законов (некоторые уже приняты, например о Конституционном Суде РФ, о Правительстве РФ), приведение законодательства в соответствие с Основным законом, а также возможные и допустимые изменения самой Конституции.

Конституция РФ состоит из преамбулы и двух разделов.

Преамбула, т. е. вводная часть, не содержит правовых норм, однако она имеет существенное значение, так как в ней указаны основания и обстоятельства, послужившие поводом к принятию Конституции. Раздел 1, состоящий из девяти глав, является основной частью Конституции РФ. Раздел 2 включает заключительные и переходные положения.

В Конституции РФ получила закрепление новая концепция организации государственной власти, в основу которой положена идея разделения властей. В гл. 1 «Основы конституционного строя» утверждаются основные принципы организации и деятельности государства. Частная собственность признается и находится под защитой государства наряду с государственной и муниципальной; признаются многопартийность, идеологическое многообразие (ст. 13).

В гл. 2 «Права и свободы человека и гражданина» в точном соответствии с общепризнанными нормами и принципами международного права утверждается приоритет прав и свобод граждан над интересами государства. Эта идея является одной их основополагающих в Конституции РФ.

Глава 3 называется «Федеративное устройство». После подписания Федеративного договора 31 марта 1992 г. Российское государство стало федеративным не только по форме, но и по содержанию.

В настоящее время территория РФ состоит из территорий ее субъектов (республики в составе Российской Федерации, края, области, города федерального значения Москва и Санкт-Петербург, автономные округа, автономная область). Субъектам РФ удалось найти компромиссную формулу сочетания общих и частных интересов, каждый из них получает конституционные возможности для полноценною развития.

Остальные главы посвящены системе государственной власти и принципам организации местного самоуправления в России.

Конституция РФ как Основной закон нашей страны обладает важными юридическими признаками.

В отличие от других законодательных актов Конституция РФ имеет учредительный, основополагающий характер. Она регулирует широкую сферу общественных отношений, наиболее важные из них, которые затрагивают коренные интересы всех членов общества. Предметом конституционного регулирования являются основные свойства политической, экономической, социальной и духовной сфер жизни общества. Поэтому конституционные нормы — основополагающие для деятельности государственных орг анов, политических партий, общественных организаций, должностных лиц и граждан. Нормы Конституции первичны по отношению ко веем другим правовым нормам.

Верховенство как юридическое свойство Конституции РФ означает, что она по значимости регулируемых отношений и правовой силе ее норм составляет вершину системы права и действует на всей территории РФ. Как основной источник права Конституция РФ содержит исходные начала всей системы права. Все законы и иные акты государственных органов издаются на ее основе и в соответствии с ней. Текущее законодательство развивает положения Конституции. В ряде случаев Конституция РФ содержит указания о необходимости принятия того или иного закона (например, ст. 70 закрепляет, что статус столицы нашего государства устанавливается федеральным законом). Как юридическая база законодательства Конституция РФ — центр правового пространства, она определяет согласованность развития и систематизации права.

Высшая юридическая сила Конституции РФ определяется с тепенью ее обязательности. Соблюдать Конституцию должны все органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения (ч. 1 ст. 15). Ее нарушение признается правонарушением, а виновные лица в зависимости от тяжести содеянного привлекаются к различным видам ответственности. Строгое и точное соблюдение Конституции — это наивысшая норма поведения для всех субъектов права.

Прямое действие Конституции РФ означает, что установленные сю нормы, принципы используются прямо и непосредственно при регулировании конкретных отношений, не требуется принятия дополнительных нормативных актов. В применении Конституции РФ не может быть отказано под предлогом отсутствия федерального закона, иного нормативного акта, призванного определить порядок действия соответствующей конституционной нормы.

Стабильность Конституции РФ обеспечивается особым порядком ее принятия и изменения. Конституция характеризуется устойчивостью и защищена от поспешных корректировок особым порядком внесения в нее поправок. Согласно нормам гл. 9 Конституцию РФ можно принять либо на референдуме, либо на специально созванном Конституционном Собрании. Поправки к гл. 3-8 Конституции принимаются в порядке, установленном для принятия федерального конституционного закона (необходимо, чтобы за поправку проголосовали две трети депутатов Государственной Думы и три четверти членов Совета Федерации). Затем требуется одобрение поправок органами законодательной (представительной) власти не менее чем двумя третями субъектов РФ. Предложения о новой редакции гл. 1, 2, 9 рассматриваются Кон- ституционным Собранием либо могут быть вынесены на всенародное голосование — референдум; поправки в них не вносятся. Пересмотр гл. 1, 2, 9 Конституции РФ имеет принципиальное значение, которое влечет существенное изменение Конституции, почти равносильное принятию новой. Поэтому названные главы не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием (ч. 1 ст. 135).
Юридические особенности Конституции РФ

Конституция РФ 1993 г. является писаной. Она принята на референдуме, изменяется в жестком порядке, за исключением процедуры внесения в ее ст. 65 новых наименований субъектов Федерации.

Конституция РФ имеет прямое действие (ч. I ст. 15, ст. 18). Заранее невозможно нормативно упорядочить все возможные проявления жизнедеятельности, поэтому в правовой системе должны быть средства, которые при отсутствии отраслевых норм могут использоваться для разрешения конкретных жизненных затруднений. Именно на этом и специализируются конституционные нормы, предназначенные для закрытия «белых пятен» в правоприменительной практике. Конституция действует прямо и в том случае, когда имеющиеся правовые нормы ей не соответствуют. Прямое или непосредственное действие конституционных норм означает право граждан непосредственно опираться на них при осуществлении своих прав. Например, при обращении в суд за защитой права на благоприятную окружающую среду гражданину достаточно указать на конституционную норму (ст. 42) как на источник закрепления данного права. Он не обязан ссылаться на нормы экологического, санитарно-эпидемиологического, градостроительного и другого законодательства. Тем более что в отраслевом законодательстве могут отсутствовать необходимые правила.

Конституция РФ обладает верховенством (ч. 2 ст. 4, ч. 1 ст. 15). Ни один акт, от кого бы он ни исходил, не может быть принят, если он идет вразрез с положениями Конституции. Если же положениям Конституции противоречит акт, принятый до ее вступления в действие, то он должен быть приведен в соответствие с ней. Кроме того, из названного свойства Конституции вытекает обязанность законодателя детализировать ее содержание в отраслевом законодательстве. Названная обязанность вовсе не исчерпывается принятием законов, прямо предусмотренных Конституцией РФ (о государственных символах, о Правительстве, о Конституционном Суде и т. п.). Отраслевое законодательство должно максимально раскрывать содержание любых конституционных норм. В развитии конституционных норм особое значение принадлежит федеральным конституционным законам (ст. 108) — передаточному звену между Конституцией и обычным законодательством, детализирующему наиболее важные ее положения. Задача детализации конституционного содержания лежит и на правоприменительных органах, тех же судах.

Конституция РФ имеет высшую юридическую силу (ч. 1 ст. 15). Следовательно, при столкновении конституционной нормы и иных правовых норм всегда должна применяться норма Конституции. Часть 4 ст. 15 Конституции РФ гласит, что если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Приведенное правило в силу высшей юридической силы Конституции не распространяется на нее саму, а также на законы о поправках к ней.

Высшая юридическая сила Конституции РФ дополняется особым статусом гл. 1 «Основы конституционного строя». Положениям этой главы не могут противоречить любые другие положения Конституции. Значит, нормы, закрепляющие основы конституционного строя, обладают большей юридической силой, чем иные нормы Конституции. Главу 1 иногда именуют «конституцией в конституции». Другие нормы Конституции РФ развивают, уточняют положения гл. 1, вытекают из них. Так, на детализацию положений ст. 2 Конституции РФ о человеке, его правах и свободах как высшей ценности и об обязанности государства признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина направлены нормы гл. 2 «Права и свободы человека и гражданина» Конституции РФ.

Еще одна особенность Конституции РФ — особый порядок ее охраны. Все государственные органы призваны обеспечивать действенность Конституции. Однако в стране учрежден и специализированный орган конституционного контроля — Конституционный Суд РФ. К исключительной компетенции Конституционного Суда относятся толкование Конституции, проверка на предмет конституционности действующего законодательства, не вступивших в силу международных договоров.

К числу содержательных особенностей Конституции РФ относятся: сжатое, но комплексное закрепление устройства государства и негосударственных институтов; приоритетное регулирование прав и свобод людей по сравнению с их обязанностями; учреждение федерализма, республиканской формы правления, демократического правового режима. Структура Конституции РФ включает преамбулу и два раздела. В первом из них девять глав, включающих 137 статей. Раздел второй «Заключительные и переходные положения» состоит из девяти пунктов.

Одни положения российской Конституции могут быть квалифицированы как реальные (например, нормы о статусе Президента), другие остаются в значительной мере фиктивными (нормы о правах и свободах человека и гражданина).

Поправки и пересмотр Конституции
 

http://www.grandars.ru/college/pravo...nstitucii.html

Порядок и условия внесения в Конституцию РФ поправок и ее пересмотра определяются в гл. 9 Конституции. На сегодня применительно к разным конституционным нормам предусмотрено четыре способа их изменения.

Первый способ применим к положениям гл. 1, 2 и 9; второй используется для принятия поправок к гл. 3-8; третий и четвертый определяют порядок внесения изменений в некоторые положения ст. 65 (содержится в гл. 3 Конституции РФ) и, следовательно, являются исключениями из второго способа.

Первый способ внесения поправок

Положения гл. 1, 2, 9 в соответствии со ст. 135 Конституции РФ изменяются в наиболее затрудненном порядке.

Во-первых, внесение любой минимальной поправки в эти главы возможно только посредством принятия новой Конституции. Дело в том, что нормы гл. 1, 2, 9 Конституции РФ составляют «фундамент» всех иных конституционных норм. Любая норма названных глав находится в системной связи с другими конституционными положениями, задавая глубинное содержание последним. Поэтому даже незначительное изменение упомянутой нормы предполагает пересмотр в соответствии с ее новым содержанием конституционного текста в целом.

Во-вторых, принятие новой Конституции относится к компетенции специально созываемого для этого Конституционного Собрания, а не Федерального Собрания РФ. Однако только Федеральное Собрание может по предложениям субъектов права конституционной инициативы (перечислены в ст. 134 Конституции РФ) возбуждать вопрос о пересмотре положений гл. 1,2 и 9. Для этого требуется, чтобы внесенное предложение было поддержано 3/5 голосов от общего числа членов Совета Федерации и таким же большинством голосов депутатов Государственной Думы.

Конституционное Собрание по инициативе Федерального Собрания либо подтверждает неизменность Конституции, либо разрабатывает проект новой Конституции, который самостоятельно принимает 2/3 голосов от общего числа его членов или выносит на всенародное голосование (референдум). Соответственно консти туционный порядок пересмотра гл. 1, 2 и 9 Конституции РФ уточняется в федеральных конституционных законах о референдуме в Российской Федерации и о Конституционном Собрании, последний из которых еще не принят.

Второй способ внесения поправок

Поправки к гл. 3-8 Конституции РФ в соответствии с ее ст. 136 принимаются в порядке, предусмотренном для федерального конституционного закона (ст. 108), и вступают в силу после их одобрения органами законодательной власти не менее чем 2/3 субъектов Федерации. При раскрытии содержания упомянутых статей законодатель в Федеральном законе от 4 марта 1998 г. № ЗЗ-ФЗ «О порядке принятия и вступления в силу поправок к Конституции Российской Федерации» исходит из их толкования Конституционным Судом РФ. Конституционный Суд РФ в постановлении от 31 октября 1995 г. № 12-П указал, что поправки к гл. 3-8 Конституции по смыслу ее ст. 136 принимаются в форме особого правового акта — закона Российской Федерации о поправке к Конституции РФ, имеющего особый правовой статус и отличающегося как от федерального закона, гак и от федерального конституционного закона. Тогда положение ст. 136 Конституции РФ о том, что поправки к гл. 3-8 Конституции принимаются в порядке, предусмотренном для принятия федерального конституционного закона, означает, что к закону о поправке к Конституции применима лишь процедура принятия федерального конституционного закона, а не форма последнего. Как полагает Конституционный Суд РФ, в отличие от поправок к Конституции федеральный конституционный закон по своей юридической природе принимается во исполнение Конституции и не может изменять ее положения, а также не может стать се составной частью.

Процедура принятия закона о поправке к Конституции отличается от процедуры принятия федерального конституционного закона, что нашло отражение в анализируемом законе.

Во-первых, если круг субъектов права законодательной инициативы по внесению проектов федеральных конституционных законов перечислен в ст. 104 Конституции РФ, то круг субъектов права законодательной инициативы по внесению законов о поправках к Конституции установлен в ст. 134 Конституции РФ. Об этом говорится в ч. 1 ст. 3 указанного Федерального закона.

Во-вторых, ст. 7 этого Закона предусматривает, что в срок не позднее пяти дней со дня принятия закона о поправке к Конституции Председатель Совета Федерации опубликовывает для всеобщего сведения уведомление, включающее текст закона с указанием дат его одобрения Государственной Думой и Советом Федерации. Аналогичная публикация федеральных конституционных законов не предусмотрена.

В-третьих, принятые федеральные конституционные законы в течение 14 дней подлежат подписанию Президентом РФ и обнародованию (ч. 2 ст. 108 Конституции РФ). Естественно, что такой порядок к законам о поправках к Конституции не применим — после принятия они направляются на одобрение в органы законодательной власти субъектов Федерации, а не на подписание. Статья 136 Конституции РФ ничего не говорит о сроке, в течение которого законодательные органы субъектов Федерации обязаны рассмотреть вопрос об одобрении либо о неодобрении закона о поправке к Конституции. Этот срок установлен в ст. 9 Федерального закона «О порядке принятия и вступления в силу поправок к Конституции Российской Федерации». Законодательный орган субъекта Федерации самостоятельно обязан рассмотреть такой закон в срок не позднее одного года со дня принятия.

Далее Совет Федерации на своем очередном заседании, следующем за днем истечения срока рассмотрения закона о поправке в законодательных органах субъектов Федерации, устанавливает результаты этого рассмотрения в форме постановления (ст. 11 Федерального закона). Законодатель в данной статье предусматривает право Президента РФ и законодательных органов субъектов Федерации в течение семи дней со дня принятия названного постановления обжаловать его в Верховный Суд РФ. Одобренный закон в течение семи дней со дня установления Советом Федерации результатов его рассмотрения законодательными органами субъектов Федерации направляется Председателем Совета Федерации Президенту РФ. подписывается и опубликовывается им не позднее 14 дней со дня получения закона (ст. 12 Закона).

После вступления в силу закона о поправке к Конституции необходимо еще включить соответствующую поправку непосредственно в текст Конституции, а значит, нужно осуществить официальную публикацию текста Конституции. Президент РФ в течение месяца со дня вступления в силу закона о поправке официально публикует Конституцию с внесенной в нес поправкой, а также с указанием даты вступления данной поправки в силу.

Представляется, что при опубликовании поправки должны выделяться в тексте. Стоит подумать также над введением эталонного экземпляра Конституции, который бы на каждый данный момент содержал действующий официальный ее текст. Режим работы с эталонным экземпляром и его хранения должен стать предметом специального законодательного регулирования.

Третий способ пересмотра Конституции

Часть 1 ст. 137 Конституции РФ гласит, что изменения в ст. 65 Конституции РФ, предусматривающие принятие в Российскую Федерацию нового субъекта или образование в ее составе нового субъекта Федерации, а также изменение конституционно-правового статуса действующего субъекта Федерации, вносятся на основании федеральных конституционных законов. Особенности принятия таких федеральных конституционных законов (за исключением изменения конституционно-правового статуса субъектов Федерации) установлены Федеральным конституционным законом от 17 декабря 2001 г. № 6-ФКЗ «О порядке принятия в Российскую Федерацию и образования в се составе нового субъекта Российской Федерации». Способ внесения изменений — официальное опубликование Президентом РФ Конституции РФ в новой редакции в течение месяца со дня вступления в силу соответствующих федеральных конституционных законов.

Четвертый способ пересмотра Конституции

Все три изложенных способа изменения Конституции относятся, хотя и в разной мере, к числу жестких. Однако внесение изменений в действующую Конституцию возможно и в упрощенном порядке на основании указов Президента РФ. Речь идет о включении в ст. 65 Конституции РФ новых наименований субъектов Федерации. Президент издаст указы на основании решений субъектов Федерации об утверждении ими своих новых наименований.

Приведенный вариант изменения Конституции в ней не оговорен — он предусмотрен в постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1995 г. № 15-П по делу о толковании ч. 2 ст. 137 Конституции РФ.

Конституционный Суд РФ указал, что Президент РФ на основании ст. 80 (ч. 1 и 2) Конституции РФ является главой государства и гарантом Конституции. И з этого вытекает и его обязанность обеспечить включение в конституционный текст поправок и изменений посредством официального опубликования актов, принятых в порядке ст. 136 и 137 Конституции РФ. Правовым основанием такого действия является решение субъекта Федерации об изменении собственного наименования, принятое в соответствии с федеральным законодательством и законодательством данного субъекта.

Анализ норм гл. 9 Конституции РФ, как полагает Суд, показывает, что предусмотренный ч. 2 ст. 137 упрощенный порядок включения в ст. 65 нового наименования субъекта Федерации допустим только в тех случаях, когда переименование не связано с возможными отступлениями от смысла иных конституционных норм. Новое наименование субъекта Федерации не может затрагивать основы конституционного строя, права и свободы человека и гражданина, интересы других субъектов Федерации, Российской Федерации в целом и интересы других государств, а также предполагать изменение состава Российской Федерации или конституционно-правового статуса ее субъекта.

В частности, оно не должно содержать указания на иную форму правления, чем предусмотренную Конституцией, затрагивать ее целостность, подразумевать или инициировать какие-либо территориальные претензии, противоречить светскому характеру государства и принципу отделения церкви от государства, ущемлять свободу совести, включать противоречащие Конституции идеологические и иные общественно-политические оценки, игнорировать исторические или этнические традиции.

Конституционный Суд РФ особо указал, что предложенное им толкование ст. 137 Конституции РФ не исключает возможности дополнительного урегулирования порядка применения ч. 2 ст. 137 федеральным законом. Названный аспект не получил развернутой законодательной детализации.

Послесловие ко Дню Конституции
 

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...u-konstitutsii
Конституция 1993 года – крайне несовершенный и опасный для демократии документ
15.12.2015

День Конституции каждый раз становится поводом сокрушаться, насколько реалии нашей жизни отличаются или же прямо противоречат нормам, гарантированным Основным законом. Не снимая ответственности с заказчиков и исполнителей созданной в последние годы системы игнорирования Конституции, важно признать наконец, что сама по себе Конституция 1993 г. оказалась не только крайне несовершенным, но и опасным для демократии документом.

Беда действующей Конституции – ее потрясающая неконкретность в описании самых важных и значимых полномочий, ситуаций и процедур. Такое ощущение, что ее авторы вдохновлялись известным наставлением Наполеона Бонапарта: «Пишите так, чтобы было кратко и неясно». Явно стоило бы четче выразиться и про два президентских срока, допустимых для одного человека, и про обязательность выборов губернаторов исключительно всеобщим тайным голосованием жителей регионов, и про правила формирования Государственной думы и Совета Федерации, и про недопустимость удлинения сроков полномочий отдельных чиновников и органов власти. Восьмая глава, посвященная местному самоуправлению, настолько пустая и декларативная, что из нее вообще ничего в практическом смысле не следует – и сейчас местное самоуправление в России фактически поглощается исполнительной властью, безнаказанно и в соответствии с буквой действующей Конституции.

Авторы нынешней Конституции находились под сильнейшим впечатлением от полузабытого ныне конфликта Бориса Ельцина с Верховным советом РСФСР в 1992–1993 гг. и потому сделали все, чтобы ликвидировать саму возможность узурпации власти парламентом. Возможности узурпации с другой стороны они или не видели вовсе, или умышленно игнорировали – во всяком случае, никаких реализуемых механизмов ограничения власти уже действующего президента в Конституции России нет. Неконкретность нашей Конституции бросается в глаза и отсутствием ясных, работающих и однозначно трактуемых механизмов защиты провозглашаемых ею принципов и свобод как на уровне отношений между субъектами Федерации и федеральной властью, так и применительно к конкретному гражданину, сталкивающемуся с произволом.

Если когда-нибудь в России будет писаться новая Конституция, ставящая своей главной целью охрану интересов граждан, реальную защиту демократии, прав и свобод человека, то хотелось бы, чтобы ее авторы учли ошибки своих предшественников и кроме юридической логики учитывали еще и суровые реалии, в которых Конституция должна будет работать. Очевидно, что в российской Конституции не должно остаться места для любых «уточнений» и «улучшений» в трактовке фундаментальных вопросов демократии и прав человека, все должно быть изложено развернуто, конкретно и однозначно. Любая неясность, любая двусмысленность обязательно обернется во вред гражданам, их правам и свободам. Нельзя предусмотреть всего на века вперед, но минимизировать даже теоретическую возможность любой узурпации власти все-таки можно и даже нужно.

В российской Конституции необходимы самые жесткие, прямые и безусловные механизмы защиты гражданами своих прав и самой Конституции. Вплоть до вменения гражданам в обязанность не только не исполнять прямо противоречащие Конституции решения любых органов и должностных лиц, но и сопротивляться им всеми способами.

Автор – президент Института развития и модернизации общественных связей, Екатеринбург

Конституционные ограничения полномочий президента необходимы
 

https://openrussia.org/post/view/11316/
Об авторстве, достоинствах и недостатках Конституции

Сначала я бы хотел возразить против своего авторства. Есть минимум пять человек в России, которые этого заслуживают. Я всего лишь один из членов Конституционного совещания, не более того. Тем не менее я не отрекаюсь от этой Конституции.

Давайте разделим проблему на несколько более простых.

Первое: несовершенна ли эта Конституция? Да, и понятно в чем. Более того, еще в 1998 году я и еще двое моих друзей и коллег Михаил Краснов и Михаил Федотов подготовили новую редакцию этой Конституции, она висит у нас на сайте http://indem.ru/Congress/const1.htm, можно с этим ознакомиться. На самом деле, экспертами признается, что первые две главы у нас весьма приличные. Как раз те, которые касаются фундаментальных основ Конституции, конституционных принципов и прав граждан.

А с остальными главами есть проблемы. Это проблемы, конечно, в системе сдержек и противовесов, распределении полномочий и так далее. С одной стороны, это преувеличивается, с другой стороны — это абсолютная правда, требует совершенствований, и мы это делали.

Вопрос номер два. Представим себе, что Владимир Владимирович Путин, абсолютно неравнодушно относясь к Ходорковскому, вносит новый проект Конституции, и Федеральное Собрание абсолютным числом голосов, то есть всеми голосами, принимает эту Конституцию. Приведет ли это к изменению жизни в России? Ни хрена не приведет.

Есть такое понятие — легизм. Мы его еще называем нормативный фетишизм. Это представление о том, что если принять правильные законы, то жизнь тут же становится правильной. Последние двадцать пять лет Россия является уникальным контрпримером того, что наши хорошие законы не приводят к хорошей жизни.

Например, у нас очень приличные законы, регулирующие работы судебной власти. Мы что, очень довольны работой судебной власти? Нет. Ну, мы знаем людей, которые этим довольны. Например, тот же Владимир Владимирович Путин фантастически любит направлять нас в суды.

У нас прекрасно прописаны права и свободы граждан. У нас что, процветают права и свободы граждан? Нет.

У нас нормальный закон о банкротствах. У нас что, закон о банкротствах применяется для того, чтобы собственность от неэффективных собственников перешла к эффективным? Ровно наоборот.

Дело в том, что понятие института (о чем собственно говорит Ходорковский, не используя этот термин, а самый главный институт — это политическая система) не сводится к понятию формальных норм, как это долго думали. Уже лет пятнадцать наука знает, что это далеко не так.

И это понимал Кант, это понимал недавно умершей корифей институционализма Дуглас Норт — лауреат Нобелевской премии, который писал, что институты, помимо формальных норм, это еще неформальные практики и это еще условия, в которых и то, и другое функционирует. И одно из этих условий — например, наши мозги. Кант писал, что любые реформы должны начинаться с реформы в головах. А вот с этим как раз и есть проблема, потому что наша власть, не читая, естественно, Канта и Дугласа Норта, прекрасно занимается именно тем, на что указывал Кант: она занимается тем, что дурманит головы, и это ей удается прекрасно. А мы этому ничего не противопоставляем. Мы зато говорим, как у нас будет хорошо, когда мы поменяем Конституцию. Это несерьезно, что называется, как говорит моя жена, следы непрочитанных книжек. Вот, собственное, мое отношение к этому.

Кто может написать новую Конституцию

Я бы позвал Михаила Александровича Краснова, Елену Анатольевну Лукьянову, Тамару Георгиевну Морщакову. И еще немало есть очень хороших юристов у нас. Но другое дело, что они не согласились бы. Например, тот же Михаил Александрович Краснов, мой друг и коллега, с которым мы вместе работали в Кремле и до сих пор дружим. У нас с ним долго был спор, что первично: нормы или мозги и неформальные практики. Он то утверждал, что нормы. Но последние годы он очень серьезно занимался изучением конституций других транзитных стран, то есть стран, переходящих из одной системы в другую (политической, экономической), и увидел, что немало есть таких стран, где Конституции гораздо более совершенные, и в них прописано то, чего Михаилу Александровичу не хватало в нашей Конституции. И он увидел, что эти страны отнюдь не благополучны по сравнению с Россией, несмотря на то, что у них совершенные Конституции. И тут он потихоньку стал становиться моим сторонником.

О конституционных ограничениях полномочий президента

Конечно (ограничения нужны. — ОР). Вы вспомните, в каких условиях тогда принималась и долизывалась, извините, Конституция: в условиях колоссального политического стресса, который пережили и элиты, и страна в целом. В условиях, когда предыдущая Конституция была противоположным положением маятника, и там был абсолютно монопольный Съезд как центр власти. Понятно, что маятник качнулся в противоположную сторону как бы для перестраховки.

И это необходимо не сейчас, это необходимо вообще. Это связано с одним фундаментальным свойством нашей Конституции. У нас сейчас президент отвечает одновременно и за стабильность, так сказать, политико-правовой системы, ее устойчивость, незыблемость. А с другой стороны, он одновременно отвечает за ее адаптивность, за то, чтобы участвовать в среднесрочном управлении через послание, через резкое вмешательство в работу правительства и т.д. и т.д. Это фантастически неэффективно, поскольку создает системный конфликт интересов внутри одной головы, одного властного органа под названием президент.

О парламентской республике

Разделение на президентскую и парламентскую республику — это также довольно устарелая вещь. Есть и промежуточные формы, которые более полезны. Вот для нас точно более полезны. Для нас самая полезная — это сильный президент, но который отвечает только за то, чтобы в стране соблюдался закон, конституция, права граждан. Но не вмешивался бы в оперативность. И сильный парламент, который формирует правительство. А правительство, собственно, и отвечает за экономическую адаптивность, адаптивность системы. Это разделение для нас очень важно — два сильных центра власти, которые взаимно ограничивают друг друга.

О конституционном праве народа на восстание

Это норма из американской Конституции. Я вас уверяю, что большое число весьма успешных стран эффективно поддерживают демократию без нее. Поэтому дело не в том, есть эта норма или нет. Предположим, что ее нет. Но власть может довести общество до того, что оно восстанет, и никакая власть ничего не сможет сделать, опираясь на отсутствие этой нормы. Это первое.

Второе: представьте себе, что это норма у нас уже содержится в Конституции. Как вы думаете, это как-нибудь повлияло бы на ту политическую динамику, которую мы видели пятнадцать лет? Она существовала не потому, что нет этой нормы, а потому что было уставшее от революции, спящее, конформное общество.

О конституционном перевороте
 

https://openrussia.org/post/view/11268/
Кто виноват в том, что произошло с Конституцией России, и что нам теперь с ней делать
День Конституции России 12 декабря ознаменовался задержанием одного из ее авторов за мирный пикет. Многие констатировали фактическое игнорирование властью Основного закона, и это абсолютная правда.

В 2015 году, спустя 22 года после принятия Основного закона, Россия вновь находится в глубочайшем конституционном кризисе. Он обусловлен как сознательными действиями власти, направленными на извращение принципов и целей Конституции, так и слабостями, заложенными в ней самой.

Сегодня Конституция является лишь бумажкой — мнимым символом федеративности, свободы и демократии. На практике Владимир Путин и его сподвижники обращаются с ней по собственному усмотрению. И если раньше власть соблюдала хотя бы формальные условности (как при продлении сроков полномочий президента), то теперь ей на такие мелочи наплевать.
Фактически процесс разрушения Конституции начался еще 15 лет назад, когда был изменен порядок формирования Федерального собрания, и губернаторы и спикеры региональных законодательных органов потеряли свои места. Постепенно закрепощая регионы, в 2004 году Путин воспользовался трагедией в Беслане, чтобы отменить выборы губернаторов. Намерение полностью убить федеративность страны ради перехода к ручному вертикальному управлению становилось все очевиднее. Было демонстративно проигнорировано решение Конституционного суда 1996 года, закреплявшее лишь два способа получения губернаторского кресла: прямые выборы или назначение из состава законодательного органа субъекта федерации.

Заколачивать гвозди в гроб Конституции власть продолжила при Медведеве. Сроки полномочий президента и Государственной Думы увеличились до 6 и 5 лет соответственно — под смехотворным предлогом максимально разнести по времени выборы главы государства и нижней палаты парламента. Что мешало решить эту проблему техническими средствами, не трогая Конституцию? Лишь желание Путина править двенадцать лет, не отвлекаясь на мелочи вроде избирательных кампаний.

После этого Путин окончательно перестал считаться с Конституцией, как перестают считаться с выжившей из ума престарелой родственницей. Были введены существенные ограничения свободы собраний, свободы СМИ, гарантий неприкосновенности частной жизни. Все это происходило под предлогом борьбы с внешними (реже — с внутренними) врагами.

Наконец, события начала декабря 2015 года позволяют говорить, что Конституция как основной закон вообще перестала существовать. Госдума по указанию Кремля приняла закон, позволяющий России с разрешения Конституционного суда не исполнять решения международных судов. Отменяется принцип верховенства международных обязательств России над внутренним законодательством. Это прямая ревизия Конституции, причем первой ее главы, которая вообще не может быть изменена иначе как созывом Конституционного собрания. Оно может либо сохранить действующую редакцию, либо разработать новый проект Конституции и представить его на всенародный референдум.
Следует ли в такой ситуации защищать существующую Конституцию, как нас к тому многие призывают?

На мой взгляд, нет.

Этот во многом неудобный для власти закон можно и нужно использовать для демонстрации лицемерия Кремля, который призывает общество соблюдать репрессивные законы, принятые нелегитимными органами власти. Но пытаться оживить труп в такой ситуации бессмысленно.
Нынешний политический режим и Конституция-1993, совместно прожив долгую, хотя и не очень счастливую жизнь,
должны уйти в один день

Нынешний политический режим и Конституция-1993, совместно прожив долгую, хотя и не очень счастливую жизнь, должны уйти в один день.

Нам же, в свою очередь, нужно понять фундаментальные причины нынешнего кризиса. Это отсутствие инструментов самозащиты Конституции, несменяемость власти и деградация конституционного правосудия. Последние 15 лет ясно продемонстрировали, что основной закон не смог выстоять под ударами правящей верхушки, готовой на все ради сохрания своей диктатуры.

Чтобы обеспечить необратимость демократического и конституционного процессов, необходимо создать политические, правовые и силовые ограничения для исполнительной власти. Создать реальные механизмы защиты Конституции — причем защиты именно от государства.
Полагаю, что без четко закрепленного и обеспеченного необходимыми инструментами реализации права народа на восстание против узурпаторов мы здесь не обойдемся, хотя только его одного явно не достаточно. После решения вопроса о механизмах реализации Конституции и ее защиты перед российскими конституционалистами встанут новые проблемы: например, как конституционно поддержать сильное правительство, как построить реальный федерализм и как организовать местное самоуправление.

Важнейший пункт повестки — переход к парламентской демократии, в которой вся полнота исполнительной власти в РФ принадлежит федеральному правительству, назначаемому парламентом по итогам выборов. Президент страны в этой системе не наделен полномочиями ни одной из ветвей власти и выполняет в основном функции верховного политического арбитра и гаранта прав граждан.

Кроме этого, последние почти сто лет Россия называет себя федерацией и имеет внешние вторичные федеративные признаки — двухпалатный парламент и региональные законодательные собрания. Но федерацией в истинном понимании Россия не является в силу отсутствия первичного признака — децентрализации.

Очевидно, что децентрализация экономической и политической жизни является для России насущной потребностью. Что такая страна, как Россия, без децентрализации не может развиваться ни в какой иной парадигме, кроме имперской. Поэтому федерализация России — не формальная, а реальная, с созданием десятка или несколько больше новых экономических и политических центров жизни, — это конституционный приоритет. Одной Москвы стране явно недостаточно.
Задача состоит в том, чтобы в максимально возможной мере вернуть полномочия по организации собственной жизни самому обществу
Наконец, развитие местного самоуправления является главной стратегической целью для России.
Только так можно обеспечить единство страны в многообразии местных форм политической и культурной жизни, обеспечить использование ресурсов общества на реальные потребности людей.

Для успеха этого дела нужны мощные политические и правовые стимуляторы: прежде всего, местному самоуправлению должна быть обеспечена бюджетная независимость на конституционном уровне.

Долгосрочные цели могут быть достигнуты только в рамках работы над проектом новой Конституции

Если неотложные задачи по восстановлению конституционного режима могут и должны быть решены при помощи подготовленных заранее конституционных поправок, то долгосрочные цели могут быть достигнуты только в рамках работы над проектом новой Конституции.

Для подготовки этого проекта должно быть созвано Конституционное собрание (что предусмотрено действующей Конституцией, но пока невозможно, потому что за двадцать два года ни прошлый, ни нынешний режим так и не удосужились принять соответствующий конституционный закон). Конституционное собрание должно составить и согласовать текст новой Конституции, а также предложить механизм ее принятия.
Когда в России наконец сменится власть, мы должны быть к этому готовы
Это долгий и трудный путь, но самое важное — начать. Уже год Открытая Россия ведет дискуссию о российской Конституции. Сейчас мы стоим перед необходимостью пойти дальше и организовать при помощи экспертного сообщества работу сразу в двух направлениях: подготовку неотложных поправок в текст действующей Конституции и подготовку перспективного проекта будущей Конституции свободной и демократической страны.

Когда в России наконец сменится власть, мы должны быть к этому готовы.

Свободы не бывает без равенства, а равенство не бывает без братства
 

https://openrussia.org/post/view/3756/
Опубликовано 26 марта 2015 года

Жить «по понятиям» или по конституции? Нужна ли вообще России конституция и что делать, чтобы она действительно работала, — объясняет политолог
доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Святого Антония Оксфордского университета.

Как говорила главная героиня фильма «Москва слезам не верит», те, кто настроился на чтение политического триллера, могут спокойно продолжить заниматься своими делами — эта статья не для них.
Не то, чтобы мне не были известны законы триллера, они восходят к рецептам изготовления актуальных репортажей, раскрытым еще Ильфом и Петровым в «Золотом теленке», и просты как «три аккорда». Сначала немного о катастрофическом положении дел в России (в зависимости от профиля пишущего — экономическом, политическом или духовном), потом об ответственности «кремлевской хунты» за это безобразие (благо поводы всегда под рукой), и закончить надо обязательно куплетом из песенки придворного кролика, когда-то бывшего бунтарем, из повести Фазиля Искандера: «Но буря все равно грядет!». Внимание читателей по обе стороны идейных баррикад к такой публикации гарантировано.
Проблема лишь в том, что поиск реальных ответов на насущные вопросы экономического, социального и политического развития современной России практически невозможно осуществлять, оставаясь в рамках этого популярного в народе жанра.

Конституция — враг понятий

Нет более опошленной бесконечной болтовней темы, чем конституционная реформа в России. Тем не менее, другого пути продвинуться вперед в этом вопросе, кроме как заново запустить широкую общественную дискуссию о том, нужна ли России новая Конституция и если нужна, то какая, не существует.

Вообще было бы полезно, если бы эта дискуссия велась не только между теми, кто согласен с тем, что России нужна конституционная реформа, но и с участием тех, кто полагает, что России, по большому счету, сегодня не нужна ни конституционная реформа, ни сама Конституция. В конце концов, Открытая Россия на то и открытая, чтобы быть площадкой для изложения самых разнообразных и даже взаимоисключающих позиций. Все, что имеет своей целью поиск истины, а не пропаганду (не важно, каких именно идей), полезно.

Мы привыкли к мысли, что Россия — это «молодая демократия», и поэтому склонны списывать многие проблемы ее конституционного развития на «подростковый возраст». Между тем, молодая была не молода: русскому конституционализму как идеологии насчитывается почти два столетия. Срок вполне достаточный для того, чтобы продвинуться хотя бы в уяснении основных понятий. Этого, однако, не произошло. Да и в целом конституционная проблематика не пользуется в России популярностью. Могу сослаться на свой личный опыт — за несколько лет достаточно активной публицистической деятельности я несколько раз сталкивался с полным отсутствием интереса широкой аудитории к своим текстам. Во всех без исключения случаях это касалось текстов, в которых, так или иначе, ставились конституционные вопросы. Почти не сомневаюсь в том, что и этот текст постигнет подобная участь.

По всей видимости, есть что-то в русской почве, что препятствует нормальному росту посеянных в ней когда-то конституционных зерен. Поэтому прежде чем переходить к обсуждению деталей конституционного плана, надо пристальней присмотреться к той культурной площадке, на которой предстоит возвести здание русского конституционализма.

Многие думают, что конституция — это текст. В крайнем случае, ее рассматривают как политическое «лего», из которого по инструкции надо собрать государство. Поэтому, если что-то пошло не так, то обычно предлагают один «ветхозаветный» текст заменить на другой, «новозаветный», полагая, что все после этого «станет кока-кола» (Андрей Кончаловский, надеюсь, простит меня за украденную метафору). Но «кока-колу» русская земля никак не родит, а выходит все больше кислый квас. Потому что конституция — это, прежде всего, уклад жизни, то есть такой бестелесный социальный эфир, который нельзя формализовать и навязать обществу сверху, если оно само к этому не готово.

Вопрос о создании конституционного государства в России — это не вопрос написания «идеального текста». Это вопрос подготовки и осуществления глубочайшей нравственной, социальной и, как следствие, политической революции, прежде всего, в умах и в делах миллионов людей. Конституция вообще — синоним революции. Революции не в смысле политического переворота, — это историческая частность, которая может присутствовать, но может и отсутствовать, — а в смысле переворота всего привычного образа жизни, всего, что составляет основу традиционного мышления и поведения человека, которые в России принято называть «понятиями». Потому что «жить по понятиям» — значит всего лишь жить в соответствии с глубоко укоренившейся патриархально-средневековой традицией. Поэтому так естественно, что Кавказ — это сегодня оплот русской «понятийности».

Конституция — это враг понятий, она вытесняет их законом (нигде в мире — до конца). Для того, чтобы построить конституционное государство, необходимо отречься от старых понятий. Чехов призывал русского человека по капле выдавливать из себя раба, настоящий конституционалист должен сейчас призывать русских людей по капле выдавливать из себя «понятийность». Так получилось, что Россия одной ногой вступила в Новое время вместе с Петром, но вторая ее нога так и застряла в старой понятийной Московии. И сейчас, похоже, ногам стало скучно друг без друга — либо Россия должна выскочить из своего Нового времени и целиком вернуться обратно в средневековье, либо ей придется, наконец, выдернуть оттуда и вторую ногу, приступив к созданию конституционного государства. Речь идет о духовном, интеллектуальном преобразовании, сопоставимом с петровскими реформами и большевистской революцией, а, может быть, даже и превосходящем их по масштабу.

Конституционализм как альтернатива «русской матрице»

Конституционализм — это привычка жить в условиях правового самоограничения и, как следствие, требовать самоограничения (воздержания от произвола) от государственной власти.

Но откуда взяться этой привычке? Она сродни привычке гасить за собой свет или не мусорить на улице. То есть это в первую очередь вопрос внутренней культуры. Строй наших действий обычно отвечает строю наших мыслей. Как говорил профессор Преображенский, «разруха начинается в головах». Значит, и конституционализм должен победить сначала в умах и в душах, и лишь после этого можно рассчитывать на его политическую победу.

Социум живет по закону сообщающихся культурных сосудов. Там, где есть повседневная нравственная и даже просто бытовая дисциплина, там, рано или поздно, несмотря на всевозможные отклонения от «генеральной линии» исторического развития, появятся ростки конституционализма. Там, где царит всеобщая расхлябанность, нравственная вседозволенность, никакого конституционализма не будет, даже если обклеить текстами конституции все стены домов. Декоративная демократия в таком обществе всегда будет вырождаться в анархию, которая по законам, открытым еще древними греками, будет неизбежно эволюционировать в деспотию. В этом, по сути, состоит разгадка тайны бурных российских девяностых и пришедших им на смену тихих нулевых.

Задержка в конституционном развитии России имеет совершенно объективные культурные предпосылки. Конституционализм пришел в Россию не на пустое место. Россия — не Африка, где политические миссионеры могут проращивать на пустом поле ростки цивилизации (хотя и там это мало кому пока удалось). Здесь территория уже была оккупирована культурой, глубоко враждебной конституционализму. Поэтому в России конституционные идеи, привнесенные с Запада, не могли свободно распространяться, наталкиваясь повсеместно на сопротивление «коренной культуры». Если в Европе вирус конституционализма без особого труда завоевал общественное пространство, то в России он породил мощный ответ чуждой ему культурной иммунной системы.

В одном многочисленные прохановы и дугины правы — конституционная идея глубоко противна «традиционной русскости». Другое дело, хотим ли мы эту традиционную, понятийную «русскость» и дальше холить и лелеять, или мы хотим создать другую «русскость», отвечающую потребностям времени и его вызовам. Таким образом, честная и бескомпромиссная постановка вопроса о конституционализме вскрывает проблему эпического масштаба. Конституционализм несовместим с тем, что мы привычно называем «русской матрицей», то есть набором русских «исторических» социальных и политических практик, имеющих источником своего происхождения православную (и, в конечном счете, византийскую) религиозную традицию.

Похоже, проходит время недоговоренностей, когда можно было позволить себе не называть вещи своими именами. Начиная с 1989 года, российские конституционалисты пытались решать частности, не затрагивая главного вопроса — насколько вообще конституционная идея может быть вписана в интерьер русской традиционной (понятийной) ментальности?

Ответ на этот вопрос не вдохновляет — скорее всего, она никак не может быть в него вписана. Таким образом, реальное, а не мнимое конституционное преобразование России предполагает устранение традиционной «русскости» в ее привычном для нас историческом облике. Другое дело, что эта самая «русскость» должна возродиться в новой, пока неведомой нам конституционной форме. Но вопрос стоит именно так: или конституция, или «Россия, которую мы потеряли» — вместе они сосуществовать не могут. России нужна не просто новая конституция, а «новый человек», способный жить в обществе, скроенном по конституционным лекалам. Ничего толкового не случится, пока на смену homo soveticus не придет homo constituticus.

Первый необходимый шаг в решении любой проблемы — это осознание ее масштабов. Российские конституционалисты до сих пор явно недооценивали масштаб исторической задачи, которую им предстоит решить. Конституционные идеи нельзя вписать в русскую понятийную традицию, нельзя замаскировать под «старину», примирить то ли с советским, то ли с имперским (что почти одно и то же) прошлым. Для становления конституционного строя в России требуется отправить на свалку истории весь привычный уклад русской жизни со всеми его «понятиями» и «символами».

Это звучит угрожающе, но в этом нет ничего принципиально невозможного. Так в Европе человек Нового времени бескомпромиссно отправил в историческое небытие человека средневековья с его привычками и взглядами, которые мало чем отличались от привычек и взглядов современного русского человека. Думаю, что эта задача вполне по силам и российскому обществу, просто надо четко представлять себе объем той исторической работы, которую предстоит проделать. Пока же глубину противостояния осознают, скорее, противники конституционализма, ревнители русской старины, которые восприняли конституционную угрозу как смертельную опасность и начали против конституционализма крестовый поход.

Рождение конституционной потребности

Что формирует тот конституционный строй мыслей, который является предпосылкой и условием возникновения конституционного строя?

Обычно предметом тщательного исследования являются конституционные принципы, то есть те базовые парадигмы общественно-политического устройства, которые обеспечивают поддержание конституционного порядка в противовес традиционному или, выражаясь более привычным для русского человека языком, «понятийному» порядку: сменяемость власти, политический плюрализм, разделение властей, независимость суда и так далее. К ним я вернусь в другой раз.
Конституция работает лишь там, где имеется соответствующий общественный запрос

Но, помимо конституционных принципов, есть нечто более важное — конституирующие принципы, то, что расположено одним уровнем глубже и что формирует в общественном сознании потребность в конституционном порядке. Конституирующие принципы и задают тот конституционный строй мысли, который делает неизбежным появление, рано или поздно, конституционного строя общества. В России главная проблема — это пробел конституционной мысли, и его устранение является стратегической задачей русского конституционализма.

Как это ни парадоксально, но основные конституирующие принципы, форматирующие общественное сознание и обеспечивающие конституционный спрос, до банальности просты и хорошо известны в России. Для того, чтобы их назвать, достаточно вспомнить, что конституция — это изнанка революции, ее обратная сторона. Только при этом надо иметь в виду, что настоящая революция не имеет ничего общего с анархией и хаосом, хотя и то, и другое может неизбежно сопутствовать ей.

Революция — это рациональное переосмысление общественной жизни, являющееся следствием отказа от ее традиционного (опять-таки «понятийного») восприятия. Именно поэтому настоящие революции — это исключительно атрибут Нового времени. Все бесчисленные бунты, перевороты и восстания, которые случались до этого, нельзя рассматривать как революции в точном смысле этого слова. Действительная революция есть только там, где проявляет себя не разрушительная, а организующая сила. Причем не просто организующая, а организующая общественную жизнь на рациональных, осмысленных началах (что не исключает заблуждений, так как мысль, конечно, не всегда движется в правильном направлении, особенно на первых шагах).

Таким образом, революционные принципы, открывшие эпоху Нового времени в Европе, собственно и являются базовыми конституирующими принципами. Это всем известная триада: свобода, равенство и братство. В посткоммунистической России эту либеральную мантру замусолили, как старую потертую купюру, но так и не внедрили в общественное сознание. Впрочем, и «корневой» Европе это далось нелегко, не говоря уже о том, что там это заняло немало времени. В России же принципы свободы, равенства и братства так никогда и не были признаны в полном объеме. Что касается их содержания, то практически на протяжении всей истории русского конституционализма, а это без малого двести лет, оно оставалось непроясненным. Если же говорить о настоящем времени, то их «легитимность» и вовсе поставлена в России под сомнение. Это во многом объясняет, почему в России не может пока быть практического конституционализма.

Конституционная реформа должна начаться с формирования конституционного сознания. Несмотря на то, что слова «свобода», «равенство» и «братство» присутствуют в русском политическом словаре, их интерпретация в России не имеет ничего общего с их интерпретацией на Западе, где они собственно, впервые и прозвучали. Конституционные идеи продолжают быть глубоко противными складывавшимся в России веками философско-религиозным воззрениям. Поэтому, несмотря на то, что русская конституционная доктрина вроде бы выстроена на тех же постулатах, что и европейская, она имеет с ней мало общего. Конституционные категории, попав в чуждую им и в достаточной степени агрессивную культурную среду, быстро подвергались коррозии и теряли свой изначальный смысл. Поэтому первым и, по всей видимости, неизбежным конституционным актом в России является «откапывание смыслов» — возвращение простым, вроде бы и всем понятным конституирующим принципам их аутентичного содержания. Потому что свободы не бывает без равенства, а равенство возможно лишь там, где есть братство.

Свобода

Если театр начинается с вешалки, то конституция, конечно, начинается со свободы. Но что такое свобода, в России и на Западе понимают совершенно по-разному.

Русский человек воспринимает свободу как волю, то есть как ничем внешне не стесненное исполнение своих желаний, вытекающих из его материальных или духовных потребностей. Это, прежде всего, свобода от всякого «внешнего» стеснения своего поведения. Но такая свобода при внимательном рассмотрении оказывается неполной, так как «внешнее» продолжает оказывать влияние на человека даже тогда, когда он думает, что стал независим от всего внешнего, — оно формирует структуру его потребностей, рабом которых он все равно остается. Свобода в таком достаточно традиционном ее понимании относительна и, в конечном счете, оказывается лишь свободой удовлетворения потребностей, которыми человек не управляет. Абсолютная свобода может быть только там и тогда, где и когда существует привычка регулировать свои потребности. Высшая свобода достигается только самоограничением.

Русский подход к свободе оказывается не просто иным, но даже прямо противоположным западному подходу, где под свободой понимается не столько возможность безгранично удовлетворять свои потребности, сколько умение их ограничить. Это, конечно, не общераспространенная, но доминирующая точка зрения. Свобода в таком понимании — это еще и контроль над своей собственной «естественной природой», над страстями, прихотями, потребностями, то есть независимость от всего «материального» в самом широком смысле этого слова. Разумеется, общество массового потребления внесло свои коррективы в жизнь западного общества, но не сумело еще до конца размыть сформировавшееся на заре либерализма отношение к свободе.

К сожалению, привычка к самоограничению не входит в число почитаемых в России культурных парадигм и, соответственно, не рассматривается как необходимый компонент свободы. Разобранный на цитаты тезис Спинозы о свободе как познанной необходимости так и остался в России непонятым. Европеец тем более свободен, чем менее он зависит от своих прихотей; русский тем более свободен, чем проще ему удовлетворять свои прихоти. Европейская свобода восходит к христианскому идеализму, русская — к дохристианскому материализму. Именно поэтому русская свобода всегда, рано или поздно, заканчивается несвободой.

Равенство

В реальной жизни человек не может полностью эмансипироваться от своих потребностей (так как это противоречит человеческой природе), а, значит, он никогда не бывает до конца свободным в абсолютном значении этого слова. Путь к свободе лежит через постоянную борьбу человека со своей «естественной природой», то есть через самоограничение. Это в равной степени относится и к России, и к Западу. Но на Западе есть нечто, что существенно помогает ограничить свои вожделения в интересах свободы и что в России почти полностью отсутствует, — равенство. Равенство — это ингибитор (замедлитель, ограничитель) индивидуальных потребностей, страстей, желаний. Если вдуматься, оно является ключом к свободе, оно делает возможным само ее существование.

Не то, чтобы в России отрицали равенство. Но к равенству, как и к свободе, у русских особый подход. В России под равенством понимают «уравниловку», то есть легко признают равным фактически неравное. В отличие от свободы, равенство в России не относительно, а абсолютно. В рамках русского традиционного сознания люди равны между собой вне зависимости от своих физических, умственных или нравственных достоинств или недостатков — все «твари Божьи». При таком подходе добро становится равно злу, ум равен глупости, труд равен лени, жертва равна палачу, а ложь равна правде.

Как следствие, в России отсутствует стимул к устранению фактического неравенства, ведь все и так изначально равны. А так как все равны, то каждый, независимо от своего положения, имеет равное право на все то, что имеют другие, без всяких ограничений. В этом смысле постоянные экспроприации и перераспределение собственности имманентны русской ментальности. Русский взгляд на равенство стимулирует не самоограничение, а, наоборот, безудержную тягу к потреблению, потому что «все мы этого достойны» — точнее, каждый достоин того, что имеет другой. Такое равенство — не ингибитор, а катализатор безудержного удовлетворения потребностей. Оно стимулирует волюнтаризм и ограничивает настоящую свободу.

На Западе мысль о всеобщем фактическом равенстве никогда не была доминирующей. Здесь всегда признавалось, что люди не равны по своим наклонностям, способностям, интеллектуальным, волевым и нравственным качествам, не говоря уже о привнесенном извне социальном неравенстве. Стремление уничтожить это неравенство было неотъемлемой частью социалистических и коммунистических утопий, но никогда не было свойственно либеральной доктрине и конституционализму. Признавая все эти различия абсолютными и неустранимыми, конституционализм постулировал в противоположность ему относительное, «сегментарное» равенство между людьми по одному единственному параметру — равенство перед законом.

Равенство перед законом — это базовый оселок конституционного сознания и конституционной системы, тот общий знаменатель, который позволяет собрать фактически разных и неравных во всем людей в гражданское общество. Это, перефразируя Ленина, есть то самое звено, взявшись за которое, можно и нужно вытягивать всю цепочку конституционного строя. И это как раз та «конституционная фишка», которая тяжелее всего дается русскому человеку.

Русское общественное сознание никак не может одолеть диалектику абсолютного фактического неравенства людей и их относительного равенства перед законом. До сих пор весь уклад русской жизни скроен по совершенно иному лекалу — русское общество, полагая, что все люди сами по себе равны, одновременно признает и одобряет их неравенство перед законом. Статья Конституции, закрепляющая на бумаге соответствующий принцип (равенства перед законом), является самой декларативной ее нормой.

Братство

Секрет наличия столь разных подходов к вопросу о равенстве, с одной стороны, достаточно прост, а с другой — очень сложен: на Западе и в России по-разному понимают, что такое человек и, тем более, по-разному отвечают на вопрос о том, что первично — человек или общество.

В рамках западной парадигмы человек первичен и рассматривается как член некоего братства, которое является добровольным альянсом разных, но равных перед законом людей. Их равенство возможно лишь потому, что, несмотря на все фактические различия, каждый человек признается носителем «гражданственности» — абстрактной «человеческой сущности», своего рода «духовного субстрата», превращающего индивидуума в личность. Люди на Западе равны перед законом постольку, поскольку все они считаются членами этого «братского клуба».

Очевидно, что доктрина равенства перед законом в гражданском обществе есть либеральная трансформация религиозной идеи о равенстве перед Богом в христианской общине, где ключевая для западного либерализма и практически неизвестная в России категория «гражданственности» является сублимацией христианских представлений о душе и духовном родстве, в то время как закон есть сублимация христианского взгляда на Бога.
В России то место, которое на Западе отведено братству, занимает «соборное общество». В отличие от братства, соборное общество является первичным недифференцированным, то есть не разделяемым на части, целым. Это целое не признает составляющих его людей самостоятельными духовными единицами. Духовность «соборного общества» полностью и без остатков сосредоточена в самой этой абстракции, а отдельный человек духовен лишь постольку, поскольку он является отражением соборного целого. В России личность светит отраженным светом, живой человек здесь луна, а вымышленное целое — животворящее солнце.

В русском традиционном сознании нет места братству, и поэтому в России не может быть равенства перед законом. Человек здесь не соотносится с другим человеком непосредственно, за ним не признается какого-либо самостоятельного духовного начала, всякая связь возможна только через целое, с которым каждый соединен по-своему. Люди в России никогда не были равны перед Богом, поэтому они и не равны перед законом. А где нет равенства перед законом, не может быть и свободы.

Конституция — это революция сознания

Те немногие, кто до сих пор не бросил чтение, будут далее вознаграждены — рассуждениями о свободе, равенстве и братстве мой экскурс в глубины философии ограничивается...

Тем не менее, даже из этого дилетантского обзора следует, что предпосылки конституционализма коренятся в культуре. Если культурная почва для конституционализма не подготовлена, любые политические и тем более юридические усилия будут «обнулены» так называемой «правоприменительной практикой». До тех пор, пока в сознании русской элиты лозунг «свобода — равенство — братство» будет интерпретироваться как «анархия — уравниловка —соборность», политическая система будет выстроена по уваровской триаде «православие — самодержавие — народность». Это как в старом анекдоте: сколько красивых идей в Россию ни завози, после сборки все равно выйдет автомат Калашникова.

Возвращусь к первоначальному тезису. Перед русскими конституционалистами стоит грандиозная задача, масштаб которой почти никем не оценен по достоинству, — они должны радикально изменить русскую ментальность, переломить многовековую тенденцию. Все, что делалось русскими конституционалистами в этом направлении до сих пор, напоминает возню детей в сарае, которые изготавливают там бумажного змея для полетов на Марс. Бумажные змеи — это, конечно, всевозможные конституционные тексты.

Конституционный проект гораздо шире, чем конституционный текст. Его цель — вывернуть наизнанку русское традиционное политическое сознание, которое, в свою очередь, обусловлено всей системой испокон веков существующих в России религиозно-философских воззрений. Причем, как показал печальный опыт последних десятилетий, простой импорт «готовых» конституционных идей проблемы не решает — на предложение хороших идей необходимо создать такой же хороший покупательский спрос.

Возникает естественный вопрос — а возможно ли это? К счастью, ни одна нация, ни одно государство в мире не рождались с «врожденным» конституционным сознанием. У всех народов мира было одно и то же традиционное детство. Та понятийная ментальность, которая является сегодня визитной карточкой России, не выглядела бы экстравагантной во времена Флорентийской республики, Путин и Медичи легко бы поняли друг друга. То, что получилось у одних, может получиться и у других.

Людей меняют испытания, народы преображаются во время революций. Революция — это трагедия, но это и неограниченные возможности для исторического творчества, недаром их называли «локомотивами истории». Великую Французскую революцию начинал один народ, а выходил из революции уже совершенно другой — с иным строем мыслей и чувств.

Реальный потенциал изменений всегда скрыт от глаз наблюдателя до тех пор, пока общество не придет в движение. Никто не знает сегодня, на что на самом деле способна Россия, она, как сказал поэт, равный кандидат и в нищие, и в президенты. Конституционализм может стать реальностью в России, только когда он будет продуктом массового потребления, а не салонной идеологией, а массовый спрос на конституцию возможен только во время революции.

К счастью, революцию нельзя организовать, ее даже нельзя ускорить или замедлить, она происходит сама по себе тогда, когда политический раствор становится слишком насыщенным, и это всегда случается неожиданно (а что является «последней каплей», и подавно нельзя вычислить). Однако, когда лед тронется, за Россию будут бороться и конституционалисты, и нацисты (я не уверен, что в России возможен фашизм), и каждый будет гнуть ее под себя. Выиграет тот, кто будет лучше к этой борьбе готов.

Нужна ли России новая Конституция?

В самой уже постановке вопроса о новой российской конституции кроется незаурядный подвох. Собственно, в России до сих пор реальный конституционный строй никогда не существовал. Поэтому слово «новая» здесь выглядит избыточным — России нужна конституция, на этом можно поставить точку. Более правильно звучал бы вопрос — нужен ли России новый конституционный текст, или можно попытаться построить конституционный режим, опираясь на имеющийся текст (внеся в него некоторое число поправок)?
Однозначного ответа на этот вопрос, как ни странно, не существует, судьбу нынешнего конституционного текста нужно решать по-разному в зависимости от политического контекста. Я не могу исключить того, что с учетом фактора «восемнадцатого года» нынешний политический режим сам предложит обществу такой новый текст конституции, что мало не покажется. Там ведь может быть все, что угодно, вплоть до официального восстановления самодержавия. Лучшее — враг хорошего, так что текст — не самоцель.

Однако новый конституционный текст представляется совершенно необходимым не сам по себе, а как триггер возобновления конституционного процесса, который, по сути, был не начат, а прерван в 1993 году. Это тот инструмент, с помощью которого нужно инициировать начало широкого конституционного движения, по ходу которого в России может возникнуть сильная конституционная партия. С тактической точки зрения сама по себе работа над текстом новой конституции могла бы стать тем стержнем, вокруг которой начала бы складываться кристаллическая решетка нового конституционного политического строя, — и только поэтому, наверное, есть смысл сегодня незамедлительно заняться новым конституционным проектом.

Задачей этого проекта является, конечно, не столько модернизация политических институтов (хотя и это важно), а модернизация политического сознания. Приоритетным направлением этой модернизации должно быть практическое внедрение в русскую жизнь идеи равенства перед законом, которая до сих пор была скорее красочной виньеткой на конституционном торте, чем работающим принципом. Это тот самый мостик, который позволит России перейти над пропастью произвола от русской анархии к русской свободе, в основе которой лежит ответственность и самоограничение. Только так в России может возникнуть то гражданское общество (братство), о котором двадцать лет много говорили, но для создания которого так мало сделали.

России нужна новая Конституция не потому, что нынешний текст плох, а потому, что предыдущий конституционный проект провалился. Это печальное обстоятельство надо честно признать и снова взяться за работу. Но это вовсе не значит, что конституцию придется писать «с чистого листа». Наоборот: отрицательный результат не менее полезен, чем положительный, — весь удачный и неудачный конституционный опыт предшествующих десятилетий должен быть принят во внимание. Конституционалисты должны не отбрасывать то, что случилось, а двигаться вперед, учитывая ошибки, главными из которых были игнорирование культурных предпосылок и неспособность создать массовую базу конституционного движения.
Главное, о чем не следует забывать: на самом деле работающая конституция — это единственный шанс сохранить Россию как единое и суверенное государство на больший исторический срок, чем несколько десятилетий. Имперская модель развития России исчерпала себя, и попытки продлить ее существование в каких-то новых экзотических формах неизбежно приведут к тому, что Россия будет сначала разделена, а потом и раздавлена наползающими на нее враждебными цивилизационными тектоническими плитами. Только преобразование России в национальное конституционное государство, что-то наподобие Соединенных Штатов Евразии, способно дать русскому миру новый цивилизационный шанс.

Свобода как познанная необходимость
 

https://openrussia.org/post/view/7364/
Ответ Владимиру Пастухову
Опубликовано 23 мая 2015 года

Вступая в полемику с политологом Владимиром Пастуховым, правовед Андрей Медушевский называет «парадоксальным» заключение о необходимости революции для достижения конституционного идеала и предлагает концепцию «мыслящей демократии», утверждая, что механизмы для реформации политической системы есть и в действующей конституции, нужно их только найти.

правовед, политолог, доктор философских наук.
Сформулировал теорию конституционных циклов и концепцию российского конституционализма. Автор более 400 научных трудов и монографий в ведущих российских и зарубежных изданиях. Академик РАЕН, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. С 1995 года работает в НИУ ВШЭ, где в 2009 году получил статус ординарного профессора, который присваивается выдающимся преподавателям. Читал лекции по философии права, социологии, теории государства и права в российских и зарубежных университетах.

Конституционная реформа не сводится к выработке «идеального текста»

В чрезвычайно интересной, но полной противоречий статье Владимир Пастухов поставил ряд фундаментальных вопросов конституционной дискуссии. Я безусловно приветствую обращение к проблематике конституционных преобразований, актуальность которых не вызывает сомнений в современной России. В условиях глобализирующегося мира место любой страны определяется не только военной и экономической мощью, но и совершенством институтов, способностью быстро и эффективно решать социальные проблемы с сохранением легитимности и правовой преемственности политической системы.
Полноценный конституционализм — реализация важнейших правовых принципов демократического общества — основа стабильности, устойчивости и предсказуемости такого развития. Согласен с Пастуховым в том, что Россия в настоящее время еще далека от этого идеала, ей предстоит длинный и сложный путь к его достижению. Согласен и с тем, что российская традиционная политико-правовая культура не очень способствует такому развитию, но во многом противостоит ему. Действительно, классический европейский конституционализм, как он сложился в новое и новейшее время, плохо приживался в российском обществе эпохи абсолютизма (где был скорее частью культуры вестернизированной элиты, но не традиционалистского общества) и оказался полностью отвергнут в советский период истории. Номинальный советский конституционализм, разумеется, был в целом антиправовым феноменом. В эпоху перестройки и демократических преобразований 1990-х годов Россия обратилась к либеральной модели конституционализма: Конституция РФ 1993 года служит историческим продолжением конституционных экспериментов начала ХХ века и в то же время интегрирует достижения европейской либеральной правовой мысли ХХ века. Последующие трудности реализации конституционных принципов 1993 года и отступления от них связаны как с влиянием социальной среды, так, возможно, и с ошибками реформаторов и конституционалистов. Можно принять тезис о том, что потенциально возможная конституционная реформа должна учесть опыт (как позитивный, так и, особенно, негативный) — она не сводится к вопросу о ревизии текста конституции, или, тем более, выработке «идеального текста», но предполагает глубокие духовные, интеллектуальные и политические преобразования, введение новых принципов социализации в демократической культуре. Все это, на мой взгляд, очевидно, и не нуждается в дальнейшей аргументации.

«Сельскохозяйственная терминология»

Во второй части данной реплики я отреагирую на те идеи предложенной статьи, с которыми я не согласен или которые нуждаются, как минимум, в более серьезной аргументации. Прежде всего, вопрос о масштабах конституционных преобразований.
Пастухов говорит, что масштаб был недооценен современными русскими конституционалистами, которые с 1989 года должны были ставить вопрос о радикальном пересмотре всей русской традиции, а не заниматься корректировкой отдельных положений. Мне представляется, что, во-первых, они поставили эту проблему, и добились принципиального результата. Конституция 1993 года и стала результатом радикального пересмотра русской абсолютистской и тоталитарной традиции, причем именно на уровне ценностей, а не только и не столько институциональных и инструментальных норм. Тот факт, что этот пересмотр не был в должной мере воспринят обществом — другая проблема. Это, скорее, проблема социальных и политических преобразований — введения многопартийности, судебных реформ, осуществления политических свобод и тому подобного, но не собственно конституционная повестка в узком смысле. Решение этих проблем зависит от уровня развития гражданского общества, умения и настойчивости активистов-правозащитников, а не от концепций конституции и профессиональной деятельности конституционалистов.
Далее, не могу согласиться с чрезвычайно априорным и граничащим с карикатурой описанием российской политико-правовой традиции (автор сам говорит о «дилетантском обзоре»). Конечно, она опирается на византийско-православную традицию, плохо разграничивает общество и государство, определяет слияние власти и собственности, тяготеет к авторитаризму. Но с этим, в сущности, никто не спорит: либеральные авторы принимают это с критикой, а консервативные — с комплиментами русской традиционной культуре. Проблема, по моему, заключается в другом — насколько эта традиция уникальна (автор опять повторяет понятие «матрицы»), стабильна в настоящее время («неизменна») и способна интегрировать универсальные конституционные ценности. Комментируя тезисы автора по всем трем темам, я скорее склонен везде вместо восклицательных знаков поставить знак вопроса. Проблема уникальности и «матрицы» очень просто снимается, если выйти за рамки европоцентристской модели и поставить вопрос о том, как реализуются ценности конституционализма за пределами США и Европы. Не трудно увидеть, что все те «уникальные» черты правовой традиции, которые якобы представлены только в России, есть в большинстве «нелиберальных демократий» государств Азии, Африки и Латинской Америки. «Неизменность» этих порядков также под вопросом, учитывая богатый опыт конституционного строительства многих традиционных обществ (Япония, Индия, Южная Корея и т.п., если приводить только отдельные примеры).
Историческая неспособность этой традиции к изменениям — также под большим вопросом. Доказательства? Чрезвычайно беглый анализ знаменитой триады понятий — «свобода», «равенство», «братство», буквальная реализация которых в период Французской и иных революций приводила к торжеству гильотины, а последующие интерпретации зависели исключительно от доминирующего идеологического тренда (либерализм, консерватизм, социализм, национализм и их гибридные формы). В России, считает автор, эти понятия наполнялись противоположным содержанием — понимались как «вольность», «уравниловка», «соборность». Характерен используемый ряд понятий: «есть что-то в русской почве», что препятствует «росту посеянных зерен» и так далее — язык славянофилов-почвенников дореволюционной России, но не их либеральных оппонентов-западников. Вряд ли эта сельскохозяйственная терминология продвигает нас в решении вопроса. Данный тезис, взятый у старых консервативных философов, не находит, по-моему, фактического подтверждения. Российское государство периода империи (то есть как минимум 200 лет, начиная с Петра Великого) делало все для внедрения в сознание традиционного общества именно западной (либеральной) трактовки этих понятий, о чем свидетельствует последовательное раскрепощение общества, трансформация гражданского права в пореформенной России по лучшим западным образцам («Кодекс Наполеона» и другие западные кодексы как основа кодификации — «Свода законов Российской империи»), изменение отношений собственности, судебные и административные реформы, наконец, переход к дуалистической монархии и республике (Временное правительство и программа его реформ). Эта работа дала значительный эффект, последовательно продвигая концепцию политических прав, доказательством чему служит гражданская война, ставшая ответом на роспуск Учредительного собрания в 1918 году).
Тот факт, что тенденция либерально-правовой модернизации была опрокинута большевистским переворотом, не может служить доказательством бесперспективности либеральной альтернативы в иных исторических условиях и при другом соотношении сил. Автор говорит, что в России за двести лет не произошло никакого поступательного движения — значит ли это, что мы до сих пор живем в эпоху крепостного права или тоталитарного государства? Все это — публицистические преувеличения, которые, возможно, эффектны в публичной полемике, но не выдерживают сопоставления с реальностью. Конструируемая дилемма — «конституция или традиция» — представляется радикальным упрощением ситуации. На практике данный диагноз работает на консервативных оппонентов либерального конституционализма и способен дезориентировать современное общество и конституционалистов.

Концепция «мыслящей демократии»

Остановлюсь на проблеме способов и инструментов преобразований. Поставленный Пастуховым диагноз о полной нереализованности и даже бесперспективности конституционализма в российском обществе приводит его к парадоксальному заключению о необходимости революции для достижения конституционного идеала.
В разных местах своей статьи он неоднократно повторяет, что «конституция — синоним революции», «конституция — изнанка революции» и так далее, что не делает эту мысль более убедительной. С точки зрения общепринятого понимания терминов, данные понятия являются абсолютной противоположностью: конституция означает правовой характер социальных изменений, а революция — спонтанный и неправовой характер таких изменений. Это справедливо, даже если использовать сложные понятия — «конституционная революция» (конституционные изменения с разрывом правовой преемственности) или «цветная революция» (радикальные социальные изменения во имя соблюдения властью действующей конституции). Конституция, следовательно, может быть следствием революции (или переворота), но никак не сводится к этому явлению. Отстаивая свой тезис, автор предлагает даже новое определение революции — не социально-политический переворот, а радикальное изменение сознания общества. «Действительная революция, — полагает он, есть только там, где проявляет себя не разрушительная, а организующая сила». Почему «организующая сила» не может быть разрушительной (например, в отношении традиционных устоев)? И кто может поручиться, что эта сила не выйдет из-под социального и правового контроля? Как не вспомнить Бакунина, заявлявшего, что страсть к разрушению есть созидательная страсть.
Таким образом, соглашаясь с Пастуховым в констатации важности темы конституционных преобразований и перспективности ее разработки, предлагаю другую перспективу обсуждения. Отправной точкой, по-моему, могла бы служить концепция «мыслящей демократии» — поиск теоретических и инструментальных рычагов реформирования существующей конституционной и политической системы. Если в ходе этой трудной и долгой работы, требующей широких знаний, международного опыта и даже самоотречения, потребуется изменить Конституцию — пусть так, но эти изменения не должны предшествовать серьезной и профессиональной работе мысли. Если ряд социальных проблем не находит немедленного решения — почему бы не отложить их на будущее (как сделали отцы-основатели США, принимая Конституцию 1787 года, изъяв из обсуждения вопрос о рабстве)? Центральным вопросом становится при таком подходе не метафизическая дискуссия о причинах неспособности России к восприятию ценностей конституционализма, и не алармистские призывы к революции, но прагматический поиск правовых и институциональных механизмов реализации правовых принципов, закрепленных в либеральной Конституции 1993 года.

Основание Конституции. Ответ на статью Владимира Пастухова
 

https://openrussia.org/post/view/7600/
https://s2.openrussia.org/u-img/14a9...335ae6477b.jpg
Чтение Конституции РФ на Старом Арбате, 2012 год. Фото: http://sin-avgustina.livejournal.com/242964.html

Владимир Пастухов в своей статье «Свободы не бывает без равенства, а равенства не бывает без братства» поднял очень важную тему, которая сегодня обязательно должна обсуждаться в нашем обществе. Что такое конституция? Какие у нее основы? Нужна ли она России и что делать, чтобы она действительно работала?

Сразу скажу, что к данной статье у меня двоякое отношение: часть из того, что изложил автор, я поддерживаю, но есть и другая часть, которая, на мой взгляд, является серьезным заблуждением автора.

Вначале я приведу несколько цитат из статьи, с которыми полностью согласен и которые очень важны для дальнейшей дискуссии.

«Многие думают, что конституция — это текст. В крайнем случае, ее рассматривают как политическое «лего», из которого по инструкции надо собрать государство. Поэтому, если что-то пошло не так, то обычно предлагают один "ветхозаветный" текст заменить на другой, "новозаветный", полагая, что все после этого "станет кока-кола"».

«Вопрос о создании конституционного государства в России - это не вопрос написания "идеального текста". Это вопрос подготовки и осуществления глубочайшей нравственной, социальной и, как следствие, политической революции, прежде всего, в умах и в делах миллионов людей».

«Конституция — это враг понятий, она вытесняет их законом (нигде в мире — до конца). Для того, чтобы построить конституционное государство, необходимо отречься от старых понятий. Чехов призывал русского человека по капле выдавливать из себя раба, настоящий конституционалист должен сейчас призывать русских людей по капле выдавливать из себя "понятийность"».

«Речь идет о духовном, интеллектуальном преобразовании, сопоставимом с петровскими реформами и большевистской революцией, а, может быть, даже и превосходящем их по масштабу».

«Что формирует тот конституционный строй мыслей, который является предпосылкой и условием возникновения конституционного строя?

Обычно предметом тщательного исследования являются конституционные принципы, то есть те базовые парадигмы общественно-политического устройства, которые обеспечивают поддержание конституционного порядка в противовес традиционному или, выражаясь более привычным для русского человека языком, «понятийному» порядку: сменяемость власти, политический плюрализм, разделение властей, независимость суда и так далее.

Но, помимо конституционных принципов, есть нечто более важное — конституирующие принципы, то, что расположено одним уровнем глубже и что формирует в общественном сознании потребность в конституционном порядке. Конституирующие принципы и задают тот конституционный строй мысли, который делает неизбежным появление, рано или поздно, конституционного строя общества. В России главная проблема – это пробел конституционной мысли, и его устранение является стратегической задачей русского конституционализма. Конституция работает лишь там, где имеется соответствующий общественный запрос и где сформировалась конституционная потребность».

Все вышеизложенное я полностью поддерживаю и разделяю. Более того, в последнем процитированном абзаце Владимир Пастухов подходит к самому важному — к необходимости назвать конституирующие принципы. Однако то, что он далее называет в качестве этих принципов, на мой взгляд, является самой большой ошибкой его исследования, которая уводит его и всех, кто поддержал данную дискуссию, от главной цели поднятого вопроса.

«Как это ни парадоксально, но основные конституирующие принципы, форматирующие общественное сознание и обеспечивающие конституционный спрос, до банальности просты и хорошо известны в России. Для того, чтобы их назвать, достаточно вспомнить, что конституция - это изнанка революции, ее обратная сторона

Таким образом, революционные принципы, открывшие эпоху Нового времени в Европе, собственно и являются базовыми конституирующими принципами. Это всем известная триада: свобода, равенство и братство».

Далее Владимир Пастухов начинает объяснять смысл и значение указанных принципов, противопоставляя Россию и Запад, что повергло меня в полное недоумение.

Мое глубокое убеждение в том, что «свобода, равенство, братство» никак не могут быть конституирующими принципами российской Конституции. Постараюсь объяснить почему.

Свобода — это слишком общая и всеобъемлющая категория, имеющая множество аспектов и значений. Свобода является скорее не принципом, а идеей, причем сформулировать для этой идеи некое общее значение, устраивающее всех, вряд ли получится, потому что субъективно каждый понимает свободу по-своему и, главное, имеет на это право. Как говорил Авраам Линкольн:Но основная проблема заключается в том, что даже если попытаться сформулировать определение свободы как конституирующего принципа, оно неизбежно будет включать в себя некоторое количество составляющих его «над-принципов». То есть категорию «свобода» нельзя назвать самым глубоким уровнем в основании Конституции. Ярким подтверждением этого являются рассуждения самого Владимира Пастухова о свободе в его статье: «Путь к свободе лежит через постоянную борьбу человека со своей "естественной природой", то есть через самоограничение» — утверждает автор, тем самым показывая, что свобода является составной, а не самоценной категорией и обусловлена самоограничением. Бернард Шоу считал, что «Свобода означает ответственность». Поль Гольбах в свое время говорил: «Общество свободно, если все его члены без различия подчиняются неизменным нормам справедливости». А Жан-Жак Руссо утверждал: «Отказаться от своей свободы — это значит отречься от своего человеческого достоинства». Так почему же Владимир Пастухов хочет заложить в основу нашей конституции сложную, составную, многозначную и неопределенную идею, при этом имея одним уровнем глубже простые, однозначные и самоценные принципы?

Что касается равенства — это скорее не конституирующий принцип, а условие, при котором конституирующие принципы могут действовать и эффективно функционировать. Таким же условием, на мой взгляд, также может являться рациональность. Но главное противоречие идеи равенства как конституирующего принципа заключается в следующем: равенство в том значении, в котором его формулирует Пастухов, а именно равенство перед законом, закреплено в пункте 1 статьи 19 Конституции РФ: «Все равны перед законом и судом». В связи с чем достаточно странно считать конституирующим принципом то, что уже отражено и раскрыто в самой конституции в виде нормы.

Братство для меня всегда являлось самой загадочной категорией из рассматриваемой триады. Однако если даже мы определим братство как некое цивилизованное гражданское единение, то так же, как и в случае со свободой, мы достаточно быстро обнаружим, что «гражданское единение» как конституирующий принцип является многосложной и составной категорией, включающей в себя некоторое количество «над-принципов», без которых оно просто не сможет существовать.

Пастухов практически подошел к правильному ответу. И я уже указывал на это выше. Его мысль двигалась в верном направлении, но выводы он сделал неправильные. Объясняя значения триады «свобода, равенство, братство», он постоянно указывал на самоограничение, контроль над своей собственной «естественной природой», страстями, прихотями, потребностями. Более того, в заключении к своей статье он пишет: «Это тот самый мостик, который позволит России перейти над пропастью произвола от русской анархии к русской свободе, в основе которой лежит ответственность и самоограничение». Ему не хватило буквально одного шага, чтобы понять: не «свобода, равенство, братство» являются конституирующими принципами, а то, что лежит в их основе, одним уровнем глубже:

Достоинство — соответствие нижеизложенным принципам, реализация прав и выполнение обязанностей, основанных на них. «Основное достоинство человека – умение противостоять самому себе». (Самуэл Джонсон)

Справедливость — беспристрастная и рациональная оценка соотношения прав и обязанностей, деяния и воздаяния, благ и издержек. «Когда справедливость исчезает, то не остается ничего, что могло бы придать ценность жизни людей». (Иммануил Кант)

Гуманность (человечность) — признание людей в качестве величайшей ценности в мире, бережное отношение к окружающему миру. Уважение — отношение к другим людям как к себе равным, признание их прав. «Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого». (М.А. Бакунин)

Порядочность — воздержание от противоправных, аморальных и бестактных действий. «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». (Золотое правило нравственности)

Честность — выражение истинного отношения к чему или кому-либо, избегание обмана. «Вовсе не требуется всегда говорить полностью то, что думаешь, это было бы глупостью, но все, что бы ты ни сказал, должно отвечать твоим мыслям; в противном случае это злостный обман». (Мишель де Монтень)

Верность слову — выполнение данного обещания. «Если мы не всегда властны исполнить наше обещание, то всегда в нашей воле не давать его». (Пьер Бауст)

Ответственность — быть в ответе за свои действия и их последствия. «Человек действительно становится человеком, когда он принимает полную ответственность — кем бы он ни был, он за это ответственен». (Бхагван Шри Раджниш)

Последовательность — логичность и отсутствие противоречий в действиях. «Кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнется как следует». (Иоганн Гете)

Договороспособность — нахождение решений, приемлемых для всех заинтересованных сторон; умение договариваться, объединяться и осуществлять совместную деятельность. «При единении и малое растет, при раздоре и величайшее распадается». (Саллюстий Гай Крисп)

Гражданственность — участие в создании общественных благ в процессе достижения блага личного. «Все мы способны выполнять что-нибудь такое, что может увеличить сумму человеческого счастья и сделать мир более хорошим и более светлым, чем мы его нашли». (Чжуан-Цзы)

Заложив в основу нашей конституции девиз Французской Республики, Владимир Пастухов делает, на мой взгляд, абсолютно ложные выводы: «В одном многочисленные прохановы и дугины правы — конституционная идея глубоко противна "традиционной русскости" Конституционализм несовместим с тем, что мы привычно называем "русской матрицей", то есть набором русских "исторических" социальных и политических практик, имеющих источником своего происхождения православную (и, в конечном счете, византийскую) религиозную традицию».

Если бы Владимир Пастухов смог найти указанные 11 конституирующих принципов, он так же, как и я, сразу бы пришел к простому и ясному выводу: не существует никакого противопоставления России и Запада, никакой «русской матрицы» и «византийскости». Изложенные 11 принципов указывают на то, что мы — Россия — всегда являлись, являемся и будем являться частью цивилизованного мира, мы ничем не лучше и не хуже его. Мы не противоположность, которую нужно ломать и устранять «до основанья, а затем…», а часть единого целого, нам необходимо только понять это. Этот вывод можно сразу сделать даже при первом взгляде на эти 11 слов.

Однако больше всего меня удивило даже не то, что Владимир Пастухов определил конституирующими принципами «свободу, равенство, братство», а то, что многочисленные ответы на его статью не выходят за рамки предложенной им парадигмы. Никто не указал ему на его фатальное заблуждение. Оппоненты Пастухова в своих статьях критикуют автора со всех сторон и с разных точек зрения, но идея «свободы, равенства, братства» как основы Конституции остается нетронутой, в связи с чем все опять обсуждают нормы и институты, но не принципы. Обсуждается следствие, но не причина.

Прежде чем осуществлять юридический всеобуч, о котором говорит в своей статье «Нам не нужен новый текст, пока мы до конца не познали старый» доктор юридических наук Елена Лукьянова, прежде чем реализовывать концепцию «мыслящей демократии», которую предлагает в своей статье «Свобода как познанная необходимость» доктор философских наук Андрей Медушевский, прежде чем придумывать схему формирования работы для «благонамеренного деспота», о котором рассказывает в своей статье «О конституции, мыслящей демократии и заветах дедушки Ленина» Юрий Фогельсон, прежде чем формировать рабочую группу по выработке поправок к действующей Конституции, о которой пишет в своей статье «Конституция o muerte?» Артур Кроитор, нам необходимо в первую очередь найти, определить, понять и сформулировать настоящие конституирующие принципы и сделать их основой, фундаментом, каркасом, цементом, источником энергии и направляющей силой нашей Конституции. Именно это и ничто иное должно быть первым шагом создания нашего гражданского общества, его Конституции и конституционного государства в целом. Если мы пропустим этот шаг, не поймем его основополагающего значения, не уделим ему должного внимания или заполним его ложными понятиями, мы так же, как и в 90-х, построим общественно-политическое здание без фундамента, каркаса и цемента, вследствие чего оно сразу же рухнет под любым, даже самым слабым натиском.

Я призываю всех образованных людей в России понять то, о чем я сейчас говорю.

P.S. Очень часто в социальных сетях обсуждается вопрос, чего боится нынешняя власть. Одни говорят, что власть боится Запада, другие утверждают, что власть боится кризиса, третьи уверены, что реальную угрозу власти представляют Ходорковский и Навальный. Мое мнение, что ни Запад, ни кризис, ни Ходорковский, ни Навальный сегодня нашей власти не страшны. Единственное, чего реально боится наша власть, — это образованных, свободных, независимых, самодостаточных, уважающих себя и объединенных общими цивилизованными человеческими принципами граждан.

О конституции, мыслящей демократии и заветах дедушки Ленина
 

https://openrussia.org/post/view/7474/
Статьи г-д Пастухова, Медушевского и Лукьяновой я читал не в порядке их публикации, а именно в той последовательности, в которой они здесь перечислены. Прочёл статью г-на Пастухова и вспомнил цитату из А.И. Герцена Ну, думаю, и зачем Владимир Борисович свою статью на 0,5 а/л написал, если Александр Иванович задолго до него в одной фразе всё сказал? И после Александра Ивановича много ещё писали про правовой нигилизм, русскую матрицу, архетипы соборности, про жизнь по понятиям, а не по законам и проч. А почему тогда современные российские граждане всё чаще и чаще обращаются в суды? Уже и мировых судей поназначали, чтобы районных разгрузить, федеральных судей из года в год прибавляется, а граждане всё идут и идут, грузят и грузят суды своими проблемами. И вот ещё интересно, как объяснить такое простое обстоятельство: в СССР никто и никогда пешеходов на «зебре» не пропускал — они, бедолаги, стояли и ждали, пока все машины проедут. А в ПДД и тогда было написано, что пешеход на «зебре» имеет преимущество, и сейчас это же в ПДД написано. Но сейчас в Москве и в Питере почти все пропускают пешеходов на «зебре», а в маленьких городках — нет. Если мы все только по понятиям живём, то почему москвичи и питерцы вдруг стали правила соблюдать, если всю жизнь такое понятие было, чтобы стоял и ждал, пока проедут? Насчёт этих простых вещей Владимир Борисович не заморачивается.

Кроме того, Владимир Борисович ещё о свободе, равенстве и братстве нам рассказал, но всё это известный славянофил, профессор МГУ И.Д. Беляев ещё в 1888 году в своей книге написал. Дескать, для русского человека передельная община и круговая порука и были всю жизнь и свободой и равенством и братством (ну я это утрирую, конечно, — он не совсем так написал, но по смыслу похоже). Но кто, господа, помнит декабрь 1991 года — ельцинский указ о свободе торговли? Я как сейчас это вижу — дня через два вдоль Ленинского проспекта встали тётеньки и на деревянных ящичках выложили: колбаску копчёную финскую-сервелат, гречку, сгущёночку, тушёнку, сыр, который к тому времени мы уже пару лет в магазинах днём с огнём искали, шпроты рижские, лосось консервированный в собственном соку и т.д. — всё то, что мы давно уже не видели. И всё это на продажу для целей личного обогащения. А как приватизация началась в торговле, промышленности, сфере услуг, все начальники потащили к себе любимым, что у кого ближе лежало. Как вот эта вот соборность, общинность, моральные скрепы с запредельной коррупцией стыкуются — никто мне пока ещё не объяснил. Я с Еленой Анатольевной Лукьяновой согласен: « населению России коллективизм вовсе не свойственен. Это нация индивидуалистов».

Объясняет-то нам Владимир Борисович ясно что (читать умеем): ничего у нас не выйдет, пока не «отречёмся от старого мира, отряхнём его пыль с наших ног», сделаем всем 140 миллионам лоботомию и создадим новую Конституцию. Но есть одна проблема: в Институте Бурденко лоботомия стоит примерно 150 тыс. рублей, а если помножить на 140 млн, то получится 21 трлн рублей и весь резервный фонд в это ухнет, на армию ничего не останется и тут-то США нас и расчленят, нашему Мишке когти-то и повырвут. Поэтому если честно, то я так и не понял, чего в действительности хочется Владимиру Борисовичу — «конституции, то ли севрюжины с хреном».

А вот Андрей Николаевич Медушевский понял, нашёл статью г-на Пастухова «чрезвычайно интересной, но полной противоречий», но — пишет — надо ждать. Спокойнее, господа, Россия — не родина слонов. Всё то, что у нас происходит, у многих было и прошло. Или не прошло — так пройдёт. Надо, чтобы была «мыслящая демократия», а если сразу не получается, то потом получится. « Если ряд проблем не находит немедленного решения — почему бы не отложить их на будущее?» Не надо лоботомии, античеловечно это и — добавлю я от себя — дорого. Мозги со временем сами встанут на место и время само приведёт нас к «мыслящей демократии». Голосую «за» двумя руками. Только два замечания. Первое — что это за такое «мыслящая демократия»? Думаю, что-то хорошее. Каждое слово по отдельности точно хорошее. Оба слова мне нравятся, ну, значит, и вместе тоже понравятся, когда объяснят, что такое оно есть. Хотелось бы поподробнее, но если нельзя, значит, пока время не пришло. Второе — севрюжина с хреном у меня уже есть. Вопреки Гайдару, Чубайсу, Ельцину и всем этим завлабам голоштанным, благодаря Владимиру Владимировичу, Игорю Ивановичу, Вагифу Юсуфовичу, Эльвире Сахипзадовне, Алексею Леонидовичу, многим другим и, конечно, Владимиру Михайловичу (Гундяеву) с его мощной командой у меня уже есть севрюжина с хреном и фуа-гра. И поэтому я конкретно хочу мыслящую демократию. Понятно, как и всякий человек, я несовершенен и греховен до крайности. Но раз это такая хорошая вещь и у меня её нет — я её хочу. Скажите хоть, что делать-то надо, чтобы её получить? На марши миллионов я хожу, посты на «Эхе» и «Открытой России» пишу, студентов учу, но всё это не то, видимо. Как-то не видно даже и краешка этой прекрасной вещи. Как поступать, что делать, чтобы самому на неё поглядеть? Зря я, видимо, тут выступаю — сказано же, надо ждать.

И вот Елена Анатольевна, которая, похоже, так же, как и я, думает насчет лоботомии, конституции и мыслящей демократии, пишет простую вещь, которую нам ещё дедушка Ленин завещал: Елена Анатольевна — я весь Ваш! Даёшь телеэфир, интернет! Видеоуроки сам своими руками буду делать. Давайте сделаем мощную команду преподов, сетевую структуру и «учить, учить, учить…». Но тут вопросы:
1) а не экстремисты ли мы, не искажаем ли Конституцию?
2) а не уклоняемся ли от уплаты налогов? Ну и что, что мы все частные лица — фактически ведь действуем совместно, по общему плану, ради общей цели, значит организация и должны платить НДС и налог на прибыль;
3) а не иностранные ли мы агенты? Ну и что, что денег никаких иностранных не получали — пока не получали, но вдруг завтра получим. Разве можем это гарантировать? Ах, валютного счёта нет — ну и что, у банка-то есть. Ах, ни у кого нет банковского счёта — как нет, а пенсию кто на сберкнижку получает? Ну, я думаю, Вы, Елена Анатольевна, и сами продолжите. То есть в современных условиях этот Ваш проект прикроют в тот самый момент, как поймут, что он начал реально работать.

Предположим, другой вариант. Вы, уважаемая Лукьянова Елена Анатольевна, стали Президентом, спикером Госдумы уговорили г-на Медушевского, все депутаты сплошь конституционные демократы с небольшой примесью коммунистов (как без них в современной России) и Владимир Вольфович для понта один, без своей команды. Но, конечно, без бюрократии, спецслужб, военных ничего не сделать. Огромная когорта грамотных и неглупых людей. И среди них, как и везде, много тех, кто любит власть, деньги и несильно заморачивается насчет средств.

И проблемы. Чечня ведь, сами понимаете, опять возбухнет. Да что Чечня, как бы весь Кавказ не рванул. Нефть только вчера была по 100, а сегодня уже по 60 и выше не будет. Монополизм даже не в экономике — в головах. Веймарский синдром. Национализм и ксенофобия стучат в 86% сердец. Репрессий ждут и хотят 53% граждан. Порядок в большой степени держится на силе и коррупции. Ну и много чего ещё, пока великий проект « учить, учить, учить…» не дал свои прекрасные плоды. Пока мы будем всех учить, бюрократия, спецслужбы, военизированные подразделения должны будут не покладая рук решать и решать проблемы и сохранять порядок. Как думаете, Елена Анатольевна, сможете Вы лично как Президент, вместе с единомышленной Вам Госдумой, в течение всего периода обучения граждан ценностям Конституции (а это ведь три-четыре поколения) контролировать эту бюрократию, спецслужбы и проч., чтобы они потихоньку власть к рукам не прибрали, опираясь на самые простые вещи? Например, Крым хотят отнять — ведь хотят же.

Я уже слышу Ваш ответ — в Европе бюрократию контролируют, и мы, конечно, сможем. Механизмы известны. Согласен, когда научим граждан, обопрёмся на них, конечно, сможем. Но пока на-по-ми-на-ю: проект « учить, учить, учить…» ещё только начат. И пока Крым для российского гражданина во много раз важнее лекций профессора Лукьяновой (извините меня за это, Елена Анатольевна, но ведь это правда).

Вернёмся к началу. Почему российские граждане, недоверие которых к российским судам зашкаливает (так показывает вся социология), всё чаще решают свои споры в судах? Парадоксально, верно? Но социологи ответили на этот вопрос. Оказывается, российские граждане совсем не правовые нигилисты и никакой русской матрицы, заставляющей людей жить не по закону, а по понятиям, нет. Российские граждане — правовые утилитаристы: для решения своих проблем они используют закон, когда им выгоднее использовать закон, и используют внезаконные методы (взятка, блат и так далее), когда выгоднее эти методы. Жизнь усложняется, и внесудебными методами решить многие проблемы становится трудно. Вот они и бегут в суд. Но и там взвешивают — что выгоднее: действовать по закону или использовать внезаконные методы. Так же ведут себя и неплохо обученные российские судьи. Формально осознавая, что их миссия — выносить решения по закону, они легко выносят незаконные решения, когда это выгоднее или когда они, например, считают закон неправильным.

Бывает, что определённое поведение втемяшено глубоко в сознание человека. Например, прикрывать рукой рот, когда чихаешь. Это называют интернализацией. Человек, принимая решение, как ему себя вести, взвешивает «за» и «против». Интернализация добавляет тяжёлую гирьку на эти весы в пользу того поведения, которое интернализовано. У европейских граждан обязанность жить по правилам (закону, конституции и т.д.) интернализована, а у наших граждан — нет. Вот и всё отличие. Поэтому европейцы нарушают закон редко, только тогда, когда на их внутренних весах обстоятельства перевешивают гирьку интернализции законного поведения. У российских граждан эта гирька отсутствует. На их внутренних весах законное поведение в принципе ничем не отличается от незаконного. Что выгоднее в данных обстоятельствах, то и перевесит.

Так сложилось исторически. Европейцы уверены в том, что право создается людьми для людей. Римское право создавали профессионалы, и Император потом штамповал, разработанные ими правила. В Средневековой Западной Европе право создавали учёные юристы в университетах, а судьи использовали созданные ими правила для решения споров, когда местных обычаев не хватало (а это было довольно часто). И только в XVI веке, когда в Западной Европе стали создаваться национальные государства, суверены стали использовать право для управления, как инструмент власти. Но за полторы тысячи лет всем западноевропейцам втемяшилось в голову, что правовые нормы должны выполняться не потому, что так велел суверен, а потому, что оно создано мудрецами, прежними и сегодняшними знатоками справедливости. Закон надо выполнять потому, что он обеспечивает справедливый порядок. Если же суверен отступает от изданного им же закона — это тиран, которого можно убить. И уже давно огромная группа людей — адвокаты, судьи, юристы компаний, правовые консультанты — из кожи вон лезут, чтобы убедить людей жить по закону, потому что для жизни по закону людям нужны юристы. И европейские граждане очень даже в этом убеждены.

В России ничего этого не было. Кода в России в конце XV века появились законы — это были правила, которые власть создала для себя, для управления людьми. Профессиональные юристы появились в России только в конце XVIII века и ни о какой справедливости Московские государи не думали. Они относились к своим подданным как к налогоплательщикам, солдатам, то есть как к средству, но не как к цели своего правления. Эта традиция сохранилась и до сегодняшнего дня. Команда Гайдара решала сложнейшую задачу перехода к рыночной экономике в условиях, когда их предшественниками все ресурсы были буквально пущены по ветру. О людях они не думали, так как считали, что находятся в цугцванге. Возможно, и так. Но результатом явилось сегодняшнее отношение людей к этим важнейшим реформам. Я не верю, что не было средства хоть как-то смягчить тот жуткий удар по сбережениям граждан, который вызвала реформа. Просто не было ни времени, ни привычки об этом думать. В декабре 2014 года Центробанк откровенно нарушил своё обещание поддерживать курс рубля в определённом валютном коридоре. Это было необходимо для того, чтобы спекулянты не лишили страну золотовалютных резервов. Но о валютных ипотечниках, которых откровенно надули, никто не подумал. У российской власти нет привычки думать о людях, когда они решают проблемы, которые, как они полагают, для страны очень важны. Неудивительно, что обязанность исполнять законы, издаваемые властью, у людей не интернализована. Они считают эти законы просто инструментом власти, которые имеют к ним лишь то отношение, что власть может их силой заставить эти законы исполнять. Ну, а тотальный контроль ведь невозможен. Значит, надо подумать, что выгоднее: заплатить штраф за езду по полосе, выделенной для городского транспорта, или опоздать на встречу. Если встреча не очень важная — можно не нарушать ПДД, а, если она важна и перевесит штраф, то ПДД будет нарушено без каких-либо сомнений.

Думаю, можно подвести предварительный итог. Идеи г-на Пастухова исходят из тезиса, который мне, и, как я понял, другим участникам этой дискуссии представляется весьма сомнительным. Наличие специальной русской матрицы, сознания, не приемлющего жизнь по правилам, а, напротив, требующего от человека жить по общинным понятиям и так далее, не подтверждено ничем, кроме рассуждений. Напротив, умение и желание российских граждан жить по закону, когда им это выгодно, но обходить закон, когда им выгодно его обойти, подтверждено фактическим материалом, социологическими исследованиями.

Идея г-на Медушевского о мыслящей демократии очень классная, но пока мне лично непонятно, о чём эта идея. Подождём, как он предлагает и « посмотрим, посмотрим — сказал старик Дракон».

Но пока мы ждём мыслящей демократии, можно, как мне представляется, пробовать вполне конкретный проект г-жи Лукьяновой: « учить, учить, учить…». Во всяком случае, он, похоже, не противоречит ничему, кроме того, что, без сомнения, будет задавлен правящей бюрократией, как только она почувствует опасность, исходящую от этого проекта.

Но тут есть два момента. Первый: целью проекта « учить, учить, учить…» должна быть интернализация одного общего для всех правила — жить по закону. Методы интернализации норм уже давно исследуются в социологии и антропологии права. Поэтому программа учения должна включать именно эти методы. Второй момент: правящая бюрократия, включая Президента, депутатов, правительство, должна быть взята на жёсткий ошейник. Она должна поддерживать в стране порядок, но не должна мешать интернализации в сознании граждан жизни по закону. Более того, все решения правящей бюрократии должны контролироваться в том смысле, что люди не должны в этих решениях быть средством — они должны быть целью. Всей душой поддерживаю апелляцию г-жи Лукьяновой к статье 18 Конституции РФ. Причём здесь не будут работать обычные в западных демократиях способы контроля власти гражданским обществом. Пока идея «жить по закону» не интернализована в правосознании граждан, правовых утилитаристов очень легко купить. Что нам и было с блеском продемонстрировано правящей у нас сегодня группой. Пока реализуется проект «учить, учить, учить…», а это период лет в 50-70, в стране должен существовать и действовать натуральный «благонамеренный деспот», о котором так много писали в Европе в XIX–ХХ веках. Он должен быть, конечно, коллегиальным, состоять из людей, в которых правило «жить по закону» глубоко интернализовано, чтобы уменьшить риск подкупа бюрократией, и должен принудительно часто ротироваться, чтобы уменьшить, как риск подкупа, так и риск узурпации власти. Полагаю, не так сложно придумать схему формирования и работы этого «деспота».

А без этого, по-моему, долго будем ждать мыслящей демократии, а дождёмся ли — Бог весть.

Конституция-93 в российских политических и культурных реалиях
 

https://openrussia.org/post/view/9489/
Соавтор Конституции РФ в ответ политологу Владимиру Пастухову делится своими тезисами о том, как может и должен быть устроен Основной закон

Автор — народный депутат РСФСР-РФ, член Конституционной комиссии СНД в 1990-1993 годах, член Верховного совета в 1991-1993 годах, координатор секции Конституционного совещания в 1993 году. Доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН. Член Политкомитета партии «Яблоко».

Помещенная на сайте «Открытой России» первая часть статьи Владимира Пастухова «Конституция России 2.0» в неявном виде содержит ответ авторам, выступившим с комментариями по ранее опубликованной им статье на ту же тему: Елене Лукьяновой, Андрею Медушевскому и Юрию Фогельсону. Соглашаясь в основном с критическими замечаниями оппонентов Пастухова, я остановлюсь преимущественно на положениях этой второй его статьи.

Хороша или плоха Конституция–93

Всем хороша наша Конституция, утверждает В. Пастухов, одна беда: подобно красивому телефону, изготовленному стариком Хоттабычем, она не работает. Хромает, однако, само броское сравнение. Во-первых, Конституция — документ своего времени, далеко не всем хороша. Во-вторых, так ли уж она не работает? Не вернее ли сказать, что не работает она своими «вполне западными», прогрессивными и современными положениями и очень даже работает иными своими нормами? В-третьих, как и почему страна получила именно такую, на мой взгляд, глубоко противоречивую Конституцию?

В отличие от В. Пастухова, полагающего, что Конституция-93 не была вписана в социальный и культурный контекст, я думаю, что она была как раз чрезмерно «привязана к конкретным условиям места и времени». Она была не документом общественного согласия, исторического компромисса (как, к примеру, принятая в 1947 году Конституция Италии, высвобождавшейся от фашизма), а законом победителя, закрепившим победу одной из сторон в остром политическом противостоянии.

Изъяны российской Конституции

Переход к демократической ротации власти, как в странах Восточной Европы, у нас осуществить не удалось. На то были серьезные причины. Едва ли не главная из них — уж очень неприглядна была альтернатива, рисовавшаяся при смене власти: угроза иной властной монополии, чем та, от которой мы уходили. Так, во всяком случае, в глазах подавляющего большинства демократически настроенных людей того времени выглядела бы победа ГКЧП в 1991 году, национал-державников, сплотившихся вокруг руководителей Верховного Совета в 1993, и национал-коммунистического блока на выборах 1996 года. Верна ли такая оценка — вопрос дискуссионный. Но я как участник тех событий и разработки новой российской Конституции могу засвидетельствовать: конституционалисты того времени были озабочены не тем, чтобы удовлетворить властолюбие доставшегося им лидера. В сконструированной ими модели власти они видели действенный инструмент, способный защитить страну от распада и сохранить демократические преобразования перестройки и постперестройки.

Они (мы) перевыполнили свою социально-политическую задачу с лихвой. Разработали и утвердили Конституцию с существенным перевесом властных полномочий президента и сверх того — широкими возможностями их внеконституционного расширения. И с недоразвитыми парламентом, судебной системой, федерализмом — и возможностями их дальнейшего ущемления.

Дефект Конституции не в том, что она была написана без учета российского социокультурного контекста. Не в том, как в ней сформулированы основы конституционного строя, до которого мы будто бы не доросли. Не в приоритете прав и свобод человека перед государственными интересами. Не в провозглашении принципа народовластия, вроде бы исторически преждевременном. Не в прорывной главе о правах и свободах человека и гражданина. А в том, что реализация всех этих замечательных положений не гарантирована. Не гарантирована Конституцией. Не гарантирована реальным соотношением общественных сил, при котором она действует (точнее — бездействует).
Обо всем этом — чуть дальше. А пока немного об исторических превращениях, которые претерпел российский конституционализм. Ему триста лет. Два века — в идеях, замыслах, проектах. И еще больше века — в сменявших друг друга шести Конституциях (или даже семи, если считать за таковую реформу последней советской Конституции при Горбачеве). Схематически это движение — во всяком случае, до 1918 года, когда цивилизованный конституционализм потерпел историческое поражение, — можно представить как поступательное, хотя со срывами и откатами. (Правда, и в эволюции номинального советского конституционализма на протяжении 70 лет можно усмотреть продвижение от «права власти, соединенного с правом войны», к более адекватным нормам.)

В Конституции 1993 года была воскрешена структура власти, во многом сходная с нарисованной в Основных законах 1906. Круг замкнулся. Только с той разницей, что тогда Конституция была пусть неуверенным, но шагом вперед, а теперь, перешагнув через советский провал, возвращала государственно-правовую систему в России на исходный рубеж ее первой Конституции. И была шагом назад — и по отношению к замаху демократической революции 1980-1990-х годов, и по европейскому календарю.

Конституционный текст и конституционный строй

В. Пастухов разграничивает строй и текст Конституции. Верно, что в России настоящий конституционный строй (на Западе он — порождение общей, а не только политической культуры, отмечает Пастухов) никогда не существовал. Что ж, на этом направлении, как и во многом другом, мы обречены на догоняющее развитие. (Как это ни прискорбно для записных патриотов и поклонников «особого пути»). Наша история, писал Василий Ключевский, идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки. Догонит ли когда-нибудь Ахиллес черепаху, бог весть. Но он то ускоряет, то замедляет бег, а порою бросается назад и в сторону.

Догоняющее развитие предполагает приближение к строю современного западного общества. Но ускоренное к нему приближение минует некоторые стадии, пройденные на Западе и оставившие важные отложения в его современном культурном контексте. Это создает напряжение, которого Запад не знал.

Опыт Запада

«Аутентичный» конституционализм Запада В. Пастухов противопоставляет «производному» — в России. Во-первых, ко всеобщему избирательному праву Запад шел постепенно. Поэтому народовластие никогда не мыслилось там как власть массы, толпы. Десятки и сотни лет совершалось превращение совокупности жителей в гражданское общество.

Во-вторых, конституционализм изначально получил государственническую прививку. Параллельно развивалась современная бюрократия. Сама государственная власть нашла высшее воплощение в «организованной бюрократии», и это было цивилизационным достижением. Доктрина конституционализма дополнялась общественным контролем над бюрократией, а не ее заменой, скажем, народным самоуправлением.

В-третьих, сильная и эффективная государственная власть была проявлением общественного прогресса. Она пришла на смену феодальному абсолютизму. Абсолютистское государство, слабое и неэффективное, выполнило все же свою миссию — переработало грубую и невежественную архаичную государственность и сформировало зачатки институтов, которые стали неотъемлемой частью заместившего ее конституционного строя.

Так, да не совсем так. Во всяком случае, не везде и не столь гладок был путь.
Никто не доказал, что инверсия — переход ко всеобщему избирательному праву параллельно или даже до становления полноценных институтов гражданского общества (а не вслед за ним) — более конфликтный и болезненный путь.
К тому же выбросов охлократии было немало и в цензовом обществе. Взять хотя бы французские революции.

Абсолютистское государство далеко не всегда и не везде было слабым и неэффективным: оно нередко довольно эффективно, в том числе и в России при Петре I, решало собственные исторические задачи. Кроме того, в большинстве случаев оно передало современному государству в наследство не только зачатки конституционных институтов, но и не искорененные рецидивы варварства. (В таком искоренении В. Пастухов усматривает историческую роль абсолютизма.)

Отдельно — вопрос о «государственничестве» западного конституционализма. Рискну утверждать, что он является столь же контргосударственным хотя бы потому, что включает контроль общества над государственными структурами как альфу и омегу строя, что справедливо отмечает В. Пастухов. Но развитый механизм общественного контроля — независимые СМИ, НКО и т. д. — располагается вне государства, ограничивает возможности применения его рычагов принуждения. И не сводится современное государство к «организованной бюрократии». Бюрократия — нарост, часто паразитический, на государственных институтах, которые выстраиваются как система сдержек и противовесов при разделении ветвей власти.

В некоторых странах Запада в первой половине ХХ века происходили рецидивные вспышки самого оголтелого варварства. И прошли эти страны, по словам Августа фон Хайека, свою «дорогу к рабству» именно из-за дефицита «здравого презрения и нелюбви к власти». Закономерны поэтому антигосударственные, антибюрократические склонения в современных западных обществах. Общественно признанным становится лишь ограниченное, условное, основанное на контроле и информированности доверие к государству. Во второй половине ХХ века десакрализация государства стала, справедливо подчеркивает А. Оболонский, одним из главных социальных изобретений человечества.

Продвижение российского конституционализма

Уникальность и устойчивость «русской культурной матрицы», силу ее противостояния внешним влияниям, неспособность интегрировать универсальные конституционные ценности, что отмечали оппоненты В. Пастухова, не следует преувеличивать.

Важное отличие русского культурного контекста от западного В. Пастухов видит в том, что он «скорее демократичен, чем либерален», и доказательство тому усматривает в «настоящем культе народа». Отсюда — «точкой, вокруг которой вращалась русская конституционная мысль, всегда оставались права человека». Здесь необходимо внести некоторые уточнения.

Во-первых, русский культурный строй долгое время не был ни демократическим, не либеральным. Не стал он таким и поныне. Во-вторых, «культ народа» в русской общественной мысли (который трудно разглядеть ранее ХIХ века) занимает своеобразное место.
Концепция прав человека и в Россию, и на Запад пришла сравнительно поздно. Критика угнетенного и приниженного состояния крестьянства — большинства русского народа — возникла как реакция просвещенной части общества на социальную архаику средневекового крепостного права. В конституционном дискурсе эта проблематика занимала относительно скромное место. В официальной же доктрине «народность» в духе Уварова и Победоносцева была противопоставлена конституционализму и притязаниям интеллигентского меньшинства на участие в решении общественных дел. Между тем именно эти притязания, получившие институциональную реализацию в учреждениях времени Великих реформ Александра II, стояли у истоков русского конституционализма, его теории и практики.

В русском конституционализме и культурно-исторической традиции вообще присутствовали не только отторжение от Запада и некритическое восприятие приходивших оттуда веяний. В конце ХIХ — начале ХХ века на научной и общественной арене заявила о себе блестящая когорта русских правоведов. Обобщив опыт мировых преобразований, они выдвинули концепцию правового государства. Вовсе не отвергая роль государства как такового, они разрабатывали теорию, отвечавшую задачам модернизации русского общества и перехода к конституционному строю. Оригинальные конституционные проекты русских либералов были ориентированы на эволюционный путь развития, на совмещение сильной исполнительной власти и развитого народного представительства как важнейшего элемента социального контроля, на ограничение царской власти и произвола вороватой и дисфункциональной русской бюрократии. Важные элементы их проектов были в известной мере воспроизведены в Основных законах 1906 года.

Законы эти («Конституция Николая II») в истории русского конституционализма были шагом не менее значимым, чем отмена крепостного права. Они — при всей их ограниченности и зарезервированных за самодержавием прерогативах — отразили глубокие изменения, которые претерпел к началу ХХ века социокультурный строй российского общества под воздействием крестьянской, земской и иных реформ.
могла стать Конституция, как известно, не состоялся.
Мы, следуя логике детерминизма, думается, не сумели адекватно оценить трагический выбор неверного пути на развилке, к которой Россия подошла в начале ХХ века — едва ли не самой важной в ее новой истории. Императорский двор и правящая бюрократия оказались неспособными не только своевременно действовать, повести политическую игру на опережение событий, но даже осознать приближение катастрофы. Вместо того, чтобы ринуться в военную авантюру 1914 года, следовало сделать как минимум две вещи: ослабить социальное напряжение в деревне и разделить власть с дееспособным парламентом, который был бы в состоянии воспринимать и транслировать запросы общества. Общие рассуждения об извечных будто бы качествах российского традиционалистского «софта», препятствовавших продвижению по конституционному пути, нимало не помогают оценить упущенные возможности промелькнувшего было исторического момента.

Конституция в России не была преждевременной — она запоздала. Дождались революции, которая обесценила уступки, на которые, сцепив зубы, ковыляя и каждый раз прикидывая, как бы не отдать лишнего, пошли было царь и его правительство. И тогда в конституционном развитии России наступил провал в семь десятилетий.

Что же дальше?

Нужна ли нам новая Конституция? — В. Пастухов уточняет вопрос: нужен ли России новый конституционный текст? И дает на него ответ: «Судьбу нынешнего конституционного текста нужно решать по-разному в зависимости от политического контекста». С этим следует согласиться. Что действительно необходимо России, так это иной конституционный строй. Но его формирование (перекодировка традиции) — длительный и сложный процесс, продвижение которого лишь в небольшой степени зависит от замены текста. Можно допустить, что работа над новым текстом могла бы стать триггером возобновления конституционного процесса. Но вот послужит ли сейчас это занятие стержнем, вокруг которого «начала бы складываться кристаллическая решетка нового конституционного политического строя», — под большим вопросом.

На вопрос, желательно ли вынести работу над новым текстом на уровень существующих государственных законотворческих структур незамедлительно, следует дать категорически отрицательный ответ. Правда, будет ли это сделано в ближайшее время, от нас (то есть от участников данной дискуссии и вообще от демократически ориентированных и сознающих собственную ответственность экспертов), к сожалению, при нынешних условиях не зависит. Но на опасность того, что существующий режим решит вдруг заняться заменой или перекройкой действующей Конституции, надо смотреть открытыми глазами. Инициативы, которые как из рога изобилия сыплются из нашей «бесподобной палаты», не оставляют сомнений в том, что жертвой такой суеты могут стать как раз главные достижения конституционалистов 90-х годов.

Хотя структура и распределение полномочий органов государственной власти в существующей Конституции нуждаются в основательном пересмотре, приходится согласиться с тем, что ее правовой потенциал не исчерпан. То есть глубокая политическая реформа может быть проведена и при сохранении данного конституционного текста — хватило бы у ее сторонников сил.
Исходя из разных соображений, под давлением или по произвольному выбору власть вводила или изменяла Конституцию. Но никогда ни одна Конституция не сдерживала власть, когда та действовала в нарушение конституционных норм. (В. Шейнис. Власть и закон. Политика и конституции России в ХХ-ХХI веках. М., «Мысль», 2014.) А чтобы переформатировать власть, переориентировать ее практическую деятельность, в чем я согласен с В. Пастуховым, надо заниматься не столько модернизацией политических институтов (тем более — на бумаге), сколько модернизацией политического сознания (и поведения!) общества, проращивания его гражданских структур. А это длительный, сложный и не приносящий видимых плодов процесс. Он существенно осложнен и затруднен реакционной политической контрреформой, которую проводит власть начиная с 2012 года, и затянувшимся амоком «крымнашизма», в который впало российское общество после 2014-го.

Постановка этой — главной — задачи, к решению которой мы даже не знаем, как подступиться, нисколько не умаляет целесообразность и полезность экспертной, академической работы над конституционным проектом. Надо лишь отдавать себе отчет в ее вспомогательной, резервной роли. И важно при этом не воображать, что она начинается с чистого листа. Стадия дискуссии на уровне общих понятий в основном уже пройдена. Призывы развернуть дискуссию вообще подобны толчению воды в ступе.

Мы поразительно небрежны и нерачительны по отношению к уже проделанной работе специалистов. В числе имеющихся наработок в первую очередь следует указать на исследовательский проект, осуществленный и представленный группой экспертов под руководством А. Н. Медушевского в 2011-2014 годах, проект новой Конституции России (18 глав, 201 статья), подготовленный творческим коллективом студентов под руководством М. А. Краснова и С. В. Василенко и заявленный в 2012 году, и проект группы петербургских «яблочников», опубликованный в 2010 году. В идеале их (а возможно, и некоторые другие проекты) следовало бы сопоставить, обсудить и попытаться выйти на синтетический текст (хотя бы с вариантами по спорным нормам) от имени широкого круга экспертов. Так работали Конституционная комиссия и Конституционное совещание в начале 90-х годов. Только теперь этим пришлось бы заняться на инициативной основе и на общественных началах.
И приходится положиться в том на энтузиазм общественников, сознающих, что работать приходится в заведомо неправовой политической ситуации. И отдающих отчет в том, что силы, стремящиеся привести Россию к конституционному строю, унизительно слабы — слабее, чем на старте нашего последнего конституционного перехода на рубеже 80-90-х годов. Но — глаза боятся, а руки делают.

Нам не нужен новый текст, пока мы до конца не познали старый
 

https://openrussia.org/post/view/3983/
Опубликовано 6 апреля 2015 года

Владимир Пастухов в статье «Свободы не бывает без равенства, а равенства не бывает без братства» предложил начать дискуссию о том, нужен ли России новый конституционный текст, или можно попытаться построить конституционный режим, опираясь на тот текст, что есть сейчас. Доктор юридических наук считает, что в Конституции нужно заменить только часть.

Читая Владимира Пастухова
О «русскости»
У меня есть целая глава докторской диссертации, написанной 12 лет назад, ровно о том, чему посвящена большая часть статьи Владимира Пастухова. Мы фактически разными словами об одних явлениях говорим. Только Пастухов, как всякий мальчик, пишет, что любая новая идея превращается в России при сборке в автомат Калашникова, а я, как девочка, рассказываю, что иностранный камзол превращается в русский сарафан.

Так называемая «русская матрица» или «русскость» — абсолютный пропагандистский миф

И о двухсотлетней конституционной идее, и о соборности, и о державности, и о правовом нигилизме, о прочих русских чудесах. Но, в отличие от самой себя двенадцатилетней давности, теперь я уверена, что так называемая «русская матрица» или «русскость» — абсолютный пропагандистский миф. Я очень внимательно читала все последние годы работы по социологии и психологии. И теперь понимаю, что населению России коллективизм вовсе не свойственен. Это нация индивидуалистов. А значит, вся соборность, которую совершенно гениально описал Пастухов, ничего не стоит. И вымывается из мозгов при правильном алгоритме действий пусть и не мгновенно, но довольно быстро. Потому как индивидуалистическим мозгам гораздо ближе самоценность личности как приоритет. А, следовательно, и все иные ценности на нашей почве приживаемы и адаптируемы без большого ущерба для психики. Эти мифы развеются как дым, и лишь немногие упертые останутся в стане язычников среди массы новообращенных. Это вам не Британское владычество в Индии.

О конституции и конституционализме

Честно говоря, у того же Пастухова мне гораздо больше нравится определение конституционализма как рационализации государства. Его сущностью (по Пастухову) является самоуправление. Хотя, конечно, и от «свободы-равенства-братства» тут кое-что есть. Но мне кажется, что это чуть-чуть другое… Здесь, скорее, об откапывании смыслов.

Наша конституционная наука, к сожалению, крайне консервативна

Пастухов пишет: «Конституция — враг понятий» Если понятийных понятий, то да. Если юридических — то нет. В то же время, Конституция действительно не текст. С этим я согласна абсолютно. Вернее, внешне-то это текст, конечно. Но его нельзя рассматривать как обычный набор правил, как позитивное право. Это текст совершенно особый, в котором каждая норма — не совсем норма. Это норма-ценность, норма-принцип, норма- философия и мировоззрение. Поэтому и называется Основной закон. И опять-таки именно поэтому надо говорить не о соблюдении конституционных норм, а о внедрении конституционных ценностей. Собственно, Пастухов тоже об этом, но, опять же, немного другими словами.

Это понимание, в первую очередь, важно для конституционной науки и юридической школы. Если она первая не пересмотрит своего отношения к Конституции, то мало что получится. А наша конституционная наука, к сожалению, крайне консервативна. Хотя не вся. За последнее десятилетие много в нее пришло и хороших современных молодых ребят, да и в среде зрелых ученых потихоньку стали меняться взгляды, чему немало способствовал, надо отдать ему должное, Конституционный суд. Но пока еще не настолько, чтобы количество перешло в качество. Пока еще доминирует юридический позитивизм.

О новой Конституции

Нам не нужен новый текст, пока мы до конца не познали старый

Нам не нужен новый текст, пока мы до конца не познали старый. Нам его еще познавать и познавать, откапывая смыслы. Нам нужен всего лишь новый кусок текста. Нужна замена того, что не дает работать принципам, — разграничение полномочий между государственными органами. И дополнение о выборах, о которых в Конституции практически ничего не сказано. Мы об этом предупреждали еще двадцать с лишним лет назад за месяц до референдума по принятию Конституции.

О конституционном проекте

Да, конечно, конституционный проект в современной России гораздо шире, нежели просто конституционный текст, но я не могу согласиться с тем, что для его реализации нам придется «вывернуть наизнанку русское традиционное политическое сознание», или провести реформы, равные петровским или раннесоветским. Общество в России при условии аккуратной дезактивации от Останкинской наркотической иглы в значительной степени уже готово к квантовому переходу на другой уровень. Не готово к этому государство (его верхушка). Я могу это доказать. Исследовано, в том числе на основе работ Владимира Пастухова.

Нам нужен юридический всеобуч

Нам нужен юридический всеобуч. Странно звучит? Так называлась моя статья в газете «Известия» в сентябре 1988 года. «Юридический» не в смысле познания права, а в смысле познания смыслов. В том числе и в первую очередь таких как «свобода-равенство-братство». А еще из всех конституционных преамбул мне больше всего нравится преамбула Конституции РСФСР 1918 года: «ввести преподавание данной Конституции во всех школах и ВУЗах Российской республики». Только не отдавать это на откуп учителям истории. Все, на самом деле, не так сложно. Учить, учить, учить, разъяснять, спорить, доказывать. Масштабный, но не самый сложный проект. Особенно в современных условиях, когда можно не гонять лектора с путевкой общества «Знание» живьем по городам и весям, а создать хорошо обученную сетевую структуру, оснащенную циклом блестяще подготовленных видеоуроков… И интернет, которого в России уже реально много. В общем, знаю, как сделать, поскольку думаю об этом не первый десяток лет. При наличии телеэфира, дело двинется кратно быстрее. Так что глаза боятся — руки делают.
Самая нереализуемая статья Конституции — это статья 18

…И еще я не согласна с тем, что самая нереализуемая статья Конституции — это статья о равенстве перед законом. Будем справедливы — это не совсем так даже при всех безобразиях и мерзостях в отечественной правоприменительной практике. За двадцать лет мы прошли в этом направлении огромный путь. Неровный, трудный, не всегда последовательный. Но прошли. Самая нереализуемая статья Конституции — это статья 18. О том, что «права и свободы человека и гражданина … определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием». Решим эту проблему — решатся и другие.

Конституция России 2.0. Часть I
 

https://openrussia.org/post/view/9206/

Как нам эффективно организовать
конституционное импортозамещение
26 августа 2015 года
https://s2.openrussia.org/redactor/o...10561938d1.jpg
Принятие польской конституции королем Станиславом II Августом в Варшаве. Картина Яна Матейко «Конституция 3 мая 1791 года»

Политолог объясняет, почему составители будущей Конституции должны брать пример с Бориса Пастернака, а не с «гуглтранслейта»

Для большинства составителей конституций подготовка конституционного проекта является соревнованием мечты и желания. В действительности, однако, простор для конституционных фантазий не так велик, как этого многим бы хотелось. Конституция эффективна лишь в том случае, если она жестко вписана в определенный социальный и культурный контекст. Вне этого контекста конституция существует только как литературное произведение, но не как политический и правовой документ. Привязка конституционного проекта к конкретным условиям «места и времени» является главным проблемным пунктом любого конституционного начинания. Это всегда плохо получалось в России, где, по образному выражению Александра Солженицына, принято было лечить свои болезни чужим здоровьем. Русские конституционалисты, как правило, начинают «западом», а заканчивают «востоком», в то время как надо бы наоборот.

Конституция старика Хоттабыча

Однажды любимый книжный герой советских пионеров джин Хоттабыч решил преподнести своему юному другу Вольке подарок — телефон. Он подарил ему раритет из цельного куска мрамора, инкрустированного золотом, который выглядел точь-в-точь как настоящий телефон, но только не работал. Что-то похожее произошло чуть более 20 лет тому назад с российскими конституционалистами, которые подарили стране вполне «западную» на вид конституцию, которая всем хороша, кроме одного: она не работает.
Западный конституционализм есть часть общей европейской культуры, в том числе, но не только, — политической. Он включает в себя как свою органическую часть огромный пласт философских, социальных и политических смыслов с бесконечным числом культурных ассоциаций, наработанных за тысячи лет европейской истории. Это кажется настолько естественным, само собою разумеющимся, что на присутствие этого пласта смыслов и ассоциаций давно перестали обращать внимание. Он входит в западный конституционализм «по умолчанию», незаметно для постороннего, неискушенного в перипетиях европейской идеологии глаза.

Тем не менее при интерпретации любого из кажущихся простыми и понятными положений западного конституционализма требуется совершать огромный объем мыслительной работы, вытаскивая на поверхность все эти скрытые смыслы и ассоциации, разворачивая в полном объеме весь этот «зазипованный» культурный контекст. В противном случае мы каждый раз при попытке повторить европейский опыт на русской почве будем оказываться в положении старика Хоттабыча, воспроизводящего роскошную форму, которая лишена разумного содержания.

Аутентичный конституционализм

Понятно, что развернуть этот культурный контекст в рамках одного небольшого эссе невозможно — для этого не хватит и нескольких жизней. Но обратить внимание на некоторые существенные моменты контекста, без которого западный конституционализм в принципе не может быть понят, вполне по силам. Это позволит, в свою очередь, лучше понять в дальнейшем, какие трансформации переживает конституционная идея, будучи помещенной в другой (в чем-то даже противоположный) культурный контекст.
Во-первых, при своем рождении европейский конституционализм был скорее либеральным, чем демократическим. Конечно, он апеллировал к народу как источнику государственного суверенитета, но что такое «народ», в старой Европе понимали по-своему. Отцы-основатели были весьма трезвы в оценке народных добродетелей и проводили строгую границу между толпой и гражданским обществом, только за последним признавая «народные» привилегии. Народовластие, которое так любят поминать «всуе» в России, никогда не мыслилось в Европе как власть массы. Народ в конституционном понимании есть совокупность граждан, а не совокупность жителей. Гражданственность есть особая связь человека с обществом, которая только и дает отдельному человеку возможность считаться частью народа в конституционном смысле слова. Прошли десятки, а в некоторых случаях — сотни лет, прежде чем западный конституционализм пополнился институтом всеобщего избирательного права, уравнявшего членов общества в политических правах. Все эти годы на Западе не прекращалась интенсивная работа по культурной перекодировке общества, подготовке его к демократическому конституционализму.

Во-вторых, с самого начала западный конституционализм был «государственническим». Конституционные идеи в Европе развивались одновременно с развитием современной европейской бюрократии (и одновременно с развитием современного капитализма). Поэтому с первых же шагов конституционализм позиционировался как доктрина установления общественного контроля над бюрократией, а не как доктрина ее устранения или замены чем-нибудь «лучшим», например, «народным самоуправлением».
В строгом смысле слова конституционализм как был, так и остается не учением о власти, а учением о контроле над властью. Создатели конституционного учения не подвергали сомнению ценность государственной власти (как в социальном, так и в политическом отношениях). Они рассматривали государство, государственную власть и ее высшее воплощение — государственную бюрократию — как цивилизационное достижение. Сильная и эффективная государственная власть есть свидетельство общественного прогресса. Поэтому конституционное учение было учением о замене слабой и неэффективной абсолютистской государственной модели Средних веков сильной и эффективной моделью национального государства Нового времени.

В-третьих, архаичная государственность с присущими ей примитивизмом, грубостью и невежеством была в существенной степени преодолена в Европе к тому моменту, когда там начали активно развиваться конституционные идеи. Конституционалисты имели перед собой в качестве «антитезы» не варварское государство, а феодальный абсолютизм, который, несмотря на всю заслуженную критику, в институциональном отношении был гораздо более развитым государственным строем, чем, например, современный российский. Знаменитый процесс Фуке, случившийся во Франции в XVII веке, имеющий во всех отношениях много сходства с делом ЮКОСа, продемонстрировал, однако, гораздо большую независимость суда от государства и гораздо более высокий уровень юридической культуры судей, чем то, что более трех веков спустя пришлось наблюдать в России. Именно в утробе европейского феодального абсолютизма, вынесшего на себе основное бремя забот по переработке традиционалистского государства в организованную бюрократию, сформировались зачатки тех институтов, которые позже вошли в конституционную систему как ее неотъемлемая часть. Так или иначе, задачи борьбы с дикостью в ее самой непритязательной и непосредственной форме перед европейскими конституционалистами изначально не стояло. Этот вопрос был снят предыдущими поколениями.
http://fanstudio.ru/archive/20151224/KA320Vd0.jpg
Иоанн Безземельный в 1215 году подписывает Великую хартию вольностей, которая признана старейшей частью некодифицированной британской конституции. Гравюра Эдмунда Эванса

Производный конституционализм

На Западе конституционализм (как и многие другие попавшие сегодня под санкции товары) является натуральным продуктом. Во всех других местах, включая Россию, он появляется как продукт переработки. Переработка может быть качественной и некачественной — в ходе нее зачастую происходит не просто уничтожение авторской «прошивки», а полная подмена оригинального культурного контекста местным, «доморощенным» подтекстом. В итоге с конституционными идеями происходит то же, что и со знаменитыми «импортозамещательными» таблетками в миниатюре Михаила Жванецкого: «Точно по формуле СН3СОС2Н5 плюс метилхлотилгидрат на пару — не помогает, а точно такая же швейцарская сволочь эту бациллу берет… и, что собственно противно, названия у них одинаковые».

Чтобы понять, почему эта «конституционная сволочь» не работает, нужно как минимум разобраться, чем именно был заменен «родной» культурный софт. В случае России это особенно актуально: мало того, что здесь никогда не было западного культурного «софта» (это еще полбеды), но тут давно сложился свой собственный очень мощный и глубоко укорененный культурный контекст. Он враждебен западному контексту, потому что веками конкурировал и конфликтовал с ним, поэтому западный конституционализм в него нужно не вписывать, а втискивать.

Даже для самого схематичного отображения русского «антиконституционного культурного софта» потребуется напряженный труд многих поколений исследователей. Но можно попытаться бегло и избирательно обозначить несколько его значимых элементов.
Во-первых, русский культурный контекст, в отличие от западного, скорее демократичен, чем либерален. Для России характерен настоящий культ народа (что никак не помешало нахождению этого обожествляемого народа в рабском состоянии в течение многих веков). Как справедливо неоднократно отмечал Вадим Цымбурский, представления о суверенитете народа в России носят тотальный и даже тоталитарный характер. Это мистическая абстрактная сущность, наделенная свойством абсолютной исторической правоты. Здесь умудряются одновременно сосуществовать безграничная идеализация человека в теории и полное презрение к нему на практике. В свое время Гегель заметил, рассуждая о правовых категориях: те, кто полагают, будто высшая мудрость состоит в утверждении, что человек по своей натуре добр, будут немало удивлены, узнав, что не меньше мудрости заключено в утверждении, что человек по натуре зол. В отличие от Запада в России природу человека всегда предпочитали публично ретушировать. В результате в основание всех русских конституционных построений был положен не реальный портрет, а утопический социальный фотошоп.

Во-вторых, русский «конституционный софт», в отличие от европейского, является преимущественно анархистским, антигосударственным. В России никогда не было цивилизованной бюрократии (попытку создать ее в рамках первого издания тоталитарной системы предприняла советская власть, но и та оказалась неудачной), и поэтому представление о ценности государства было здесь весьма неразвитым. К середине XIX века в интеллигентской среде стало доминировать мнение о том, что всякая государственная власть есть зло. Из этой среды оно перекочевало в конституционную доктрину. Поэтому внутренней интенцией русского конституционализма (если о нем можно говорить, как о чем-то определенном и самостоятельном) было всяческое преуменьшение роли государства и возвышение роли отдельной личности. Точкой, вокруг которой вращалась русская конституционная мысль, всегда оставались права человека, а не контроль над государственной машиной. То, на чем был зациклен западный конституционализм, в России все время оставалось в лучшем случае на периферии внимания.
В-третьих, патриархальный традиционализм так никогда и не был окончательно изжит из русской публичной сферы. Русское чиновничество, вся организация русского государственного быта оставались (и до сих пор остаются) бастионом невежества и ничем (то есть ни этически, ни политически) не ограниченной алчности. Между русским конституционализмом и русским варварством нет никакой прокладки, никакого промежуточного слоя, как было на Западе. В России конституционализм непосредственно противостоит архаике, которая для европейского конституционализма была на момент его зарождения уже преодоленной историей. Это неизбежно приводит к радикализации идей русского конституционализма, делает его более концептуальным, чем практическим.

Понятно, что с таким «софтом» первая российская посткоммунистическая конституция долго протянуть не могла. Если молодого вина не наливают в старые меха, то тем более не рекомендуется наливать в старые меха серную кислоту. Европейский конституционализм не был приспособлен к тому, чтобы в него вливали русскую анархистско-народническую смесь.
https://s2.openrussia.org/redactor/o...7cd6e3f12a.jpg
Первая и последняя страницы конституции Германской империи с подписью Вильгельма I (она была принята в 1871 году)

Конституционализм как архитектурный проект

Мало кто в России отдает себе отчет в том, каким грандиозным переворотом, прежде всего, в духовной истории человечества, стало появление конституционализма. История государственности насчитывает более десяти тысяч лет (если смотреть на нее широко). Истории конституционализма — всего каких-то полтысячи лет (тоже если смотреть на него широко). В определенном отношении конституционализм есть отрицание всего ранее накопленного человечеством опыта — это величайшая и очень смелая революция, глубину которой придется еще очень долго постигать.

Все предыдущие государственные формы, известные человеку, появлялись непосредственно из практического опыта человечества. Вплоть до Нового времени государственность росла, как растут сталактиты и сталагмиты в темной пещере: незаметно, но неуклонно. Это был, если так можно выразиться, естественный рост, которому конституционализм положил конец. Конституционализм отличается от всех остальных форм государственного устройства уже одним только тем, что он является вымышленной формой, причем не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова.

Известно высказывание Карла Маркса о пчеле и архитекторе: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально».
Точно так же конституционализм сначала создает государство идеально и лишь потом на практике. Конституционное государство — это «умственное» государство, оно сначала возникает как философский проект, а лишь потом становится политической системой. Конституционализм возникает не естественным путем, как все предшествующие ему политические формы, а из осознанного желания выстроить политическую систему в соответствии с определенными принципами. Причем это уже не просто отрицание грубой и примитивной архаики (как я отмечал выше, эта работа была уже проделана в эпоху европейского возрождения, которого в России, к несчастью, не случилось до сих пор), а отрицание отрицания, или «снятие» в гегелевской терминологии, в рамках которого делается попытка восстановить целостность предмета.

Конституционализм решает две ключевые задачи: он окончательно и бесповоротно (на «втором уровне») прощается с традиционалистским (естественным) государством и создает вместо него «искусственную» всеобъемлющую бюрократическую машину, гораздо более мощную и эффективную. Эту социальную модернизацию по смелости можно сравнить только с созданием «политического киборга», когда к человеческой голове приделывается железное тело. Естественно, что, создав столь мощную машину, надо позаботиться о том, чтобы она не вышла из-под контроля — нет толку в мощной машине, если человек не способен ею управлять.

Конституционализм часто рассматривается очень узко либо как учение о правах человека, либо как учение о контроле над властью (что ближе к истине). Но не надо забывать, что и первое, и второе — это лишь производные функции конституционализма. В основе своей конституционализм — это политический конструктор, который позволяет создавать государства не по наитию, а по строго продуманному плану. И от качества этого плана, от его реалистичности и сбалансированности, в первую очередь зависит успех проекта.
https://s2.openrussia.org/redactor/o...7c808fbee1.jpg
«Сцена подписания конституции Соединенных Штатов». Картина Говарда Чендлера Кристи изображает конвент в Филадельфии 1787 года

«Техзадание» для русского конституционализма

В России в конституционализме не увидели главного: что это — учение о новом государстве, которое должно быть сильнее и эффективнее своих предшественников. Уже только следующим на очереди стоит вопрос о системе контроля над этим государством. Ему в затылок дышит вопрос о правах человека, без соблюдения которых этот контроль невозможно организовать. Но во главе угла стоит вопрос о сильном государстве, без которого современное общество существовать не может.

Все это значит, что по-настоящему к конституционному строительству Россия еще не приступала, и именно поэтому новую Конституцию придется делать практически с «чистого листа» (хотя в нее могут войти и наработки, и даже целые блоки из предыдущих конституционных проектов). Перефразируя Ленина, который, в свою очередь, перефразировал Энгельса, можно сказать, что все предыдущие конституции перелицовывали империи, новая конституция должна создать русское национальное государство.
В центре конституционной дискуссии, соответственно, должны быть совершенно другие вопросы, чем те, которые по привычке обсуждаются. Сегодня надо сосредоточиться не на той конституции, которая у России как бы была, но на самом деле не было, а на той Конституции, которой в России никогда не было, но должна была бы быть. В связи с этим, как мне кажется, надо учесть опыт прошлого и принять во внимание ряд условий, которые ранее были проигнорированы. При разработке новой российской Конституции следует стремиться к тому, чтобы она была:

— прагматичной, то есть она должна исходить из конкретных вызовов, с которыми Россия столкнулась здесь и сейчас, а не писаться на все времена и под любой народ;

— конкретной, то есть нужно максимально усложнить возможность ее нейтрализации — принятия конституционных законов, искажающих дух конституции;

— стимулирующей, то есть быть скроенной на вырост, чтобы подталкивать общественную и политическую эволюцию в определенном направлении, поскольку конституция является мощным инструментом культурной индоктринации, как сказал бы Андрей Кончаловский;

— легко интерпретируемой, то есть содержать в явном виде внятные принципы, позволяющие осуществлять качественное толкование конституционных норм (сегодня в конституции нет даже принципа законности и плюрализма, кстати).
https://s2.openrussia.org/redactor/o...a7d95dace8.jpg
Тексты статей 118 и 119 из Конституции СССР 1936 года

Трудности конституционного перевода

Английский историк Арнольд Тойнби утверждал, что при наличии цивилизации-лидера все ее ближние и дальние соседи, как правило, двояко реагируют на неизбежное со стороны лидера давление. Они либо начинают подражать лидеру, пытаясь скопировать и перенести на родную почву те технические и институциональные решения, которые, с их точки зрения, обеспечили цивилизационное превосходство, либо, наоборот, стремятся отгородиться от чуждого влияния, сделав упор на свои традиционные ценности. Оба решения Тойнби считал неверными, так как они не способствуют развитию собственных творческих сил следующей в фарватере за лидером культуры. Только ставка на ускорение развития собственного культурного потенциала, а не изоляция или слепое копирование, может позволить находящемуся под прессингом обществу сохраниться и решить свои проблемы.
То, что верно для цивилизаций в целом, верно для отношений России и Запада, в частности, и для конституционного строительства в России в особенности. Россия демонстрирует полярное отношение к европейским конституционным идеям: она либо полностью их отвергает, либо пытается механически применить европейский конституционный опыт, что по описанным выше причинам всегда обречено на провал. В действительности западная конституционная модель является всего лишь важным ориентиром, руководством к действию, но, разумеется, не догмой. Задача состоит не в том, чтобы импортировать эту модель в Россию, — она ни при каких обстоятельствах не приживется в этой, как говорил поэт начала прошлого века, «скудоумной местности», — а вырастить нечто подобное на собственной культурной почве, творчески адаптируя чужие идеи под свои специфические нужды и, возможно, даже развивая их. Но поставить так задачу — не значит, к сожалению, решить ее. Что такое творческая адаптация конституционных идей, каждый склонен понимать по-своему.

В некоторой степени эта сложность известна переводчикам поэзии, да и вообще переводчикам с иностранных языков. Прямой, дословный перевод, особенно сложных, насыщенных глубокими ассоциациями и яркими метафорами текстов, приводит либо к потере смыслов, либо только к частичной или искаженной их передаче. И, напротив, литературный перевод, который зачастую оказывается совершенно самостоятельным произведением искусства, передает дух оригинала с наибольшей точностью. России нужен не прямой, «дословный», а «литературный» перевод западных конституционных идей, пропущенный через свой собственный опыт, насыщенный собственным ассоциативным рядом.
Нужно докапываться до самых корней европейского конституционализма, до тех его глубинных уровней, где общечеловеческое уже доминирует над специфически цивилизационным. Нужно вычленять фундаментальные принципы в их наиболее общей и поэтому максимально гибкой форме, и затем уже думать о том, как реорганизовать русскую социальную и политическую реальность в соответствии с этими принципами. И не надо пугаться, если итоговый результат будет внешне сильно отличаться от того, что было взято за образец. В любом случае, Пастернак всегда ближе к оригиналу Шекспира, чем «гуглтранслейт».

Конституция России 2.0. Часть II
 

https://openrussia.org/post/view/9615/
Гамлетовский вопрос: самодержавие или федерация?
Политолог объясняет, почему унитарное устройство так и оставит Россию империей с самодержавием, а федерация позволит ей стать национальным государством с работающей властью.

Допускаю, что очень многим людям — как в России, так и за ее пределами — дилемма, вынесенная в подзаголовок, покажется либо надуманной, либо неуместной, либо некорректно сформулированной. Тем не менее я полагаю, что вопрос о федерации — это ключевой вопрос, от ответа на который зависит будущее российского конституционализма. От способности России создать жизнеспособную федерацию зависит ее способность создать национальное государство. Думаю также, что отказ от федерализма (а к этому отказу явно или тайно склоняются в удивительном единодушии и власть, и значительная часть оппозиции) обрекает Россию на бесконечное хождение по замкнутому политическому кругу, когда любая демократизация и либерализация заканчивается восстановлением самодержавия (разумеется, каждый раз в новой и до поры до времени неузнаваемой форме).

Перефразируя классиков марксизма, можно сказать, что в то время, как все предыдущие российские конституции лишь перелицовывали империю, действительная задача русского конституционализма состоит в том, чтобы навсегда покончить с империей. Сегодня по каким-то труднообъяснимым причинам в центре конституционной дискуссии оказался малозначимый и несущественный вопрос о предпочтительной для России форме правления — президентская или парламентская республика. Это лжедилемма, чрезмерное внимание к которой только тормозит конструктивную конституционную дискуссию. Полагаю, что в центре этой дискуссии должен находиться совершенно другой вопрос — об унитарном и федеративном государстве.

Выбор в пользу унитарного государства будет означать выбор в пользу империи, а выбор в пользу федерации открывает в перспективе возможность создания национального государства.
Подлинный федерализм не имеет ничего общего ни с советским федерализмом, ни с его посткоммунистической сублимацией. Вообще никакого отношения к федерализму как прошлые, так и настоящие политические реалии России не имеют. Русский федерализм еще только предстоит создать. Его не только никогда не было на практике, но для него даже не создана теоретическая модель. Это не задача близкого будущего, а своего рода перспективная цель, которая задает вектор политического движения. Я сомневаюсь, что эту цель можно достичь в один «конституционный присест». Поэтому надо свыкнуться с мыслью о том, что предстоящая конституционная реформа в России — это долгосрочный и многоступенчатый проект, в котором есть как неотложные задачи, так и перспективные цели. Они взаимосвязаны, но не взаимозаменяемы, и поэтому очень важно не путать первые со вторыми.

Конституция «несуществующей России»

Для начала проблема состоит в том, что национального государства в России как никогда не было, так и нет до сих пор. Так же, впрочем, как до сих пор не существует и самой русской нации.
Есть русский народ, который исторически объединил вокруг себя в имперском государстве десятки (если не сотни) других народов и народностей, но это вавилонское скопище этносов, собранных под одной государственной крышей, так и не стало нацией.
Ближе всего к решению национального (в строгом смысле слова) вопроса, как ни странно, подошли большевики, конструируя «единую общность — советский народ», но этот амбициозный, хоть и насквозь фальшивый, проект с треском провалился в 1991 году. И по сей день русская посткоммунистическая государственность остается обломком советской империи, которая, в свою очередь, является отредактированным изданием Российской (царской) империи.

Но и это даже — полбеды. Беда же состоит в том, что нигде, кроме как в розовых псевдолиберальных снах, невозможно в один прыжок преодолеть то гигантское расстояние, которое отделяет империю от национального государства в России. Не существует такой волшебной конституционной палочки, взмахнув которой, можно в одночасье создать и русскую нацию, и русское национальное государство. А это значит, что, в отличие от Европы или Америки, где формирование нации в существенной степени произошло в недрах феодализма (пресловутое «третье сословие») и предшествовало конституционному строительству, в России придется сначала создавать конституционные предпосылки формирования нации, довольно долго ждать, пока она наконец сформируется, и лишь потом окончательно конституционно закреплять рождение национального государства.

Понятно, что все это требует времени, причем немалого даже по историческим меркам. В отличие от Божественного акта творения, все, что люди делают своими руками, особенно в России, — это процесс. Андрей Кончаловский любит вспоминать слова Чехова о том, что между утверждением, что «Бог есть» и утверждением, что «Бога нет», лежит огромное поле титанической душевной и умственной работы, которое русский человек никак не может перейти. Точно так же между утверждением «конституции нет» и утверждением «конституция есть» лежит такое же огромное поле неопределенности, преодолевать которое, по всей видимости, придется сразу нескольким послепутинским поколениям. И на весь этот переходный период России тоже нужна будет какая-то конституция, не идеальная (какой уж может быть идеал, если нет еще ни нации, ни национального государства), но достаточно стабильная, чтобы задать необходимый вектор общественного развития.

Именно это обстоятельство приводит меня к мысли о неизбежной двухступенчатости конституционной реформы в России. Сначала должен быть дан первичный толчок, для которого нужна «конституция переходного периода», призванная обеспечивать конституционное развитие в течение всего того времени, пока будут преодолеваться последствия нынешнего «конституционного эксцесса» (или «конституционной контрреформы» — в терминологии Тамары Морщаковой) и пока будет идти становление национального государства. И лишь намного позже потребуется повторная конституционная реформа, в рамках которой и будет решена проблема федерализации, а значит — зафиксированы окончательные параметры русского национального государства. Эта двухступенчатость представляется даже естественной, если вдуматься: при «ампутации» правового сознания, как и при ампутации конечности, сначала кладут в реанимацию, и лишь потом занимаются реабилитацией и реконструкцией.

Конечно, с высоты (хотя точнее было бы сказать — «из глубины») сегодняшнего дня разговор о федерализме и об окончательных параметрах российского конституционного проекта кажется несколько отвлеченным, словно спор о конституции для какого-нибудь утопического русского «Города Солнца», которого никогда еще не было и неизвестно, будет ли он вообще. Но начинать, как это ни парадоксально, надо все-таки именно с него, а не с «переходной конституции», актуальность которой ни у кого не вызывает сомнений.
Дело в том, что в России под «переходными состояниями» обычно понимается движение из ниоткуда в никуда. Может быть, именно поэтому они здесь длятся вечно.
Вся политическая история России есть своего рода сплошное «переходное состояние». Поэтому прежде, чем обсуждать детали конституционного маршрута, необходимо определить его конечную точку и обозначить те параметры, которые мы в итоге должны получить. В России всегда приходится начинать с утопии.

Размер имеет значение

Все сложное проистекает, как правило, из довольно простых причин. При всем разнообразии постоянно меняющихся парадигм в российской политической истории есть одна безусловная константа — территория. Если Россия в чем-то и является по-настоящему уникальной страной, то именно благодаря своей обширности. На протяжении как минимум последних пятисот лет она продолжает оставаться бескрайней материковой империей, раскинувшейся на двух континентах, и даже потеря контроля над огромными по меркам других государств пространствами в конце XX века (после распада СССР) в масштабах России выглядит как нечто совершенно несущественное. Казалось бы, кто только не писал о влиянии территории, географического положения и климатических условий на историю России, — но практические выводы из этого не делаются: Россию зачастую продолжают мерить «чужим аршином», который к ней попросту неприменим.

В то же время обширность территории в течение многих веков оказывала на политическое развитие России двоякое и притом весьма противоречивое воздействие. С одной стороны, размеры страны всегда были мощным стабилизатором политической власти и, как следствие, важнейшим условием сохранения суверенитета и независимости русского государства (в том числе, конечно, и благодаря ресурсам, «зарытым» на этих территориях). С другой стороны, именно грандиозность пространств, которые надо было обживать и контролировать, немыслимой длины сухопутные и морские границы, которые надо было обслуживать и защищать, разнообразие географических, экономических и культурных условий, которые надо было сводить к общему знаменателю, тормозили успешную эволюцию социальной и политической систем и, в том числе, препятствовали превращению империи в национальное государство. Любой преобразовательный импульс на русских пространствах очень быстро растрачивал весь свой потенциал и растворялся бесследно.

К сожалению, история пока не знает примеров успешного превращения такой огромной страны из империи в национальное государство (по очень многим причинам США не могут рассматриваться как образец для подражания, что не исключает заимствования некоторых идей и механизмов). Поэтому России чрезвычайно трудно опереться на чужой опыт. По всей видимости, решать задачу построения собственного национального государства ей придется, двигаясь практически по целине.
Масштаб задачи выглядит настолько пугающе, что психологически легче признать ее нерешаемой. Это и происходит негласно на практике в двух взаимоисключающих формах.
С одной стороны, есть люди, — и их немало, — которые полагают, что Россия есть «вечная империя» и ничем другим быть не может и не должна (то есть они в принципе отказывают России в возможности конституционного развития). С другой стороны, есть немало людей, которые негласно (потому что громко об этом говорить не принято) готовы признать возможность разделения России на несколько независимых друг от друга государственных образований, каждое из которых будет решать задачу построения национального государства самостоятельно.

Мне представляется, что, несмотря на масштабность вызовов, которые возникают в процессе конституционного строительства в стране, раскинувшейся на одной седьмой части суши, приоритетом в этом процессе остается сохранение России как единого государства в пределах ее нынешних границ.
Опуская риторические и патриотические мотивы, я полагаю, что идея разделения России является контрпродуктивной по целому ряду причин.
При разделении она растеряет все те преимущества, которые вытекают из ее нынешнего геополитического положения и благодаря которым она исторически оформилась как относительно самостоятельная цивилизация. Более того, в этом случае русский народ окажется в положении одного из самых больших «разделенных народов» мира, что неизбежно приведет к появлению гуманитарных проблем, в свою очередь, порождающих проблемы политические. Представить себе мирное существование и, тем более, сосуществование нескольких русских государств на территории бывшей империи практически невозможно.

Самодержавный крест России

В такой огромной стране, как Россия, выстраивание эффективных управленческих цепочек является очень трудноосуществимой задачей. Если бы Швейцария была размером с Россию, то и швейцарские часы шли бы с опозданием, не говоря уже о труде чиновников. Но обширность территории — это только полбеды. Не меньшую сложность представляет разнообразие ее условий. Россия развита неравномерно: густонаселенные районы перемежаются огромными практически пустынными пространствами, плохо пригодными для проживания человека. При таких размерах и при таком разнообразии условий управленческий механизм обречен на плохую работу вследствие постоянного «торможения сигнала», отклонений от вектора движения и бесконечных разрывов связей. Если добавить к этому традиционную неспособность русской бюрократии работать по четко установленному шаблону, то не может не возникнуть вопрос: как вообще российская государственность смогла состояться и стабильно просуществовать несколько веков?

Ответ на него хорошо известен — это сверхцентрализация. Речь идет не просто о централизации власти, известной нам из истории других народов, а о сосредоточении ее буквально в одной точке, чуть ли не в одном лице, то есть самодержавии.
Русское самодержавие — не зигзаг эволюции, не сбой политической программы, а эволюционный ответ России на исторический вызов, брошенный ей природными и культурными условиями.
Достаточно обратить внимание на то, что становление самодержавия шло все время параллельно с формированием колониальной империи и наращиванием территории. Это одна из причин, по которой самодержавность превратилась в сквозной признак российской государственности, кочуя из одной исторической формации в другую: из царской — в имперскую, из имперской — в советскую, из советской — в посткоммунистическую. В этом нет ничего удивительного, ведь базовые предпосылки — размер территорий и их разнообразие — остаются неизменными.

Испокон веков чрезмерная централизация власти рассматривается как один из главных пороков системы государственного управления России. Соответственно, испокон веков же существует оппозиционная (реформаторская) мантра «децентрализации». Каждый уважающий себя русский реформатор начинает с того, что предлагает осуществить немедленную децентрализацию русской власти и развить в ней местное самоуправление. Практика, однако, показывает, что долгосрочным результатом всех проводимых в России реформ оказывалась только большая, чем прежде, централизация власти. Единственное, чего иногда удавалось достичь реформаторам, — сделать централизацию скрытной (латентной), спрятать ее за забором какой-нибудь очередной децентрализованной «потемкинской деревни». Государственная власть в этом случае осуществлялась по «двухканальной» системе: через формальные и неформальные институты. Независимость советских республик (краев, областей и так далее) с лихвой компенсировалась жестким партийным контролем, а свобода посткоммунистических «субъектов федерации» ограничена жестко централизованным «понятийным» (по сути своей криминально-силовым) контролем над государственной властью.

Несколько лет назад в России был опубликован манифест группы ученых-конституционалистов, которые назвали самодержавность главным пороком действующей российской Конституции. Проблема в том, что они обошли стороной вопрос об объективных причинах возникновения этого порока, сведя все к влиянию субъективного фактора (стремлению к узурпации власти первого президента России и его преемника). Можно бесконечно счищать самодержавность с поверхности русской политической жизни, но она будет там появляться снова и снова, как желтая соль на поверхности сапог после прогулки по современной зимней Москве. Устранить самодержавность можно, только ликвидировав объективные, а не субъективные причины ее существования в России. Надо понять и признать, что самодержавность накрепко привязана к унитарному устройству России и непосредственно вытекает из необходимости более или менее эффективно контролировать обширную территорию страны.
Пока российское государство будет оставаться «плоским» (одноуровневым, унитарным), оно будет самодержавным, кто бы ни пришел к власти в стране. Чтобы вырваться из этого замкнутого круга, государство должно стать «объемным» (многоуровневым, составным).
Такая задача решается только с помощью федерализма, истинный смысл и предназначение которого, к сожалению, остаются в России практически не понятыми.

Неизвестный федерализм

Надо воздать должное «отцам-основателям» посткоммунистической российской конституции за то, что они хотя бы отстояли федерализм как конституционный принцип. Это немало, учитывая, что сегодня, например, в обществе сложился латентный антифедералистский консенсус, объединяющий в некое тайное общество как действующую власть, так и «патриотическую», и даже отчасти «либеральную» оппозицию ей. Признавая (в лучшем случае) федерализм на словах, огромное количество людей считают его неким советским рудиментом, вроде мавзолея Ленина на Красной площади в Москве: мол, хорошо было бы похоронить, но пока живы советские ветераны, лучше не трогать. Связано это во многом с полным непониманием того, что же есть федерализм на самом деле: трудно найти конституционный институт, понимание которого в России было бы сопряжено с такими интеллектуальными извращениями и политическими заблуждениями.

Если посмотреть внимательно на палитру русских «федералистских перверсий», то в глаза бросаются «извращения», которые встречаются чаще других — «федеративный формализм» и «федеративный национализм». В первом случае под федерализмом понимается что-то сугубо внешнее, некая механическая организация органов государственной власти в центре и на местах, при которой существует разделение компетенции и двухпалатный парламент, одна из палат которого избирается по принципу равного представительства. Наличие или отсутствие федерализма определяется методом «галочки»: есть законодательное разделение компетенции или двухпалатный парламент — значит, есть и федерализм. Во втором случае (и это гораздо более запущенная патология) федерализм рассматривается как политический инструмент решения «национального вопроса». Здесь корни уходят в насквозь фальшивый сталинский метод государственного строительства, когда тот или иной этнос получал «атрибутивную государственность» в качестве психологической компенсации политической травмы, которую ему нанесла коммунистическая диктатура. Дело доходило до того, что государственность могли либо давать в качестве поощрения, либо отбирать в качестве наказания.

Действительный федерализм с этими советскими политическими сублиматами, конечно, не имеет ничего общего. Это философская и политическая концепция, корни которой уходят в глубинные пласты конституционного мышления; она самым тесным образом связана с концепцией разделения властей.
Федерализм, собственно, и есть еще одно разделение властей, еще одно его измерение, наряду с уже привычным для русского уха разделением на законодательную, исполнительную и судебную власть.
Политические основания федерализма, с моей точки зрения, четче всего выражены в американской конституционной системе, где он является одним из основополагающих конституционных принципов. В рамках этой системы федерализм — не просто метод выстраивания отношений между бюрократическими учреждениями, а важнейший инструмент функционирования политической свободы. Что важно для России, потребность в федерализме как в некоем дополнительном измерении разделения властей возникает в первую очередь именно в крупных и сверхкрупных государствах, где первичного «центрального» разделения оказывается недостаточно.

Разделение властей: сила или слабость?

Дальнейшее осмысление сути федерализма оказывается затруднено еще и тем, что в России смысл отправной для него конституционной концепции, из которой он, собственно, и вырастает, — «разделения властей», — остается таким же непроясненным. На бытовом уровне «разделение властей» является, пожалуй, самой популярной из всех конституционных идей в России. Однако со временем понимание того, что же это все-таки такое, не стало менее варварским. В большинстве случаев люди интерпретируют этот конституционный принцип как способ «ослабления власти» в духе знаменитой римской формулы «разделяй и властвуй». Выглядит это приблизительно так: «Есть государственное чудище ''Левиафан'', где все щупальца срослись в одну отвратительную лапу. Если это чудище ''разрубить'' на три части (законодательную, исполнительную и судебную), то оно ослабнет и станет меньше угрожать обществу. И тогда общество станет более свободным». Отсюда и подсознательное отношение к федерализму как чему-то ослабляющему власть, а значит, для России с ее просторами, диким чиновничеством и засильем криминала на местах не подходящему.

Действительность не только не совпадает с этим расхожим мнением, но и прямо противоположна ему.

Разделение властей необходимо не для ослабления власти, а для ее усиления. Вопрос — в чем мы видим силу? В произволе или в способности исправно исполнять управленческие функции?
Бюрократия, являясь необходимым инструментом осуществления власти, обладает способностью гасить любой управленческий сигнал (который она вроде бы должна реализовывать) и даже вовсе сводить его на нет. «Проводник» сначала становится «полупроводником», а потом и вовсе «изолятором». Поэтому чем длиннее бюрократическая цепочка с последовательно-иерархическим соединением чиновников друг с дружкой, тем меньше шансов, что она окажется функциональной. На каждом следующем сочленении девиация власти будет удваиваться. Эту проблему и решает «разделение властей», заменяя последовательное подключение параллельным. Бюрократические цепочки ломаются, усложняются, выстраиваются в группы, конкурирующие друг с другом, и таким образом обеспечивается прохождение управленческого сигнала. Власть становится сильнее, она способна преодолевать сопротивление собственного несовершенного материала.

Все это имеет прямое отношение к федерализму как к иному, горизонтальному (по отношению к классической «триаде») срезу разделения властей. Федерализм (но только настоящий, «живой») является единственной реальной альтернативой сверхцентрализации (то есть извечной русской самодержавности). Он разрывает (укорачивает) непомерно длинную иерархическую цепочку, вводит промежуточные «узловые точки» контроля и создает конкурентное движение, позволяющее поддерживать эффективность управления на гораздо более высоком, нелинейном уровне.
Просто борясь со следствиями, надо устранять причину.

Попробую для простоты изложения воспользоваться упрощенной, но зато наглядной метафорой. Представьте себе, что власть — это действительно вертикаль, то есть, попросту говоря, шест. Попробуйте установить этот шест вертикально на плоскости. Если вы не оказались случайно на экваторе, сделать это вам вряд ли удастся, не вбив шест глубоко в землю. Это и есть метод русского самодержавия, при помощи которого управляется Россия. Но стоит вам рассечь шест и сделать из него треногу властей, как он легко установится на плоскости. Это то, что происходит с властью при обычном разделении властей. Представим себе, однако, что плоскость эта обширная и неровная, так что тренога все время расползается по ней, скользя всеми «конечностями» по плоскости. Тогда уже для дела подойдет платформа не на трех, а на четырех ногах, которой можно накрыть большой участок суши. Так приблизительно действует система, основанная на разделении властей с опцией федерализма.

Русский федерализм — уравнение с одними неизвестными

Говоря о возможном русском федерализме, проще начать с перечисления того, чего для него не хватает, чем с указания того, что есть. Просто потому что пока на деле, кроме записи в Конституции о том, что Россия является федеративным государством, больше ничего и нет. Но из всех этих несуществующих предпосылок две стоят особняком — отсутствие субъекта и отсутствие универсального (единого, равномерно организованного) пространства.
Из природных и географических условий существования России следует, что здесь очень долго будет невозможно добиться приемлемого для федерализма уровня однородности территорий. Уравнять Москву и Якутию можно только в конституционном воображении. Полагаю в связи с этим, что Россия обречена поначалу на создание «асимметричной федерации», объединяющей территории двух типов: условно говоря, «федеральные штаты» и, условно говоря, «федеральные земли». Первые должны стать полноценными субъектами федерации, а вторые должны оставаться территориями с особым статусом, управляемыми федеральным центром. Это, наверное, неправильно с точки зрения чистой теории, но это практично и честно, а главное — позволяет расшить те политические узлы, которые превращают сегодня идею федерализации в сплошную профанацию.

Никакой федерализм не будет действенным, если федерация состоит из почти сотни мелких, порядками отличающимися друг от друга своим потенциалом, несамостоятельных, несамодостаточных псевдогосударственных образований. Субъекты федерации должны иметь потенциал, достаточный для того, чтобы реализовать в полном объеме федеративные полномочия, в том числе развивать свое законодательство, иметь реально автономную судебную и административную системы, опираться преимущественно на собственный бюджет. Таких субъектов в России может набраться от 20 до 30 максимум. Со временем их число может увеличиться за счет роста потенциала федеральных земель.
Излишне добавлять, что новые федеральные штаты не должны иметь привязки к какой-либо титульной нации и должны быть полностью избавлены от большевистского наследия решать «национальный вопрос» при помощи «нарезки» внутригосударственных границ. Опыт XX века показал, что в споре между Троцким, с одной стороны, и Лениным со Сталиным — с другой, по национальному вопросу, Троцкий, выступавший за культурную автономию, был ближе к истине. Защита культурных и вообще особых интересов того или иного народа в составе России должна быть сосредоточена на уровне местного самоуправления. Это болезненное, но совершенно необходимое решение, без которого нормальное развитие конституционализма в России в долгосрочной перспективе трудно себе представить.

Школа конституционализма

Конечно, предлагать начать конституционную реформу с полномасштабного «передела земель» было бы авантюрой. На первый взгляд, задача построения действительного федеративного (не на бумаге, а на деле) национального конституционного государства кажется в России вообще нереализуемой. В стране, разделенной на несколько десятков полуфеодальных «княжеств», приводимых к общему знаменателю отчасти при помощи произвола, отчасти при помощи криминала, любые перемены чреваты анархией. Но в том-то все и дело, что федерализация России — это не непосредственная задача, а перспективная, конечная цель конституционных реформ. Это своего рода ориентир, который позволяет определить долгосрочный вектор конституционного развития. Он позволяет обозначить конституционный «коридор возможностей», внутри которого реформаторам России придется двигаться довольно долго, прежде чем он выйдут на финишную прямую.

Россия неизбежно вынуждена будет пройти в своем конституционном развитии через «эклектический» период, в течение которого будут создаваться и оформляться необходимые (недостающие), но отсутствующие сегодня предпосылки национального государства. С одной стороны, попытка найти сегодня конституционное решение «на века» обречена на провал (так же, как она была обречена на провал и в 1993 году, чего многие тогда не поняли). С другой стороны, чтобы когда-то дойти до конца, необходимо с самого начала видеть цель и следовать установленным курсом.
Она должна предотвращать сползание России обратно в имперскую парадигму и стимулировать движение в сторону национального государства и федерализма (что в случае России почти одно и то же). Возможно, весь XXI век России предстоит продолжить обучение в «школе конституционализма».

Как и в любой другой школе, в школе русского конституционализма самым главным является поддержание политической дисциплины. Уже очевидно, что при любом историческом вызове Россия имеет тенденцию «сваливаться» в имперский штопор. Она напоминает корабль, который никак не может выйти из гавани, потому что, когда начинается шторм, самым «практичным» и «безопасным» решением оказывается — повернуть обратно. Но если конституционно заблокировать саму возможность постоянно возвращаться в излюбленную гавань империи, то Россия вынуждена будет идти вперед и искать новые политические, на этот раз — конституционные, формы стабилизации политического режима. И тогда она неизбежно сама собою безо всякого понуждения придет к федерализму. Потому что такая огромная страна, как Россия, может существовать только либо в имперской, либо в федеративной форме — третьего для нее не дано. Но империя исчерпала себя исторически и обрекает Россию на политическое топтание на месте, в то время как федерализация откроет для нее новые исторические горизонты.

Конституция России 2.0. Часть III
 

https://openrussia.org/post/view/10361/
Первоочередные задачи конституционной власти переходного периода

Политолог предлагает конструкцию камертона, политическая настройка по которому позволит реанимировать гражданское общество и государство

Когда речь заходит о новой российской конституции, у энтузиастов — прямо по Пушкину — пальцы просятся к перу, перо к бумаге, и вот уже готовые тексты свободно текут со всех сторон. Парадоксальным образом в тот самый момент, когда практически для установления (а не восстановления, как многим кажется) конституционного строя в России ничего сделать нельзя, русской общественностью овладел настоящий конституционный зуд. Альтернативные конституционные проекты размножаются быстрее, чем кролики, причем каждый следующий проект оказывается экзотичнее и радикальнее предыдущего. При этом часто так называемые новые конституционные проекты являются новыми только на первый взгляд. В них нет существенных институционных новаций по сравнению с текстом действующей Конституции. Старое содержание разливают в новые конституционные меха, и просто хорошие слова заменяют очень хорошими. Вся эта суета неизбежно приводит к девальвации конституционной идеи в России, принося больше вреда, чем пользы. Это тот самый случай, когда, перефразируя известный пункт завещания Ленина, «лучше дольше, но лучше». Проблема в том, однако, что что такое «лучше» — в России каждый тоже понимает по-своему.

Философия конституционного минимализма

Чем безрадостней выглядят перспективы правового государства в России, тем сильнее соблазн совершить большой конституционный скачок, одним махом разрешив все накопившиеся проблемы. До сих пор, однако, ни в политике, ни в экономике идеология «большого скачка» не оправдывала возлагавшихся на нее надежд. Маловероятно, что и в деле конституционного строительства это будет выглядеть как-то иначе. За «большим скачком», как правило, следует такой же «большой откат», который очень быстро нивелирует достижения «скачка», а историческая цена такого возвратно-поступательного движения оказывается слишком высокой. Поэтому, занимаясь конституционным реформированием России, лучше всего «поспешать с промедлением».

Очевидно, что в точке старта, когда конституционные реформы только начинаются, общество является новым лишь по своим намерениям.
Не исключено, что одномоментное внедрение всего комплекса институциональных реформ, которые надо осуществить с целью преобразования имперского по своей сути государства в национальное, вызовет у этого общества конституционный шок, с которым оно не сможет справиться.

В этом, отчасти, состояла ошибка конституционалистов 90-х, предложивших политическую модель, рассчитанную на существование развитого гражданского общества, которого в России как не было, так и нет до сих пор. Естественно, что эта модель быстро «сдулась» и деградировала сначала в авторитарное, а потом и в неототалитарное государство. И эта ситуация может повторяться бесконечно, потому что в момент начала конституционного движения светлое конституционное будущее существует только как интенция и как потенция. Если политический авангард в такой момент оторвется от своих «социальных тылов», то он рискует улететь прямо на Луну, где, как справедливо отмечал классик марксизма-ленинизма, только и можно оставаться свободным от общества, в котором живешь.
По этой причине, собственно, необходим конституционный переходный период, в рамках которого должны быть созданы социальные предпосылки для полноценного конституционализма. Конституционная реформа — не одноразовая акция, а длительный многоступенчатый процесс, о чем я подробно писал в предыдущей статье. Задача первого этапа — стимулирующая: содействовать формированию гражданского общества, что является предпосылкой перехода ко второму этапу реформ, то есть к завершению формирования национального «политического» государства.

На первом этапе конституционной реформы предпочтительно придерживаться философии «конституционного минимализма», что предполагает соблюдение принципа разумной достаточности предлагаемых новаций. Нужно соблюсти баланс, при котором вносимые в конституцию поправки твердо задают новый вектор общественного развития, то есть стимулируют развитие гражданского общества, но при этом не позволяют захлебнуться от конституционного восторга и свалиться в хаос анархии или гражданской войны.
Надо различать импульс и движение в целом. При этом вопрос о том, будет ли это новая конституция или новая редакция старой конституции, является сугубо техническим и второстепенным. Ответ на него в большей степени зависит от того, как будет развиваться общая политическая ситуация и какая общественная потребность сформируется. Также нужно помнить, что подготовка конституционного текста — это не только счастливое политическое озарение, но и тяжелейшая кропотливая работа профессиональных юристов над каждым словом.

Конституционная преемственность

Меня часто упрекают в недооценке значимости действующей Конституции 1993 года. Эти упреки не совсем справедливы. Я считал и продолжаю считать принятие Конституции 1993 года важнейшей вехой эволюции конституционной идеологии в России. Главным ее достижением является признание универсального характера европейских конституционных ценностей и основополгающего значения соблюдения прав и свобод человека. Другое дело, что принятие Конституции 1993 года не способствовало, по моему мнению, установлению конституционного строя в России на практике. Россия после 1993 года, как и до него, оставалась авторитарным государством, в ткань которого были несколько искусственно встроены отдельные конституционные институты. Но это нисколько не умаляет заслуг Конституции 1993 года и ее авторов перед историей. И вперед Россия может двигаться, только отталкиваясь от того, что уже было сделано предшествующими поколениями.

Разумеется, главной мыслью нового конституционного проекта должен оставаться банальный тезис о том, что вся власть в России принадлежит российскому народу.
Учитывая российские исторические реалии, этот тезис, позаимствованный из преамбулы Декларации о независимости США, в России заслуживает включения непосредственно в текст конституции.

Я бы не назвал структуру Конституции 1993 года идеальной. Она выстроена вокруг главы о правах и свободах человека как центральной идеи. С моей точки зрения, центральной должна быть идея общественного контроля над властью. Глава же о свободах и правах человека (кстати сказать, блестяще составленная) вполне может быть самостоятельной частью, вроде «Билля о правах», но не системообразующим элементом. В будущем я перевернул бы пирамиду разделов конституции, расположив их следующим образом:

— Основы конституционного строя Российской Федерации;
— Государственное устройство Российской Федерации;
— Декларация прав российского народа.

Но я не считаю изменение структуры конституции принципиальным вопросом. Безусловно, это не то, с чего нужно начинать. Лишь в том случае, если ситуационно будет принято решение готовить совершенно новый текст конституции, есть смысл сшить конституционный костюм «на вырост», чтобы в дальнейшем можно было обходиться точечными конституционными поправками.

Гораздо важнее сейчас другое: восполнение тех институциональных пробелов, которые позволили нейтрализовать Конституцию 1993 года, превратить ее в оберточную бумагу для авторитартной требухи.
В этом смысле движение вперед должно осуществляться «от обратного», от действующей конституции, путем выявления и устранения ее недостатков, — как присущих ей изначально, так и приобретенных позднее в ходе многочисленных конституционных контрреформ.

Дефект конституционной защиты

Вспоминая революционные лозунги вековой давности, можно сказать, что только та конституция чего-либо стоит, которая умеет защищаться. Сколько бы хороших слов ни было сказано о Конституции 1993 года, как бы мы ни восхищались ее стилем, наполненностью высокими идеями, гуманизмом и глубиной отражения тематики прав и свобод человека, мы не можем не признать того, что она не смогла себя защитить, и все ее высокие смыслы оказались два десятилетия спустя растоптаны авторитарным сапогом власти.
Можно заламывать по этому поводу руки, взывая к справедливости, а можно попытаться понять, почему это стало возможным. На первый взгляд кажется, что случившееся имеет мало отношения к самому тексту конституции. Сила оказалась выше права, и конституции просто нечего было ей противопоставить. На самом же деле это не совсем так. В конституции есть свои собственные механизмы защиты, своя антивирусная программа, которая почему-то не сработала. Не претендуя на формулирование истины в последней инстанции, осмелюсь сделать предположение, почему это произошло.

С моей точки зрения, с самого начала разработчиками конституции была допущена существенная ошибка: в то время, как права и свободы человека были расписаны в конституции предельно детально, конституционные принципы оказались в ней сформулированы очень общо и неполно.
Часть принципов разбросана по разным статьям конституции, и их нужно извлекать из каких-то других норм (например, принцип верховенства права). Часть принципов вообще не сформулирована (например, принцип политического и идеологического плюрализма): видимо, полагалось, что для их применения достаточно доктринального толкования конституции.

Почему это, простите за каламбур, так принципиально? Конституция является наиболее общим правовым документом с двойственной политической и юридической природой. Именно посредством конституции право соединяется с политикой; конституция — это та горловина, через которую политические принципы поступают в право, чтобы потом рассредоточиться по всей правовой системе и проникнуть в каждый закоулок правоприменительной деятельности. В этом смысле конституция есть не что иное, как камертон, по которому производится настройка всей политической системы.
Применение всеобщего к единичному является творческим процессом, в который вовлечены миллионы людей, ориентиром для которых служат принципы и ценности, в том числе политические. Представьте себе, насколько осложняется этот процесс, если камертон (конституция), по которому они должны настраивать правовую систему, издает либо невнятные, либо неоднозначно интерпретируемые звуки.

Конституционное обрезание

Но это еще полбеды. Помимо камертона, для успеха нужен еще и настройщик, причем настройщик квалифицированный, с идеальным политическим и правовым слухом.
Создатели Конституции 1993 года совершенно справедливо посчитали, что в России обычные судьи таким настройщиком быть не смогут, потому что у них в ушах обитает грибок правового нигилизма. Поэтому был создан Конституционный суд, куда предполагалось штучно отбирать людей с безукоризненным правовым слухом.
На первых порах он очень качественно и мужественно справлялся со своей задачей. Достаточно вспомнить эпохальное решение о признании неконституционным указа Бориса Ельцина о роспуске первого российского парламента. Но в дальнейшем именно Конституционный суд оказался главной мишенью и главной жертвой конституционной контрреформы, которая началась практически сразу же после принятия «самой демократичной из всех конституций», а вовсе не после прихода Владимира Путина к власти.

Наступление на Конституционный суд велось одновременно по двум направлениям: сужение его компетенции и подрыв его независимости.

Компетенция Конституционного суда, и так не самая широкая, претерпела с годами существенные изменения. Из поля зрения суда выпали все подзаконные акты, а также неконституционные решения должностных лиц. В эту «черную дыру» впоследствии как раз и хлынул бурный поток неконституционных практик. Если проанализировать сегодня постановления Конституционного суда России, то к подавляющему большинству из них (если не ко всем вообще) будет практически невозможно предъявить существенных юридических претензий. Дисфункциональность Конституционного суда проявляет себя преимущественно в латентной, пассивной форме — путем виртуозного отлынивания от рассмотрения подавляющего числа принципиальных споров.

Отказ от избрания председателя суда (раньше председатель избирался, теперь — назначается) принципиально изменил его положение. К этому следует добавить общие для всех других судов методы давления: регулирование материального обеспечения судей чиновниками администрации президента, постоянное давление со стороны правоохранительных органов на судей и членов их семей, фактический отказ от принципа несменяемости судей (он превратился в пустую формальность, так как против любого судьи можно инсценировать уголовное дело, и каждый судья об этом знает). Все это со временем способствовало введению конституционной самоцензуры в суде, по сути делающей ненужным открытое давление.

Восстановление функциональности Конституционного суда как conditio sine qua non конституционной реформы

Восстановление функциональности Конституционного суда — это даже не часть конституционной реформы, а ее предварительное условие. Представьте себе, как будет работать рояль, если его готовит к концерту глухой настройщик с испорченным камертоном в руках. Осознание этого фундаментального изъяна российской конституции является само по себе огромным шагом вперед, поскольку указывает направление дальнейшего движения. Потенциал конституционного контроля можно восстановить, только одновременно отремонтировав камертон и прочистив уши настройщику.
С одной стороны, раздел «Основы конституционного строя Российской Федерации» должен быть переформатирован таким образом, чтобы базовые конституционные принципы занимали в нем центральное место.
Они должны быть перечислены полно и ясно с необходимыми пояснениями, исключающими их дальнейшую ложную интепретацию. Это одна из наиболее трудоемких задач, которую предстоит решить, требующая гораздо больше интеллектуальных инвестиций, чем простое восстановление «потерявшихся» демократических норм. От качества этой работы во многом будет зависеть стабильность конституционной и в целом правовой системы на десятилетия вперед.

С другой стороны, необходимо восстановить в первоначальном и даже большем объеме компетенцию Конституционного суда, предоставив ему возможность принимать решения о конституционности не только подзаконных актов (которые в основном и определяют правовой климат в России), но и действий или бездействий должностных лиц. Внутреннее судебное самоуправление должно быть, естественно, восстановлено в полном объеме. Отношения суда с администрацией президента и правительством по поводу материального обеспечения судей должны быть отрегулированы публично.
Конституция — это всегда очень ограниченный по объему документ. Попытка расширить его за счет детализации бесперспективна и даже вредна. В этом случае Конституция может стать тормозом развития общества. Но в конституцию должны быть имплантированы базовые принципы и методы их интерпретации, позволяющие приводить самые разные правовые коллизии к единому конституционному знаменателю. Именно такими мерами можно и нужно обеспечивать конституционную стабильность.

Конституционное оформление сменяемости власти

Как я писал в предыдущей статье, по моему глубокому убеждению, самодержавность есть эволюционный ответ русской цивилизации на исторические вызовы, и избавиться от нее окончательно и бесповоротно можно, только осуществив конституционную реформу в полном объеме и выстроив национальное государство на альтернативных имперским принципах, например, федеративных. Тем не менее, не ослабив каким-либо образом эту самую «самодержавность», продвинуть конституционную реформу будет невозможно. Авторитарная тенденция развития каждый раз будет побеждать демократическую спустя какое-то время, — хотя бы по той причине, что люди всегда предпочитают двигаться по линии наименьшего сопротивления до тех пор, пока это направление не будет заблокировано.

Чтобы разорвать этот замкнутый круг, российскому конституционализму можно сделать прививку от самодержавности. Эта прививка, конечно, не сможет стать панацеей, на сто процентов исключающей рецидивы болезни, но она сможет существенно ослабить симптомы и облегчить выздоровление.
Внедрение его в конституционную ткань и последовательное проведение через все нормы, так или иначе касающиеся формирования органов государственной власти, является важнейшей после реорганизации Конституционного суда задачей конституционной реформы.

Разумеется, в первую очередь должна быть устранена искусственная неопределенность в вопросе о президентских сроках (на самом деле никакой реальной неопределенности в этом вопросе нет, а есть лишь неудачная редакция статьи, которая была использована в политически корыстных целях). Безусловно, ограничение сроков пребывания в должности президента не является обязательным атрибутом демократии вообще. Но в конкретных условиях России, учитывая ее тяжелый политический анамнез, такое ограничение является необходимым. Это заставит элиту «шевелиться», прибегать к более сложным методам обеспечения преемственности власти, в том числе — путем укрепления партийных институтов. Любое движение в этом направлении есть прогресс по сравнению с сегодняшним положением вещей.

Но дело не может и не должно быть ограничено только определением четких сроков нахождения у власти президента.
Сменяемость должна быть закреплена в общем виде как «сквозной» конституционный принцип, регулирующий формирование всех политических институтов — правительства, органов исполнительной власти в регионах, руководителей ключевых департаментов и так далее.
Конституция должна стимулировать движение крови в системе, бесперебойную работу социальных лифтов. Это одно из проявлений стимулирующей роли российской конституции, которая должна обеспечивать стабильное развитие общества.

Конституционный запрет на пропаганду

В посткоммунистической России особенно наглядно вскрылась антидемократическая сущность и опасность государственной пропаганды, осуществляемой через прямо или косвенно подконтрольные правительству средства массовой информации. И дело не только и не столько в пассивном контроле государства над телевидением, прессой и отчасти интернетом. Это часть проблемы, но не вся проблема. Еще большую угрозу развитию гражданского общества, как показала практика, представляют финансируемые правительством программы активной индоктринации, то есть моделирования индивидуального поведения путем агрессивного навязывания населению выгодных правительству и в большей части основанных на лжи идеологем и стереотипов.
То есть проблема значительно шире, чем вопрос о цензуре или вообще о государственном контроле над средствами массовой информации. Речь идет о необходимости осуществить деидеологизацию власти, о запрете программ «государственной лжи», собственно всего того, что составляет сегодня основное содержание работы государственных телеканалов в России, многочисленных лабораторий по дезинформированию общества, маскирующихся под всевозможные экспертные институты или частные медийные корпорации. Все они по поручению государства навязывают сегодня обществу не просто какую-то определенную точку зрения, но и определенную систему ценностей.
При относительно невысоком уровне репрессий, которые до сих пор применяются гораздо реже и гораздо избирательнее, чем в СССР, при довольно мягкой цензуре, допускающей свободу слова в объемах, которые трудно было себе представить в СССР, но при помощи агрессивной пропаганды современной российской власти удалось полностью подавить способность гражданского общества к самостоятельному движению и установить в России неототалитарный режим. При этом следует заметить, что государственная пропаганда сверхэффективна в России отчасти потому, что у населения нет культуры критического восприятия информации, распространяемой прямо или косвенно контролируемыми правительством источниками (начиная от государственного телевидения и заканчивая управляемыми государственными агентами интернет-ресурсами).

Избегая тотальной цензуры, допуская существование оппозиционных СМИ (везде, кроме телевидения), система научилась «выключать» и «включать» по заказу общественное сознание. Давние традиции манипулирования массовым сознанием наложились сегодня на безграничные возможности, предоставляемые постиндустриальным, информационным обществом, привели к превращению современной России в настоящую «фабрику лжи», которая уже работает не только на внутреннем рынке, но даже на экспорт. Это не просто политическая, но и конституционная проблема.

Конституционный строй и демократия несовместимы с существованипем государственного «пропагандитского кулака», при помощи которого правительство может размозжить любую оппозиционную голову.
Это профилактическая мера, ее цель — недопущение рецидивов тоталитаризма, в какой бы форме он себя ни проявлял. Это достаточно трудная задача, над формой решения которой предстоит тщательно поработать. Очевидно только то, что она значительно шире, чем декларирование принципа запрета цензуры или ограничения государственной монополии на средства массовой информации, хотя и включает в себя эти меры.

Запрет на пропаганду предполагает конституционное декларирование жестких стандартов объективной подачи информации, недопустимости навязывания одной точки зрения в ущерб альтернативным взглядам, недопустимости злоупотребления эмоциональным воздействием на подсознание начеления с целью получения просчитываемого поведенческого эффекта. Частью мер по недопущению использования средств массовой информации с целью пропаганды является, разумеется, создание реального общественного контроля над СМИ (прежде всего, электронными), обеспечение их внепартийности, политической толерантности и нейтральности. Конкретные меры по реализации конституционного запрета на пропаганду должны быть предусмотрены соответствующими конституционными законами, но сам принцип должен быть сформулирован в конституции.

Право на суд присяжных

Исправление судейского «косоглазия» — одна из первоочередных задач конституционной реформы. И, хотя основная нагрузка по проведению судебной реформы и общей реформы правоохранительной сферы должна лечь на конституционные законы, есть одна принципиальная конституционная поправка, которая должна быть принята незамедлительно: это закрепление за гражданами России права на суд присяжных не как на исключительную процессуальную меру, применяемую предельно редко, а как на регулярную процедуру, применяемую по желанию обвиняемого практически по всем тяжким преступлениям и преступлениям средней тяжести.

Суд присяжных, безусловно, является очень трудоемкой и дорогостоящей процедурой. Но другого пути у России, кроме как пойти на эти траты, больше нет. Суд находится на вершине «правоохранительной пищевой цепочки», и поэтому именно деградация судебной системы, ее неуклонное «опрощение» (сегодня в России более половины всех приговоров выносится в так называемом упрощенном порядке, то есть судьей единолично вообще без рассмотрения дела по существу и без исследования доказательств) приводят к росту энтропии во всей правоохранительной системе.
Переломить ситуацию можно, только оторвав суд от следствия и прокуратуры, а сделать это можно, только сделав суд присяжных массовым. Таким образом, крупные инвестиции в судебную систему неотвратимы. Причем суд присяжных должен быть имплантирован не только в уголовную юстицию (где он хоть в незначительной степени, но присутствует), но также и в гражданское судопроизводство.

Конечно, судом присяжных реформа правоохранительной системы и судебная реформа исчерпаны быть не могут. Но большинство мер, которые следует принять, требует появления соответствующих конституционных законов. А вопрос о праве на суд присяжных для каждого гражданина должен быть разрешен в самой конституции. Это конституционная новация должна будет в дальнейшем потянуть за собой всю цепочку конструктивных перемен в правоохранительной сфере.

Равный доступ к ресурсам и общественный контроль на выборах

Важнейшим условием нормализации политической жизни в России является проведение честных и эффективных выборов федеральных и региональных органов власти. Корректировка избирательного законодательства, которое должно обеспечивать достижение указанной цели, является долгосрочной задачей, которая также должна быть решена путем принятия целого комплекса конституционных законов. Однако есть один вопрос, по которому необходимо прямое конституционное регулирование, — это вопрос о доступе к ресурсам на выборах.
Практика избирательных кампаний последних пяти лет показала, что основной проблемой является неравенство участников выборов в отношении трех видов ресурсов: финансовым, информационным и политико-административным.
Формально равные претенденты на те или иные выборные позиции (будь то президент или депутат регионального законодательного собрания) оказываются фактически не равны, поскольку близкие к правительству кандидаты имеют возможность получать скрытое финансирование в почти неограниченных объемах, пользоваться плохо скрываемой поддержкой контролируемых правительством СМИ и опираться на помощь государственных служащих (от обязательного участия в митингах поддержки провластных кандидатов до распределения квот для голосования по государственным и муниципальным учреждениям). Сегодня очевидно, что справедливые выборы — это лишь выборы, где участникам гарантирован равный доступ к ресурсам. Это настолько важно, что должно быть закреплено в конституции как основополагающий принцип.

И, конечно, выборы, помимо того, что они справедливы, должны быть легитимны. Выборы являются легитимными, если устранены всякие сомнения в том, что их результаты могли быть подтасованы.
С этой целью должен быть конституционно закреплен институт общественного контроля на выборах и устранена монополия Центральной избирательной комиссии Российской Федерации как единственного контролирующего института.
Возможно, этому будет способствовать децентрализация работы этой комиссии и изменение порядка ее формирования.

Конституционная реанимация и конституционная реабилитация

Создание основ конституционного строя в России есть длительный и невероятно сложный процесс, который, скорее всего, может растянуться на несколько десятилетий и будет проходить целый ряд последовательных стадий. В этой связи необходимо различать первоочередные меры, цель которых — придать импульс конституционной реформе, вывести общества из состояния ступора (конституционная реанимация), и меры долгосрочного характера, которые, с одной стороны, требуют серьезной проработки, широкой общественной дискуссии, а с другой — не могут быть сразу реализованы, так как требуют возникновения предпосылок, которые в момент начала конституционной реформы очевидно будут отсутствовать (конституционная реабилитация).

Конституционная реанимация

Конституционные реанимационные мероприятия, как и любые реанимационные мероприятия, должны быть осуществлены незамедлительно, как только для этого откроется политическое окно возможностей. С моей точки зрения, к таким мерам быстрого конституционного реагирования относятся вышеперечисленные новации по восстановлению функциональности конституционного суда, конституциионному оформлению принципа сменяемости власти, закреплению в конституции запрета на пропаганду, права на суд присяжных для широкой категории граждан по уголовным и гражданским делам, равного доступа к ресурсам и общественного контроля на выборах. Безусловно, общественная дискуссия по данному вопросу выявит и некоторые другие, упущенные мною новации, принятие которых, будь то в формате новой конституции, будь то в формате поправок к действующей, должно быть произведено незамедлительно.

Конституционная реабилитация

Для реализации более долгосрочных мероприятий, целью которых является форматирование политической системы России под «национальное государство», должна быть создана постоянно действующая конституционная комиссия (конституционное совещание, конституционное собрание, конституционный совет), которая должна готовить предложения по глубокому реформированию государственного строя России в трех основных направлениях: федеративные отношения, форма правления и местное самоуправление.

Новая федерация

В рамках дискуссии о новой федерации, по всей видимости, придется выйти за традиционно узкие, ложно очерченные рамки, сводящие обсуждение к спору о полномочиях центра и существующих региональных образований, и начать наконец болезненный, но необходимый разговор об укрупнении субъектов федерации и формировании ограниченного числа образующих федерацию земель (штатов) с самыми широкими, вплоть до собственного гражданского и уголовного законодательства, полномочиями, а также о создании специальных управляемых территорий там, где формирование полноценных субъектов федерации невозможно и нецелесообразно (обширные, но малонаселенные территории).

Новое правительство

Единство России может быть обеспечено только при неукоснительном соблюдении политической формулы «сильные регионы — сильный центр». Поэтому вопрос о переформатировании и укреплении центральной власти является не менее актуальным, чем вопрос о создании и укреплении новых субъектов федерации. Россия нуждается в по-настоящему сильном правительстве, для создания которого нужно решить проблему устранения существующего (и при этом неконституционного) дуализма исполнительной власти: в современной России роль собственно правительства номинальна, оно исполняет функции советского ВСНХ (существовавшего в ранние годы советской власти органа по управлению экономикой), а все реальные властные полномочия сосредоточены в так называемой администрации президента России и связанном с ней Совете безопасности, конституционный статус которых является совершенно неопределенным.
По сути, в посткоммунистической России сохраняется традиция существования некой «главной» внутренней власти, являющейся авторитарным сублиматом гражданского общества.
Нужно заставить власть «выплюнуть» из себя это псевдогражданское общество и сформировать полноценное правительство. Сделать это можно двумя диаметрально противоположными способами, каждый из которых должен быть подвергнут критическому разбору в рамках подготовки конституционной реформы. Первый сценарий состоит в совмещении позиций президента и главы правительства, при котором происходит соединение аппаратов правительства и президента, а политические функции уходят из администрации президента туда, где они и должны быть сосредоточены — к партии. Другой сценарий состоит в превращении России в парламентскую республику, где главой исполнительной власти является глава правительства победившей на выборах партии. Президент в этом случае занимается политическим тюнингом, исполняя роль гаранта конституции. Но для успешной реализации такого сценария необходимо изначально иметь хорошо развитую партийную систему, что на первых этапах реализации конституционной реформы вряд ли возможно.

Новое самоуправление

Высвобождение местного самоуправления из-под государственного пресса, безусловно, является важнейшим условием оздоровления современного российского общества и существенной частью программы конституционной реформы. Местному самоуправлению должны быть гарантированы выборность, полномочия и бюджет. Основные параметры должны быть определены в конституции. В качестве модели, скорее всего, было бы полезно использовать опыт работы земства — как более органичный для России.
Вышеперечисленными направлениями, безусловно, не исчерпывается весь список вопросов, подлежащих обсуждению в рамках проведения конституционной реформы. Это обсуждение можно и нужно начинать прямо сегодня, но вряд ли его можно закончить завтра. Тем более, вряд ли удастся завтра же воплотить в жизнь новые идеи. Именно поэтому нужна институционализация этой общенациональной дискуссии. Как это ни парадоксально, но для ее организации даже не потребуется дополнительных затрат.
Сформировать конституционную комиссию (собрание, совещание, совет) можно на базе совершенно бесполезной сегодня Общественной палаты Российской Федерации, играющей роль пятого колеса в системе политического управления России.

Какая Конституция нам нужна
 

https://openrussia.org/post/view/11521/
Как предотвратить узурпацию власти и почему надо упразднить федеральные партии? Политолог, президент Института развития и модернизации общественных связей Федор Крашенинников описывает ключевые структурные элементы будущего Основного закона
Вступление Михаила Ходорковского в дискуссию о будущей российской Конституции и организация публичного обсуждения этой темы — крайне важный шаг. Хотелось бы, чтобы эта дискуссия вовлекла как можно больше представителей гражданского общества и привела к практическим шагам — например, формированию постоянно действующей общественной комиссии по конституционной реформе, гласно обсуждающей предложения и готовящей проект нового Основного закона.

К подготовке Конституции действительно надо относиться со всей серьезностью. Если у оппозиции не будет четкого представления о том, куда идти дальше, то крах нынешнего режима быстро обернется реваншем и повторением всех прошлых ошибок.

Никаких надежд на реанимацию действующей Конституции возлагать не следует, и я полностью согласен с Михаилом Борисовичем в том, что «нынешний политический режим и Конституция-1993, совместно прожив долгую, хотя и не очень счастливую жизнь, должны уйти в один день». Не сомневаюсь, что именно так и будет.

В своей статье Михаил Ходорковский отмечает ключевые пункты, которые не проработаны детально в нынешней версии и которые должны быть в новой. В целом я согласен с ним по большинству пунктов.
Позволю себе подробно высказать свое мнение по ряду вопросов, связанных с будущей Конституцией и смежными проблемами.
Когда мы обсуждаем новый Основной закон России, мы должны думать о той стране, в которой хотели бы жить, а также учитывать те проблемы, которые привели к фактическому краху действующую конституционную систему, и ошибки авторов нынешней Конституции. Об этом мне приходилось писать совсем недавно.

Во-первых, Конституция должна быть конкретной и очень ясно написанной — и в вопросах устройства государства, и в вопросах защиты прав и свобод человека.

Во-вторых, она ни в коем случае не должна создаваться под конкретного человека или ситуацию: люди уходят, а ситуации меняются. Особенно важно не писать ее «под победителей». Это роковая ошибка авторов прошлой Конституции: они подстраивали ее под нужды победившего парламент Ельцина, даже не предполагая ситуации, в которой угроза провозглашаемым ценностям исходит от президента, а не от парламента.

В-третьих, Основной закон не должен писаться келейно, в Москве, без учета реальной ситуации в регионах. Иначе именно из регионов придет реакция, которая сметет конституционный порядок.

В-четвертых, каждая статья должна быть многократно проверена в процессе деловых игр, моделирующих все возможные варианты манипулирования буквой закона в ущерб его духу.
Надо учитывать, что извращенный ум российской бюрократии способен любые благие намерения вывернуть наизнанку, но в полном соответствии с буквой закона.
В-пятых, Конституция должна быть законом прямого действия, причем для граждан, а не для каких-то структур. Надеяться, что в наших условиях защищать ее смогут только государственные органы, опрометчиво: скорее всего, именно они и окажутся механизмами манипулирования Конституцией в интересах чиновников или самих себя.

Остановлюсь подробнее на нескольких сложных темах, по которым хотелось бы высказаться.

Минимализация возможностей узурпации

Очевидной проблемой действующего Основного закона является отсутствие в нем реальных механизмов ограничения узурпации власти уже находящимся в должности президентом. Проблему следует рассматривать гораздо шире: ведь узурпация власти возможна и премьер-министром в условиях формальной парламентской демократии (как было в Португалии, Италии и еще много где), и региональным руководителем, и даже на уровне муниципалитета власть может оказаться в руках кучки бандитов, терроризирующих население, — и здесь уместно будет вспомнить станицу Кущевская и банду Цапков.

Новая Конституция должна быть детально проработана именно в вопросах невозможности узурпации — на любом уровне. Более того, необходимы четкие механизмы противодействия попыткам узурпации. Право народа на восстание — это обязательная вещь, но оно не должно быть декларацией.
Конституция должна быть законом прямого действия как можно в большем количестве практических случаев.
Она должна не просто декларировать право на восстание в случае прямого и явного нарушения Конституции, но даже и вменять в обязанность каждому гражданину отказываться исполнять антиконституционные акты и всеми способами противостоять их принятию и реализации.
Парламентская республика и федерализация
Во-первых, радует консенсус большинства представителей оппозиции по вопросу о парламентской республике. Это уже большой шаг вперед. Во-вторых, важным является и растущее понимание того, что без децентрализации и подлинной федерализации все мечты о демократии так и останутся мечтами.

Правда заключается в том, что единственная возможность уничтожить предпосылки для узурпации власти в стране — это значительно уменьшить полномочия федеральной власти и ликвидировать все возможности для вмешательства федеральной власти в региональные и тем более местные выборы, если только речь не идет о неконституционном захвате власти. Федеральная власть должна быть гарантом справедливых и честных выборов на всех уровнях, но любое вмешательство исполнительных органов власти в ход выборов — на своем уровне или на нижестоящем — должно быть объявлено антиконституционным.
Вместо нынешней уродливой «вертикали власти» должна быть создана принципиально иная система: председатель правительства России избираем и подотчетен федеральному парламенту, а председатели региональных правительств избираются и подотчетны региональным парламентам.
Таким образом, региональная исполнительная власть входит в систему региональной власти, а с федеральной властью только взаимодействует в рамках прописанных в Конституции полномочий, но ни в коем случае не механически подчиняется ей. Никаких теоретических и тем более практических возможностей для выстраивания «вертикали» быть не должно.

Возникает вопрос: что делать, если какие-то регионы не захотят оставаться в составе обновленной федерации?
Возможно, этот ответ кому-то и не понравится, но единственная гарантия прочности федерации — это ее добровольность и гарантированная возможность выйти из нее для всех желающих сделать это субъектов, если она перестает отвечать интересам общего блага и процветания.
Жесткие и тщательно прописанные правила существования федерации должны стать преградой и для шантажа регионов центральной властью, и для шантажа федерации каким-либо регионом, требующим особого статуса и дополнительных вложений.

Федерализация и политические партии

Попытка создать в России партийную систему «сверху», предпринятая в 1993 году, провалилась. Никаких реально существующих партий в России так и нет, а в последние годы партийная жизнь окончательно выхолостилась. Особенно печально обстоят дела на уровне регионов. Нынешние законы запрещают региональные партии. Это уничтожило предпосылки для полноценной политической жизни в регионах. По сути, все острые вопросы местной политики решаются не путем дискуссий в законодательных органах, а где-то за кулисами, методом давления, торга или сговора, а чаще всего — через апелляцию к Москве, что окончательно превращает регионы в колонии федеральной власти.
Представляется, что на самом деле надо запретить именно федеральные партии. Несмотря на кажущуюся странность этого предложения, оно вполне рационально.
Если в каждом из субъектов федерации существуют и активно действуют местные партии, то какой смысл заставлять людей вступать в какие-то федеральные структуры? По сути, аналогом федеральных партий должны стать федерации местных партий или объединения депутатов федерального парламента, избранных от местных партий со схожими платформами. То есть вместо Коммунистической партии Российской Федерации должна возникнуть Федерация Коммунистических партий и движений России и так далее. Такая мера приведет к переносу основной политической жизни в регионы и осложнит любой сговор политической элиты в столице. По сути, лидеры федеральных партий перестают быть диктаторами — они лишь генеральные секретари, зависимые от множества местных партий со своими лидерами, повестками и целями.
Иллюстрация: Майк Че
Запрещенные нынешним законодательством блоки — это то, что надо не просто вернуть, но и пропагандировать всеми способами. В условиях федерации нормальная политическая жизнь только и возможна в виде постоянно создающихся и распадающихся коалиций местных партий по различным вопросам.
Внутренняя жизнь политических партий должна регулироваться ими самими.
Если людям хочется создать вождистскую партию, где все будут лишены права голоса, а все решать будет лидер, — это их право, государство лишь должно обеспечить право каждому гражданину как вступить в такую партию, так и выйти из нее. С другой стороны, если анархисты хотят минимизировать иерархию, никто не должен им навязывать какую-то стандартную громоздкую структуру, как это происходит сейчас.

Регистрация кандидатов и партий должна быть максимально упрощена на всех уровнях. Универсальным фильтром можно сделать систему денежных залогов, главная цель которых — удостовериться, что кандидат или партия действительно способны к реальному участию в выборах.

Субъекты федерации

Говоря о субъектах федерации, мы не должны себя обманывать: нынешняя структура России уйдет в прошлое вместе с нынешним режимом и действующей Конституцией, а если она сохранится, то рано или поздно станет причиной серьезных кризисов и проблем.

Границы нынешних субъектов федерации, сама логика их «нарезки» — все это никак не соответствует ни экономическим, ни инфраструктурным потребностям развития страны в XXI веке.

Подлинная федерация в нынешнем виде невозможна хотя бы потому, что в ее составе практически нет самодостаточных в экономическом смысле регионов, зато очень много маленьких регионов, во всем зависимых от милости федерального центра. Следовательно, какие бы красивые слова ни были записаны в новой Конституции, любой руководитель федеральной власти, имеющий полномочия и возможности для раздачи дотаций регионам, очень быстро окажется диктатором и легко сомнет недовольные богатые крупные регионы, опираясь на большинство маленьких, зависимых и бедных. Похоже, именно для таких целей федеральная власть и бережет от укрупнения россыпь бедных дотационных территорий.
Субъектов федерации должно быть меньше, а сами они должны быть гораздо крупнее — богатыми самодостаточными территориями с примерно равным потенциалом.
Кроме того, обилие субъектов федерации априорно превращает любой процесс согласования сложного вопроса в бесконечное словоблудие, — особенно если учесть разность интересов больших и маленьких субъектов федерации, богатых и бедных и так далее.

Самая большая проблема — пресловутые национальные республики, доставшиеся России от ленинско-сталинской национальной политики. Ликвидировать национальные автономии вопреки воле их жителей нельзя, но и финансировать за счет соседних регионов чье-то национальное возрождение тоже довольно неловко, особенно в условиях настоящего федерализма, когда сами регионы могут поднять вопрос о том, почему они обязаны это делать. В условиях демократии и федерализма объяснять регионам, почему они должны скидываться на мечети и небоскребы Грозного или строительство новой столицы Ингушетии, уже не получится. Таким образом, заранее необходимо сформулировать предложения по этому вопросу.

Итак, во-первых, стоит подвергнуть переформатированию все субъекты нынешней РФ.
Сделать это можно через серию референдумов в муниципалитетах по вопросу, к какому из формирующихся субъектов федерации и жители хотели бы относиться.
Во-вторых, субъектом федерации может считаться только тот регион, который способен за счет доходов своего бюджета содержать свои органы власти и социальные службы. Пристальное внимание стоит обратить на северные субъекты федерации: под вывесками национальных регионов там, по сути, существуют колонии федеральной власти, где большинство населения так или иначе работает на государство (в его же органах!) или на огромные корпорации, что тоже не способствует развитию плюрализма мнений. При этом на таких территориях существуют все структуры, положенные многомиллионному региону. Сохранение национальной жизни коренных народов — дело хорошее, но это вовсе не повод сохранять заповедники федеральных силовиков и бюрократии, не имеющей никакого отношения к титульному народу и его культуре.

В-третьих, если все-таки небольшие субъекты федерации останутся, необходимо уравнять права жителей крупных и мелких регионов. Например, сенатор от небольшого региона голосует одним голосом, а представители крупных — несколькими, пропорционально своему размеру. Во всяком случае, в экономических вопросах, потому что в некоторых вопросах субъекты федерации должны быть равноправны.

В-четвертых, дотации бедным и неспособным к самофинансированию субъектам федерации должны выделяться только с согласия регионов-доноров и никак иначе.

Национальная и религиозная политика

Национальную политику можно и нужно целиком отдать в муниципалитеты, — чтобы каждый населенный пункт сам решал, считает он себя «национальным» или нет. Несомненно, эта идея не понравится элитам существующих национально-территориальных образований, но, если вдуматься, это лучший вариант для обычных граждан.


Расширение прав муниципалитетов и конституционные гарантии их самоуправления позволят жителям любого поселения — от хутора до большого города — объявить себя национальной, религиозной, культурной или любой другой общиной. Государство не должно в это вмешиваться, если только речь не идет о попрании прав и свобод граждан. Если в составе какого-то субъекта федерации образуются национальные муниципалитеты или сельские районы, то они могут объединяться в национально-культурные автономии и через участие в выборах добиваться изменения региональных законов в пользу усиления роли, которую играют национальные языки и культуры.
Таким образом регионы с преобладанием какого-то этноса в итоге станут национальными по форме и по содержанию, — но не сверху, как сейчас, а естественным путем.
В новой конституции надо уйти от архаичной формулы «отделение церкви от государства». Религия должна быть личным делом каждого конкретного гражданина, а не предметом отношений государства и общегосударственных религиозных организаций. Религиозные организации юридически должны считаться особой формой общественных объединений и ничем больше.

Государство лишь должно гарантировать каждому человеку его право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Это же право должно быть гарантировано детям, родившимся как в религиозных, так и в атеистических семьях, — исповедовать любую религию, даже если это не религия их семьи, или не исповедовать никакой, даже если это не в традициях их родителей. Отдельно в конституции необходимо прописать схему защиты общества от изуверских культов, которые так или иначе пропагандируют ценности, прямо вредящие здоровью людей.
Для обеспечения прав человека на свободу совести государство должно поставить в центр религиозного законодательства приход, месту общину верующих.
Создавать или нет общероссийские иерархические структуры и на каких основаниях — это должно быть внутренним делом религиозных общин и никак не регулироваться государством. Если главной единицей является приход, то и взаимоотношения религии и общества тоже уходят на уровень муниципалитетов.

Президент и губернаторы

Большая проблема — пост президента в условиях парламентской демократии. Наши традиции значительно усложняют внедрение в стране германской модели, при которой президент — совершенно блеклая и неинтересная гражданам фигура. Вековые традиции почитания верховной власти в России обрекают ее носителя быть чем-то большим, чемпросто нотариусом при парламенте, тем более что в условиях парламентской демократии ему придется в некоторых ситуациях противостоять премьер-министру и парламенту по ключевым вопросам, — а может ли это делать человек без влияния, полномочий и популярности в народе?
С одной стороны, любители старины, красоты и помпезных церемоний получили бы удовлетворяющую их фигуру, с другой — вопрос первого лица государства был бы решен в долгой перспективе. Такая модель априорно изолировала бы первое лицо от реальных рычагов власти, оставив его лишь символом и гарантом, в то же время выделяющимся на фоне чиновников за счет харизмы своего титула.

Интересным вариантом стало бы совмещение постов всенародного избираемого главы государства и председателя Конституционного суда. Суд, в свою очередь, — наделить расширенными полномочиями и дать возможность гражданам обращаться туда как в суд высшей инстанции, перед ЕСПЧ. Роль гаранта конституции, председательствующего в Конституционном суде, можно усилить правом назначать генерального прокурора или судей, возможно — контролем над одной из спецслужб, надзирающей за конституционным порядком. Всенародно избранный президент как гарант конституции и контролер власти, возможно, — хороший вариант. Тогда президент избирается на один срок и потом пожизненно заседает в Конституционном cуде — это неплохая возможность сформировать орган, который не будет так, как сегодня, послушен сиюминутным поветриям.

В любом случае, вопрос о главе государства следует обсудить со всех сторон, в том числе и с учетом культурных и исторических особенностей развития нашей страны.

Если упраздняется фигура сильного президента, то исчезает и необходимость выбирать сильных губернаторов. Предполагалось, что губернаторы будут уравновешивать президента; этого не получилось, но вот что точно получилось — так это конфликты выборных губернаторов с выборными же мэрами крупных городов.

Поэтому на региональном уровне должна воспроизводиться федеральная схема формирования правительства, а губернатор может быть назначенным президентом наблюдателем и арбитром, координирующим деятельность федеральных структур (но не подчиняющимся напрямую премьер-министру, как вариант).

Муниципальная власть

По сути, каждый регион должен стать федерацией муниципалитетов, которые отдают региональной власти лишь те полномочия, которые сами не могут эффективно использовать. Прежде всего, регионы должны заниматься улучшением инфраструктуры — дорогами, связью, — а также образованием, экологией и социальной поддержкой.
Если в очередной раз раздавить муниципальную власть и сделать ее беспомощным придатком к федеральной или региональной, то никакой демократии в стране не будет и все вернется на прежнюю колею.
Тем не менее региональные власти и федерация должны мониторить ситуацию в муниципалитетах и иметь право и возможность вмешиваться в критических ситуациях.

С одной стороны, решение вопросов о форме организации муниципальной власти логично целиком отдать на откуп муниципальным же законодательным органам. С другой стороны, существует проблема городов-миллионников. Сохранение фигуры мэра в большом городе на фоне символической фигуры губернатора и назначаемого региональным парламентом главы администрации может обернуться новым этапом противостояния. Возможно, и для муниципалитетов с численностью населения более полумиллиона человек стоит предусмотреть парламентский вариант формирования исполнительной власти.

В любом случае, предложения по муниципальной реформе должны быть глубоко проработаны и предложены муниципалитетам в нескольких вариантах, учитывающих все разнообразие местных ситуаций.

Отвечу Вам здесь. А то Вы в Ведомостях чушь написали и здесь пишете. Не надо никакой новой конституции. Надо научиться выполнять для начала существующую конституцию. Ведь ныне действующая конституция ставит преграду узурпации власти. Статья 81, но она не работает. Ну примите вы новую конституцию, где все пропишите, она также не будет работать. Также не действует статья 18 сегодняшней конституции. Вот если бы она работала то все проблемы бы были решены. У американцев надо учиться. Они приняли один раз конституцию, а затем просто вносили в нее поправки. Вот и нам так надо действовать. И нет у американцев права на восстание. В Декларации независимости была, но эту статью в конституцию не включили.
Ну по федеративному устройству и МСУ не буду с вами спорить, хотя тоже мог бы. Потому что по ныне действующей конституции МСУ отделена от государственной власти и может делать все что хочет. Но она не очень то хочет.

В защиту действующей Конституции
 

https://openrussia.org/post/view/11495/
23 декабря

Мощное программное заявление М.Б. Ходорковского сияющим венцом воспарило над дискуссией о необходимости новой Конституции, которая давно идёт на площадке Открытой России.

Даёшь парламентскую республику! Даёшь самозащиту Конституции! Даёшь право народа на восстание!
Да, кто же восставать-то будет, Михаил Борисович?

«Когда в России наконец сменится власть…» …люди-то останутся теми же.

Эти люди, среди которых мы живём, пишут доносы на соседей и друзей. Матери солдат боятся говорить о гибели своих детей на преступной войне, как бы чего не вышло.

Боятся даже похоронить их по-человечески. Ради сохранения места работы жёны фактически предают своих мужей, попавших в тяжёлую передрягу. Конкурсы в налоговые, таможенные, полицейские вузы зашкаливают, и абитуриенты на вопрос, что хорошего они там нашли, не стесняясь отвечают: побочные доходы. Людей начали вполне легально и вполне бесстыдно грабить на дорогах. Они было возбухли — им быстро кинули подачку, и всё утихло.
Мы имеем дело с обществом, в котором всего-то 160 лет назад примерно 85% населения были рабами. Их освободили, но они не умели распорядиться своей свободой, не верили государству, законам, и довольно быстро нашлась группа негодяев, жаждавших власти и готовых ради власти на всё. Они легко убедили этих бывших рабов в пагубности западных ценностей свободных людей и жизни по законам. А тех, кого не смогли убедить, выслали или убили. Остальные опять оказались в рабстве, и в стране в течение восьмидесяти лет последовательно и целенаправленно изничтожались ценности свободного и ответственного человека и столь же последовательно культивировалась психология рабов. А вместе с ней росли недоверие к государству, законам, вера в доброго царя и злокозненных бояр.
В начале 90-х всё повторилось. Рабов опять освободили, и они снова не смогли распорядиться свободой. Как и тогда, нашлась группа жаждавших власти негодяев, убедивших уже новых бывших рабов в ненужности западных ценностей свободного человека, живущего по законам, по Конституции. И те же 85% из них снова стали рабами. И снова власть тратит огромные средства на поддержание психологии рабства.

«Когда в России наконец сменится власть…» …через некоторое время снова всё повторится. Нет никаких резонов для другого вывода. Режим, конечно, сменится, но обязательно опять найдутся негодяи, готовые использовать тяжёлую болезнь общества для личного обогащения, для создания деспотической системы личной власти. Независимо от текста Конституции. Они будут опираться на психологию рабов. Они убедят их. Может быть, они вообще положат х...р на Конституцию, может быть, подделают её под себя. Технически всё это несложно; текст — это всего лишь текст.

В Конституции Украины не было права народа на восстание против коррумпированного режима, но люди восстали.

В Magna Carta нет никакого права английского народа на восстание, но английский парламент в 1649 году казнил короля.
Во Франции президент имеет по Конституции куда больше полномочий, чем наш, однако он реально ограничен в своих возможностях.
В Германии парламентская республика, но канцлер имеет большие возможности для принятия важных решений. И, заметим, нынешний канцлер работает в этой должности третий срок подряд и мир не переворачивается.

История показывает, что имеются два важных фактора, которые позволяют конституционному режиму правления быть устойчивым: либо наличие в стране силы, которой есть, что реально противопоставить правящей элите, либо внутренняя потребность значительного числа граждан контролировать власть.

Если хоть один из этих факторов имеется в наличии, конституционный режим правления может устоять; если нет ни одного — он сваливается в деспотию. Это как раз о нас. Люди в России не привыкли и, главное, не хотят контролировать власть. Им удобнее ругать её ругательски за кумовство и коррупцию, но контролировать... Ни Боже упаси! Ведь тогда и отвечать за всё надо. И в стране пока нет реальной силы, способной противопоставить власти хоть что-либо существенное, кроме давно известных всем теорий.

Полагаю, очевидно, что это совершенно не зависит от текста Конституции. Людей нашей страны легко убедить в том, что на Конституцию можно плюнуть и растереть, независимо от того, что в ней написано. Можно плюнуть ради присоединения Крыма. Можно плюнуть ради отлова и нейтрализации «пятой колонны». Можно плюнуть ради наших исконных (или посконных — Бог его знает) ценностей (не вдаваясь в подробности их содержания). Много ради чего можно плюнуть. Людей, для которых жизнь по закону не является моральным императивом, легко убедить в том, что закон не так важен, как, например, ракеты.

Мой главный тезис в том, что текст Конституции здесь ни при чём. Её не менять надо вместе с режимом, а всемерно защищать, но не от власти, а от того агрессивно-послушного подавляющего большинства, которое сложилось у нас в стране и, манипулируя которым, можно добиваться чего угодно.

Демократическим, между прочим, путём. Принять Конституцию президентской республики — пожалуйста. Учредить парламентскую республику — нет проблем. Вообще выкинуть Конституцию на помойку, без неё проще — с охотой и удовольствием. В такой ситуации защиту Конституции с помощью её текста организовать невозможно, и не может быть никакой «самозащиты» в тексте Конституции. Именно поэтому менять существующий текст бессмысленно. Это лишь добавит аргументов против смены власти: вот видите — мы за Конституцию, а они хотят её разрушить, разрушить с таким трудом выстраданную стабильность и далее известные мантры.

Можно ли вообще как-то защитить законность и конституционное правление в такой ситуации — большой вопрос. Причём защита должна быть организована вдолгую, так как изменение архетипов правосознания людей — не быстрое дело. Насколько я понимаю, никто раньше с подобными задачами дела не имел, и готовых решений нет. Подобные общества формально свободных людей с моралью и правосознанием рабов, конечно, встречались и раньше. Они менялись долго и постепенно, долго и постепенно вопреки власти в обществах росли силы, общества шли к демократическому конституционному правлению. Однако же г-н Ходорковский ставит задачу по-иному: создать в нашем обществе устойчивое конституционное правление не постепенно, а сразу, так ведь? Я, между прочим, поддерживаю такую постановку задачи, хотя она и сложна для решения и готовых инструментов нет.

Ну, а как же широко рекламируемое изменение структуры власти с президентской на парламентскую; разве это не инструмент? Тут у меня вопрос: на чем основано предположение, что при парламентской структуре власти сложнее манипулировать а. п. большинством при отсутствии в обществе альтернативной политической силы с реальным, а не только парламентским влиянием на власть? На хорошо зарекомендовавшей себя теории? Нет такой теории для ситуации отсутствия альтернативных политических сил и наличия а. п. большинства. На опыте? Нет такого опыта для подобной ситуации. Напротив, есть опыт Учредительного собрания 1917 года, которое было легко разогнано, и люди не поднялись как один на его защиту, а имевшиеся в обществе силы были слабы и разрозненны. Так на чём же? Скажу на чём — на чужом опыте и умозрительных размышлениях, на так называемом здравом смысле. В данном случае это плохой помощник. В условиях громадной неопределённости в социальном, экономическом и политическом ландшафтах России чужой опыт и здравый смысл не обладают предсказательной силой, хотя, возможно, обладают объяснительной.

В условиях подобной неопределённости если что и менять, то хотя бы с некоторой уверенностью в успехе. Иначе лучше сохранять то, что есть, и не увеличивать неопределённость.

Мой пост назван «В защиту действующей Конституции». Давайте подумаем, а что в ней такого плохого, что от этого надо избавляться? Я много всего читал про это, но пока из серьёзных аргументов видел только один. М.А. Краснов и И.Г. Шаблинский вполне чётко показали, что в нашей Конституции легальный статус президента описан так, что это должностное лицо, кто бы им ни был, «притягивает к себе полномочия» (это выражение взято из работ Краснова и Шаблинского). Т.е., как только обнаруживается, что какой-то важный жизненный вопрос некому решать — никому не предоставлено таких полномочий, — Конституция не только позволяет, но и подталкивает к возложению этих полномочий на президента.
Все остальные проблемы нашей Конституции я бы назвал техническими. Их легко устранить толкованием Конституции.
Введение парламентской республики по сути и предлагается для устранения этой единственной проблемы, выявленной Красновым и Шаблинским.
В остальном-то Конституция совсем не плоха. Её бы ещё бы да выполнять бы.

Результат замены президентской структуры власти парламентской, как мы уже видели, весьма сомнителен, если вообще он будет.
Я совершенно согласен с Е.А. Лукьяновой в том, что Конституцию менять не следует. Вряд ли это приведёт к чему-то нужному и полезному.
Но вот в вопросе о средствах, которыми можно преодолеть существующую в стране ситуацию, создать устойчивый режим конституционного правления не за столетия, а за несколько лет, предотвратить очередное сваливание страны в деспотию, я не согласен ни с Е.А. Лукьяновой, ни с М.Б. Ходорковским.
Об этом в следующем посте.

Глоссарий. Михаил Краснов. Конституция 1993 года
 

http://polit.ru/article/2016/01/09/gloss_krasnov/
09 января 2016, 13:30 Конституция Россия
http://polit.ru/media/photolib/2015/...00x450_q85.jpg
Михаил Краснов

Мы продолжаем публикацию материалов проекта «Глоссарий», подготовленного совместно с порталом «Твоя история». В рамках проекта ведущие российские ученые, предприниматели, деятели культуры и общественные деятели попытались дать свое определение основным терминам и понятиям, в которых Россия осознает себя в последние четверть века.

Михаил Краснов, ординарный профессор НИУ ВШЭ, заведующий кафедрой конституционного и административного права НИУ ВШЭ, в феврале 1995 — мае 1998 — помощник Президента России по правовым вопросам.

Конституция – это удивительный феномен. Когда появились первые конституции современного типа? Обычно указывают на американскую конституцию, но в каком-то смысле первой конституцией можно считать Моисеево законодательство, потому что там уже были определены права личности. Или Великая Хартия Вольностей, принятая 800 лет назад – это тоже своего рода конституция. Потому что там были записаны права, а права всегда ограничивают власть. Но почему их все-таки нельзя считать первыми конституциями? Потому что гарантии этих прав упирались в волю монарха, правителя. Институционально власть никак не была связана, организация власти никак не гарантировала соблюдение этих прав. И первые три конституции – это американская 1787 года, это, как ни странно – польская 1791 года, в мае, а в сентябре появилась первая французская конституция. Почему они первые конституции современного типа? Потому, что там впервые проявилась идея разделения властей, особенно – в американской конституции. Идея разделения властей велика не потому, что это было какое-то ноу-хау в технике организации власти. Это идея, рассчитанная на человеческие слабости, на обычную человеческую мотивацию, ведь конституция не может заставить власти воевать друг с другом, конфликтовать – в хорошем смысле. Это может заставить работать нормальные человеческие мотивы.

Система разделения властей как раз и рассчитана на то, чтобы человек в государстве ощущал себя более-менее спокойно, потому что конфликтуют власти. И конфликтуют как раз из-за того, чтобы люди доверились именно этой власти. Кстати говоря, американская конституция в самом своем теле, я не считаю поправок, не содержит вообще ни одного упоминания о правах. Она только содержит принципы организацию власти. Это уже потом Билль о правах, первые 10 поправок закрепили какие-то основные права. И это понятно, потому что колонисты, которые создавали эту конституцию на Филадельфийском конвенте, исходили из того, что у них уже в принципе есть идеология, прежде всего – в Декларации независимости, и надо организовать власть. Я напоминаю об этом потому, что как раз этого не учли или учитывали, но очень формально, создатели нашей российской действующей конституции. В литературе давно замечено, что создатели конституций действуют всегда как генералы – они воюют на прошлой войне, и конституция всегда ретроспективна.

Некоторые авторы говорят, что действуют так называемые «конституционные страхи», то есть создатели конституций смотрят прежде всего на то, от чего надо избавиться, что им мешало в прежней системе власти. И примерно такая история и получилась с нашей конституцией. Нужно сказать, и это тоже было фактором, повлиявшим на конституционное содержание: конституцию не стали создавать сразу после августа 1991 года, хотя система старой власти уже фактически распадалась и уже было новое государство, потому что старый стержень – КПСС, – скреплявший СССР, уже разрушился. И уже точно нужно было разрабатывать и принимать конституцию после декабря 1991 года, потому что и формально уже стало новое государство – СССР распался. Но – и вот это интересный момент – никто не хотел вновь идти на тяжкий избирательный марафон: ни депутаты, ни президент. И начали изменять, латать советскую конституцию. Что из этого получилось? Во-первых, за эти два с лишним года было принято порядка 400 поправок. Такого уж страшного в этом ничего нет, в принципе, но дело в том, что эти поправки принимались таким образом, что из конституции – точнее, из существовавшей системы власти – получилось что-то наподобие винегрета, потому что принципы, свойственные советскому типу власти, были соединены с совершенно новыми принципами. Прежде всего – разделения властей и плюрализма. Например: оставался принцип полновластия Советов в 102-й статье старой конституции РСФСР 1978 года, если я не ошибаюсь. В уже измененной конституции была запись, что «Съезд народных депутатов вправе рассмотреть любой вопрос, относящийся к ведению Российской Федерации». Любой вопрос. Тогда где здесь «разделение властей»? И эта мешанина во многом предопределила тот самый конфликт, который окончился известно чем: на Бородинском мосту стояли танки и палили по окнам. Хотя известно, что в этой стрельбе никто не пострадал. Но дело не в том, кто пострадал. Были и жертвы, но сейчас не об этом.

В памяти народной, во многом благодаря СМИ, осталась устойчивая фраза «расстрел парламента». Но что к этому подвело? Возник жесткий конфликт по поводу необходимости проведения самих реформ – экономических, социальных, политических, но этот конфликт, чисто социальный, наложился на конфликт, заложенный в самой конституции. Ведь по этой конституции невозможно определить, к какой форме правления относилась Россия до декабря 1991 года. Там были элементы и президентской республики, и смешанной республики. В частности: президент ничего не мог сделать ни со съездом, ни с Верховным Советом. То есть президенты обычно необходимы для вывода из государственных конституционных тупиков государственной власти. В то же время съезд мог – и, кстати, он пытался – отрешить президента от должности. Кроме того, хотя считается, что правительство было президентским, но президент был не волен назначить любого премьера. Известно, что он был вынужден отказаться от Гайдара и назначить Черномырдина, потому что по конституции съезд и Верховный Совет имели реальные полномочия по контролю правительства.

К сентябрю 1993 года сложилась такая ситуация, во многом – благодаря действующей конституции. И, собственно говоря, перед президентом стояла альтернатива: либо дожидаться, когда наберется 2/3 голосов для его отрешения от должности, потому что первые попытки двух третей не дали, но все шло к этому, либо разрубить гордиев узел. По конституции, действовавшей в то время, выйти из тупика было невозможно. У президента был свой мандат.

Я не хочу сейчас забираться в политику и говорить только о конституции, хотя эти вещи очень тесно переплетаются, но президент избрал вариант гордиева узла. И вот тут начинается самое интересное – разработка новой конституции. Собственно говоря, она шла давно. Дело в том, что вскоре после выборов съезда и образования Верховного Совета 1990 году, Ельцин тогда был председателем Верховного Совета, была образована Конституционная комиссия, и началась разработка конституции. Борис Николаевич был председателем этой комиссии и оставался им вплоть до принятия новой конституции. Но когда постепенно начали расходиться Верховный Совет – прежде всего, его руководство – и президентская команда, начали появляться проекты, готовившиеся в самой администрации президента. Президент как бы охладел к проекту комиссии, потому что он во многом напоминал парламентскую модель. Что было естественно, потому что он разрабатывался прежде всего депутатами, а в президентской администрации разрабатывались модели ближе к президентской – где президент является главой исполнительной власти и правительство либо вообще не создается как отдельный орган, либо целиком находится под руководством президента. Сейчас мы формально имеем именно полупрезидентскую модель. И чем дальше расходились депутаты и президент, тем больше проектов появлялось. В июне 1993 года по инициативе президента было создано конституционное совещание, которое доработало проект конституции.

Но дальше происходят события по сценарию Фердинанда Лассаля, потому что Лассаль в 1864 году говорил, что «конституция – это отражение фактического соотношения сил». Соотношение сил было таково: парламент не действует, действует один президент, и под ним – исполнительная власть. Руки свободны, компромисс заключать фактически не с кем. И это повлияло на ход разработки и на содержание нынешней конституции. Стенограммы и конституционного совещания, и рабочей группы, дорабатывавшей его проект, говорят, как во многом усиливалась президентская власть. А точнее – когда была принята новая конституция, Зюганов, кажется, сказал, что «по ней у президента полномочий больше, чем у египетского фараона, шейха и русского царя». На самом деле, у египетских фараонов вообще не было полномочий, у них была неограниченная власть, но дело не в этом. И сегодня ошибочно говорят, что у президента, мол, много полномочий, поэтому он такой «начальник над всеми». Ничего подобного. Если посмотреть конституцию, у него не так много полномочий. Не так много полномочий у президента, как мало рычагов противодействия ему со стороны других институтов. И эта модель была заложена еще в проекте конституционного совещания, но резко усилилась в период октября-ноября 1993 года, когда этот проект дорабатывала рабочая группа. И там появилась эта немыслимая, очень важная норма о том, что если Госдума трижды не соглашается с кандидатурой премьера, представленной президентом, то президент просто обязан распустить Думу. Это одна из деталей.

Почему я сказал о «конституционных страхах» – конституция разрабатывается не столько для перспективы, сколько как ретроспективный документ. Ведь идея витала такая: по максимуму освободить президента от всех помех. Пусть он проводит реформы и никто ему не мешает. Ему мешал Съезд народных депутатов, мешал Верховный Совет – сделаем теперь Федеральное Собрание, состоящее из двух палат – Государственной думы и Совета Федерации – слабыми. И действительно, мы практически не видим в Конституции контрольных рычагов или тех сдержек и противовесов, которые могли бы реально сдерживать президента. Сегодня понятно, что парламент – сервильный. Но ведь парламент ничего не мог сделать и с президентом, имевшим не очень большую популярность, я имею в виду Бориса Ельцина.

Парламент пытался ставить палки в колеса, но это не очень хорошо получалось. Тем более что вторая палата, я имею в виду Совет Федерации, инстинктивно тянется к власти, потому что там – представители регионов, это прагматики, что называется, «солидные люди». Так вот, причины сегодняшнего дисбаланса лежат в условиях разработки действующей конституции. Конечно, во многих государствах, в которых демократия существует многие десятилетия и столетия, общество мыслит уже по-другому. И одними нормами невозможно сделать ни такой, ни такой режим. Многое зависит от общества. Так была веками власть устроена не потому, что мозги такие, а потому, что условия, институты были такие. В нашем общество, как иногда говорят психологи, господствует «царе-центристское» сознание. Мы в массе своей не представляем, как можно без фигуры, которую хотелось бы любить. Но если что, мы начнем ее ненавидеть. То есть работают не институты, а фигуры, личности. И при этом сознании такая модель конституции – «царе-центристская», персоналистская – только укрепляет это сознание общества. И поэтому избавиться от этого сознания, на мой взгляд, можно только изменяя институты, избавляясь от персоналистского характера самой конституции.

Основной закон и его критики
 

http://izvestia.ru/news/601434
12 января 2016, 14:49 | Политика |

О том, чем Конституция 1993 года не угодила Ходорковскому

Пока Ходорковский отбывал срок по своим двум приговорам, то выглядел достойно и вызывал сочувствие. Подчас даже у противников. Как только он оказался на свободе, то начал производить совсем иное впечатление.

Впрочем, сомнения относительно его достоинства возникали и прежде. Можно ли, отбывая срок в России, давать интервью, писать множество статей и беспрепятственно публиковать их не в подпольной прессе, а в тиражных изданиях?

Однако, освободившись, Ходорковский почти незамедлительно поддержал госпереворот в Киеве. Потом развернул поддержку своих «неполитических проектов» в России. Отрекся от обещания не заниматься политической деятельностью. И, наконец, призвал к смене Конституции и отказу от ее соблюдения в борьбе против нынешнего руководства России.

Конечно, у Конституции РФ 1993 года множество уязвимых сторон.

Первая и едва ли не главная — это процедура ее принятия: Конституция была принята через насильственный переворот, свержение законных органов власти, игнорирование существовавшего на тот момент закона о референдуме, подписанного уже Борисом Ельциным, проведение самого референдума при запрете оппозиционных на тот момент СМИ и большинства противостоявших тогда Ельцину партий.

Перечислять вольные трактовки Конституции в 1990-е можно долго: от нарушения процедуры выдвижения и утверждения премьер-министра в 1998 году до игнорирования властью конституционных положений назначения генерального прокурора в 1999-м. Во всех этих случаях тот же Ходорковский не проявлял критического отношения к действиям власти. Потому что та власть была его властью. Кроме того, ничего не слышно о возражениях по поводу антиконституционного государственного переворота 1993 года. Все это было ему выгодно, принятие прежних правил игры позволило стать и оставаться миллиардером. А если нарушения Конституции ему помогали сохранять власть, влияние и богатство, значит, они были допустимы и приемлемы.

Теперь Конституция ему стала невыгодна, зато она стала выгодна его противникам. Значит, согласно логике экс-главы ЮКОСа, она должна быть низвергнута. Поэтому она объявляется нелегитимной и обессмысленной.

Если кто-либо и сделал Конституцию относительно легитимной, то это именно Путин, точнее — легитимность Путина, основания которой не столько рационально-легальные, сколько плебисцитарно-харизматические. Нынешняя Конституция обрела легитимность не в силу своего сомнительного принятия в 1993 году, но в силу того, что обеспечила пятнадцатилетнее правление Путина.

Слабых мест в Конституции хватает.

Теоретически ее можно было бы менять, но из-за ее изменения возникло бы множество проблем. При этом ее слабые места совсем не те, о которых пишет Ходорковский. Он утверждает, что главный минус Конституции — отсутствие институтов, гарантирующих ее соблюдение властью. Что власть делегитимизировала закон, поменяв порядок формирования Совета Федерации в 2000 году, отменив выборность губернаторов в 2004 году, изменив сроки полномочий президента и Госдумы в 2008 году.

О целесообразности названных изменений можно спорить долго. Только Конституции как таковой не противоречило ни одно из критических замечаний. Конституция не утверждает, что верхняя палата парламента должна состоять из глав ветвей власти — это было конкретное решение конкретного политического момента. Конституция не прописывает иной, по сравнению с введенным в 2004 году, порядок обретения полномочий главы региона. Конституция действительно определяла четырехлетний срок полномочий президента и Думы, но эти сроки были определены именно с соблюдением конституционного порядка изменения Конституции.

Ходорковский предлагает, по сути, две вещи: переход от президентской республики к парламентской и децентрализацию политической и экономической жизни страны «с созданием десятка или несколько больше новых экономических и политических центров жизни».

В отношении последнего пункта все очень просто. Если финансово-промышленным кланам и корпорациям, подобным ЮКОСу и другим, созданным в свое время Ходорковским, Березовским, Гусинским, Смоленским, Фридманом, Авеном, Потаниным, пришлось бы иметь дело не с сильным центральным правительством, а с тем или иным местным руководством одной двадцатой части страны, противостоять им было бы в двадцать раз легче, чем федеральному центру. Тем более что сами корпорации останутся именно централизованными, а не разделенными.

В отношении первого пункта можно сказать следующее. У президентской формы есть множество преимуществ, как и у парламентской. Только последняя не решает того, что предлагает с ее помощью решать Ходорковский: не гарантирует смену власти в большей степени, нежели президентская.

Если президентская форма хотя бы оперирует нормой ограничения сроков переизбрания, то парламентская — чаще всего нет. Нигде в мире западных демократий конституционно не предписывается, сколько раз та или иная партия имеет право получать большинство мест в парламенте и назначать премьер-министром своего лидера. Кстати, в конце второго президентского срока Путина ему предлагали именно такой путь сохранения поста. А потом это же предлагали перед выборами 2012 года.

Призывы Ходорковского к смене президентской формы — по существу, это призывы к тому, чтобы вместо относительной (оговоренной рамками той же Конституции) несменяемости Путина в должности президента ввести абсолютную несменяемость самого себя в роли премьера. Именно премьера, потому что получить большинство голосов избирателей на президентских выборах Ходорковский по ряду понятных причин рассчитывать не может, тогда как получить 226 голосов депутатов Госдумы значительно вероятнее и, разумеется, менее затратно.

Еще Ходорковскому предельно не нравится Конституционный суд, позволяющий России не исполнять решения международных судов. С одной стороны, его можно понять. Именно в международных судах его подчиненные пытаются оспаривать невыгодные ему известные решения по искам к ЮКОСу. С другой — именно этот суд реализует безусловное требование Конституции, согласно которому международные юридические нормы могут рассматриваться как приоритетные по отношению к законам России. В то же время там указывается, что кроме обычных федеральных законов в России существуют федеральные конституционные законы, которые по определению обладают высшей силой и не могут подчиняться международным юридическим нормам.

В общем дело вовсе не в том, что у нынешней Конституции нет слабостей. Дело в том, кто и с какими целями предлагает заняться ее «перестройкой».

Лекция о Конституции и правосудии (Государственная Дума, 22 марта 2013 г.)
 

Чем империи помешала имперская Конституция?
 

http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=5A12B371B1A4C
20-11-2017 (13:56)
Ельцинская Конституция может оказаться не по размеру позднему Путину
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/cont...508364C131.jpg
! Орфография и стилистика автора сохранены

Депутат В.В. Бортко внес на рассмотрение Госдумы проект закона о Конституционном собрании Российской Федерации. Алексей Венедиктов и другие нервические граждане тут же догадались, что это все для установления пожизненного правления Путина, кто-то сразу стал пророчить конституционный переворот. Правда, не вполне понятно, кто и что именно будет переворачивать. А Дмитрий Гудков всех успокоил, мол, ничего страшного, поскольку автор законопроекта В.В. Бортко, а он депутат ненастоящий. Мало того, что коммунист, так еще и режиссер, чье имя стоит в титрах сомнительного фильма "Собачье сердце".

Резоны Гудкова разумны и заслуживают внимания, но, тем не менее, есть и аргументы в пользу того, что данная инициатива не останется фактом в путаной биографии Бортко, а получит продолжение.

Конституция РФ 1993 года писалась "под Ельцина". И писалась людьми, декларирующими демократические и даже либеральные принципы. Отсюда ее двойственность: с одной стороны абсолютистское устройство власти, в которой воле или своеволию президента не существует никаких ограничений, с другой стороны довольно много всяких статей и пунктов, которые слишком явно входят в противоречие с текущей внутренней и внешней политикой. На это можно, конечно, не обращать внимания, что, собственно, Путин и его окружение и делают, но есть риск, что в случае обострения ситуации протест может взять на вооружение явные нарушения властью действующей Конституции, и это придаст протесту дополнительную легитимность.

Кроме того, новая Конституция будет уже не "ельцинской", а "путинской", что позволит Путину окончательно разорвать пуповину, которая связывает его с "лихими девяностыми" и поможет избавиться от унизительного клейма "ельцинского подкидыша".

Ну, и наконец. Дело, конечно, прошлое, но то, каким образом была принята Конституция РФ 1993 года, делает весь фундамент российской государственности довольно шатким. Тогда, 12.12.93 за нее проголосовали всего 31,02% от общего числа избирателей: 58,4% при явке в 54,81%. Учитывая, что РФ учреждалась в качестве федерации, важно, что она не была принята в 8 (восьми!) республиках. В Дагестане за нее проголосовали лишь 20,8%, в Карачаево-Черкесии – 28%, в Тыве – 31,2%, в Мордовии – 37,1%, в Чувашии – 41%, в Башкортостане – 42%. В В Чечне и Татарстане голосование за Конституцию РФ было бойкотировано по решению властей этих республик. В Чечне – полностью: за Конституцию РФ здесь не проголосовал никто. В Татарстане явка составила всего 15%. Мало того, Конституция РФ не получила поддержки в 10 "русских" областях России. То есть 18 субъектов федерации проголосовали против Конституции. Они были включены в обновленное государство и на них были распространены правила, которые граждане этих регионов не поддержали. Причем, позицию свою выразили вполне внятно и отчетливо. Это то ружье, которое в определенных обстоятельствах тоже может выстрелить самым неприятным для власти образом.

Поэтому вполне вероятно, что Путину в ходе его очередного, уже близкого к пожизненному, правления придворные портные изготовят конституционную обновку, изъяв из старой все то, что явно носит неприличные следы "либеральной империи" Бориса Ельцина.

Конституционное совещание собирают для того, чтобы изменить 1, 2 и 9 статьи Конституции, в которые не могут вносить поправки ни президент, ни парламент, никто. Это "основы конституционного строя" (глава 1), "права и свободы граждан" (глава 2) и "поправки и пересмотр Конституции" (глава 9). Законопроект, внесенный В.В. Бортко, идеален для действующей власти. Поскольку Конституционное собрание по версии Бортко – это и есть Путин и те, кого он назначил фактически пофамильно. А именно, сам Путин лично, плюс сто отобранных депутатов Госдумы, плюс члены Совета Федерации, члены КС, председатель ВС, и еще сто человек, которых лично Путин назначает. В такое Конституционное собрание ни одна оппозиционная мышь не проскочит. Так что, если что, новую Конституцию Путин будет писать для себя сам. А главное, любой текст, им предложенный, этим Конституционным собранием будет принят единогласно.

Что из ельцинской "либеральной империи" может быть выброшено при строительстве путинской империи, которая на глазах приобретает черты режима фашистского типа? В главе № 1 статьи с первой по двенадцатую ничему не мешают. То, что Россия названа "федеративным государством", не мешает ей в реальности быть абсолютно унитарной страной, в которой все деньги и ресурсы перераспределяются через Москву. Слова про приоритет прав и свобод совершенно не препятствуют пыткам и бессудным казням в Чечне, а глупости про социальное государство не делают пенсии и стипендии такими, на которые можно жить.

Другое дело статьи 13, 14 и 15. В статье 13 самое вредное в пункте № 2, в котором честным державникам, имперцам и патриотам запрещается устанавливать в стране государственную идеологию. Вот уже который год в эфире главного государственного телеканала "Россия 1" чуть ли не ежедневно раздается жалобный стон Соловьева и его "экспертов" по поводу того, что запрет на государственную идеологию губит Россию. Ни один из них так и не смог ни разу внятно сформулировать, что же это должна быть за идеология. Очевидно, надеются, что сначала уберут статью № 13, а идеологию они как-нибудь придумают потом.

Статья 14 – про светское государство – давно раздражает попов и их многочисленных активистов, которые мечтают устроить на территории России православный Талибан. Эту идею в Кремле вроде бы пока не очень поддерживают, но статью, ставящую хоть какой-то барьер против наползания мракобесия на российское общество и частную жизнь граждан, на всякий случай убрать могут.

Статья 15, часть 4 – это то, что исчезнет первым при любой ревизии Конституции. Там про то, что в случае расхождения международных договоров и законов РФ действуют правила международных договоров. Эта статья о приоритете международного права давно стоит костью в горле у патриотической общественности. Конечно, если что, у Путина всегда есть верный Зорькин, тоскующий по крепостному праву, который, разбуди его среди ночи, всегда готов поддержать вместе со своим ручным КС любое беззаконие. Но все-таки лучше, чтобы такой либеральной и глобалистской глупости в Конституции империи не было.

В главе № 2, посвященной правам и свободам граждан, эти самые либеральные ценности прописаны, конечно, излишне размашисто. Почти с такой же лихостью, как это было сделано в сталинской Конституции 1936 года, не говоря уже о брежневской 1977 года. Ни тот ни другой текст не стали преградой ни сталинщине ни брежневщине. Так что в главе № 2 можно лишь косметически поправить статью 31 насчет права собраний, включив туда оговорку, что граждане могут собираться там и тогда, где и когда дозволит начальство. В статье № 32 про участие в выборах надо бы, конечно, расширить поводы для запретов. А то из-за всяких навальных приходится беспокоить престарелого Зорькина, а он и так уже мало что соображает.

Да, чуть не забыл. Статья 62 – это вообще какой то верх предательства. Граждане РФ, видите ли, имеют право на двойное гражданство. В девяностых и нулевых эта статья служила хорошему делу: позволяла начальству воровать тут, а строить жизнь – там. А сейчас, когда все нормальные люди под санкциями, запрещающими въезд в любую приличную страну, на кого работает эта изменническая статья? Правильно, на пятую колонну. Поэтому, в путинской Конституции ей места не будет.

Теперь, когда все лишнее из ельцинской Конституции убрали, остается вопрос, что еще можно добавить, чтобы сделать власть Путина вечной во времени, и непоколебимой как скала? Тут мы вступаем на зыбкую почву. После утверждений о том, что враги готовят против нас боевые вирусы, способные поражать только граждан РФ, предсказать, какая еще чушь зародится в сумерках путинского сознания, совершенно невозможно.

Историки во главе с Мединским могут сделать открытие, что Путин – потомок Рюрика, или кого-нибудь из Романовых. И на этом основании восстановить монархию. Могут, с учетом глобальной конъюнктуры выяснить, что род Путина ведет свое начало от Чингисхана или пророка Мухаммеда. Надеюсь, что сомнений в возможностях Мединского и других ведущих представителей российской исторической науки ни у кого нет. Они это сделают, стоит им намекнуть. И страна примет. Она и не такое принимала. Вон, даже Медведева президентом выбрали. Вопрос в том, до какой степени сумерки в голове Путина сгустятся в ближайшее время. Но приготовить инструмент для законодательной трансформации ельцинской империи в путинскую услужливые думцы готовы хоть сегодня.

День в истории: 25 декабря
 

http://im3.kommersant.ru/Issues.phot...222_092809.jpg
1993 год. Вступила в действие Констиуция РФ принятая на референдуме 12 декабря 1993 года.

НОВАЯ КОНСТИТУЦИЯ РСФСР: РОССИЯ ИМЕЕТ ШАНС
 

Журнал "Коммерсантъ Власть" №40 от 08.10.1990

12 октября под председательством Бориса Ельцина заседала Конституционная

комиссия ВС РСФСР, принявшая за рабочую основу проект российской
конституции, подготовленный в Архангельском рабочей группой экспертов.
Следующее пленарное заседание комиссии назначено на середину ноября. После
этого окончательный проект намечено опубликовать в печати, представить
Съезду народных депутатов РСФСР и, в случае одобрения его Съездом, вынести
на референдум. При максимально благоприятном стечении обстоятельств
Конституция может быть принята в январе 1991 года.

Наблюдатели отмечают, что Россия впервые в своей истории имеет шанс
получить либеральную конституцию, но весьма расходятся в прогнозах
касательно того, будет ли этот шанс реализован. Ход дискуссии анализирует
парламентский обозреватель "Ъ" МАКСИМ СОКОЛОВ, присутствовавший на
заседании комиссии 12 октября.

Проект российской Конституции исходит из того, что "государственный
суверенитет Российской Федерации един и неделим" (ст. 1.1). Провозглашается
деидеологизация государства (ст. 1.4.2). Основа государственного строя -
представительная демократия, покоящаяся на принципе разделения властей,
(ст. 1.2, 1.5). Основа российской экономики - "социальное рыночное
хозяйство". Собственность неприкосновенна (ст. 3.1.3), запрещается
административное принуждение к заключению сделок (ст. 3.1.6.3). Нормы
Конституции имеют прямое действие (ст. 1.6.2); основные ее принципы не
могут быть отменены (ст. 1.12).

Далеко не все члены комиссии были уверены, что новую конституцию следует
принимать немедленно, Часть собрания считала, что в нестабильной ситуации
принятие достойной конституции может успокоить страсти: председатель
Комитета по законодательству ВС РСФСР Сергей Шахрай призвал "использовать
конституцию как документ гражданского мира". Другие, например, член того же
комитета Сергей Бабурин, исходили из принципа "при виде исправной амуниции
сколь презренны все конституции" и призывали сперва вывести страну из
экономического кризиса, а затем уже предаваться мечтаниям.

Наблюдатели отметили парадоксальную ситуацию: некоторые положения проекта
действительно отдавали мечтательностью, однако упреки критиков касались
чего угодно, только не слабо проработанных положений. Судя по всему, это
было связано с тем, что большинство критиков принадлежало к блоку
"Коммунисты России" и обосновывало свои претензии не столько положениями
конституционного права, сколько идеологическими принципами.

Первый парадокс реакции на проект новой Конституции заключался в том, что
чрезмерно "розовую", по некоторым оценкам, Конституцию обвиняли в том, что
она недостаточно "красная".

Немалую роль в подготовке проекта сыграли социал-демократы (народный
депутат СССР Александр Оболенский, народные депутаты РСФСР Леонид Волков и
Олег Румянцев), и Конституция - как признавал в беседе с корреспондентом
"Ъ" секретарь комиссии Олег Румянцев - действительно приобрела отчасти
"розовый" характер: в ней закреплен принцип сильной социальной политики и
покровительства государства по отношению к таким структурам гражданского
общества, как семья, религия, ассоциации граждан.

Однако никто не испугался, что нищее государство может не справиться с
бременем социальных расходов. Вместо этого член комиссии народный депутат
РСФСР Юрий Слободкин заявил, что проект "предает забвению то, что было
предметом восхищения мировой общественности (систему социального
обеспечения в СССР - "Ъ")".

Второй парадокс: принцип "единой и неделимой России" не вызвал у
представителей автономий никаких особых претензий (а этого сильно опасались
представители рабочей группы). Зато высказались сторонники единого и
неделимого Советского Союза. "Конституция проповедует расчленение СССР. Я,
как русский человек, не могу с этим согласиться", - заявил Юрий Слободкин.

И, наконец, третий парадокс: разработчики опасались, что их обвинят в
чрезмерном либерализме и чуть ли не анархизме - им же приписали стремление
учредить в России авторитарный строй.

Проект предусматривал два альтернативных варианта устройства верховной
власти: "правительство, ответственное перед парламентом" при символическом
президенте (как в Германии или Италии) - с одной стороны, и "президентская
республика" ( американский вариант) - с другой. Даже "американский вариант"
давал Президенту России достаточно скромный объем полномочий (не больше,
чем у президента США), и уж во всяком случае явно меньший, чем объем
нынешних полномочий Горбачева. Критики проекта тем не менее сочли, что он
предоставляет Президенту России права абсолютного монарха. Это дало одному
из депутатов повод возразить: "Вы оскорбили нынешнего Президента СССР!"

Однако критика проекта со стороны некоторых членов Конституционной комиссии
мало повлияла на мнение лидеров ВС РСФСР: они всем своим авторитетом его
поддержали. Заместитель Ельцина Руслан Хасбулатов заявил: "Проект находится
на высокой стадии готовности". Сам Ельцин предложил одобрить проект, и
предложение было принято 46 голосами при 11 против и 2 воздержавшихся. Это
дает наблюдателям повод полагать, что и дальнейшее прохождение проекта
через инстанции будет достаточно успешным. Проблема заключается в другом.

Член рабочей группы народный депутат РСФСР Леонид Волков заметил
корреспонденту "Ъ": "Проект неплохой, но при нынешнем развитии событий он
может оказаться долговечнее всех нас. Горбачев сумел вырулить из крутого
виража, и сейчас он имеет возможность заблокировать суверенитет России".
Народный депутат РСФСР Сергей Кузнецов был еще резче, взывая к комиссии:
"Партия, которая стоит у власти, не допустит никакого съезда (народных
депутатов РСФСР, который мог бы утвердить проект - "Ъ"). Надо подумать о
защите нашей власти. Законной, а не узурпированной!"

Конституционный референдум, который и должен окончательно решить судьбу
новой российской конституции, намечен на январь 1991г. Однако до него, как
говорится, нужно дожить. "Запущен процесс гиперинфляции... Если референдум
состоится на стадии всеобщего хаоса, он не даст результата", - выразил свои
опасения председатель комиссии ВС РСФСР по законодательству Сергей Шахрай.
Эксперты полагают, что пока ВС РСФСР будет в первую очередь пытаться
охранять свой суверенитет при помощи оперативно издаваемых законодательных
актов.

Ъ "Призываем всех верных сынов России. .. приложить силы к прекращению
неслыханной смуты, восстановить мир на родной земле", - такими словами из
Высочайшего Манифеста Государя Императора Николая Александровича от 17
октября 1905 года закончил свой доклад один из разработчиков новой
Конституции России, сопредседатель Социал-демократической партии России
(СДПР) народный депутат РСФСР Олег Румянцев.

Президентский проект Конституции
 

Газета "Коммерсантъ" №78 от 28.04.1993

В проекте президента нет ни спикера, ни вице-президента

На состоявшейся вчера пресс-конференции вице-премьер правительства Сергей Шахрай сообщил журналистам, что российский президент намерен в ближайшее время обнародовать свой проект новой Конституции, — корреспондентам Ъ стало известно, что его официальное представление намечено на сегодняшнее заседание Совета Федерации. При этом президентский проект в ряде положений существенно отличается от того варианта Конституции, который собирается вынести на рассмотрение предстоящего съезда Руслан Хасбулатов.

Вице-премьер Сергей Шахрай сообщил журналистам, что в ближайшее время президент обнародует свой проект Конституции. По неофициальным сведениям, представление этого документа пройдет на сегодняшнем заседании Совета федерации (о его ходе Ъ сообщит в номере от 29 апреля).
На пресс-конференции выступил также профессор Сергей Алексеев — один из разработчиков президентского варианта Конституции. По его словам, проект, разработанный президентской группой — в нее, в частности, кроме самого Алексеева, входили Сергей Шахрай и Анатолий Собчак — "пронизан духом академика Сахарова".
В свою очередь, вариант Основного закона, разработанный в Конституционной комиссии ВС под руководством Олега Румянцева, хочет представить на рассмотрение предстоящего Х съезда и Руслан Хасбулатов.
Очевидно, что существующие сейчас разногласия между исполнительной и законодательной властями привели к довольно серьезному расхождению разработанных ими вариантов Конституции (см. схему). Так, профессор Алексеев, отвечая 25 апреля на вопросы ведущего телепрограммы "Итоги" Евгения Киселева, сообщил, что в проекте, разработанном им совместно с мэром Петербурга Анатолием Собчаком, должности председателя ВС и вице-президента не предусмотрены.
Как полагают эксперты Ъ, это обусловлено стремлением ельцинской команды избежать впредь ситуаций, подобных нынешней — когда вице-президент и председатель парламента фактически оппозиционны президенту. Румянцевский же вариант, напротив, сохраняет в этом отношении существующее положение вещей — и обе эти должности в нем есть.
Касаясь авторства президентского варианта, Сергей Шахрай сообщил, что за основу был взят проект, разработанный Алексеевым и Собчаком. Кроме того, в окончательный текст включены некоторые положения из написанного ранее самим вице-премьером проекта. Таким образом, Сергей Шахрай, несмотря на недавнее заявление о намерении баллотироваться на пост президента в случае, если по результатам референдума будут назначены перевыборы, по-прежнему остается верным сторонником Бориса Ельцина.

Ельцин представил свой проект Конституции
 

Газета "Коммерсантъ" №80 от 30.04.1993

Борис Ельцин в полной мере воспользуется результатами референдума

Получив в среду одобрение практически всех членов президентского совета, Борис Ельцин начал вчера массированную кампанию по принятию новой российской Конституции. Как и предполагалось, в качестве главной ударной силы по преодолению сопротивления депутатского корпуса Борис Ельцин намерен использовать субъектов федерации. Первый после 25 апреля шаг в этом направлении был сделан вчера на совете глав республик и администраций России — руководителям регионов официально представили президентский проект новой Конституции. Однако вчера же парламент одобрил постановление о порядке принятия новой Конституции, принятое за основу на VI съезде. Таким образом, отмечают эксперты, в ближайшее время политический кризис в России может преобразоваться в борьбу двух конституций.

Итоги референдума, квалифицируемые президентской стороной как полная победа исполнительной власти над законодательной, позволили Борису Ельцину незамедлительно приступить к реализации ранее объявленных планов. Предпочитая действовать в соответствии с пословицей "куй железо, пока горячо", президент, не дожидаясь окончательных итогов голосования, на четвертый день после референдума официально представил руководителям регионов России текст проекта новой Конституции, предполагающий создание президентской республики. При этом глава государства предложил сформировать для принятия новой Конституции Конституционное собрание, в которое включить по 2 человека от каждого российского региона.
Своими вчерашними действиями Борис Ельцин попытался окончательно противопоставить субъектов федерации оппозиционному депутатскому корпусу. Теперь, по мнению наблюдателей, развитие политических событий в России во многом будет зависеть от того, как местное руководство отреагирует на сам текст Конституции и насколько парламенту удастся организовать явную или "подпольную" деятельность по внесению разрушающих президентский проект поправок или по агитации за отказ от участия в Конституционном собрании представителей отдельных регионов.
Впрочем, активное сопротивление депутатского корпуса проявилось уже вчера. Парламентарии незамедлительно прореагировали на первое после референдума волевое движение президента — Верховный Совет принял вчера постановление о порядке принятия своей новой Конституции. По сравнению с президентскими предложениями, парламентское несколько запаздывает по срокам: если президент предложил субъектам федерации внести свои замечания по проекту уже к 20 мая, то согласно депутатскому постановлению, к этому числу должны быть разработаны только основные положения проекта. Само же принятие Конституции откладывается народными избранниками аж до октября, в то время как президентский вариант, судя по вчерашней речи Ельцина на заседании глав республик и администраций, может быть принят уже летом.
Скорее всего, на президентскую сторону не произведет особого впечатления вчерашнее заявление спикера ВС, отметившего, что с принятием постановления по проекту Конституции "легитимность съезда не подвергается сомнению". Борис Ельцин, посоветовавший вчера съезду и Верховному Совету определиться: "либо они поддерживают курс президента и правительства, либо эти органы вступают в конфронтацию с самим народом", вряд ли согласится с этим утверждением спикера.

Субъекты Федерации о новой Конституции
 

Газета "Коммерсантъ" №81 от 04.05.1993

Главы администраций поддерживают президентский проект

Сразу после обнародования проекта новой Конституции, представленного президентом 29 апреля главам республик и администраций России, в регионах началась кампания по агитации за президентский проект. Большинство глав администраций буквально на следующий день после встречи с Борисом Ельциным высказали в местных средствах массовой информации свое положительное отношение к проекту. С другой стороны, на многих первомайских митингах и демонстрациях в городах России появился новый лозунг: "За советскую Конституцию". Таким образом, "войну проектов" (особенно если учесть субботнее столкновение демонстрантов с милицией в Москве — см. стр. 2 и стр. 14) можно считать начавшейся.

Практически все главы местных администраций, высказавшие за прошедший уик-энд свое отношение к президентскому проекту Конституции, поддерживают его безоговорочно, при этом, впрочем, не исключая возможности "отдельных доработок". Сущность этих доработок пока, правда, не раскрывается. Исключение в этом смысле представляет только губернатор Нижегородской области Борис Немцов (известный как приверженец свободомыслия), который считает, что в Конституции обязательно должен присутствовать раздел об импичменте президенту. Сама же идея создания в России президентской формы правления пока не оспаривается ни одним из руководителей регионов, как и предложение образовать для принятия нового Основного Закона Конституционное собрание из числа представителей субъектов Федерации.
"Конституционную" президентскую кампанию ведут не только главы местной исполнительной власти. В прошлую пятницу Санкт-Петербургский городской совет "на основе результатов опроса, проведенного 25 апреля", принял решение выступить с законодательной инициативой — принимать новую конституцию Конституционным собранием с последующей ее ратификацией субъектами Федерации. Пока, впрочем, не ясно, как к этому предложению отнесется Борис Ельцин: с одной стороны, приятно, что и представители "противной стороны" отказывают съезду в праве принимать новую Конституцию, однако, с другой стороны, идея последующей ее ратификации субъектами Федерации представляется не слишком приемлемой для президента — возникает серьезная опасность, что, как и при подписании Федеративного Договора, найдутся желающие "подписать" Конституцию с оговорками.
Наблюдатели полагают, что сплоченность глав регионов в оценке президентского проекта Конституции позволит достаточно быстро провести процесс ее доработки, окончание которой предварительно намечено на конец мая--начало июня.

Президент России о новой Конституции
 

Самое главное — это новая Конституция. Задел уже сделан. Сейчас президентский проект изучается на местах. 11 мая будет заседать рабочая группа по предварительному обсуждению замечаний к проекту. Замечания будут приниматься до 20 мая. После этого они будут обобщены, и до 1 июня проект Конституции должен быть готов. В тех регионах, где уже успели изучить проект, считают, что он хороший и выверенный.

Председатель ВС о новой Конституции
 

Президентский вариант хорош именно тем, что введены те положения, которые мы уже или приняли в действующей Конституции, или введены в проект нашей официальной Конституции. В этой части это прекрасно. А там, где началось творчество Алексеева-Собчака, то, конечно, это все ужасно, это нелепости. Конечно, и речи не может быть о том, чтобы эта Конституция стала какой-то альтернативой чему-то. И не надо, мне кажется, обществу заниматься столь несерьезным делом.

Президент назначил дату конституционного совещания
 

Газета "Коммерсантъ" №87 от 12.05.1993
Власти после референдума

В совещании рабочей группы по доработке президентского проекта новой Конституции, прошедшем вчера, приняли участие около 20 руководителей регионов, эксперты, члены президентской администрации. Сергей Шахрай для участия в этом совещании был срочно отозван из поездки по Северному Кавказу. Подводя итоги обсуждения, Борис Ельцин напомнил, что срок для внесения изменений и дополнений в проект остается прежним — до 20 мая и предложил провести 5 июня конституционное совещание для обсуждения проекта нового Основного закона.

Борис Ельцин на совещании заявил, что Основной закон должен быть парафирован субъектами федерации. Для работы над ним президент предложил сформировать несколько групп — для раздельного обсуждения представителями соответствующих субъектов федерации — краев и областей, республик, бывших автономий и т. п. Таким образом президент одобрил высказанную председателем ВС Карелии Виктором Степановым идею провести обсуждение и построить работу над проектом Конституции так, как шла работа над федеративным договором. Обращаясь к участникам заседания, президент заявил о конституционном совещании так: "Мне кажется, что это совещание в дальнейшем должно перерасти в Совет федерации, который будет одной из палат парламента. Поэтому работать над Конституцией и принимать ее должны вы и, конечно, все остальные представители субъектов Федерации".
Несколько неожиданным для участников заседания стало выступление заместителя председателя ВС Николая Рябова — заместителя председателя конституционной комиссии, заявившего, что он приветствует идею конституционного собрания, поскольку принятие Основного закона по старой процедуре, — то есть съездом, — невозможно. Однако далее он заметил, что процедура принятия Конституции не может быть установлена в одностороннем порядке и что в конституционное собрание обязательно должны войти представители румянцевской комиссии. А уже принятый Основной закон, по выражению Рябова, должен быть "освящен съездом".
По сведениями Ъ, на заседании рабочей группы практически никто из представителей субъектов федерации не возражал против президентского проекта.
Тем временем вчера же, в Белом доме, состоялось совещание рабочей группы Конституционной комиссии. Румянцевская комиссия приняла за основу свой проект Основного закона и вынесет его 25 мая на обсуждение ВС. Хотя президентский вариант на предыдущем заседании критиковался, на вчерашнем обсуждении прозвучало мнение, что отдельные пункты альтернативного Основного закона, обсуждавшегося в то время в Кремле, будут учтены, а работа президентской команды окажет влияние на обсуждение Конституции в парламенте.
Между тем вице-президент Александр Руцкой, который теперь уже по всем вопросам расходится с Борисом Ельциным, вчера в беседе с журналистами заявил, что президентская Конституция дает возможность "перейти к фактической диктатуре, почти неограниченной монархии с целью окончательного захвата власти и ухода от правовой ответственности перед народом за все содеянное, в том числе за развал государства-державы".

Партии включаются в конституционный процесс
 

Газета "Коммерсантъ" №90 от 15.05.1993
Партии о новой Конституции

"Круглый стол" общественных и политических движений, организаций и партий России заявил вчера о начале своей работы как составной части Конституционного совещания и призвал президента и Верховный Совет "к конструктивному взаимодействию в рамках обеспечения конституционного процесса".

В работе "круглого стола" участвовали представители центристских сил, коммуно-патриотического и либерально-демократического направлений. "Демократическая Россия" отказалась от участия в заседании. Этот отказ, по мнению лидера Движения демократических реформ Гавриила Попова, свидетельствует о том, что "'Демократическая Россия' приняла тот проект конституционного процесса, который не предусматривает участия партий и общественных организаций в нем, и делает тем самым серьезную уступку бюрократическому принципу реализации конституционного процесса". По его мнению, у "Демократической России" возникнут проблемы во взаимодействии с другими политическими силами.
На заседании рассматривались вопросы "об участии партий в конституционном процессе" и "об обеспечении принципа участия политических движений и партий в выборах". Участники "круглого стола" считают, что Конституционное совещание должно быть сформировано из трех равных частей — из представителей президента и Верховного Совета России; субъектов Федерации (их представительных и исполнительных органов); представителей политических движений, организации и партии, профессиональных и творческих союзов, религиозных конфессий. Однако, по сообщению народного депутата Юрия Нестерова, сославшегося на неофициальные данные, президент Ельцин согласен с равным представительством в Конституционном совещании исполнительной, законодательной властей и политических партий.
"Круглый стол" принял заявление о необходимости включить в новую Конституцию принцип выборов в представительные органы по партийным спискам. Только так, по мнению присутствовавших, можно создать дисциплинированные парламентские фракции и обеспечить их работу. Кроме того, по мнению Гавриила Попова, таким образом представительным органам будет дано "некое централизующее начало, поскольку партии у нас общероссийские". В заявлении говорится о том, что "избранные по округам в личном качестве депутаты менее защищены от воздействия коммерческих, властных и коррумпированных структур". Попов утверждает, что без выборности по партийным спискам очень трудно ввести в парламент лидеров различных политических организаций и движений.

Конституция может быть принята и на референдуме
 

Газета "Коммерсантъ" №92 от 19.05.1993

Вокруг новой Конституции (Филатов)

Многочисленные возражения представителей регионов против предлагаемого президентом порядка принятия новой Конституции, по-видимому, заставляют членов ельцинской команды искать новые пути для своих намерений. В последних публичных выступлениях ни Сергей Шахрай, ни Владимир Шумейко не отвергают напрочь возможность окончательного принятия Конституции съездом. Тем не менее руководитель администрации президента Сергей Филатов на вчерашней пресс-конференции вновь отказал в доверии нынешнему составу съезда и заявил, что новый Основной закон может быть принят либо всенародным голосованием, либо с помощью некого органа, созданного решением президента.

При этом из слов г-на Филатова трудно пока понять, что именно это будет за орган. Конституционное совещание, созыв которого намечен на 5 мая, будет лишь дорабатывать Конституцию, а принимать ее предстоит, видимо, чему-то другому. Г-н Филатов сообщил, что в ближайшее время будет подписан указ президента о принципах формирования Конституционного совещания. Предположительно, совещание будет состоять из четырех достаточно автономных уровней: представителей субъектов федерации (по два от каждого субъекта); федерального уровня — представителей президента, правительства, Верховного Совета, Конституционной комиссии; группы общественно-политических организаций; представителей местного самоуправления — членов Союза малых городов России.
По словам г-на Филатова, кроме указа о Конституционном совещании, в ближайшие дни будет подготовлено распоряжение президента о проведении анализа экономической и политической ситуации в тех регионах, где 25 апреля не была одобрена социально-экономическая политика президента и правительства. По мнению наблюдателей, результаты анализа могут послужить основанием для кадровых перемен. Сам Сергей Филатов считает, что идея о необходимости новой Конституции массами уже овладела, и политическую борьбу в России пора заканчивать, "тем более с мандатом народа в кармане".
Оценивая ситуацию в российском парламенте, Сергей Филатов сказал, что возникшие в прошлую пятницу в ВС разногласия по поводу порядка принятия новой Конституции, инициатором которых стал зампред ВС Николай Рябов, показывают, что в ВС есть силы, способные идти на контакт с президентской стороной. О причинах поступка Рябова г-н Филатов высказался так: "Видимо, группа депутатов попросила его встать во главе оппозиции".
Однако, по мнению наблюдателей, составить сейчас серьезную оппозицию спикеру довольно сложно. Тем более что, по неофициальным сведениям, Руслан Хасбулатов успел за выходные дни проделать определенную работу по консолидации парламента, и попытка зампреда ВС, одновременно являющегося зампредом Конституционной комиссии, созвать заседание комиссии в понедельник не увенчалась успехом.

Вокруг новой Конституции (партии)
 

Газета "Коммерсантъ" №92 от 19.05.1993

... и среди демократов

Очередное заседание "круглого стола" общественных и политических движений, организаций и партий, который должен к 31 мая выработать пакет предложений по принятию новой конституции, прошло вчера в Доме союзов. В работе этого форума не принимают участие представители "Демократической России", в то время как другие радикальные демократы участвуют в его работе. Таким образом споры о конституции внесли разлад и в лагерь сторонников президента.

На заседании координационного совета "Демократической России" по поводу "круглого стола" было заявлено, что подобное совещание, претендующее на право быть составной частью конституционного совещания, вызывающе нелегитимно и участие в нем неприемлемо для серьезных политических организаций. "Все эти квоты на представительство той или иной партии мы должны отвергать, — сказал Владимир Боксер. — Они исходят из того, что существуют правые, левые и центристские силы. На самом деле есть две силы: партия победивших и партия проигравших. По крайней мере мы должны быть представлены гораздо большим количеством, чем другие блоки".
На состоявшемся позавчера очередном заседании общественного комитета демократических организаций России Боксер так же заявил, что любая партия, которая ввяжется в квоты, будет политическим трупом на следующих выборах. "Демократическая Россия" пригрозила, что может выйти из комитета, если он не будет выступать за принятие Конституции Учредительным собранием или референдумом. Однако не все участники общественного комитета разделяют позицию "Демократической России". Лидер блока "Новая Россия" Тельман Гдлян предложил "не вставать в позу" и поддерживать все усилия президента, в том числе и по созданию конституционного совещания. Представители этого блока не отказались от участия в "круглом столе".
Между тем внутри самой "Демократической России" с особой позицией выступил политсовет Республиканской партии, который выступает за принятие Конституции новым составом парламента, избранным на многопартийной основе не позднее весны 1994 года. Это обусловлено тем, что, утверждает в своем заявлении политсовет, "в сложившихся условиях ни президентский, ни съездовский проекты Конституции не имеют легитимного правового и политического механизма принятия". По мнению республиканцев, сейчас необходимо принять Конституционный закон переходного периода.
Что касается самого "круглого стола", то вчера собравшиеся в Доме союзов засомневались, следует ли принимать участие в работе Конституционного совещания, созываемого лишь по решению президента, без согласования со всеми ветвями власти. Участники решили обсудить эту проблему после того, как за "круглым столом" сядут все приглашенные 176 представителей политических организаций. Однако учитывая позицию "Демроссии", вряд ли когда-нибудь совещание соберется в полном составе. Тем не менее в ближайшие дни "круглый стол" откроет дискуссию по механизму принятия и основным положениям Конституции, а к 31 мая подготовит проект своих предложений.
О результатах работы этого форума Ъ сообщит в номере от 1 июня.

Споры о Конституции углубляют раскол между регионами
 

Газета "Коммерсантъ" №92 от 19.05.1993
Вокруг новой Конституции (регионы)

Похоже, что конфликт между властями все-таки привел к тому, от чего Белый дом и Кремль предостерегали друг друга. Раскол перекинулся на регионы и проходит уже не только между Советами и администрациями, но и по границам республик, областей, краев. Руководители парламентов 11 российских республик остались верны идее советской власти и отвергли президентский проект Конституции. Зато на прошедшем вчера в Екатеринбурге совещании главы администраций пяти уральских областей отвергли сами республики, предложив возвратиться к традиционному делению России на многонациональные губернии.

Главная претензия, которую выдвигают главы парламентов республик Коми, Марий Эл, Тува, Хакасия, Саха (Якутии) и других, выступившие на днях с заявлением, касается Федеративного договора, который, кстати, составной частью входит в оба проекта Конституции. Но именно вариант Бориса Ельцина не удовлетворяет председателей ВС, так как в него не включена важнейшая норма о том, что республики представляют собой суверенные государства, и их вхождение в состав России является добровольным. Кроме того, по мнению глав ВС, в президентском варианте практически исключены права народов, поэтому — предупреждают они — либо идеи и принципы Федеративного договора будут последовательно реализованы, либо Россия превратится в авторитарное государство.
Вице-премьер Олег Лобов, совершивший свою первую поездку в новом качестве в Удмуртию (подписавшую совместное заявление) и попытавшийся там развернуть агитацию в пользу ельцинского варианта, потерпел полное фиаско. В Ижевске президентскому эмиссару указали на излишнюю спешку при обсуждении важнейших государственных вопросов и отказались подписывать какой-либо документ, одобряющий проект Конституции. В Уфу вчера для обсуждения проекта Конституции прибыл вице-премьер Юрий Яров. Однако и ему, вероятно, не удастся заручится поддержкой местных властей. В Башкортостане одинаково отрицательно относятся к обоим проектам, хотя пока и не заявляли, что отказываются обсуждать российский Основной закон, как это сделал ВС Татарстана.
Таким образом, идея, выдвинутая Русланом Хасбулатовым на прошедшем недавно в Москве совещании глав Советов, — о том, что в ельцинском варианте содержится угроза самостоятельности республик, упала на благодатную почву и дала хорошие всходы.
Борьба вокруг Конституции прорвала давно зреющее недовольство областей своей второстепенностью по сравнению с республиками. Нынешнюю иерархию субъектов Федерации участники совещания, проходившего в Екатеринбурге, назвали "миной для последующего этапа развала России." Главы пяти уральских областей предложили предусмотреть в Конституции возврат к губерниям, образованным не по национальному, а по территориальному принципу, которые будут иметь равные экономические права и самостоятельность. Губернаторов должен назначать президент. Борис Ельцин, очевидно, должен быть глубоко благодарен своим землякам-уральцам за это предложение. Теперь он всегда сможет напомнить главам оппонирующих республик об екатеринбургской идее. Тем временем, Вологодская область уже реализовала это предложение и на сессии облсовета объявила себя "государственно-территориальным субъектом", предложив ВС России приравнять ее к республикам

Парламент отверг поправку Николая Рябова
 

Газета "Коммерсантъ" №94 от 21.05.1993

Вокруг новой Конституции

Очередная попытка парламентариев выработать официальное отношение к намеченному на 5 июля Конституционному совещанию не увенчалась успехом. Предложение зампреда ВС Николая Рябова признать президентское совещание и принять участие в его работе, превратив тем самым этот форум в парламентско-президентский, поддержанное рядом членов президиума ВС и депутатами, вновь натолкнулось на резкое противодействие со стороны спикера и части парламента. В итоге окончательного решения по этому вопросу парламент не принял. Однако спикер предложил вернуться к постановлению сегодня и представил свой проект постановления, который предусматривает создание консультативно-совещательной структуры по доработке проекта конституции.

Как уже писал Ъ, смысл рябовской поправки (одобренной большинством группы по доработке проекта) к постановлению "О порядке учета предложений субъектов федерации по проекту новой Конституции России" состоит в том, чтобы парламент направил своих представителей в Конституционное совещания 5 июня (переименованного рабочей группой в Совещание по вопросам подготовки согласованного проекта Конституции) и получил возможность направлять его работу.
Желание части депутатов, трезво оценивающих последствия автономного существования двух конституционных процессов, перехватить инициативу у президента было расценено другими депутатами как предательство. Видимо, последние считают, что лучше быть разогнанными силой, чем принимать не ту Конституцию.
Руслан Хасбулатов, отметив после выступления Николая Рябова, что в зале заседаний появился "какой-то плохой" запах (и уточнив — не жареного), не стал дожидаться обсуждения поправки зампреда и заявил, что принимать ее невозможно, "если мы еще не потеряли разум". Даже не поставив на голосование проект рабочей группы, спикер внес собственный проект и закрыл заседание.
При этом новизна последнего предложения спикера, до того яростно отвергавшего саму мысль о каком-либо промежуточном органе, выглядит сомнительной. Новый проект постановления, "учитывающий инициативу президента" (так выразился Хасбулатов), скорее всего, был заготовлен спикером заранее. По мнению наблюдателей, при существующем в парламенте раскладе сил, вполне возможно, что предложенный Хасбулатовым "экспромт" будет принят на сегодняшнем заседании практически без обсуждения.

Регионы выступают за единый проект
 

Газета "Коммерсантъ" №94 от 21.05.1993

Вокруг новой Конституции

Российская провинция, словно Золушка на балу, оказалась сейчас в центре внимания, от которого давно отвыкла. Центральные власти наперебой предлагают ей на примерку разработанные ими варианты Конституции. Вчера, например, было отменено заседание президиума Совета Министров — большинство его членов разъехались по стране, добиваясь от регионов благосклонности к президентскому проекту Конституции. А президент пригласил вчера в Кремль недавно избранных глав администраций и обсуждал с ними в том числе и проблемы, связанные с принятием нового Основного закона. А накануне об этом же говорил на селекторном совещании с главами Советов всех уровней Руслан Хасбулатов. Позицию регионов анализирует парламентский корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПОГОРЕЛЫЙ.

Как особо подчеркнул руководитель парламентской пресс-службы Юрий Мареченков, рассказывая журналистам о селекторном совещании, связь из Белого дома была установлена с более чем двумя тысячами радиостудий, в которых находились председатели Советов всех уровней — от республиканских до районных. И большинство из них однозначно высказались в поддержку румянцевского проекта Конституции.
В то же время после посещения Сергеем Шахраем и Сергеем Станкевичем Дальнего Востока, проведения в Мордовии "упраздненным президентом" Василием Гуслянниковым республиканского совещания, выступления перед чувашскими властями Олега Лобова стали поступать сведения о том, что в регионах склоняются к поддержке именно президентского варианта. Более того, Юрию Ярову даже удалось смягчить позицию Мордовии, председатель ВС которой Муртаза Рахимов был инициатором совместного заявления 11 глав республиканских парламентов, несколько дней назад отвергших президентский вариант Основного закона. Таким образом, сколько-нибудь достоверно сказать, какие регионы какой проект поддерживают просто невозможно.
Конституционные интриги на региональном уровне привели, по крайней мере, к одному реальному результату. Татарстан, который еще недавно отказывался обсуждать федеральную Конституцию, все же примет участие в этом процессе. Как сказал президент республики Минтимер Шаймиев, "лежа на печи большую политику не делают". Правда, имел он ввиду, судя по всему, совсем не то, на что рассчитывают в Москве. Татарстан надеется, что ему удастся закрепить в новой Конституции особые отношения с Россией.
Что касается отношения к новой Конституции в Чечне, то генерал Дудаев, очевидно, не будет принимать участия в ее обсуждении. Однако если в ближайшее время победит оппозиция, среди лидеров которой бывший депутат СССР и союзный министр нефтяной промышленности Суламбек Хаджиев, то, как явствует из распространяемых оппозиционерами заявлений, республика возьмет курс на "тесную интеграцию с Россией, упорядочение отношений с Россией в рамках суверенитета", что позволяет предполагать и участие Чечни в принятии российского Основного закона.
Главный вывод, который можно сделать сегодня, — региональные власти уже оказывают влияние на центр. Именно они в большинстве своем высказываются за объединение двух проектов Конституции и готовы на созываемом Борисом Ельциным Конституционном совещании обсудить единый вариант. К этому же склоняются сейчас и парламентарии, и президентская команда.

Что решили
 

Газета "Коммерсантъ" №95 от 22.05.1993

Президент Ельцин издал указ "О созыве Конституционного совещания и завершении подготовки проекта Конституции Российской Федерации". В документе определено, что Конституционное совещание собирается в Москве 5 июня. В нем будут участвовать представители федеральных органов государственной власти, органов государственной власти республик в составе России, краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга. Совещание также включает представителей местного самоуправления, политических партий, профсоюзных, молодежных, иных общественных организаций, массовых движений и религиозных конфессий, товаропроизводителей и предпринимателей. Текст проекта Основного закона, подготовленный Конституционным совещанием, представляется президенту. Материал об этом см. на стр. 9.

ВС не принял постановление "О порядке учета предложений субъектов Федерации по проекту новой Конституции". Этот документ не обсуждался в парламенте из-за отсутствия кворума. Отчет о заседании — на стр. 9.

Повторно рассмотрев возвращенный президентом закон "О пенсионном обеспечении родителей погибших военнослужащих, проходивших военную службу по призыву", парламент принял его в прежней редакции. Согласно закону, льготное пенсионное обеспечение предусматривается лишь для родителей тех военнослужащих, которые погибли или умерли после 1 мая 1993 года.

ВС принял вчера постановление "О досрочном прекращении полномочий народного депутата Российской Федерации Травкина Николая Ильича". Постановление принято на основании заявления Николая Травкина, который обратился к председателю ВС с просьбой рассмотреть этот вопрос, поскольку избиратели Москвы, где баллотировался Травкин, высказали недоверие депутатам на референдуме 25 апреля.

В связи с отсутствием кворума парламент решил перенести рассмотрение постановления "О работе правительства по взаиморасчетам в народном хозяйстве". Подробности — на этой же странице.

ВС принял решение не проводить на следующей неделе совместных и раздельных заседаний палат. Депутатам предложено работать в комитетах и комиссиях.

Генеральные прокуроры России и Украины Валентин Степанков и Виктор Шишкин подписали в Москве соглашение "О правовой помощи и сотрудничестве". Соглашением, в частности, предусматривается, что стороны будут оказывать друг другу содействие при расследовании преступлений, выполнении отдельных процессуальных действий, рассмотрении жалоб граждан по уголовным делам. Этот документ предусматривает сотрудничество России и Украины в вопросах борьбы с преступностью, розыска лиц, совершивших преступления и скрывающихся от следствия и суда, этапирования арестованных и осужденных. Особое внимание уделено практическим вопросам осуществления прокурорского надзора за соблюдением законодательства об охране окружающей среды.

Премьер-министр Виктор Черномырдин подписал распоряжение, предусматривающее материальное стимулирование производителей высококачественных семян сахарной свеклы. Предполагается, что в обмен на поставку в государственные фонды элитных семян, колхозы и совхозы получат сахар, патоку и жом по ценам на уровне себестоимости, сложившейся на сахарных заводах. Комментарий — на стр. 9.

Верховный Совет России повторно после возврата президентом рассмотрел законы "О таможенном тарифе" и "О внесении изменений и дополнений в закон Российской Федерации 'Об основах налоговой системы в Российской Федерации'". Законы представляет единый блок, регламентирующий таможенное обложение участников внешнеэкономической деятельности. Законы приняты с частичным учетом поправок президента. Подробный комментарий — на стр. 9.