*2663. Третий путь патриция
 

http://www.gazeta.ru/comments/column.../6106701.shtml

О том, от чего отрекся высший класс за три года

Обозреватель информагентства «Росбалт»
09 июля 2014, 10:41

В знаменитой книге «La trahison des clercs» («Предательство интеллектуалов») духовная элита Запада обвинялась в отречении от своих высоких идеалов и моральном саморазрушении. Наш номенклатурный класс высоких идеалов не имел изначально, однако и он нашел от чего отречься. За три последних года «элита» сумела проделать над собой огромную разрушительную работу.

По случаю роспуска Госдумы на каникулы и отработки ею половины отведенного срока комментаторы с удивлением вспоминают, что этот парламент избирался в 2011-м в атмосфере надежд и в первые месяцы своего существования обладал внушительным и шумным оппозиционным крылом. Репутация сомнительного сборища, занятого штамповкой все новых и новых каверз, пришла не сразу.

Наш руководящий класс никогда не отличался чувством ответственности перед подданными, но три года назад некоторыми своими звеньями к ним все-таки тянулся, пытался наладить контакт, собирал голоса на выборах, держал перед ними завлекательные речи.

Сегодня же отречение тех же людей от всякой общественной ответственности приближается к стопроцентному.

Это и дивное перерождение практически всех федеральных и подавляющего большинства местных депутатов. И трансформация избирательной машины, которая сегодня выворачивается наизнанку ради того, чтобы на сентябрьских выборах не было даже символической конкурентной борьбы. И почти бессловесное подчинение номенклатуры издевательской «муниципальной реформе», крайне унизительной для местных влиятельных лиц и бьющей по устоявшимся патерналистским связям между ними и простонародьем.

Наше сословие самодельных «патрициев» и раньше не любило и не уважало «плебс», но хотя бы стремилось им манипулировать. Пугливо и демонстративно от него отгородиться оно пытается только теперь. Это часть стихийно сложившейся в нашем привилегированном классе стратегии спасения.

К началу нового путинского президентского срока необходимость принятия каких-то отчаянных мер ради собственного выживания осознавалась этим классом достаточно четко. Вороватый, безграмотный, изнеженный и наглый, он уже не был нужен ни вождю, ни народу.

Привилегированное сословие, унаследованное от девяностых и нулевых, устойчиво воспринималось как антинациональная сила и действительно было таковой, если слово «антинациональная» использовать в истинном его смысле, то есть как сила антиобщественная и непригодная для руководства страной.

Выходов из тупика виделось два. Первый – обновление руководящего класса с участием низов – через выборы и прочие процедуры политической жизни – выглядел трудным, рискованным, никого по-настоящему не воодушевлял и был отброшен после первых же экспериментов.

Шестая Дума этим и войдет в историю – как символ отречения политиков от народа.

Стремление экс-политиков не просто выполнять приказы сверху, но еще и по собственному почину травить и мучить прежних своих избирателей – типичный синдром ренегата.

Впрочем, вторая перспектива – чистка, производимая сверху, – пугала «патрициев» еще сильнее. «У нас нынче все-таки не 37-й год» – слишком уж частая повторяемость этого тезиса высшими сановниками и тем более сановниками охранительного блока наводила на подозрение, что именно об этом, о радикальной кадровой чистке, хотя бы на сей раз и бескровной, в высшем кругу как раз и подумывают.

Перипетии дела Сердюкова – Васильевой, хотя и не перешедшего роковую черту, но несколько раз вплотную к ней приближавшегося, приводили номенклатуру к самым унылым выводам.

С одной стороны, видно было, что у обвиняемых, еще недавно принадлежавших к самому высшему слою, нет вообще никакой опоры, за исключением надежд на высочайшую милость.

А с другой стороны, страшило, что народ увидел в этом расследовании пролог массовой чистки. Причем, по всем признакам, собирался ее одобрить с тем же примерно энтузиазмом, с каким потом поддержал присоединение Крыма, и явно был разочарован вегетарианским исходом этой истории. А ведь в дело, подобное делу «Оборонсервиса», легко можно было бы втянуть почти любого.

Чтобы избавить себя от обеих мрачных альтернатив, номенклатура инстинктивно выбрала третий путь – путь смирения и трусливого отречения от всех своих кастовых завоеваний – от корпоративной спайки, от зачатков сословного достоинства, от здравого отношения к окружающему миру и даже от прав на имущество, приобретенное сомнительными путями, но считавшееся уже как бы своим.

Разумеется, «национализация элиты» вовсе не привела ни к возвращению активов из-за границы, ни к усердию в работе на общественное благо.

Зарубежную собственность либо переоформили, либо перевели на нелегальное положение. Но теперь само ее наличие – источник перманентного страха. Флоридские приключения Владимира Пехтина, экс-председателя думской комиссии по этике, персоны, вроде как олицетворявшей совесть парламента, показали, что героем публичного скандала с зарубежными активами может теперь оказаться буквально каждый. Номенклатура не столько «ушла» с Запада, сколько оказалась на крючке в России. Как, собственно, и было задумано.

Примерно то же самое произошло и со сменой духовных вех. Привилегированный класс повидал Запад и в общих чертах знаком с его устройством. Но теперь это тайное знание, которым обмениваются шепотом. А публично исповедуемая идеология номенклатуры – это конспирологические бредни, антизападничество, советская державность, культ вождя и показная набожность. Все – более или менее наигранное, зато исполняемое с утра до ночи.

Этим и спаслись. Не полюбились народу, но временно им подзабыты. Надоели Кремлю, но пока массовым порядком не заменяются, потому что вроде бы не видно замены. Никем не уважаемы, но денежное содержание им ежегодно наращивают, чтобы послушание было идеальным, а готовность ради кресел пойти на что угодно – абсолютной.

Российский привилегированный класс отрекся от тех немногих достоинств, которыми был наделен, и не приобрел ни одной из сильных сторон прежней советской номенклатуры. Зато продлил свое существование.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Содержание темы:

01 страница

#01. Сергей Шелин. Третий путь патриция. 10.07.2014, 18:31
#02. Сергей Шелин. Коктейль-2015: лояльность по-советски + пессимизм 90-х
#03. Сергей Шелин. Путин повторяет ходы
#04. Сергей Шелин. Наши вожди идут в ногу с Западом
#05. Сергей Шелин. Конец посткрымской эры
#06. Сергей Шелин. Обещали патриотизм, получился феодализм
#07. Сергей Шелин. Разгул гламурных мудрецов
#08. Сергей Шелин. Украина все равно ушла
#09. Сергей Шелин. Таких способных нам не прокормить
#10. Сергей Шелин. Новый кремлевский минимализм
02 страница
#11. Сергей Шелин. Россияне поверили в бесполезность свободы. 09.06.2016, 05:19
#12. Сергей Шелин. "Система научила никогда на нее не обижаться"
#13. Сергей Шелин. Невыносимая легкость погрома
#14.
#15.
#16.
#17.
#18.
#19.

Коктейль-2015: лояльность по-советски + пессимизм 90-х
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2015/12/28/1475585.html
Росбалт, 28/12/2015 10:19
http://img.rosbalt.ru/photobank/4/d/...XymzVC-234.jpg
Споры о том, какие тайны кроются за легендарной неизменностью народного одобрения работы Владимира Путина, начались в 2014-м и в 2015-м не закончились.

Так или иначе, наступающий год глава России встречает все с теми же индикаторами популярности – 85% сограждан ему доверяют, полностью или с оговорками (все приводимые здесь цифры для сопоставимости взяты из одного источника – опросов фонда "Общественное мнение").

Для полноты картины напомню о двух вещах.

Во-первых, такую же подозрительную устойчивость демонстрируют рейтинги премьер-министра, уровни поддержки партии "Единая Россия" и вообще всего, что рядовой человек связывает с высшей властью. Например, доверие к Дмитрию Медведеву как держалось почти два года, так и сейчас держится вблизи 60%, хотя конкретные мероприятия правительства, которое он номинально возглавляет, не столь уж часто бывают популярны.

А во-вторых, сам этот феномен супердоверия возник только в начале 2014-го и в первое двухлетие третьего путинского президентства не наблюдался.

Еще в течение 2013 года в среднем 28% опрошенных сообщали, что стали меньше доверять Владимиру Путину, и только 17% — что больше. В 2014-й год первое лицо вступило с довольно умеренным уровнем доверия — 60%, а у второго лица этот индикатор и вовсе был незавиден – 40%.

Переворот в умах совершила крымская операция, а вовсе не предшествующие ей антизападные телекампании, законы против геев и иностранных усыновлений, суды над участниками демонстраций и пикетов и прочие подобные мероприятия. Только после Крыма народ начал соглашаться с начальством решительно во всем, будь то война в Донбассе, война в Сирии, разрыв с Турцией или череда продуктовых эмбарго. И с тех пор никак не остановится.

Ну а теперь перейдем от общеизвестного к нетривиальному.

Тех же самых людей та же самая опросная служба каждый декабрь просит подвести итоги уходящего года. И для себя лично, и для страны. И вот что народ ответил на этот раз.

Целых 47% опрошенных граждан сообщили, что 2015-й был для России хуже, чем 2014-й, и лишь 10% — что лучше. То есть, если верить заверениям респондентов, начальство делало в уходящем году все хорошо и даже превосходно, а вот страна тем временем чувствовала себя очень и очень неважно. Это первое наблюдение.

Второе наблюдение заключается в том, что столь ощутимый перевес отрицательных оценок над положительными в XXI век достигнут впервые. Предыдущий антирекорд ФОМ зафиксировал в кризисном 2009-м, и он был более скромен, чем сейчас (41% отрицательных оценок при 14% положительных).

Чтобы увидеть нечто более пессимистичное, чем народные итоги 2015 года, придется вернуться в прошлый век. Только 17 лет назад, в последефолтном декабре 1998-го, картина была мрачнее, чем нынче: по мнению 81% опрошенных, тот год был хуже предыдущего, и только для 3% — лучше.

При другой формулировке вопроса, когда респондентов просили сообщить, каким был ушедший год для них лично, цифры оказались немного другими, но их колебания от года к году — такими же. И взятый в персональном плане 2015-й тоже оказался наихудшим из всех после 1998-го.

Для обоих вариантов вопроса баланс народных оценок 2015-го оказался приблизительно на уровне, зафиксированном в конце 1996-го – не самого плохого, но и не лучшего года в позапрошлом десятилетии.

Итак, пессимистические интонации 90-х, совершенно очевидные, лишь только речь заходит о личных или общественных делах, спокойно уживаются сейчас с одобрительными и даже восторженными отзывами о высшем начальстве, выдержанными в духе добротной советской лояльности. Решайте сами — то ли это тайна народной души, то ли фальсификация опросов.

Что до меня, то я почти без колебаний выбираю первый вариант. Да, это тайна души. Хотя и такая, которую можно разгадать.

Ключ нам даст свежий опрос того же ФОМа, выяснявшего, как публика воспринимает запреты на турецкие овощи-фрукты и на продажи турпутевок в Турцию.

Оба запрета одобрили по 69%, а осудили по 13% россиян. Подозреваю, что многие из 18% затруднившихся с ответом на самом деле тоже против, но решили не раскрывать своего истинного лица. Так или иначе, одобрение этих запретов все равно довольно уверенное, хотя назвать его единодушным, пожалуй, нельзя.

Но куда интереснее ответы на следующий вопрос: "Как вы думаете, а на вашей жизни этот запрет как-то отразится?" И тут — сюрприз: целых 73% сограждан воображают, что запрет на ввоз турецких помидоров и винограда на "их жизни" не отразится.

Это объясняет почти все. То, что 11% опрошенных сообщают, что отразится отрицательно, а 9% воображают, что положительно — это лишь дополнение к главному. К тому, что почти все одобряющие начальственное эмбарго просто решили не примерять его к себе. По крайней мере, пока. Может быть, завтра они и задумаются о причинах опережающего роста цен на помидоры (на 29% за первые три недели декабря), уже зафиксированного статистическими службами, а может, еще долго будут держать выключенной ту часть мозга, которая отвечает за увязку этих фактов с действиями властей.

Кое-какую добавочную информацию дают ответы на "туристические" вопросы. Во-первых, 88% собеседников ФОМа заверили, что они даже и не собирались "в ближайшие годы" посетить Турцию, и лишь 9% признались в подобных греховных намерениях. Тут опять одобрение запрета в первую очередь исходит от тех, кто воображает, что он по ним не ударит. Хотя по многим из них ударит обязательно — хотя бы потому, что запреты на выездной туризм гарантируют взлет цен на все внутрироссийские туруслуги.

Но это еще не все. Среди признавшихся в намерении когда-нибудь посетить Турцию запрет на турпоездки одобрили 47%. Остальных, даже и тех, кто затруднился с ответом, запишем, конечно, в противники запрета. Но все равно — внушительная, хотя уже и не достигающая абсолютного большинства, группа людей готова, пусть и словесно, одобрить высочайший каприз, пошедший поперек их личных интересов.

И теперь перейдем к выводам, они же — духовные результаты 2015-го.

1. Россияне трезво оценивают итоги прошедшего года и находят их крайне удручающими и для себя лично, и для страны. Пессимизм 90-х уверенно возвращается в быт.

2. Одновременно сограждане продолжают цепляться за лоялизм советского образца, освоенный в 2014-м.

3. Интеллектуальная техника, применяемая ими для того, чтобы совместить п.1 и п.2, сводится к тому, чтобы поверить, будто деяния высшего начальства совершаются в какой-то другой реальности, не пересекающейся с той, в которой обитает рядовой человек. А сверх того, самые усердные даже готовы на словах (хотя обычно и не на деле) одобрять те высочайшие мероприятия, которые явно вредят им лично.

Шизофрения? Безусловно. Однако такая, которая до поры помогает справляться с житейскими противоречиями. Отвечая еще на один вопрос – о том, верят ли они, что 2016-й окажется для них лично лучшим, чем уходящий год, — собеседники ФОМа демонстрируют очень скромный оптимизм, на уровне, опять же 90-х, а не последующих годов. Но к их доводам, высказанным ФОМу в вольной форме, стоит присмотреться.

Те, кто не ждет от следующего года хорошего, жалуются на упадок экономики и угрозу бедности. А те, кто ждет, ссылаются на потребность надеяться на лучшее и отчасти на собственную способность найти новые заработки и преодолеть трудности. И ни те, ни другие почти не вспоминают о властях – ни как о виновниках кризиса, ни как о людях, знающих выход из него.

Лояльность, странным образом соседствующая с верой в то, что мероприятия высшего начальства никак не отражаются на жизни рядовых людей, может какое-то время существовать. Но вряд ли много лет.

Путин повторяет ходы
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/02/09/1488275.html
9 февраля 2016, 19:58 | Война | внешняя политика | Сирия

Операцию в Сирии начинали, чтобы выйти из тупика в Донбассе. Но чем она победоноснее, тем яснее: это еще один тупик.
http://img.rosbalt.ru/photobank/5/2/...83FdDT-580.jpg
У России все меньше шансов разомкнуть кольцо врагов © Фото с сайта kremlin.ru
ИА «Росбалт»

Февраль стал месяцем очередной перестройки отношений России с внешним миром. В январе еще можно было рассуждать в жанре «Путинопятьвсехпереиграл» и повторять, что наша держава, хотели этого другие или нет, сделалась ключевым участником некоей мировой коалиции против ИГ, а потому может требовать для себя приз от западных игроков. В первую очередь — в виде отмены санкций, введенных в позапрошлом году.

И вдруг все расклады молниеносно изменились. Наша госпропаганда сегодня просто-таки упивается, перечисляя и уличая все новых и новых врагов.

Говорящая голова МИДа Мария Захарова объясняет Пан Ги Муну, что он нарушил подобающие генсеку ООН правила поведения, заявив, будто российские авиаудары в Сирии стали причиной провала женевских мирных переговоров.

Президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков наставляет Ангелу Меркель, советуя ей делать только ответственные заявления и не рассуждать «о якобы имеющих место человеческих жертвах в результате авиаударов российских Воздушно-космических сил».

Целый хор агитаторов на все лады повторяет непроверенное и, вероятно, сильно опережающее события сообщение CNN о каких-то 150 тысячах бойцов «исламской коалиции» (Саудовская Аравия, Кувейт, Эмираты, Марокко, Бахрейн, а со временем даже и Малайзия с Индонезией), которые якобы вот-вот «войдут в Сирию с севера, со стороны Турции». Впрочем, некоторое правдоподобие этому придают срочно устроенные переговоры министра иностранных дел Саудовской Аравии с американским госсекретарем, во время которых первый и в самом деле грозил ввести в бой спецназ, а второй поощрительно жестикулировал.

Ну и, наконец, Турция. Высказывания Тайипа Эрдогана о России и Владимире Путине, еще недавно весьма аккуратные, сделались сейчас стилистически и содержательно неотличимыми от высказываний Путина об Эрдогане и Турции. Перспектива открытия турками фронта в Сирии явно перестает быть абстрактной.

Причина столь разительных перемен в том, что на пятый месяц участия в этой войне российские силы (вместе с иранцами, «Хезболлой» и войсками Башара Асада) впервые добились реального успеха, взяли в кольцо Алеппо и ведут бои у самой турецкой границы.

Хотя в Москве, судя по всему, и не предвидели добавочных международных осложнений, но остальные участники конфликта ответили на активизацию боевых действий стремительным сплочением против России. Разумеется, новейшая антироссийская коалиция существует пока только на словах. Но даже и это впечатляет.

Путин опять сумел объединить против себя множество тех, кто друг друга как минимум недолюбливает, а то и просто ненавидит.

Напомню, что в прошлый раз, в 2014-м, такое тоже произошло не одномоментно. Кто мог тогда вообразить, что Европейский союз — весь такой вялый, раздерганный, трусоватый и падкий на деньги — согласится ввести реальные антироссийские санкции? На начальной стадии кризиса там даже и не думали об этом. Первый, посткрымский, пакет санкций был почти символическим. Чтобы как следует встряхнуть и сплотить Европу и Америку против Москвы, понадобилось более сильное средство — проект ДНР-ЛНР, продвижение которого и породило летом 2014-го второй санкционный пакет, уже достаточно серьезный.

Сирийская операция Путина, помимо спасения режима Асада, имела целью вовлечь западных и местных противников ИГ (запрещенной на территории РФ террористической организации — ред.) в некие единые с Россией действия и отвлечь внимание от того, что наши державники называют «сливом Новороссии». И тем самым дать европейцам удобную возможность сделать то, чего они, как искренне верят в Кремле, ждут не дождутся — отменить если не первый, так хотя бы второй пакет санкций.

Однако все опять пошло не по плану. Спасение Асада вступило в непримиримый конфликт с прочими задачами операции. Ведь оно реализуемо только через новый раунд кровавой войны и лишь в союзе с Ираном и «Хезболлой». Но Иран и «Хезболла» — лютые враги большинства региональных игроков, а новая вспышка ближневосточной войны, да еще и с растущим участием ядерной державы, привела в смятение игроков мировых.

Намечавшаяся вроде бы консервация российско-украинского конфликта вместе с сопутствующим ей «сливом Новороссии» не успели еще вступить в решающую фазу, а модные совсем недавно рассуждения западных руководящих лиц о близости снятия санкций уже сменились раздраженными упреками и обвинениями в адрес Москвы, разномасштабными военными маневрами от Иордании до Финляндии и призывами спешно укреплять периметр НАТО.

СС0 «Исламское НАТО»: блеф или реальность

«Исламская коалиция» — пока нечто абстрактное, но саудиты и их союзники, возможно, и в самом деле успели решить свои задачи-минимум на йеменском фронте. А если так, то их вовлечение в наземную операцию — официально против ИГ, но по факту также против Асада, а значит и тех, кто его спасает, — может стать реальностью.

При условии, конечно, что эту операцию санкционируют и прикроют Соединенные Штаты. Что отнюдь не гарантировано, несмотря на всю показную решительность американских заявлений. Президент Обама боится международных конфликтов и в меру сил старается от них увиливать. Но поток событий может так же увлечь Белый дом за собой, как он уже увлек Кремль.

Тем более, что международная легитимность действий России в Сирии, видимо, перестает быть очевидной и в глазах руководства ООН. А это серьезный козырь для общественного мнения западных стран.

Если участие России в сирийской войне, все больше напоминающее наземную операцию, и в самом деле столкнется с параллельной наземной операцией складывающейся противороссийской коалиции, то никому мало не покажется.

По логике, сейчас самое время искать позволяющие сохранить лицо пути отступления. Вот только привычные кремлевские инструменты для этого плохо подходят. Путин ведь как раз и хотел с помощью сирийской авантюры избавиться от последствий авантюры донбасской. Но повторение ходов привело к тому, что вместо одного тупика сейчас держава упирается в два.

Наши вожди идут в ногу с Западом
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/03/16/1498404.html
16 марта 2016, 18:00 | Власть | режим | Россия-Запад

Вопреки популярному мнению, политическая система в России, как и раньше в СССР, всегда равнялась на внешний мир.
http://img.rosbalt.ru/photobank/1/2/...WwQpVD-580.jpg
Проблемы «у них» — залог стабильности «у нас». © Иллюстрация ИА «Росбалт»
ИА «Росбалт»

Принято считать, что все или почти все режимы, которые существовали в нашей стране, спорили с Западом, старались подорвать его устои и сами хотели быть совершенно на него не похожими. Соответственно, и путинский режим в сегодняшнем своем виде, с его идеологией особого пути, антиобамизмом и антиевропеизмом, — это просто возвращение к истокам.

Но если смотреть внимательно, картина не так проста. То, что Запад сегодня в плохой форме, — это вовсе не выдумка нашей пропаганды.

Можно как угодно относиться к результатам правления Барака Обамы, но если бы граждане его собственной страны считали их убедительными, то фаворитом борьбы за американское президентство был бы сегодня политик, провозглашающий себя его «наследником». Однако даже самый системный из кандидатов, Хиллари Клинтон, говорит о преемственности с Обамой неуверенно и с опаской, а ее конкуренты справа и слева зарабатывают очки на обещаниях подвергнуть его курс полной ревизии. Дональд Трамп, например, популярен не только в российском телевизоре, но и у себя дома, и не за брошенные мимоходом фразы о том, что Путин, мол, сильная личность, а за обличения системной политики США и американского руководящего класса. На такую критику там сегодня большой спрос.

А у граждан ЕС еще больший спрос на разоблачения евробюрократов и немецких лидеров, которые в зловещем альянсе якобы гонят Европу по неверному пути. Какой-нибудь французский «Национальный фронт», так трогательно любимый говорящими головами на наших экранах, может быть, и политическая фикция (хотя наперед ручаться за его фиктивность не стоило бы). Но предстоящий нынешним летом референдум о членстве Британии в ЕС — это уж точно не фикция. И авторитарно-консервативный режим в Венгрии, сооруженный тамошними переродившимися либералами и чрезвычайно далекий от прежних европейских общественных стандартов, — это тоже суровая реальность. Как и победа националистов на польских выборах. И растущая неуверенность старого политического класса в Германии.

Если все это, вместе взятое, не есть кризис сложившихся на Западе систем правления, тогда что такое кризис? Привычные идеологические шаблоны там повсюду вызывают сегодня раздражение, руководящие прослойки принято высмеивать, а господствующий политкорректный политический язык воспринимается как фальшивый и неуместный.

Сегодняшнему Западу в отношениях с Россией плохо дается роль умудренного жизнью взрослого, наставляющего хулиганистого подростка. Запад перестал чувствовать себя мудрым и уверенным в себе. Такое с ним время от времени случается, и в прошлые разы с большими или меньшими приключениями, но проходило. Вполне возможно, пройдет и на этот раз. Но пока этого не случилось, российский руководящий круг переживает перманентный драйв от слабости западных визави.

В своем воображении он, конечно, преувеличивает эту слабость. Но ведь она действительно есть, и очередной раз конвертируется у нас в желание показать прогоревшим иноземным наставникам, как надо жить. Неестественно озабоченный судьбами человечества тон нашего хора пропагандистов, назойливые наставления европейцам и американцам, как им поступить с мигрантами, как обустроить пространство для своих геев, с кем и как дружить или враждовать на Востоке — все это для нас совершенно органично и нисколько не ново.

Именно это и есть фирменный способ нашего начальства идти в ногу со временем. Прошлые поколения правителей проделывали это неоднократно, и особого накала эта самонадеянность достигала в те моменты, когда их эксперименты над собственным народом можно было изобразить как урок и пример обанкротившемуся Западу.

Советская индустриализация-коллективизация в начале 1930-х происходила в годы Великой депрессии в США и Европе. В пропагандистской подаче наши тогдашние бедствия выглядели как разумная альтернатива растерянным метаниям западных правительств и унынию их народов. И мыслящие западные люди издалека восхищались уникальным советским опытом.

Хрущевское «великое десятилетие» (1953—1964 гг.), с его освоением целины, прорывом в космос и грандиозными социальными проектами, было очень созвучно с популярными тогда в Европе, а отчасти и в Америке, левыми управленческими идеями, поголовной верой в планирование и в направляемый бюрократами прогресс. Передовые и мыслящие представители Запада считали тогда, что советская модель — это лишь немножко чересчур радикальное воплощение правильных идей. Целая плеяда уважаемых экономистов предсказывала, что СССР обгонит США, и уверенно называла точные сроки.

Мы не отгораживались от мира, а, наоборот, показывали путь человечеству — и оно с любопытством присматривалось. Хрущев со своим коммунизмом, при котором «будет жить нынешнее поколение советских людей», стал смешон не тогда, а позднее.

К концу 1960-х, когда стало ясно, что со светлым будущим у нас не получилось, американо-европейцы тоже вошли в многолетнюю полосу растерянности и потери ориентиров. Брежневский застой вполне с этим гармонировал. Желание учиться у Америки и Европы стало у нас всеобщим только в середине 1980-х, через несколько лет после того, как к Западу вернулась уверенность в себе.

И сейчас, когда он опять ее потерял, не надо удивляться нынешнему нашему коктейлю из антизападничества и болезненного желания наставить Европу и Америку на истинный путь. Ведь не в первый раз, и не во второй. Назовем это формой российско-европейского симбиоза, соответствующей сегодняшнему состоянию дел.

Для того, чтобы режим в нашей стране начал по-настоящему обновляться, должно много чего сойтись. Притом одно из важнейших, а может быть и обязательное условие — наличие Запада, вызывающего желание брать у него уроки. Сегодня такого Запада у нас нет.

Конец посткрымской эры
 

http://www.profile.ru/politika/item/...stkrymskoj-ery
21.03.2016 |

Политика 2014-2015 годов устарела. Она утомила всех, и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Какой будет политика-2016, пока непонятно, но ясно, что она будет другой
Конец посткрымской эры

Политика 2014-2015 годов устарела. Она утомила всех, и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Какой будет политика-2016, пока непонятно, но ясно, что она будет другой

Торжества по случаю двухлетия обретения Крыма прошли как рутинное мероприятие. Народ по-прежнему одобряет случившееся, но ликовать в этот день уже не настроен. А тем временем одна за другой происходят вещи, которые откровенно не укладываются в логику 2014–2015 годов.

Из Сирии если и не полностью, то частично возвращают технику и людей. И это при том, что победы ни над кем не одержано, а единственным реальным результатом пятимесячной кампании стал разрыв с Турцией. У Владимира Путина впервые с начала спада проснулся интерес к экономической конкретике. С главами хозяйственных и финансовых ведомств он совещается уже и ночами. Он обещает лично собирать и мирить бизнес-магнатов с силовиками. Организуются утечки, что первое лицо якобы подумывает перезагрузить правительство и чуть ли не дать ему автономию. В атмосфере что-то меняется. Ползут даже слухи о каких-то послаблениях. Неочевидно, что на подходе именно послабления, но большие перемены действительно назревают, и понятно почему.

Удерживать массы в состоянии перманентного экстаза больше не удается. Срок вышел. Телезритель не то чтобы перестал верить пропаганде, но явно ею утомлен и все сильнее озабочен собственным бытом. В кризисе перестали наконец видеть нечто мимолетное. Народное долготерпение зря считали безграничным. Люди определенно не готовы к тому, чтобы в нынешнем году уровень жизни еще раз снизился в таких же масштабах, как в прошлом.

Это отражается уже и на формальных рейтингах, непоколебимость которых оказалась мифом. Накануне заявления об уходе из Сирии доля готовых голосовать за Путина составила, по данным ФОМа, 69% (в мае 2015‑го, когда все индикаторы вышли на максимум, было 76%), а доля безоговорочно ему доверяющих – 37% (было 44%). Индикаторы популярности премьера Медведева снизились куда заметнее и приблизились уже к скромным докрымским уровням.

Сквозь вымученную лояльность народа сквозит растущая тревога, усталость от санкций и самосанкций, от ссоры с Западом и от прочих мероприятий, еще недавно проходивших на ура. Рядовому человеку стало вдруг неуютно жить среди событий, изобретаемых для него начальством.

Из восторженного посткрымского оцепенения выходят не только низы. Терпимость к оскудению всех бюджетов, от федерального до местных, а также и к общему ухудшению условий жизнедеятельности перестала быть хорошим тоном для гражданских, силовых и коммерческих кланов. На фоне несбывшихся надежд на прекращение спада в экономике повседневностью стали аресты и другие формы экспроприации высоких должностных и деловых лиц. Привычные схемы раздела национальных богатств больше не работают.

Безвольно-подобострастное отношение ко всему, что идет с кремлевских вершин, перестает быть номенклатурной нормой. При всей особости положения Чечни Кадыров никогда раньше не позволял себе так выпячивать свой статус и так открыто демонстрировать свои приемы. И он не такое исключение, как кажется. Региональные правящие группы зашевелились, и это плохой симптом для центральной власти.

Другим симптомом стал распад верхушечного консенсуса относительно правил финансовой политики, рост популярности рецептов обобщенного Глазьева, который стал выразителем запросов части деловых кругов, не имеющих доступа к кормушке и в качестве компромисса требующих для себя эмиссионных денег. Той бесподобной атмосферы, когда на каждую новую трудность было проще всего ответить международными авантюрами и поднятием градуса пропаганды, больше нет. Владимир Путин, кажется, это понял. Поэтому и приступил к поиску новых способов управления страной.

Сворачивание сирийской операции – эксперимент над внешней политикой, продиктованный желанием посмотреть, что будет, если умерить ее безоглядность. Скандальное заявление, что люди якобы «одобряют репрессивные меры, если они в интересах общества», отображает, возможно, поиски новой формулы лоялизма. Именно потому, что посткрымской экзальтации больше нет, народное послушание перестало быть автоматическим. Для его сохранения нужны дополнительные мероприятия, и, возможно, достаточно суровые. А намерение в ручном режиме устанавливать баланс между бизнесом и охранителями – попытка восстановить ускользающий из рук контроль над сведением межклановых счетов.

Эти меры совсем не обязательно принесут успехи. И, скорее всего, за ними последуют еще и другие. Принципиальная новизна ситуации просто заставляет искать. Посткрымская эра оказалась куда короче, чем думали. Политика 2014–2015 годов устарела. Она утомила всех и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Контуры политики 2016‑го еще не видны. Но она точно будет другой.

Обещали патриотизм, получился феодализм
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/05/1504077.html
5 апреля 2016, 18:00 | Офшоры | скандал | коррупция | элиты | национализация

Офшорный скандал подвел черту под грандиозным пиар-проектом «Национализация элит».
http://img.rosbalt.ru/photobank/6/f/...mkwdPV-580.jpg
Из офшорного скандала вельможи ничего нового для себя не узнали. Но готовы ли они к публичному перемыванию косточек? © FreeImages.com Content License

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Размышляя о том, возымеет ли панамская история крупные последствия во внешнем мире и подорвет ли она авторитет Владимира Путина у нас дома в народных массах, аналитики на первый из этих вопросов отвечают, как правило, утвердительно, а на второй – отрицательно.

Может быть, и так, хотя полной уверенности, по-моему, нет ни в том, ни в другом случае. Но есть еще и третий вопрос, который задают реже. Что теперь должна думать наша так называемая элита, во всех ее подразделениях – от небольших бизнесменов и до вельмож в гражданском и в форме?

Понятно, что уж вельможи-то ничего нового для себя не узнали. Но были ли они готовы к публичному перемыванию косточек? Скорее всего, нет. И уж точно они сейчас раздражены и встревожены, даже если сами на этот раз и не попали под раздачу. Что же касается многочисленных обладателей более скромных, но вовсе не таких уж маленьких чинов и состояний, то они переживают своеобразное удовлетворение: все их подозрения насчет изнанки «национализации элит» полностью оправдались.

Грандиозная кампания по «национализации элит», анонсированная в 2012 году и широко развернутая с 2013-го, официально преследовала две задачи – перевоспитать растленный и космополитичный руководящий слой, поставив его на патриотические рельсы, и вернуть его капиталы из-за границы в Россию, дабы работали на пользу страны.

И сверх того, еще одна задача, возможно даже главная, носила неофициальный характер: все начальственное сословие насаживалось на крючок. Скрупулезного выполнения бесконечного множества «патриотических» предписаний от него вовсе и не ждали. С самого начала было понятно, что оно все равно найдет способы сохранить свои активы и прочие зацепки на Западе. То, что на это будут смотреть сквозь пальцы, как бы даже подразумевалось. Но зато при малейшей нелояльности проштрафившегося сановника ждало торжественное разоблачение во всех антинациональных грехах.

Нарушив высочайшую монополию на эти разоблачения, расследователи панамской истории выставили на общее обозрение подлинную начинку «национализации элит». И вся эта кампания мигом лишилась какой бы то ни было пиаровской ценности.

С умилением читаешь сегодня опубликованные ровно три года назад в благонамеренном издании излияния процветающих и сегодня депутатов и «экспертов»: «Это задел на будущее. Это изменение ментальности. Попытка сформировать новую конфигурацию элиты. Чтобы изменить мотивацию будущих поколений… Элита должна быть национальной… Российский народ требует, чтобы чиновники были здесь и душой, и телом. Чтобы здесь были их деньги, жены и любовницы… Начало третьего срока Путина ознаменовалось беседами со многими владельцами крупных капиталов, которым настоятельно рекомендовали подумать над выводом большей части капиталов из офшоров…»

Проект был задуман «с замахом на поколенческость» и именно так сам себя и аттестовал.

Три года спустя, еще до панамской истории, выявилось вот что.

В страну вернулись не капиталы, а физические и юридические лица, попавшие под западные санкции. Соответственно, вместо притока денег в российскую экономику, состоялся мощнейший их отток в распоряжение потерпевших. Для компенсации морального и материального ущерба им открыли доступ к накопительным вкладам будущих пенсионеров и национальным фондам, обеспечили монопольные права в реализации государственных суперпроектов, отдали на некое подобие феодального откупа системы вроде «Платона» и т.д. и т.п.

Изъятие таких средств из экономики тяжело ударило по тем отрядам руководящего класса, которые безо всякой «национализации элит» по собственному выбору вели бизнес в России. Но их интересами, понятное дело, пришлось пожертвовать.

Что же касается «мотивации будущих поколений», то именно эти годы и даже, по случайному совпадению, последние недели были ознаменованы стремительным продвижением на высокие должности, связанные с разруливанием финансовых потоков, сыновей (куда реже – дочерей) гран-сеньоров из патриотического крыла истеблишмента.

Зрелая феодальная практика, когда за знатной семьей закрепляется не только привилегированный статус, но и конкретный государственный пост, напрямую передаваемый от отца к сыну, у нас еще не успела сложиться. Но и того, что уже есть, вполне достаточно, чтобы резко и наглядно уменьшить карьерные возможности людей незнатных и внеклановых, хотя бы и безупречно патриотичных.

И, наконец, эвакуация из-за границы «денег, жен, и любовниц», разумеется, не состоялась. Это, пожалуй, единственное, что заранее было понятно. «Жены» (особенно не зарегистрированные или фиктивно разведенные) и прочие близкие люди стали ключевыми фигурами в схемах, предназначенных для одновременного сохранения и денег, и служебной незапятнанности вельмож-бенефициаров.

Наличие хоть каких-то офшорных родственников или свойственников – почти обязательный признак принадлежности человека к высшей касте, какие бы словесными формулами этот человек ни жонглировал в качестве публичной фигуры - умеренно-прогрессивными или, наоборот, отвязно-конспирологическими.

Все это, вместе взятое, стало очевидным еще до панамского скандала. Три года «национализации элит» привели не к сплочению руководящего чиновно-коммерческого класса, а к ускорению его феодализации и росту внутреннего напряжения.

«Космополиты» не перековались. Зато широкий круг состоятельных и квалифицированных людей, прежде достаточно лояльных, потерял веру в перспективы страны и все меньше связывает с ней свое будущее. Индикатор этого - снижение инвестиций в российскую экономику, год за годом происходящее под крики об «амнистии капиталов» и «деофшоризации».

От борьбы за «национализацию элит» оставалась только видимость. Но и видимость имеет значение. Наименее циничная часть руководящего класса до самых последних дней продолжала в какой-то степени надеяться, что высшая власть хочет этот класс не только выдрессировать, но и морально приподнять. И вдруг даже и эта видимость начисто исчезает.

Есть ли на свете способ ее вернуть? Желающих дать совет почему-то немного. Впрочем, вот соображения комментатора, до недавних пор вполне благожелательного к нашим начальственным затеям: «Если два миллиарда долларов, собранные офшорами Ролдугина – это взятки, то встает вопрос – в интересах кого они собирались?… Возможно, я ошибаюсь, и упустил какого-то политика, который мог собирать взятки в таком масштабе. В этом случае, в интересах Владимира Путина, максимально быстро найти этого политика и публично идентифицировать, чтобы защитить свое честное имя… Вдруг в России есть тайный политик федерального уровня, о котором мы никогда ничего не слышали?…»

Только и остается, что острить.

Разгул гламурных мудрецов
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/01/1503183.html
1 апреля 2016, 16:45 | Аналитика | политология | гламур

Нас захлестывает мода на эстрадную аналитику. Вместо разбора экономики и политики — занимательные анекдоты.
http://img.rosbalt.ru/photobank/1/5/...cQytMJ-580.jpg
Выступления экспертов превращаются в шоу. © СС0 Public Domain

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Российские комментаторы обожают усложнять принимаемые у нас решения, придумывая глубочайший стратегический смысл для каждой очередной управленческой импровизации Владимира Путина. А вот среди западных и особенно американских комментаторов выделилась обойма суперзвезд, которые, наоборот, объясняют все происходящее на планете по-детски просто, ясно и красиво, собирая восторженные толпы, жаждущие приобщиться к их мудрости.

Выглядит это примерно так: «Лекция собрала в Сколково столько людей, что огромный зал был забит, люди стояли в проходах, сидели на полу, а менее удачливые смотрели трансляцию в фойе… Я вполне уважительно отношусь к его книгам…, но лекция вызвала вопросы: заморская звезда зарабатывала гонорар, который мне в кулуарах пару раз назвали „астрономическим“… сорока минутами медленного разговора о более или менее банальных вещах, перемежавшихся не вполне точными фактически заявлениями… Слушать его было небезынтересно, но ощущение встречи Чкалова с воспитанниками детского дома не покидало…»

Речь тут о недавнем сколковском выступлении суперпопулярного американского экономического оратора и просветителя Нассима Талеба. Российский рассказчик, сам известный аналитик экономики, тут многое смягчает. Речь господина Талеба состояла в основном из аллегорических баек, трудолюбиво придуманных для развлечения публики.

К примеру, вместо верного, но совершенно банального соображения, что целью экономической политики не должно быть спасение от банкротства любых прогоревших предприятий, Талеб развернул целую цепь метафор. Представьте, мол, себе могучий и прекрасный лес, вообразите грозные пожары, которые могут в нем возникнуть, и подумайте, что лучше: ликвидировать мгновенно каждый очередной очаг возгорания или дальновидно позволять сушняку прогореть то тут, то там — и таким способом не допустить, чтобы лес когда-нибудь заполыхал весь разом.

Понятно, что, не будь аллегорий, публика не толпилась бы в проходах. Но эти аллегории лишь выдали полную неосведомленность авторитетного гостя в лесных делах. Финляндия — страна, которая, можно сказать, стоит в лесу — страдает от пожаров меньше всех в мире. И вовсе не потому, что позволяет им гореть, а благодаря великолепно налаженным системам надзора, уборки сухостоя, тушения и, разумеется, ответственности и дисциплине жителей.

Впрочем, содержание лекций экономиста Талеба вовсе и не подразумевает какой-либо критики по существу. Ведь и гастрольное выступление эстрадного исполнителя не предполагает такого уж придирчивого разбора качества исполняемых куплетов. Главное — артистизм и пиар.

Время такое на дворе. Аналитика становится гламурным жанром. И не только напрямую на эстраде. В модных книгах гламур-аналитика тоже теснит все прочие ее разновидности.

Самый известный, но вовсе не единственный домашний наш пример — бестселлер Михаила Зыгаря «Вся кремлевская рать: Краткая история современной России». Книга подкупает искренностью. Автор явно убежден, что описание действительности может быть только гламурным, а «история современной России» целиком и полностью сводится к придворной хронике, которую он простодушно излагает.

Впрочем, это присказка. Введение в тему. Теперь — о главном. Об аналитическом гламуре, который помощнее, чем сколковские лекции и бестселлеры местного масштаба. О невероятно модной в мире, а с недавних пор и у нас, книге американских профессоров Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» (в оригинале: «Почему нации терпят провал. Откуда берется власть, процветание и бедность»).

Этот труд провозглашен ценителями книгой, делающей эпоху, его авторы — новыми Адамами Смитами и предстоящими получателями нобелевки по экономике, а один из действующих экономистов-нобелиатов предрек, что в ближайшие 200 лет именно этот труд будет настольной книгой каждого интеллектуала.

Почему нет? Интеллектуалы падки на гламур. Особенно в сочетании с широким замахом. А замах этой книги грандиозен. Аджемоглу и Робинсон с потрясающей простотой и наглядностью объясняют, как работала экономика и политика во всех краях на всей планете и во все времена, начиная с неолита и до сегодняшнего дня. Большая часть их труда — собрание множества анекдотов с одной и той же «солью», поскольку все они обязаны иллюстрировать одну-единственную авторскую идею. «Книга приправлена захватывающими историями, которые сделают вас популярным оратором на коктейльных вечеринках», — так сказал другой создатель американских бесселлеров, озадаченный, возможно, непомерным успехом конкурентов.

Я с ним согласен. Начну, однако, с жемчужных зерен, которые в книге Аджемоглу и Робинсона, безусловно, есть.

От каждого американского аналитика в десятые годы XXI века ждут ответов на несколько вопросов: как Америке быть с Китаем, почему на Ближнем Востоке ничего не получается, чего ждать от латиноамериканских соседей — и так далее. Россия среди этих проблем тоже присутствует, но в первую тройку, пожалуй, не входит.

И наши авторы дают универсальный ответ на все эти вопросы. Он предельно прост и наивен и получен отсечением всего, на что обычно обращают внимание. Если хотите понять, к богатству или к бедности двинется та или другая страна, — говорят они, — то учтите, что местный образ жизни не имеет значения. И местная религия роли не играет. И сегодняшний уровень развития экономики тоже почти неважен.

Вместо всего этого сосредоточьтесь вот на чем. Есть ли в этой стране законность? Есть ли там централизованная власть, то есть соблюдается ли порядок? Есть ли политический плюрализм? Согласна ли верхушка страны, что ее господство над подданными не абсолютно и не вечно, а состав этой верхушки может меняться? И уважается ли там частная собственность?

Если все эти добродетели налицо, то данная страна, какой бы она сегодня ни была, — перспективная. У нее впереди экономическое процветание, а со временем и богатство. И, значит, Америка смело может на нее полагаться, помогать ей материально и дружить с нею.

Банально? Более чем. Интеллектуальную эпоху на таких бесценных советах не сделаешь. Поэтому авторы дополнительно рисуют обобщенный образ страны, устроенной неправильно и, соответственно, приговоренной к бедности или застою.

Неправильно — это когда в стране вовсе нет или явно мало плюрализма, не хватает административной централизации и порядка, а ее верхушка замкнута сама на себя, паразитична, закрыта и проедает все, что можно выжать из народа или получить в порядке помощи извне. С такой страной дружить незачем. Она так и останется бедной. Сколько в нее ни вливай, ее начальство все разворует.

Система этих рецептов-отмычек чрезвычайно примитивна и в практическом применении оправдывает себя лишь иногда. В «неправильные» страны авторы зачислили: Афганистан, Ирак, Сомали, Гаити. Да, список выглядит правдоподобно, но покажите других экспертов с иным инструментарием, которые предвещали бы этим государствам процветание.

Китай попал в группу сомнительных. Ведь тамошнее начальство может начать все грести под себя, на чем китайский экономический рост и закончится. Такое в самом деле можно вообразить, но кисло-сладкие прогнозы относительно Китая являются сегодня преобладающими и в американских, и в мировых экспертных кругах. Никакой новизны тут тоже нет.

Поэтому единственная небанальная часть прогноза — это список стран, преподносимых как перспективные: Бразилия, Чили, Мексика, Ботсвана, Эфиопия, Руанда и постмубараковский Египет.

С Египтом уже вышла осечка. Его новейшие приключения — попытка установления исламистского режима, а затем его свержение и реставрация военной диктатуры — оказались не только непредвиденными, но даже и не подлежащими расшифровке, поскольку идеологические явления, вроде исламизма, Аджемоглу и Робинсон считают несуществующими.

Некоторые сомнения есть и насчет Бразилии, утопающей сейчас в экономическом и политическом кризисе. Что же до перечисленных африканских государств, то их перспективность уж во всяком случае менее очевидна, чем перспективность Малайзии, Сингапура, Катара и многих других стран, авторами не упомянутых, поскольку они недостаточно хорошо ложатся в шаблон.

О современной России Аджемоглу и Робинсон тоже не рассуждают, но ясно, что по их классификации наша держава безоговорочно приговорена к бедности. Уж кто-кто, а наши верхи ни о чем, кроме своих благ и сохранении собственной власти, не думают. Что ж, не исключено, что тут американские профессора попали в точку.

В целом же, как метод актуального политико-экономического анализа, доктрина Аджемоглу-Робинсона не хуже или почти не хуже большинства других доктрин и моделей, бытующих на Западе и приспособленных к уровню понимания тех, кто там принимает решения. Им и не надо, чтобы было сложно и вынуждало мучительно думать. А тут думать нет нужды. Все наглядно и даже элементарно, но при этом ухитряется выглядеть чем-то изощренным и глянцево-красивым. Кстати, изобретенной авторами терминологией («инклюзивные институты», «экстрактивные институты» и т. п.) я тут не пользуюсь, поскольку она придумана именно для того, чтобы создать видимость мудрости и наличия в руках авторов единого ключа абсолютно ко всем явлениям.

Повторю, однако: вышеописанная часть труда Аджемоглу-Робинсона заслуживает симпатии. Они трудились и выдали продукт. Да, плоский и гламурный. Но по-своему добротный.

Совсем другое дело — исторические анекдоты, занимающие девять десятых книги и подобранные для того, чтобы создать иллюзию эпохального замаха и универсальной истинности.

Тут и безграмотные байки о Древнем Риме, которые рассмешили бы любого успевающего студента-историка. И уверения, что Великая французская революция якобы ускорила развитие французской экономики, хотя Франция заканчивала XVIII век одной из двух экономических сверхдержав, а начинала XX-й четвертой или пятой, в разы отстав от США и Германии. И даже трогательная история о мудром вожде Кхаме, который в позапрошлом веке основал правящую ныне династию Ботсваны — страны, по непонятной причине очень трогающей авторов. Прямо не знаю, ну почему не Габон? Тоже малолюдная африканская держава, тоже удачно торгует ресурсами и при этом на душу населения богаче раза в полтора.

Есть и вовсе курьезные пассажи. О том, например, что империя инков в Перу, не знавшая даже колеса, вполне могла в XVI веке ответить на вторжение конкистадоров модернизацией и экономическим чудом, напоминающими то, что в XIX—XX веках совершила Япония. Тут уж надо цитировать: «Если бы события развивались иначе, мы бы сегодня жили в совсем другом мире, где Перу могло бы быть богаче Западной Европы или Соединенных Штатов».

Когда речь идет о настоящем, гламурная аналитика еще держится в каких-то рамках. Но как только дело доходит до прошлого, она полностью теряет застенчивость и ради занятности готова уже абсолютно на все. Причем явная ахинея прекрасно раскупается и всерьез потребляется интеллектуалами и на Западе, и у нас.

Вот и пытайся угадать, какие вымыслы будут царить в умах, а значит, и двигать событиями через десяток-другой лет.

Украина все равно ушла
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/07/1504814.html
7 апреля 2016, 17:48 | Голландия | Украина | Евросоюз | ассоциация | референдум

Голландский скандал не отменит того, что развод с Россией украинцы уже оплатили и наше экономическое пространство покинули.
Распад хозяйственных связей Москвы и Киева стал свершившимся фактом и этого уже не переиграть. © Фото Дениса Гольдмана

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Не стану гадать о политических последствиях того, что пятая часть от списочного состава избирателей Нидерландов проголосовала против договора об ассоциации Евросоюза с Украиной. Может быть, этот референдум как-нибудь замнут, а может, он, наоборот, потрясет самые основы ЕС.

Но в любом случае, это уже не отменит того факта, что экономика Украины, некогда составлявшая с российской одно целое, практически полностью отделилась от нашей. Таково состояние дел на сегодня, хотя пресловутый договор об ассоциации Украины с ЕС так и не был полностью оформлен и действует только частично.

Украино-российский экономический развод начался давно и набрал довольно высокий темп уже при Януковиче.
http://img.rosbalt.ru/photobank/9/8/...DyQ6LW-580.jpg
Фото пресс-службы компании

Зачем голландцам Украина?

Лучший индикатор этого процесса – состояние взаимной торговли. Серьезных противоречий между российской статистикой и сообщениями украинского статистического ведомства нет.

Внешняя торговля Украины прошла через свой пик пять лет назад, в 2011 году. Ее объем (экспорт плюс импорт) тогда достиг $151 млрд. Причем торговля с Россией составляла 32% украинского товарооборота, а со странами ЕС – 29%. Если же смотреть из Москвы, то на Украину тогда пришлось 6% российской внешней торговли – больше, чем на любую другую бывшую республику СССР, и, в частности, в полтора раза больше, чем на нашего постсоветского торгового партнера номер два – Белоруссию.

В 2013-м, последнем полном году правления Януковича, когда договор об ассоциации Украины с ЕС не был подписан даже в предварительном порядке, украинский товарооборот сократился до $140 млрд. При этом доля стран Евросоюза (32%) уже превысила российскую (27%). Украина все еще была самым крупным постсоветским партнером России (на нее пришлось тогда 4,7% внешней торговли нашей державы), но Белоруссия уже почти с нею сравнялась.

Надо добавить, что в эпоху Януковича украинское торговое сальдо было резко отрицательным – стоимость ввозимых товаров на полтора десятка миллиардов долларов превышала выручку от экспорта. Прежний киевский режим откровенно жил не по средствам.

В прошедшем 2015 году украинская торговля (речь только о тех территориях, которые сейчас контролирует центральное правительство Украины) сократилась вдвое по сравнению с той, что была пять лет назад, и составила $75 млрд. Зато ее сальдо стало положительным – экспорт слегка превысил импорт. На Евросоюз пришлось уже вдвое большая, чем на Россию, доля товарооборота (соответственно 38% и 19%). В 2015 году Киев отодвинулся на третье место среди постсоветских партнеров Москвы (всего 2,8% российского товарооборота), уступив не только Минску, но и Астане.

И, наконец, в первые месяцы нынешнего года на Россию приходится лишь около 10% украинской торговли, а на страны ЕС – больше 40%. Зависимость Украины от поставок из нашей державы, в том числе и нефтегазовых, перестала быть критической. Стоимость импортированных из России товаров в январе – феврале 2016 года была примерно такой же, как и стоимость товаров, ввезенных Украиной из Китая или из Германии. Другими крупнейшими торговыми партнерами Украины выступают сейчас Турция, Польша, а также Белоруссия, демонстративно не участвующая в войне санкций.

Две экономики быстро привыкают жить порознь, и новая система хозяйственных связей Украины уже более или менее сложилась. Другой вопрос, как эта держава чувствует себя сегодня в изменившемся хозяйственном окружении.

Украинский ВВП, вычисленный по паритетам покупательной способности в расчете на душу, составил в 2015 году $8 тыс. Это в шесть раз меньше чем в Нидерландах; в 4,5 раза меньше среднего уровня по Евросоюзу; в 3,5 раза меньше чем в Эстонии - самой богатой из бывших советских республик; втрое меньше, чем в России; в 2,5 раза меньше, чем в Турции; вдвое меньше, чем в Болгарии, самой бедной стране ЕС.

Дистанция впечатляет. Но с другой стороны, украинское производство на душу сейчас примерно такое же, как в Грузии, и в полтора раза больше, чем в Молдавии, – странах, соглашения которых об ассоциации с Евросоюзом, никто, кажется, не ставит под вопрос. Украина никак не хуже, чем они. Просто она больше бросается в глаза.

Добавлю, что из-за гигантского теневого сектора, сложившегося там до революции 2014 года и почти не поколебленного после нее, реальные объемы украинской экономики и реальные стандарты жизни выше, чем следует из приведенных цифр. Вычисляя ВВП, делают поправку на теневой сектор, но в данном случае она определенно должна быть больше обычного.

Чтобы подойти ближе к реальности, сравним для примера объемы строительства жилья у нас и у них в 2015 году.

Украина: 11 млн. кв. м (довольно заметный рост по сравнению с 2014 годом). Россия: 84 млн. кв. м (чуть меньше, чем годом раньше). То есть, у нас на душу сейчас строится жилья в два с небольшим раза больше. Такие подушевые объемы строительства были в России в 2004 году. Очень приблизительно можно сказать, что и в целом нынешний украинский реальный уровень жизни соответствует российскому первой половины двухтысячных годов.

Лет тридцать назад разрыва не было.

«Что нам с Украиной сопоставляться?... Там ни промышленности, ни государства не существует», — сказал Дмитрий Медведев на следующий день после голландского референдума. Его компетентность в украинских делах, конечно, вряд ли выше компетентности на профильном для него премьерском поприще. Но сам вопрос имеет право на существование.

Вот история украинской экономической ситуации в самом кратком очерке.

После 1989 года экономика Украины целый десяток лет шла вниз. Низшая точка была достигнута в 1999 году, когда украинский ВВП составлял 41% от советского максимума. В нашей стране спад был менее глубок. Хозяйственный разрыв между Россией и Украиной сложился уже в 1990-е годы.

Следующие восемь лет, с 2000-го по 2008-й, украинская экономика росла, и притом быстрее, чем наша. ВВП Украины вырос за эти годы на 82%. Разрыв между нами сократился, но оставался значительным.

Но в кризисном 2009 году он упал на 15% - вдвое глубже, чем наш. В 2010 - 2011 годах рост возобновился, но с 2012 года началась стагнация – на год раньше, чем у нас. В 2013-м, в последнем дореволюционном году, украинский ВВП составил лишь 93% от уровня предкризисного 2008 года. У нас в том же 2013 году он достиг примерно 105% от показателей 2008 года. В эпоху Януковича украинская экономика увеличила отставание от России. При этом уровень жизни искусственно наращивался. Непопулярный правитель даже и не пытался сводить хозяйственные и финансовые концы с концами.

Затем, за два послереволюционных года – 2014 - 2015, ВВП Украины уменьшился на 16%, а реальные располагаемые доходы людей – на 31%.

Такой была цена строительства нового режима, цена развода с Россией, а также и цена отказа от части популистских импровизаций, накопившихся за предшествующие годы. Говорю тут только о хозяйственно-финансовой стороне происшедшего.

И эта цена украинским народом уплачена. В 2015 году бюджет Украины свели со сравнительно умеренным дефицитом - 4,4% ВВП. Немногим хуже нашего. В бюджетный план на 2016 год заложен дефицит 3,7% ВВП. Не факт, что этот потолок будет выдержан, но ведь и нашим финансистам уложиться в плановый трехпроцентный дефицит в нынешнем году тоже вряд ли удастся.

Стоит также добавить, что с середины 2014-го российский ВВП упал на 4%, а реальные располагаемые доходы – на 11%. Причем у нас снижение того и другого продолжается, а украинские экономические индикаторы вроде бы пошли вверх, хотя и очень неуверенно. За январь-февраль 2016 года в украинской промышленности впервые за три года зафиксирован рост (на 3% по сравнению с тем же отрезком прошлого года). У нас за эти же месяцы промышленный индекс снизился на 0,7%.

Так или иначе, но в целом на 2016 год международные эксперты оценивают шансы Украины на возобновление экономического роста более оптимистично, чем шансы России. У лиц, несущих ответственность за наши хозяйственные дела, нет сегодня ни малейших оснований чваниться перед украинскими коллегами, при всех их слабостях, хитростях и неудачах.

Экономический развод наших держав стал свершившимся фактом. Украина дорого заплатила за выход и ушла. Этого уже не переиграть, каким бы ни оказался ее дальнейший маршрут, и что бы ни сказали по этому поводу нидерландские евроскептики.

Таких способных нам не прокормить
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/12/1506003.html
12 апреля 2016, 19:01 | Меритократия | кланы | элиты | кадры

Ставка на «власть достойных» в России провалилась еще позорнее, чем до того надежды на демократию.
http://img.rosbalt.ru/photobank/4/d/...k4QBzf-580.jpg
В России можно говорить о полной победе кланового начала. © Карикатура Александра Сергеева, из архива газеты "Час пик"
Обозреватель
ИА «Росбалт»

Для затравки три вопроса, на которые все ответят одинаково.

- Самый грандиозный карьерный взлет последних дней? - Конечно же, назначение Виктора Золотова главнокомандующим Нацгвардией.

- Самое смешное политическое видео последних дней? - Ну, разумеется, диспут замминистра сельского хозяйства Джамбулата Хатуова с второкурсницей Тимирязевки, в котором чиновник не смог объяснить разницу между сахарной свеклой и кормовой.

- И, наконец, самый глупый пропагандистский продукт последних дней? - Безусловно, агитфильм о шпионском альянсе Навального-Браудера.

Все три вышеупомянутых события связаны между собой незримыми нитями. Нет, я никоим образом не имею в виду, что свои аграрные познания Хатуов почерпнул у Золотова. Боже упаси. Или что фейковый телефильм вдохновлен идеями замминистра. Это исключено.

Речь о другом. О том, что Виктор Золотов занял свой пост, будучи почти ровесником и очень давним сотрудником Владимира Путина. Как бы ни различались догадки о задачах новообразованной гвардии, каждый согласится, что шансы занять этот пост у человека более молодого и менее знакомого главе государства были равны нулю, независимо от личных качеств, воззрений и профессиональных умений потенциального кандидата.

Равным образом появление Джамбулата Хатуова в кресле замминистра сельского хозяйства обусловлено вовсе не широтой его аграрного кругозора, а только тем фактом, что пост главы сельхозведомства занял его шеф Александр Ткачев, первым заместителем которого Хатуов много лет прослужил в бытность Ткачева губернатором Кубани.

Чувство справедливости заставляет добавить, что если не на профессиональном уровне, то на уровне здравого смысла Хатуов различие между двумя видами свеклы все-таки распознавал. И в ходе тимирязевского диспута пытался поделиться кое-какими своими догадками с публикой. Однако бойкая собеседница не очень-то давала ему говорить.

Но главное, разумеется, в том, что аграрий он вовсе не по навыкам, а только по клановой прописке. Стань Ткачев, допустим, главой Центробанка, так Хатуов сейчас публично размышлял бы не о свекольных нюансах, а о динамике агрегата М2.

Что-то системно очень близкое к обоим вышеупомянутым событиям чувствуется и в шпионском телефейке по Навального. Он настолько странен, что в обороте сейчас самые экзотические объяснения его происхождения. Вплоть до гипотезы, что это завуалированный крик души, акция протеста наших пропагандистов, которые изготовлением явной пародии сигнализируют народу о своем нежелании вешать ему лапшу на уши.

Думаю, не надо усложнять. Стряпали фильм, по понятным причинам, в спешке, но сдатчики готового продукта считали его, в общем, кондиционным, а задачу – выполненной. О неадекватности своего изделия не ведали искренне, потому что сами неадекватны. Ведь в пропагандистских структурах, как и в любых прочих, решающее слово сейчас переходит к людям, выдвинутым по биографическим, а не профессиональным признакам. Даже и такая разновидность профессионализма, как умение правдоподобно лгать и грамотно подтасовывать, ценится все меньше. Можно сказать, почти совсем уже не ценится.

Фото с сайта kremlin.ru Анатомия слухов: случайным кадрам доверия нет

При внешнем несходстве, все вышеописанное говорит об одном – о полной победе у нас кланового начала. На всех участках наверх продвигаются только родственники, свойственники, верные люди, свойственники верных людей, верные люди свойственников и т.д.

Что же тут необычного, - скажете вы, - так везде.

И в самом деле. В демократической Америке клан Кеннеди выдвинул одного президента и едва не провел в Белый дом второго. Клан Бушей протолкнул туда двоих и только что, хотя и безуспешно, пытался протащить третьего. И, наконец, клан Клинтонов имеет сейчас реальные шансы вторично заполучить высший пост. А оккупация политическими кланами других высоких должностей и вовсе массовое явление. Демократия в Америке вполне совмещается с клановым разгулом. По крайней мере, пока. Хотя все больше жалоб на мельтешение одних и тех же лиц и фамилий.

А вот новость из краев, где демократия и не ночевала.

На днях Ли Сяньлун, сын и преемник великого сингапурского диктатора-реформатора Ли Куан Ю, был обвинен своей сестрой Ли Вэйлинь в «попытке создать политическую династию». Обиженному брату пришлось оправдываться: «Утверждение о том, что я хочу создать династию, лишено всякого смысла. Меритократия – главная ценность сингапурского общества».

Каким бы ни оказался исход спора в семействе Ли, согласимся, что спор этот - о главном. Великая китайская традиция управления, которую так удачно продолжил Ли Куан Ю, это традиция меритократическая - требующая продвигать на посты самых способных и знающих, независимо от их происхождения.

Еще в древнем Китае занять крупную должность можно было, только сдав сложнейшие экзамены. Разумеется, сильные и влиятельные кланы и в такой системе имели много возможностей продвигать наверх своих людей. Но и совершенно незнатный человек вполне мог сделать выдающуюся карьеру.

Пока машина отбора работала без сбоев, очередная китайская династия процветала. Бюрократия комплектовалась одаренными и образованными людьми, которые старались управлять как можно лучше, а император лишь «сидел лицом к югу» и выполнял другие ритуальные обязанности. А когда кланы разлагали и подминали эту машину под себя, Китай приходил в упадок и распадался на части.

Современный Китай и Сингапур осуществили апгрейд этой старинной системы и показали человечеству, что меритократия работает и сегодня. Без ответа остался вопрос: долго ли она продержится?

На место Ли Куан Ю пришел Ли Сяньлун – но не в качестве сына, а как персона, официально признанная самым способным человеком в Сингапуре. Что придется говорить в третий раз? Председатель КНР Си Цзиньпин – сын члена политбюро Си Чжунсюня. Он – один из так называемых «принцев», потомков сподвижников председателя Мао, которых в высшем руководстве сейчас примерно половина. Какая их концентрация станет критической?

Фото Евгения Евдокимова «Россия похожа на то, с чем мы ее редко сравниваем»

Наука политология для любой общественной системы и любой общественной ситуации предлагает на выбор много сложных и красивых объяснений. Но жизнь проще науки.

Кланы есть везде и всюду, и логика их поведения, при всех местных различиях, довольно похожа. Они инстинктивно стараются подмять под себя все, что получится, и, дай им волю, превращаются в антиобщественную силу.

Но в демократических режимах их аппетиты ограничивает политическая конкуренция. Пока эта конкуренция – реальное явление, хищничество и некомпетентность каждого отдельно взятого клана удерживаются в рамках. А в режимах меритократических такую же сдерживающую роль играет машина кадрового отбора.

Ну, а там, где нет ни демократии, ни меритократии, или они были, но сломались, мы видим богатейшее разнообразие неудачливых обществ, подчиненных корысти, невежеству и абсурдным прихотям собственных верхушек.

Говорят, что драма России в том, что не удалось построить демократию. Но то, что с позором провалились и давно заброшены все попытки организовать меритократию – ничуть не меньшая беда.

Уже два десятка лет огромная страна живет без политической конкуренции и, как минимум, десяток - без отбора по способностям. А еще удивляемся, что кормить такой правящий класс все труднее и труднее.

Новый кремлевский минимализм
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/26/1510045.html
26 апреля 2016, 21:00 | Стратегия | планирование | кризис | дипломатия | проекты

В умах вождей переворот. Проекты мирового размаха заменяются планами-минимум, нацеленными на сохранение того, что есть.
http://img.rosbalt.ru/photobank/8/a/...b8FMvG-580.jpg
«Вставание с колен» не отменено, но как бы иссякло само собой. © Фото Марии Бочко
ИА «Росбалт»

Сначала немножко чужой придворной хроники. Ночью, накануне решающих переговоров в Дохе, главе саудовской делегации позвонил Мухаммад ибн Салман аль-Сауд, сын короля Салмана ибн Абдель-Азиза аль-Сауда от третьей жены и заместитель наследника престола Мухаммада ибн Наифа аль-Сауда. Замнаследника сказал, что ему как-то не по душе готовый и вроде бы уже согласованный проект соглашения о заморозке нефтедобычи. На следующий день представители России и множества прочих нефтеторгующих стран, несолоно хлебавши, разъехались по домам.

Дело тут не в самом соглашении, подписание или неподписание которого на рынок нефти повлиять не могло, а в том, кто и в каком стиле отдает сегодня команды. Когда в декабре 2005 года Владимир Путин объявлял, что России предстоит стать лидером мировой энергетики, он имел в виду совершенно другое распределение ролей.

А весной 2016 года представители бывшей «энергетической сверхдержавы» смиренно проглотили унижение и не рискнули даже вслух покритиковать 31-летнего любимца саудовского монарха. Не до амбиций. Еще обидится, откроет все краны, и баррель будет продаваться за $30, как он уже не раз намекал.

Для нашего руководства нефть больше не рычаг, которым можно перевернуть мир. Потолок мечтаний - $50 за баррель. Тогда нефтедолларов кое-как хватит, чтобы выполнить годовой бюджетный план без новых урезок. Вместо не оправдавшего себя сверхдержавного романтизма, скромный скупердяйский реализм.

А что стало с остальными мечтами двухтысячных?

Членство в G8. Россия тогда шаг за шагом добилась почти полноправного участия в клубе главных богатых держав. А сегодня мидовский чиновник «не видит необходимости реанимировать то, что осталось в прошлом». Возврата в «восьмерку» нет и быть не может. Только и остается говорить, что не очень-то и хотелось.

Членство в БРИК (позднее – БРИКС). Когда в 2006 году в Санкт-Петербурге основывали этот клуб крупнейших развивающихся стран, то надеялись, что Кремль, стоя одной ногой в «восьмерке», а другой в БРИКе, сможет играть центральную роль в мировой политике. Сегодня даже Китаю с Индией лень бороться друг с другом за центральные роли в самом БРИКе/БРИКСе, а России и Бразилии отводимые им старшими товарищами роли на подтанцовках и подавно не нужны.

Удвоение ВВП и вхождение в ряды высокоразвитых стран. Кто сейчас вспомнит, что с 1998 по 2008 годы российский ВВП и в самом деле почти удвоился? С тех пор-то роста не было. В 2015 году ВВП России был всего на 14% выше, чем двадцатью пятью годами раньше, в 1990-м. Даже эксперты экономических ведомств, оптимисты по роду занятий, предсказывают, что за ближайшие два – три года хозяйственный рост составит в совокупности два-три процента. А в долгосрочный прогноз Высшей школы экономики заложена десятилетняя стагнация.

Эти осторожные люди не стали бы предвещать ничего подобного, если бы не знали заранее, что за такое теперь не накажут. Ранний Путин хотел догнать Европу. Сегодняшний Путин смирился с тем, что мировой экономический вес России снижается и будет снижаться впредь.

Отказ от мечтаний прошлого десятилетия происходил постепенно. А вот от мечтаний последних лет – стремительно.

Говорят, что проект реставрации Советского Союза с самого начала был блефом. Вряд ли это так. Два – три года назад контуры этого гигантского начинания уже вырисовывались. Создание Новороссии на месте Южной и Восточной Украины. Вовлечение ее вместе с Казахстаном, Белоруссией и несколькими малыми постсоветскими странами в Евразийский экономический союз, а также, видимо, и в союз военный – реанимированную ОДКБ. Все это, вместе взятое, означало бы, что некое подобие СССР воссоздано.

То, что из этого почти ничего не вышло, вовсе не следствие изначального блефа. Новороссия не состоялась не оттого, что ее не пытались осуществить, а потому, что оказалась химерой. Члены ЕАЭС отказались участвовать в российских антисанкциях против ЕС и в бойкоте Украины и Турции не из-за того, что Москву это устраивало, а исходя из собственных интересов и амбиций. Такой же фикцией, как ЕАЭС, оказалась и ОДКБ. Казахстан, Киргизия и Белоруссия, члены этой организации, а значит, формальные союзники Армении, этой весной никоим образом не поддерживают ее (а по факту и Россию) в боевых действиях из-за Карабаха. Скорее уж они сочувствуют Азербайджану, хотя и за него воевать тоже, конечно, не станут.

«Хочу, чтобы россияне понимали, особенно руководство России, что мы не будем мальчиками на побегушках». Слова, запросто произносимые белорусским президентом Александром Лукашенко, и абсолютно немыслимые в устах первых лиц «стран народной демократии», не говоря о союзных республиках, указывают на то, во-первых, что страны, записанные в этот возрожденный якобы СССР, не считают нужным даже и притворяться российскими сателлитами; а во-вторых, что с сегодняшней Москвой так говорить можно – она уже смирилась с неудачей проекта.

Как смирилась и с провалом «поворота на Восток». В 2014 году хозяйственный и политический блок с Китаем был серьезнейшей ставкой и большой надеждой. Ведь двойственный альянс мог бы всерьез бросить вызов Западу. А сегодня, после того, как Пекин наотрез отказался заключать с Москвой союз, а в сфере экономической всерьез интересуется лишь получением российской нефти, Кремль научился философски воспринимать тот факт, что объемы российско-китайской торговли в первые месяцы 2016 года составляют лишь 60% от тех, что были двумя годами раньше, что китайские военные траты (в 2015 году) в 3,3 раза больше российских, и что ни особой близости, ни, тем более, равенства с дальневосточной сверхдержавой нет и быть не может.

И совсем уже быструю трансформацию претерпела акция в Сирии. Хватило всего шести месяцев, чтобы мечты о принуждении Запада к равноправному альянсу против «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ) сменились гораздо более скромными планами сохранения режима Башара Асада, пусть даже временного и частичного, и попытками избежать эскалации российского участия в этой войне.

«…Независимый, суверенный, достаточно эффективный, знающий себе цену, имеющий свои собственные интересы и способный о них заявить игрок, он мало кому нужен, и его стараются немножко осадить, поставить на место… Нам ведь ни от кого ничего не нужно, кроме того, что нам принадлежит. Мы‑то готовы искать компромиссы. Мы понимаем, что мир не состоит только из наших интересов, и у других есть интересы. Но для того, чтобы мир был гармоничным, мы должны учитывать интересы партнеров, а они – наши…»

Слова, произнесенные Владимиром Путиным в беседе с активом ОНФ в Йошкар-Оле, на первый взгляд, похожи на многие прежние его заявления. Однако обратите внимание на тезис о «знающем себе цену игроке», который, оказывается, «мало кому нужен» и которому тоже «ни от кого ничего не нужно».

Скажет ли глава США, что Америка «никому не нужна» - разве что как объект, который надо «осадить»? Или, допустим, глава Китая? Глава Индии? Глава Германии?

Опыт грандиозных начинаний мирового замаха, и давних и совсем свежих, привел наших вождей к тому, что решительно все их планы стали сегодня планами-минимум. Это подлинный переворот в умах. «Вставание с колен» не отменено, но как бы иссякло само собой.

Сегодня мечтают о малом. Причем буквально на любом фронте: экономическом, политическом, международном. Чтобы нефть хоть чуть-чуть подорожала. Чтобы вернулся родной хозяйственный застой. Чтобы народ сидел смирно. Чтобы военные кампании не расширялись, а еще лучше – как-нибудь сами собой затухали. Чтобы президентом стал Дональд Трамп и дружески хлопал по плечу.

Идей относительно будущего нет. Готовности что-то предпринять по собственной инициативе меньше, чем когда-либо за последние годы. Это следовало бы назвать смирением, если бы не страстное желание законсервировать то, что есть, навсегда.

Россияне поверили в бесполезность свободы
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/06/08/1521369.html
8 июня 2016, 09:11
http://img.rosbalt.ru/photobank/a/f/...wG8h7C-580.jpg
Равнодушие наших людей к зажиманию их же прав кажется странным только на первый взгляд.
Люди не хотят рисковать тем, что имеют, и не видят смысла в борьбе. ©

Опрос Левада-центра о том, ведут ли наши власти «наступление на свободу слова, ущемляют ли независимые СМИ», или же напротив «нисколько не угрожают свободе слова и никак не ущемляют независимые СМИ», вызвал почему-то некоторую сенсацию.

Во всех «докрымских» опросах той же службы доля сообщивших, что «не угрожают и не ущемляют», колебалась между 50% и 60%. А сейчас вдруг упала до 35%. Неужели россияне почуяли, что со свободой у нас что-то неладное? Именно так их и поняла часть аналитиков.

На самом деле граждане просто решили уйти от ответа. Число согласившихся с тезисом, что «власти России ведут наступление на свободу слова и ущемляют независимые СМИ», сейчас мало как никогда — 21%. В первой половине двухтысячных эту точку зрения разделяли почти 40% участников опросов. Зато сейчас резко подскочила доля затруднившихся ответить — до 44%. Еще пару лет назад она была меньше 20%.

Конечно, кое-кто струхнул и соврал. Но вряд ли безобидный вопрос, никого из начальствующих лиц персонально не задевающий, мог вызвать среди опрошенных панику. Смысл их ответов, видимо, такой: «Мы в общем догадываемся, что происходит, но вникать не хотим и близко к сердцу не принимаем».

О том же самом говорят и ответы, касающиеся цензуры (которая, напомню на всякий случай, в России запрещена). Нисколько не страшась этого запрета, 58% респондентов против 20% присоединились к мнению, что «на основных каналах телевидения в России существует цензура со стороны государства».

Но сильно ли это их заботит? Вряд ли. Ведь 86% опрошенных сообщили попутно, что как минимум еженедельно, а обычно и гораздо чаще, смотрят на упомянутых «основных каналах» новости и аналитические программы.

И 82% заверили, что «не могут назвать ни одного случая государственного давления на СМИ». Опросная служба перечислила на выбор пять соответствующих медиа-событий, произошедших с 2001-го по 2016-й, но подавляющее большинство и не подумало клевать на эту удочку. Неужели из осторожности? Думаю, чаще всего нет. Скорее — из равнодушия.

И еще немножко о несуществующей у нас цензуре и об Интернете, этом общепризнанном царстве свободы и всевозможных альтернатив, атмосферой в котором Левада-центр в данном случае интересоваться не стал. Однако постоянную интернет-аудиторию (которая сейчас охватывает больше половины россиян) регулярно и детально изучает другая наша опросная служба — Фонд «Общественное мнение».

И даже настолько детально, что в начале нынешнего года надумал расспросить ее об отношении к Роскомнадзору: «Как вы относитесь к деятельности Роскомнадзора в сфере регулирования Интернета?»

После того, как были исключены из подсчетов интернет-пользователи, которые заверили, что понятия не имеют об этой организации (таковых в разных слоях обитателей Рунета оказалось от трети до половины), ФОМ получил следующий расклад: 51% относятся к регулированию Интернета Роскомнадзором положительно, 14% — отрицательно, а 35% не стали отвечать. Что подтверждает старую истину: чем меньше борешься за популярность, тем легче она приходит.

Симпатичную в целом картину слегка (но не так уж сильно) подпортила только Москва. Среди столичных интернет-пользователей положительные отзывы Роскомнадзору дали 40%, отрицательные — 27%, неясные — 33%.

Подобьем предварительный итог. Наш среднестатистический потребитель информации — как офлайновой, так и онлайновой — до смешного низко ценит медиа-свободу, а напутственное воздействие властей и цензуру считает чем-то само собой разумеющимся и вовсе не обязательно плохим. Любитель эротики вполне может одобрить блокировку каких-нибудь болтающих лишнее несистемных сайтов. А потребителя антисистемных новостей ничуть не огорчат гонения на интернет-шалости. Людей, готовых всерьез отстаивать свободу как таковую, у нас очень мало. И это касается вовсе не только свободы прессы.

Говорят: да, наши люди пренебрегают пока духовными свободами, но цепляются за материальные права и удобства, которые нам принес капитализм.

Так ли это? Продовольственное эмбарго — попрание свободы есть, что хочешь. Велики ли были протесты? Запрет на отдых в Турции перечеркнул право на поездки, которое считается высоко ценимым. Слышны ли были ссылки на это право?

Две эти ситуации как раз и показывают, что объяснять пренебрежение наших людей к собственным правам и свободам одной только духовной их неразвитостью совершенно неправильно. В этом пренебрежении есть свой смысл и своя логика.

Недавно профильные наши структуры огорченно сообщили об участившихся случаях проникновения российских туристов на курорты Турции с целью отдыха. Оказывается, сограждане вовсе не отбросили мечты о турецких радостях и пытаются пробраться к ним окольными путями.

А вот мысль о том, чтобы прямо потребовать от властей снятия запрета, им чужда. И не только по незрелости и неумению объединяться в группы давления, но еще больше по знанию, что коллективные требования у нас хоть и не запрещены, но почти всегда игнорируются, а уж попытки на них настаивать безусловно наказуемы.

То же и с санкционкой. Даже деликатнейшая петиция со скромной просьбой не жечь вражью еду, а хотя бы раздавать ее бедным, которая собрала огромное число подписей, не возымела никакого действия. И подписанты благоразумно умолкли, не стали искушать судьбу.

А ведь любое право соблюдается и ценится только тогда, когда его коллективная защита имеет успех. Свободы ценят не отдельно от всего остального, а лишь тогда, когда их реализация что-то меняет в окружающем мире.

Например, гласность в масс-медиа люди ставят высоко и придают ей большое значение, только если она обладает силой воздействия — способна сломать карьеру сановнику, помешать принятию антинародного закона, воспрепятствовать вынесению неправосудного приговора. А такую гласность, которая иногда наказывается, иногда нет, но в любом случае не может ничего изменить, ценят гораздо ниже — и по-другому быть не может.

В нашей сегодняшней системе обычный человек, если он не заядлый нонконформист, ведет себя так, как ему подсказывает действительность: заботится не об общих правах и свободах, а о личных своих выгодах, привилегиях и удобствах — находит способ куда-то поехать, обзаводится каналами поставки еды, обеспечивает себе информационный уют в социальных сетях. О коллективном и отвлеченном по возможности не думает. И еще долго не будет думать, в том числе и о своих свободах, — пока система будет позволять ему жить так, как он устроился, и препятствовать жить иначе.

Долго, но не всегда. Ведь свобода — категория вечная, а любая общественная система — это лишь историческое явление, имеющее начало и конец.

"Система научила никогда на нее не обижаться"
 

http://blog.newsru.com/article/08jul2016/zakony
8 июля 2016 г.
время публикации: 09:12

По мнению журналиста, подписание президентом антитеррористического пакета законов и неразбериха, возникшая вокруг подписанного ранее закона "Об оружии", дают наглядное представление о том, как устроена российская вертикаль власти.

"Во-первых, законом у нас является то, что подписал Путин. Даже если текст завизированной им бумаги по чистому недоразумению был не тот, который утвердили Дума и Совфед.

И даже если бумага, утвержденная Думой и Совфедом, исходила от самой Яровой, то есть была согласована в каких-то очень и очень руководящих сферах. Яровая по всем правилам думского регламента провела поправку о десятилетнем сроке действия лицензии на оружие, а Путину непонятно как попал и был подписан вариант, в котором сказано про пятилетний, и ни главы палат, ни даже роковая Яровая не усмотрели в этом ничего особенного, совершенно не собираются поправлять вождя и просто стерли случившееся из памяти", - пишет Сергей Шелин на своей странице в Facebook.

"Во-вторых, если текст принятого палатами закона, мягко говоря, не сакрален, то сам факт формального утверждения ими какой бы то ни было бумаги с неизбежностью влечет подписание ее вождем.

Сколько бы граждан, бизнесменов и даже приближенных людей ни умоляли Путина отказаться от подписывания "пакета Яровой", они сами знали, что зря стараются. Дело тут вовсе не в путинском почтении к парламентаризму, лично к думским суперзвездам и даже к тем анонимам, которые ими манипулируют, а исключительно в необходимости соблюдать святость вертикали. Вертикаль не вступает с подданными в дискуссии о том, выполнимы ее вердикты или нет.

В-третьих, сакральна только процедура высочайшего одобрения очередного закона. Дальнейшая его судьба бывает какой угодно. Он может быть даже заранее и притом публично приговорен к переделке. "Пакет Яровой" именно из таких: "Кабмину поручается мониторить ход имплементации этого закона, чтобы при необходимости минимизировать возможные риски, связанные с расходами, использованием отечественного оборудования для хранения информации и прочее, и при необходимости выступать с должными инициативами по принятию соответствующих актов, которые бы эти риски минимизировали".

И ни Яровая, ни парламент, ни правительство, ни прочие агрегаты, узлы и винтики властной вертикали не видят в этом ничего странного и огорчительного. Наоборот, готовятся и дальше заботиться о народе, "при необходимости выступая с должными инициативами".

Но не унывает и 99% народа, хотя все 100% "рисков" и "расходов" заранее переложены начальством на него. Почему? А потому, что система научила никогда на нее не обижаться. Вот в чем главная ее тайна".

Невыносимая легкость погрома
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...egkost-pogroma
29.10.2016

Мастера культуры не отозвались на призыв Райкина. Но главная беда в другом: перед властью и ее волонтерами заранее пасуют широкие массы потребителей искусства.

Отклики на двенадцатиминутную речь Константина Райкина против госцензуры и террора казенных волонтеров, закрывающих выставки и спектакли, делятся на три группы. Во‑первых, отрицательные – отсылающие к биографии оратора, участию его в провластных акциях, увенчанности орденами и премиями. Сегодняшняя его смелость трактуется как следствие материальных бед театра «Сатирикон». Это правда, но не вся. Проблем сейчас полно у многих культурных учреждений, однако их начальники помалкивают. А лоялизм, имеющий хоть какие-то границы, куда симпатичнее, чем лоялизм без берегов. Так или иначе, но чем больше людей узнавало об этой речи, тем чаще в сетях отзывались о ней одобрительно и даже восторженно. Хотя называть это выступление манифестом свободы – явный перебор. В своей хорошо продуманной и довольно осмотрительной речи Райкин, по сути, призвал вернуться на несколько лет назад, когда давление государственных смотрящих не было таким безграмотным и хамским, а погромные активисты и церковники еще не догадывались, как широки их возможности. И, наконец, третья категория отзывов – мысли людей казенных, от президентского мотоциклиста Хирурга и до его же пресс-секретаря Пескова. Причем оба не отошли от привычных ролей ни на миллиметр. Хирург жаловался на российские вольности, из-за которых «в Америке райкины не существуют, а у нас существуют». А Песков, которого по ошибке считают ретранслятором Путина, хотя он для этого недостаточно осведомлен, повторил тезис, который в глазах бюрократии выглядит самоочевидным. Что чиновничество («государство») – собственник всех богатств страны и вправе приказывать, как их потратить, любому, кому оно что-то жалует, будь он танкостроителем или деятелем культурного фронта.

В целом же, несмотря на сетевой резонанс, демарш Райкина своей задачи не решил. Призывы к собратьям проявлять цеховую солидарность, «не ябедничать», не отступать перед «группками оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли», не упрашивать Путина «установить границу трактовки классики» – все они упали на почву, заведомо бесплодную. Люди, которые сотнями – случалось, что и вместе с Райкиным – строились для выражения верноподданнических чувств, глубоко чужды корпоративной взаимовыручки. Слова поддержки были единичны и исходили от людей нетипичных. От знаменитого кинорежиссера Андрея Звягинцева. От главы Эрмитажа Михаила Пиотровского, чей должностной статус уж никак не ниже статуса министра культуры. А рядовая творческая масса безмолвствовала.

Но самое грустное как раз и не в этом. У продукции культурных учреждений миллионы интеллигентных потребителей. Константин Райкин о них не упоминал и защиты у них не просил. Хотя именно их согласие или отказ лишиться любимых зрелищ будет решающим в том, что произойдет дальше.

И особых причин для оптимизма нет. Прихлопнуть спектакль или выставку легко до невероятия. Никаких буйствующих толп вовсе и не нужно. Искусство вместе со своими адептами в панике отступает при первом же окрике. Десятка костюмированных в камуфляж плюгавых «офицеров России» откровенно неофицерского вида вполне хватило для закрытия пропущенной через наши же цензурные фильтры фотовыставки Джока Стерджеса, притом закрытия позорного, с традиционной уже мочой и угодливыми расшаркиваниями устроителей.

Ну ладно. Допустим, своеобразие сюжетов в данном случае помешало любителям изящного сплотиться ради защиты гонимого искусства.

Но прошлогодний разгром выставки Вадима Сидура, казалось, давал для сплочения все возможности. Однако видео, сделанное чьей-то недрогнувшей рукой, изумляет непротивлением, на фоне которого происходили все гнусности. Кучка вбежавших в Манеж «активистов» многократно уступала числом охранникам, администраторам и публике. Съемка крупным планом: гопница не спеша идет вдоль экспозиции, срывает экспонат, швыряет на пол, переходит к следующему. И не нашлось никого, кто просто преградил бы ей дорогу. Этот погром, предельно легкий и безопасный для исполнителей, стал образцом для всех последующих. Волны праведного гнева кипели в сетях, но в реальную жизнь почему-то не прорывались.

Но если кто и способен остановить государственные и инициативные погромы, то это не производители культурной продукции, а только те ее потребители, для которых она стоит того, чтобы из-за нее хоть чем-то рискнуть.

Невыносимая легкость погрома
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...egkost-pogroma
29.10.2016

Мастера культуры не отозвались на призыв Райкина. Но главная беда в другом: перед властью и ее волонтерами заранее пасуют широкие массы потребителей искусства.

Отклики на двенадцатиминутную речь Константина Райкина против госцензуры и террора казенных волонтеров, закрывающих выставки и спектакли, делятся на три группы. Во‑первых, отрицательные – отсылающие к биографии оратора, участию его в провластных акциях, увенчанности орденами и премиями. Сегодняшняя его смелость трактуется как следствие материальных бед театра «Сатирикон». Это правда, но не вся. Проблем сейчас полно у многих культурных учреждений, однако их начальники помалкивают. А лоялизм, имеющий хоть какие-то границы, куда симпатичнее, чем лоялизм без берегов. Так или иначе, но чем больше людей узнавало об этой речи, тем чаще в сетях отзывались о ней одобрительно и даже восторженно. Хотя называть это выступление манифестом свободы – явный перебор. В своей хорошо продуманной и довольно осмотрительной речи Райкин, по сути, призвал вернуться на несколько лет назад, когда давление государственных смотрящих не было таким безграмотным и хамским, а погромные активисты и церковники еще не догадывались, как широки их возможности. И, наконец, третья категория отзывов – мысли людей казенных, от президентского мотоциклиста Хирурга и до его же пресс-секретаря Пескова. Причем оба не отошли от привычных ролей ни на миллиметр. Хирург жаловался на российские вольности, из-за которых «в Америке райкины не существуют, а у нас существуют». А Песков, которого по ошибке считают ретранслятором Путина, хотя он для этого недостаточно осведомлен, повторил тезис, который в глазах бюрократии выглядит самоочевидным. Что чиновничество («государство») – собственник всех богатств страны и вправе приказывать, как их потратить, любому, кому оно что-то жалует, будь он танкостроителем или деятелем культурного фронта.

В целом же, несмотря на сетевой резонанс, демарш Райкина своей задачи не решил. Призывы к собратьям проявлять цеховую солидарность, «не ябедничать», не отступать перед «группками оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли», не упрашивать Путина «установить границу трактовки классики» – все они упали на почву, заведомо бесплодную. Люди, которые сотнями – случалось, что и вместе с Райкиным – строились для выражения верноподданнических чувств, глубоко чужды корпоративной взаимовыручки. Слова поддержки были единичны и исходили от людей нетипичных. От знаменитого кинорежиссера Андрея Звягинцева. От главы Эрмитажа Михаила Пиотровского, чей должностной статус уж никак не ниже статуса министра культуры. А рядовая творческая масса безмолвствовала.

Но самое грустное как раз и не в этом. У продукции культурных учреждений миллионы интеллигентных потребителей. Константин Райкин о них не упоминал и защиты у них не просил. Хотя именно их согласие или отказ лишиться любимых зрелищ будет решающим в том, что произойдет дальше.

И особых причин для оптимизма нет. Прихлопнуть спектакль или выставку легко до невероятия. Никаких буйствующих толп вовсе и не нужно. Искусство вместе со своими адептами в панике отступает при первом же окрике. Десятка костюмированных в камуфляж плюгавых «офицеров России» откровенно неофицерского вида вполне хватило для закрытия пропущенной через наши же цензурные фильтры фотовыставки Джока Стерджеса, притом закрытия позорного, с традиционной уже мочой и угодливыми расшаркиваниями устроителей.

Ну ладно. Допустим, своеобразие сюжетов в данном случае помешало любителям изящного сплотиться ради защиты гонимого искусства.

Но прошлогодний разгром выставки Вадима Сидура, казалось, давал для сплочения все возможности. Однако видео, сделанное чьей-то недрогнувшей рукой, изумляет непротивлением, на фоне которого происходили все гнусности. Кучка вбежавших в Манеж «активистов» многократно уступала числом охранникам, администраторам и публике. Съемка крупным планом: гопница не спеша идет вдоль экспозиции, срывает экспонат, швыряет на пол, переходит к следующему. И не нашлось никого, кто просто преградил бы ей дорогу. Этот погром, предельно легкий и безопасный для исполнителей, стал образцом для всех последующих. Волны праведного гнева кипели в сетях, но в реальную жизнь почему-то не прорывались.

Но если кто и способен остановить государственные и инициативные погромы, то это не производители культурной продукции, а только те ее потребители, для которых она стоит того, чтобы из-за нее хоть чем-то рискнуть.

Это страшное слово на букву «Р»
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...ovo-na-bukvu-r
27.02.2017

Власти на ходу переделывают сценарий подачи юбилея–1917. Придать нескандальный вид своему ужасу перед самодеятельностью простонародья им никак не удается

С самого начала было ясно, что столетие революции станет для нашего режима идеологической головоломкой. Уклониться от празднования столь грандиозных событий трудно, но поднести их в приемлемой для путинской эпохи форме – еще труднее. Само слово «революция» вводит казенных агитаторов в такой ужас, что его заменяют иносказаниями наподобие «майдана».

Предварительный сценарий юбилея явно рождался в муках и предполагал серию ритуальных примирений белых с красными, венцом которой станет возведение монумента, разъясняющего публике, что у тех и других была «своя правда».

На бумаге смотрелось гладко, хотя и было выдумкой. Большую часть жертв революции составили не белые с красными, а миллионы обывателей города и деревни, умерших от голода или убитых в погромах и грабежах.

Не говоря о том, что, например, социалистов‑революционеров, гонимых как большевиками, так и их врагами, а позднее истреблявшихся советским режимом, было в 1917‑м в несколько раз больше, чем большевиков.

Наличием «своей правды» у всех вышеперечисленных решили не заморачиваться. Но даже и в предельно суженном виде доктрина «примирения» оказалась неприложимой к практике.

Попытки установить в Петербурге памятные доски Маннергейму и Колчаку закончились тем, что первую из них пришлось снять, а вторая, регулярно заливаемая черной краской, превратилась в головную боль для властей.

Российский правящий класс, происходя почти поголовно из красных, очень любит белых. Но это чувство, во‑первых, не разделяется народом, вполне к ним равнодушным, а во‑вторых, поднимает на борьбу малочисленные, но задорные группы левых активистов. Задуманное мемориальное благолепие обернулось скандалом.

Действительно ли нехватка хлеба стала толчком для Февральской революции

Впрочем, небольшим. Прологом февральского юбилея стал куда более мощный скандал – из-за передачи РПЦ Исаакиевского собора.

«Передача собора в год столетия революционных событий призвана стать символом примирения… Мир вокруг возвращенных церквей должен стать олицетворением согласия и взаимного прощения – белых с красными, верующих с неверующими, богатых с бедными». Так сказал патриарх Кирилл в полном соответствии со сценарием юбилея.

Но в вопиющем противоречии с жизнью. Полтора десятка лет верующие мирно молились в Исаакии, а все прочие безвозбранно его осматривали. Но стоило разыграть акт «примирения и прощения», как поднялись протесты, которых давно не видывали. Причем противников передачи собора, среди которых было и большинство рядовых православных, оказалось гораздо больше, чем сторонников.

Подчиненные патриарха, свободные от пут высокой политики, не стали маскироваться. «… Февральская революция ввергла Отечество в страшную пучину… Сто лет спустя происходят те же процессы и преследуются те же цели. Под видом протеста против передачи Исаакиевского собора Церкви осуществляется попытка формирования майдана в России… Перед нашими глазами должны зримо всплывать образы февраля 1917 года, а мы слепо начинаем повторять ошибки столетней давности – идем за людьми, последователями революционеров 1917 года…»

Протоиерей Димитрий Василенков успел честно сформулировать охранительное неприятие Февраля как раз накануне того, как анонимный кремлевский приказ о заморозке передачи собора замкнул ему уста. Согласимся, что у протоиерея «своя правда» есть, а вот в высочайше утвержденном юбилейном сценарии она и не ночевала.

РПЦ канонизировала Николая Второго. Он – святой. Какое может быть «примирение» у последователей великомученика с потомками его мучителей–красных? Не «прощать» потомки красных должны потомков февральских побежденных, а слезно перед ними каяться. Ввиду симфонии наших властей и РПЦ можно было бы ожидать корректировки сценария примерно в этом направлении. Но такое как раз и невозможно.

Февральская революция была антимонархической, антиклерикальной, антиистеблишментарной и по духу своему социалистической, пусть и в эсеровском, а не в большевистском понимании этого слова. Таков был выбор страны. Последующие большевистские и небольшевистские жестокости его не отменили. Сегодняшняя Россия – страна потомков красных и тех, кто к ним присоединился.

Подавать этот юбилей то ли под чисто охранительным соусом, то ли смешивая пополам революционность с контрреволюционностью – значит, превращать акции памяти в скандальный и небезопасный для властей балаган.

Им нечего подарить России
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...podarit-rossii
26.03.2017

До президентского избрания меньше года, а как будут готовить народ к этой церемонии, пока не ясно. Ни денег, ни популярных мероприятий, ни даже лучезарных посулов в запасе не осталось

Задумано, что продление правления Владимира Путина в марте 2018‑го должно произойти не кое-как, а в атмосфере определенного воодушевления. Но как довести народ до необходимой кондиции? Нужны материальные и моральные подарки свыше.

Когда-то подарком выглядел сам Путин – молодой и внушающий надежды лидер. Но это было очень давно.

Когда-то имело место также и хозяйственное чудо, сопровождавшееся взлетом уровня жизни. Но весной 2018‑го исполнится десять лет с тех пор, как рост экономики почти прекратился, и пять лет с того момента, когда доходы граждан пошли вниз.

Временным заменителем утраченных радостей стало обретение Крыма. Но экзальтация успела увясть. И мало надежды, что она всерьез вспыхнет, если будет поставлена, так сказать, вторая серия – присоединение к России «отдельных районов Донецкой и Луганской областей» (ОРДЛО), они же – ДНР-ЛНР. Хотя, может быть, от безысходности на эту акцию все же пойдут, несмотря на чрезвычайно высокую внешнеполитическую ее цену.

Однако пока с народом пытаются работать в более вегетарианском ключе, убеждая его, что затягивание поясов подходит к концу и впереди – какое-никакое, но улучшение жизни.

К настоящему моменту в этом направлении сделаны три вещи. Путин и Собянин объявили о гигантской программе сноса московских пятиэтажек. Экономические ведомства пообещали, что в 2017‑м рост экономики достигнет двух процентов. А глава государства сообщил, что продолжительность жизни сейчас на 6,5 года больше, чем в 2005‑м, и велел подчиненным исправить главный в его глазах недостаток поликлиник и больниц: «Сложно записаться к нужному специалисту, а в регистратурах еще часто встречается хамство».

Даже самый ярый приверженец режима согласится, что народного оптимизма из всего этого не вылепить. О плохих регистратурах промолчим из вежливости. Необходимость ссылаться на давно прошедший 2005‑й указывает лишь на то, что в последнее время продолжительность жизни расти почти перестала. Печальным дополнением к этому сделалось возобновление естественной убыли населения, прекратившееся было некоторое время назад. В январе 2017‑го число умерших превысило число родившихся в 1,3 раза.

Что же до великого сноса столичных хрущевок, то шумная реклама этого народолюбивого, по мнению Кремля, проекта вызвала сложную гамму чувств у москвичей и острое раздражение во всех других краях. Для десятков миллионов человек «устаревшая» московская пятиэтажка – жилище, о котором они и мечтать не смеют. Тем более строительство жилья в стране идет вниз. В 2016‑м общая площадь введенных жилых помещений уменьшилась на 6,5%. В январе–феврале 2017‑го, по свежему сообщению Росстата, – новый спад, на 19,5% против прошлогоднего.

Понятно, что Росстат под раздачу и попал. И не только за неудачи в строительстве и рождаемости. Всегда стараясь сообразовывать свои рапорты с видами начальства, он вдруг дал маху: объявил, что в первые месяцы 2017‑го очищенный от сезонных факторов индекс промышленного производства откатился к показателям годичный давности, а в обрабатывающей промышленности – даже и двухлетний.

«Опубликованная Росстатом статистика является нерепрезентативной… Данные за январь и февраль текущего года могут быть в дальнейшем значительно пересмотрены…» Праведный гнев министра экономразвития Максима Орешкина легко понять: лучезарные прогнозы его ведомства совершенно не приспособлены к такой статистике. Значит, статистике предстоит приспособиться к прогнозам. Думаю, ждать недолго.

Труднее будет приспособить рядовых людей. Вот не верят, что дела в стране пошли на поправку, и в этом единственном пункте неподатливы ни к какой пропаганде.

Впервые у казенной машины не заготовлено для народа никаких подарков. До сих пор хоть что-нибудь изобреталось даже и в самые скудные времена. А сейчас – ни денег, ни послаблений, а обещания такие, что вздрогнешь. Правительствующие технократы делятся планами обложить граждан добавочными сборами, повысить НДФЛ и увеличить пенсионный возраст. Володинская Дума штампует запреты почти в том же темпе, что и ее предшественник-принтер. А сам харизматический лидер повторяет старые речи, старые предписания и старые шутки.

«Все равно никуда не денетесь». Девиз кампании‑2018, похоже, окажется простым, хотя, быть может, и недостаточно надежным.

Когда путинизм порвал с ельцинизмом
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...-s-eltsinizmom
23.04.2017

Первый президент России Борис Ельцин умер ровно десять лет назад – как раз тогда, когда режим Владимира Путина окончательно распрощался с его стандартами правления

23 апреля 2007 года врачи ЦКБ зафиксировали смерть Бориса Ельцина. Он прожил в отставке семь с половиной лет, лишь немногим меньше, чем был президентом. Помню многочасовую очередь в храм Христа Спасителя. Попрощаться с неудачливым правителем, а заодно и с последними отблесками проклинаемых девяностых годов пришло совсем не мало людей. Протокольные обязанности перед памятью предшественника Владимир Путин выполнил с ледяной вежливостью. Национальный траур в день похорон, трансляция по государственным каналам, воинские почести. Официальные лица на церемонию явились, но слез не лили.

Многие уверены, что режим Путина – прямое продолжение режима Ельцина. С поправкой только на разницу в темпераменте, личном везении и ценах на нефть. Считаю, что 2007 год оказался последним, когда это действительно было так.

Почти все великое, что совершил Борис Ельцин, он сделал в первые три-четыре года своего правления и этим не отличается ни от череды своих предшественников – Хрущева, Брежнева и Горбачева, ни от преемника. Первую путинскую трехлетку, отмеченную умеренным завинчиванием гаек, сближением с Западом и стремительным ростом экономики и благосостояния, вполне можно назвать временем успешной наладки и приведения в рабочий вид системы, доставшейся от Ельцина. Вторую часть своего правления Ельцин, как и прочие наши правители, посвятил мероприятиям, продлевающим его пребывание у власти, и заботе о ближнем круге. Примерно то же самое можно сказать и о большей части второго президентского срока Путина. Место «Семьи» занял «кооператив «Озеро». Властная вертикаль стала жестче, свобод убавилось, но в быт граждан режим не влезал, духовным контролером подданных стать не пытался, окружающему миру себя не противопоставлял. Говорят, Борису Ельцину не по душе были возвращение советского гимна и отмена выборности губернаторов, но протестовать он не стал. Не только опасаясь за близких, но, видимо, вспоминая, что и сам эту выборность вводил неохотно и не сразу, а в 1996‑м реставрировал красный флаг под названием «символ Знамени Победы».

Если бы Ельцин оставил политическое завещание, то в нем, вероятно, просил бы новых глав России следовать в русле собственных понятий о том, что дозволено правителю. То есть сохранять какой-то минимум идейной преемственности с революцией начала 1990‑х; признавать распад советской империи как свершившийся факт; не совсем упразднять вольности; отстаивать статус России как западной, капиталистической, а в некоторых проявлениях даже и демократической страны; ограничивать авторитарную суть режима регулярной, через каждые два президентских срока, сменой первого лица – пусть и с правом выдвинуть преемника.

Как ни относись к первому президенту, он поставил своей власти границы и не переходил их. Поэтому даже и вторая половина его правления – это не одни только промахи, обманы и корыстные уловки. Дух 90‑х, олицетворением которого до конца дней был Ельцин, – это еще и свобода. Он не всегда ее уважал, но в ее удушении не находил ни удовольствия, ни смысла своей деятельности. Режим Ельцина имел берега. Режим Путина до 2007‑го кое-как в этих берегах держался, но к концу этого года навсегда из них вышел.

Хронологическая близость к смерти Ельцина, скорее всего, случайна. Еще при его жизни, в феврале 2007‑го, Путин выступил с Мюнхенской речью, одним из самых выношенных своих заявлений. Эта речь обозначила путь, по которому режим идет до сего дня. Разрыв с Америкой, с Европой, с Украиной уже незримо там присутствовал. А осенью 2007‑го закончились поиски формулы увековечения путинской власти. По примеру банановых республик великой державе предъявили кандидата в зиц-президенты, а в 2008‑м усадили его в кремлевское кресло с предписанием вовремя его освободить.

Из этого и вытекает почти все дальнейшее. Удержание власти стало уже не просто важной, а единственной заботой режима. Любые идеологические, репрессивные и бюрократические зигзаги, обслуживающие эту всепоглощающую страсть, автоматически стали дозволенными. Те, кто пришел в последний раз увидеть Бориса Ельцина, прощались с правителем, в котором до конца сохранялось что-то от лучших его дней. Люди, выросшие при Путине, вряд ли сберегут эту память. Но собственные свободы будут, похоже, завоевывать сами, не надеясь, что кто-то пожалует их сверху.

Власть бунтует против молодежи
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...otiv-molodezhi
28.05.2017

Режим открыл для себя, что подростки его не любят, и судорожно пытается их усмирить. Но антимолодежность составляет самую суть нашей системы. От нее чиновникам не отречься.

Главный государственный специалист по опросам, начальник ВЦИОМ Валерий Федоров специально пришел в Думу, чтобы утешить депутатский корпус: «Делать на основании некоторого шума в соцсетях или некоторых митингов вывод о том, что у нас есть революционно настроенная значимая группа молодежи, которая требует перемен здесь и сейчас, – это не так».

Добавочный терапевтический эффект должно было возыметь и сопутствующее выступление девятнадцатилетней видеоблогерши Саши Спилберг (Александры Балковской), специализирующейся на бытовой чепухе, косметике, забавах и рекламных беседах с начальствующими лицами. Набор рекомендаций полностью оставался в границах ее мирка.

Но руководящие умы, видимо, не были должным образом утешены ни уклончивым косноязычием ученого, ни почтительным щебетом юной красавицы. В предвидении нежелательных выходок на мероприятиях 12 июня по школам и вузам катится проработочная кампания, осуществляемая соответственно учительством и профессорско-преподавательским составом – как волонтерским способом, так и по прямым приказам местных администраций. Стилистика обращений к молодежи резко упростилась. Вместо россказней о происках Госдепа и деньгах Навального сыплются прямолинейные угрозы – что изобьют, арестуют, дадут волчий билет, не примут в вуз (или отчислят из него) и напакостят родителям.

Сдвиг руководящих настроений ясно прослеживается по эволюции самой, пожалуй, открытой из наших высших персон – Валентины Матвиенко. Сразу после протестов 26 марта глава верхней палаты объявила, что «нельзя прятать голову под крыло, умалчивая проблему», и поручила подчиненным «искать новые площадки для широкого диалога». А на днях она же велела примерно тому же кругу лиц подыскать юридические формулировки, которые поставили бы вне закона участие подростков в протестных акциях.

Нельзя сказать, что от поиска «площадок для диалога» отказались сразу же. Несколько обращений на предположительно понятном для молодежи языке появиться успели. Больше всего шума вызвали два – клип Алисы Вокс, в котором отставная солистка «Ленинграда», костюмированная учительницей, называла подростков «малышами» и советовала «взяться за ум», и ролик рэпера Птахи, исполнившего нечто неразборчиво‑верно-подданическое.

Чрезмерная даже и по казенной мерке бездарность этой продукции и полное ее неприятие целевой аудиторией заставили заказчиков прекратить эксперименты и вернуться к старому доброму инструментарию – репрессиям и запугиванию. «Молодежная политика» по состоянию на сегодня проста, как начищенный сапог.

Действительно ли молодежь на грани бунта? Далеко еще нет. Масштабы ее недовольства преувеличены. Валерий Федоров во многом прав. По сути, ни одно из неангажированных исследований молодежных настроений, проведенных за последние годы, не зафиксировало в этой среде сколько-нибудь глубоких оппозиционных чувств. Чего не увидели, того не увидели. Но зато заметили резкое ослабление так называемого «конфликта отцов и детей». В том числе и в области общественных воззрений. Протестовавшие 26 марта подростки и молодежь сплошь и рядом просто выражали те настроения, которые преобладали в их семьях, но из осторожности не афишировались. И не зря в те дни многие родители признавались, что своим конформизмом предали собственных детей.

Другой составной элемент сегодняшней «подростково‑молодежной» ситуации – жалкая роль учительства. Будучи выгодополучателями «майских указов», развратившись в выборных подтасовках, люди этой почтенной доселе профессии выдвинули из своей среды слишком много доносителей и шельмователей и слишком мало защитников собственных учеников и студентов. Добавьте сюда молчаливую трусость основной массы «наставников юношества», и картина морального краха этой прослойки станет полной.

Так что начальство со своей паникой обгоняет события. Запугивания еще действуют. Но если смотреть вперед, то способов подружиться с новым поколением у него действительно нет.

Трудно придумать более антимолодежный режим, чем наш, с его архаикой, ненавистью к новому, маниакальным запретительством, закрытостью для «не своих». Он по самой сути не способен ни говорить с неноменклатурной молодежью, ни тем более что-то ей дать. В нем все против нее восстает. Молодежь еще и не замахнулась на режим, а он против нее уже бунтует.

Лучше уже не будет
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...-uzhe-ne-budet
26.06.2017

Впервые в XXI веке режим пытается приучить граждан к мысли, что ухудшение жизни – это не «временные трудности», а норма.

Хотя госстатистика вызывает сейчас меньше доверия, чем когда-либо, сравним ее рапорты о производственных секторах с ее же сообщениями об уровне жизни обычных граждан.

Если верить Росстату, то спад в обрабатывающих отраслях закончился в феврале, а в добывающих – и вовсе год назад. От месяца к месяцу все потихоньку растет, даже нефтедобыча, которую торжественно обещали уменьшить, чтобы поддержать мировые цены. На подъеме сельское хозяйство, транспортный грузооборот и даже инвестиции.

Но параллельно со всем этим реальные денежные доходы населения в январе – мае оказались на 1,8% меньше, чем за тот же отрезок 2016‑го, объем платных услуг остался прежним, а главный индикатор жизненного уровня, розничный товарооборот, сократился на 0,8%. Если исключить сезонно-календарные факторы, он сейчас на 14% ниже, чем в среднем в 2014‑м. Объем ВВП сейчас тоже поменьше, чем тогда, но только процента на три.

Все эти цифры приукрашены, но тенденция видна прекрасно. Сразу понятно, кто у нас заплатил за все – за иссякание нефтедолларов, за всплеск военно-охранительных трат, за войны в Донбассе и Сирии, за санкции и за контрсанкции. И не менее понятно, кому предстоит финансировать тот двух-трехпроцентный рост экономики, о котором власти грезят сегодня как о чуде.

Постоянно растут коммунальные тарифы и акцизы, не индексируется изрядная доля пенсий, вовсю рекламируется какой-то новый пенсионно-накопительный налог, который власти стесняются честно, по-сталински, назвать принудительным займом, – все начальственные новации, за вычетом нескольких косметически-предвыборных, клонятся к одному: рядовой человек должен платить больше, а получать столько же или меньше. Даже если кое-какой рост экономики и будет, ему не стоит претендовать на добавочные куски.

Для российского XXI века эта логика принципиально нова. С конца 1990‑х и до начала 2010‑х уровень потребления в России вырос (по официальным подсчетам) больше чем в два с половиной раза. Даже и с поправкой на казенные преувеличения за этим стоит самый стремительный скачок жизненного уровня за последние сто с лишним лет. Без этого не понять путинский режим. Три десятилетия рядовые люди терпели сначала застой, а потом – растущую бедность. И тут такое чудо.

Новая доктрина его отменяет, и понятно, почему. Свободный и конкурентный капитализм не получился. Значит, крупных частных инвестиций не будет. Чем их заменить? Государственными. Откуда взять деньги? У подданных. Открытой экономики тоже не вышло. Кому платить за «импортозамещение», то есть за замещение дешевых и хороших изделий плохими и дорогими? Тоже подданным.

Возможен ли в такой феодализированной экономике рост? Скромный, но возможен. Что от него получит простонародье? То немногое, что останется после того, как силовики, лоббисты и бюрократы заберут свое.

Замысел элементарен. «Россией легко управлять», – говаривал один из царей. От себя добавим: действительно легко, но при условии, что подданные будут терпеть любое обращение с собой.

А это не так очевидно, как может показаться на первый взгляд.

Забастовки редки и обычно заканчиваются неудачно. Но страх перед ними растет. Одна только угроза второй забастовки дальнобойщиков (оказавшаяся, как вскоре выяснилось, преувеличенной) заставила правительство упреждающим порядком резко уменьшить масштаб задуманного было повышения тарифов.

Есть предел или, по крайней мере, своя логика и у репрессий. Один раз в Петербурге можно было взять в кольцо и незаконно отправить в заключение больше 600 молодых людей, которые шумно, но мирно, и не мешая никаким казенным затейникам и реконструкторам, каковых на Марсовом поле просто не было, митинговали против коррупции.

Но раз за разом повторять расправы в столицах и сотнях прочих городов, где такие же митинги будут собираться снова и снова – значит, ввести чрезвычайное положение. Способ управления известный и во многих странах отработанный, однако, мало где имевший долговременный успех.

Даже и в своей параллельной реальности начальство замечает, что раздражение рядовых людей растет буквально от месяца к месяцу. Отсюда и столько нелепых телодвижений и обещаний, которые оно выдает за ответы на трудности подданных. Но это не сработает ни в частностях, ни в целом.

Охватившая было верхи мечта приучить граждан видеть в растущей бедности норму жизни отправится в музей административных утопий.

Не хочется быть изгоем
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...sya-byt-izgoem
31.07.2017

Взрыв гнева российской элиты из-за новой волны санкций показывает, насколько наш режим не понимает, что происходит и во внешнем мире, и дома.

Вводимые Соединенными Штатами антироссийские санкции, на основные пункты которых будет ориентироваться и Евросоюз, пусть немножко и побрюзжав, никоим образом не случайны. Тут и желание истеблишмента обеих американских партий связать руки Трампу на случай каких-то его попыток провернуть сделку с Путиным. И царящее в США ощущение, что Москва перешла красную черту во время прошлогодних президентских выборов. И, попутно, желание продвинуть на европейские рынки американский сжиженный газ, выдавливая с них российский.

Раскола на Западе ждать не следует. Слишком уж неподходящий фон. При всей расплывчатости Минских соглашений европейцы понимали их так, что бои в Донбассе закончены и Путин будет искать способ оттуда уйти. Прошли годы, но кровопролитие не прекратилось, а в последние недели идет по нарастающей. А тут еще подоспел скандал с турбинами Siemens, вдруг оказавшимися в Крыму.

Эта пацанская лихость смутила даже лояльнейшего шефа РСПП Шохина: «…Если контракт предполагал вполне определенную локализацию, то эти ошибки, назовем их так, дорого обходятся и формируют у Европейского союза негативное отношение к тому, соблюдаем мы или не соблюдаем договоренности…»

Заднего хода в санкциях не будет, и стране теперь предстоит под ними жить. Остаются три вопроса. Можно ли было их избежать? Большой ли вред нанесут? И добавят ли народной любви нашим властям?

Если режим становится мировым изгоем – а в 2014‑м именно это произошло с нашим режимом, – то при рациональном отношении к действительности он может научиться вести себя так, чтобы минимизировать повседневный вред, приносимый этим статусом. Например, не плутовать по мелочам в бизнесе и уж тем более не встревать в чужие политические скандалы.

Нет нужды по отдельности разбирать истории про «русских хакеров», про посланцев с антиклинтоновским компроматом и про задушевные беседы с трамповой родней. Что-то может быть раздуто, а что-то – и вовсе сочинено. О полном непонимании восприятия себя внешним миром говорят не отдельно взятые действия, а сама невероятная суматоха, поднятая Кремлем по поводу выборов в далекой сверхдержаве. Это именно то, чего там ни в коем случае не ждут от изгоев и за что обязательно выставляют счет.

Все эти три года наш режим исходил из фантастического представления, будто изгойство можно переиграть старыми своими способами – всемирной мобилизацией Putinversteher’ов, ставками на своих якобы людей на чужих выборах, щедрыми бизнес-предложениями и всем прочим в привычном вкусе. То есть делал именно то, чего должен был избегать, и, естественно, нарвался на проблемы.

Сильно ли повредят эти санкции? Ну конечно, уверяют, что ничуть. И даже без сотрудничества с Siemens, которым еще вчера так гордились, «вполне можно обойтись», как разъяснил вице-премьер Дворкович.

Обойтись можно без многого. Даже без SWIFT. Только жизнь станет совсем уж убогой. Американский санкционный закон сформулирован обтекаемо, и если специально не добиваться, чтобы его применили со всей возможной силой, то он лишь закрепит то, что и так уже действует, – ограничения допуска к кредитам, технологиям, инвестиционным ресурсам, а также довольно серьезные материальные проблемы для ограниченного, но имеющего тенденцию к расширению круга высокопоставленных физлиц.

Опыт показал, что для страны кремлевские контр-санкции гораздо вреднее западных санкций. Продуктовое «импортозамещение» обогатило аграрных баронов, сделало беднее всех прочих и при этом самообеспечения не принесло. За январь – май 2017‑го импорт еды в Россию увеличился на 14% против прошлогоднего и был в полтора раза больше ее экспорта (который вырос на 17%).

Это еще туда-сюда. Российское сельское хозяйство почти два десятка лет растет, и остановить его не так легко. Но если «импортозамещение» распространят еще и на турбины, гаджеты и другие изделия, более сложные, чем зерно, то наши дела плохи. Вопрос дня – не о западных санкциях, а о том, насколько разрушительными для России окажутся ответные меры нашего озлобленного начальства.

Разумеется, оно рассчитывает криками о кольце врагов в очередной раз сплотить народ вокруг себя. Но если это и даст эффект, то краткосрочный.

Не стоило бы повторять один и тот же ход столько раз подряд. Откуда у них эта уверенность, что народу нравится вечно жить в кольце врагов и разделять изгойство со своими руководителями?

Царем заслонили революцию
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...i-revolyutsiyu
26.11.2017

Отказавшись от заведомо проигрышных заявлений о революционном юбилее, Владимир Путин выбрал безопасную замену: воспел твердую руку предпоследнего императора.

Памятник Александру Третьему, торжественно открытый президентом Владимиром Путиным в Ливадии, вызвал не меньше насмешек, чем предыдущие монархические монументы, в несметном множестве воздвигаемые всюду. Хотя фигура императора, скопированная со знаменитой статуи Паоло Трубецкого, выглядит куда эффектнее, чем неотличимые друг от друга угрюмые длиннобородые мужчины, изображающие прочих правителей разных эпох.

Правда, атмосферу накалил изготовитель монумента Андрей Ковальчук, который упустил отличный шанс промолчать и дал отповедь критикам, заметившим на стеле за спиной императора слишком много объектов, не связанных с его царствованием.

Запальчивые рассуждения ваятеля, ссылавшегося на углубленное знакомство с предметом по биографии из серии «Жизнь замечательных людей» и допустившего при этом несколько новых фактических ошибок, только добавили мероприятию комизма, совершенно не запланированного заказчиками. Они получили ровно то, чего хотели, – не исторически достоверную картину, а собирательный образ самодержца, сеятеля народного спокойствия и консерватизма, окружившего себя писателями-классиками, музеями и образцами передового вооружения. Именно этот образ был выразительными мазками дан в речи Владимира Путина, который представил его как некий вневременной идеал. Не требовалось особой чуткости, чтобы понять подтекст: вождь полагает, что его собственное правление как раз таково.

Но другой подтекст мероприятия впечатляет сильнее. Ведь в нынешнем ноябре планировалось высочайшее открытие совершенно другого монумента.

В память столетия революции и Гражданской войны по заказу возглавляемого министром Владимиром Мединским Российского военно-исторического общества (РВИО) тот же самый сановный скульптор Ковальчук проектировал «памятник примирения», местом воздвижения которого тоже, разумеется, должен был стать Крым.

Судя по эскизу, это довольно странное сооружение, вдохновленное, возможно, позднесоветским романсом «Поручик Голицын», некстати раззолоченное, с условными фигурами «белого поручика» и «красноармейца», осененными парящей над ними символической женской фигурой.

Буквально пару месяцев назад считалось, что дело решено. «Примирение» отменили или как минимум отложили совсем недавно. «Александр Третий» – это наспех изготовленная замена.

И символизм этой монументальной рокировки уж точно глубже, чем символизм «примирения» по-медински, отсылающего к масскульту брежневской эры.

Помимо локальных скандалов, которые назревали вокруг «памятника примирения», невозможность для Путина накануне переизбрания связать себя с фантазиями РВИО, пусть даже и симпатичными ему, объяснялась перспективой оказаться в центре скандала общенациональных масштабов.

Сегодняшний наш режим очень любит все дореволюционное и контрреволюционное. События 1917 года на всех своих этапах, начиная с Февраля, для него не только абсолютно плохи, но и загадочны. Единственное приемлемое объяснение – сговор внешних врагов с внутренними. Задним числом «примирить» и как бы уравнять противоборствующие стороны – верх великодушия.

Но массы смотрят на давнюю революцию совсем иначе. Незадолго до октябрьского юбилея фонд «Общественное мнение» предложил участникам своих опросов высказаться о событиях столетней давности, а потом самим поиграть в красных и белых. Выяснилось, что сегодняшние россияне считают Октябрьскую революцию скорее полезной, чем вредной. Знают или хотя бы полагают, что их предки в Гражданскую воевали за красных, 40% опрошенных; за белых – 4%; одни за тех, другие за других – 6%. Оказавшись мысленно в России столетней давности, 36% сограждан поддержали бы красных, и только 10% – белых.

К этим раскладам можно относиться по-всякому, но видно, что рядовые люди, в отличие от начальства, в большинстве хотя бы помнят, от кого происходят. Но при этом их отношение лично к Николаю Второму оказалось вполне позитивным. Таким же, как и к Ленину. Народу несимпатичен царизм, но он вполне может одобрять царей. Особенно если их настойчиво рекламируют.

Необходимостью приноровиться к этим фактам стали сначала отказ Путина хоть что-то сказать по поводу столетия прихода к власти большевиков, а несколько дней спустя вместо задуманного уравнивания красных с белыми – хвалебный спич в честь предпоследнего императора.

Сначала безопасное молчание, потом безопасная хвала.

Не будите спящие массы
 

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...yashchie-massy
29.01.2018

Парадокс предстоящего президентского переназначения в том, что большинство народа считает это нудным ритуалом советского образца, а власти и их критики — чем-то судьбоносным.

Мартовские выборные церемонии обещают стать самыми нескладными и запутанными за многие десятки лет. Пожалуй, впервые явное большинство россиян видит в них лишь скучное начальственное мероприятие наподобие старинных советских выборов. То есть очередную казенную процедуру, не имеющую политического смысла, ничего не меняющую и не заслуживающую серьезного отношения. Именно поэтому попытки втянуть широкие народные массы в выборную игру что с лоялистской, что с оппозиционной стороны вызывают у рядовых людей скорее раздражение, чем интерес.

Но какая-то доля сограждан, пусть и не очень большая, продолжает относиться к мартовскому церемониалу как к важному событию, как будто на дворе 90‑е годы.

Естественным порядком это меньшинство раскалывается на три отряда – на идейных путинцев, на системных оппозиционеров (грудининцев, собчаковцев, явлинцев) и на потенциальных участников «забастовки избирателей», к которой призывает не допущенный к участию Навальный.

Притом защитники будущих соседей Путина по избирательному бюллетеню теперь вынуждены постоянно оправдывать своих протеже, ручаться за серьезность их намерений и усматривать глубокий смысл в их программных установках. Сама запальчивость агитаторов говорит о неуверенности в собственной правоте. Ироническое отношение к «альтернативным кандидатам» становится нормой, и это тоже новинка.

Разумеется, вникать в программы Грудинина или Собчак – только время терять. Дело не в том, что в реале Грудинин – не коммунист, а бизнесмен, а Собчак – не общественный активист, а труженик шоу-бизнеса. Главное, что они не борются за власть ни сейчас, ни в будущем и поэтому вообще не могут называться политиками.

Это guest-stars – приглашенные звезды. Как и ветеран сцены Жириновский, они просто участники сериала под названием «Предвыборная кампания» и оцениваться могут лишь по эстетическим критериям, как актеры, более или менее удачно исполняющие свои роли. В лучшем случае телезрители смогут провести несколько вечеров, любуясь их игрой, но к общественной жизни это шоу отношения не имеет.

Что же касается несистемной оппозиции, то с Навальным сыграла дурную шутку его зацикленность на выборах как таковых. Надо полагать, он изначально понимал, что к участию его ни в коем случае не допустят, но, видимо, не тратил время на раздумья, как после этого поступит.

Дело не в том, что Навальный непопулярен. Он как раз достаточно популярен, чтобы начальство испугалось его участия. Но призывы к «забастовке избирателей» имели бы шансы на массовый успех только в том случае, если бы выборы были действительно важны для народа. Однако сегодня это не так.

Бойкот – оружие сильного. А Навальному приходится бороться за мобилизацию хотя бы части того меньшинства, которое еще верит в выборы, понемногу втягиваясь в препирательства с Собчак, Грудининым и Явлинским, как бы становясь внештатным членом их коллектива и ослабляя собственную уникальность. Число активных неучастников выборов вряд ли может стать большим.

Но неучастников пассивных, которым просто не-охота идти на участки, куда больше. И тут нервозные шараханья властей могут придать мероприятию неожиданную окраску.

В 2012‑м за Путина, по официальному счету, голосовал 41% от списочного состава избирателей (64% голосов «за» при явке 65%). Вместо того чтобы спокойно нацелиться на повторение этого результата, начальство ведет себя так, будто происходит нечто судьбоносное: выказывает крайнюю озабоченность отчетными цифрами, пытается нажать на всех, кто от него зависит, чтобы шли голосовать, карает тех, кто агитирует за неявку, изобретает какие-то детские референдумы и прочие приманки, одна страннее другой.

Мало им охватившего массы советского отношения к выборам, им еще подавай и советскую явку.

Ответ народа не вполне предсказуем. Процент явки и долю голосующих за вождя, конечно, раздуть можно, тем более имея в руках машину подсчета. Но кстати ли придется этот сумбурный нажим? Люди ведь и так не слишком довольны жизнью. Не вызовут ли эти выборы всплеск раздражения, причем в тех слоях, которые сейчас просто хотят остаться в стороне от ненужного мероприятия?

То, что называют «электоральным авторитаризмом», тоже ведь имеет и срок годности, и запас прочности. Слишком азартная его эксплуатация может преподнести сюрпризы.

Не крадите девяностые: тот опыт еще пригодится
 

https://augean-stables.livejournal.com/884099.html
Пишет не augean_stables (augean_stables)
2024-05-03 03:03:00

Сводить историю допутинского десятилетия к возне предателей, воров и дураков – значит мешать тем, кто когда-нибудь будет учреждать Россию заново. Им ведь захочется начинать не с нуля, а с того, что тогда не вышло или было сделано неправильно.

Владимир Путин (слева) не был креатурой олигархов или криминальных кругов – он был выбран Ельциным как чиновник нового типа и надежный кадр
Социальные сети

Ютуб-сериал Фонда борьбы с коррупцией о 1990-х не содержит новых фактов, но это только подчеркивает, насколько острый интерес сегодня могут вызвать «старые» факты. Первую и самую скандальную серию «Предателей» уже посмотрели 5,5 млн человек, вторую — 3 млн, а третья, чуть более сдержанная по тону, только набирает обороты.

Основная часть сведений там почерпнута из использованных не раз источников, в том числе и сомнительных — из мемуаров Александра Коржакова, весьма популярных в конце 1990-х среди тех, кого тогда называли красно-коричневыми; из обличительных материалов, изготовленных Сергеем Доренко в ходе межклановых информационных войн в те же годы; из показаний Бориса Березовского во время лондонской тяжбы с Романом Абрамовичем (2012) и т. п.

Выпадает только финальная часть третьей серии, которая выглядит как сиквел и представляет собой занятное попурри из сегодняшних приключений главных действующих лиц.

Стержневая идея сериала соответствует исходному материалу — российская политическая история 1990-х подается как история коррупционного сговора группки олигархов, чиновников-реформаторов и Бориса Ельцина, которые сначала украли у народа страну, потом украли у него президентские выборы, а затем с неизбежностью поставили у власти Владимира Путина.

Возмущение большинства выживших участников тогдашних событий интеллектуал из следующего поколения Александр Резник называет их прощальным жестом: «Фильм хорош вызванной им реакцией со стороны апологетов ЕБНа и святых девяностых. Эти бумеры показали себя во всей красе… Они тщатся убедить себя и других, что коррупция и приватизация при ЕБН никак не связаны. Эмоционально понять бедолаг можно: идеологическое вымирание неприятный процесс. Это смена поколений…»

Обмен мыслями между критиками и хвалителями сериала сразу и окончательно принял крайне запальчивый характер. Аргументация и стилистика информационных войн, реставрированные Певчих, подтолкнули ее критиков обратиться к таким же мутным источникам, как это сделала она сама, и уйти в обсуждение трудового пути ее отца и чуть ли не дедушки. Этот разворот не нов для живых еще свидетелей тех давних «войн»: когда начинается соревнование в обличениях, то все участники показывают себя с худшей стороны.

Стал ли этот сериал по совместительству и поколенческим манифестом? Сам будучи человеком из 1990-х, знать этого не могу. Но если и так, то выкопать из прошлого и принять в качестве своих собственных озарений какие-то давние штампы и обличения — значит не извлечь уроков и готовиться к повторению того, что однажды уже привело к провалу.

Литературный прототип

В качестве лирического отступления скажу, что «Предатели» почти буквально (хотя, может быть, и неумышленно) воспроизводят сюжет и концепт пьесы Бертольта Брехта «Карьера Артуро Уи», написанной в эмиграции в 1941-м и аллегорически изображающей приход Гитлера к власти в Германии.

В пьесе пятеро бизнесменов-олигархов втягивают в коррупционный сговор политического лидера Догсборо (т. е. президента Гинденбурга), а потом, боясь разоблачения, они все вместе обращаются за защитой к бандитам-мафиози во главе с Уи-Гитлером. После чего делаются объектами их шантажа и беспомощными марионетками, а Уи в качестве политического вождя встает на место Догсборо, слишком поздно раскаявшегося:

«Так честностью прославленный Догсборо, // Проживший ровно восемьдесят лет // Достойно и почетно, допустил // Бесчестную аферу. Люди, люди! // Все, кто со мной давно знаком, твердят, // Что я не знал, а если б знал, не мог бы // Все это допустить. Но я все знал…
<…>
Я знал все это и терпел все это. // Я, честный ваш Догсборо, все терпел // Из жадности к богатству, из боязни // Почет утратить. Я достоин казни…

Надо сказать, у Брехта главным объектом разоблачения все-таки является не Догсборо, он же Гинденбург (и он же, если угодно, Ельцин), а его преемник, который «прислан на землю кромешным адом, чтоб нас покарать в кратчайшие сроки за глупость и прочие наши пороки».

Пьеса пережила свое время и настолько актуальна для сегодняшней России, что ее постановка сейчас абсолютно исключена. Но ее всегда ценили за художественную силу и никогда не рассматривали ни как объективное исследование большой политики, ни, тем более, как манифест каких-то новых поколений.

Как художественное произведение сериал Певчих далеко уступает своему прототипу. Но пользу он принес. Стало очевидно, что вопрос о давних корнях диктатуры и о ее связи с 1990-ми в сегодняшней повестке действительно стоит. Не менее очевидно, что следует с большим, чем в сериале, уважением отнестись к вкладу российских общественных сил в историю собственной страны и не толковать события 1990-х на уровне заговора группки воров.

Великие времена

Провал путча в 1991-м дал возможность бывшим советским республикам легально отпасть от империи. Если считать распад СССР грандиозным историческим достижением, то главным толчком к нему стали августовские действия москвичей, возглавленных формирующейся российской властной машиной и лично Борисом Ельциным. Это главный его и их вклад в историю, пусть и не совсем умышленный.

Не будь такого лидера, как Ельцин, ГКЧП, разумеется, победил бы.

Вторым их вкладом стал переход России к капитализму. Это не только то, к чему в 1991-м склонились правитель и номенклатура, но и то, чего решительно требовали от них те продвинутые люди, которые в августе вышли на улицы и удержали их у власти. Пусть и слабо представляя этот капитализм.

Так появилось гайдаровское правительство реформаторов.

Вопреки последующим утверждениям корифеев этого правительства, оно было приглашено как временная группа технических специалистов без политических задач. И примерно за год сделало то, для чего его позвали. После чего необходимость в нем отпала, и его членам пришлось находить себя заново.

Можно ли было сделать эту работу лучше? Теоретически да. Но других претендентов на ее выполнение не было. Хозяйственники-номенклатурщики струсили и попрятались. А реформаторы из других групп не годились, да и не рвались. Тот же Явлинский к тому времени уже дважды побывал вице-премьером — российским (1990) и общесоюзным (1991) и достижений на этих постах не имел.

Странно задним числом обличать тех единственных, кто взялся.

Компетентность гайдаровского правительства совершенно очевидно была выше, чем у предыдущих руководящих команд. Именно к этому правительству восходят нынешние сислибы и технократы, которые управляют у Путина финансами и экономикой. Мы справедливо осуждаем их за то, что они — подручные диктатуры, но в их грамотности не сомневаемся.

Такими же техническими подручными тогдашнего режима были и их предшественники в 1992-м. Но тогда в этой их работе ничего предосудительного не было. Сверхъестественных благодеяний человечеству тоже. Переход к капитализму осуществили в 1990-е годы три десятка стран, включая все бывшие республики СССР, и везде он как-то состоялся. Но в России эту работу выпало сделать именно им. За что честь им и хвала.

Причины бессердечия

Будучи интеллигентами, реформаторы олитературили свою деятельность и, отвечая чаяниям наших интеллектуалов, стали всерьез воспринимать себя как подвижников и страдальцев. Особенно Анатолий Чубайс, самый амбициозный и наименее творческий из них. Но это не должно мешать нам сегодня помнить, что именно они перевели советскую административно-распределительную экономику на рыночный язык.

Знание того, что их задачи были техническими, а не политическими или благотворительными, помогает понять, почему реформаторы мало пеклись об обездоленных и особо пострадавших от рыночного перехода.

Не единственный, но типичный пример — история со сгоревшими вкладами. Фактически эти вклады были государственными обязательствами, и по политической логике (и этике) эти обязательства следовало соблюсти. Власти могли, например, перевести их в долларовые облигации и отложить оплату до лучших времен. Примерно так они тогда поступили с внешними советскими долгами (около $100 млрд), которые сразу признали, хотя и честно объяснили, что пока вернуть не могут.

Но у иностранных заимодавцев были рычаги воздействия на российский режим, а у миллионов рядовых вкладчиков — никаких. Правительство, обложенное со всех сторон номенклатурными лоббистами, кредиторами и прочими реальными группами давления, что-то давало только тем, кто по-настоящему брал его за горло. А снизу не было ни массовых организаций, ни даже живых партий. Люди просто не знали, как отстоять свой коллективный интерес.

Российская демократия, возникшая было в 1990–1991-м, таяла на глазах. В отличие от передового меньшинства, большинство россиян не знало, как приспособиться к капитализму и к свободе, которые без спросу на них свалились, и испытывали растущую ненависть к режиму.

Но то бессердечие, с которым продвинутое меньшинство относилось тогда к растерянному большинству, было не новым феноменом, а наследством советского социализма, в котором каждый был за себя. Именно в кругу этих продвинутых и их преемников лет через двадцать как раз и начали складываться навыки солидарности и взаимопомощи, так раздражающие нынешний режим.

Но сами по себе события первых лет 1990-х, совершенно необычные для России и исторические для тех, кто от нее отпал, являются гигантскими достижениями, перечеркнуть которые путинский режим не может даже теперь. Тот, кто не понимает их значения, не поймет ни духа 1990-х, ни логики тогдашнего поведения людей, когда «дела пошли не так».

Интриги в обмен на демократию

Фактическое упразднение российской демократии произошло в ходе политического кризиса 1993-го. Но не в октябре, как принято думать, а в апреле. Референдум о доверии к президенту, правительству и парламенту («да-да-нет-да»), формально говоря, был выигран ельцинистами, навалившимися на противника с помощью грандиозной пиар-компании. Но по сути массы послали неодобрительный сигнал всем категориям тогдашнего начальства.

Ельцинисты могли повести себя как решительные политики, назначить переизбрание обеих рассорившихся «ветвей власти» и попытаться выиграть выборы. Пожалуй, то была реальная задача. Но пришлось бы учесть материальные запросы низов и, вероятно, сменить управленческую команду на более понятную народу.

Ельцин не решился на это. О всенародном волеизъявлении на следующий день забыли, как будто его и не было. «Ветви власти», как ни в чем ни бывало, принялись снова торговаться между собой из-за постов за закрытыми дверями. С этого момента российский режим навсегда стал верхушечным, а биография Ельцина как великого правителя закончилась.

И продолжилась как биография правителя-неудачника, главные решения которого либо были ошибочными, либо, в лучшем случае, претендовали оказаться меньшим злом. Ельцин не стал другим человеком, просто не смог уйти вовремя.

А подтолкнуть его к уходу российский руководящий мейнстрим оказался не способен. В том числе и потому, что маргинальные группы номенклатуры, которые этого ухода добивались, попутно добивались и чисток, и расправ, и реставрации империи, и еще многого пугающего.

Через четыре месяца взаимные интриги зашли в тупик, и дело дошло до так называемого расстрела хасбулатовского парламента. Ни один парламентарий при этом расстрелян не был. Погибли люди, которые участвовали в малой гражданской войне на улицах Москвы. Это были массы бунтарей, которые к тому времени возникли именно в столице.

Опять — в столице!

Хасбулатовские парламентарии почти поголовно их боялись и ими не руководили. Да и вообще почти никем не руководили. Их спор с ельцинистами был вовсе не про демократию. Этот депутатский корпус к тому времени исчерпал свой политический ресурс и превратился в сообщество лиц, ищущих должностей. И многие из них какие-то должности потом обрели. Зато в публичной российской политике эти якобы представители народа себя в дальнейшем никак не проявили, и это не было случайностью

В отличие от Путина, Ельцин не душил недругов. Его зря упрекают в отсутствии договороспособности. Она-то как раз была налицо. Член ГКЧП Василий Стародубцев несколько лет спустя стал тульским губернатором, а вице-президент Руцкой, провозглашенный хасбулатовцами главой государства, сделался бездарным и коррумпированным губернатором Курской области. Путин затем уволил обоих, а Ельцин терпеливо взирал на их проделки.

Но это были не политические, а чисто интриганские компромиссы. Других теперь и быть не могло. Режим, повторю, стал верхушечным, и его глава действовал, исходя из этого факта. Ельцин не проявил того демократического и нравственного величия, которого задним числом от него требуют энтузиасты. Но все же кое от чего он Россию временно уберег.

Две других дороги

В родственных нам тогда странах, в Украине и в Беларуси, 1993 год тоже был годом кризиса. Только с принципиально разным итогом.

Не все это знают, но в Украине тогда чуть не провели свой собственный референдум в жанре «да-да-нет-да». Всенародное голосование о доверии рассорившимся парламенту и президенту было назначено на 26 сентября 1993-го. Но за пару дней до этого противоборствующие стороны референдум отменили и условились просто провести досрочные выборы президента и парламента.

Которые, помимо прочего, к удивлению президента Леонида Кравчука (тамошнего аналога Ельцина), принесли во втором туре победу Леониду Кучме (аналогу Черномырдина). Так что обошлось без стрельбы, а первый демократический лидер Украины (хоть и менее яркий, чем Ельцин, но тоже заслуженный) вовремя был заменен. И новый парламент, хоть и не менее скандальный, чем предыдущий, все-таки смог принять конституцию, которую, в отличие от российской, не воспринимали как навязанную стране.

Украинской демократии предстояло много приключений, но все-таки, в отличие от российской, она не была тогда свернута.

Причина явно не в отсутствии там коррупции или олигархата. Процветало и то, и то. Украинские олигархи по своим параметрам оказались ничуть не лучше российских. А в смысле коррумпированности Кучма невыгодно смотрелся даже и рядом с Кравчуком, тоже совсем не святым.

Зато в Украине нациестроительство как раз тогда стало набирать ход, а в России оно уже зашло в тупик и начинало смешить и раздражать людей. В Украине понемногу складывалась политическая нация, а в России этот проект провалился и взамен по восходящей пошла уже имперская ностальгия.

Поэтому, в отличие от очень похожих российских, растленные правящие слои тогдашней Украины в какой-то мере ощущали свою ответственность перед страной. Из-за этого раскол в их среде не был таким безнадежным, а выбор между Кравчуком и Кучмой — не таким пугающим, как выбор между Ельциным и такими маргиналами как Анпилов или Руцкой.

В отличие от Украины, сохранить в России какой-то каркас демократии мог только очень сильный и очень прозорливый лидер. Ельцин таким уже не был. Но он тогда не допустил и самого худшего.

В Беларуси в 1993-м не было ни персональной власти (президентский пост еще только собирались учредить), ни олигархата (приватизация крупных предприятий так и не началась). А народный гнев из-за падения уровня жизни бушевал вовсю. Кляли начальство, представители которого раскололись на номенклатурное большинство и национал-либеральное меньшинство. Это меньшинство еще и дополнительно раздражало массы тем, что увлеклось нациестроительством, которое на тот момент воодушевляло там людей не больше, чем в России.

14 декабря 1993-го в белорусском парламенте выступил мало кому известный Александр Лукашенко — глава специально созданной комиссии по борьбе с коррупцией. После его доклада, в котором он разоблачил в мелких и средних злоупотреблениях всю верхушку Беларуси и за которым, затаив дыхание, в прямом эфире следил весь народ, судьба белорусской власти была решена.

Через несколько месяцев Лукашенко стал президентом, уже в первом туре набрав столько же голосов, сколько номенклатурные и национал-либеральные вожди вместе взятые, а во втором — 80%. Это был истинно народный вотум, который создал диктатуру, быстро ставшую тоталитарной и удержавшуюся даже в 2020-м, вопреки очевидной воле уже сложившейся к тому времени белорусской политической нации.

Певчих ошиблась. Диктатуры рождаются вовсе не из олигархата, который в Беларуси так и не возник, и не из заговора коррупционеров, к числу которых Лукашенко не принадлежал и на разоблачении которых сделал свою карьеру.

Диктатор не украл страну, а просто захватил ее. И выборы он тоже не украл — по крайней мере первые из них, которые стали и последними свободными. Это примерно то, что произошло бы и в России в 1996-м. Но Ельцин помешал — украл тогда президентские выборы.

Удачная кража

Мысль, что Геннадий Зюганов, победив в 1996-м, не стал бы потом отдавать власть, вовсе не такая спорная, как принято думать.

Ничего демократического в тогдашней КПРФ и в поддерживающих ее кругах не было и в помине. Красные и полукрасные губернаторы, которые в середине 1990-х один за другим выигрывали региональные выборы, вели себя как Лукашенко, а вовсе не как экс-коммунисты из Восточной Европы, ставшие социал-демократами.

Например, самый выдающийся из них, Аман Тулеев, придя к власти в Кемеровской области (1997), установил там один самых тупых и свинцовых региональных режимов и безраздельно правил 21 год, пока ситуация не дошла до такого дна, что Путину пришлось его отставить. Тулеев на старте карьеры славился страстной левизной, близостью к народу, ораторским дарованием и политическими талантами. В 1991-м, будучи мало кому известным, он запросто набрал 7% голосов на первых российских президентских выборах, а в 1996-м безусловно выиграл бы у Ельцина, если бы КПРФ рискнула его выдвинуть.

Победа коммунистов на президентских выборах в 1996-м означала бы, что режим лукашенковско-путинского типа установился бы уже тогда. Причем сразу в воинственной форме — о реставрации советской империи и «возвращении» Крыма парламентские красные толковали беспрерывно и явно не шутили. В этом случае оставалось бы лишь надеяться, что Зюганов был слишком слабоволен и труслив, чтобы совладать с этой задачей.

Действительно, слабосильного деятеля такого же тоталитарного типа по имени Виктор Янукович в Украине в 2004-м массы просто не пустили в президенты, а когда он позже им все-таки стал, свергли его в 2014-м. Но неужели в России 1996 года массы или хотя бы интеллектуалы готовы были свергать Зюганова? Его тогдашние интеллигенты-пониматели и в мыслях такого не держали и только причитали, что он может оказаться не таким уж строгим.

Поэтому решение ельцинистов остаться у власти и было тем, что называют меньшим злом. Дело было не в защите демократии, которой тогда уже не существовало. Сохранение ельцинского правления не обязательно предотвращало дальнейшее ужесточение режима, но хотя бы откладывало его на потом. То, что очередной шаг к этому ужесточению стал неизбежным, выяснилось только через пару лет.

Крах олигархов и реформаторов

Залоговые аукционы (1995) считаются одной из позорнейших страниц 1990-х. Новоназначенные миллиардеры и распределявшие госактивы чиновники-реформаторы повели себя как банальные советские решалы.

Ничто не мешает назвать это кражей, но приватизация хозяйству действительно требовалась, многие предприятия после того, как были «украдены», заработали гораздо лучше, а не уплаченные олигархами деньги можно было позднее изъять в виде компенсационного налога. Этому воспрепятствовал уже Путин, чтобы держать владельцев на крючке.

А в те годы гораздо более судьбоносными оказались не залоговые аукционы, а чуть более поздние (1997) информационно-бюрократические войны по поводу приватизации «Связьинвеста».

Желая избежать новых скандалов из-за бесплатных раздач, реформаторы попытались навязать олигархам продажу очередного актива уже за реальные деньги и нарвались на скандал(http://www.yeltsinmedia.com/articles/svyazinvest/) гораздо более разрушительный.

Сейчас уже трудно понять, кто там кого обманул. Но из-за явно второстепенного повода олигархические группы перегрызлись друг с другом и с чиновниками, вытащили с помощью своих медиа собственные грязные склоки на обозрение всего народа и методично опозорили и самих себя, и бюрократический клан Чубайса, до этого сильнейший из всех, и сами представления о независимой и работающей для общества прессы.

Вот только тогда, примерно к 1998-му, и наметилась дорога к власти для таких, как Путин. Не олигархи привели его наверх, а крах олигархов. Недееспособность олигархата и слабая дееспособность реформаторского чиновничества заставили клан Ельцина искать более надежные опоры.

Вакуум естественным порядком заполнили военщина и спецслужбы, роль которых непрерывно росла и тогда из-за малой гражданской войны 1993-го, и потом из-за злополучной Чеченской кампании, и теперь, после того, как информационные войны дискредитировали режим в том виде, в каком он существовал в 1993-м — 1998-м.

Точку поставил августовский дефолт 1998-го, в ходе которого остатки реформаторского клана явно не справились с управлением. Это и стало фактическим окончанием 1990-х годов. Начался переходный период. К власти пришло независимое от ельцинского клана правительство Примакова. Уход старого правителя был предрешен. Но не было еще ясно, кто станет преемником и закрутит гайки.

Знал, кого выбрать

Упрекать Ельцина за выбор именно Путина совершенно естественно, а подбирать ему оправдания нет никаких резонов. Но объяснения не помешают.

Путин не был отобран в качестве матерого коррупционера и подпольного миллиардера. Когда его петербургская карьера прервалась, он не был особенно богатым человеком. Видимо, брал, что называется, по чину — столько, сколько и полагалось достаточно крупному чиновнику.

Не был он и креатурой олигархов или криминальных кругов. Преступные знакомства у него, конечно, имелись, как и у многих других. Но в первой его личной команде, в конце 1990-х, люди пригожинского типа отсутствовали. А дружба с Березовским или Абрамовичем ни на какой стадии не была глубокой. Он был нужен им больше, чем они ему, и с легкостью поставил их на место, как только стал во главе государства.

Он был отобран ельцинским кругом и лично Ельциным как чекист, как надежный кадр и как чиновник современного типа. Нечекист к тому времени уже не мог стать преемником. Оба последефолтных премьера и возможных наследника, Евгений Примаков и Сергей Степашин, тоже были из органов. Степашин проявил нерешительность в первые дни начинавшейся Второй чеченской и отпал. Реальным конкурентом выглядел Примаков, более старомодный, чем Путин, и более откровенно обещавший репрессии.

А сами-то репрессии казались неизбежными решительно всем. Народ требовал порядка, номенклатура тоже требовала порядка, а вольности девяностых воспринимались как уходящая натура. Их уже начинали называть проклятыми. Но на фоне старого разведчика, который разглагольствовал о многих десятках тысяч немедленных арестов, Путин выглядел здравомыслящим, умеренным и даже прозападным.

Режим в любом случае оставался абсолютно верхушечным. Попытка Примакова расширить свою базу и опереться на левую коалицию в парламенте уже к весне 1999-го провалилась из-за неспособности КПРФ вести себя как политическая партия. Именно эта неудача и сделала затем Путина реальным конкурентом Примакова.

Упразднение кланового режима и установление какой-то разновидности открытой автократии было тогда неизбежным. Демократических альтернатив на тот момент просто не существовало, и не стоит изобретать их задним числом. Россия не Украина.

Надежды (которые я тогда разделял) клонились к тому, что Путин все же разумнее Примакова и поэтому завинчивание гаек зайдет не так далеко и продлится не так долго. Экономика, наконец, растет, люди начинают жить лучше и осознавать свои интересы. Значит, оживет самоуправление, а там, глядишь, дело дойдет и до демократии.

Разумеется, наши надежды на здравомыслие Путина в 2000-м были таким же признаком политической ущербности, как чьи-то надежды на трусость Зюганова в 1996-м. Но и глядя из сегодня, все же не скажешь, что завершившиеся таким странным образом девяностые — это один сплошной провал. Это еще и опыт, которого до этого у России не было.

******
Новые государства на месте распавшейся империи были бы невозможны без того, что произошло в России в начале девяностых. Созданная в те годы жизнеспособная экономика может пригодиться и при совсем другом режиме. А воинственная паранойяльная диктатура хоть и выросла из девяностых, но не является единственно возможным их следствием.

Когда-нибудь Россию придется учреждать заново. И это явно не будет возвратом к той модели, которую соорудили в тот раз. Но чтобы новая модель была жизнеспособной, надо хорошо понимать, как работала прежняя. А сказки про происки воров и предателей оставим для политзанятий в детских садах.
Автор
социальный и экономический аналитик
02.05.2024