*650. Рукотворное чудо Навального
 

http://echo.msk.ru/blog/daniel_kotsu.../1125956-echo/

30 июля 2013, 18:13

Начну с главного. Во-первых, на мой взгляд, Алексей Навальный сознательно участвует в кремлевской многоходовке, смысл которой — поставить во главе российской оппозиции лидера, который вместо победы привел бы ее в болото уныния и раздрая. И, во-вторых, даже если эта хитрая разводка и увенчается временным успехом, - «заговорить» неизбежную либеральную революцию и распад вертикальной системы власти Кремлю все равно не удастся. Однако обо всем по порядку...

Начну с того, что не просто лежит, а так сказать, неприлично плавает на поверхности. Я имею в виду «загадочное» и беспрецедентное для путинской юстиции освобождение Алексея Навального на следующий день после того, как он был взят под стражу в зале суда.

Не стану отвлекаться на пикейно-жилетный вздор, вроде гаданий на тему насекомого «противоборства кланов» в швах и за подкладкой путинской шинели. Ибо ясно ,что помимо воли Самого его «главный оппонент» оказаться на внеплановой свободе не мог. Достаточно, впрочем, того, что сам Навальный в интервью Ксении Собчак на телеканале «Дождь», говоря о причинах своего внезапного освобождения, заявил вполне категорично: «Путин принял такое решение!».

Но что подвигло президента РФ на этот экстравагантный шаг? Ведь сих пор в сходных случаях Путин не поддавался ни на какое, самое ожесточенное давление и всегда демонстративно, наперекор всему довинчивал свой инквизиторский каприз до последней плановой крутки. А тут вдруг — «не дожал». Неужто оробел?

Да! - решительно заявляет Навальный и поясняет: «Для меня нет другой версии, кроме той, что Путин изменил это свое решение под давлением тех людей, которые заявили о том, что они выйдут на Манежную площадь, и они в итоге вышли. Они [власти, - Д.К.] понимали отлично, вот уже в 3 часа дня, что на улицу Москвы выйдет больше 10 тысяч человек. Это будет крупнейшая несанкционированная массовая акция и эти люди, угроза того, что они выйдут и что-нибудь может случиться… они заставили их сделать шаг назад...»

Тут даже Ксения Собчак не выдержала и усомнилась в правдоподобности такого объяснения, напомнив, что в декабре 2011 года на улицы вышло в несколько раз больше кипящего возмущенным разумом люда, однако тогда Путин отнюдь не дрогнул. И даже, стоит напомнить, хамски щелкнул митингующих по носу, назвав их белые ленты «контрацептивами», а самих белоленточников - «бандерологами».

Однако Навальный не только проигнорировал этот, в общем-то вполне разумный контраргумент и просто повторил уже сказанное ранее, добавив лишь напора в голосе: «Решение принял сам Путин. Я думаю, что он учел те данные, которые ему дали какие-то оперативные службы... Поэтому, когда ему сказали «знаете, сегодня вечером точно совершенно выйдет 12 тысяч человек, …что это молодые мужчины моложе 35 лет, с весьма агрессивным настроем… вышли». Может быть, они ушли, а может – сожгли здание ГосДумы?.. Поэтому Путин сказал: «А на хрена мне вообще эти проблемы? Давайте лучше сейчас выдадим сообщение, для того, чтобы в 8 часов вечера уже все знали, что приговор будет пересмотрен»...»

Итак, Навальный, во-первых, уверен, что Путин испугался, а во-вторых, что испугался он 12-ти тысяч человек — которые на самом деле вели себя довольно тихо и ничем не выдавали своего намерения что-либо крушить, а уж тем более поджигать Госдуму.

Чувствуя, что вопрос о мотивах Путина так и остался «висеть», Навальный попробовал предложить разъяснение: «Они [власти, - Д.К.] действовали в той системе, в какой они действуют всегда... Люди [в декабре 2011 г. - Д.К.] вышли на Чистые пруды. Потом получилась первая Болотная. Как реакция на эту первую Болотную была реакция Путина, озвученная Медведевым: политическая реформа... Они дали спасть напряжению, после чего они стали всех прикручивать, сажать и т.д. и т.д. Эта такое традиционное путинское айкидо, которое он применял много раз. Вот давайте мы сейчас отступим шаг, а потом, когда он отвернется, мы ему дадим молотком по голове...».

Это разъяснение можно было бы признать убедительным, если бы оно не было основано на ложных фактах. Дело в том, что в действительности ни одно из главных требований , которые выдвигали участники декабрьского стояния на Болотной, - 1) отмена нечестных выборов в Госдуму, 2) отставка Чурова, 3) освобождение политзаключенных, - не было Путиным выполнено. Словосочетание «политическая реформа» первым озвучил, увы, не Алексей Навальный и не кто-то из других лидеров московского протеста, а премьер-министр РФ Дмитрий Медведев. И было это сделано именно для того, чтобы пообещать оппозиционерам воплощение в жизнь второстепенного и заведомо неопасного для режима контента («общественное ТВ», возвращение «выборных губернаторов» и т.д.), не выполнив центральных требований.

Именно поэтому, напомню, - вопреки тому, что сказал Навальный в беседе с Собчак, - напряжение после медведевского заявления отнюдь не спало. На следующий митинг, в феврале 2012 года — пришли те же 120 тысяч (а по некоторым данным — более 200 тысяч человек). А спад начался после того, как Алексей Навальный, пообещавший на митинге в декабре 2011 года повести народ на Кремль, на этом февральском митинге даже не поднялся на трибуну. Именно тогда и стало ясно, что повестка дня «революции белых лент», по сути, исчерпана, и инициатива полностью переходит на сторону Кремля.

Но сейчас не так важно разобраться в причинно-следственных связях событий двухлетней давности. Важно понять: почему Навальный сознательно исказил факты?

Быть может, они ему так искаженно запомнились. Странно, конечно, если так. Но допустим. Однако в этом случае я предлагаю проделать умственный психологический эксперимент. Итак, представьте, что Вы честно и искренне боретесь против Путина. Он — Ваш враг. По его негласной воле Вас приговорили к 5 годам тюрьмы. И вдруг — неожиданно! - Вас выпускают из-под ареста и дают возможность активно заниматься политической деятельностью, готовиться к выборам мэры Москвы, выступать по ТВ, мобилизовывать сторонников и т.д. Допустим даже, что Вы столь легковерны, что и вправду приняли за чистую монету версию о внезапном «страхе и трепете», охватившем доселе непрошибаемого Путина.

Но даже в этом случае Вы не может не понимать, к чему это объективно ведет. В ведет это к тому, что после «успешного опыта давления на власть» и Вашей энергичной предвыборной раскрутки, в следующий раз, когда Вас вновь соберутся отправить в заключение, на улицы в Вашу защиту выйдут уже не 12 тысяч, а в несколько раз больше людей. Логично предположить, что и власти это прекрасно понимают, а стало быть — если признать, что они руководствуются, в первую очередь, страхом, - должны приложить максимум усилий к тому, чтобы лишить Вас возможности «будоражить народ». Однако этого почему-то не происходит — власти дают Вам возможность «пиариться по полной». Так вот если признать, что Вы и впрямь искренний и бескомпромиссный борец с Кремлем, неужели Вы не ощутите дьявольской странности происходящего?

Эта странность, которую, судя по сего словам, не чувствует сам Навальный, однако, столь очевидна, что ее не смогла обойти и ведущая программы. Она задала вопрос о том, не кажется ли Навальному, что он де-факто подыгрывает Сергею Собянину, помогая ему изобразить безупречно честную победу на грядущих мэрских выборах. В ответ Навальный неожиданно «перешел на личности». Потом, правда, все же взял себя в руки и выдвинул рваное и внутренне противоречивое, на мой взгляд, обоснование своего стремления все же участвовать — несмотря на их заведомую обреченность — в выборах московского мэра...

Впрочем, все логические и эмоциональные несуразности в ответах Навального можно было бы объяснить тем, что человек, над которым нависает дамоклов меч тюремного срока, вправе быть не в лучшей полемической форме.

Однако, помимо московских выборов, к Алексею Навальному есть еще много вопросов, которые, к сожалению, ему не задала Ксения Собчак, но которые — просто выстроенные в ряд — позволяют увидеть происходящее в более-менее ясном свете.

Как, например, так вышло, что, взяв в 2007 году деньги из околокремлевского источника (а именно, у политтехнолога Станислава Белковского) на создание движения НАРОД, Алексей Навальный тут же провозгласил себя непримиримым врагом Кремля и вплоть до самого последнего времени не имел серьезных проблем ни с законом, ни с поиском ресурсов? Выходит, ради Навального кремль вдруг решил забыть о своем патологической мстительности по отношению к разного рода «предателям» и «перебежчикам»? Но почему?

Как получилось, что те многочисленные бизнесмены (среди них — весьма крупные и статусные), кто давал деньги Алексею Навальному на его оппозиционную деятельность, не разделили судьбу Михаила Ходорковского, как известно, пытавшегося в начале 2000 гг. заниматься финансированием оппозиции «без спросу»?

Каким таким чудом и от кого конкретно удалось Навальному получить эксклюзивный компромат на «Транснефть», а затем объявить компроматную войну чуть ли не всем крупнейшим нефтяным компаниям РФ, да и еще и обозвать «походя» ближайшего сподвижника Путина, главу компании «Роснефть» Игоря Сечина «дебилом»? И вся грозная нефтяная империя оказалась, по сути, морально бессильна в изнурительной борьбе с бесстрашным акционером-миноритарием. Бюолее того. Власти даже не попытались выяснить, откуда произошла утечка казенного компромата и не покарали показательно «вражеских лазутчиков»...

Вопросный ряд можно продолжать. Но я прервусь, адресовав интересующихся подрбностями к моему ранее опубликованному ЖЖ-посту http://kotsubinsky.livejournal.com/245495.html. Тем более, что и сказанного, думаю, довольно, чтобы задать вопрос: «Вы верите в чудеса?». Я — нет. Ибо считаю, что в основе каждого чуда лежат вполне рационально постигаемые причины.

И коль скоро «чудесная цепочка» тянется в весьма отдаленное прошлое, сводить сегодняшнюю интригу к тому, что Навальный якобы пошел по умолчанию на тайную сделку с властью, согласившись «подсобить» Собянину — и вправду нелепо. И я даже готов понять непроизвольную вспышку раздражения, которая в случилась у интервьюируемого, когдана это стала намекать Собчак...

Что конкретно запланировал Кремль и как будут развиваться ближайшие события, предсказать невозможно. Захочет ли власть провоцировать новую масштабную Болотную, чтобы потом устроить повторное показательное усмирение и последующую чистку активистов, - или же постарается обойтись с Навальным так, чтобы улица оставалась спокойной, - пока неясно.

Но ясно то, что Навальный чего-то явно недоговаривает. И недоговаривает уже очень давно.

А недоговаривает он, полагаю, то, что на самом деле вся его остросюжетная деятельность, как это, возможно, ни покажется парадоксальным, скорее полезна Кремлю, нежели вредна. Ибо позволяет увести протестные настроения, которые накопились в обществе задолго и помимо Навального, - в политически безопасное для власти русло.

Во-первых, - и это особенно хорошо заметно сейчас, в момент наивысшего взлета его популярности - Навальный не столько сплачивает, сколько разобщает протестные массы в силу своей неизменной хамоватой стилистики и особенно в силу своей русско-националистической «заряженности», заведомо отталкивающей от него либералов (в широком смысле), а также представителей «не титульной» национальностей.

Во-вторых, де-факто (именно де-факто, а не на словах) он подменяет идею политической реформы, призванной покончить с президентским самодержавием, - «идеей» своей харизматической личности, якобы способной одолеть Дракона и окончить со всей неправдой в стране. Вряд ли стоит пояснять, что такая программа изначально обречена. И не только потому, что время успешного сплочения «темных народных масс» вокруг харизматического лидера навсегда кануло в Лету. Дело в том, что сам Навальный, судя по всему, отнюдь не настроен на то, чтобы одолеть Дракона. Напомню, что зимой 2011-1012 гг., когда революция была на подъеме, он не только не повел «народ на Кремль», но весьма решительно уклонился даже от того, чтобы заявить о своих президентских амбициях. И наоборот, чем ниже падал градус революционности, тем радикальнее становились политические авансы Навального, заявившего в итоге о своем намерении не только стать президентом, но даже посадить в тюрьму Владимира Путина. Жаль, что нет с нами сейчас Константина Станиславского с его сакраментальным: «Не верю!».

Но довольно о грустном! Пора увидеть в конце этого извилистого тоннеля свет.

Независимо от того, кем является Алексей Навальный — сногсшибательно фартовым авторитарным популистом, рвущимся к власти и на самом деле жаждущим сокрушить Путина, или же «засланным кремлевским казачком», призванным «слить протест» и максимально продлить путинский век, - ясно одно.

На самом деле страна жаждет не того и не другого. То есть, ни нового Дракона, ни Старого. Люди в России, как и во всем современном мире — таков уж ветер времени, властно дующий на просторах от Магриба до Манхэттена, от Сан-Паулу до Стамбула, от Москвы до Каира и Дамска, от Шотландии до Катаонии и т.д., - хотят полноценной политической свободы и достойной жизни, то есть, своего маленького бюргерского счастья, а не новой большой тирании.

И потому перехитрить историю Кремлю не удастся. Если он и вправду попытается навязать революционно взбудораженной стране под видом «оппозиционной» национал-популистскую повестку дня (например, «массовую депортацию нелегальных мигрантов» и т. п. борьбу за «русские национальные интересы») и даже если общество на время этими лозунгами обольстится — в дальнейшем с теми, кто станет проводником этого антилиберального курса произойдет ровно то, что произошло и происходит сегодня с исламистами в Египте, Турции и Тунисе. Просто потому что любая антилиберальная идеология довольно быстро ведет к угасанию экономики, расцвету раздражающих население запретов и предписаний, а также к стремительному разрастанию на этой авторитарной почве очередной «партии жуликов и воров» во главе с очередным «нацлидером». А этого народ в XXI веке не хочет терпеть не только в Египте и Тунисе, но и в России. Хотя, конечно, лучше было бы достичь фазы либеральной демократии, минуя национал-популистский «zig-заг».

Молодые штурманы слившейся бури
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/25/1075708.html
Росбалт, 25/12/2012 10:57
http://img.rosbalt.ru/photobank/a/e/...tDTVKf-234.jpg
Фото Евгения Евдокимова

На первый взгляд – парадокс. По непреложному закону социологического маятника, аккурат к 2012 году должно было поспеть поколение "непуганых молодых людей", готовых к новому бунту.

Родившиеся на революционном изломе эпох (в 1989-1991 гг.), эти "дети" всю сознательную жизнь промаялись в тучные годы тягомотного и коррумпированного застоя, под аккомпанемент надломленного брюзжания "отцов". И потому должны были бы представлять собой идеальный "революционный хворост", ожидающий лишь подходящей "искры", чтобы воспламениться массовым кнтркультурным и политическим протестом.

И, вроде бы, год назад – зимой 2011 года – ожидаемая закономерность сработала. Молодежь забурлила, полилась на митинги, под завязку заполонила Интернет радикальным контентом. Мне, как университетскому преподавателю, этот настроенческий скачок был виден особенно хорошо. Еще два-три года назад "пик остроты" на политологических семинарах случался, когда вдруг стихийно начинались споры между умиротворенными романтиками Владимира Путина и "Единой России", с одной стороны, — и вяло-ироничными скептиками, — с другой.

Но прошлой зимой я столкнулся с тем, что вдруг утратил роль "верховного модератора дискуссии" и был принужден выдерживать солидарный натиск студенческой массы, обрушившейся на меня с дружным кличем о неизбежности скорого краха "путинской деспотии" и торжества демократии. А когда я пытался доказать студентам, что "болотный" протест обречен на постепенное угасание, — то встречал в ответ задорные революционные ухмылки.

Однако минул год и… Молодежный бунт, как будто, рассосался сам собой – вместе с набившими оскомину кричалками про "волшебника Чурова", "полицейский беспредел" и "партию жуликов и воров".

Однако обойти законы социологии не в силах ни хитроумная власть, ни трусоватая оппозиция. Молодежь по-прежнему хочет перемен. Конечно, спад оппозиционного натиска заставляет ее рефлексировать. И хотя разные молодые люди приходят в итоге к разным выводам, все эти разрозненные кусочки мозаики складываются в яркую и, на мой взгляд, очень ясную картину.

В канун годовщины митингов на Болотной я предложил студентам написать эссе о текущей российской политике. И вот какая по-своему стройная идейная цепочка в итоге выстроилась.

Жить стало лучше. Но не веселее

Анна М.: "Экономическая ситуация за последние годы значительно улучшилась: ни о каком дефиците товаров и речи нет. А это, согласитесь, положительный показатель развития экономики. Для сравнения достаточно привести в пример, как наши мамы помнят свое детство, в котором их родители доставали продукты по карточкам, стоя в диких очередях".

Анастасия П.: "Я не чувствую, что мои права ущемляют. Или что живу я плохо. Мы всегда жили плохо, а сейчас даже чуть лучше… Но в стране явно что-то не так. Виновато в этом правительство – знаю. Воруют, мало платят, плохо себя ведут. Президенты – вечные гости анекдотов. Прослеживается вполне себе логическая цепочка. Президенты плюют на граждан, обиженный народ вымещает свою злость на окружающих. По-моему, вирус хамства, гуляющий по стране, вполне можно и так объяснить…"

Тимофей Р.: "Да, я живу жизнью счастливого студента, ни в чем, по большому счету, не нуждаюсь, да и не так уж и много мне для жизни нужно… Вроде бы, грех жаловаться… Но за державу обидно! Люди в нормальных странах смеются… Когда я в Германии для немецких одноклассников делал доклад про Россию и сказал, что у нас демократия, аудитория оживилась, стали раздаваться скептические усмешки на немецком языке. Мне стало неприятно. И ведь немецкая молодежь все осознает лучше нашей!.."

Стабильность – нестабильна. Ибо зиждется на песке

Екатерина Д.: "Экономический подъем в годы президентства Путина (до 2008 года) позволил отреставрировать государственную машину после ее абсолютной стагнации в 1990-х. Результатом этой работы, которую я ставлю Путину в заслугу, стало то, что РФ продолжает территориально существовать в том виде, в котором появилась после распада СССР. Однако сами российские границы не мотивированны в той степени, в какой мотивированными сейчас являются границы большинства национальных государств Европы...

Это делает Россию не слишком устойчивым, а потому нуждающимся в особой властной заботе политическим образованием. Эту заботу и проявляет наш "тандем", вкладываясь в ВПК, борьбу с оппозиционными олигархами и т.д. До недавнего времени это устраивало подавляющее большинство граждан, потому что, условно говоря, чтобы увеличить бюджет министерства обороны, не требовалось уменьшать бюджет министерства здравоохранения.

Сейчас ситуация изменилась, и люди, наконец, заметили, что их интересы "слегка" расходятся с интересами власти…"

Власть – лживая и негодная

Алиса П.: "Большинство тех событий, которые происходят у нас, мне очень напоминают труд Макиавелли – "Государь". По мнению Макиавелли, государь должен быть сильным и хитрым, только так он сможет удержать власть… Моральные принципы не так уж важны, а государь сродни художнику, который сам, без божьего вмешательства, творит историю. Вспоминаются и недавно прошедшие выборы президента, выборы в Госдуму – получается, для укрепления свой власти в ход идут незаконные методы. Все выстраивается по средневековой схеме – есть и преданные вассалы, и поддержка церкви.

Такое стояние на одном месте удручает…"

Екатерина Д.: "Удивительным, и в высшей мере нелепым мне кажется то, насколько необычно власть пытается себя усилить, становясь сырьевым придатком других стран…

Создается впечатление, что власть откупается нефтедолларами от общества, радующегося малейшим улучшениям качества жизни, часть из них присваивает себе и продолжает спокойно существовать, чувствуя себя вполне легитимной. Беда в том, что при таком режиме она, конечно, не может себе позволить никаких структурных изменений в жизни общества, как то: усиление федерализма, развитие вторичного сектора производства, создание независимой судебной системы.

Даже эта дурацкая "модернизация", которая уже у всех просто из ушей лезет, невозможна, поскольку для ее проведения необходимо, чтобы государство отказалось от лелеемой им монополии на власть: политическую, экономическую, уже даже религиозную (в виде активного сотрудничества с РПЦ)…"

Оппозиция – обманная и пустая

Алиса П.: "Первые оппозиционные митинги дарили ощущение долгожданной перемены, но в итоге, с каждым разом оно постоянно уменьшается – видимо, разнообразия хочется. Это как повторяющееся свидание – их количество растет, но темы для разговоров особо не меняются, все те же белые ленты (цветы), да и место действия примерно одинаковое – потеря интереса понятна, новизны хочется…"

Анастасия Г.: "После декабрьских выборов в Госдуму на волне энтузиазма, посланной первым в моей жизни голосованием, я активно просматривала сводки новостей. Тогда на обложке журнала "Эсквайр" я увидела фото Навального, тогда же я узнала, что "Единая Россия" – это "партия жуликов и воров" и тогда же у Путина в моем воображении появились рога, хвост и копыта…

И, тем не менее, что-то во мне щелкнуло. Появилось странное стремление знать все… Такой эмоциональный поток быстро иссяк. И моя жизнь вернулась в прежнее русло. На место недовольства курсом ЕР (о котором я так толком ничего и не узнала) пришел интерес к учебе, а на смену политическим сенсациям – афиши кинопремьер…"

Инесса К.: "Вся система за этот год оказалась заметно дестабилизированной, даже Путин каким-то странным выглядел. Очевидно, что снятие министров и подобные переформирования это лишь выпускание пара, но какие-то глубинные изменения происходят все равно, и вряд ли кому-то известно, к чему они приведут. Одно я могу сказать точно – если к чему-то хорошему, то меньше всего отношения к этому будут иметь наши с вами "креативно и критически мыслящие" соотечественники, отпраздновавшие годовщину митингов 2011-го…

Вспоминается политика – и думаешь что нельзя никому доверять, что за каждым стоит неведомый (или ведомый?) другой, дергающий за все нитки, что в итоге бизнес не сам распорядился своими деньгами, а граждане не сами своими голосами. Все, что происходит в публичной сфере – всегда чей-то спланированный пиар, а люди вокруг этого – чьи-то. Представляется, будто все, что происходит в политике кем-то заказано и кем-то оплачено. А гражданская осведомленность очень низкая…"

Анастасия П.: "Помню ту нетерпеливость, с которой я ждала совершеннолетия, чтобы отправиться на Красную Площадь и там торжественно облить себя бензином и поджечь в знак протеста. Против чего, — выветрилось вместе с идиотской идеей о самосожжении. Чуть позже я решила всю жизнь провести в оппозиции и неизменно умереть молодой в борьбе за правое дело. О сущности правого дела я не задумывалась. Мне кажется, что многие вопящие и сейчас ведут себя так же, как когда-то я…"

Оппозиции нужна программа!

Анастасия П.: "Меня не устраивает отсутствие у оппозиции лица – ни программы, ни лидеров. Пошла бы, может, за вами, но не знаю, за кем и за чем. Прокричать в бесконечность призывы к абстрактным переменам может любой, а хорошую, справедливую и понятную людям программу дать – не любой. Вот наш президент – не может. Но оппозиция ведь лучше нашего президента! И ей такая программа – нужна".

Алиса П.: "А что если представить то, чего хочется взамен? У Жан-Жака Руссо есть произведение "Общественный договор, или Принципы политического права". В нем он выдвинул идею народного суверенитета, полагая, что народ передает власть в руки государства, и оно обязано выполнять свои функции, а если такого не происходит, то в таком случае должна произойти смена неугодной власти…"

Но если честно – что делать, мы не знаем…

Тимофей Р.: "Да надоело все! И так же все очевидно уже давно! Чего повторять, что коррупция душит страну, не давая ей развиваться… А что можно сделать, я не знаю. Раньше – год назад — я ничего не думал. Просто чувствовал, что нужно идти. Чувствовал, что люди должны увидеть друг друга, показать себя друг другу и другим, тем, кто не пришел, что быть терпилами им не нравится, хоть и выбора, по большому счету, им и не оставляют. А теперь – устал…"

Инесса К.: "Раз уж зашла речь о митингах – люди ведь, по сути, всего один раз действительно массово заявили власти о своем существовании, в прошлом году. Вышли из дома и крикнули: "Эй, мы живые". Только вот протест этот был какой-то не политический, а экзистенциальный – у него ни целей ("хотим чтоб было лучше!" это не цель), ни соц./полит./эконом программы. Вот и получилось то что получилось: все снова сидят дома или на работе и разводят руками, не зная что еще сделать…"

Тимофей Р.: "Молодежь уже не смотрит зомбоящик. Это плюс. Телевизор по-прежнему является главным агитационным инструментом власти, но он работает только на старшие поколения. Однако молодежь просто аполитична. И тут проблема в том, что ей не за кем ходить. Я не вижу в оппозиции лидера, за которым бы я пошел. Я никого не поддерживаю, я просто против… Уф… Мне опять кажется, что я произношу банальности, которые и так любому думающему человеку очевидны… А как все это изменить, я просто не знаю… И от этой мысли я устал…"

Евгения П.: "Аполитичность – это, правда, гораздо проще. Но лично мне кажется это чем-то вроде "отступления". Однако что делать, я не знаю. И никто не знает, как мне кажется. По крайней мере, я пыталась как-то следить за деятельностью оппозиции, но от них какой-то программы, плана действий не услышала. Все говорят: "Давайте без Путина!" Давайте, а с кем тогда?..

Меня не покидает ощущение странной беспомощности. Кажется, что бы ты ни сделал, система все равно сильнее тебя, и ничего не изменится. Некоторые говорят о какой-то революции, я революции не хочу. Как по-другому, не знаю. И чтобы ты ни говорил, никто не услышит, потому что все вокруг знают, что их обманывают и живут с этим. Люди привыкли жить с ощущением, что из них делают дураков, никого это не удивляет…"

Алиса П.: "Что делать дальше? Как попытаться приблизиться к модели народного суверенитета? Ответить мне не то что сложно, а скорее невозможно. Развивать политическую культуру? Это универсальный ответ, за которым нет никаких реальных действий. Но возможны ли эти реальные действия?.. Неудивительно, что у той части молодежи, которая задается этими вопросами, возникает лишь одно желание – уехать…"

Анастасия П.: "Несуразный и наивный слог моего текста вызван совершенной растерянностью перед вопросами политики. Не потому, что в политике мне категорически все неясно, а потому, что в голове – сумбур, так же, как и в самой текущей политике..."

…и от этого рождается апатия…

Евгения П.: "Если честно, о том, что происходит в России, проще не думать – меньше расстраиваешься. Многие люди, кстати, по моим наблюдениям, (по крайней мере, люди в возрасте до 30) сознательно выбирают это "не думать", хотя это некий уход от проблемы. Они даже выставляют это как особую позицию: "Зачем ждать подачек от государства? Не нравится, что пенсии у старушек маленькие, так на то у них и есть вы – дети, внуки, чтобы старушкам помогать".

Анастасия Г.: "Когда речь заходит о политических убеждениях, я стараюсь не встревать в обсуждение – сказать мне нечего… Говорить о политике сейчас просто. Но я не понимаю – почему? Мне кажется, это настолько специфическая область, что, не обладая определенными знаниями, говорить по теме невозможно. Тем не менее, почти у каждого есть свой взгляд на то, как должно поступать правительство. И он практически никогда с действиями самого правительства не совпадает.

Более того, власть не права априори. Но много ли толку от такого убеждения? Опровергнуть решения правящих верхов мало, нужно предложить что-то взамен. Но почему-то не предлагают. И все равно все недовольны… Может быть, и правы мои родители, которые не занимают активную позицию в борьбе с существующим режимом. Так как будто честнее – у них нет аргументов против, и им нечего предложить вместо. Поэтому и бороться пока не за что…"

…или желание громко воскликнуть: "Хватит ныть!".

Фаина Г.: "Я, гражданка России, имею право получить высшее образование бесплатно – редкая возможность, ведь даже в самых продвинутых странах за учебу в университете нужно платить, и немало. Мои родители получают зарплату, и я могу судить, что налог на нее сравнительно небольшой – в Европе или Америке он бы показался смехотворным.

С другой стороны, уровень медицины и взяточничество сильно портят мнение о России – такие уж у нашей страны недостатки, но где их нет?.. Такого уровня жизни в нашей стране, как сейчас, еще не было. Экономика достаточно стабильна, открытой преступности на улице, как в "лихие девяностые", нет, еды в каждом российском холодильнике хватило бы на целое африканское голодающее племя, а "железный занавес" отошел в небытие, открыв путь к любым заграничным курортам. Осталось изменить последнее – вечное субъективное недовольство всем, и правительство в этом нам не помощник и не помеха…

Я не могу понять одного – нытья многих россиян… Во всем, от плохих дорог до плохой погоды, виновата власть. Уж если жизнь не удалась, то мы всегда найдем ответственного, а если повезет и двух – Путина с Медведевым. А может, стоит взять хоть часть ответственности за свое существование на себя, а не перекладывать вину за любые неудачи "на Жириновского"?.."

Однако конформизм – противен. И потому — не выход

Евгения П.: "Я понимаю, какие мы все трусы, и я в том числе. Нас так воспитывали, наверное… Помню, как бабушка говорила, что нельзя говорить такое вслух, когда я рассказывала, как пьяный мэр города Артема, пожимая мне руку, поздравлял меня с окончанием школы.

Помню, как она переживала, когда я выложила в Интернет небольшой стебный рассказ о том, как я поприсутствовала (как меня добровольно-принудительно заставили выступить с речью, предоставленной мне на бумажке классным руководителем) на поздравлении победителей олимпиад. Вокруг нас бегала толстенькая женщина, которая заставляла всех повторять слова по сто раз, "с выражением" — потому что на самом деле на этом мероприятии вовсе не поздравляли умных мальчиков и девочек, а благодарили мэра. У меня никак не получалось "с гордостью и пафосом" (как заставляла меня эта толстая женщина) сказать: "Спасибо вам, Владимир Михайлович! Артем любит вас!" И это только в пределах города с населением всего 100 тыс. человек…"

А значит, вопреки апатии, радикальные перемены все-таки неизбежны

Екатерина Д.: "Как показали последние годы, первая цель, которую ставила перед собой власть — эффективность (если понимать ее как послушание всех органов власти верхушке) – достигнута. Пора бы переходить к использованию ее в интересах общества, но к этому система не приспособлена. Еще бы, ведь к ее строительству общество руки не прикладывало, в отличие от демократий тех же европейских стран, где каждая социальная реформа добывалась кровью восстаний и революций.

Более высокий (по отношению к Европе времен строительства капитализма) уровень развития культуры в современной России, вроде бы, позволяет надеяться, что нам не придется повторять все сложности их пути для того, чтобы создать систему власти, опирающуюся на гражданское общество. Но политика современной России дает немного оснований верить в то, что это произойдет в ближайшее время мирным путем…"

Тимофей Р.: "Нужно расследовать все крупнейшие коррупционные дела, менять власть… Но это невозможно, революции ни в каком виде в ближайшие годы не представляю себе совершенно точно. Должно случиться что-то совершенно неординарное. В принципе, видно, что Путин уже в нирване и теряет нюх. Может, и лопнет у народа терпение..."

Инесса К.: "Надежда на перемены живет в голове где-то по соседству с уверенностью, будто переменить ничего нельзя. Так и живешь – забудешь про уверенность – вспоминается надежда, и наоборот, как плюрализм в одной голове!..

Все ждут, что вот-вот случится новый поворот в истории России, причем случится сам собой, потому никому не ясно, как возможно что-либо поменять. Мне кажется, чуть больше полугода назад люди ждали этого поворота, ибо верили, что он выведет их и всю страну из странного и невнятного состояния. Теперь же и этой веры нет, все просто ждут…

Власть наша сегодня непоследовательна и истерична, даже, местами, параноидальна. Она не уверена в себе, зато уверена в палке, за которую нынче хватается по каждому поводу и которой показательно бьет неугодного гражданина. Ненавидящая свой народ и боящаяся его, она, я думаю, обречена".

Евгения П.: "Я понимаю, что глупо ждать, когда кто-то вместо тебя встанет с дивана и решит все твои проблемы. Такого не бывает.

Однажды мы говорили обо всем этом с моей лучшей подругой. Она сказала: "Путин же не всегда будет. Однажды он состарится и умрет". Забавно будет, если мы подождем…"

Алиса П.: "Умеющих анализировать существующую ситуацию и активных людей мало, а еще меньше тех, кто сочетает оба качества. Но за ними будущее. Быть может, стоит подождать еще немного?.. Если все время ставить на зеро, в конце концов, может оно и выпадет?.."

Думаю, не стоит подробно подытоживать, ибо все вполне очевидно. Молодежь – по крайней мере, та, что учится в вузах и размышляет:

— во-первых, понимает, что и в стране, и в самих людях "что-то не так";

— во-вторых, ничуть не доверяет ни власти, ни оппозиции;

— в-третьих, не знает толком, что делать;

— в четвертых, уверена в том, что радикальные перемены случатся "сами собой".

Одним словом, протестный хворост продолжает подсыхать. И ждет лишь новой вспышки…

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/25/1075708.html

Пик революции наступит в 2014 году
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/28/1077046.html
Росбалт, 28/12/2012 01:00
http://img.rosbalt.ru/photobank/4/1/...24CnFR-234.jpg
Фото Марии Чегляевой

На первый взгляд, между "арабской весной", Occupy Movement, российским движением "За честные выборы", реваншем левых в Германии и Франции, сепаратистским оживлением в Техасе и других регионах США, а также иными разбросанными по миру акциями протеста последних месяцев — идейно общего не так уж и много. И, тем не менее, возникает ощущение, что в мире "что-то началось". Но что именно? И чем это закончится? Чтобы ответить на оба вопроса, следует понять, в чем заключается универсальная причина всемирного и почти синхронного пробуждения революционной энергии. Об этом пишет в своей книге "Глобальный сепаратизм как преодоление "конца истории", или Что таит революция в маске?" журналист Даниил Коцюбинский.

Разумеется, у каждой революции, отделяющей одну эпоху от другой, — свои уникальные причины. Однако есть во всех революциях и что-то общее. Ключевой элемент в этом апокалиптическом перечне — не поход бедноты на богачей, не наводнение древней культурной страны дикими варварами и даже не предательство полиции, позорно присоединяющейся к бандам "эмалировщиков и птицеловов" (как описывал смуту древнеегипетский публицист Ипусер). Все это лишь следствия первопричины – великого социального разлома, рожденного конфликтом поколений. "Человек видит в сыне врага своего", — вот что в одночасье рушит социально-политические системы, еще недавно казавшиеся абсолютно незыблемыми.

"Перемен требуют наши сердца!" — как только этот звонкий клич вдруг вырывается из уст всей молодежи разом, атмосфера в обществе изменяется быстро, радикально и необратимо. И происходят перемены. Не всегда жуткие и кровавые, но всегда неодолимые и коренные.

Временной цикл этих великих потрясений в новейшее время довольно четкий: 21-23 года. Именно через такой срок после окончания Первой мировой войны началась Вторая. Через 21-23 года после окончания Второй мировой войны (в 1945-м) настал черед "молодежной революции" с ее кульминацией — 1968 годом. Еще через точно такой же отрезок времени (в 1989-1991-м) достигла апогея Перестройка, пала Берлинская стена, а затем рухнули СССР и старый биполярный мир. И если эта хронологическая закономерность действительно работает, то следующий революционный виток истории наступает как раз в 2012 году, а на 2014 год должен прийтись его пик…

Никакой астрологии и "пифагорейской эзотерики" в этих расчетах, конечно же, нет. О цикличности истории задумывались еще античные греки. XX век привнес в эту закономерность лишь два новых момента: планетарную универсальность и жесткую периодичность. Этому, конечно же, есть вполне рациональное объяснение.

Все дело в том, что идея прогресса, ставшая в XX веке "религией масс", развивается по законам, напоминающим течение болезни, известной из психиатрии как "биполярное психическое расстройство", в старой транскрипции — "маниакально-депрессивный психоз", или МДП. Для МДП, как известно, характерны острые и относительно непродолжительные эпизоды эйфорического подъема, избыточной веры в собственные силы, высокой энергетической активности, — после которых наступают гораздо более длительные полосы душевного упадка, разочарования и уныния с пассивностью, безынициативностью и бездеятельностью.

Вспышки "маниакального возбуждения" у общества могут быть самыми разными — реформы, война, революция (политическая, социальная, сексуальная). Но всех их объединяет стихийная и легкая вера в реальность глобального прорыва, в "окончательно" справедливый миропорядок.

У периодов уныния и стагнации также есть общие черты. В XX веке общественность — в тех странах, где у нее сохранялось право голоса, — всякий раз предъявляла "депрессивным" эпохам примерно одни и те же претензии. Их суть сводилась к обвинению Системы в недостаточном внимании к "маленькому человеку", в пренебрежении к его интересам и его голосу, в "тоталитарном подавлении" личности и одновременном ее отчуждении от социума. Тотальная ложь и тотальное насилие (прямое либо косвенное – через деньги) – вот что, по мнению критиков межреволюционных эпох XX столетия, лишает человека духовной свободы, превращая его в бессмысленную и фальшивую материально детерминированную социальную функцию.

Дети эпохи застоя в настроенческом плане резко отличаются от своих отцов. Отцы надломлены драматичным опытом радикальных перемен, которые произошли в пору их собственной молодости, но так и не привели к построению "справедливого мира". У выросшей в эпоху стабильности молодежи этих негативных воспоминаний и связанных с ними фобий — нет. Дети застоя не только не боятся радикальных изменений, но страстно их жаждут, поскольку к этому их невольно подталкивают сами отцы — своим фальшивым прагматизмом и натужным оптимизмом, скрывающим внутренний разлад и глубокое недовольство существующей реальностью. В итоге, достигнув фазы совершеннолетия, поколение стагнации вдруг воспламеняется. И довольно быстро зажигает общество в целом — тем более что за время постэйфорического застойного уныния во всех его стратах накапливается горючий запас раздражения...

Вторую часть статьи читайте здесь.
Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/28/1077046.html

Оккупай тупик
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/29/1077537.html
Росбалт, 29/12/2012 01:00
http://img.rosbalt.ru/photobank/3/c/...CqRrhB-234.jpg
Фото Марии Чегляевой, МТРК "Мир"

О том, что из себя представляет Occupy Movement и какие проблемы встают перед его активистами, рассуждает в своей книге "Глобальный сепаратизм как преодоление "конца истории", или Что таит революция в маске?" журналист Даниил Коцюбинский.

Социальные разломы порождаются конфликтом поколений, причем временной цикл великих потрясений в новейшее время довольно четкий: 21-23 года (подробнее об этом читайте здесь).

"Мировые войны, революции – время от времени все это происходит. Когда момент оказывается подходящим, достаточно просто искры", — отмечает идеолог и инициатор акции Occupy Wall Street 70-летний Калле Ласн.

На протяжении 22 лет – как раз с того времени, когда над миром пронесся предыдущий wind of change, поднятый советской Перестройкой, – Ласн издавал журнал Adbusters, на страницах которого он и его сторонники атаковали "общество тотального потребления". Однако звездный час "сокрушителей рекламы" (advertising-busters) пробил не раньше и не позже того срока, когда подросло новое поколение скучающих социальных бунтарей – осенью 2011 года.

Казалось бы, в предшествующие десятилетия проблема "потребительского тоталитаризма" была неизменно остра и актуальна. Но история ждала "условленные" 21-23 года. И, судя по всему, революционный подъем 2011-2012 гг. оказался сюрпризом даже для самого Калле Ласна.

Активисты Occupy Movement (как, впрочем, и многие наблюдатели) склонны объяснять неожиданно бурный всплеск мировой протестной активности не циклическими законами новейшей истории, а исключительно конъюнктурными финансово-экономическими факторами. Между тем, отсутствие прямой корреляции между ситуацией в экономике и в общественных настроениях хорошо просматривается не только в прошлом, но и в настоящем. Достаточно обратить внимание на тот факт, что движение Occupy возникло не в кризисные 2008-2009 гг., а спустя несколько лет – когда подошел "назначенный" историей срок для начала очередного цикла социального обновления…

То, что движение Occupy, официально стартовавшее 17 сентября 2011 года, — не случайное и локальное событие вроде антиглобалистских акций прошлых лет, доказывают, во-первых, его масштаб, во-вторых, его продолжительность и, в-третьих, реакция на него со стороны общества. Акция Occupy Wall Street была быстро, повсеместно и дружно поддержана. Уже к 15 октября, по данным ее организаторов, аналогичные выступления проходили в 951 городе в 82 странах. Митинги в поддержку акции прошли в крупнейших мировых центрах — в Токио, Сиднее, Мадриде и Лондоне. В США возникли более 600 сообществ, которые взяли за образец генеральную ассамблею города Нью-Йорка — New York City General Assembly (NYCGA) – орган самоуправления "оккупантов". Символика и слоганы Occupy Movement распространились по всему информационному пространству – начиная с граффити на стенах домов и заканчивая Интернетом.

В стороне от движения остались арабские страны и Россия, в которых на момент начала акции Occupy Wall Street уже имелась своя локальная протестная Agenda. Однако влияние Occupy Movement ощущается и здесь – жители Москвы, протестующие против авторитарного режима президента Путина, стали собираться в парке перед памятником казахскому поэту-просветителю Абаю Кунанбаеву под лозунгом "Occupy Abai"...

Несмотря на то что палаточный городок участников акции в Zucotti Park на Манхеттене был снесен Нью-Йоркским департаментом полиции (NYPD) в ноябре 2011 года, само движение не только не исчезло, но продолжило развиваться. 17 марта 2012 года демонстранты попытались отметить полугодовой юбилей движения, снова заняв Zucotti Park, но были разогнаны полицией, арестовавшей 70 человек. Мощный уличный всплеск Occupy Movement произошел в конце мая 2012 года в Торонто и Монреале.

К акциям Occupy Movement, в которых принимают участие десятки тысяч человек, в одних лишь США положительно относятся десятки миллионов людей. Согласно данным СМИ, более 40 % жителей США согласны с протестующими. Не согласны лишь 27 %. Более 50 % американцев оценивают деятельность "оккупантов" положительно. Отрицательно — всего 23%. Радикализация общественных настроений характерна, разумеется, не только для США.

Протест назрел. Но у него нет позитивной программы. И это рождает ощущение бессильного отчаяния.

Отсутствие конструктива признают и активисты Occupy. Идеология журнала Adbusters, которая легла в основу риторики Occupy Movement, – строго негативистская. На страницах этого журнала постиндустриальное общество представлено как экологическая и духовная бездна, в которую человечество рискует окончательно провалиться уже в ближайшем будущем, чтобы неминуемо погибнуть.

Поначалу могло показаться, что главное – вывести как можно больше людей на улицу, а там все случится "само собой". "В результате главной "фишкой" движения Occupy Wall Street стала не столько его платформа, сколько его форма: люди сидят и обсуждают проблемы вместо того, чтобы нести свои жалобы в Вашингтон. "Наши требования – это мы сами", — гласит слоган", — так описывал происходящее The New Yorker.

Нельзя сказать, что инициаторы акции не понимали, что в случае ее успеха возникнет необходимость в развернутой программе, а не просто в наборе ярких протестных лозунгов. Еще в июле 2011 года на веб-сайте Adbusters было торжественно обещано, что, начав с "простого требования к президентской комиссии отделить деньги от политики", участники акции в будущем перейдут к выработке "повестки дня для новой Америки" (Agenda for New America). Но как только акция стартовала, сразу же стало очевидно: никакой альтернативной повестки у нее нет и в помине.

В текущей антисистемной риторике Occupy Movement многое перекликается с боевыми идеологемами великих демократических движений конца 1960-х и рубежа 1980-90-х. Однако, в отличие от 1968 года и Перестройки, Occupy сосредоточен, в первую очередь, на борьбе не за гражданскую и политическую свободу, а за экономическую справедливость. При этом даже в отдельно взятой финансово-экономической сфере современное протестное движение не пытается предложить существующей Системе какую бы то ни было концептуальную альтернативу.

Джеймс Тарэнто, колумнист The Wall Street Journal, уловив, что у протестующих нет своего проекта и что они просто предъявляют Системе расширенный перечень традиционных левых требований, охарактеризовал Occupy Wall Street как "нервный срыв у левых" (The Left's Nervous Breakdown), вызванный провалом социальной политики Барака Обамы.

И правда, среди тем, которые поднимают активисты Occupy, очень много традиционно левого – и практически ничего нового. Это и увеличение числа рабочих мест, и выравнивание распределения доходов, и усиление государственного контроля над банками, и сокращение вредного влияния корпораций на политику и экологию.

Немногочисленные конкретные требования также, в основном, не блещут новизной. Выдвинута, например, идея введения "налога Робин Гуда" (Robin Hood tax, налог на транзакции банков), которая активно обсуждалась еще в 1970-е годы. Предложено восстановить закон Гласса-Стигалла 1933 года, который запрещал банкам заниматься коммерческой деятельностью и вводил обязательное страхование вкладов, но был отменен в 1999 году.

Относительно новой можно назвать разве что идею отмены института "корпоративного лица" (Corporate personhood), который расширяет возможности корпораций по отстаиванию своих интересов в суде. Вряд ли, однако, проект отмены корпоративного лица может быть назван громким именем "повестки дня для новой Америки"…

На первый взгляд, движение Occupy в финансово-экономическом плане вполне могло бы предложить нечто радикальное и неожиданное. Однако Occupy пока что не предлагает ничего похожего на разрубание гордиева узла проблем, порожденных агрессивной экспансией корпораций в отношении среднего класса.

Ожидание того, что новая идея обнаружится сама собой, подобно Dues Ex Machina, в ходе стихийного движения масс проявилось уже в самом начале акции, когда перед ее участниками был поставлен вопрос: "Что есть наше единое требование?" Предлагалось выявить какой-то частный сюжет, вокруг которого все смогли бы сплотиться. Предложений и проектов с тех пор поступило множество. Все — частные. В основном, – социально-экономические. Появилось несколько популярных слоганов, самый мощный из которых — "Нас – 99%!" Однако единого требования у Occupy нет по сей день…

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/12/29/1077537.html

Кавказ опаснее Болотной
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/01/25/1085892.html
Росбалт, 25/01/2013 17:27
http://img.rosbalt.ru/photobank/a/f/...GVrjPR-234.jpg
Фото Дениса Гольдмана

Итак, прямых губернаторских выборов не будет. Как минимум, на Северном Кавказе. Не дождавшись, пока Госдума окончательно примет закон, дающий право регионам самостоятельно решать вопрос о порядке губернаторских выборов, главы Адыгеи, Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии и Чечни, искушенные в синхронном политическом плавании, дружно попросили администрацию президента РФ избавить их республики от угрозы прямого народного волеизъявления.

На первый взгляд, история с этим законом выглядит зеркальным недоразумением. Вроде бы, не очень понятно, зачем он вообще понадобился Кремлю. И тем более странно, почему вызвал так много шумной и эмоциональной критики.

Ведь прямые выборы губернаторов в "вертикальной" России не могли, не могут и никогда не смогут стать для Кремля такой же реальной головной болью, как, допустим, "список Магнитского". Или хотя бы цены на нефть. Потому что внутри страны у Кремля схвачено все – деньги, законы, избиркомы, суды, элиты, ТВ… Одним словом, нынешняя система располагает всем необходимым, чтобы продлевать себя до бесконечности. А точнее, до тех пор, пока бог, наконец, не решит наказать зазнавшуюся вертикаль и не отнимет у нее остатки политического разума. Когда это случится – пока неясно (хотя все более крепнет ощущение, что уже скоро). Ясно, однако, что порядок выборов губернаторов здесь в любом случае ни при чем.

Пока Дракон силен – он благополучно отрыгнет и переварит любые избирательные кампании – и "прямые", и "кривые". Тому свидетельство – не только последние думские и президентские выборы, но и результаты прямых губернаторских выборов, успевших пройти осенью 2012 года в пяти субъектах РФ. Как и следовало ожидать, эти "прямые" кампании протекали так же чинно-благородно, как и предыдущие "кривые", и на них спокойно переизбрались действующие губернаторы.

Более того, если бы где-то (как это было в некоторых городах на выборах мэра), выбранным паче чаяния оказался не "кандидат партии власти", а какой-то местный Робин Гуд или Вильгельм Телль, в дальнейшем он все равно вынужден был бы вписаться в существующую властную вертикаль. Ибо успешно руководить регионом и при этом гордо фрндировать перед Кремлем в нынешней России попросту немыслимо – подавляющее большинство субъектов РФ сидит на федеральных трансфертах, а любой чиновник любого уровня в любой момент может быть принесен в жертву ритуально-показательной борьбе с коррупцией. И все это прекрасно знают. Стало быть, то, каким декоративным способом – прямым или окольным – формируется ордынская властная пирамида, совершенно неважно. А важно то, получил ли тот или иной князь из рук великого хана ярлык на правление, кормление и сбор дани. Если получил или подтвердил – правь и кормись. А если нет – вступай в потешный клуб отставников-тяжеловесов им. Юрия Лужкова.

Тогда почему же так законодательно упорствует Кремль и так нервически ломают пальцы "и разбрасывают, разломавши", его оппоненты?..

Все началось еще прошлой зимой, когда в момент наивысшего подъема уличной активности граждан вместо лозунга радикальных перемен (а именно, отставки Путина и проведения полноценной политической реформы, демонтирующей авторитарную вертикаль), оппозиция потребовала заведомую ерунду: "отставку Чурова" и новые выборы при старом правительстве и старой системе власти. В числе прочих априори дохлых "синиц в руках" у Кремля выклянчили в ту пору и возвращение прямых губернаторских выборов. И Кремль, в тот момент всерьез убоявшийся Болотного столпотворения, – впервые за все путинские годы – дрогнул. И пообещал.

Более того – выполнил обещание! Однако, выполнив, решил все же расставить точки над "i", дабы ни у кого более не оставалось сомнений насчет итогов прошедшего политического года. И потому затеял принятие нынешнего закона. Главный смысл этого закона – не в том, чтобы не допустить оппозицию к власти (такой угрозы, повторяю, нет), а в том, чтобы демонстративно подвести черту под спровоцированными рокировочной суетой 2011 года фантомными треволнениями и трепыханиями "несогласных". Просто послать urbi et orbi внятный сигнал о том, что "лесник вернулся", и что все воспоминания о кремлевских страхах и колебаниях декабря 2011 года более не актуальны.

Конечно, Кремль стремится при этом решить не только "морально-политические" задачи. "Кривая" схема губернаторских выборов и вправду для него проще и экономичней. Ясно ведь, что проблем с "правильным построением" нескольких десятков депутатов регионального парламента нет и быть не может. А вот наладить "эффективную работу" СМИ, ОМОНа и кучи избиркомов — куда хлопотнее. Однако все эти проблемы для Кремля – глубоко вторичны.

Главная интрига сегодня в том, что Кремль, похоже, до конца еще не решил – вернется ли он полностью к старой ("кривой") схеме или же начнет новую для себя игру в "расцвет ста цветов региональной свободы". Как нетрудно понять, в последнем случае пропагандистский акцент будет делаться на том, что субъекты РФ обладают полнейшей свободой самообустройства, и что все разговоры о "вертикальных изъянах и издержках" — от лукавого Госдепа.

И все же есть во всей этой выборно-губернаторской истории некий "момент истины", который позволяет понять, где в реальности спрятана та "игла", на конце которой таится гибель "путинской вечности". Как можно заметить, это не "Болотная площадь". И вообще не Москва. Это – Кавказ. Именно там Кремль не собирается даже пытаться изображать "прямой диалог с народом". Именно там в ходе разговора о губернаторских выборах у путинских наместников прорываются по-настоящему тревожные нотки.

Еще в декабре 2012 года председатель парламента Северной Осетии Алексей Мачнев в беседе с Владимиром Путиным заявил, что прямые губернаторские выборы приводят к "накалу общественно-политической ситуации, ухудшению социально-экономического положения, разжиганию межрегиональной розни и к угрозе безопасности". А накануне рассмотрения законопроекта в Госдуме президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров обратился с совершенно монархической по духу мольбой о сохранении системы президентских назначений: "Никогда администрация президента не назначит в субъект бездельника, который будет плохо работать. Нет выгоды от этого". Судя по всему, Евкуров в тот эмоционально насыщенный для него момент даже забыл о том, что формально президентов в регионах все же выбирают местные депутаты, а президент РФ лишь "предлагает трех кандидатов"…

Таким образом, принятый Думой в первом чтении закон о необязательности прямых губернаторских выборов подводит черту под "московским" этапом антипутинской фронды. И, по сути, анонсирует начало нового этапа, в котором, как можно предположить, революционный огонь, потухший на Болотной площади, в какой-то момент переметнется на Кавказ. Где этот огонь, как известно, никогда до конца не затухал…

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/01/25/1085892.html

Детский скелет в державном шкафу
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/02/26/1099012.html
Росбалт, 26/02/2013 13:57
http://img.rosbalt.ru/photobank/d/a/...WRkdGv-234.jpg
Фото Надежды Красновой

В истории почти каждого государства есть свои "сокровенные архетипы", или "скелеты в шкафу". О них принято вспоминать в фрейдистски зашифрованной, искаженной форме. В России одним из таких мрачных архетипов является "слезинка замученного ребенка", на протяжении многих веков и в разных вариациях то и дело начинающая зловеще посверкивать в перекрестье кровожадных дискуссионных потоков…

Загадочная гибель мальчика на улице во время игры с приятелями вдруг оказывается PR-хитом гигантского политического блудня, в центре которого – все те же эманации зла, что и 400 с лишним лет назад – власть, корысть, амбиции, ненависть, зависть… Что приволжский Углич, что техасский Растон. Декорации разные – спектакль все тот же, московский: свистопляска на детских косточках – девятилетнего царевича Димитрия тогда, трехлетнего Макса Алана Шатто (в России его звали Максим Кузьмин) сейчас…

Идут века, но антиправовая метафизика российской государственности – все та же. И спекуляции на трупах невинных младенцев – все так же в ходу. Все так же прикрывают самые низкие политические расчеты. Все так же уводят внимание общества от преступлений, которые совершила сама власть. В том числе, против детей. А ведь "детских скелетов в шкафах" у московской цивилизации (не только нынешней, но и прошлой) – великое множество. По сути, это – часть ее исторического фундамента…

Первый из московских правителей, захвативший царский трон у ослабевших чингизидов — Иван Третий – отметился в этом плане злодеянием, на фоне которого бледнеют многие самые жестокие преступления. Вероломно схватив в 1492 году своего брата Андрея Большого и за год уморив его в темнице, основатель независимого московского государства бросил в тюрьму и заковал в кандалы его детей – 14-летнего Ивана и 11-летнего Дмитрия. Иван так и умер в оковах, пробыв в них более 30 лет, за что РПЦ причислила его к лику святых. С Дмитрия кандалы были сняты лишь незадолго до смерти – когда ему почти исполнилось 60…

Долго останавливаться на плотоядных подвигах Ивана Грозного, при котором в стране царила абсолютная эшафотная демократия – без различия возраста, пола, вероисповедания, социального статуса и т.д. – вряд ли стоит. Достаточно просто вспомнить, как опричники загоняли под волховский лед женщин и детей во время карательного похода на Новгород в 1570 году. Или как незадолго до того Иоанн Васильевич заставил выпить яд свою 9-летнюю двоюродную племянницу Марию, дочь Владимира Старицкого (по другими сведениям, стрельцы по приказу самодержца вывели ее вместе с матерью обнаженными на улицу — на дворе стоял октябрь — и расстреляли на потеху государю).

О "царе-Ироде" Борисе, якобы умертвившем младшего сына Грозного, знают все. Или почти все. Но никто или почти никто не помнит о куда более несомненной и невинной жертве политического злодейства, публично и торжественно принесенной на алтарь благоденствия вновь народившейся царской династии Романовых. В 1614 году "жизнь за царя" был вынужден отдать трехлетний сын Марины Мнишек и Лжедмитрия II Иван, которого христолюбивые современники даже после его мученической гибели продолжали называть Ворёнком. Иван Дмитриевич был одним из претендентов на московский престол. Знаменитый Федор Романов (отец будущего царя Михаила) под именем Филарета даже прислуживал отцу Ивана — Лжедмитрию II в качестве "тушинского" патриарха. Но в 1613-м сын патриарха Филарета Михаил Романов стал царем. И уже в следующем году трехлетний Иван Дмитриевич был повешен около Серпуховских ворот. Современники утверждали, что петля не затянулась на шее мальчика, и он погиб от холода лишь несколько часов спустя. 24 декабря 1614-го полякам было объявлено, что в Москве "Маринкин сын казнен, а Маринка на Москве от болезни и с тоски по своей воле умерла"…

А потом случилась еще одна гнетущая воображение история — "императора-младенца" Иоанна VI Антоновича, проведшего по воле "кроткой Елизаветы" всю жизнь, начиная почти с самого рождения, в заточении и убитого в шлиссельбургском каземате уже в просвещенную эпоху "Матери Отечества" — Екатерины II…

Конечно, в прошлом почти любой древней монархии можно найти немало кошмарных историй, когда в борьбе за трон страдали и гибли дети, на свою беду попавшие под колеса жестокой династической истории.

Однако в случае с Россией дело не в монархии как таковой, а в исходной людоедской природе московского государства, исторически крепчающего от поглощения крови и плоти своих полностью бесправных подданных. Погибшие и замученные дети – просто выхваченная прихотливым умственным взором вершина этой многомиллионной евразийской пирамиды черепов…

К слову, последние "петербургские" десятилетия истории царизма были как раз далеко не самыми свирепыми (по сравнению с тем, что было до и что будет после). Однако параллельно с тем, как российская монархия становилась менее жестокой и кровожадной, все "менее ордынской", она все более слабела и начинала разрушаться изнутри…

Наконец, в 1917 году "слишком либеральная" петербургская монархия рухнула. И одним из первых злодеяний новой московской власти вновь стало "политическое" детоубийство – расстрел семьи последнего русского императора. А потом были постановления о репрессиях в отношении ЧСИР — "членов семей изменников Родины" (включая детей), о расстрелах детей, начиная с 12-летнего возраста (1935 год). Вот, например, одно из свидетельств — казнь 12-13-летнего мальчика "за контрреволюционную агитацию"…

А потом была депортация целых народов, когда на этапах гибли, в первую очередь, именно дети. Были десятки тысяч афганских детей, погибших от рук советских оккупантов. Были тысячи – если не десятки тысяч (кто и когда назовет точную цифру?) – погибших детей в ходе двух чеченских войн. Были разорванные танковыми выстрелами и сожженные армейскими огнеметами дети Беслана…

Но все это – как и тысячи беспризорников, детей, страдающих от родительской жестокости и гибнущих в семьях в современной России – обычно мерцает где-то на заднем плане общественного сознания. А вспыхивает ярким пламенем лишь тогда, когда на этом огне вдруг решает приготовить свое очередное острое блюдо очередной кремлевский повар.

Тут сразу с книжной полки мечется на стол Федор Михайлович, и, перекрикивая друг друга, оппоненты принимаются страстно декламировать: "если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети, скажи мне, пожалуйста?"; "весь мир познания не стоит… слез ребеночка…"; "от высшей гармонии совершенно отказываюсь — не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка…" и т.д.

При этом представители обоих лагерей уверены, что Достоевский – "на их стороне". Что примечательно, правы и те, и другие. И вот почему.

Дело в том, что при разговоре о "слезинке ребеночка", как правило, упускается одно немаловажное обстоятельство. Этот страстный монолог произносит не сам писатель, а его персонаж – богоборствующий Иван Карамазов в беседе со своим богоугодным братом Алешей. Иван и завершает свою речь вполне богоборчески: "…слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему… столько платить за вход… Не бога я не принимаю…, я только билет ему почтительнейше возвращаю…". После чего Иван слышит из уст Алеши отповедальное: "Это бунт".

Иными словами, весь смысл главы "Бунт" романа "Братья Карамазовы" — не в том, чтобы осудить детоубийство как таковое (да и нелепо было бы подозревать, что Достоевский стал бы вдруг ломиться в столь широко открытые нравственно-правовые ворота). Смысл в том, чтобы поставить вопрос о высшей справедливости — Суде Бога, способном не только спасти душу невинно убиенного младенца, но и простить его мучителя, дабы таким образом восстановить мировую гармонию. "Ты, — обращается Алеша к Ивану, — сказал сейчас: есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить [детоубийц – Д.К.]? …Существо это есть, и оно может все простить, …потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за все. Ты забыл о нем, а на нем-то и зиждется здание…"

Если теперь извлечь это предложенное Алешей Карамазовым "оправдание детоубийства верой" с литературных страниц и перенести в российскую реальность, то, как нетрудно понять, получится очень знакомое и "типично российское" по духу идеологическое оправдание любых, самых избыточных жертв, приносимых народом на алтарь Великого российского государства. Ведь государство — это не что иное, как Святая Русь, на которой Бог, а значит, и его высшая справедливость, почиют независимо от того, в каком конкретно-историческом обличье это государство пребывает в тот или иной момент...

Таким образом, выстраивается примерно такая цепочка, выдержанная в духе "московско-стокгольмского синдрома": 1) Власть – суровый родитель, и может творить злодейства; 2) Народ – беззащитный младенец, и потому может безвинно страдать; 3) Но если жива Святая Русь (то есть, русское государство как таковое), мировая гармония не нарушена: народная душа спасена, а власть — прощена.

Однако не следует думать, что Достоевский в этой книге "однозначно осуждает" Ивана и "берет сторону" Алеши. В диалоге двух братьев писатель отнюдь не нравоучает. Он лишь отражает главную "циклическую коллизию" всей российской истории: жажда бунта против отвратительной "тюремной" власти — невозможность выстроить разумный план бунта — как следствие, отчаянная попытка убедить себя в том, что, как говорил другой персонаж из совсем другой книги, "может быть, в этом и есть сермяжная правда"? А затем – новый протестный прилив…

Спор Ивана и Алеши Карамазовых так и остается не завершенным. И он – не о детях как таковых. Это спор о правах человека и о человеческом достоинстве. Должен ли человек мириться с властью, которая обрекает его на вечные унижения и страдания? Или должен бунтовать?

Ответ очевиден. Все зависит от возраста. Ребенок ни права, ни возможности бунтовать против взрослого не имеет. А взрослый – не только имеет, но прямо обязан бунтовать, если кто-то – неважно кто! – покушается на его священные и неприкосновенные права.

Остается решить: сколько лет русскому народу? Ведь если он – еще "ребеночек", тогда при разговоре о бунте начинают сами собой громоздиться "неразрешимые вопросы". Что же станется со "Святой Русью"? А с "высшей божественной справедливостью"? Не будет ли это бунт "против Бога"? Но в случае, когда речь идет о взрослом народе, все эти вопросы уходят на дальний план. Ибо бунт взрослого человека против тюрьмы, в которую его безвинно посадили, — это бунт не против Бога, а во имя свободы.

Вот почему российской власти так важно утвердить в отношениях с обществом нарочито патриархальный стиль. Вот почему всякий раз очередная генерация московских правителей так старательно насаждает свой собственный миф о "невинных младенцах, замученных врагами народа" — "Борисом-Иродом", "буржуями-кулаками", "пиндосами-живодерами". Вот почему кремлевской пропаганде, независимо от ее идеологической оболочки, оказываются так нужны Царевич Дмитрий, Павлик Морозов, Дима Яковлев. "Убойно-детский" архетип – это вечное напоминание народу-младенцу о том, что с ним может стать, если он вдруг "останется без присмотра" со стороны Великого Инквизитора…

По этой же причине тема "слезинки младенца" так завораживающе значима и для российского общества, окруженного великой инквизиторской властью со всех сторон. Общество как будто видит в этом младенце себя, неспособного защититься от страшного и ненавистного "изверга" и уповающего на доброго "боженьку". И не замечает, что и тот, и другой — и "изверг", и "боженька" – все та же вековая российская власть, навечно посадившая "народ-младенец" в холодное отхожее место "в целях правильного исторического воспитания".

И до тех пор, пока российское общество будет считать себя "наказанным младенцем", пока будет всерьез размышлять на тему справедливости или чрезмерности "родительского наказания" — вместо того, чтобы выкатить государству-тюрьме полный счет за все (и не только детские!) погубленные им тела и души, — ничего не изменится. "Биологические омбудсмены" будут по-прежнему убеждать общество сидеть в отхожем месте как можно более смирно. А 500-летний народ-младенец будет по-прежнему бить "себя кулаченком в грудь" и молиться "в зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к "боженьке"…"
Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/02/26/1099012.html

Стыдливый террор
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/04/20/1119427.html
http://img.rosbalt.ru/photobank/2/9/...2NyqLW-234.jpg
Фото Ильи Яшина

В России происходит что-то, на первый взгляд, очень странное. Кремль явно задумал нечто нехорошее. Но что именно? Начать еще одну холодную войну с Америкой? Восстановить "железный занавес"? Учинить "новую опричнину"? Или же продолжать вести одновременно сразу несколько "политик", идейно противоречащих друг другу?

Раньше все было более-менее ясно. Шла перманентная подготовка к очередным выборам. Элиты с утра до ночи сдавали тест на лояльность. А народ тем временем пугали террористами, развлекали юмористами и отвлекали реформистами. Потом проходили выборы. И все по новой.

Теперь же начата какая-то мутная и беспросветная борьба за высосанную из безымянного законодательного пальца духовность и дисциплину. Народ ходит с опаской и толком не понимает – с чего это царская любовь вдруг сменилась тягостной опалой, и, самое главное, к чему же, в конце концов, царь-батюшка клонит? И почему он, черт возьми, молчит и ничего не объясняет толком?!

А вот почему.

То, что происходит сегодня в России, впору назвать "стыдливым террором". Стыдливым, разумеется, не потому, что властям и вправду стыдно делать то, что они делают. А потому, что они почти уверены: если громко заявить о конечных целях своего "нового курса", то, скорее всего, это спровоцирует немедленный бунт. А точнее, бархатную (она же цветная) революцию.

Ведь чем, по сути, занят сегодня Кремль? Тем, что "потихонечку, незаметненько" пытается восстановить "советскую власть" на базе уваровской триады — "Православие, Самодержавие, Народность". Идет насаждение глубоко патриархальной, "концлагерной" модели отношений между властью и обществом. Где "отец нации" — начальник лагеря. А его "дети" — обитатели бараков, которым все на свете запрещено, и каждого из которых в любой момент можно отправить в карцер, на лесоповал или даже в газовую камеру.

Но концлагерная модель имеет одно досадное для начальства свойство: она эффективна только до тех пор, пока режим страшен и ужасен "на все сто" — и не только для арестантов, но и для вертухаев. Как только режим ослабевает, вертухаи начинают отвлекаться от охранного дела и приторговывать колючей проволокой на стороне, а "арестанты" тем временем принимаются свободно прогуливаться по территории и обмениваться текущей информацией, — все лагерные предписания, которые еще вчера вызывали у них священный трепет, неумолимо влекут заключенных к протесту и бунту.

Чем все это кончается – хорошо известно из истории Перестройки. Политика навязчивых властных услуг, осатаневшая советским людям за долгие десятилетия, стала на рубеже 1980-90-х главным катализатором всенародного бунта против КПСС. Концлагерь в итоге был снесен с лица земли — все стали, пусть и на короткое время, но свободными гражданами.

Сегодня Кремль де-факто раскладывает перед собой те же самые революционные грабли, на которые ранее уже напоролся СССР. Причем если тогда в запасе у Кремля еще была советская имперская инерция и не растраченный имперский НЗ в лице внутренне сплоченных спецслужб, которые в итоге подготовили и осуществили реставрационный реванш, то сегодня ничего этого уже нет. И потому грядущий распад российской империи, скорее всего, будет уже окончательным.

Но зачем Путину это нужно? Зачем некогда успешный и весьма бывалый нацлидер вдруг решил отказаться от популистских игр в "суверенную демократию" и "свободу для большинства", дабы совершить столь радикальный ребрендинг в сторону православно-самодержавной архаики, чреватой накоплением всенародного раздражения и последующим "цветным" бунтом?

Это, в общем, также понятно.

Первые 10 лет Путин стремился быть похожим на "идеального царя", который правит "на радость нам, на страх врагам". Но, как известно, подданные – существа в высшей степени грубые и неблагодарные, а и их любовь — еще изменчивей, чем сердце красавицы. Это стало особенно явным, когда минули положенные по всем канонам политологии 8 "золотых лет", и образ харизматического лидера начал стремительно тускнеть, а в момент пресловутой "рокировки" с Дмитрием Медведевым (в сентябре 2011 года) произошел давно назревавший рейтинговый обвал. Началось протестное брожение, Путина освистали на стадионе, а в декабре 2011 года на Болотную площадь в Москве вышли 120 тысяч разгневанных горожан.

Правда, революции тогда не случилось — не нашлось эффективных лидеров (все они оказались либо дилетантами, либо трусами, либо явно-тайными коллаборационистами). Но хотя революционный огонь в тот раз и не разгорелся, было очевидно – протестный хворост в обществе уже подсох. И с ним надо что-то делать.

И вот на граждан России со всех уровней власти обрушился самый настоящий метеоритный дождь запретов и устрашений. Посадили – в назидание всем – солисток Pussy Riot. С сладострастным упорством тянут на цугундер героев "Болотного дела" и вообще всех "особо бойких". Ввели жесткие возрастные ограничения и стратификацию медийной и масс-культурной продукции. Запретили материться в СМИ и Интернете. Запретили распространять "морально вредную" информацию среди несовершеннолетних и о несовершеннолетних. На всех парах принимаются законы о запрете гей-пропаганды и "об оскорблении чувств верующих". В регионах зацвело самостоятельное полицейское нормотворчество – о запрете "скрипения кроватей после 23.00", "содержания в квартирах более 1 собаки и 2 кошек" и т.п. В крупных городах откуда ни возьмись вылупились "казачьи дружины" и принялись следить за общественной нравственностью.

Однако понимая, что сама по себе такая "строгая линия" прямиком ведет к повторению событий 1991 года, Кремль стремится не просто "одернуть" народ, но и воскресить в обществе страх, уже изрядно подзабытый со времен Перестройки.

Вот только для того, чтобы вернулся настоящий тоталитарный страх и трепет, нужен большой (или хотя бы кажущийся таковым) террор. А для него, в свою очередь, нужна большая идея. И вот здесь у Кремля начинаются фатальные неразрешимости.

Хотя, казалось бы, чего мудрить! Уже лет 15 как политологи чуть ли не хором гадают на одной и той же коричневой гуще, пытаясь понять, когда же, наконец, Кремль задействует свой последний идейный НЗ – русский национализм?

Но Кремль все медлит. Ибо — опасно.

С одной стороны, вроде бы, дело верное: стравливай русских с нерусскими, переводи вертикальный конфликт – в горизонтальный, пугай народ "американской", "исламской", "сионистской" и пр. "угрозами". Одним словом, разделяй и властвуй "на радость себе сам, на страх всем прочим нам"!

Но, с другой стороны, в России проживают 20 процентов "инородцев", с которыми русский национализм, с презрением отвергающий "химеру россиянства", предполагает немедленный конфликт, поскольку объявляет их де-факто гражданами второго сорта. А среди этих граждан есть весьма горделивые и энергичные. Нетрудно представить, что произойдет, если Кремль вдруг решит объявить "русский крестовый поход" — империя просто взорвется изнутри. И довольно быстро.

Поэтому лозунг "Россия для русских!", как бы ни казался он Кремлю соблазнителен, абсолютно ему противопоказан.

Что же в итоге остается?

Остается предложить обществу замаскированный русский национализм под названием "евразийство". И вот спустя несколько месяцев после событий на Болотной Владимир Путин провозглашает курс на евразийскую интеграцию и создание Евро-Азиатского Союза, в который должны войти Россия, Белоруссия, Казахстан, а в перспективе – и другие азиатские государства. По сути, речь идет о переформатировании старой идеи "семьи народов" во главе с русским народом как "старшим братом". Только на этот раз русско-имперская идея увенчана не коммунистической звездой, а православным крестом.

Но и здесь все не гладко! И дело не только в том, что даже в чисто дипломатическом плане эта идея начала буксовать еще толком не родившись, так как натолкнулась на вполне естественное сопротивление со стороны независимых государств, не желающих видеть в Москве "старшего брата". Дело еще и в том, что евразийская идеология очень плохо продается не только на международном, но и на внутрироссийском рынке.

Ведь эта идеология, так или иначе, ориентирована на державно-националистически настроенную часть русского общества. Но кто является основным "врагом" в глазах русских державников-националистов? Известно кто: азиаты и кавказцы. Во-первых, потому что "понаехали", "отбирают рабочие места", "плохо себя ведут", "не говорят по-русски", "не уважают нашу культуру" и т.д. Во-вторых, потому что на Кавказ уходят огромные деньги из бюджета РФ, а это вызывает особую зависть и ненависть. Одним словом, именно те, с кем евразийская идеология предписывает "братски дружить", — азиаты и мусульмане — являются главным объектом ненависти со стороны русских державников-националистов. То есть тех, к кому идеология евразийства, в первую очередь, обращена.

Более того, при всей их антилиберальности, нетолерантности и агрессивности, современные русские националисты – это хорошо видно по их риторике – хотят, тем не менее, жить "как в Европе" (другое дело, что европейскую жизнь они понимают весьма превратно – как "рай только для белых"), а отнюдь не "как в Азии". И потому любые призывы "повернуться лицом к Азии" воспринимают в штыки.

Таким образом, Кремль во главе с Путиным остается без внятной авторитарной идеи. Есть лишь глухие намеки на русский национализм, укутанный в евразийскую паранджу, — вперемежку с рваными лоскутами дежурной демократической риторики. Столь странные и стыдливые пропагандистские одежды, которые скрывают от общества идейное лицо власти, обрекают весь проект "нового путинского курса" на провал. Профанация террора не столько пугает, сколько злит. Как, например, фейковая "борьба с коррупцией" и переливанием прокисшего чиновничьего вина из старых мехов "Единой России" в торжественно обновленные меха "Национального фронта". Террор "внизу" ("борьба за дисциплину и нравственность") также вызывает все более заметный социальный ропот против идиотских законов, заставляющих предположить, что в Кремле "у кого-то явно крыша поехала".

Таким образом, какие бы новые этапы нынешней "спецоперации" по профилактическому усмирению народа нас ни ждали, уже сейчас можно предсказать, что их результат будет совсем не таким, как рассчитывают в Кремле. В тот момент, когда народ и вправду поймет, что его не только обманывают и обворовывают, но еще и постоянно одергивают, "учат жизни", одним словом, не дают спокойно жить, — он попросту повторит то, что уже проделал в 1991 году.

Путин может сколько угодно утешать себя мыслью о том, что, в отличие от Горбачева, он не даст "болтунам" спровоцировать народ на революционную свистопляску. Времена меняются. И сегодня для того, чтобы поддержать гласность и брожение умов, уже не нужен Горбачев. Вместо него есть Интернет. И есть новое поколение граждан, которое хотя и не научилось еще быть свободным, но уже отвыкло бояться. И потому будущее принадлежит не Путину и его команде постсоветских политдинозавров. Оно принадлежит тем, кого Кремль сегодня так бесполезно, зло и ненужно пытается "наказать и поставить в угол".

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/04/20/1119427.html

Какая историческая память нам полезна?
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/04/27/1123208.html
Росбалт, 27/04/2013 10:14
http://img.rosbalt.ru/photobank/2/8/...TQX3vq-234.jpg
Встречу "Зенита" с "Атлетико" покажут в прямом эфире во всем мире
Какая историческая память нам полезна?

Активные усилия Кремля по насаждению "правильной" исторической памяти вряд ли найдут понимание в поляризованном обществе — по улицам двух столиц до сих пор ездят автобусы то со Сталиным, то с Маннергеймом. Так какая же историческая память сегодня политически актуальна и общественно полезна — "державная" или "антидержавная"?

Казалось бы, о чем спор: историческая правда всегда полезна, а разного рода псевдоисторические выдумки и мифы – вредны и опасны. Так-то оно так. Но ведь на одну и ту же правду можно смотреть по-разному. И именно от идеологического угла зрения будет зависеть оказываемый на общество эффект.

Что такое польза? Для меня ответ на этот вопрос очевиден. В начале XXI века перспективность той или иной политической идеи зависит от ее способности гарантировать успешное развитие в условиях глобально-либеральной современности. И если принять этот тезис как данность, то тут же становится ясно, что жизнеспособность и полезность русской государственнической идеи (российского консерватизма), которую нам уже который год подряд старательно навязывает власть, вызывает серьезные сомнения.

Дело в том, что русская национальная традиция последних 500 лет неразрывно связана с имперской системой государственного устройства. Россия с самого начала формировалась как часть Золотой Орды (империи монголов), а затем стала ее исторической преемницей.

Именно в результате завоевания Москвой соседних восточно-славянских государств (Великого Новгорода, Твери, Нижнего Новгорода, Рязани, Пскова, Вятки, Смоленска и др.) возник феномен "русской имперской нации" — созданный "сверху" конструкт, тесно связанный с самодержавным имперским фундаментом и полностью зависящий от прочности этого основания. Все элементы и структуры русской национальной жизни прочно интегрированы в имперский контекст и неотделимы от него.

В то же время, жестко централистский, тотально-административный тип государства находится в оппозиции глобально-либеральному вектору развития общества. То есть прямо противоречит перспективе успешной интеграции страны в современный мир. Таким образом, консервация имперского фундамента русской национальной традиции несовместима с успешным развитием российского общества.

Однако это вовсе не означает, что сегодня бесполезны вообще любая историческая память и любой политический консерватизм. Консервативный проект вполне может быть успешен и, главное, полезен, если он создается в рамках региональной, а не общероссийской парадигмы.

Иными словами, для модернизации регионов, из которых сегодня состоит Российская Федерация, полезной может быть политическая концептуализация памяти о домосковском (доимперском, дороссийском) прошлом этих земель и этносов. Каждый исторический регион в этом случае должен вспомнить о своей прошлой "локальной свободе", дабы утвердить в настоящем и будущем свое региональное (локальное) достоинство – local dignity.

Еще революционеры-освободители начала XIX века – декабристы — противопоставляли культу Российской империи культ Новгородской республики. Во второй половине XIX века "сибирские областники" также говорили о независимом прошлом и будущем Сибири.

Таким образом, если увидеть в основанном на актуализированной исторической памяти "русском" (а точнее, пост-русском) консерватизме комплекс региональных идеологий — такой консерватизм имеет будущее.

И сегодня эти идеологии стихийно "прорастают" в русскоязычных регионах, несмотря на мощное историко-пропагандистское давление со стороны имперского центра. Во многих столицах древних земель, которые когда-то были процветающими независимыми государствами (и которые давно уже пребывают в статусе более или менее захолустных российских провинций), стоят памятники. Они посвящены наиболее ярким региональным лидерам домосковского прошлого. Именно с ними связаны самые светлые воспоминания этих городов и территорий о своей славной истории, которая в свое время была убита насильственным присоединением к постордынской московской державе.

В Твери стоит памятник великому князю Михаилу Ярославичу — смертельному врагу московской династии. Князь Юрий Данилович (старший брат Ивана Калиты), жаждавший навсегда отобрать у Михаила ярлык на Великое Владимирское княжение, оговорил тверского князя перед ордынским ханом Узбеком. Михаила Ярославича заковали в колодки, после чего князь Юрий натравил на него специально приведенных киллеров.

В Рязани на центральной площади стоит бронзовое изваяние последнего независимого рязанского политика — великого князя Олега Ивановича. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы сохранить независимость родного княжества, обороняясь от могучих агрессоров-соседей и порой умело маневрируя между ними. В 1380 году, например, Олег Рязанский был союзником Мамая, а не Дмитрия (будущего Донского), и не принял участия в Куликовской битве на стороне татар лишь потому, что она состоялась вдали от Рязани.

В Пскове планируют увековечить память Довмонта — литовского князя, перешедшего на службу к псковичам, на протяжении трех с лишним десятилетий охранявшего независимость этой городской республики и ставшего в итоге ее символом. Сразиться против москвичей Довмонту, правда, не довелось — о московском княжестве в ту дальнюю пору еще мало кто слыхал. Воевать приходилось по большей части с литовцами, ливонцами и датчанами. И делал это князь Довмонт, к слову, с куда большим военным размахом и блеском, чем предок будущей великокняжеско-царской московской династии Александр Невский. Одна только Раковорская битва, в которой отличился Довмонт, по своим масштабам и последствиям многократно превосходила Ледовое побоище. А таких побед у Довмонта была не одна.

В 1510 году Псков, бывший в ту пору одним из крупнейших торговых городов Европы, постигла трагическая судьба: он был, по сути, насильственно присоединен к Москве, его элита была подвергнута фактическому геноциду — тотальному ограблению и выселению, а сам город попросту исчез как локальная средневековая цивилизация. (Незадолго до того – в 1471-1478 гг. — аналогичная судьба постигла Великий Новгород, который подвергся разорительному и кровопролитному московскому завоеванию). В дальнейшем Псков постепенно стал тем, чем он является сейчас — одним из самых мелких и депрессивных российских областных центров… И, тем не менее, псковичи стремятся воскресить память о своей былой славе и независимости.

А вот Великий Новгород – наиболее серьезный цивилизационный противник Москвы — как ни странно, до сих пор так не нашел в себе мужества, чтобы достойно увековечить память об утраченной свободе. Вместо памятника посаднице Марфе Борецкой, которая стала символом отчаянной борьбы Новгорода против московской агрессии, новгородцы решили поставить такую вот странноватую, на мой взгляд, (если не сказать страшноватую) скульптурку "купца Садко". Конечно, о вкусах не спорят. Но и я не о вкусах, в общем-то, речь веду, а об исторической памяти. Неужели, кроме сказочного Садко, гражданам Новгорода и вспомнить больше некого? Или просто надо подождать еще несколько лет, и в Новгороде появятся монументы и Марфе Посаднице, и Кирику Новгородцу, и ганзейским купцам, а быть может, и самому Якобу Делагарди? Последнему, к слову, давно пора поставить памятник и в Санкт-Петербурге, ибо именно этот шведский политик и военачальник в 1611 году основал город на Неве, на завоевание которого спустя почти 100 лет отправился Петр Первый…

Одним словом, политизированная историческая память, цель которой – соединить российское настоящее с московско-имперским прошлым, бесперспективна и вредна для России и ее граждан. В то же время региональные консерватизмы, а точнее, реформаторские проекты, опирающиеся на романтизированную память о великом прошлом различных российских земель, в том числе, конечно же, и национальных республик – полезны и будущны.

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/04/27/1123208.html

Требую от Мизулиной мастер-класса по ТВ!
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/06/11/1139849.html
Росбалт, 11/06/2013 22:19
http://img.rosbalt.ru/photobank/7/9/...KkWHCg-234.jpg
Фото Евгения Шабанова

Итак, пропаганда "нетрадиционных сексуальных отношений" — вне закона.

Но вот беда: кто ж скажет, где кончаются традиционные отношения и начинаются нетрадиционные?

А вот кто скажет! Автор принятого законопроекта — Депутат Мизулина. "Под традиционными мы понимаем отношения мужчины и женщины, — поясняет хранительница наших постельных устоев, — обеспечивающие непрерывную смену поколений, которые выступают условием сохранения и развития многонационального народа России".

Так. Значит, если отношения с мужчиной и женщиной направлены не на "развитие многонационального народа России", а, допустим, на развитие народа какой-нибудь Финляндии — это уже, стало быть, извращение?..

Или если, допустим, мужчина, так сказать, соединяется с женщиной не из любви ко всему многонациональному народу, а из "низменных", чисто эротических чувств — это что, тоже "типа содомия"?

Ну, хорошо. Сложили костер из контрацептивов и стали плодиться, аки мушки-дрозофилы.

Но через некоторое время – снова вопрос. Что делать, если дама, так сказать, еще вполне жаждет "традиционных сексуальных отношений", но по возрастным параметрам уже не может — при всем ее патриотическом горении — приумножать многонациональный российский народ? Думаю, для таких дам окажется неприятным откровением тот факт, что, следуя букве мизулинских разъяснений, секс с бесплодной женщиной также должен быть отнесен к категории "нетрадиционных сексуальных отношений" и подвергнут общественному остракизму.

И еще целая куча вопросов.

Оральный секс — это еще традиция или уже инновация? Если судить по великому и могучему русскому матерному — традиция, да еще какая! Однако "непрерывную смену поколений" таким путем точно не наладишь.

Одним словом, единственный способ сделать так, чтобы новый думский закон реально заработал, а не лег бы на полку очередным памятником депутатской неспособности к традиционным законодательным отношениям, — снабдить его видеоприложением.

А поскольку, похоже, никто в России (да и в целом свете), кроме Елены Мизулиной, не сможет наглядно рассказать и главное, показать, что такое традиционный российский секс, то к ней за этим пособием и следует обратиться.

Думаю, все люди доброй воли согласятся со мной, что нравственный долг бесстрашного полового реформатора Елены Мизулиной — дать общенародный секс-мастер-класс по ТВ. В прямом, само собой, эфире. И сразу же ответить на вопросы, которых, я уверен, будет множество. Возможно, эту программу придется сделать постоянной. И закрыть, наконец, давно уже всем надоевший Дом-2.

Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/06/11/1139849.html

Кому нужен Неуловимый Джо?
 

http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/07/12/1152285.html
Росбалт, 12/07/2013 21:05
http://img.rosbalt.ru/photobank/5/2/...hL7wtF-234.jpg
Фото Надежды Красновой

Начну, пожалуй, сразу с вывода, ради которого и решил написать этот текст: в демократическом государстве не должно быть спецслужб. А точнее, чем больше в стране профессиональных стукачей и тайных палачей, тем меньше в ней демократии. Ибо все, что существует в тайне от граждан и в то же время по факту властвует над ними, существует не по праву. По закону, но не по праву. Законы, как известно, бывают неправовыми — драконовскими, расовыми, Линча, джунглей еtc. Законы, на основании которых работают все спецслужбы во всех странах мира, также являются неправовыми.

Проще всего это увидеть на примере разворачивающейся ныне на глазах у всего мира драмы Эдварда Сноудена, рискующей перерасти в трагедию. Суть коллизии проста.

Есть права человека вообще и права граждан США, в частности, которые грубо нарушило американское правительство в лице NSA (Агентства национальной безопасности — АНБ), установившее слежку за электронными коммуникациями частных лиц по всему миру.

И есть законы США, на основании которых живут и процветают ЦРУ, АНБ и прочие конторы и программы, регулярно нарушающие права человека, лежащие, в свою очередь, в основе конституций любых демократических государств и официально признаваемые "высшей ценностью", защите которой должна быть подчинена вся государственная деятельность.

В итоге возникает коллизия в духе театра абсурда. Эдвард Сноуден как бы говорит людям: "Государство, которое существует на ваши деньги и по вашей воле, и которое обязано защищать ваши права, грубо их нарушает. А заодно — и права миллионов людей в других странах. Вот вам достоверная информация, которую я похитил у правонарушителей и предал гласности! Воспользуйтесь ей, люди! Объедините усилия и укротите спецслужебного Левиафана! Раздавите гадину, мешающую вам жить!".

Если смотреть на это дело с точки зрения права, перед нами – бесспорный подвиг во имя блага человечества в целом и каждого человека в отдельности. И этого героя надо всячески поддержать и прославить.

Но если взглянуть на эту же ситуацию с позиций "шпионского законодательства", то перед нами – опасный преступник. И его, разумеется, надо немедленно посадить. Лучше всего – сразу в газовую камеру. Чтобы другим неповадно было геройствовать!

И вот здесь начинается самое парадоксальное. Ни одна реальная политическая сила в мире не встала сегодня на сторону права. Даже те государства, за гражданами которых АНБ осуществляла массовую противозаконную слежку. Большинство решительно отвернулись от Сноудена.

Но не все. Кое-кто остался на его стороне. Во-первых, те немногие, кого респектабельная пресса презрительно именует "левыми маргиналами" и "анархистами", и кто в реальности ничем существенным помочь Сноудену не может. Во-вторых, несколько государств, которые – по разным причинам – просто хотят демонстративно насолить Америке, а вовсе не защитить "священные неприкосновенные права человека". Как правило, это страны, в которых с правами человека и демократией намного хуже, чем в США — например, Венесуэла или Россия.

С современными государствами и их правительствами, в общем, все понятно. Они – неважно, демократические или авторитарные, доверительно подлизывающиеся к США или злобно покусывающие их высокий спецназовский ботинок – оторваны от общества и давно уже витают в ядовитых облаках Realpolitik, в которых сиюминутная прагматика глобальных расчетов и выгод напрочь вытеснила высокие принципы и вообще всякие приличия.

Но почему за Сноудена не вступаются те, ради кого он совершил свой рискованный и мужественный поступок, – т.н. обычные люди? Почему большинство граждан США (чьи права были нарушены американскими спецслужбами в первую очередь) сегодня либо резко осуждают Сноудена (38%), либо колеблются (29%), и лишь треть уверена в том, что экс-сотрудник NSA, разоблачивший правонарушения своих работодателей, поступил правильно? Почему вполне независимые американские политологи и публицисты не столько критикуют позицию Сноудена по существу, сколько с плохо скрываемой ненавистью "переходят на личности", выплескивая на него обвинения в наивности, малообразованности, неумении быть прагматиком, неудачливости, "большевизме" etc.?

Ответ очевиден. Потому что эффект "стокгольмского синдрома" — универсален. Он работает не только в случае, когда террористы захватывают самолет с заложниками, но и когда правительства под предлогом борьбы с терроризмом "захватывают" собственных граждан и удерживают их в антиправовом повиновении под страхом репрессий. И спецслужбы здесь – важнейший инструмент торжества силы над правом; авторитарных законов – над всеми формально провозглашенными правами и конституциями.

Поэтому чем больше чрезвычайщины, шпионажа и "служебной безопасности" в той или иной стране – тем меньше в ней свободы, человеческого достоинства и безопасности гражданской. Например, построенная на "опричном" фундаменте Россия, в которой по сей день гэбэшные метастазы выполняют функции головного мозга, позвоночника, сердца и всех прочих внутренних органов, на несколько порядков менее гражданственна и демократична и более подвержена шпиономании, "охоте на ведьм" и репрессиям, чем изначально демократичные и федералистские США. Тем не менее, оба этих государства оказываются одинаково заточенными на то, чтобы тайно узурпировать права граждан… Дельфин, конечно, не акула. Но силуэт – очень схож. И оба – хищники…

А это значит, что для развития в политическом организме такой антиправовой опухоли, как тайная полиция, имеет значение не только авторитарная модель власти (которой в США нет). Не менее важным фактором оказывается размер государства с его прямыми производными: оторванным от общественного контроля и самодостаточным, а потому тяготеющим к узурпации прав человека бюрократическим аппаратом; замкнутыми и варящимися в собственном антиправовом соку "политическими элитами"; антиправовыми же, по своей сути, военно-геополитическими амбициями и т.д.

Однако о связи между синдромом великодержавности и шпиономанской хворью – чуть позже. А сейчас поспешу ответить на вопросы, которые, уверен, уже накопились у некоторых из тех, кто решил прочесть этот текст.

"А как же без спецслужб? Кто же тогда предотвратит войны и теракты? Кто защитит нас от внезапной агрессии извне и изнутри? Кто снабдит правительство информацией, которой оно затем сможет воспользоваться во спасение и благо всех нас?"… И т.д.

Отвечу сразу: кто угодно – политики, гражданское общество, герои-одиночки, полиция, военные — но только не спецслужбы. Дело в том, что "тайная полиция" и "тайные угрозы" — две стороны одной и той же фальшивой медали. Спецслужбы существуют только потому, что существуют угрозы, с которыми они борются и которые на самом деле никогда не устранят, да и не стремятся устранить. Ибо если вдруг исчезнет, допустим, "угроза терроризма" или "угроза внезапной войны" — исчезнет и надобность в опутавшем общество паутиной страха и тотальной прослушки "аппарате спецслужб".

В истории нет ни одного примера, когда спецслужбам удалось успешно решить хотя бы одну из тех задач, которые, вроде бы, ставит перед ними общество, зазомбированное страхом и трепетом.

Спецслужбы могут до бесконечности ловить и "мочить в сортире" террористов. Но на место убитых боевиков тут же приходят новые. И мокрушно-сортирное дело возобновляется с прежней силой. И безысходностью… Ибо в основе любого затяжного террора – политические, а отнюдь не полицейские причины. Террористы рискуют и жертвуют жизнью – своей и других людей – потому, что в обществе есть проблемы, которые политически не урегулированы, и которые наиболее радикально настроенные оппоненты существующей системы сублимируют в террористический экстаз. История много раз подтверждала: как только политики брали на себя ответственность за принятие радикальных, но верных политических решений, террор довольно быстро сходил на нет.

Так произошло, когда премьер-министр Российской империи Петр Столыпин смог добиться того, чтобы в стране заработала Государственная дума и возник феномен хотя и ограниченной, но все же свободы слова и политической жизни. Именно это, а не азефовщина и прочие тайно-полицейские спецоперации и провокации тех лет, привело к тому, что общество в целом перестало сочувствовать террористам, и приток молодых людей с воспаленным сознанием и взором в их ряды вскоре иссяк.

Так же случилось и когда президент Франции де Голль решил остановить войну в Алжире. И хотя против него повела борьбу целая тайная военно-террористическая организация – ОАС – довольно быстро не только сама война, но и антифранцузский террор арабов, и агрессивные вылазки ультра-правых канули в небытие.

Ясно, что баскский, ирландский, корсиканский, тамильский, чеченский и т.д. террор иссякнут не тогда, когда спецслужбы отловят "последнего террориста", а когда политики примут некие разумные решения, лишающие террор всякого политического смысла. Я вовсе не "оправдываю террор". Просто констатирую факт: спецслужбы – не панацея и не заменитель разумной политики.

Более того, история знает массу примеров, когда вмешательство спецслужб в политику вредило государству, частью которого они являлись.

Можно вспомнить историю с афганской авантюрой, рожденной противоборством между разведслужбами советской армии и КГБ, спланированной и спровоцированной ведомством Юрия Андропова. А ведь не секрет, что именно война в Афганистане стала одним из факторов мощнейшего морального, а затем и политического кризиса, который в итоге обрушил Советский Союз.

И дело не только в ошибках и просчетах отдельно взятых обер-шпионов, а в изначально изломанной, "не человеческой" философии работы спецслужб, основанной на презумпции подлости и глупости. Однако, во-первых, среди людей встречаются не только агрессивные дебилы, но также романтики и идеалисты, а во-вторых, работники спецслужб – тоже не ангелы и не дьяволы, а обычные люди. И потому спецслужбистам точно так же свойственно быть агрессивными идиотами, как и всем прочим. С той только разницей, что идиотизм "всех прочих" — на виду и может быть сравнительно быстро скорректирован, а идиотизм спецслужб – не виден и потому более вирулентен.

В итоге в странах, где культура спецслужб разрастается до неимоверных размеров, возникает своего рода синдром, который условно можно было бы назвать "шпионской болезнью Паркинсона" — когда мультипликация тайной агентуры не улучшает, а ухудшает информированность правительства о реальности, погружая его в паранойяльный мир доносов и шифрограмм. Ибо все они одновременно вызывают "и доверие, и недоверие, и требуют перепроверки, и т.д.". Особенно наглядно абсурдность такой ситуации видна, когда речь идет не о войнах с "внутренними врагами" (которых, если что, можно просто обратить в лагерную пыль), а об обеспечении внешней безопасности страны — что и является главной задачей спецслужб.

Яркий пример – ситуация накануне Второй мировой войны. У Сталина скопилось такое количество противоречивых донесений, что он до последнего момента так и не мог решить, кому же верить – тем, кто говорит, что война неизбежна и начнется 22 июня 1941 года, или тем, кто подкреплял его гипотезу о том, что немцы ни в коем случае не повторят ошибку 1914 года и не станут воевать на два фронта. Одним словом, "слишком успешная" работа советской разведки никак не помогла Сталину принять верное решение накануне войны. А вот у Гитлера, напротив, был дефицит шпионской информации о Советском Союзе. Он даже не знал, каким колоссальным численным перевесом в технике обладает Красная армия (по некоторым позициям в 5-10 раз) – и потому напал. И довольно быстро этот перевес — к своему собственному удивлению — ликвидировал. Проиграл же он в итоге не потому, что не имел нужных донесений, а потому, что не послушался умных генералов, не вписался в сроки и завяз под Москвой. При этом генералы оперировали вполне очевидными аргументами и фактами, а отнюдь не тайными шифрограммами.

"Сведения, которые добывали шпионы, решающей роли в обеспечении безопасности той или иной страны в новейшей истории не играли, — говорит петербургский военный историк и писатель Вячеслав Красиков. — Успехи разведки — это, главным образом, украденные планы крепостей — расположение батарей, минных полей, сведения о гарнизонах и запасах продовольствия, боеприпасах. Реже выкрадывали планы развертывания войск на случай войн с соседями. Из "глобальных достижений" современности — сведения, добытые американцами у Олега Пеньковского о советском ракетно-ядерном потенциале. Однако этими сведениями американцы практически (и слава богу!) не воспользовались, не попытались развязать превентивную войну, пока СССР еще не был способен дать Америке симметричный ядерный ответ. У советской разведки главное достижение — воровство секрета атомной бомбы. Но разве это событие, стоившее жизни двум идеалистам — супругам Розенберг, предотвратило войну с США? Кроме того, надо иметь в виду, что шпионы, за редчайшим исключением – "мелкие сошки", не имеющие прямого доступа к первым лицам. Но именно эти последние, в конечном счете, и принимают все роковые решения. Притом зачастую очень оперативно и в очень узком кругу. Утечка такой информации, как правило, совершенно исключена".

Одним словом, независимо от того, какие сведения добывала или не добывала разведка, холодная война не переросла в третью мировую не благодаря Джеймсам Бондам и послевоенным Штирлицам, а просто потому, что в те годы никто не хотел атомной войны – ни страны, ни народы.

Выходит, спецслужбы, по большому счету, не нужны ни для внутренней безопасности, ни особо для внешней. Они нужны, чтобы обезопасить власть от собственных граждан. Чтобы максимально пролонгировать внутриполитический status quo, позволив уже устоявшимся и окопавшимся элитам удержать достигнутые рубежи счастья, именуемые "социальной стабильностью", как можно дольше. По сути, мы имеем дело с органами не общественной, а властной безопасности. И это справедливо как для путинской Росии, так и для обамовских США, а равно для всех государств, где есть казенные подразделения "рыцарей плаща и кинжала".

Доказать этот тезис – проще простого. Дело в том, что спецслужбы существовали не везде и не всегда. В античных полисах, например, их не было. Конечно, у Афин, Спарты или Фив были осведомители и лазутчики, которые наблюдали за противником и передвижением его войск, а порой проникали и в его расположение в условиях уже начавшейся или готовящейся войны. Однако в небольших городах-государствах древней Греции не было никаких специальных подразделений по слежке за собственными гражданами.

Да, в Афинах были т.н. сикофанты ("доносчики фиг"). Но это были не госслужащие, а, так сказать, представители свободной профессии. Они занимались тем, что собирали компромат на сограждан и тащили их в суд. Порой по дороге "договаривались" и брали отступное за прекращение дела. При этом они рисковали. Ибо всякий сикофант, не получивший в свою пользу одной пятой части голосов судей, подвергался штрафу в 1000 драхм и лишался права на будущее возбуждать судебное преследование против кого-нибудь. Но даже эта, вполне, так сказать, правовая форма стукачества, вызывала бешенство афинян. Вот что говорил Демосфен: "Сикофант, …это собака демоса, которая тех, кого выдает за волков, не кусает, а наоборот, овец, которых будто бы защищает, сама пожирает. Его ум не направлен ни на одно доброе государственное дело. Сикофант не занимается ни искусством, ни земледелием, ни ремеслом, ни с кем не вступает в дружественное общение. Он ходит по площади, как ехидна или скорпион, подняв жало, устремляясь то туда, то сюда, высматривая, кому бы причинить беду, поношение, зло и, нагнав на него страх, взять с него денег … Он ходит, окруженный тем, чем окружены нечестивые в Аиде, как их рисуют живописцы, — проклятием, руганью, завистью, раздором, враждой". В конце концов, а Афинах был издан закон, запрещающий ремесло доносительства. Но на практике сикофанты, конечно же, продолжили существовать.

Однако если бы какому-нибудь архонту или стратегу пришло в голову создать целое "секретно-служебное" ведомство, его бы немедленно отстранили от должности. А то и подвергли остракизму или предали суду. Ибо это нонсенс — когда выбранная народом власть начинает за этим самым народом тайно следить.

В начале XX века, когда на фронтах Первой мировой стали применять химическое оружие, многим казалось, что теперь это – навсегда. И, уверен, тогдашние идеологи Realpolitik выстраивали все свои расчеты "с поправкой на иприт". Однако правительства все же одумались — в 1925 году был подписан "Протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств". И это сработало: в ходе Второй мировой войны ни одна из сторон не нарушила Женевскую конвенцию.

Этот пример обнадеживает. Вполне возможно, люди осознают, что спецслужбы приносят "намного больше вреда, чем пользы" (как говорит Сноуден), и тогда государства подпишут Конвенцию о всеобщем запрете на тайную слежку. И будут ее соблюдать.

А до тех пор, пока этого не произошло, человечество, увы, будет продолжать жадно поглощать сериалы про отважных шпионов, извиваться в пароксизмах "стокгольмского синдрома", сидя при этом по подбородок в политических нечистотах Realpolitik и раздражаясь на "недобитых романтиков", которые, подобно Эварду Сноудену, Брэдли Меннингу и Джулиану Асанжу, имеют наглость "гнать волну"…
Подробнее: http://www.rosbalt.ru/blogs/2013/07/12/1152285.html