https://um.plus/2016/04/01/informaci...recept-pobedy/
01.04.2016
Пресс-секретарь Президента РФ Дмитрий Песков недавно выступил с заявлением о том, что англосаксонские СМИ собираются развязать против России информационную войну, проплаченные журналисты готовят некий клеветнический вброс против нашей страны и ее лидера. Очевидно, что время до 2018 года будет нелегким, объявленная информвойна против России будет продолжаться.
Сейчас некоторые мои коллеги пишут, что высокий рейтинг главы государства объясняется преимущественно фактором возвращения Крыма. «Посткрымский консенсус», «крымское большинство» – все эти слова вошли в обиход. Кажется иногда, что в третий срок Путина ничего и не было, кроме украинской истории и Русской весны. Что и говорить, после 18 марта 2014 года рейтинг Путина взлетел до небес и достиг своих рекордных высот. Но не будем забывать, что с марта 2012 по март 2014 года прошло два года, и за эти годы, когда еще никто не мог даже предсказать Русскую весну, рейтинг главы государства неуклонно возрастал, хотя, может не в геометрической прогрессии, но довольно определенно и внушительно.
А начиналось то вообще все не очень хорошо. Перед декабрьскими выборами 2011 года рейтинг Путина, тогда еще премьер-министра, стал явно снижаться, достигнув, кажется, 40 с лишним процентов. Было заметно, что агрессивная кампания против «Единой России» – «партии жуликов и воров» – рикошетом бьет и по ее формальному лидеру, тем более что к этой кампании вынуждены были примкнуть и спикеры так наз. системной оппозиции. Было также ясно, что сентябрьскую рокировку на съезде «Единой России» не принял московский средний класс. Наконец, массовые выступления москвичей с протестом против итогов декабрьских выборов – казалось, они должны были воскресить в памяти митинги и массовые шествия весны 1991 года, после которых популярность Горбачева резко сошла на нет. Эта невольная ассоциация не радовала.
Итак, третий срок Путина начался в очень и очень сложной обстановке, и на носу не было никакого Крыма, который мог бы позволить главе государства завоевать любовь и признание свыше 80 % населения. А была целая серия самых неприятных скандалов, типа дела Pussy Riot, которые прямо подрывали авторитет таких консервативных институтов, как Русская православная церковь, и опять же косвенно ударяли и по лидеру страны. А еще вспомним малопопулярную (согласно соцопросам) Думу, ослабленное после ухода путинских тяжеловесов правительство и, наконец, озлобленную против власти медиакратию, которая получила возможность говорить все возможные гадости.
В общем, «плюсов» не было почти никаких, «минусов» очень и очень много, никакого Крыма не светило, а информвойна, между тем, была блестяще выиграна. За два года рейтинг главы государства вырос до прежних показателей, оппозиция была маргинализована и частично даже приручена, международный престиж российской власти к декабрю 2013 года был высок как никогда. В декабре 2013 на встрече с журналистами (той самой, после которой Путин объявил о помиловании Ходорковского) глава государства не получил ни одного острого вопроса, и возникло ощущение, что Фронда 2011 года окончательно разгромлена.
Что явилось причиной этой неожиданной победы в информвойне? Почему тогда лоялисты победили, хотя их успех был отнюдь не гарантирован? Это нам важно понять сегодня, перед новым раундом боевых действий.
У этого успеха были, на мой взгляд, две причины, два взаимосвязанных фактора.
Первый был обусловлен новой динамикой во внешней и внутренней политике государства. Вернулись не только прямые губернаторские выборы, вернулась реальная конкуренция на этих выборах, что со всей наглядностью было продемонстрировано в Москве, где кандидат от оппозиции Алексей Навальный имел возможность набрать свои 27 %. Вернулась многопартийность. Власть больше не держалась за одну партию, требуя от нее побед во всех регионах и на всех местных выборах, победа коммунистов в каком-либо регионе перестала считаться политическим скандалом. Независимые люди, типа Евгения Ройзмана в Екатеринбурге или Галины Ширшиной в Петрозаводске, смогли одолеть на выборах сторонников действующих губернаторов. Началось обсуждение перспектив эволюции российской политической системы, к чему призвал, кстати, сам будущий глава государства на встрече с политологами в январе 2012 года. Разумеется, либеральная оппозиция ничего этого не замечала и только орала в один голос, что на страну надвигается сталинизм. Но в это, надо признать, уже никому не верилось. Реальность свидетельствовала об обратном.
Во внешней политике дело обстояло еще лучше. США потрясали постоянные скандалы: то Сноуден что-то сообщит нехорошее о прослушках Ангелы Меркель, то Wikileaks опубликует очередное разоблачение. И пока ЦРУ за спиной Обамы устраивало очередную бойню в какой-нибудь ближневосточной стране, Путин и Лавров спасали мир в Сирии блестящей внешнеполитической инициативой, вызывающей рукоплескания людей, как говорили в СССР, «доброй воли» и скрежет зубов «акул империализма». А наша оппозиция по-прежнему продолжала проклинать все и вся и предсказывать сталинизм.
Имидж России за два года был не просто восстановлен, он был практически создан заново. При всех понятных сложностях и трудностях, экономических в первую очередь. Имидж Путина был поднят на новую высоту. И этому не помешали неприятные обстоятельства его личной жизни, в частности, сообщение о его разводе. Кажется, даже наоборот.
Но был и другой важный фактор победы лоялистов за эти два года. И о нем тоже не следует забывать сегодня. Прежняя система управления информационной политикой была серьезно деформирована в эти годы. И это оказалось безусловным благом. На страницах ультра-лояльных изданий я и мои коллеги могли писать практически чего хотели, не обращая внимания ни на какую конъюнктуру. Мы все поддерживали Путина, но это не означало, что мы поддерживали все, что делает власть.
Я открыто высказывался против дела Пусси Райот, говорил о необходимости эволюции политической системы к парламентаризму и без большого энтузиазма писал о нашей дружбе с Виктором Януковичем, предсказывая, что может из нее последовать. Одни мои тогдашние коллеги говорили о необходимости «правых» реформ, другие настаивали на «левых». Мы составляли то самое «сложное большинство», которое только и могло противостоять однородному в своей звериной ненависти к режиму, «тоталитарному» меньшинству, явно управляемому талантливыми дирижерами.
Мне кажется, это было важное обстоятельство нашей победы. Лоялисты образовали тогда то самое «multitude» (множество), о котором писали левые теоретики Майкл Хард и Антонио Негри как об образе нашего «сложного общества». Только «multitude» и может утвердить свой успех этом «сложном» обществе с массой разнородных интересов и ценностных предпочтений. Стоит редуцировать это «multitude» до простоты и однообразия, до того состояния, когда разные люди в разных СМИ будут говорить один и тот же плохо заученный текст, все «плюсы» немедленно обратятся в «минусы», все преимущества самой прекрасной политики немедленно окажутся утраченными. В любой информационной войне сегодня побеждает не большинство, не одноголосие, побеждает полифония, побеждает «сложный» человек. Тот, кем «сложно» управлять, кого нужно не заглушить криком, но ввести особой партией в общий оркестр.
Потому что именно ему и верят. Верят тому, кто чуть промедлил с ответом, выискивая нужное и правильное слово, кто допустил частичную правоту оппонента в остром с ним споре, кто не ответил на возражения заранее отрепетированными ругательствами. А вот тем, кто вещает везде одно и то же и уж точно тем, кто боится сказать что-нибудь лишнее, вот им никто не верит. И боюсь, что в будущей информационной войне с англосаксами именно они то и окажутся бесполезны.