Наше несчастье
Печать за последнее время весьма часто касалась бедственного положения русских финансов, причем почти неизменно шел печальный припев:
— Налоги совершенно не поступают, решительно никто ничего не хочет платить!
Известными налогами обложены только имущие классы, ибо с неимущих мудрено что-либо получить. Бедняки не обложены у нас ни подоходным, ни квартирным, ни иными налогами. Таким образом, в освещении печати дело имело такой вид, что имущие не хотят помочь даже и грошем находящемуся в катастрофическом состоянии государству, прекратив уплату каких бы то ни было налогов. Но вот, на этих днях, в заседании экономического совета лицо официальное, директор департамента государственного казначейства г. Дементьев сообщил весьма интересные цифры поступления наших доходов, и цифры эти в корне опровергают все утверждения печати, сваливавшей по незнанию всю вину нашей финансовой разрухи с больной головы на здоровую. Оказывается, виновников этой разрухи следует искать совсем не там, где указывает печать.
По истине, Россия страна необычайных возможностей! Кто бы мог поверить, что при современной разрухе жизни, разрухе транспорта и продовольствия, гибели многих фабричных предприятий и земельных хозяйств, воцарившихся на Руси беззаконии и бесправии, доходы государственного казначейства поступают в достаточной мере исправно и за пять месяцев текущего года их сумма равняется 1.665 миллионам рублей, причем в 1917 году их поступило на 258 миллионов более, чем в 1916 году, когда доходы поступали исключительно хорошо. Но этого мало. Министерство финансов надеется, что за весь текущий год, благодаря увеличению железнодорожных тарифов, подоходному налогу, увеличению налога на табак, росту прибылей государственного банка и т.п., поступить 5.400 миллионов доходов, против 4.000 миллионов руб., поступивших в прошлом 1916 году. Увеличение это – колоссальное, по истине, небывалое увеличение.
Московские Ведомости
РАПСИ
Но если так, то почему же наша печать, а по справедливому замечанию одной из петроградских газет, и наши «революционные» министры, подрывая государственный кредит, на каждом шагу кричали, что «государственная казна – пуста», что «налогов никто не платит», и что мы стоим над бездной, на краю финансовой гибели! Если никто ничего не платит, откуда же взялись лишние 1.400 м. р. против поступлений минувшего года?
Очевидно, дело не в бездушии имущих хотя что-нибудь классов, а в чем-то другом. Классы эти вполне исправно взносят все суммы, причитающиеся с них отечеству, и если все же отечество стоит на краю финансового краха, то для краха этого следует поискать иных причин. Из сводки государственных расходов причины эти становятся совершенно ясными.
Наше несчастье не в малом поступлении доходов; наше несчастье — в отсутствии экономии, на которую власть наша беспричинно махнула рукой; наше несчастье в невероятном, беспримерном росте государственных расходов с первых же дней революции. Наше несчастье в том, что в наши дни только один ленивый не предъявляет непомерных требований к государственному сундуку, что воцарилась какая-то безумная эпидемия грабежа и нахрапа под угрозой забастовок и иными угрозами, и что чувство патриотизма сменил самый грубый, самый бесшабашный эгоизм.
Вот сравнительный рост наших расходов. Общая сумма государственных расходов общих и военных в 1914 году равнялась 5.000 м. р., в 1915 году — около 12.000 м. р., в 1916 году – около 18.000 м. р., а в текущем 1917 году она делает грандиозный скачок до суммы не менее 30.000 м. рублей. Чем же вызван этот грандиозный скачек? Единственно непомерными требованиями, предъявленными к государству. Возьмем одну маленькую деталь из хаоса требований. Весь расход на выдачу пайков солдатским женам за 2,5 года войны составил два миллиарда, в 1917 году (за один год!) на это по новым расценкам должно быть израсходовано уже до трех миллиардов, а если держаться совершенно невероятных расценок, предъявленных некоторыми сторонами, то придется израсходовать даже не три, а свыше одиннадцати миллиардов! Конечно, против увеличения пайка нельзя было бы сказать и слова осуждения, если бы положение солдаток было бедственно; жены защитников родины должны быть обеспечены государством. Но действительность говорит иное: ничего бедственного в положении солдаток нет. В деревне денег безмерно много, деревня совершенно обеспечена и даже не хочет ничего продавать городу, съедая и кур, и уток, и масло, и все остальное, что ранее составляло у ней предмет «вывоза». А в городе бедствуют единственно средние классы, но опять-таки не солдатские жены, ибо цены в городе на всякий физический труд страшно высоки, и порядочную, работящую прислугу за умеренную плату нельзя найти; все хотят брать громадное жалование и ровно ничего за него не делать. Значит, где же резоны для увеличения пайков до беспримерной и бессмысленной высоты? А что эта высота бессмысленна, ясно из следующего соображения: одиннадцать миллиардов, при одиннадцати миллионной армии дают на паек каждой солдатской жене или семье около 1.000 рублей в год. Скажите пожалуйста, сообразно ли это хоть с чем-нибудь, и может ли такой расход находиться в соответствии с доходами какого бы то ни было государства?
Далее. В какую область ни заглянешь, везде безмерное увеличение расходов при безмерном падении труда. Несмотря на полное расстройство работы железных дорог, расходы на них в текущем году возросли до 2.818 мил. руб., против 860 мил. руб. прошлого 1916 года; почтово-телеграфное ведомство при отчаянном ухудшении работы требует на себя 364 мил. руб., между тем, как еще недавно, только в 1913 году, бюджет его равнялся только 80 мил. рублей, и т.д.
Но кроме безмерного увеличения расходов по ведомствам, существовавшим в прежнее время, явились совершенно невероятные расходы на новые, не бывшие ранее известными, затеи с довольно проблематичной пользой для государства и, во всяком случае, до сих пор не умевшая выявить этой пользы. Так, например, на земельные комитеты, созданные министром земледелия, требуется расход в 140 миллионов, а на продовольственные комитеты — свыше 500 миллионов, то есть свыше полумиллиарда. Но улучшили ли эти съедающие 500 мил. комитеты снабжение нас продовольствием, уменьшили ли своевременностью закупок и заготовок стоимость продуктов питания сравнительно с прошлым годом? Ничуть. Цены на все растут, и к зиме, если не случится чуда, мы, по слухам, можем остаться без дров, без керосина, без хлеба. Такие «приятные» перспективы рисуют жителям даже товарищи министров, уверяя, например, что грядущей зимой москвичам, по всей вероятности, придется сидеть по своим квартирам в шубах и из всех комнат с грехом пополам отапливать только одну.
Но, в конце концов, где же спасение от нашего несчастья?
Увы! Никакие налоги, никакая государственная монополия, вроде предполагаемых монополий на торговлю чаем, сахаром, спичками, не могут дать тех миллиардов, которые стремятся урвать у казны вновь объявившиеся, наделенные такими широкими аппетитами, эгоисты. В нашем несчастии может помочь единственно всемерная экономия, да твердый окрик власти на всех этих, с позволения сказать, мародеров тыла, тянущихся к скудным государственным сбережениям:
— Руки прочь!
Вне этого нам, конечно, не дождаться спасения ни откуда.
(Московские ведомости)