Воскресенье, 08.05.2011 23:31
После того, как Судеты перешли к Германии, Гитлер намеревался полностью подчинить себе политику всей Чехословакии. Вот, что вспоминал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в книге «Размышления перед казнью», написанной им в камере Нюрнбергской тюрьмы, перед тем как приговор в отношении него был приведён в исполнение:
«Уже вскоре после Мюнхена мне стало ясно, что Гитлер, хотя и вполне довольный тем политическим успехом, которого он добился в отношении Англии, должен был всё же отказаться от стратегического решения чехословацкой проблемы. А потому он хотел либо договорными обязательствами, либо, если это не удастся, то и силой заставить Чехословакию пойти на военное сотрудничество с Великогерманским рейхом и стать зависимой»
Согласно Паулю Шмидту, Гитлер ненавидел чехов: - «чехи для Гитлера были как красная тряпка для быка». Вот как описывает Шмидт решающую встречу:
«Ранним утром рокового дня 15 марта 1939 года, который я лично считаю началом конца, Гитлер принял в Канцелярии доктора Гаха, президента Чехословакии (преемника Бенеша) и его премьер-министра Хвалковского для таинственной беседы, результатом которой стало сенсационное установление немецкого протектората над Богемией и Моравией....
...Гаха и Хвалковский сидели будто обратившись в камень, пока говорил Гитлер. Только по глазам было видно, что они живы. Должно быть, это был чрезвычайно тяжёлый удар - узнать из уст Гитлера, что их стране пришёл конец. Они выехали из Праги в надежде, что смогут переговорить с Гитлером, но ещё до того, как Гаха прошёл перед строем почётного караула на берлинском вокзале, посол Праги в Берлине сказал им, что немецкие войска пересекли границу в Остраве...
... «Вводу немецких войск нельзя воспрепятствовать, - сказал Гитлер. – Если вы хотите избежать кровопролития, лучше сразу же позвонить в Прагу и дать указания вашему министру обороны приказать чешским вооружённым силам не оказывать сопротивления». С этими словами Гитлер закончил разговор» ((Пауль Шмидт, «Переводчик Гитлера»)
ПАКТ МОЛОТОВА-РИББЕНТРОППА, 1939
«Проглотив» вслед за Австрией Чехословакию, убедившись, что и это ему сошло с рук, Гитлер устремил взгляд на Польшу. Он считал, что и на этот раз Англия и Франция не станут с ним воевать. Пауль Шмидт переводивший переговоры по польскому вопросу между Гитлером и министром иностранных дел Италии графом Чиано в Бергхофе приводит следующее высказывание Гитлера:
«Я непоколебимо убеждён, что ни Англия, ни Франция не вступят во всеобщую войну».
(Подобные высказывания Гитлера приводят и Кейтель, и Гудериан, и Типпельскирх.).
Однако, на этот раз Гитлер действовал осторожнее. Для успеха он решил заручиться советскими гарантиями о нейтралитете.
22 августа в Москву прибыла делегация немецкого МИДа во главе с Риббентропом.
Делегация провела в Москве 24 часа. За это время был подписан документ вошедший в историю под названием «Пакт Молотова-Риббентроппа».
Об этом соглашении написано очень много. Настолько много, что из его подписания в ряде случаев сделаны неправильные выводы. Многие авторы пытаются доказать дружеские отношения якобы существовавшие тогда между Германией и Советским Союзом, и обосновать таким образом общность их целей, союз с далеко-идущими планами. Такой подход не выдерживает никакой критики.
На самом деле подписан был не договор о дружбе и сотрудничестве, или обязательство поддержать друг друга в случае конфликта с третьей страной, как это порой преподносится, а всего лишь пакт о ненападении, один из множества подобных пактов между разными государствами, которые подписывались в те годы.
Что касается «договора о дружбе и границе», то он был подписан позже, уже после раздела Польши, 28 сентября, тоже в Москве, и фактически стал документальным оформлением достигнутых ранее договорённостей о зонах геополитических интересов, о которых речь шла в секретных приложениях к пакту.
И этот договор, как и пакт о ненападении был всего лишь игрой, в которой обе стороны имели свои собственные – не общие, а как раз направленные друг против друга цели.
В «Размышлениях перед казнью» Вильгельм Кейтель приводит свой разговор с Гитлером по поводу договора с Советским Союзом. Вот какого мнения сам Гитлер был об этом соглашении:
«...Сталин также как и он сам не станет больше соблюдать его, если положение изменится и предпосылки для того исчезнут. Ведь Сталин заключил этот договор для того, чтобы при разделе Польши обеспечить свою долю, а во-вторых, чтобы побудить нас к войне на Западе, рассчитывая, что мы там крепко вгрызёмся в землю и понесём тяжёлые кровавые жертвы. Этот выигрыш времени и израсходование нами своей силы Сталин хочет использовать против нас, чтобы тем легче поставить Германию на колени».
И Гитлер, и Сталин имели серьёзные мотивы для подписания пакта о ненападении. Само название - пакт о ненападении, предельно ясно характеризует совестско-германские отношения на тот момент. Друзья пакты о ненападении подписывать не станут. Что означает такой пакт? То, что каждая из сторон обещает другой стороне не нападать на неё в определённый момент. И ежу ясно, что речь идёт о врагах. И Гитлер, и Сталин прекрасно сознавали, что рано или поздно конфликта друг с другом им не миновать. Но для обоих этот пакт был тогда нужен как воздух.
Для Гитлера пакт был необходим для того, чтобы предотвратить советский удар в спину. Подписав пакт со Сталиным, который, как мы видели, в момент ввода германских войск в Чехословакию занял по отношению к Германии позицию гораздо более радикальную, нежели Чемберлен или Даладье, Гитлер мог спокойно оккупировать Польшу.
Что касается мотивов Сталина, то дежурные объяснения о том, что он выигрывал время для наращивания мощи Красной Армии, являются неполными. Дело в том, что Молотов не просто так поставил свою подпись под пактом.
Поскольку Гитлер торопился (важно помнить, что инициатива исходила от Берлина, а не от Москвы), то Советский Союз выставил серьёзные условия, и они были удовлетворены. По сути Германия и СССР разграничили сферы влияния.
К советской сфере интересов отходили Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия. Вдобавок СССР получал часть Польши (которая и так была обречена, ведь, если предположить, что Москва отказалась от подписания пакта, то Германия оккупировала бы всю Польшу), а, следовательно, значительно продвигал свои границы на запад, что сыграло важнейшую роль летом и осенью сорок первого.
Чтобы полностью осознать причины, определявшие настойчивую позицию советского руководства к продвижению на Запад, уместно будет привести выдержку из текста личного послания направленного Сталиным Черчиллю 18 июля 1941 года:
«Может быть не лишне будет сообщить Вам, что положение советских войск на фронте продолжает оставаться напряжённым. Результаты внезапного разрыва Гитлером пакта о ненападении и внезапного нападения на Советский Союз, создавшие для немецких войск выгодное положение, всё ещё сказываются на положении советских войск. Можно представить, что положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинёва, Львова, Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда». («Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг.»).
Чтобы ещё лучше понять, о чём идёт речь достаточно посмотреть на карту и вспомнить, за сколько километров до Москвы и Ленинграда удалось сдержать натиск немецких войск и представить, что было бы - не продвинь СССР в конце тридцатых свои границы на сотни километров к Западу.
Преимущества, полученные при подписании пакта Молотова - Риббенторопа, имели исключительно важное стратегическое значение для СССР, и его подписание было большим политическим призом и успехом советского руководства.
Разумеется, вопрос о разделе Польши – позволяет теоретически обвинять СССР в сговоре с Германией, но эти обвинения слишком оторваны от реалий, поскольку целью политики любого государства является обеспечение своей безопасности. В рамках этой цели и на тот конкретный период, с точки зрения военной политики, Москва действовала совершенно логичным образом – максимально отодвигала границы, и таким образом создавала стратегические буферные зоны на западе, и на северо-западе. Именно благодаря этим зонам, осенью 41-ого немецкие танковые клинья, не дотянулись до Москвы.
Разговоры о том, что "потеря Москвы не стала бы поражением", потому, что "Наполеон тоже брал Москву" – несерьёзны. В 1941 году Москва была крупнейшим коммуникационно-железнодорожным и оборонным узлом СССР, и его потеря могла изменить весь ход войны. Кроме того, осенью-зимой 41-ого, в сложившейся оперативной обстановке, Москва являлась психологическим оплотом и моральным рубежом всей советской обороны ("Отступать некуда, позади Москва!"), фактор значения, которого ни в коем случае нельзя недооценивать.
