http://www.istpravda.ru/chronograph/1164/
Только за один день 12 декабря 1938 году Сталин и Молотов подписали 30 расстрельных списков на 3167 человек (просто списков с фамилиями, без указания статей УК вины) – это больше, чем царизм казнил за все годы подавления первой русской революции (2.200 человек за 1905-1908 годы). Закончив трудную работу вожди, как свидетельствуют записи сталинских секретарей, вожди пошли смотреть новинки кино, а потом веселились до глубокой ночи.
Среди всех прочих фамилий в одном из списков была указана и фамилия известного журналиста и сотрудника Иностранного отдела НКВД Михаила Кольцова, который был арестован НКВД в тот же вечер – сразу после того, как он вернулся домой с выступления в Центральном доме литераторов с докладом о "Кратком курсе истории ВКП(б)". 13 месяцев журналист провел в тюрьме. 2 февраля 1940 года после 20-минутного рассмотрения дела его приговорили к расстрелу и казнили в тот же день.
Как рассказывал Константин Симонов в «Глазами человека моего поколения»: "В сорок девятом году… Фадеев в минуту откровенности… сказал мне, что… через неделю или две после ареста Кольцова написал короткую записку Сталину о том, что многие писатели, коммунисты и беспартийные, не могут поверить в виновность Кольцова и сам он, Фадеев, тоже не может в это поверить, считает нужным сообщить об этом широко распространенном впечатлении от происшедшего в литературных кругах Сталину и просит принять его.
Через некоторое время Сталин принял Фадеева.
— Значит, вы не верите в то, что Кольцов виноват? — спросил его Сталин.
Фадеев сказал, что ему не верится в это, не хочется в это верить.
— А я, думаете, верил, мне, думаете, хотелось верить? Не хотелось, но пришлось поверить.
После этих слов Сталин вызвал Поскребышева и приказал дать Фадееву почитать то, что для него отложено.
— Пойдите, почитайте, потом зайдете ко мне, скажете о своем впечатлении, — так сказал ему Сталин…
Фадеев пошел вместе с Поскребышевым в другую комнату, сел за стол, перед ним положили две папки показаний Кольцова.
Показания, по словам Фадеева, были ужасные, с признаниями в связи с троцкистами…
Когда посмотрел все это, меня ещё раз вызвали к Сталину, и он спросил меня:
— Ну как, теперь приходится верить?
— Приходится, — сказал Фадеев. — Если будут спрашивать люди, которым нужно дать ответ, можете сказать им о том, что вы знаете сами, — заключил Сталин и с этим отпустил Фадеева".