Нельзя быть судьей в собственном деле
РОССИЙСКАЯ ГАЗЕТА №246 ()ПЯТНИЦА 13 НОЯБРЯ 1992 года
Почти каждый день мы видим его в информационных телепрограммах. Человек в мантии. Этой торжественностью психологически подчеркивается, что свершается СУДОПРОИЗВОДСТВО, торжество закона, торжество Конституции.
Но каким был для Валерия Дмитриевича Зорькина путь к этой мантии?
-Жизнь моя сложилась, я бы сказал, удачно. После школы учился на юридическом факультете МГУ. Там же работал. Был на стажировек в Германии. Защитил докторскую диссертацию. В 1979 году перешел на работу в Академию МВД, из которой потом выделилась юридическая заочная школа МВД, где пришлось работать. Трудно мне дался тот переход. Но сейчас с благодарностью вспоминаю время в академии. Удивительный коллектив там тогда собрался, вдохновенно работалось…. Такие были творческие добрые отношения, что потом позволили мне работу в Конституционной комиссии Верховного Совета совмещать с преподовательской деятельностью. Ну а в Верховном Совете горизонты неимоверно раздвинулись. Потом неожиданно избрали председателем Конституционного суда. Домашней жизни сейчас почти никакой нет. С женой прожили долгие годы, вот и серебрянная свадьба уже отшумела. Дочь тоже по моим стопам-студентка юридического института. Ей понятны мои проблемы… Для науки времени уже, конечно, не остается.
-А что для нас сегодня Конституционный суд?
-Это высшая инстанция в системе судебной власти страны. Почему она нужна? Потому что никто не может быть судьей в собственном деле. И когда встает вопрос, права или не права та или другая из ветвей власти, то решение принимает Конституционный суд. Ведь мы не застрахованы от того, что государство, скажем в лице своих органов может принять нормативный акт не соответствующий Конституции. Или государством нарушаются права человека, или в правоприменительной практике складывается устойчивая антиконституционная направленность.
Во всех странах эти деформации рассматривает суд. Это может быть сделано в двух формах. В США, например, верховный суд решает конституционные споры наряду с гражданско-правовыми. У нас Конституционный суд выделяется в особый орган, что соответствует принятой в нашей стране романо-германской системе права. Поэтому, когда сейчас звучат голоса, призывающие обратиться к американской правовой модели, упускается из виду тот факт, что у нас другая правовая почва. В США суд сам творит право, в то время как у нас применяют законы.
-Ну а рядовой гражданин с точки зрения своих интересов может ли ощутить необходимость Конституционного суда?
-С точки зрения идеально желаемого думаю, что существование такого суда позволит каждому гражданину обрести чувство безопасности за свои права. Этот суд-высшая судебная гарантия. Мы не вмешиваемся в в сферу других судебных инстанции, не решаем за них уголовные и гражданмкие дела. Но если складывается такая правоприменительная практика, когда нарушаются контитуционные права человека, мы решаем вопрос о работе этих судов.
Конституционный суд служит гарантом для граждан, да и для властей тоже. Ведь одна власть может превысить свои полномочия и вмешаться в компетенцию другой власти. В этом плане у нас уже есть первый опыт, самое первое дело. Вы помните указ, который мы обсуждали (об обьединении КГБ и МВД). Полагаю, это имело огромное воспитующее значение для всех властей, прежде всего для исполнительной, которая превысила свои полномочия. Президент подчинился решению суда. Я думаю, что это первый большой исторический шаг в становлении Конституционного суда. Заметьте, впервые над исполнительной властью встал судебный орган. Этого никогда не было в нашей стране. Потому что у нас исполнитель был «и верховным правителем», и самодержцем всея страны и всех дел. Генеральный секретарь- Президент, Президент-Генеральный секретарь. Сейчас иное дело.
-Значит, с позиции морали и права Конституционный суд-это высший суд в государстве?
-В принципе да. Это ведь и по Конституции высшая судебная инстанция по защите конституционного строя.
-Некоторое время тому назад вы говорили об угрозе конституционному строю России. В чем эта угроза выражалась и изменилась ли ситуация сегодня?
-Можно говорить о многих угрозах конституционному строю. Я имел в виду не вопрос эмпирической политики, а именно положение в стране с точки зрения Конституции. Во-первых, это-угроза в экономике. То есть снижение жизненного уровня людей. Права граждан с точки зрения экономики становятся незащищенными. И в связи с этим становится под угрозу весь конституционный строй. Если будет ухудшаться экономическое положение, могут ли быть стабильными власть и общество? Чем это чревато, мы прекрасно помним из истории. Сейчас мы сокрушаемся, что в 1917 году был прерван демократический путь. Наступила разруха. Но не будем забывать, что те органы власти тоже не справились с ситуацией. Так просто не бывает революции и бунтов.
Второй аспект связан с федеративными отношениями. Состояние федеративных отношений в России уже тогда, несколько месяцев назад внушало большую тревогу. Была опасность распада, возникновения больших конфликтов. Боюсь, что мы становимся заложниками каких-то стихийных процессов, я бы сказал даже, адских сил, которые могут взорвать все. Процесс идет вразнос, и я боюсь, что Россия рискует разделить судьбу СССР. И в-третьих, тревожит ситуация с правопорядком и ростом преступности.
Говорю не для того, что бы предостеречь власти: «Ищите выход». Вижу, что реагируют. Но все три властные ветви (законодательная, исполнительная, судебная) должны идти вместе. Другой вопрос, насколько успешно и своевременно это получается? Я считаю, что угроза конституционному строю еще не исчезла.
-Политики предрекают социальную напряженность.
–Напряженность будет, если мы не поймем, что должны созидательными волевыми действиями перекрыть дорогу разрастанию негативных процессов. Для этого важно, что бы три фактора, о которых я говорил, не захлестнули сами власти. Надо перестать конфронтировать. Меня удивляет, что все время идет конфликт между законодательной и исполнительной властями. Не конкуренция (она естественна), а именно конфликт. Но ведь процесс сотрудничества властей должен вестись цивилизованными правовыми средствами. Иначе нас ждет борьба за единовластие. А это возврат к прежней системе.
То же и с политическими партиями. У меня порой создается впечатление, что это не россияне, а враги на каких-то противоположных полюсах. Если мы не поймем, что сидим в одной лодке, очень ветхой, в бушуещем море, то просто не доплывем до берега надежды, благополучия и мира. И тот, кто планирует, уничтожив своего конкурента, выплыть один, глубоко ошибается. Так не получится ни у одной из властей, ни у одной из сил. Я думаю, что, может быть, сейчас как никогда актуальными становятся для России понятия: национальное согласие, «круглый стол», единство в коалиции. Надо выйти из шторма, а потом говорить о будущих приоритетах, последующих выборах.
-В последнее время у нас принято говорить о «командах». Команда Ельцина, команда Буша. А можно ли назвать командой Конституционный суд?
-Конституционный суд можно назвать командой, безусловно, но не Ельцина, не председателя. Мы выбырались сьездом, была огромная масса кандидатов. И в этом смысле команду никто не подбирал. Можно сказать, что это команда законодателей, в том смысле, что законодатели нас формировали. И надеюсь, что они не прекратят наше существование, потому что мы им помощники.
Александр КРАСУЛИН
4,748
Последний раз редактировалось Российская газета-90-х; 25.09.2020 в 03:39.
|