http://expert.ru/expert/2011/44/o-ro...ovogo-krizisa/
О рождении фарса из долгового кризиса
То, что происходило на этой неделе вокруг проблемы греческих долгов, как-то не с руки называть просто фарсом: Греция как-никак — нужен отзвук античности. Да и не так уж всё было весело. Так что назовём наблюдённый нами поразительный спектакль трагифарсом и запомним оба преподанных им урока. Во-первых, рассуждать всерьёз о европейском плане «спасения Греции» более уже совсем невозможно. Во-вторых, ничем хорошим эта несуразно затянувшаяся история не кончится уже наверняка.
Началось нынешнее действо с широко разрекламированной победы европейской солидарности, европейской щедрости, европейской мудрости etc.: после долгих борений (Германии с Францией, политиков с банкирами, Словакии со своим правительством, короче говоря, всех со всеми) наконец удалось согласовать формулу спасения Греции от дефолта. Формула вышла такая: Евросоюз списывает Греции половину долгов, находящихся на руках у частных инвесторов (примерно 100 млрд евро), и готовит новый пакет помощи, а Греция за это гарантирует выполнение десятилетней программы жёсткой экономии. Настоящим спасением тут, правда, не пахло. После списания на Греции останется висеть 260 млрд евро — она будет не более способна обслуживать долг, чем сегодня; жёсткая экономия, как безоговорочно доказала практика, сокращает не сумму долгов, а размер экономики, лишь усугубляя тяжесть долговой проблемы; новый пакет помощи пошёл бы туда же, куда ушли прежние: почти напрямую банкам-кредиторам. Но евролидеры, выдавая трудность достижения формулы за гарантию её правильности, делали счастливые лица.
Удавалось это недолго. Вернувшись с европейского саммита на родину, греческий премьер был встречен неласково: греки почему-то списанию части долга не обрадовались, всё громче понося правительство за ухудшение жизни. Смекнув, что вместо триумфатора вот-вот окажется отставником, г-н Папандреу предложил провести референдум: «Пусть люди скажут своё последнее слово, пусть решат судьбу страны». Как будет сформулирован вопрос референдума, не указывалось, но смысл затеи был ясен. Если народ так или иначе согласится на жесткие условия, выдвинутые Евросоюзом, то лично Папандреу уже ни в чём не виноват; а не согласится — можно будет поклянчить у ЕС ещё какие-нибудь поблажки. Новость вызвала панику на мировых рынках — все основные индексы упали за день на 5–7%. Ещё бы: столько месяцев обещали найти выход из кризиса и только объявили, что нашли, как всё надо начинать сначала, потому что одна из сторон не готова отвечать за свои слова…
Европейские лидеры пришли в ярость: получается, что жесточайшие внутриполитические дискуссии они прошли понапрасну. Грекам напомнили, что в зону евро они проникли обманом, и дали понять, что дальнейших виляний им никто не позволит. Хотите проводить референдум? Валяйте, да поскорей, и имейте в виду: до дня референдума — ни цента помощи. Главное же, не питайте иллюзий, будто решаете вопрос, согласны вы или не согласны на конкретное предложение Евросоюза: вздумаете ерепениться, вас перестанут уберегать от дефолта и выкинут из еврозоны. Как только Папандреу понял, что с ним не шутят, он сразу от идеи референдума отказался: мол, членство в еврозоне есть историческое завоевание Греции и никоим образом не ставится под вопрос. Так в течение трёх суток действо началось и кончилось — формально говоря, восстановлением status quo; вот только за эти дни выяснилось, что «план спасения» Греции не слишком высоко ценят «спасатели» — и ненавидит большинство греков.
Позиция греков крайне уязвима. Разговоры о том, что народ не обязан платить за неэффективность своего правительства (кто же тогда обязан?), что немцы сами должны платить грекам за оккупацию, а вся Европа — как колыбели своей цивилизации, могут произвести впечатление только на внутреннюю аудиторию, да и то не на всю. Извне же греческое кипение не без оснований понимается как требование, чтобы кто-то, неважно кто, продолжал оплачивать не очень усердно работающему и плохо платящему налоги народу жизнь не по средствам. Но критиковать греков язык не поворачивается: их страна и впрямь в тяжелейшем положении. Остаться в еврозоне значит для них снизить уровень жизни на десятки процентов, но и уйти значит то же самое. Попав десять лет назад в еврозону, страна со вздохом облегчения деиндустриализовалась; местные предприятия позакрывались, а греки привыкли покупать ширпотреб на кредитные евро. Так что перейти теперь на драхму и девальвировать её — даже не полдела. Нужны деньги на возрождение хоть какой-то промышленности, а кто ж их теперь грекам даст?
Позиция Евросоюза также не выдерживает критики. «План спасения» бессмыслен не потому, что содержит весьма жёсткий ультиматум народу, не склонному его принять, а потому, что не содержит спасения. Греции не миновать дефолта; соответственно, еврозоне не избежать последствий греческого дефолта, каковы бы они ни оказались. Предлагаемые же меры могут в лучшем случае отодвинуть и первую, и вторую беду на несколько месяцев. И трудно не подумать, что именно на это они и рассчитаны: выиграть чуточку времени — например, до выборов во Франции и в Германии; ведь если беды стрясутся до выборов, ни Меркель, ни Саркози в своих креслах не усидят. Но подобные оттяжки слишком дороги. Греция — страна маленькая; её дефолт сам по себе не вызвал бы эффекта домино и не развалил зону евро. Если бы год назад грекам дали обанкротиться, ничего страшного бы не произошло. Но тогда, видишь ли, не была прописана процедура выхода из зоны евро, а евролидеры опасались создавать прецедент. С тех пор и долговые проблемы во многих странах стали настолько острее, и, главное, евроструктуры успели продемонстрировать такую беспомощность, что эффект домино и впрямь уже стал возможен. Ещё полгода, год — он станет и неизбежен.
Уровень компетентности, открытости и, главное, ответственности, демонстрируемый всеми без исключения участниками истории с греческим долгом, исключает возможность при дальнейшем её обсуждении прослыть алармистом. Сколь мрачную перспективу ни нарисует какой-нибудь мизантроп, честный слушатель вынужден будет признать: да, эти и такое могут натворить. И не такое могут.