[Возвращенные имена]

http://visz.nlr.ru/person/show/16279

Павел Флоренский. Альбом выпускников Московской духовной академии, 1912

Флоренский Павел Александрович, 1882 г. р., уроженец м. Евлах Елизаветпольской губ., русский, беспартийный, ученый, религиозный философ, в 1927–1933 гг. редактор Технической энциклопедии, проживал: г. Москва, Проломная ул., д. 43-2, кв. 12. Арестован 26 февраля 1933 г. Коллегией ОГПУ 26 июля 1933 г. осужден по ст. ст. 58-10-11 УК РСФСР на 10 лет ИТЛ. Отбывал срок в БАМлаге, затем в Соловецкой тюрьме. Особой тройкой УНКВД ЛО 25 ноября 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-10-11 к высшей мере наказания. Расстрелян 8 декабря 1937 г. Вероятное место расстрела и погребения: район Лодейнопольского лагпункта.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О. П. ТРУБАЧЁВОЙ (УРОЖДЁННОЙ ФЛОРЕНСКОЙ)

В 1980–1990-е годы дочь о. Павла Флоренского Ольга Павловна, в замужестве Трубачёва (род. 21 февраля 1918 – ум. 25 апреля 1998), диктовала воспоминания своему мужу, С. З. Трубачёву (род. 26 марта 1919 – ум. 25 декабря 1995). Из этих воспоминаний мы выбрали то, что непосредственно относится к аресту о. П. Флоренского, поездке к нему семьи в лагерь в Сковородино (БАМлаг), а также к известиям и слухам о его жизни и кончине на Соловках, которыми жила семья с конца 30-х по 50-е годы.

В тех случаях, когда С. З. Трубачёв пишет об Ольге Павловне в третьем лице – [Оля сказала...] – его слова взяты в прямые скобки.

Рукопись С. З. Трубачёва расшифрована и подготовлена к печати его дочерьми: О. С. Никитиной и М. С. Трубачёвой.

Игумен Андроник (Трубачёв)
* * *
Уезжал папа рано утром (в 6 часов), подходил к каждому из нас, благословлял и уходил. Мама мне сказала, что когда он уезжал в последний раз – он подходил ко мне и плакал. Когда в день моего рождения он приезжал в последний раз, мне только исполнилось 15 лет. Я помню, как он подошел ко мне перед отъездом.
* * *
Папу арестовали 25 февраля 1933 года в Лефортове. Взяли рукописи, часы, серебряные ложки. Мы узнали об этом на другой день, когда приехал Кира, 26 февраля*. В доме тоже был обыск. А через некоторое время, примерно через неделю (папа был еще в тюрьме) увезли книги. Приехали днем. Сначала вошли в детскую и забрали из книжного шкафа, где стояли символисты. Потом очистили стеллаж [он отделял Олину часть комнаты от Микиной. – С. Т.]**. На стеллаже стоял Пушкин (Поливановское издание, подаренное С. И. Огневой), Тургенев, Диккенс (новое издание, мне дарила мама)***. Символисты – целая полка – я перетащила к себе (Бальмонт, Белый – «Симфонии», «Серебряный голубь»). В шкафу стояли Кирины книги. В шкафу около балконной двери стояли 3 тома Сенкевича, Белый – «Москва». Потом перешли в кабинет. Освободили шкаф у левой стены. Нагрузили целую машину с верхом (больше некуда было ). Описи не делали. Кабинет опечатали с тем, что вскоре снова приедут. Мама тут же бросилась к Е. П. Пешковой, показала Охранную грамоту, написала заявление и больше не приезжали****. А кабинет был опечатан и простоял так несколько лет. Открыли, может быть, в году 40-м. Открывать приходил кто-то из НКВД и с ним преподаватель обществоведения из школы, просматривали шкафы. Отобрали целый мешок (помню, взят был Путеводитель по Кремлю). Искали запрещённые книги. Иностранные книги прочитать не смогли, математические тоже.
3.VII.92
* Кира – Кирилл Павлович Флоренский (14.12.1915–9.04.1982) – второй сын П.А. Флоренского.

** Мика – Михаил Павлович Флоренский (26.10.1921 – 14.07.1961) – третий сын П. А. Флоренского.

*** София Ивановна Огнева, урожденная Киреевская (1846–1940) – друг семьи П. А. Флоренского.

**** Екатерина Павловна Пешкова (1876–1965) – первая жена М. Горького, помогала политзаключенным в СССР, возглавляя Помполит (бывший Политический Красный Крест).
* * *
[Смотрели фильм о Сталине («Монстр»). Оля снова вспомнила слова, сказанные после ареста папы Е. П. Пешковой. – С. Т.] Когда мама посылала Сталину письмо и не получила ответа, Екатерина Павловна холодно и сухо сказала ей: «Вам оставили сыновей – будьте довольны».

2.XII.92
* * *
Когда меня не приняли в 8-й класс, и я безнадежно ходила к директору, он уже в феврале 1934 года потребовал справку от ГПУ, что там не возражают, чтобы я училась. Казалось, такую справку получить невозможно. Помогла Е. П. Пешкова и М. Л. Винавер – после их обращения в ГПУ директору позвонили из Москвы, и он допустил к занятиям*.

* Михаил Львович Винавер (1883–1943 – заместитель Е. П. Пешковой, был репрессирован, умер после освобождения.

* * *
Мама говорила, что папа всегда хотел жить рядом с лабораторией. Вот он и получил её [в Сковородине].

* * *
При отъезде в Сковородино [нас] пришла провожать Мария Вениаминовна**. Чтобы пройти на перрон, Анна Михайловна дала ей один из билетов, который она тут же потеряла***. Мария Вениаминовна пошла к начальнику вокзала, умоляла, объясняла, просила – и начальник выписал новый билет взамен потерянного.

** М. В. Юдина (1899–1970) – пианистка.

*** А. М. Флоренская, урожденная Гиацинтова (31.01.1889 – 18.03.1973) – супруга П. А. Флоренского.

* * *
Выехали 30 июня. Ехали две недели. Приехали уже к папиным именинам****. Там всё цвело, цветение было потрясающее. Поезд останавливался и стоял подолгу. Пассажиры выскакивали и собирали чудесные букеты. Папа встречал [нас]. Снял проходную комнату в деревенском доме. Мы жили на верху сопки (пройдя Мерзлотную станцию дальше, от железной дороги по правой стороне). Хозяева жили в одной комнате, в глубине, мы – в другой. При входе в неё была печка, два топчана и стол, комната о двух окнах. Хозяин ненавидел женщин (от него ушла жена), жил с дочерью и внуком Федей (он был помладше Мики).

**** Праздник апостолов Петра и Павла, 29 июня ст. ст. / 12 июля н. ст.

* * *
Начальником Сковородинской мерзлотной станции был Николай Иванович Быков; жена его, Ольга Христофоровна, всюду сопровождала его с четырьмя детьми*****. Были и на Игарке. Дети их: Кирилл, Игорь, Ирина, Николай. Папа занимался со мной и с Игорем, читал нам лекции по механике и электричеству. Игорь обычно засыпал на этих лекциях, но на задачах оживлялся и великолепно решал.

25.II.91
***** Н. И. Быков (1855–1939) заведовал мерзлотной станцией на БАМлаге, где П. А. Флоренский работал с 10 февраля по 17 августа 1934 г.

* * *
Слышала, как папа сказал маме, что в тюрьме у него было воспаление нервных стволов (идущих от позвоночника). Представляю, какую невыносимую боль он терпел тогда. Еще рассказывал маме, как грозил ему следователь: «Я сделаю так, что моча в голову ударит».

Тогда же говорил мне: «Сейчас такое страшное время, что каждый должен сам отвечать за себя» (а звучало так: «перед Богом»). Это относилось ко мне, – ответ на мой вопрос о духовном отце. А я спрашивала не только о себе, а вообще.

13.XII.92

* * *
Ходили в гости на Мерзлотную станцию к Николаю Ивановичу Быкову, когда он приглашал. Занимался папа со мной и Игорем в комнате, где мы жили. Я сидела на топчане, папа против меня. Папа рассказывал во время прогулок больше об истории открытий физических законов. Проходили курс 8-го класса.

Игорь Тукалевский иногда приходил к папе, иногда ходил с нами по окрестностям*. Папе далеко нельзя было выходить. За железную дорогу ходил только однажды.

* Игорь Иванович Тукалевский (род. 1916), совсем ещё юношей был в ссылке в Сковородине и работал вместе с П. А. Флоренским.

* * *
В 1934 году в Сковородине в один из обеденных перерывов мы пошли с папой собирать голубику, которая во множестве росла, и я спросила его о духовном руководителе, кого он может указать мне как духовного руководителя. Он мне сказал: «Сейчас такое страшное время, что каждый должен отвечать за себя сам». Тогда я сказала: «Почему ты перестал быть священником? Он как-то передёрнулся весь, сказал, что, во-первых, сана с себя не снимал, во-вторых, всю жизнь стремился к тому, чтобы служить священником, но никогда это не удавалось по разным причинам: «Я понял, что это глас Божий, которому я должен следовать»**.

** Сначала, в 1904–1910 гг., духовник Флоренского епископ Антоний запрещал ему принимать монашество; потом, в 1911 г., П. А. Флоренский был рукоположен к сельской Благовещенской церкви, в которой долго не смог служить; затем в 1921 г. закрыли общину сестер милосердия Красного Креста, а в 1922 г. и самый храм общины в честь равноапостольной Марии Магдалины, в котором П. А. Флоренский служил с 1912 г.

* * *
Папа очень интересовался генетикой. В Сковородине он показал нам на учёного, который занимался вопросом изменения пола. Папа любил замечать, как проявляются генетические свойства. Учение Менделя, вероятно, знал.

14.V.92

О прощании с папой в Сковородине

В Сковородине мы пробыли до середины августа (вернулись в конце августа). Во второй половине августа со станции кто-то к нам прибежал и сказал, что вызвали папу. Он быстро ушёл. Позже мы узнали – папу вызвали, чтобы отвезти его в Свободный (но сначала увезли его в Тынду). Мы думали, что вызвали его для того, чтобы освободить. Через несколько дней прислали за нами сказать, чтобы мы пришли на Мерзлотную станцию. Мы побежали к Быковым. Папа сидел за столом, сзади него сидел охранник. Ольга Христофоровна (жена Н. И. Быкова) хлопотала, чтобы покормить папу, готовила яичницу, ей как всегда помогал Игорь. Папа сказал, что ему удалось уговорить охранника заехать на станцию (он ехал из Тынды в Сковородино), пообещав, что его тоже накормят. Папа разговаривал с Николаем Ивановичем, передавая ему дела. Ольга Христофоровна с каплями пота на лбу старалась своей приветливостью поддержать папу. Потом пошли на железнодорожную станцию. За папой следовал охранник. Подошёл поезд, папа простился, вошёл в вагон и стоял в дверях. Охранник сзади него стоял. Мы, вернее, я была уверена, что папа едет туда, чтобы получить свободу. Я с какой-то тупостью спрашивала: «Папа, когда ты вернешься?» А он, видимо, не желая драматизировать расставание, отвечал: «Вот, как только выучишь «Турецкий марш» – так и приеду». Я так и не выучила «Турецкий марш».

При отъезде, стоя на площадке вагона, папа весело шутил: «Если бы я был богатым, я всегда бы ездил с охранником».

Поезд пошёл в направлении к Свободному.

Нам предложили вернуться в Загорск, билеты были уже взяты. Через день-два мы распрощались с Быковыми и уехали. Провожал Игорь Быков. Завхозом в поезде был у нас Мика – доставал продукты, бегал за кипятком. Мама, подавленная, сидела недвижимо. Приехали в Москву. Я вжалась в тамбур. На платформе стоял Леонид Иванович Карченкин, смущённо улыбаясь*. Больше нас никто не встретил. Кира и Вася были тогда в экспедиции**. В Загорске нас встретила бабушка Надежда Петровна, с новым тротуаром, выложенным из кирпича, которым она, конечно, очень гордилась (было такое постановление, чтобы с двух сторон улицы были тротуары)***.

* Л. И. Карченкин – знакомый, который, вероятно, негласно наблюдал за семьей П. А. Флоренского.

** Вася – Василий Павлович Флоренский (21.05.1911–5.04.1956) – первый сын П. А. Флоренского.

*** Н. П. Гиацинтова (16.08.1862–19.05.1940) – мать А. М. Гиацинтовой (Флоренской), жила в Загорске в доме П. А. Флоренского.

* * *
К. А. Родзянко и Т. А. Шауфус поручили узнать у папы – уезжать ли им за границу или оставаться здесь****. Связаны они были с Е. П. Пешковой и М. Л. Винавером. Папа сказал: «уезжать», что я им и передала. Они стали собираться и уехали вместе летом 1935 года.

**** Ксения Андреевна Родзянко и Татьяна Алексеевна Шауфус – подруги, сёстры милосердия (в советское время – медсёстры), друзья семьи П. А. Флоренского, трижды арестовывались, в 1930 г. были высланы из Ленинграда в Восточную Сибирь на 3 года.
3.VII.92

* * *
[В Университете Оля училась с Мирой Михайловной Моносзон. Её отец – врач-терапевт, также высланный в Сковородино, но уже после отправки Павла Александровича в Соловецкий лагерь. Моносзон лечил ссыльных. По возвращении из ссылки, в ответ на вопрос Миры о Павле Александровиче, её отец сказал, что в Сковородино Флоренского помнили – С. Т.]
23.VIII.94

* * *
Доходили тёмные слухи, что папа в Медвежьегорске. Письмо от него пришло уже из Соловков.

* * *
[При смене Ежова – Ягоды Е. П. Пешкова на приёме сказала Оле, что отец освобождён, но это была неверная информация. – С. Т.]

* * *
[Как-то на университетскую проходную позвонили и просили передать, чтобы О. Флоренская пришла бы по названному адресу в Лялин переулок. Она пошла, но когда ей открыли, то сказали, что сюда входить не нужно, и она скорее ушла. Кто звонил и зачем, так и осталось не известно. Возможно, что это был домашний адрес Пешковой. Было это примерно году в 1937-м или около того. – С. Т.]

* * *
Когда Л. М. Кречетович брал меня в 1938 году на работу в МГУ, то послал меня к декану. Тот спросил: «Кто Ваш отец, кто братья?». Когда я сказала, что отец арестован, а братья работают, он сказал на это: «Ну и Вы работайте». И я была принята на кафедру высших растений.

* * *
О папиной смерти первой узнала я, когда кончила Университет, в 1946 году. Обращалась в НКВД на Кузнецком. Там мне сообщили дату и направили в загс Дзержинского района, где несколько раз спрашивали место рождения папы (Евлах), может быть, путая папу с дядей Шурой*. Сообщили дату смерти: 15 декабря 1943 года, но справку я не получила. Тогда же сказала маме. Кира обращался позже, в Ленинграде, и там ему выдали письменное свидетельство о смерти (та же дата). Мама писала заявление о реабилитации. Я опускала её письмо около Лубянки. Ответ получен почтой (письмо было подано по примеру Вали – сестры Наташи Маясовой)**.

* Александр Александрович Флоренский.

** Маясовы семья, жившая в Загорске и дружившая с Флоренскими.

* * *
Отпевание о. Павла совершено наместником Св. Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским, позже архиепископом Саратовским) – 15 декабря 1959 года, в Трапезном храме Лавры в присутствии Анны Михайловны Флоренской, Ольги Павловны Трубачёвой (Флоренской), Александра и Марии Трубачёвых, Наталии Ивановны Флоренской, Павла, Татьяны и Марии Флоренских, при закрытых дверях храма. Никого, кроме семьи и Анны Васильевны Найдышевой (тёщи Кирилла Павловича Флоренского) более не было при совершении отпевания.

* * *
Игорь Тукалевский до встречи с нами в Загорске дважды приезжал в Москву: когда я начала работать в Университете (1938) и когда мы переехали в Москву (1951). Когда мы встретились с ним в Загорске (в 1991 году, ему было уже 75 лет), я спросила – повлиял ли наш приезд в Сковородино на отправку папы в Соловки? Он ответил: «Нет, тогда началось общее ужесточение режима». Я ему не поверила.

15.VII.94

* * *
Фото из Альбома выпускников и преподавателей Московской Духовной академии предоставлено Православным Свято-Тихоновским Богословским университетом, Москва).

Скорбный путь соловецких этапов

(уточнённый текст из 4-го тома «Ленинградского мартиролога», 1999)

В июне 1937 г. Соловецкие лагеря особого назначения, составлявшие часть Беломорско-Балтийского комбината НКВД СССР (СЛОН ББК НКВД СССР) перевели в ведение 10-го (тюремного) отдела ГУГБ НКВД СССР для реорганизации в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН). 4 июня начальником Соловецкой тюрьмы назначили ст. майора ГБ И. А. Апетера, служившего с 1934 г. начальником санитарно-курортного отдела АХУ НКВД СССР.

В СССР предстояла массовая репрессивная кампания. В год 20-летних юбилеев Октября и органов ВЧК–ОГПУ–НКВД Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение раз и навсегда избавиться от всех неблагонадёжных и «социально опасных» граждан. Причём, как полагалось у коммунистов, непременно к определенной дате – к 5 декабря, Дню «сталинской» конституции.

Основным свидетельством победы социализма в СССР стали массовые тайные расстрелы, заключения в лагеря и тюрьмы, административные высылки.

Расстрел заключённых Соловецкой тюрьмы предопределила специальная директива наркома внутренних дел Н. И. Ежова от 16 августа 1937 г.:

«1. С 25 августа начать и в 2-х месячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных контр-революционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также членов антисоветских партий (троцкистов, эсеров, грузмеков, дашнаков, итихатистов, муссаватистов и т. д.) и прочих контрреволюционеров, ведущих в тюрьмах ГУГБ активную антисоветскую работу.

В Соловецкой тюрьме ГУГБ репрессированию подвергнуть также бандитов и уголовные элементы ведущих в тюрьме преступную работу.

2. Все перечисленные контингенты после рассмотрения их дел на Тройках при УНКВД подлежат расстрелу.

3. Вам для Соловецкой тюрьмы утверждается для репрессирования 1200 человек»*.

19 августа директива поступила в Ленинград, и начальник УНКВД ЛО Л. М. Заковский передал ее для исполнения своему заместителю В. Н. Гарину, руководившему всей репрессивной кампанией в Ленинградской области и Соловецкой тюрьме.

В августе и сентябре руководство и оперчекистская часть Соловецкой тюрьмы подготовили и передали в Ленинград 1116 справок и тюремных дел на заключённых, подлежащих расстрелу. В первых числах октября 1937 г. эти справки рассмотрели в Ленинградском управлении госбезопасности и объединили в пять повесток к заседаниям Особой тройки УНКВД ЛО (повестки составили основу расстрельных протоколов № 81–85 от 9, 10 и 14 октября)**.

Далее, согласно ежовской директиве, тюремные дела и копии протоколов Особой тройки УНКВД ЛО необходимо было возвратить в Соловецкую тюрьму, а приговоры привести в исполнение «специально отобранным начальствующим и надзорсоставом тюрьмы ГУГБ под личным руководством начальника тюрьмы или его помощника по оперативной части».

Руководили ли лично расстрелами начальник тюрьмы И. А. Апетер и его помощник капитан ГБ П. С. Раевский.

На деле всё обстояло несколько иначе: для расстрела заключенных в Соловецкую тюрьму 16 октября был командирован зам. начальника АХУ УНКВД ЛО капитан ГБ М. Р. Матвеев во главе бригады, в которой находился и опытный помощник коменданта УНКВД ЛО Поликарпова, один из основных ленинградских расстрельщиков мл. лейтенант ГБ Г. Л. Алафер. Через три дня, 19 октября, Матвеев прибыл на Соловки, и заключённых начали готовить к отправке на материк по спискам. Отправляли как бы в лагеря – с вещами, с имеющимися деньгами, то есть так, чтобы до последнего часа они не могли догадываться о своей участи.

Пять этапных списков соответствовали протоколам Особой тройки № 81–85 и содержали следующие сведения: порядковый номер; фамилию, имя, отчество; год рождения; когда, кем и на какой срок осуждён заключенный; национальность заключённого.

Этапный список к протоколу № 81 отпечатан в двух вариантах. Второй вариант – без упоминания умершего накануне от побоев заключенного Ф. И. Родионова. Списку к протоколу № 81 придавалось особое значение. На обороте первого листа первого варианта – расписка начальника конвоя Орлова от 21 октября 1937 г. о принятии 208 заключённых «для отправления до ст. Кемь пристань» (см. ил.). На последнем листе второго варианта Матвеев внес правку в заготовленный для него Раевским текст о приеме заключённых: исправил число «208» на «207» и приписал: за исключением п-52 Крушельницкой Камл Н (см.: Ленинградский мартиролог. Т. 3. Ил. 85). Камилла Крушельницкая была в этом списке единственной женщиной; её порядковый номер – 52 – обведён кружком (так же обведены порядковые номера женщин в последующих четырёх этапных списках). Почему К. Крушельницкой не было среди заключенных, принятых Матвеевым 27 октября 1937 г., и была ли она расстреляна в один день со всеми остальными, неясно. Уже в первом экземпляре списка напротив её фамилии поставлен знак вопроса. Может быть, её доставили как-то отдельно.

На всех этапных списках к протоколам № 81–85 имеются многочисленные пометки цветными карандашами в виде «галочек», подчеркиваний, обводок, исправлений, приписок (см. в 4-м томе ил. 139, 145–148, а также: Ленинградский мартиролог. Т. 3. Ил. 78). Заключённых сверяли: при сдаче начальнику конвоя на Соловках, в Кеми на Морсплаве, при погрузке в вагоны, по прибытии в Медвежьегорск и – окончательно – перед расстрелом. Видимо, при последней сверке внесены поправки в «установочные данные» и сделаны приписки об имевшихся у заключённых ценностях: денежных суммах, часах и... «золотых зубах».

На первом листе этапного списка к протоколу № 83 – запёкшиеся пятна крови.

На первом листе этапного списка к протоколу № 84 указана дата расстрела – «4/XI». На последнем листе этого списка – пометка (краткий вариант подписи Матвеева?) о том, что 248 из 249 человек, числящихся по списку, расстреляны (Б. В. Пероцкий в октябре был направлен в Киев). Этот этапный список подписан не Раевским, а Дуккуром (см. ил. 139).

27 октября Матвеев принял от Раевского (видимо, в Медвежьегорске, в следственном изоляторе ББК НКВД) 207 человек по этапному списку, соответствующему протоколу № 81. И в тот же день они были расстреляны в лесном массиве Сандармох на 16-м км дороги в Повенец.

Однако после нескольких попыток побега и нападения на конвой во время первого расстрела пришлось усилить меры предосторожности. Оставшихся заключённых расстреляли 1, 2, 3 и 4 ноября. Теперь их сначала раздевали до белья, связывали веревками руки и ноги, затыкали кляпом рот. Затем штабелями складывали в грузовую машину и отвозили к месту расстрела.

В Сандармохе Матвеев и Алафер лично расстреляли 1111 из 1116 человек (Родионов умер в тюремной больнице, а четверых заключённых отправили для доследования в Ленинград, Одессу, Киев и расстреляли там позднее).

Детей, родившихся в лагере и оставшихся сиротами после расстрела родителей, доставили в Ленинград и, по указанию НКВД, передали в Дом малютки № 4 (Земледельческая ул., д. 8). Трёхлетняя Ента Николаевна Ковач и её младший брат Николай (дети расстрелянной 1 ноября М. В. Астафьевой-Ковач), а также полуторагодовалый Теймур Козизаде поступили в Дом малютки 6 ноября 1937 г. (27 октября 1997 г. Н. Ковач побывал в Сандармохе на международной акции «Покаяние», организованной «Мемориалом».)

Так практически выполнили директиву по расстрелам для Соловецкой тюрьмы.

Однако еще до её исполнения в Ленинград из Соловецкой тюрьмы доставили следующие 509 справок и тюремных дел (среди них – документы о П. А. Флоренском). Уже в порядке перевыполнения плана. И после того, как в Сандормохе расстреляли одних соловчан, в Ленинграде решили участь других.

509 справок объединили в три повестки к заседаниям Особой тройки УНКВД ЛО (повестки составили основу расстрельных протоколов: № 134 от 10 ноября, № 198 и 199 от 25 ноября 1937 г.).

Справки к протоколу № 134 рассматривались в Ленинграде задолго до заседания Особой тройки. Заключения по групповым делам 10 «троцкистов», 33 «террористов» и 27 «повстанцев» подписаны Раевским 22 октября на Соловках. Заключения по делам четырёх «контрреволюционных церковников» и шести человек «контр-революционного, антисоветского белогвардейского элимента» подписаны 26 октября прибывшим из Соловецкой тюрьмы оперуполномоченным мл. лейтенантом ГБ К. Шилиным. Им же подписано не датированное заключение о деле четырех «бандитов». На всех тюремных справках по этим делам 26 октября 1937 г. Гарин поставил резолюцию «ВМН», и повестка была готова к заседанию Особой тройки.

Но что-то на две недели приостановило процессс внесудебной разборки. Может быть, ждали возвращения Матвеева после расстрела первой партии заключённых. Матвеев вернулся и доложил Гарину о выполнениии задания 10 ноября. Именно в этот день Особая тройка рассмотрела справки к повестке № 134, обращаясь в редких случаях к тюремным делам или следственным делам, хранившимся в Ленинграде. Докладывал о делах на заседании Особой тройки, вероятно, представитель Соловецкой тюрьмы Шилин.

После вынесения решения секретарь Особой тройки М. А. Егоров дал письменное указание своей помощнице: «т. Воскресенская. Напишите протокол по Соловкам, также как мы писали в прошлый раз, в 5 экз. с указанием на каждого обв. только уст. данные, кем и когда осуждён, с общим заголовком на каждую группу. № протокола 134. В протокол пишите только подчёркнутое красным карандашом». Егоров сам набросал черновые тексты заголовков к групповым делам и подчеркнул нужные для протокола сведения в справках. На следующий день, 11 ноября, прикомандированные к 8-му отделу на время репрессивной операции сотрудники Зайцев, Богданова, Нудель и Анстрам сверили с повесткой 4 экземпляра протокола № 134, считывая текст попарно и поочередно. Потом Заковский, Гарин, Позерн и Егоров подписали готовые экземпляры протокола.

(Вероятно, Матвеев по возвращении из командировки доложил начальству не только о выполнении задания, но и о трудностях, мешавших четкой расстрельной работе: огромном количестве заключенных, слабом конвое, сложном пути к месту расстрела, попытках бегства и даже нападения заключенных на чекистов. Может быть, тогда и пришли к решению расстрелять следующий этап из 509 заключенных в Ленинграде.

«Соловецкие» повестки и протоколы № 198 и 199 готовили к заседанию Особой тройки более тщательно. Надо полагать, к 25 ноября в Ленинград прибыл из Москвы зам. начальника 10-го (тюремного) отдела ГУГБ НКВД майор ГБ Н. И. Антонов-Грицюк – для наблюдения и личного участия в дальнейшей ликвидации узников Соловецкой тюрьмы и скором смещении Апетера.)

Заключения к повестке № 199 по групповым делам 12 «троцкистов», 63 «шпионов», 61 «террориста», 32 «вредителей» и 25 «контрреволюционеров» подписаны Шилиным в Ленинграде 22 ноября.

В некоторые справки впечатаны дополнительные сведения о заключенных, в основном – обвинительного характера. 22, 23, реже – 25 ноября, Гарин поставил на справках к повестке № 199 резолюцию «ВМН». (На справках С. А. Лагунова, М. А. Якубовича, П. П. Шейна, М. А. Асланова, Ф. Д. Гришина, Я. А. Черняка резолюция «ВМН» поставлена Гариным 26 – 27 октября. На справках И. К. Ефимова, А. Ф. Клеперсона и К. И. Чистякова имеются пометки того же времени начальника 4-го отдела УНКВД ЛО капитана ГБ г. г. Карпова: «Считаю необходимым пересмотреть дело». То есть, справки к повесткам и протоколам № 198 и 199 начали рассматривать одновременно с теми, что составили предыдущую повестку и протокол № 134.)

Тюремная справка на заключенного Соловецкой тюрьмы Павла Александровича Флоренского включена в повестку к протоколу № 199 (см. ил. 141).

Все соловецкие справки отличаются особой скупостью, безграмотностью и бестолковостью, даже в сравнении с подобными ленинградскими документами. Тюремная справка на Флоренского – одна из самых скупых. Всего-то и вины лагерной нашли у него, что «ведет к-р. деятельность, восхваляя врага народа Троцкого». Не вел он этой деятельности, не восхвалял Троцкого. Вне сомнения, это было ясно и Апетеру с Раевским. Как ясно было и то, что в живых его оставлять не надо: «з/к Флоренский» стал полноценной единицей расстрельного плана. Ничей взгляд более положенного мгновения не задержался на имени Подвижника в сопроводительных документах. 23 ноября Гарин поставил обычную резолюцию «ВМН» на тюремной справке о Флоренском к повестке № 199. В повестке группа заключенных из 25 человек, в которую включили Флоренского, именуется проходящей по «делу контрреволюционеров» (см. ил. 140). 25 ноября 1937 г. Особая тройка УНКВД ЛО, рассмотрев справки к повесткам № 198 и 199, заочно приговорила к расстрелу среди прочих и 25 «контрреволюционеров» с формулировкой «за ранее совершенные преступления». Для этих двадцати пяти даже не смогли придумать особую лагерную организацию (см. ил. 142, 143).

26 ноября сотрудники 8-го отдела УГБ УНКВД ЛО Зайцев и Богданова сверили с повесткой 4 экземпляра протокола № 198, а сотрудники Нудель и Анстрам – 4 экземпляра протокола № 199. Заковский, Гарин, Позерн и Егоров подписали протоколы.

28 ноября 1937 г. Заковский направил Апетеру указание немедленно приготовить всех 509 осужденных к сдаче начальнику конвоя согласно протоколам Особой тройки № 134, 198 и 199. На левом поле копии этого документа – подпись Антонова-Грицюка (см. ил. 144).

Вслед депеше в Кемь был отправлен железнодорожный эшелон для доставки обречённых к месту расстрела.

На Соловках быстро приготовили очередной по счету этапный список – «Список осуждённых, содержащихся в Соловецкой тюрьме ГУГБ подлежащих направлению в лагеря» (509 имен заключённых на 18 листах машинописи – вне общего алфавита и вне порядка имен в протоколах Особой тройки. См. ил. 145–148). Этот этапный список отличается от предыдущих не только хаотичным (непонятно упорядоченным?) расположением имен, но и отсутствием графы «национальность». Нет на нём пометок об изъятых ценностях и следов окончательной сверки «установочных данных» (возможно, вещи оприходовали сразу). Зато сохранились пометки о разбивке списка на группы, примерно по 100 человек, а на полях документа даже фамилии конвоиров, принявших заключенных. Трое заключённых вычеркнуты из этапного списка: Валериан Ираклиевич Цинцадзе, Дмитрий Тимофеевич Флоринский, Леонид Алексеевич Бартельс-Чайкин-Небольсин (их этапировали в Москву).

Подпись Раевского присутствует в списке дважды. Сначала на 4-м листе, завершающем имена первых 97 заключенных (96, исключая вычеркнутого Цинцадзе). Ниже подписи Раевского на этом листе – запись, приготовленная для сдачи конвою: «Поименованные в списку заключённые в количестве девяносто шесть чел (96) для сопровождения до пересыльного пункта тюрьмы Кемь-пристань принял. 2/XII». Но подпись начальника конвоя отсутствует (см. ил. 146). На последнем листе списка подпись Раевского сопровождается вставленной в печатный текст датой: «3/XII декабря 1937 г. ост. Соловки» (см. ил. 148).

Значит, с островов этап переправляли в Кемь для погрузки в вагоны, скорее всего, именно 2– 3 декабря, хотя обычно навигация завершалась в ноябре.

Справа от фамилии, имени и отчества каждого заключённого в этапном списке проставлены фиолетовым карандашом номера, от «1» до «15» – вперемежку, но каждый номер по два – три, до пяти раз на каждом листе списка. Имя П. А. Флоренского сопровождает номер «8» (см. ил. 147).

Нам кажется, эти номера соответствуют номерам вагонов – заключённых рассортировали, отделив друг от друга при погрузке. Если это предположение верно, то в 1-м, 2-м, 5-м и 7-м «столыпинских» вагонах железнодорожного эшелона до места расстрела ехали по 38 заключённых, в 3-м и 4-м – по 40, в 6-м – 39, в 8-м – 42, в 9-м – 44, 10-м – 36, 11-м – 31, в 12-м и 13-м по 22, в 14-м и 15-м – по 22 заключённых. Всего – 505 человек. Номера вагонов не проставлены против трёх имен заключенных, вычеркнутых из списка; и – случайно? – против имени Владимира Гавриловича Кузнецова (протокол № 198).

При подготовке к печати 4-го тома «Ленинградского мартиролога» мы считалич, что 7 декабря, после прибытия эшелона в Ленинград, сверки и размещения заключённых в тюрьме, Заковский подписал предписание Поликарпову на их расстрел.

Однако точными сведениями о доставке соловчан в Ленинград, как и о расстреле в Ленинграде, у нас нет.

Согласно позднейшим выводам, расстрел могли совершить в районе Лодейнопольского лагпунка, куда выезжал расстрельщик, заместитель Поликарпова П. Д. Шалыгин с точно таким заданием, как ездил Матвеев в Кемь и Медвежьегорск.

Видимо, для упрощения процедуры сверки при расстреле и, по-видимому, в 8-м отделе УГБ УНКВД ЛО (похожий шрифт пишущей машинки) составили ещё один документ – не датированный и не подписанный алфавитный «Список» на 509 заключенных (см. ил. 150–152). В «Списке» прописными буквами отпечатаны фамилии, инициалы заключенных, а также соответствующие им номера и страницы расстрельных протоколов Особой тройки. Мы думаем, этот список служил в качестве дополнения к предписанию на расстрел и использовался расстрельной командой для отметок о приведении приговоров в исполнение.

В графе «Примечание» против имен М. К. Бальцевича, Е. И. Кесслера, М. С. Хабирова, Л. И. Шмидт справа поставлены зеленым карандашом «галочки», а красным вписано – «оставить». Имя Павла Аркадьевича Ершова отмечено зеленой «галочкой» справа; имя Д. Т. Флоринского – зелеными «галочками» справа и слева.

Никак не отмечены в «Списке» имена Цинцадзе и Бартельса-Чайкина-Небольсина.

Остальные имена отмечены так: подчеркиванием фамилии (144 пометки); «галочкой» слева от фамилии (144 пометки); подчеркиванием фамилии и кружочком справа от инициалов (213 пометок). Возможно, пометки разного вида принадлежат разным расстрельщикам. Заметим, что пометок первого и второго вида вместе 288. На последнем листе этапного списка 509 заключённых сделана короткая запись Поликарпова с этим же числом: «9/XII – 288 чел.» (см. ил. 148).

Судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, включая акты о приведении приговоров в исполнение, 501 человек расстреляны 8 декабря 1937 г. Может быть, в ночь с 8 на 9 декабря, может быть, в течение трёх дней – с 8 по 10 декабря. Все акты подписаны комендантом УНКВД ЛО Поликарповым и датированы 8 декабря. Акт о приведении в исполнение приговора в отношении Павла Александровича Флоренского датирован также 8 декабря 1937 г. Акты о расстреле П. И. Болдина и В. Н. Боярского датированы 10 декабря.

(На следующий день, 11 декабря 1937 г., арестовали начальника Соловецкой тюрьмы И. А. Апетера, 26 декабря его уволили из органов НКВД, а 22 августа 1938 г. расстреляли.)

Помеченных в «Списке» резолюцией «оставить» либо зеленой «галочкой» в графе «Примечание», действительно до поры до времени оставили.

М.-С. С. Хабиров расстрелян в Ленинграде 29 декабря 1937 г.

Мечислав Константинович Бальцевич, Ефим Ильич Кесслер и Лия Ивановна Шмидт расстреляны в Ленинграде 20 марта 1938 г.

В. И. Цинцадзе расстрелян в Москве 21 апреля 1938 г.

Д. Т. Флоринский расстрелян в Москве 20 февраля 1939 г.

Бывший мичман царского флота, служивший в Белой армии Колчака, а затем в иностранном отделе ОГПУ Л. А. Бартельс-Чайкин-Небольсин был переправлен на материк 10 октября 1937 г. для отправки в Москву в распоряжение 5-го отдела ГУГБ НКВД – судя по агентурным лагерным донесениям, он говорил и знал много худого о бывшем наркоме внутренних дел Ягоде. Его расстрельный приговор отменили. Дальнейшая судбба остаётся неясной.

В «Справке о выполнении оперативного приказа № 00447 наркома внутренних дел СССР» от 25 января 1938 г. В. Н. Гарин отчитался за 1937 год и о Соловецкой тюрьме:

Во исполнение директивы Наркома Внутренних Дел СССР № 59190 от 16/VIII – Особой Тройкой рассмотрено дел Соловецкой тюрьмы ГУГБ и осуждено по 1-й категории – 1627 заключенных. В том числе:

1. За троцкистскую деятельность – 780

2. за шпионаж............................ – 123

3. за террористич. деятельность..– 106

4. за нац. к/р. деятельность........ – 205

5. за повстанческ. деятельность..– 147

6. за фашистскую деятельность.. – 44

7. за вредительство................... – 43

8. за бандитизм (угол.)................ – 179

Литература

Впервые протокол № 81 Особой тройки УНКВД ЛО был опубликован во 2-м томе «Ленинградского мартиролога» в 1996 г. В то время нам ещё не было известно, где расстреляны 208 приговорённых по этому протоколу. Знали только, что М. Р. Матвеев был командирован в 1937 г. в район Беломорско-Балтийского комбината НКВД для расстрелов.

Много лет члены Карельского общества «Мемориал» искали место расстрелов под Медвежьегорском – «столицей» ББК НКВД. Первые свидетели указали возможное место массовых захоронений в 1991 г. В поисках участвовали администрация и сотрудники госбезопасности Медвежьегорского района.

Одновременно шёл поиск документов, связанных с соловецкими расстрелами. Экземпляры расстрельных протоколов Особой тройки УНКВД ЛО, посланных в 1937 и 1938 гг. из Ленинграда в Соловецкую тюрьму для исполнения, хранятся ныне в Архангельском управлении ФСБ РФ. В 1994 г. копии с них передали в Соловецкий музей, и тогда сотрудники Московского и Петербургского «Мемориалов» начали готовить к публикации биографические справки о расстрелянных, продолжая поиск дополнительных документов. Вскоре председатель Карельского «Мемориала» И. Чухин узнал, что в Петрозаводске хранится архивно-следственное дело М. Р. Матвеева, осуждённого в 1939 г. вместе с другими чекистами за издевательство над приговорённых к расстрелу.

1 июля 1997 г. нынешний руководитель Карельского «Мемориала» Юрий Алексеевич Дмитриев наконец обнаружил место расстрела в лесном массиве «Сандармох» во время совместных поисковых работ Карельского и Петербургского «Мемориалов». Раскопки нескольких могильных ям подтвердили факт массовых захоронений расстрелянных. А вскоре исследователи узнали дополнительные подробности о расстрелах из архивного дела Матвеева в архиве Карельского управления ФСБ.

27 октября 1997 г., в день 60-летия со дня расстрела первой партии соловчан, в Сандармохе проведена международная акция «Покаяние». К этому дню издана книга: Мемориальное кладбище Сандормох. 1937, 27 октября – 4 ноября: (Соловецкий этап) / Сост. И. А. Резникова; НИЦ «Мемориал». СПб., 1997. 172 с. В книге приведены, с некоторыми пропусками, биографические справки о расстрелянных по протоколам № 81 – 85 (в последовательности дат расстрела, в алфавите имён по каждому протоколу).

В 1997–1998 гг. появились многочисленные публикации о Сандармохе в российской периодической печати. См, например: Лория Е. Карельская Катынь // Комсомольская правда. 1997. 26 июля. С. 3; Пудовкина Е. Сандормох [ошибочно: Сандромох]: Расстрельная яма, объединяющая народы // Час пик. 1997. СПб., 1997. № 144 (873), 1 окт. С. 3; Лория Е. «Вход коммунистам и скоту запрещен» // Новые Известия. 1997. 5 нояб. С. 5; Ларцева Н. «Хочется всех поименно назвать...» // ТВР – Панорама. Петрозаводск, 1997. № 46, 6 нояб. С. 2; Иофе В. Пропавший этап // Невское время. 1997. 18 нояб.; Lartseva N. Se elaa jota muistetaan // Carelia. Петрозаводск, 1998. № 1. С. 78 – 93.

Особо стоит отметить украинские издания к 60-летию расстрелов в Сандармохе: Остання адреса: До 60-рiччя соловецької трагедiї / Упорядники: П. Кулаковський, г. Смiрнов, Ю. Шаповал. В 2 т. Київ: Сфера, 1997. (Факсимильное воспроизведение протоколов № 81–85, дополнительные архивные материлы Службы безопасности Украины, справочный аппарат); Злочин без кари: Матерiали Всеукраїнської конференцiї сумної пам’ятi великого терору, Київ, 3–4.11.1997. Київ: Стилос, 1998. 272 с. (Список украинцев, расстрелянных в Сандормохе, и статья о них проф. Миколы Роженко); Пристайко В. I., Пшеннiков О. М., Шаповал Ю. Шлях на Соловки // З архiвiв ВУЧК–ГПУ–НКВД–КГБ. Київ, 1997. № 1/2 (4/5). С. 45–79.

Материалы об узниках Соловков, связанных судьбой с Татарстаном, см. в кн.: Степанов А. Ф. Расстрел по лимиту: Из истории полит. репрессий в ТАССР в годы «ежовщины». Казань: Новое Знание, 1999. С. 211–216.

Наконец, Юрий Алексеевич Дмитриев издал Карельскую Книгу памяти «Место расстрела Сандормох» (Петрозаводск, 1999).

В 3-м томе «Ленинградского мартиролога» (СПб., 1998) мы воспроизвели расстрельные соловецкие протоколы № 82 – 85, сопроводив их рядом впервые опубликованных дополнительных документов, воспоминаний и фотографий казнённых.

В 4-мтоме см. о соловецких расстрелах ил. 138–153, а также статью Н. К. Леликовой о П. И. Болдине (с. 566).

Литература о П. А. Флоренском огромна, однако в связи с тайной его безвременной гибели упомянем о пяти публикациях.

31 января 1990 г. внук Флоренского игумен Андроник (Трубачёв) обратился с просьбой к читателям «Литературной газеты» сообщить всё, что им известно о последних годах жизни великого русского мыслителя (От легенд – к фактам // Лит. газ. 1990. № 5 (5279). С. 7). В статье было опубликовано тюремное фото П. А. Флоренского, которое любезно предоставлено игуменом Андроником и для 4-го тома «Ленинградского мартиролога»).

Через семь лет вышел в свет сборник статей и публикаций, подытоживший собранные материалы: П. А. Флоренский: Арест и гибель / Сост. и вступ. ст. Д. Ю. Васильева. Уфа: Градо-Уфимская Богородская церковь, 1997. 256 с.; ил.

Известен также пересказ архивно-следственного дела П. А. Флоренского в изложении В. А. Шенталинского – «Русский Леонардо. Досье Павла Флоренского» (см. в кн.: Шенталинский В. А. Рабы свободы: В литературных архивах КГБ. М.: Парус, 1995. С. 139–167). К сожалению, эта работа не отличается тщательной обдуманностью цитируемых документов.

Письма П. А. Флоренского с Дальнего Востока и Соловков опубликованы в 4-м томе его Сочинений (Библиотека «Философское наследие». М.: Мысль, 1998).

Публикуемые нами воспоминания О. П. Трубачёвой и найденные в архиве УФСБ по С.-Петербургу и Лен. обл. документы уточняют известные догадки о скорбном пути и земной кончине о. Павла Флоренского. Подтвердилось свидетельство А. Г. Фаворского, встречавшего П. А. Флоренского до конца ноября в общих бараках Соловецкого кремля.

В то же время серьёзно уточняются известные воспоминания Ю. И. Чиркова (А было всё так... М., 1991). Пятнадцатилетний московский школьник Юра Чирков прибыл с этапом на Соловки 1 сентября 1935 г., встретил там свое совершеннолетие и практически отбыл трехлетний срок заключения. Чирков стал свидетелем переоборудования лагеря в тюрьму в 1937 г. и хорошо знал многих заключенных, отправленных этапами в Сандормох и Ленинград. В его воспоминаниях живо описаны или упомянуты:

Я. Н. Андронников, А. В. Бобрищев-Пушкин, М. П. Бурков, И. И. Ванаг, г. А. Тюрк, П. К. Казаринов, Х. г. Роковой-Чанышев, И. К. Фирдевс – расстрелянные по протоколу № 81;

А. О. Вайн, Л. И. Гройсман, Я. С. Дворжец, П. И. Кикодзе, З. Б. Моглин, Д. Л. Шебсман – расстрелянные по протоколу № 82;

В. В. Бестужев-Рюмин, А. В. Бриллиантова, П. И. Вайгель, А. Ф. Вангенгейм, С. Г. Грушевский, К. И. Дудкевич, А. Э. Дыклоп, Н. К. Зеров, В. Ю. Корбутяк, г. П. Котляревский, А. В. Крушельницкий, А. С. Курбас, В. И. Попов-Ребонэ, епископ Тамбовский Н. Ф. Розанов, архиепископ Самарский Петр (Н. Н. Руднев), С. Л. Рудницкий, П. П. Филиппович, М. И. Яворский – расстрелянные по протоколу № 83;

Я. З. Торский – расстрелянный по протоколу № 84;

Ш. Г. Батманишвили, А. К. Вальда-Фарановский, В. Е. Веригин, И. И. Вильсон, Т. И. Глущенко, В. Е. Донцов, А. Н. Каппес, Г. П. Станеско, возглавлявший группу цыган – расстрелянные по протоколу № 85;

Р. Н. Литвинов, епископ Ставропольский Лев (Л. В. Черепанов) – расстрелянные по протоколу № 134;

Ф. Д. Корженевский, В. А. Крушельницкая, А. Д. Лебедь, В. В. Удовенко – расстрелянные по протоколу № 198;

А. А. Барна, Ю. В. Гофман, г. М. Купферштейн, г. И. Лукашев, А. г. Осипов, В. Н. Равич, В. Ф. Тверитинов, П. А. Флоренский, А.-Х. Ходжаев – расстрелянные по протоколу № 199.

Все учёные – пишет Чирков, вспоминая своих лагерных наставников, – «отдавали пальму первенства Павлу Александровичу Флоренскому, выдающемуся математику, химику, инженеру, философу, богослову и протоиерею. Труды Флоренского в области физики и математики предвосхитили многие идеи и теории, развитые во второй половине XX века его учениками, и в том числе академиком Иоффе, академиком Семеновым (Нобелевским лауреатом). Его книга «Столп и утверждение истины», где он стремился к построению конкретной метафизики, была признана крупнейшим вкладом в философию и принесла ему докторские степени многих европейских университетов, в том числе Грегорианского при Папской академии в Ватикане. До ареста он сотрудничал в МГУ и ряде институтов, преподавал в духовной академии философию, а также являлся консультантом председателя ВСНХ Серго Орджоникидзе. В Соловках он работал в проектно-сметном бюро, где разрабатывались проекты на далекую перспективу. Он был очень скромен, даже застенчив, здороваясь, снимал шапку и низко кланялся, носил довольно длинную бороду и такие же узенькие очки в железной оправе, как и Петр Иванович Вайгель – мой учитель немецкого языка» (Чирков. С. 85).

Чирков вспоминает о четырех этапах с Соловков в 1937 г. (это его личный счёт этапов).

Первым этапом, по Чиркову, летом вывезли тех, у кого закончился срок заключения.

Второй этап, названный соловчанами «большим» («более тысячи заключенных было вывезено из Соловков в этот пасмурный октябрьский вечер», пишет Чирков) – это этап приговоренных к расстрелу по протоколам № 81 – 85. Чирков сам видел ряды колонн, шествующих от изоляторов на берег бухты Благополучия: «видел всех проходивших мимо ряд за рядом по четыре человека» и среди них г. П. Котляревского (протокол 83), А. Ф. Вангенгейма (протокол 83), П. И. Вайгеля (протокол 83) А. Н. Каппеса (протокол 85). Теперь мы знаем, что начальник конвоя Орлов принял этап 21 октября 1937 г.

Все это верно. Память подвела Чиркова в другом. Ему показалось, что лица П. А. Флоренского и Р. Н. Литвинова, отправленных на материк следующим, третьим этапом, тоже мелькнули в шеренгах «большого этапа». Дорогие облики ученых лишь привиделись, пригрезились ему при воспоминании об отправке «большого этапа».

Третий этап, по Чиркову, отправили в начале ноября, и с этим этапом убыл, будто бы, З. Б. Моглин. Однако Моглина, как и не замеченного Чирковым 21 октября Вальду-Фарановского, отправили именно «большим этапом». 1 и 2 ноября 1937 г. обоих расстреляли в Сандормохе.

На самом деле третий этап перепрапвили на материк 2 и 3 декабря.

11 ноября 1937 г. Чиркова перевели на тюремный режим, и он не мог видеть отправку. этапа с Флоренским.

Зато 21 декабря, находясь в изоляторе на Секирной горе, Чирков был свидетелем сборов на этап своего сокамерника, а затем слышал тройной отходной гудок парохода «Ударник». Так поздно закрылась в 1937 г. навигация. Однако, если такой этап и был, он не был расстрельным. Последнюю партию соловчан расстреляли на Соловках.

Анатолий Разумов, Юрий Груздев, 1999