[Jakov]

http://xyu3putin.zxq.net/vvp_fauxstirlitz.html
Исследование политолога, бывшего "нелегала" Сергея ЖАКОВА
"ЛЖЕ-ШТИРЛИЦ" (низвержение кумира)


АНАЛИТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ИСХОДНОГО АНАЛИЗИРУЕМОГО ТЕКСТА ПУТИНСКОЙ КНИЖКИ

Внимательный читатель уже и сам наверное заметил, что во всех дальнейших рассказах Путина, относящихся к послегерманскому периоду его работы и возвращению на работу в ленинградское УКГБ, он сам больше уже никогда не говорит ни про какую "разведку" (это только его наивные друзья и приятели еще несут вздор про разведчиков). У самого Путина все ссылки только общие, неопределенные, относящиеся в целом к системе КГБ: "Уйду из КГБ", "Ведь я сотрудник КГБ", "Я - кадровый офицер КГБ" " ... к руководству КГБ", "Я оставался действующим офицером КГБ" и т.д. Ни про какую разведку, ни про внешнюю, ни про внутреннюю - ни слова, ни намека. Все, кончился "разведчик"! Даже самого себя он уже перестал обманывать этими баснями об истинной разведке, в которой ему так и не удалось поработать.
Вот например, Путин, по его словам, отказался после ГДР от работы в загадочном центральном аппарате в Москве. Обратим внимание, в очередной раз, на его хитрость, умение манипулировать словами и людьми. Путин использует абстрактное словосочетание "центральный аппарат". Чего? Какой? Где? Из контекста прямо не следует, о чем именно идет речь. Это может быть и центральный аппарат КГБ СССР (на площади Дзержинского), и центральный аппарат Первого главного управления КГБ СССР (в Ясенево) , и центральный аппарат управления "РТ" ПГУ КГБ СССР (на проспекте Вернадского). А что значит обтекаемое путинское словечко "позднее"? Это в абсолютных цифрах - когда? В 1990? В 1991? В 1992? Опять ответа нет. Знаем только, что это было уже после его возвращения из ГДР.
С позиции позднего опыта мы может точно подтвердить, что у советской системы не было будущего - она развалилась в конце 1991 года. А еще мы точно знаем, что у "разведчика", оперативника Путина не было разведбудущего даже, если бы советская система и не развалилась. Соцлагеря (с бывшей ГДР) тогда в любом случае уже больше не существовало, а в капиталистическую немецко-говорящую страну ФРГ, Австрию или Швейцарию "разведчику с территории СССР" Путину поехать в долгосрочную загранкомандировку не светило ни при каких политических раскладах по крайней мере по двум причинам: у него не было достаточно "мохнатой руки", и он был уже "расшифрован" перед контрразведкой ФРГ и НАТО, т.е. "невъездным" в Западную Европу как "разведчик".

ДЕМОКРАТ
"РАЗВЕДЧИКИ БЫВШИМИ НЕ БЫВАЮТ"

- Вы не думали о том, что и КГБ исчерпал себя? - Почему я позднее отказался от работы в центральном аппарате, в Москве? Мне же предлагали. Я уже понимал, что будущего у этой системы нет. У страны нет будущего. А сидеть внутри системы и ждать ее распада... Это очень тяжело.

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Помню, с какой болью и негодованием Володя говорил о том, как наши сдали всю разведку в Германии. Он говорил: "Так вообще нельзя делать! Как же можно? Понимаю, что я могу ошибаться, но как могут ошибаться те, о ком мы думаем как о высочайших профессионалах?" Он был очень разочарован. Я ему сказал: "Знаешь, Володя, ты мне не вкручивай!". Он: "Я уйду из КГБ!" А я ему: "Разведчики бывшими не бывают!" Володя искренне говорил, и я, в принципе, ему верил. Хотя как можно отказаться от тех знаний, от той информации, которая в тебе сидит? Естественно, ты можешь не работать в этой организации, но взгляд и образ мыслей остаются.

То, что мы делали, оказалось никому не нужным. Что толку было писать, вербовать, добывать информацию? В центре никто ничего не читал. Разве мы не предупреждали о том, что может произойти, не рекомендовали, как действовать? Никакой реакции. Кому же нравится работать на корзину, вхолостую? Тратить годы своей жизни. На что? Просто получать зарплату?

Вот, например, мои друзья, которые работали по линии научно-технической разведки, добыли за несколько миллионов долларов информацию о важном научном открытии. Самостоятельная разработка подобного проекта обошлась бы нашей стране в миллиарды долларов. Мои друзья его добыли, направили в Центр. Там посмотрели и сказали: "Великолепно. Суперинформация. Спасибо. Всех вас целуем. Представим к наградам". А реализовать не смогли, даже не попытались. Технологический уровень промышленности не позволил.

Короче, когда в январе 1990 года мы вернулись из Германии, я еще оставался в органах, но потихоньку начал думать о запасном аэродроме. У меня было двое детей, и я не мог все бросить и пойти неизвестно куда. Чем заниматься?

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Когда Володя вернулся из Германии, он мне сказал: "Мне предлагают в Москву ехать или идти в Питере на повышение". Мы стали рассуждать, что лучше, и я говорю: "В Москве-то начальники все, там нормальных людей нет - у одного в министерстве дядя, у другого - брат, у третьего - сват. А у тебя там никого нет, как же ты там будешь?"

Он подумал и ответил: "Все-таки Москва... Там перспективы". Но я видел: он явно склонялся остаться в Петербурге.

Путину по сути было не столько жалко того, как мы "сдали" разведку в ГДР, сколько того, что мы ее вообще "сдали", отняв у него единственную возможность выезда для зарабатывания валюты. Его выездная карьера была закончена уже не только потенциально, но и фактически. Больше в КГБ ему делать было нечего. С практической точки зрения, отбросив всякую романтику. "Разведчик" Путин (и одноименный президент) до сих пор остается убежденным волюнтаристом. Он и теперь считает, что все еще можно было поправить, что можно было ничего и "не сдавать". Руководству в Москве надо было просто послушаться подполковника Путина, выполнить его рекомендации, как действовать. И тогда бы все было хорошо. При этом, Путин даже не видит, что сам себе противоречит, т.к. только парой абзацев выше он нам оракулствовал, что предчувствовал неминуемый конец советской системы, которая была обречена, у нее не было будущего. И вдруг оказывается - было, стоило только дать тогда Путину волю. А вот его друг Ролдугин куда более прагматично рассматривал советское общество, да и систему внешней разведки. Про Москву и центральный аппарат ПГУ он Путину говорил в общем правильно: провинциалу без протекции там делать было нечего, никаких реальных перспектив у него там быть не могло. Оперативник Путин (старпом и подполковник) достиг уже своего предельно возможного потолка. Оставалось разве только тихо просиживать портки в Ясеневе, ожидая казенной квартиры в столице и полковничьей пенсии. Даже сам факт, что нашему провинциалу все-таки под конец карьеры дали возможность попасть в Ясенево, говорил о том, что там уже нечего было делать. Ему еще сердцем туда хотелось (ведь мечта всей жизни была - попасть в настоящую разведку!), но умом он понимал, что разведка уже не та, вся система разваливалась...

На одну зарплату чекиста в 1990 году уже было не прожить: на советские казначейские билеты, на "деревянные" деньги купить-то уже было почти ничего нельзя. Уже были карточки, и даже в закрытых спецраспределителях для чекистов было как шаром покати. Про это жена Путина вспоминает правильно. Из КГБ нужно было срочно делать ноги куда-нибудь на гражданку, в серую экономику, чтобы не умереть с голода.
Тем более, что Путин в ГДР натерпелся страху в конце 1989 года во время крушения Берлинской стены, но зато поднабрался опыта - он уже понял, что может случиться с советской системой, с системой государственной безопасности. Надо было срочно устраивать свое будущее по-другому. Его спасало то, что у него формально было приличное юридическое образование, и он решил тихо слинять: сначала на теплую, но уже ни кому не нужную должность прикрытия в ЛГУ, чтобы готовить запасной аэродром вне системы КГБ.
Должность помощника ректора ЛГУ по международным вопросам открывала Путину перспективу быстрого написания диссертации. При чем, оперработнику КГБ даже самому не нужно было напрягаться: в распоряжении "подкрышника" из "Большого дома" была вся секретная агентура среди студентов, преподавателей, руководства и сотрудников университета. Это означало, что "штирлицу" диссертацию даже писать не придется - подчиненные секретные агенты КГБ, стукачи-инициативники напишут.
Путин правильно сделал, что остался в Ленинграде, где все-таки были какие-то связи. Он поставил окончательный крест на своей карьере так и не состоявшегося оперативного сотрудника настоящей внешней разведки, но зато вытянул свою звездную карту: ему удалось пристроиться к Собчаку в мэрию. Только из КГБ Путин уходил вовсе не в политику, как неверно говорит его жена (Путин политиком никогда не был и до сих пор не является), а в аппаратчики, в чиновничество, формально на гражданскую, но все равно на административную службу. В Путине подлинный разведчик (внешний) так и не начался, а "разведчик" третьесортный и захолустный здесь закончился. И началась другая карьера Путина - незаметного гражданского чиновника, приближенного к власти, смертельно ею обиженного, затаившегося и ждущего своего часа. Это было началом путинского реванша над административной машиной КГБ, которая его "предала", за загубленную мечту детства о внешней разведке.
Но сначала Путину, всю свою профессиональную жизнь игравшему в "конспирацию", в меры предосторожности и в скрытность, пришлось еще переступать через свою хроническую фобию публичности. В качестве превентивной меры, ему надлежало широко обнародовать факт своей прошлой принадлежности к органам государственной безопасности, чтобы обезопасить себя и Собчака от возможных провокаций, основанных на этот компромате. Акт аутизма чекиста состоялся в прямой трансляции по ленинградскому телевидению и прошел на удивление спокойно, буднично. Уже после этого Путин вдруг понял, какая тяжелая ноша секретности лежала на нем всю его профессиональную карьеру в карательном ведомстве. Одновременно он впервые обкатал на публике свою легенду про секретную и почетную работу во внешней разведке. Легенда прошла. Никто тогда не стал сильно его корить за недоговорки, искажения действительности и прямую ложь. Для простого провинциального обывателя и третьесортный "разведчик" - герой. Народная поговорка мудро гласит: "На безрыбье и рак - рыба". Путин публично стал в позу рака, но сердобольный ленинградский обыватель согласился обмануться и признать его рыбой, а потом в глазах и всего российского электората ставший раком лже-штирлиц стал выглядеть этакой царь-рыбой. Хотя надо отдать должное Путину в том, что он сам, лично не слишком раздувал эту свою легенду про его никогда не существовавшую работу во внешней разведке. За него это сделали прихлебатели, пиарщики и газетчики. Сам Путин о внешней разведке говорит всего пару раз, да и то не в прямом смысле. А в основном он использует более общие термины: "органы", "КГБ", "разведка". Так началось восхождение лже-штирлица к вершине новой властной пирамиды. А платить за поруганную путинскую мечту со временем приходится всей стране.
Даже под 50 лет Путин или по-прежнему не умеет точно выражать свои мысли, или, возможно, даже сам верит в ту ахинею, которую он рассказывает так проникновенно. Это рассчитано исключительно на чувственное восприятие неподготовленной аудиторией, которая не анализирует получаемую информацию и которой отставной чекист легко манипулирует. Характерный пример следующее его высказывание: "... большая часть моей жизни прошла в органах." Это точное воспроизведение его высказывания, мы не должны ничего за него додумывать. Поэтому берем путинскую фразу в прямом смысле. Но опять у него проблемы с элементарной арифметикой. В тот период, к которому относится это высказывание, Путину почти 39 лет. В "органах" он формально числился 16 лет. Отнимаем от 39 лет 16 получается 23. Ну и где же здесь "вся жизнь"? Если 16 лет - это больше, чем 23, то Путин или никудышный арифметик, или откровенный обманщик. А если он имел ввиду что-то другое - тогда он по-прежнему не умеет точно выражать свои мысли.
Во внешнюю разведку КГБ было очень трудно попасть. Из советской разведки добровольно уйти было практически невозможно. Разведчики всегда были крепостными рабами: они пожизненно принадлежали коллективному рабовладельцу - рабоче-крестьянскому государству в лице чиновников кадровых подразделений КГБ. Из советской разведки уходили либо под залпы почетного оружейного салюта "похоронного" взвода над могилой, либо без почестей, совсем тихо и безымянно - черным дымом через трубу крематория в тюрьмах и лагерях. Но в любом случае - только в мертвом виде, вперед ногами. Живые разведчики всегда оставались материальной собственностью советского государства.
Единственной законной возможностью для оперработника покинуть стены советской разведки без негативных кадровых последствий был перевод на высокую партийную работу (например, в международный отдел аппарата ЦК КПСС), но такое происходило крайне редко.
За исключением случаев совершения явных уголовных преступлений, если оперработник проваливался в командировке за границей по собственной оплошности, "расшифровывался" перед противником в результате чужого предательства, бывал уличен в пьянстве, разврате, моральной нечистоплотности, разгильдяйстве, халатности и полной неспособности успешно исполнять служебные обязанности, наконец, если попавший в разведку по большей части вслепую человек просто разочаровывался в своем профессиональном выборе, его не увольняли из "органов", а переводили из основных оперативных подразделений разведки во вспомогательные (учебные, исследовательские, кадровые, архивные, технические и т.п.), из московского центрального аппарата ПГУ - в территориальные разведорганы, в захолустье, как это случилось, например, с бывшим начальником управления "К" (внешняя контрразведка) ПГУ генерал-майором Олегом Калугиным, когда его из-за разногласий с руководством ПГУ "сослали" заместителем начальника провинциального ленинградского УКГБ, где всю свою оперативную жизнь проработал "великий разведчик" Путин. Наконец, бывшего оперработника разведки могли перевести в контрразведывательные или иные подразделения огромной административной машины КГБ СССР.
"Расшифрованный" или провинившийся оперработник навсегда становился "невыездным" в капстраны, а ничего хуже такого наказания для сотрудника внешней разведки, повидавшего настоящую заграницу, не существовало, т.к. терялся сам особый смысл специфической деятельности и источник повышенного материального достатка.
Только один раз наступил момент, когда было нарушено "золотое" правило рабовладения живым "разведческим" товаром советской государственной машиной: во время крушения советской империи в 1989-91 годах и переходного периода в 1991-1993 годах. Самые удалые и циничные, наиболее скептически настроенные, не выдержавшие нервного напряжения и стресса резкой перестройки, избрав путь предательства, стали десятками переходить на сторону противника. Умеренно преданные системе, умные и способные, или вовсе непреданные, но расчетливые и сметливые (таким был Путин), а также полностью разочарованные, но которым было уже нечего ждать от системы, постарались отдалиться от активной оперативной работы, тысячами перейдя под "крышу" вновь создаваемых частных учреждений при молчаливом попустительстве руководства, которое не хотело или не могло препятствовать грядущему развалу системы.

"НУ И ... С НИМ!"

Я с удовольствием пошел "под крышу" Ленинградского государственного университета в расчете написать кандидатскую, посмотреть, как там и что, и, может быть, остаться работать в ЛГУ. Так в 90-м я стал помощником ректора университета по международным связям. Как у нас говорили, работал в действующем резерве.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:
Перестройку и все то, что происходило в 1986-1988 годах, мы в Германии наблюдали только по телевизору. Поэтому о том воодушевлении, о том подъеме, который был у людей в те годы, я знаю только по рассказам. Для нас это все осталось за кадром. Когда мы вернулись домой, я даже как-то не заметила перемен: те же дикие очереди, карточки, талоны, пустые прилавки. Мне первое время после возвращения было даже страшно по магазинам ходить. Я не могла, как некоторые, искать, где подешевле, выстаивать очереди. Просто заскакивала в ближайший магазин, покупала самое необходимое - и домой. Впечатления были ужасные. К тому же никаких особых денежных накоплений за годы работы в Германии у нас не было. Все деньги "съела" покупка автомобиля. Правда, наши соседи-немцы отдали нам свою старую стиральную машину, 20-летней давности. Мы привезли ее с собой, и она еще лет пять нам служила. Да и на работе у мужа ситуация изменилась. Несмотря на то что, по моим ощущениям, его работа в Германии была успешной, он явно задумывался, что будет дальше. Мне кажется, в какой-то момент он понял, что дело его жизни исчерпало себя. И конечно, было непросто, расставшись с прошлым, принять решение уйти в политику.

... В ЛГУ я начал писать диссертацию. ... В университете я восстановил связь с друзьями по юрфаку. Некоторые остались здесь же работать, защитились, стали преподавателями, профессорами. Один из них и попросил меня помочь Анатолию Собчаку, который к этому времени стал председателем Ленсовета. Он просто сказал мне, что у Собчака никого нет в команде, его окружают какие-то жулики, и спросил, не могу ли я Собчаку помочь. "Каким образом?" - поинтересовался я. "Перейти к нему на работу из университета". - "Знаешь, надо подумать. Ведь я сотрудник КГБ. А он об этом не знает. Я его могу скомпрометировать". "Ты с ним поговори", - посоветовал приятель. ... Я встретился с Анатолием Александровичем в Ленсовете, в его кабинете. Хорошо помню эту сцену. Зашел, представился, все ему рассказал. Он человек импульсивный, и сразу мне: "Я переговорю со Станиславом Петровичем Меркурьевым. С понедельника переходите на работу. Все. Сейчас быстро договоримся, вас переведут". Я не мог не сказать: "Анатолий Александрович, я с удовольствием это сделаю. Мне это интересно. Я даже этого хочу. Но есть одно обстоятельство, которое, видимо, будет препятствием для этого перехода". Он спрашивает: "Какое?" Я отвечаю: "Я вам должен сказать, что я не просто помощник ректора, я - кадровый офицер КГБ". Он задумался - для него это действительно было неожиданностью. Подумал-подумал и выдал: "Ну и .... с ним!" ... Я ... прямо сказал Анатолию Александровичу, что с удовольствием приду к нему работать, но тогда я должен буду сказать своему руководству в КГБ, что ухожу из университета. Это был довольно деликатный для меня момент - сообщить вышестоящим начальникам, что я намереваюсь поменять работу. Я пришел к своему руководству и сказал: "Мне Анатолий Александрович предлагает перейти из университета к нему на работу. Если это невозможно, я готов уволиться". Мне ответили: "Нет, зачем? Иди, спокойно работай, никаких вопросов".

"ВОПРОСОВ БОЛЬШЕ НЕТ!"

Мои начальники - люди довольно тонкие и понимающие обстановку вокруг - не стали мне ставить никаких условий. Поэтому, хотя формально я числился в органах безопасности, в здании управления практически не появлялся. Что характерно и интересно - начальство ни разу не пыталось использовать меня в оперативных целях. Я думаю, понимали, что это бессмысленно. Кроме того, в тот момент все, включая правоохранительные органы, находилось в состоянии разложения. ... Один раз, правда, мои коллеги из органов все-таки попытались воспользоваться моей близостью к Собчаку. Он тогда много ездил по командировкам, часто отсутствовал в городе. На хозяйстве он оставлял меня. Как-то он в спешке куда-то в очередной раз уезжал, а срочно нужна была его подпись под документом. Документ не успели подготовить, а Собчак уже не мог ждать. Тогда он взял три чистых листа бумаги, поставил на них внизу свою подпись и отдал мне: "Доделайте". И уехал. В тот же вечер ко мне зашли коллеги из КГБ. Поговорили о том о сем, и издалека начали заходить, мол, хорошо бы подпись Собчака получить под одним документом, давай обсудим. Но я-то уже опытный был деятель - столько лет без провала, - так что сразу все понял. Достал папку, открыл ее, показал пустой лист с подписью Собчака. И я, и они понимали, что это - свидетельство очень высокой степени доверия Собчака ко мне. "Вы видите, этот человек мне доверяет? Ну и что? - говорю, - Что вы хотите от меня?" Они моментально дали задний ход: "Никаких вопросов больше. Извини". И все закончилось, так и не начавшись.

Тем не менее это была ненормальная ситуация, ведь я продолжал получать у них зарплату. Которая, кстати, была больше, чем в Ленсовете. Но довольно скоро возникли обстоятельства, заставившие меня подумать о том, чтобы написать рапорт об увольнении. Отношения с депутатами Ленсовета складывались не всегда легко. Прежде всего из-за того, что они часто лоббировали чьи-то интересы. И как-то подошел ко мне один депутат: "Знаешь, тут надо кое-кому помочь. Не мог бы ты сделать то-то и то-то". Я его раз послал, второй. А на третий он мне и заявляет: "Тут нехорошие люди, враги всякие, пронюхали, что ты на самом деле сотрудник органов безопасности. Это срочно надо заблокировать. Я готов тебе в этом помочь, но и ты мне окажи услугу". Я понял, что меня в покое не оставят и будут просто-напросто шантажировать. И тогда я принял непростое для себя решение - написал рапорт об увольнении. Надоел этот наглый шантаж. Для меня это было очень тяжелое решение. Хотя я уже почти год фактически в органах не работал, но все равно вся моя жизнь была связана с ними. К тому же это был 90-й год: еще не развалился СССР, еще не было августовского путча, то есть окончательной ясности в том, куда пойдет страна, еще не было. Собчак, безусловно, был ярким человеком и видным политическим деятелем, но связывать с ним свое будущее было достаточно рискованно. Все могло просто в один момент развернуться. При этом я с трудом представлял себе, что буду делать, если потеряю работу в мэрии. Подумал, что в крайнем случае вернусь в университет писать диссертацию, буду где-то подрабатывать. В органах у меня было стабильное положение, ко мне хорошо относились. В этой системе у меня все было успешно, а я решил уйти. Почему? Зачем? Я буквально страдал. Мне нужно было принять, наверное, самое сложное решение в своей жизни. Я долго думал, собирался, потом взял себя в руки, сел и с первого раза написал рапорт.

Второе, что я сделал после того, как подал рапорт, - решил публично рассказать о том, что работал в органах безопасности. За помощью я обратился к своему товарищу, режиссеру Игорю Абрамовичу Шадхану. Талантливый человек, его самый известный фильм - "Контрольная для взрослых". Тогда Шадхан работал у нас на телестудии. Я приехал к нему и сказал: "Игорь, хочу открыто рассказать о своей прошлой работе. Так, чтобы это перестало быть секретом и меня уже никто не мог бы этим шантажировать". Он записал передачу - интервью, в котором очень подробно расспрашивал меня о моей работе в КГБ, о том, что я делал, когда служил в разведке, и так далее. Все это показали по Ленинградскому телевидению, и когда в следующий раз ко мне подошли с какими-то намеками на мое прошлое, я сразу сказал: "Все. Неинтересно. Об этом уже всем известно". Но написанный мною рапорт об увольнении где-то так и завис. Кто-то, видимо, никак не мог принять решение. Так что, когда начался путч, я оставался действующим офицером КГБ.

- А если бы, предположим, путч закончился так, как они хотели? Вы - офицер КГБ. Вас с Собчаком наверняка бы судили.

- Да ведь я уже не был офицером КГБ. Как только начался путч, я сразу решил, с кем я. Я точно знал, что по приказу путчистов никуда не пойду и на их стороне никогда не буду. Да, прекрасно понимал, что такое поведение расценили бы минимум как служебное преступление. Поэтому 20 августа во второй раз написал заявление об увольнении из органов.

- А вдруг ему также не дали бы ход, как вашему первому заявлению?

- Я сразу предупредил о такой возможности Собчака: "Анатолий Александрович, я писал уже однажды рапорт, он где-то "умер". Сейчас я вынужден сделать это повторно". Собчак тут же позвонил Крючкову, а потом и начальнику моего управления. И на следующий день мне сообщили, что рапорт подписан. Начальник управления у нас был убежденный коммунист, считавший: все, что делается путчистами, - правильно. Однако он был очень порядочный человек, к которому я до сих пор отношусь с большим уважением. - Вы переживали? - Страшно. В самом деле, такая ломка жизни, с хрустом. Ведь до этого момента я не мог оценить всей глубины процессов, происходящих в стране. После возвращения из ГДР мне было ясно, что в России что-то происходит, но только в дни путча все те идеалы, те цели, которые были у меня, когда я шел работать в КГБ, рухнули. Конечно, это было фантастически трудно пережить, ведь большая часть моей жизни прошла в органах. Но выбор был сделан.

Наконец, наступившее после провала путча и подписания беловежских соглашений сомнение карательных "органов" в своем всесилии, полная кадровая неразбериха, сильная неуверенность руководящего звена в своем будущем, томительное ожидание тотального разгрома советской системы государственной безопасности, введения гражданского контроля, проведения массовых чисток и люстрации бывших сотрудников (запрета на профессию) - все это дало негласный сигнал об кардинальном изменении кадровых традиций в бывших структурных подразделениях КГБ СССР. В этот короткий период крепостных рабов было позволено отпускать на волю, не ломая судьбы ни им, ни их близким. И оперсостав КГБ валом повалил на гражданку из разведки и контрразведки, досрочно оформляя пенсии или увольняясь в запас. За пару лет кадровый состав "органов" сократился почти наполовину. В умирающих старых структурах госбезопасности оставались практически только идеологически зашоренные фанатики-совки, не желавшие "поступиться принципами", растерянные идеалисты, застигнутые врасплох слишком стремительным ходом истории, и полные бездари, не способные адаптироваться к новым условиям и профессионально реализоваться вне закрытых стен "совковых" карательных "органов".

А потом, при академике Примакове и его последователе Трубникове все вновь вернулось не круги своя. Раковина системы снова крепко замкнулась на самой себе, при этом, произошло общее катастрофическое понижение качественного уровня оставшегося оперсостава, что обусловило насаждение в "новых" "органах" самых худших традиций прошлого. Обломки бывшего КГБ СССР стали самыми консервативными и хронически больными элементами в новой административной системе Российской федерации. Даже внешняя разведка, всегда ранее отличавшаяся определенным свободомыслием и "фрондерством", перестала играть роль некоей внутренней оппозиции в "органах". Впрочем и ее обычные функции значительно сократились, появились новые, по большей части, искусственные и надуманные (так называемая, борьба с терроризмом и экстремизмом), что сблизило СВР по мировоззрению и методам работы с карательными подразделениями советской контрразведки.
А отставной "разведчик" Путин дорвался до верховной власти в стране. Этот феномен еще долго будут анализировать и изучать, тщетно ища ответы в серой и бесцветной личности Путина. Ведь объяснение его чудесного вознесения на российский административный Олимп лежит не в нем самом, а в природе российской обывательской мифологии: новая общность - советский народ - ждала некоего "второго пришествия", своего нового "спасителя" после крушения великой "совковой" империи. Народ, воспитанный в рабстве, которому вдруг мучительно стало недоставать мудрого руководства родной "..." партии и лично товарища "...", готов был снова лечь буквально под первого попавшегося отца народов, который впишет свою фамилию в пустующее пространство.
Как известно: свято место пусто не бывает. Этим человеком, оказавшимся в нужном месте в нужное время оказался отставной чекист Путин. Именно его полная бесцветность, недосказанности в его служебной биографии и чекистской карьере, полное отсутствие ясной политической программы, как ни странно, сыграли в его пользу. Каждый человек раскрашивал эту серую кальку в те цвета, которые ему нравились, а профессиональные пиарщики во время предвыборной компании 2000 года буквально сделали из дерьма конфетку. Мутный портрет скрытного, закомплексованного и лишенного качеств публичного политика чекиста вдруг засверкал всеми цветами радуги и представил воображению обескураженного, растерянного обывателя столь желаемый, вожделенный образ этакого скрытого супергероя, этакой Золушки, этакого графа Монтекристо, некоего секретного оружия - грозного меча Грааля, секретно выкованного доблестными чекистами в подвалах Лубянки на благо народа и на горе всем супостатам. И глупые люди сами посадили нового самозванца на царский трон, возведя нового Антихриста на святое место Христа. Люди снова забыли заветы Священного писания, сотворив себе очередного кумира из дьявола. Вошедший на российский государственный престол лже-штирлиц тут же создал для ностальгирующих "совков" партию "Единства" вместо КПСС. Оперевшись на этот передовой идеологический отряд путиноидов, отставной чекист занялся возрождением слегка улучшенной и припудренной старой советской модели: начал последовательно уничтожать все еще такие слабые ростки свободы, которые только-только стали пробиваться через вековую коросту российского рабства и коммунистического панциря. Так и не предложив конструктивной положительной модели, Путин последовательно проводил программу разрушения, очередного чекистского погрома: уничтожения всех свободных людей, зажима прессы, сталинского поиска "врагов народа" и "террористов", фабрикации публичных "шпионских" процессов, отстраивания "союзной" вертикали централизованной власти, возрождения внешнего единомыслия в партии чиновников при внутреннем повсеместном двурушничестве. Наконец и до практического воссоздания советского КГБ дошел. Так лже-штирлиц стал новым рейхсфюрером.

Вот пророческие слова Юлиана Семенова, вложенные им в уста литературного начальника нацистского Гештапо Генриха Мюллера: "Золото партии - это мост в будущее, это обращение к нашим детям, к тем, которым сейчас месяц, год, три года. Тем, кому сейчас десять, мы не нужны: ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и бомбежек. А вот те, кто сейчас еще ничего не смыслит, будут рассказывать о нас легенды. А легенду надо подкармливать, надо создавать сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, доступный людям через двадцать лет. Как только где-нибудь вместо слова "здравствуйте" произнесут "хайль" в чей-то персональный адрес - знайте, там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение!"
В третьей серии фильма Лиозновой "17 мгновений весны" по сценарию Юлиана Семенова наш киношный нелегальный резидент Штирлиц брюзжит в доме Эрвина под аккомпанемент радистки Кэт: "Там (в Центре - прим. наше) вероятно думают, что если я не провалился за эти 20 лет, значит я - всесилен. Неплохо бы мне стать заместителем Гимлера или вообще пробиться в фюреры. "Хайль, Штирлиц!" И вот Путин российским фюрером…, пардон, президентом на практике стал.
В 1984 году по заказу и с благословения КГБ был снят пропагандистский десятисерийный фильм "ТАСС уполномочен заявить" по сценарию всё того же приближенного к чекистам Юлиана Семенова. В седьмой серии была очень любопытная сценка, когда полковник -чекист Виталий Славин предлагает це-эр-ушнику Джону Глэбу смешной вариант, как доснять фильм про Джеймса Бонда "Из России с любовью", добавив лишь еще один кадр: "Когда Джеймс Бонду увозит нашу шифровальщицу в Лондон, на экране возникает титр - Операция внедрения прошла успешно. Приступаю к работе. Катя Иванова"
На праздновании дня чекиста 20 декабря 1999 года на Лубянке Путин в точности торжественно сострил: "Разрешите доложить, коллеги. Группа оперработников, командированных вами для работы под прикрытием правительства РФ, свою задачу по внедрению успешно выполнила!" Зал умильно заулыбался и одобрительно захлопал. "Хайль, Путин!". А нам захотелось отреагировать на неё словами журналиста Пола Дика из той же седьмой серии "ТАССа на пересказ Джоном Глэбом славинского предложения концовки фильма "Из России с любовью"": "Зловещая, между прочим, история! Похожа на правду!" Еще как похожа!


Путин должен уйти