http://worldcrisis.ru/crisis/1258851
Итак, коммунизм – великий и ужасный – умер, точнее скончался в виде фарса, которым для него (но не для людей, принимавших участие в событиях 19-21 августа) обернулся путч. Зиновьев не ставит точку на этих событиях, идет дальше – к октябрю 1993 г. Скажу сразу: на мой взгляд, интерпретация этих событий – самое слабое и уязвимое место в книге. Зиновьев не был очевидцем событий, следил за ними из-за рубежа, и в этом слежении эмоции порой пересиливали беспристрастный анализ. Если бы то, что написано в "Гибели..." о событиях 3-4 октября, было написано не Зиновьевым, я бы вряд ли взялся полемизировать на данную тему
XV
Итак, коммунизм – великий и ужасный – умер, точнее скончался в виде фарса, которым для него (но не для людей, принимавших участие в событиях 19-21 августа) обернулся путч. Зиновьев не ставит точку на этих событиях, идет дальше – к октябрю 1993 г. Скажу сразу: на мой взгляд, интерпретация этих событий – самое слабое и уязвимое место в книге. Зиновьев не был очевидцем событий, следил за ними из-за рубежа, и в этом слежении эмоции порой пересиливали беспристрастный анализ. Если бы то, что написано в "Гибели..." о событиях 3-4 октября, было написано не Зиновьевым, я бы вряд ли взялся полемизировать на данную тему. Однако, во-первых, это написано именно им, и уже потому заслуживает внимания; во-вторых, данная интерпретация имеет отношение не только к событийному ряду, но связана и с теоретическими построениями, и заслуживает, на мой взгляд, внимания, здесь есть о чем поспорить. Пойдем по порядку.
Рассуждая о событиях 3-4 октября 1993 г., Зиновьев пишет о том, что депутаты разыгрывали политический спектакль – согласен. Далее: "Они сделали все, чтобы предотвратить широкое народное восстание в стране, локализировать события в центре Москвы, где они заранее были обречены на нужный президентской клике исход". А вот здесь позвольте не согласиться. Во-первых, никаким "широким народным восстанием" и не пахло, и об этом пишет буквально на следующей странице сам Зиновьев, отмечая безразличие миллионов людей, наблюдавших телерепортажи о стрельбе по Белому Дому "будто это американский боевик".
Во-вторых, для победы в борьбе за власть в современном мире не нужны широкие народные восстания – это архаика, уходящая в прошлое; победы обеспечиваются в борьбе в городах, на ограниченном физическом пространстве плюс не безграничном виртуально-телевизионном и информационном пространстве.
В-третьих, противники Ельцина это прекрасно понимали, потому и попытались захватить Останкино.
В-четвертых, не выдерживает, на мой взгляд, критики сопоставление в "Гибели..." событий 3-4 октября 1993 г. и их последствий с большевистской Октябрьской революцией и ее последствиями. Совсем не выдерживает, и так и хочется сказать по Высоцкому: "Нет, ребята, все не так. Все не так, ребята". На этом следует остановиться подробнее, сведя построения Зиновьева в два тезиса, а мои возражения – в два антитезиса.
Тезис 1 Зиновьева. Большевистский переворот – взятие Зимнего дворца – был, как заметил Ленин, самой бескровной революцией в истории человечества, тогда как штурм Белого Дома в октябре 1993 г. осуществился регулярными войсками и милицией, которые были вооружены современными видами оружия и которые расправлялись с безоружными людьми по приказу высшей власти.
Антитезис 1 (мой). На самом деле штурм Белого Дома был не менее бескровным, чем штурм Зимнего. Белый Дом брали не "войска", а четыре танка и группа "Альфа", которая (спасибо "ей" и генералу Г.Н.Зайцеву) обеспечила бескровный арест депутатов. Штурм Белого Дома был всего лишь частью событий 3-4 октября. К сожалению, Зиновьев не пишет ни о крови у Останкино; ни о том, как накануне озверевшая толпа (вовсе не безоружная) избивала, гнала милиционеров, и менты в страхе бежали; ни о том, что в городе на два дня исчезла власть. Да, 4 октября менты отвели душу, досталось как участникам событий, так и тем, кто попал случайно – милиция, как правильно писали в газетах, мстила за пережитые 1-го и 2-го унижение и страх. Это – не в порядке оправдания, а в порядке справки.
Далее. Октябрьский переворот 1917 г. – это не только "штурм" Зимнего и события в Петрограде. Это еще и Москва. Лукавил Ильич, большевистский переворот, во-первых, не сводился к "штурму" Зимнего, во-вторых, не был самой бескровной революцией – в Москве крови хватило, и это только в октябре. Что происходило в Москве и Питере с ноября 1917 г. по март 1918 г., т.е. еще до начала Гражданской войны? Расстрел рабочих демонстраций, разгул чекистского и криминального террора, разгула матросни (см. воспоминания современников). Так ли было после августа 1991 г. и октября 1993 г.? Конечно, не так.
Что произошло с основными фигурантами по делу ГКЧП и теми, кто выступил против Ельцина в октябре 1993 г., что произошло с теми, кто их поддерживал? Были ли какие-то репрессии? Кого-то расстреляли, арестовали? Было массовое закрытие газет? Нет. Напротив, была амнистия (для главных лиц; для неглавных – не было, поскольку их даже не арестовали), были призывы – из среды самих победителей – не устраивать "охоту на ведьм" (правда, были и призывы противоположного характера, которые, впрочем, ни к чему не привели).
Вспыхнула после августовских или октябрьских событий гражданская война, как в 1918 г., ставшая результатом социальной политики большевиков и унесшая миллионы жизней? Был террор спецслужб, сравнимый с чекистским? Ничего этого не было.
Наивно думать, что в октябрьских событиях 1993 г. среди сторонников парламента были одни лишь "патриоты" и "борцы с эксплуатацией". Как и в любом движении таких было меньшинство. Основную массу – я видел эту толпу – составляли желавшие крушить, мародерствовать, безнаказанно применять силу; основное чувство – "хмельная радость в том, что "наша взяла", что гуляем и никому ни в чем отчета не даем".
Победи в октябрьских событиях парламент, Хасбулатов и К° – мало что во внутренней и внешней политике страны изменилось бы всерьез, произошел бы передел власти и имущества ("собственности"). А вот кровь бы полилась. По логике властного противостояния вокруг парламента сплотились все, кто жаждал реванша – и не только социального и политического, но также личного. И можно себе представить, что могли натворить эти люди, окажись они у власти. Разумеется, шла схватка двух "властных картелей" за власть и имущество, за передел. В такой ситуации именно голодные и обиженные льют кровь, тем более что кровь – хорошая завеса, хороший отвлекающий маневр при переделе. Скорее всего осень 1993 г. стала бы водоразделом не между гайдаровщиной, а между бескровным и кровавым периодами русской смуты конца XX в. Потому, например, для меня, сомнений, с какой стороны стоять – при всей неприязни к "демократическому" ворью – в октябре 1993 г. не было. Да, восторги 1991 г. по поводу крушения коммунизма и надежды на нормальную жизнь довольно быстро кончились, кончились позором. Но разве не позором Директории и личностей типа Барраса окончилась Великая (Великая!) французская революция? Позором. Но Робеспьер с его режимом хуже Барраса и его режима, вот в чем штука. Что же поделаешь, если, как говорил Вивекананда, революции – это время шудр, время, когда низкие поднимаются вверх, когда пешки прорываются на военную горизонталь, а слуга становится господином – тем самым, что не тонет.
Правила серьезной истории, чувство социальной ответственности и элементарная социальная брезгливость диктовали единственный, на мой взгляд, выбор, в правильности которого я не усомнился и ныне, зная результат, – при всем, повторю, позоре ельцинского правления, при всей отвратительности новых господствующих групп, мерзких в своей сытости, полуобразованности и уверенности в том, что все могут купить, всех могут обмануть, а потому имеющих право держать за дураков тех, кто не успел или не захотел урвать кусок побыстрее и любой ценой (как поет В.Бутусов: "Когда-то у нас было время. / Теперь у нас есть дела / Доказывать, что сильный жрет слабого, / Доказывать, что сажа бела"), мерзких в своем тщеславии. О, это тщеславие! Какую службу оно служит – ведь обязательно надо покрасоваться "без галстука". На самом деле получается действительно "без штанов", потому как – стриптиз, добровольный и откровенный. Ну где еще можно увидеть наивного "сына степей", рассказывающего про зарплату в 300 долл. в месяц и при этом покупающего пальто за 20 тыс. долл. и коллекционирующего "роллс-ройсы"?
А человек с внешностью Дуремара, обгладывающий куриную ножку в небедном интерьере и рассуждающий о скромности? А советники и "интеллектуальная обслуга" из бывших не то полудиссидентов, не то полукомсомольцев, но в любом случае таких, при виде которых просится: "А ты, мил-человек, не стукачок ли будешь?" И кошелек из бокового кармана во внутренний – быстро-быстро.
А хрустальные бокалы на завешанном скатеркой компьютере? А спортивные и тренировочные костюмы на фоне шикарной итальянской и французской мебели, словно охранник или слуга (потомственный) заскочили прибрать, да задержались перед камерой, поскольку хозяева запаздывают. Нет, не запаздывают. Их, этих хозяев – коммунистических – прогнали.
И все же власть этих хозяев, коммунистическая власть была хуже и страшнее, и не дай Бог вернуться в коммунизм, когда очередной партийный оберсвинорыл учит, как жить, во что верить, как писать (хорошо, что не как псать). Да, теперь этот свинорыл (или его сынок, зятек, дочка, внучка, "жучка" и т.п.) – предприниматель, губернатор, сенатор (только тоги не хватает). Ну и х... с ним. Теперь он не может диктовать, во что верить. А на кусок хлеба можно заработать. Независимость и профессионализм – вот наш ответ "посткоммунистическому Керзону"! В России труднее всего быть частным лицом (и, разумеется, русским – отметивший последнее Ю.Нагибин в конце жизни почти закричал: "Хочу назад, в евреи"). Принципы формирования и функционирования нынешних, посткоммунистических господствующих групп объективно создают необходимые условия, возможности реализации (во второй раз со времени петербургского самодержавия) русского проекта под названием "частное лицо". Необходимые, но недостаточные. Достаточные – это сами. Кто-то скажет: какое частное лицо! Жрать нечего, вымираем, туберкулез-гепатит-СПИД-наркомания-алкоголизм. Все так. Но в жизни всегда так: либо социальные гарантии и рабство, либо свобода и... ни в чем себе не отказывай. Но без гарантий. Каждый выбирает то, что ему по душе. Но мы немного отвлеклись, хотя, нельзя сказать, что не по делу.
XVI
Тезис 2 Зиновьева. Революция 1917 г. совершалась во имя освобождения трудящихся от векового рабства; о системах надо судить не потому, что они не сделали "для своего времени и в своих условиях для людей"; Октябрьская революция и рожденный ею строй "сделали для широких слоев населения России больше, чем любая революция в истории для народов своих стран", тогда как в событиях 3-4 октября 1993 г. "Ельцинская клика лишь выразила волю новых хозяев страны, российских грабителей, наживших баснословные богатства, за счет обнищания народа и разворовывания созданного трудом многих поколений народного достояния и сил Запада, осуществляющих дальнейший процесс колонизации России".
Антитезис 2 (мой). В свое время, еще в "Зияющих высотах", Зиновьев писал, что к самым тяжелым последствиям, к самым жутким системам приводит реализация именно самых утопических и эгалитарных идей и планов. Поэтому, "ради чего происходила революция 1917 г." – не аргумент, и как правильно отмечет Зиновьев, судить нужно по тому, что системы делали для своего времени и в своих условиях для людей. Что делали?
Борьба! Они обожествляли
Ее с утра и дотемна
И друг на друга натравляли
Людей, чтоб только шла она.
И тем людские связи руша;
Они – для счастья всей Земли
Живой страны, живую душу
Трясли вовсю и растрясли.
Пока ценой больших усилий
Устав от крови и забот
Пришли к победе... Победили –
Самих себя и весь народ.
[...]
И свято веря в правду Класса
Они, не зная правд других,
Давали сами нюхать мясо
Тем псам, что позже рвали их.
Все сами, сами развязали,
Стремясь, вести, владеть страной.
И просто мздой, не наказаньем
Пришел к ним год тридцать седьмой.
Это – "краткий курс истории ВКП(б)" по Науму Коржавину. Это – о том, что "сделали для своего времени и в своих условиях для людей". Так сделали, что уже в 1918 г. начали бастовать рабочие Петрограда, и большевики побежали от них и от матросов в Москву. Пройдет еще три года, и питерские рабочие бросят в лицо "Гришке третьему" (ленинскому соратнику, председателю Исполкома Коминтерна): "Ишь рожу отъел, а мы голодаем", и это станет прологом кронштадтского мятежа с его лозунгом "Советы без большевиков!" и борьбой с теми кто, как пел в одной из своих песен И.Тальков, шел "воевать за народную власть со своим же народом". Четыре года "горячей" гражданской войны и 20 лет, до конца 30-х, "холодной" гражданской войны – вот что сделали. Да, в конце 30-х, а потом – с конца 50-х советские люди в среднем стали жить лучше, чем россияне в начале XX в. Так ведь и весь мир стал лучше жить, чем в начале века. Вопрос – какой ценой (не говоря о том, что с начала 70-х проедали свое будущее: в 1967 г. для покупки зерна продали 50 т золота, а всего лишь через пять лет, в 1972 г., уже 458 т!)? Это очень важно, поскольку если вопрос о цене оставить, то придется исполнить гимн и капитализму (или, как предпочитает говорить Зиновьев, западнизму), который во второй половине XX в. для 1 млрд. человек сделал больше, чем все революции и эволюции в мире. Разумеется, гимн слагать не надо (тем более, что у капитализма хватает своих апологетов), надо поставить вопрос: какой ценой для прошлого, будущего и большей части населения Земли капитализм добился такого результата? Вот тогда-то и окажется, что полвека "золотой эпохи" для "золотого миллиарда" покоятся, во-первых, на жесточайшей эксплуатации населения большей части мира, включая Запад, в прошлом, эдак в течении 300-400 лет; во-вторых, на жесточайшей эксплуатации в настоящем огромной части населения планеты; в-третьих, на разрушении природной среды и, следовательно, проедании, эксплуатации будущего.
Но ведь все это можно адресовать и историческому коммунизму, построенному на костях, как минимум, двух поколений людей, изгадившему природу бывшей Российской империи и загнавшему на тот свет миллионы людей – ради них, конечно; только об них, болезных, у Власти душа и болела: "Все для тебя! Гордись, Отчизна!" (Наум Коржавин). Да, были успехи у исторического коммунизма, но их хватило максимум на 25-30 лет, на жизнь по сути одного поколения. Я, кстати, отношусь к поколению везунчиков, родившихся в 50-е, уже не знавших страха, репрессий, гордых Великой Победой, нашей военной мощью (у меня до сих пор бегут мурашки от тревожного восторга, когда я слышу слова "и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ" или "и летели наземь самураи под напором стали и огня"; о музыке гимна Советского Союза я вообще молчу), освоением космоса, хоккейными победами и многим другим. Между тридцатью и сорока годами (моими и моего поколения) это все кончилось. Не могло не кончиться, было проедено. Долги – в прямом и переносном смысле – платить детям и внукам. Долги "коммунизма как реальности", между прочим.
Зиновьев совершенно прав, когда пишет в "Гибели...", что с теми природными факторами, которые имелись в России, достичь большего в советский период, было невозможно. Я бы, опираясь на работы М.К.Любавского, Л.В.Милова, А.П.Паршева и многих других, сказал так: в советский период из природных (и людских) факторов, которые имелись в России, выжали если не больше того, что было возможно, то по сути все; большего, я согласен с Зиновьевым, здесь уже вообще нельзя было получить. Но именно потому и наступил крах, Зиновьев сам назвал одну из его долгосрочных причин. Мы теперь можем сказать деятелям исторического коммунизма:
Вы здесь из искры раздували пламя.
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Коммунизм, в отличие от того, что писал о нем Зиновьев в "Зияющих высотах" и других работах 70-80-х годов, на самом деле был рассчитан на очень непродолжительный срок – на три поколения, средний срок жизни одного человека. Символично, что коммунизм ушел в прошлое с 70-летними Брежневым, Сусловым, Устиновым, Черненко и примерно в том же состоянии, что и Черненко. Иначе и быть не могло, и дело не только в скудости ресурсов, которые можно было осваивать только посредством сверхэксплуатации населения, чтобы потом сверхэксплуатировать эти ресурсы (замкнутый порочный круг разорвать может только катастрофа), не только в системных характеристиках и противоречиях этого строя. Дело еще и в том, что коммунизм был функциональным негативом (антикапитализмом) капитализма на индустриальной стадии последнего. У исторического коммунизма не было какой-то своей, собственной, особой исторической производственной основы, базы; таковой была логически характерная для определенной стадии капитализма индустриальная система производства, только уступавшая по эффективности капиталистической, а с конца 50-х годов, несмотря на спутники, атомные ледоколы и прочее, уступавшая все больше и больше.
Показательно, что СССР так и не удалось решить задачу превращения страны в единое промышленно-хозяйственное (хозяйственно-экономическое) целое. Подобная задача ставилась и на XXIII, и на XXIV съездах КПСС, что как раз и говорит о ее невыполненности, ну а на рубеже 1970-1980-х годов СССР по сути фактически представлял собой неважно интегрированную и плохо координируемую совокупность ведомственных зон. Десять лет спустя "де-факто" превратилось в "де-юре", правда, сначала не по ведомственной, а по республиканской линии ведомственная "линия" активно "заработает" уже в посткоммунистической России.
Задачу, о которой идет речь, не удалось решить по простой причине: СССР не смог стать промышленной державой. Будучи промышленно-аграрной страной (не был СССР и аграрной державой; аграрные державы продают, а не закупают сельскохозяйственную продукцию и могут себя прокормить; советский режим состоялся за счет и на основе уничтожения крестьянства, а потому уже с начала 60-х годов должен был закупать зерно), СССР был военно-промышленной державой, т.е. лишь по одной промышленной линии – военной. Почти все наши успехи в промышленности были военными (либо так или иначе связаны с ними прямо или косвенно, пример – спутник), т.е. штучно-отраслевыми ("зато мы делаем ракеты"), а не массовыми, за счет этого массового, в ущерб ему – и чем дальше, тем больше в ущерб, обрекая развитие индустрии на экстенсификацию.
Перейти от индустриальной к научно-технической структуре производства советская система не могла – это ломало ее социально, как властно-производственную, экстенсивные же возможности к концу 70-х, как уже говорилось, по сути были исчерпаны. Как раз тогда, когда Запад совершил рывок в энтээровский мир, в котором историческому коммунизму не было места.
Да, только в виде коммунизма Россия как незападная и некапиталистическая страна могла сопротивляться капитализму, но только в течение исторически ограниченного времени, чуть меньше половины которого, кстати, капитализм был занят своими внутренними проблемами – борьба за гегемонию, войны. Времення зона успешного сопротивления сокращается до 30 лет (1945-1975). Это же и был период, когда советские люди материально в массе своей жили лучше, чем средние подданные Российской империи. Но, повторю, произошло это через три десятилетия после Октября ценой огромной крови, ценой превращения одной части народа в палачей, другой – в жертв (при быстрой перемене мест и участи) с ситуационным исполнением третьей роли – предателя, со всеми вытекающими последствиями для культурно-исторической сферы и генофонда населения – "неестественный отбор", который, помимо прочего и "отобрал" наверх Горбачёва, Ельцина, Чубайса и многих других. Салют Кибальчишу.
Не стану спорить о том, ради чего совершались события 3-4 октября. Отмечу лишь, что шла борьба за власть, за то, кто и как приватизирует коммунизм, власть и, естественно, будет присваивать, выражаясь марксистским языком, прибавочный и сверхприбавочный продукт трудящихся, а попросту говоря, грабить их, разворовывать созданное трудом многих поколений (добавлю только, что подавление октябрьского путча спасло страну от угрозы гражданской войны, а это немало). Но дело даже не в этом. Направление моего главного в данном контексте "полемического удара" – не октябрь-93, а октябрь-17.
Коммунистическая революция, пишет Зиновьев, совершалась во имя освобождения трудящихся от самодержавного рабства.
Антикоммунистическая революция, могут написать (и написали) многие, свершилась во имя освобождения трудящихся от коммунистического рабства.
"Это все – лозунги, пропаганда", – скажет кто-то о такой постановке вопроса. "Это все – лозунги, пропаганда", – скажу я о "свершении революции 1917 г. во имя освобождения трудящихся".
Все революции совершаются под лозунгами свободы, освобождения – иначе и быть не может, и под этим подписываются все (вспомним марксэнгельсовские рассуждения о революциях). Другое дело, что во всех революциях, будь то французская или русская, китайская или мексиканская, всегда присутствуют две революции. Одна – народная (крестьянская, пролетарская, социалистическая), антисистемная. Другая – системная, в потенции – антинародная, в которой в эмбриональном виде уже содержится генетическая программа новой системы неравенства и эксплуатации. Эти две революции – условно говоря, "комиссаров-начальников" и "крестьян-работяг" тесно, хотя со временем все менее, переплетены друг с другом, проникают друг в друга на эшеровский ("День и ночь") манер (революция в революции), но имеют разные цели, что и выявляется сразу же после победы. Предоставляю слово Зиновьеву: "История умчалась в прошлое, а контора с ее бумажками, печатями, скукой, званиями, распределением по чинам, волокитой, очковтирательством и прочими прелестями осталась. Надо... брать общество в том виде, как оно сложилось и существует на наших глазах. И тогда будет понятно, зачем носился Чапаев с шашкой наголо: отнюдь не для того, чтобы спасать страждущее человечество, а для того, чтобы, в частности, чиновники из аппарата всех сортов власти могли на персональных машинах ездить в спецраспределители за продуктами, которых нет в обычных магазинах, приобретать шикарные квартиры и дачи, пользоваться лучшими курортами и достижениями медицины...".
Вот тебе, Василий Иванович, и III Интернационал с Коминтерном. Аналогично Чапаеву могут смотреться из сегодняшнего дня, диссиденты (на брынцаловых с гусинскими они работали – привет от Крота Истории). Впрочем, исторически Чапаев и диссиденты (хорошая компания – амальгама) работали, конечно же, не на новых хозяев. Логически вышло – на них. Логика победила историю – так всегда бывает после революций. Но проходит время, и опять наступает кровавый карнавал, Праздник Истории, которая побивает Логику. Разделение трудов и результатов: одним – История, другим – Логика.
Народ совершал революцию 1917 г. для освобождения. Большевики – для захвата власти. Сначала в одной стране, потом – во всем мире. Взяв власть, большевики уже в декабре 1917 г. установили себе вполне "буржуазные" пайки, в 1918 г. комначальники уже купались в награбленной роскоши, а в 20-е быстро перешли к отмыванию награбленного в Гражданской войне и к систематическому разворовыванию того, что было создано трудом многих поколений, причем не только господствующими классами, но прежде всего крестьянством, которое с самого начала большевики хотели превратить в объект внутренней колонизации, во внутреннюю колонию, что в 1918 г. стало одной из причин Гражданской войны. Можно было бы ограничиться примером платоновского "Чевенгура", но я добавлю три цитаты.
Цурюпа (май 1918 г.): "У нас нет иного выхода, как объявить войну деревенской буржуазии" (под деревенской буржуазией имелись в виду и середняки).
Троцкий (июнь 1918 г.): "Наша партия за гражданскую войну. Гражданская война уперлась в хлеб. Да здравствует гражданская война".
Свердлов (май 1918 г.): "Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах... Только в этом случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов".
Яснее не скажешь. Свердлов словно отвечает Зиновьеву (естественно не тому, который с Каменевыми и который О-Г.А.Радомысльский, а автору "Гибели...") на вопрос о том, что сделала власть для людей. Причем сделала сразу же после революции, чтобы эта революция – их революция, революция этой власти, новых хозяев, продолжалась, "перманентировалась". Ну а в 1929 г., после передышки, (см. "Зависть" Ю.Олеши), просто экспроприировала крестьянство, превратив его во внутреннюю колонию, как и предлагал Троцкий. "Мы пошли дальше левых", – хвастал Сталин.