Ну и про главного жулика, про Трофименко.
Вот она:
Это я ещё в 2004 году написал. Здесь:
http://www.chugunka.net/index.php/re...-startdown/53/
Люлькин это Пялькин. Ну кто Кузнецов смотри выше.
Франсуа Рабле. «Гаргантюа и Пантагрюэль»
После побоища, которое устроила на избирательном участке член «Единой России» Брехнич туда зашёл Люлькин. Увидев лежавшую на полу Трофименко, у которой платье задралось до плеч, а нижнее бельё было разорвано, движимый состраданием, Люлькин бросился
к ней узнать, что случилось, и, узрев непоказанное место, вскричал: «О бедная Трофименко! Кто тебя так поранил?»
Тут на избирательный участок зашёл Кузнецов . Люлькин ему говорит: «Кузнецов, куманёк! Подика сюда, ты мне нужен по важному делу!» Как только Кузнецов подошёл,
Люлькин ему говорит: «Кузнецов, дружочек! Эту бедную женщину опасно ранили между ног, отчего произошёл явный перерыв в её земном бытии. Посмотри, как велика рана,-от заднего прохода до пупа. Ампана четыре будет,-нет, пожалуй все пять с половиной наберутся.
Это её кто-нибудь пестом так хватил. Рана по-моему свежая. Так вот я тебя о чём попрошу: что бы на неё не насели мухи, обмахивай её получше хвостом и внутри и снаружи. Хвост у тебя хороший длинный. Махай, голубчик, пожалуйста, махай, а я пойду найду ваты, что бы
заткнуть рану,-все мы должны помогать друг другу, так нам господь заповедовал. Махай сильней! Так, так, дружочек, махай лучше, такую рану должно почаще обмахивать, иначе бедной Трофименко невмоготу придётся. Махай, куманёчек, знай себе махай! Господь недаром
дал тебе большой хвост, с толстым концом. Помахивай и не скучай. Добрый мухоотмахиватель, который, беспрестанно отмахивая мух, махает своим махалом, никогда не будет мухами
отмахнут. Махай же, проказник, махай, мой куманёчек! Я не стану тебе мешать». Затем он пошёл за ватой и, немного отойдя, крикнул: «Махай, махай, куманёк! Махай, куманёчек, и не
сердись, что приходится махать много. Я тебя сделаю платным махателем, хочешь-при королеве Татьяне Скотодвойской, хочешь- при доне Панкрате Ржавском. Только смотри махай! Махай, и всё!» Бедный Кузнецов усердно махал и так и сяк, и внутри и снаружи, а в это время Трофименко издавала звуки и смердела, как сто чертей. Несчастный Кузнецов находился в весьма затруднительном положении, ибо не знал, как ему повернуться, что бы благоуханные трофименковы ветры не дули прямо на него. Когда же он зашёл с другой стороны, то увидел, что на заду у неё тоже дыра, не такая, впрочем, большая, как та которую он обмахивал, и вот из неё-то и исходило это зловонное и отвратительное дуновение. Наконец, Люлькин возвратился и принёс столько, сколько едва поместилось в восемнадцати вязанках, и начал пропихивать вату палкой; когда же он засунул добрых шестнадцать с половиной вязанок, то пришёл в изумление: «Что за черт! Какая глубокая рана! Да туда войдёт ваты больше двух тележек».
Кузнецов, однако ж, остановил его: «Люлькин, дружище! Будь добр, не запихивай туда всю вату, оставь немножко,- там, сзади, есть ещё одна дырка: вонь оттуда идёт, как от сотни чертей. Я задыхаюсь от этого мерзкого запаха».