http://www.istpravda.ru/research/12232/
Защитники осажденного Порт-Артура из последних сил удерживают город, надеясь на скорый прорыв блокады. Но помощи нет и не будет - корабли Балтийского флота, посланные на выручку артурцам, в это время идут мимо Африки, а сухопутная армия трусливого генерала Алексеева окопалась в Маньчжурии, не желая ввязываться в военные действия. "Историческая правда" описывает последние дни осажденного Порт-Артура.
8 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
... Холодно, идет мелкий снег. С раннего утра японцы начали обстреливать 11-дюймовыми снарядами Новый Город. Выстрелы раздавались регулярно через каждые 10 минут. Один из снарядов зажег громадный склад товаров фирмы «Кунст-Альберо в Новом Городе, который и сгорел дотла.
Около 10 часов утра бомбардировка прекратилась. Осматривая сегодня в подзорную трубу Высокую гору, я заметил группу японских офицеров, человек в 15, которые, разглядывая окружающую местность, очевидно, решали какой-то важный стратегический вопрос.
Цинга в городе все растет и начинает принимать угрожающие размеры. Настроение в гарнизоне угнетенное.
На днях в Красном Кресте после ампутации ноги скончался волонтер техник Потапов, тяжело раненный еще 2 декабря во время известной катастрофы на 2-м форту. Это был удивительно преданный человек, который всюду сопровождал известного своей храбростью военного инженера Рашевского, погибшего в ту же роковую ночь.
* * *
9 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
Сегодня рано утром японцы совершенно неожиданно, почти без выстрела, бросились на позицию у Малой Голубиной бухты.
Поручик Муратов с 85 стрелками не выдержал неожиданного натиска и отступил. Одновременно с этим японцы атаковали укрепленный утес, находящийся влево от позиции поручика Ерофеева. Японцы сбили оттуда наших стрелков и быстро заняли этот важный тактический пункт нашей позиции. Часть их при этом переправилась на утес на шлюпках с другого берега залива. Потери, понесенные в этом деле обеими сторонами, были сравнительно очень незначительны: так, у нас при схватке на утесе заколото штыками трое стрелков и двое ранено. Японцам достались в добычу одна пушка и до 6000 ружейных патронов.
Вообще наступление их на Малой Голубиной бухте отличалось внезапностью и необыкновенной стремительностью и потому и увенчалось полным успехом.
Около полудня японцы дали несколько орудийных выстрелов по позиции поручика Ерофеева, но дальнейшей атаки не предприняли.
Против 5-го форта японцы по-прежнему деятельно ведут сапу. По городу, по обыкновению, велась стрельба 11-дюймовыми снарядами.
Смертность в госпиталях необыкновенная. Так, в 5-м и 2-м запасных госпиталях за одну прошлую неделю умерло от тифа, дизентерии и главным образом от цинги 275 человек.
[госпиталь.jpg]
Из мемуаров П.Н. Ларенко, сотрудника порт-артурской газеты «Новый край»:
У знакомого встретил Б., который сообщил очень интересные, хотя печального свойства, сведения. Пароход «Маньчжурия», взятый японцами 27 января, принадлежит, по его словам, Восточно-Азиатской компании, в которой участвуют, и чуть ли не главным образом, иностранные капиталы, «Маньчжурия» была нагружена боевыми припасами и пушками для крепости и флота, на ней был воздушный парк — три шара со всеми приспособлениями и материалами и, наконец, ремонтная материя на случай повреждения военных судов. Словом, «Маньчжурия» была нагружена самым ценным для нас грузом, который уже нельзя было подвезти железной дорогой и который усилил бы крепость и флот наш в очень значительной степени.
Когда «Маньчжурия» зашла в Шанхай и замешкалась там, несмотря на то что в воздухе уже слишком явно пахло порохом, то командир нашего там стационера, канонерской лодки «Манджур», капитан Кроун потребовал от капитана парохода «Маньчжурии», чтобы он немедленно отправился по назначению, т. е. в Артур. Капитан хотел было отговориться неисправностью машин или котлов, но капитан Кроун назначил комиссию для освидетельствования состояния машин, и «Маньчжурия» вышла в Артур, простояв попусту в Шанхае четыре дня. После нее вышел из Шанхая в Артур пароход «Бари» и прибыл на место до начала военных действий.
По добытым дальше сведениям капитан «Маньчжурии», достигнув мыса Шандуня, застопорил одну машину, и ее начали чистить, тем временем работала только одна машина, и пароход двигался черепашьим ходом до тех пор, пока японские суда не взяли его как приз.
История очень подозрительного свойства.
Д. говорит, что даже в том совсем невероятном случае, если бы пароход не мог бы дойти до места назначения лишь вследствие плохого состояния машин, общество обязано возместить все убытки, понесенные нашим государством от запоздания парохода «Маньчжурия». Но так как по всем данным тут имеем дело не со «взятием» японцами парохода, а с «отдачей» его — с предательской отдачей его капитаном, — то, по мнению Б., обстоятельное следствие и суд должны раскрыть это дело до мельчайших подробностей, беспощадно произнести свой приговор и этим успокоить общественную совесть.
[под обстрелом.jpg]
* * *
10 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
С 4 часов утра японцы открыли огонь по 5-му временному укреплению, батарее Лит. Д, редуту Лесной Горки и, главным образом, по 5-му форту. Вероятно, они имели в виду завладеть нашими горками, которые лежат впереди и вправо от 5-го форта. Горки эти сильно мешали японцам в наступательном движении их сапы.
В 9 часов утра я заметил, что от беспрерывной бомбардировки фугасными бомбами часть бруствера левого фаса на 5-м форту обвалилась. Кроме этого, в исходящем его углу образовалась большая брешь. Причина этих разрушений лежала в том, что все брустверы 5-го форта представляли собой не что иное, как груду битого камня, насыпанную над крутым откосом, которая и сползла очень легко вниз от взрывов лиддитовых фугасных бомб. Вообще нужно сказать, что 5-й форт к началу осады был еще далеко не окончен.
Около полудня один из японских снарядов зажег на 5-м форту здание прожектора, которое и горело часов до 5 дня. Другой удачно попавший снаряд подбил второе 6-дюймовое орудие Канэ. Потушить начавшийся пожар не было никакой возможности, так как японцы по пожарищу сосредоточили сильный огонь. Клубы черного дыма от пожара перемешивались с густым дымом от взрывов лиддитовых снарядов.
Картина была тяжелая...
На Высокой горе они между тем продолжают деятельно укрепляться, а на месте порохового погреба, взорванного у них недавно одной из наших батарей, они успели уже построить новый и обсыпать его целой горой камня и земли.
Генерал Фок, которому поручена теперь вся оборона крепости, ночевал сегодня почему-то на броненосце «Севастополь», а весь сегодняшний день боя провел сначала на 2-й Тигровой батарее, а потом объезжал разные пункты левого фланга крепости, где все было спокойно. Только под вечер, после обеда у гостеприимного командира 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковника Петруши, генерал Фок уехал в Новый Город.
Днем японцы опять вели перекидную стрельбу по броненосцу «Севастополь» и канонерке «Отважный». Стрельба отличалась удивительной меткостью.
С обоих судов поспешно снимают артиллерию.
Настроение в гарнизоне самое угнетенное.
На выручку уже давно никто не надеется.
* * *
11 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
Оказывается, вчера японцы опять вели наступление на 3-й форт, который, однако, отбил все их атаки с громадными для них потерями. На этом же форту произошел следующий трагический случай: зауряд-прапорщик Гусков слишком долго задержал в своих руках уже зажженную ручную гранату. Фитиль сгорел, и граната разорвалась у него в руках, убив на месте его самого, а также штабс-капитана Носова и одного стрелка.
Броненосец «Севастополь» подвергся сегодня опять усиленному обстреливанию японцев. Всего по нему выпущено было до 60 снарядов, и из них только три попали в цель.
Сегодня совершенно случайно мне пришлось познакомиться с артиллерийским капитаном Гобятой, выдающимся офицером, отлично знающим свое дело.
При последних штурмах Высокой генерал Кондратенко послал капитана Гобяту сверить его часы с часами коменданта этого укрепления. Исполняя это поручение, капитан Гобята прибыл на Высокую гору и здесь был тяжело ранен в рот с повреждением челюсти... Странное было поручение!
Сегодня опять встретился в одном укромном уголке Нового Города со штабс-капитаном К., который под разными предлогами преисправно отсиживал оборону Порт-Артура в своей комнате. Каждый раз при встрече с ним я чувствовал какую-то неловкость...
* * *
12 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
С назначением генерала Фока на должность начальника сухопутной обороны во всех распоряжениях стало заметно какое-то колебание и неуверенность. По его приказанию начали укреплять Ляотешань, на котором предполагается поставить морские орудия мелких калибров, снятые с затопленных наших судов.
Несмотря на все тягости и невзгоды осады, на позициях по-прежнему идет азартная карточная игра, которая нередко оканчивается крупными недоразумениями.
Настроение у всех самое подавленное. Особенно в угнетенном состоянии находится высшее начальство в Старом Городе.
Быстро растущий недостаток в продовольственных припасах грозит в ближайшем будущем новыми ужасами. А число больных все увеличивается и увеличивается с каждым днем...
Генерал Фок
* * *
13 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
На позициях как будто чувствуется некоторое затишье. На восточном фронте самое незначительное расстояние отделяет наших стрелков от японцев, последние вперед более не продвигаются. Вообще осадные работы японцев в значительной степени утратили свой прежний характер кипучей энергии и словно застыли.
За последнее время японцы начали обстреливать по ночам главную нашу дорогу, идущую из Старого в Новый Город, шрапнелью, так как по ней все время с шумом тянутся бесконечной вереницей наши двуколки.
* * *
14 ДЕКАБРЯ 1904
Из «Дневника осады Порт-Артура» полковника М.И. Лилье:
Ночью, обходя позиции, я зашел на 5-й форт. Этот форт представляет собой груду камня, так как война застала его почти в самом начале постройки. Я зашел в блиндаж: все помещение оказалось битком набито исключительно молодыми офицерами. Старший из них был военный инженер капитан Верее, который бессменно находился на форте и вел все оборонительные работы. Условия, в которых приходилось жить и работать этим достойным защитникам форта, были самые тяжелые. И офицеры, и нижние чины терпели сильный недостаток решительно во всем, начиная с пищи и кончая одеждой.
На батарее Лит. Д, куда я тоже заглянул, оставалось около 60 снарядов на все 6 орудий.
ПРИКАЗЫ
по войскам Квантунского укрепленного района
14 декабря 1904 года.
Крепость Порт-Артур
№ 959
Командующий В.-С. стр. полком подполковник Глаголев 13 сего декабря от ран, полученных в бою с японцами, помер. В.-С. стр. полк предписываю принять на законном основании 5-го В.-С. стр. полка подполковнику Сейфулину. О приеме донести по команде.
№ 960
Вновь прошу наших священников объезжать и обходить полковые участки обороны, дабы дать возможность нашим геройским защитникам помолиться на Святом Кресте и, приложившись к нему, получить благословение и услышать слова духовного отца. Я знаю, что все служители алтаря выполнят это, так же как на Высокой священники 5-го и 27-го В.-С. стрелкового полков, с крейсера «Баян» и броненосца «Победа» исполнили свой долг, как только может исполнить его верующий христианин. Командирам частей представлять возможность бывать священникам на позициях и указать время.
№ 961 Начальник сухопутной обороны генерал-лейтенант Фок, при рапорте от 12 сего декабря за № 20, представил рапорт коменданта форта № 2, 25-го В.-С. стрелкового полка штабс-капитана Кватца о порядке очищения форта и копии с записок бывшего командующего В.-С. стрелковым полком подполковника Глаголева к штабс-капитану Кватцу. В заключение своего рапорта генерал-лейтенант Фок доносит, что он признает все распоряжения, как подполковника Глаголева, так и штабс-капитана Кватца, совершенно правильными. Прочтя рапорт штабс-капитана Кватца от 10 декабря за № 60 и две служебные записки подполковника Глаголева, я вижу, что мое приказание об очищении форта № 2 было приведено в исполнение генерал-лейтенантом Фоком образцово, за что долгом и особенным удовольствием считаю объявить его превосходительству сердечную благодарность. Форт № 2 поглотил во все время его обороны массу геройских защитников: сначала капитан 25-го В.-С. стрелкового полка Резанов, затем поручик того же полка Фролов и штабс-капитан Кватц исполнили долг на славу, несмотря на громадные потери. 5 декабря японцы взорвали форт, и защитники форта были принуждены сесть за траверс и казематы, мост был сломан. Положение стало отчаянное; не нанося врагу существенного вреда, приходилось или, выводя защитников, взорвать форты и сохранить геройский гарнизон для дальнейшей борьбы с врагом, или сидеть и ждать, когда уничтожат всех. Я приказал генерал-лейтенанту Фоку вывести гарнизон и затем взорвать форт, так как подготовить к взрыву давно уже мною было приказано. Все распоряжения генерал-лейтенантом Фоком были отлично выполнены, гарнизон в полном порядке выведен, Куропаткинский люнет обеспечен, и, когда все было подготовлено, форт взорван, и наши герои защитники от взрыва не пострадали. Из рапорта штабс-капитана Кватца видно, что в этот трудный период для форта поведение гг. офицеров и нижних чинов было геройское.
Квантунской крепостной артиллерии поручик Голдин руководил лично стрельбой, оставшись только с тремя нижними чинами, сам наводил орудия и несколько раз удачными выстрелами картечью сбрасывал вскакивающих японцев на бруствер обратно в ров. Один раз, когда группа японцев в несколько человек бросилась на гребень бруствера, он скомандовал орудию стрелять, сам схватил винтовку и на моих глазах уложил первого же японца, который во весь рост показался на бруствере.
Мичман Витгефт, придя на форт со своими моряками в поддержку гарнизону и получив от меня указания, где на бруствере поместить своих, лично расставил всех моряков, указал им задачу, лично руководил бросанием бомбочек, а в то же время, когда одна из пироксилиновых бомб попала в бруствер и разрушила его, убив около 15 человек, когда люди, оглушенные, бросились с бруствера, он своим примером, вскочив сам на бруствер, задержал всех, восстановил полный порядок, и под его наблюдением бруствер был быстро заделан.
26-го В.-С. стрелкового полка подпоручик Витвинский руководил по моему приказанию обороной горжи, и, несмотря на убийственный огонь с редутов, он все время находился на горже и даже лично указывал цели матросу, который стрелял из 37-миллиметровой пушки по японским окопам перед люнетом Куропаткина и разрушил их до основания.
25-го В.-С. стрелкового полка зауряд-прапорщик Иван Колесов в то время, когда одна из пироксилиновых бомб попала в то место бруствера, где стоял пулемет и завалило его мешками, он, несмотря на то что сам был придавлен и сильно ушиблен, быстро выскочил, прекратил общее замешательство, приказал вытаскивать пулемет, лично помогая в этом стрелкам, а пулеметчикам приказал тут же его чистить, что и было исполнено, так что в короткий промежуток времени пулемет был поставлен на свое место и начал опять действовать.
Командир 3-й роты 7-го запасного батальона зауряд-прапорщик Трофим Баранов и его младший офицер Михаил Корсунов выделились своей храбростью; все время находясь на бруствере, руководили бросанием бомбочек, оба ранены, отказались идти на перевязочный пункт, а ограничившись перевязкой фельдшера, вернулись обратно на бруствер и ушли только тогда, когда форт был всеми оставлен.
Саперный офицер штабс-капитан Адо пришел на форт приблизительно через полчаса по получении записки. Материалы для взрыва казематов были принесены на форт еще засветло, часть фугасов ко времени прихода штабс-капитана Адо уже была заложена нижними чинами и оставалось заложить только два фугаса.
Подполковник Глаголев во 2-й записке пишет: эти выдающиеся подвиги должны быть в памяти у каждого. Геройское поведение офицеров дало возможность спасти гарнизон форта. С благодарностью вспоминаю память покойного подполковника Глаголева, приношу свою душевную благодарность коменданту форта штабс-капитану Кватцу, поручику Галдину, мичману Витгефту, подпоручику Витвинскому, зауряд-прапорщикам Колесову, Баранову и Корсунову и саперной роты штабс-капитану Адо за своевременное исполнение работ на форту. Прошу немедля войти с представлением о награждении сих достойных офицеров по их заслугам. Нижним чинам форта № 2 за всю их геройскую службу объявляю мое спасибо и представить немедля по 5 человек на роту для награждения знаком отличия Военного ордена. Ныне мы утвердились на Куропаткинском люнете и положение наше гораздо улучшилось.
Начальник Квантунского укрепленного района генерал-адъютант Стессель.
[Russo-Japanese_War.jpg]
Из мемуаров П.Н. Ларенко, сотрудника порт-артурской газеты «Новый край»:
Сообщают люди, которым нельзя не доверять, что генерал Фок начал задавать солдатам на позициях вопросы: кому будет в плену легче, генералам или солдатам?
Ответ один — конечно генералам!
Это удивительно ловкий маневр и стоит того, чтобы на нем немного остановиться. Казалось бы, что генерал Фок желает этим заставить солдат драться до последней капли крови. Но так как поведение генерала Фока никогда не склонялось в эту сторону, то ясно, что тут имеется задняя мысль. И она становится осязаемой, если не поддаешься обману дипломатической маскировки.
Генерал Фок приучает замечательно искусно, «исподтишка» этим вопросом солдат к мысли, что не миновать им плена, что не миновать его и генералам...
Это единственный верный способ подорвать стойкость гарнизона в то время, когда среди войск на позициях все более и более возникало и высказывалось сомнение:
— Нешто на самом деле начальство собирается сдать крепость?
Это угрожающее настроение нижних чинов не осталось тайной для генерала Фока, и с этим настроением нужно было рано или поздно считаться.
Едва ли кто может после этого сомневаться в том, что генерал Фок — человек большего ума. Но, к сожалению, этот ум будто болезненно извращен и вместо пользы приносить только вред.
[officer.jpg]
Из мемуаров Бенджамена Норригарда «Великая осада. (Порт-Артур и его падение)»:
Детальное описание всех различных приступов и натисков, а равно и всех русских контратак, представляет мало интереса. Почти все они были совершены по одному и тому же шаблону. Тяжесть боя вынесли на себе 1-й, 15-й и 38-й полки второго резерва. По истечение суток были посланы войска вновь прибывшей 7-й дивизии в постоянно увеличивавшемся количестве, пока вся дивизия не приняла участия в бое. Страшное испытание постигло этих молодых солдат, никогда ранее не видевших сражений: принять участие в штурме этих грозных позиций на крутых, защищенных проволочными заграждениями склонах высот, где сотнями и тысячами уже лежали их товарищи, безбожно искалеченные и изуродованные, где земля стала скользкой от крови и где на каждом шагу они наталкивались на страшные, душераздирающие картины. Бой у высоты 203 м и Аказака-ямы, ввиду широкого применения сильно разрывных снарядов и бомб, был еще ужаснее, чем в каком-либо другом месте перед Порт-Артуром, и люди сражались так отчаянно и свирепо не только потому, что обе стороны вполне понимали важность овладения и удержания позиции, но также, ввиду ужасных, бесчеловечных средств истребления, которые применялись противниками и действовали на них так, что они превращались в диких зверей.
Так, например, отряд, численностью около 400 японцев, был сосредоточен на параллели, где они были совершенно укрыты от огня с какой-либо части высоты и чувствовали себя в полной безопасности. Но русские матросы на Аказака-яме поставили два пулемета на позициях, с которых они могли обстреливать параллель прямым огнем и, прежде чем японцы обнаружили их, сразу открыли огонь. Японцы совершенно беспечно сидели битком набитые в узком пространстве, как вдруг на них полилась лавина свинца. В несколько секунд траншея превратилась в настоящий ад, в кипящую массу людей, где бились яростно, чтобы оттолкнуть друг друга, топтали раненых, карабкались по грудам трупов, которые загораживали вход или пытались вырваться по краю параллели вниз к лишенной прикрытия стороне высоты. Но пулеметы Максима делали свое дело, и в течение нескольких минут весь отряд был совершенно стерт с лица земли; несколько солдат было убито наповал, когда они бежали вниз к склону высоты, но почти все остальные погибли в узкой траншее. Японцам потребовалось несколько дней, чтобы разобрать и унести кучи трупов.
Хотя пулеметы играли важную роль в сражении, а ружья и даже штыки также деятельно применялись, но битва у высоты 203 м, ведшаяся, главным образом, посредством ручных гранат и сильно разрывающихся снарядов, представлялась каким-то триумфом, апофеозом динамита, пироксилина и мелинита. В сомкнутом строю солдаты бросали свои ружья, полагаясь исключительно на ручные гранаты и небезосновательно, как мне кажется, так как действие этого новейшего адского оружия огромное и наводит ужас даже на самых храбрых.
Несколько дней спустя после взятия позиций я бродил по полю битвы и имел случай видеть и убедиться в этом.
Через глубокие сапы, над которыми разрывались еще шальные русские шрапнели, я прошел первую часть дороги, но внизу в траншее ничего не было видно, так что я вылез из нее и стал карабкаться по склону высоты. На нижних откосах большая часть трупов была убрана и я поднялся почти наполовину к вершине, пока не получил предупреждения о том, что меня ожидало.
Первая вещь, которая привлекла мое внимание, была обыкновенная японская фуражка, лежавшая на земле. Я поднял ее, она показалась тяжелой, затем, взглянув ближе, я немедленно ее отбросил: в ней был скальп и часть мозгов солдата, которому она принадлежала.
Вскоре после этого я дошел до небольшого рва перед нижними проволочными заграждениями, которые были придавлены к земле снарядами, а проволока была скручена и спутана в бесформенную груду. 15 или 20 трупов лежали здесь в навалку: очевидно люди искали убежища на короткое время в неглубоком рву, желая перевести дух и докарабкаться до траншей, когда в середину этой группы попала динамитная граната, которая всех их убила и теперь они здесь лежали так перемешавшись, что трудно было догадаться, какая часть тела кому принадлежала. Силой взрыва было разорвано в клочки их обмундирование; одни лишь башмаки, сапоги и носки остались целыми, а в одном или двух случаях я заметил кожаный пояс вокруг талии солдата, вся остальная одежда была сорвана.
Я не видел ни одного трупа, у которого, по крайней мере, одна жизненная часть тела не была бы оторвана; у большинства не хватало руки или ноги; одни лежали с распоротым желудком или развороченной грудью, другие совсем без головы; одна голова откатилась на несколько шагов, отвратительно оскалив зубы. Все эти трупы или части трупов сбились в кучу высотой в 4 или 5 футов, в самом отчаянном беспорядке. Из этой пирамиды рук и ног выделялась рука с кистью и пальцами, простертыми к небу, как бы в безмолвной мольбе.
Далее к югу прямо под проволочными заграждениями тела лежали уже не десятками, а сотнями, все небольшими кучами в пятнадцать или двадцать человек; от разрыва каждой ручной гранаты или снаряда, брошенного в середину атакующего отряда, трупы разрывались на куски и получился вид какого-то рагу из изуродованных человеческих тел и оторванных частей в соусе из крови, мозгов и внутренностей. Лица трупов не были обезображены до неузнаваемости и почти все носили выражение ужаса, вообще вся эта картина представлялась донельзя страшной.
Много мертвых тел лежало по одиночке на склонах высоты, а оторванные части тела валялись почти повсюду. Казалось странным, что действие разрыва было так строго рассчитано. Я видел людей с оторванной головой, рукой или ногой, а между тем остальная часть тела оказывалась неповрежденной. Голова одного солдата была разрезана пополам от темени до подбородка, точно пилой, причем правая половина была абсолютно нетронута, а левая совершенно исковеркана.
Таково было действие сильно разрывающихся снарядов, которые очень часто разлетались на тонкие, похожие на нож, осколки, свиставшие по воздуху с огромной силой и приносившие смерть этим беднягам. Я видел еще человека, разрезанного пополам у пояса, в него должно быть попал весь снаряд; верхняя часть тела лежала, не имея никаких повреждений, от нижней же не осталось и следа.
Траншеи, как я упоминал, были совершенно сровнены с землей; только кучи насыпанной мягкой земли, перемешанной с щепками от бревен и остатками сгоревших мешков давали некоторое указание на то, что здесь находились укрепления. Из этих обломков высовывались отовсюду части тел, доказывающие как упорно защитники отстаивали свои позиции и как неустрашимо атаковали их японцы. Сотни храбрых солдат были погребены в этих тесных могилах, вырытых русскими, а японские снаряды наполняли их снова доверху мертвыми телами.
Картины, которые я видел на поле сражения, были достаточно жестокие, но те, что я наблюдал в госпиталях были еще ужаснее и они до сих пор меня преследуют во сне. На самом деле люди, лежавшие мертвыми на склонах и в траншеях высоты 203 м, не испытывали уже страданий; они умирали, хотя и страшно, но сразу и потому легче. Но оставшиеся в живых, те, кого не убило на месте, эти остатки людей, которые страдали в предсмертной агонии по несколько недель или те, которые вынуждены жить, или, лучше сказать, влачить существование годами, подправленные и залеченные искусными хирургами, как будто похожие на живые существа, без рук и ног, часто слепые, с искалеченными телами и совершенно расстроенной нервной системой от ужасного потрясения — вот те люди, которых надо пожалеть. Я видел их — но что же, ничего не поделаешь...
Бомбардировка города была очень действенной; она способствовала деморализации гарнизона и сдаче крепости. Огонь был направлен против арсенала, который скоро был совершенно разрушен, против мест, где, по сведениям, доставленным японскими шпионами, находились пекарни, мукомольные мельницы, опреснители, склады и другие жизненно важные объекты. От японских снарядов загорелся пороховой склад под высотой Паличжуан, что вызвало страшный взрыв; сгорело также много домов и складов. Гражданское население, включая 500 женщин и детей, конечно, пережило тяжелое время, так как снаряды летали повсюду, разрываясь на улицах и пробивая крыши и стены домов; надо удивляться, что убитых и раненых среди них было сравнительно немного, но напряжение нервов от этой непрерывной, безжалостной бомбардировки было очень сильное и естественно отражалось на душевном состоянии тех, кто являлся ответственным за их благополучие и безопасность.
Генерал Ноги в штабе под Порт-Артуром.