http://carnegie.ru/2016/03/21/ru-63099/ivsp
Cтатья / интервью 21 марта 2016
Егор Гайдар был абсолютно цельным человеком. Он был моральным авторитетом для сотен тысяч людей. И был абсолютно им понятен — человек, который хотел построить в России политическую демократию и либеральную экономику, превратить Третий Рим в нормальную страну.
О Егоре Гайдаре всегда говорили, что он был непонятен народу, непопулярен, слишком сложно устроен для политика, чрезмерно учен. Странно было об этом думать в циклопического размера очереди, тянувшейся от самой Рублевки к ритуальному залу ЦКБ в декабре 2009-го, когда он умер.
Андрей Колесников — руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги.
Андрей Колесников
Руководитель программы
Московского Центра
Программа «Российская внутренняя политика
и политические институты»
Другие материалы эксперта…
Агенты застоя
Хотят ли русские войны. Война и террор в восприятии россиян
Измена родины
Он был моральным, именно моральным авторитетом для сотен тысяч людей. И был абсолютно им понятен — человек, который хотел построить в России политическую демократию и либеральную экономику, превратить Третий Рим в нормальную страну, где, по Набокову, портрет правителя не превышал бы размеров почтовой марки.
Третий Рим не принял Гайдара. Для реформатора это была травма, стоившая ему раннего ухода. Хотя, возможно, он надеялся на то, что сделанное им все-таки хоть в чем-то, но необратимо. В сущности, так оно и есть: сколько ни дави бульдозерами рыночную экономику, она все равно пробивается из-под асфальта. В первые дни января 1992 года, после либерализации цен и закона о свободной торговле, Гайдар все разглядывал московские улицы, и в одно прекрасное утро на них появились торговцы: начало было положено.
То, что Гайдар был для множества людей моральным авторитетом, стало понятно после его смерти. Для кого-то он символ либеральной чистоты и нестяжательства — иные продались Третьему Риму, разбогатели, пошли на компромиссы, забыли мечты семинарской юности, когда попадали под проливной дождь на Ладоге, но, накрывшись прозрачной пленкой, продолжали как идиоты спорить об экономической реформе. Для других он — выдающийся ученый и практик, который мог бы посоветовать, как выйти из тупика.
А кому-то просто не у кого теперь спросить: "Егор, а как на самом деле? Как правильно?"
И люди, которые сейчас не могут задать ему этот вопрос, действительно могут понаделать ошибок. От управленческих до бытовых и моральных.
Для друзей, насколько я могу судить, он был невероятно комфортным собеседником, собутыльником, остроумцем, как это было заведено на дореформенных кухнях. Его команда сформировалась в середине 1980-х, когда московская лаборатория Станислава Шаталина, куда входил Гайдар и которая писала для начальства проекты реформ, а оно, перекрестившись (как и сегодня), засовывало их под сукно, подружилась с небольшой, полуконспиративной, но ведомой членом партии Анатолием Чубайсом группой питерских экономистов, изучавших опыт венгерской, югославской и прочих реформ.
Есть чудесная фотография — "нас много, нас, может быть, четверо": семинар в Лосево под Питером, 1987 год. Реформы, чтоб вы знали, уже сформулированы, только по приватизации не доругались — Чубайсу с Гайдаром не нравилась идея Виталия Найшуля о ваучерной приватизации. Четыре парня аспирантского возраста сидят в номере совкового пансионата, на столе какие-то банки с вареньем, граненые стаканы. Анатолий Чубайс, Сергей Васильев (ныне зампред ВЭБа), Егор Гайдар, Григорий Глазков (ныне практикующий психолог). Идеологи реформ... Таких фотографий — россыпь. С тех легендарных семинаров, где можно увидеть, например, за одним председательским столом двух ныне заклятых врагов — Чубайса и Оксану Дмитриеву.
Он всегда был страшно занят, потому что писал книги. До сих пор Гайдар — единственный российский интеллектуал мирового уровня. Его "Гибель империи", которую нужно вслух читать старшеклассникам, чтобы они поняли, куда делся СССР и чем он вообще был, переводят сейчас на множество языков мира. Его "Долгое время", не очень-то краткий курс экономической истории, содержащий еще и план недоделанных реформ,— одна из немногих книг, которая вообще все объясняет. Не для индекса Хирша, а для жизни. Его, можно сказать, юношеская работа "Экономические реформы и иерархические структуры", написанная во второй половине 1980-х, исследует административный рынок ("ты — мне, я — тебе") совка. Читаешь и думаешь: бедная моя родина, ведь ничего не изменилось.
Все это писалось в доме на холме в деревне Дунино. Там была беседка, к которой подведено электричество, где можно было вести самые важные в жизни разговоры — всего делов-то: бутылка коньяка, сыр и лимон. Как на тех самых кухнях 1970-1980-х. Как на редакционных посиделках в журнале "Коммунист", где Егор работал с моим братом, а тот потом трудился его советником в правительстве реформ. День отставки Гайдара в конце 1992-го казался концом света, и брат перетаскивал со Старой площади и из правительственного штаба в "Волынском" архив этого года, перевернувшего страну, на балкон родительской квартиры...
У Егора много важнейших текстов, которые редактировал Леонид Исидорович Лопатников (Гайдар как-то позвал меня и попросил публиковать его статьи, произнеся фразу, которую я счел невероятно важной: "Он прожил очень достойную жизнь"). Лопатников редактировал его тексты до своих более чем 90 лет. Мы как-то разговаривали, а старик — в боевых орденах — плакал, когда узнал, что я племянник его школьного друга, погибшего на фронте...
"Государство и эволюция". Написано не сегодня, а в 1994 году: "Социальное государство или свободный капитализм... Тема для академического спора! Ни фон Хайек, ни лорд Кейнс не создавали свои теории применительно к азиатскому, находящемуся под мощным криминальным воздействием государства"; "Как-то очень быстро "всадник бронзовый, летящий" превращается в монументального городничего, а лозунг "Государство превыше всего" трансформируется в "Государство — это я". Да, сегодня пришла пора не государственных идеалов, а интересов, только интересов не государства, а вечно голодных государственников. Государство как частная собственность бюрократии".
Гайдар видел все то, что мешает развитию, лучше других. Как сказал глава аппарата первого правительства реформ Алексей Головков: "Все мы крестьянские дети на барской усадьбе Гайдара".
Говорят о том, что он был противоречивой фигурой. Напротив, он был абсолютно цельным человеком. К тому же добрым и скромным, одновременно книжным и очень хорошо понимавшим практическую механику власти. Неправда и то, что он ничего не мог объяснить: почитайте его "Дни поражений и побед", там все написано. Кто хочет узнать больше, легко может выяснить, что золотовалютные резервы на момент прихода "чикагских мальчиков" составляли... 29 млн долларов. Гайдар обесценил сбережения? Ага, читайте письмо Минфина и Минэкономики СССР в Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР от 27 сентября 1991 года: ВСЯ (!) сумма вкладов населения Советского Союза, "достигшая с учетом индексации более 600 млрд рублей, целиком и полностью использована для формирования внутреннего государственного долга". То есть проедена!
Мне всегда казалось, что Гайдар знает что-то такое про нашу жизнь, чего другие не знают. "История предоставила нам еще один, быть может, последний шанс, и граждане великой страны должны сделать свой выбор. Смириться с очередной бюрократической приватизацией власти или, наконец, разорвать замкнутый круг и сделать необратимым разделение власти и собственности".
Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!