[Русская историческая библиотека]

Вражда с Мидием

Прежде чем последовать за Демосфеном в область его политической деятельности, упомянем еще об одном обстоятельстве, которое касается более его частной жизни. Во время своего процесса с опекунами Демосфен навлек на себя личную вражду некоего Мидия, который происходил из знатного афинского дома и принадлежал к богатейшим гражданам города. Он был горд, высокомерен и притязателен и блистал в глазах толпы своею роскошью. Подружившись с демагогом Эвбулом, который в то время пользовался расположением толпы и имел большое влияние на государственные дела, он нашел себе сильную поддержку в господствовавшей тогда партии. Этот Мидий в процессе Демосфена был на стороне его опекунов и вместе с своим братом Фрасилохом помогал им замять это дело. В своем высокомерии он зашел так далеко, что вместе со своим братом ворвался к Демосфену в дом и позволил себе грубую брань против его матери и сестры. За это оскорбление он был привлечен Демосфеном к суду, и несмотря на самые бессовестные интриги, приговорен к штрафу в 1000 драхм. Этого штрафа он однако не заплатил, так что Демосфену пришлось подать на него новую жалобу за удержание имущества. Разными уловками и ухищрениями Мидий добился того, что это дело судом не рассматривалось. Вероятно, Демосфен отказался преследовать его, не взяв однако же формально своей жалобы назад.

Личная вражда Демосфена с Мидием перешла и на политическую почву, когда Демосфен начал принимать участие в государственных делах и стал не без успеха действовать против господствующей партии. Народ стал уже относиться к Демосфену внимательно, и когда он, в 351 г., захотел приобрести почет и расположение народа, приняв на себя добровольно дорогостоящее общественное дело – составление хора флейтистов для праздника больших Дионисий, Мидий стал стараться помешать ему в этом. Он во всем становился Демосфену поперек дороги, и даже ворвался ночью в дом золотых дел мастера, чтобы испортить вышитые золотом праздничные одежды и золотые венки, заказанные Демосфеном для своего хора; но не достиг своей цели. Он подкупил учителя демосфеновского хора, чтобы тот хуже учил хористов, и хор был бы обучен очень плохо, если бы первый флейтист не прогнал учителя и не занялся сам его делом. Даже в день представления, когда Демосфен должен был лично вести свой хор, Мидий не прекратил своих проделок. Он подкупил архонта, заведовавшего торжеством, и судей, присуждавших награды, запер и даже заколотил вход на сцену, чтобы хор не мог войти в порядке, а когда Демосфен выразил на это свое неудовольствие, он разорвал на нем праздничное платье и в глазах всего народа, в присутствии множества иностранцев, прибывших в Афины на праздник, дал ему пощечину. Таким образом, он добился-таки того, что Демосфен не получил награды.

Демосфен не отвечал на пощечину своего противника тем же; но потребовал публичного удовлетворения перед всеми гражданами и в суде. В народном собрании, происходившем на следующий день после Дионисий, народ, возмущенный низким поступком Мидия, единогласно объявил, что Мидий своим поведением относительно Демосфена совершил преступление против святости праздника; ободренный этим заявлением, Демосфен подал жалобу на оскорбление в суд. Но дело, благодаря проискам Мидия, затянулось; он задаривал судей, подкупал лжесвидетелей и ораторов; знатные лица изъявляли готовность ходатайствовать за Мидия перед судом; а Демосфен стоял совершенно одиноко, и его свидетели даже боялись говорить всю правду. Таким образом, можно было опасаться, что Мидий отделается незначительным денежным штрафом, или даже и вовсе будет оправдан. Чтобы избежать этого позора, Демосфен пошел на мировую, и за 30 мин взял свою жалобу назад (349 г.). Эту небольшую сумму он взял, конечно, не как плату за бесчестье, а как вознаграждение за издержки, или как знак сознания виновности со стороны противника. Речь, которую он хотел говорить в суде против Мидия и которую он готовил очень старательно осталась неоконченною.

Филиппики Демосфена

В это время раздоров с Мидием, Демосфену было 35 лет; но уже с 30 лет он начал принимать участие в общественных рассуждениях о делах государства, в то время, когда самостоятельности Греции и Афин стала грозить опасность со стороны Македонии. Он был один из немногих, своевременно предусмотревших эту опасность, и употреблял все усилия, чтобы обнаружить честолюбивые планы Филиппа перед своими согражданами и побудить их к энергичному образу действий. Еще в первые годы своей деятельности, когда на первом плане стояли другие политические вопросы, он указывал, при случае, на опасного варварского царя, на которого афиняне обращали мало внимания и который, завоевав много греческих городов на македонском прибрежье и во Фракии, уже утвердился в Фессалии, и там, во время так наз. первой священной войны (355–346), принял участие в сражении против фокейцев. Когда же он, после решительной победы в Фессалии над фокейским полководцем Ономархом в 352 году, сделал попытку (которой афиняне однако воспрепятствовали) проникнуть через Фермопилы в Фокиду и среднюю Грецию и когда, таким образом, его намерения, направленные против Греции, обнаружились яснее, тогда Демосфен, в 351 году, выступил в созванном по этому поводу народном собрании с своей первой филиппикой, в которой он ободрял народ и предостерегал его, указывая средства для наиболее действительной борьбы с опасным врагом. С тех пор Демосфен посвящает все свои заботы и силы этому предмету и становится во главе небольшой патриотической партии, которая поставила себе целью всеми средствами поддерживать свое отечество в борьбе за свободу. Пламенному оратору удалось убедить большинство граждан в необходимости этой борьбы и побудить его к энергическим решениям; но, несмотря на всю решимость, исполнение этих планов было выше сил патриотов. Средства афинской республики были истощены последними войнами, в особенности же губительной союзнической войной, граждане упали духом и были деморализованы. Они могли на минуту воодушевиться возвышенными идеями, но затем снова являлся обычный страх перед первым же приступом к делу; было приятнее сидеть дома и тратить скудные средства государственной казны, которые можно было бы употребить на войну, – тратить их на торжественные процессии и тому подобные блестящие и бесполезные вещи. Выдвинувшаяся на первый план мирная партия, в рядах которой многие, отчасти подкупленные Филиппом, действовали в македонских интересах, указывала на силу македонского царя и привлекала толпу на свою сторону, ловко потворствуя её стремлениям к наслаждению. Вследствие этого все дела ограничивались обыкновенно только полумерами.

Сначала Филипп обратил свое внимание на Олинф, главный город халкидского союза городов и самый могущественный из городов северной Греции; к этому городу он относился сперва очень дружелюбно, чтобы не встретить в нем препятствия к осуществлению своих планов. Но, утвердив свою власть на севере, он мало-помалу поставил олинфийцев в изолированное положение, окружил их со всех сторон и наконец, стал нападать на них: «либо олинфийцам надо удалиться из своего города, – часто говаривал он, – либо мне из Македонии». Когда олинфийцы, видя опасность, стали просить помощи у афинян, Демосфен настоял на том, что с ними /aбыл заключен союз и решено было оказать им значительную помощь. Но все его дальнейшие настояния и старания были тщетны; решение исполнялось медленно, вспомогательное войско было разделено на три отряда, и когда третий из этих отрядов прибыл в Олинф, город, после осады, продолжавшейся около года, уже пал, вследствие измены двух граждан (348), и Афины лишились своего последнего оплота на севере. Поэтому делу Демосфен произнес три дошедшие до нас олинфские речи.

После падения Олинфа Филипп предложил афинянам мир и союз, и они, утомившись войною, согласились на это. В числе десяти послов, которых они отправили для переговоров с Филиппом в Македонию, кроме Эсхина, стоявшего во главе посольства, находились также Филократ и Демосфен. Когда они явились в Пеллу к Филиппу и стали, согласно уговору, держать речь по старшинству, Демосфен, который в качестве младшего должен был говорить после всех, был ослеплен блеском царского двора и до того растерялся, что, как злостно замечает Эсхин, дважды прерывал свою речь. Главным требованием со стороны афинян было то, чтобы союзники их фокейцы также были приняты в союз, чего вовсе не хотелось Филиппу, который решился уже уничтожить фокейцев. Поэтому он обманул афинских послов общими, неопределенными обещаниями. По возвращении посольства в Афины вопрос о мире обсуждался в двух последовательных народных собраниях и был решен утвердительно, в чем и дано было послам Филиппа клятвенное обещание. Демосфен также говорил в пользу скорейшего заключения мира. Но Филипп еще не дал клятвенного обещания соблюдать мир, и хотел воспользоваться этим промежутком времени для действий во Фракии, где он грозил опасностью царю Керсоблепту и афинским владениям в Херсонесе. Поэтому афинским послам, которым Филипп должен был дать клятву, надо было спешить, и Демосфен торопил их к скорейшему отъезду. Но послы – те же самые, которые раньше были в Пелле для переговоров о мире, и во главе которых опять стоял Эсхин – долго медлили, а затем поехали так медленно, что явились к Филиппу только через три месяца. Филипп медлил клятвою до тех пор, пока не достиг своей цели во Фракии и не окончил военных приготовлений против фокейцев, а затем в сопровождении афинских послов, отправился в Фессалию, и там, в городе Ферах, поклялся, наконец, в соблюдении мира. Но фокейцев он исключил из мирного договора. Вскоре после того, в то самое время, когда афинские послы возвратились в свой город, Филипп беспрепятственно прошел через Фермопилы в Фокиду и совершенно уничтожил политическую самостоятельность этой области (346). Два голоса, которыми пользовались фокейцы в амфиктионовском совете, перешли теперь к македонскому царю; таким образом, с этих пор он стал считаться уже не чужеземцем и варваром, а полноправным членом в совете эллинов, и получил законное влияние на греческие дела. В таком положении афинянам, чтобы избежать горшего несчастия, приходилось волей-неволей соблюдать мир (этот мир называется филократовым). В этом смысле Демосфен произнес речь о мире и советовал народу примириться с совершившимся фактом.

Во время посольств, отправляемых в разные стороны по поводу мира, Демосфен имел случай убедиться в продажности и низости Эсхина и Филократа, и, возвратившись в Афины, несколько раз выступал против этих товарищей своих по посольству с обвинениями. Вообще, с этого времени в Афинах обе партии, македонская и противомакедонская, выступают друг против друга и начинают вести борьбу со всею резкостью. Во главе противомакедонской партии становится Демосфен; к той же партии присоединяются, в числе прочих, ораторы Гиперид и Ликург. В противной партии главную роль играл Эсхин, которому помогал уже упомянутый выше Эвбул. Демосфен в народных собраниях никогда не упускал случая объяснять постыдный мир низостью и подкупностью своих товарищей по посольству; по его настоянию Филократ, грубый и бесстыдный развратник, который даже хвалился дружбою и подарками Филиппа, был привлечен Гиперидом к суду и осужден. Вслед затем Демосфен обвинил Эсхина в нарушении обязанности посла, и требовал для него смертной казни; но ловкий Эсхин, человек очень талантливый и красноречивый, благодаря усиленным стараниям своей партии, избавился от заслуженного им наказания. Обе речи по этому делу – обвинительная речь Демосфена и защитительная речь Эсхина – дошли до нас.

В это время Демосфен стоял в апогее своей политической карьеры; народ отдавал полную справедливость патриотизму и неподкупной честности этого неутомимого деятеля. С этих пор он сделался руководителем государства. Предвидя, что мир с Филиппом не может продолжаться долго, он старался оживить мужество граждан для новых сражений и увеличить силы республики. Преобразованием флота он придал более силы морским предприятиям; наконец, по его настоянию, было решено уничтожить так называемые театральные деньги (плату, получаемую гражданами за посещение театра) и употребить их на покрытие военных издержек. Он старался привлечь греческие племена к союзу с Афинами против общего врага, и везде, где Филипп искал себе новых союзников или где предпринимались какие-либо меры против его усиления – везде являлся или сам Демосфен, или его послы для того, чтобы противодействовать Филиппу. Так, он несколько раз ездил в Пелопоннес, в Фессалию, к фракийским царям, в Амбракию, Византию и пр.; посылал вспомогательные войска на остров Эвбею, в Херсонес и в другие места. Когда Филипп, в 340 г., напал на Перинф и на Византию, тогда афиняне, наконец, объявили мир нарушенным, и Демосфен имел удовольствие при помощи составленного им союза принудить завоевателя, постоянно пользовавшегося удачею, к отступлению из этих городов. Освобожденные города почтили Афины за свое избавление статуями, почетными венками и другими почестями; Демосфену, которому афиняне были обязаны своим счастьем и честью, они присудили золотой венок и приказали всенародно провозгласить об этом отличии в театре, во время праздника Дионисий.

Демосфен и битва при Херонее

Но эта победа была лишь коротким проблеском счастья перед началом бедствий. Изменник Эсхин снова открыл войску Филиппа путь в среднюю Грецию. Локрийцы в Амфиссе запахали землю, принадлежавшую дельфийскому храму, и амфиктионовское судилище, по жалобе Эсхина, решилось их наказать. Так как первое нападение на них было неудачно, то амфиктионии назначили Филиппа полководцем с неограниченной властью и поручили ему защищать Аполлона и Амфиктионово судилище против граждан Амфиссы. Филипп явился с войском, победил амфиссцев и разрушил их город до основания. Но вслед затем он неожиданно занял город Элатею, в долине Кефисса, в Фокиде, – ключ к Беотии и Аттике.

Известие об этом последнем поступке Филиппа поразило и чрезвычайно напугало афинян. Был вечер, и пританы сидели в Пританее, за обедом, когда прибыл гонец с этим ужасным известием. Пританы тотчас же встали из-за стола, пошли на площадь, выгнали всех людей из лавок и зажгли эти лавки, чтобы этим сигнальным огнем созвать народ из наиболее отдаленных демов. Другие послали за стратегами, призвали трубачей и велели им трубить всю ночь. На другое утро все поспешно сбежались в народное собрание, еще прежде, чем оно было созвано. Глашатай несколько раз повторял свой обычный вопрос: «кто хочет говорить?» – но тщетно: никто не решался выступить и предложить что-нибудь для спасения государства. Наконец, поднялся Демосфен, чтобы ободрить народ и дать ему совет. Взоры всех с томительным ожиданием обратились на него. Он доказывал, что союз Филиппа с фиванцами, которые в распрях между греками до тех пор всегда были на стороне македонян и против афинян, – еще не решен; что занятие Элатеи имело целью только ободрить македонскую партию в Фивах и устрашить её противников, что иначе Филипп стоял бы не в Элатее, а на границе Аттики. В виду этого Демосфен советовал прекратить всякую вражду с фиванцами, отправить к ним послов – не для того, чтобы их о чем-нибудь просить, а для того, чтобы предложить им, для отражения грозящей им опасности, содействие афинян. Вместе с тем, афинское войско должно идти в Элевсин, чтобы внушить фиванцам доверие и показать им, что афиняне готовы защищать Беотию.

Согласно с этими предложениями состоялось народное решение, и сам Демосфен, вместе с четырьмя другими красноречивыми людьми, был послан в Фивы, куда еще ранее прибыли послы Филиппа и его союзники для того, чтобы склонить фиванцев к союзу или добиться свободного пропуска через их область в Афины. Македонская партия в Фивах была очень сильна, и послы Филиппа, среди которых особенно отличался своим блестящим красноречием оратор Пифон, делали фиванцам самые выгодные предложения; но Демосфен, по словам Феопомпа, силою своей речи, возбудил гнев фиванцев и воспламенив их честолюбие, сумел устранить все посторонние соображения, так что фиванцы, не заботясь ни о страхе, ни об осторожности, ни о признательности к своему прежнему другу и союзнику, восторженно стали на стороне дела чести и долга. Еще раз Греция мужественно подняла голову, многие другие государства примкнули к афинско-фиванскому союзу и решились все вместе поднять оружие против Филиппа за свою свободу. 1 сентября 338 г. произошла битва при Херонее, в которой греки были побеждены македонянами, и греческая свобода погибла.

Тотчас после битвы при Херонее Филипп, достигший наконец цели своих желаний, предался необузданной и недостойной радости. Рассказывают, что он, после торжественного пира, упившись вином, окруженный танцовщиками и шутами, пошел на поле сражения, ругался над убитыми и пленными и, выбивая такт ногою, с насмешкою повторял вступительные слова народного постановления, которое состоялось по совету Демосфена и побудило афинян к решительной борьбе с македонянами[2]. Тогда афинский оратор Демад, находившийся в числе пленных, захваченных при Херонее, как говорят, воскликнул: «Царь, судьба предоставила тебе роль Агамемнона, а ты не стыдишься поступать как Терсит!» Это смелое слово заставило Филиппа одуматься, и, обсудив важность сражения, в котором он отдавал все свое господство и самую жизнь на волю слепого случая, он испугался силы и могущества великого оратора Демосфена. Он сорвал со своей головы венок, бросил его на землю и возвратил Демаду свободу.

Фиванцев, прежних своих союзников, Филипп после битвы при Херонее наказал за вероломство беспощадным образом; но с афинянами он поступил без ненависти и злобы. Когда друзья советовали ему разрушить так долго и упорно сопротивлявшиеся ему Афины, он, как говорят, отвечал: «Боги не желают, чтобы я разрушил арену славы, ибо я сам стараюсь только о славе». Всех пленных афинян он отпустил без выкупа; афиняне ожидали с его стороны нападения на город; но он предложил им дружбу и мир.

Демосфен сражался против Филиппа не одними только словами; он также храбро сражался и в битве при Херонее, как гоплит, в рядах своих сограждан. На его щите начертана была надпись: «Добрый успех!» (άγαδή τύχη).Впоследствии Эсхин говорил, что Демосфен, виновник всего несчастия, из трусости оставил свое место в рядах и бежал с поля сражения. Но ведь и все войско бежало, и одному оставаться на своем месте и дать изрубить себя было бы неразумно, особенно для человека, который мог еще принести пользу своему отечеству. Другие шли еще дальше и уверяли, что Демосфен во время бегства побросал свое оружие; а один шутливый анекдот повествует, что во время бегства он зацепился платьем за терновый куст и обернувшись, дрожа от страха, воскликнул: «Возьми меня в плен живым!» Афинский народ имел достаточно благородства для того, чтобы не взваливать на человека, посвятившего все свои силы благу и чести своего отечества, тяжелой ответственности за несчастные последствия его советов. Несмотря на все усилия македонской партии, Демосфену, в знак уважения народа к его заслугам, поручено было произнести надгробную речь в честь павших при Херонее и в его доме был устроен похоронный пир (337 г.).

Демосфен и Эсхин в процессе о венке

После победы Филиппа люди, расположенные к Македонии, и личные враги Демосфена снова ободрились и, побуждаемые ненавистью, стали употреблять все усилия, чтобы погубить оратора, так высоко уважаемого народом. Его каждый день привлекали к суду по обвинению в измене, упущениях в управлении делами, в нарушении законов; но он всегда выходил из суда оправданным. Борьба партий содействовала его возвышению. Вскоре состоялся знаменитый в античной истории процесс о венке. В 336 году Ктесифон предложил народу наградить Демосфена золотым венком за те услуги, которые он постоянно оказывал государству, а также и за то, что он еще недавно истратил из своих средств 100 мин на поправку городских стен. Против этого вооружился сам глава противной партии, Эсхин, который обвинял Ктесифона в противозаконности его предложения и утверждал, что Демосфен недостоин такого отличия. Обвинение было направлено не столько против Ктесифона, сколько против самого Демосфена; оратор принял вызов, чтобы оправдать Ктесифона и спасти свою славу в среде современников и в потомстве. По неизвестным нам причинам, решение этого дела затянулось на несколько лет, вероятно, до 330 г. В своей речи на процессе о венке Демосфен блестящим образом оправдал свои политические убеждения против презренной клеветы изменника Эсхина. При голосовании Эсхин не получил и пятой части всех голосов, и потому был приговорен к штрафу в 1000 драхм. Униженный и посрамленный триумфом ненавистного противника, он покинул родной город и уехал в Эфес, а оттуда в Родос и, наконец, на остров Самос, где и умер. Рассказывают, что в Родосе он часто читал своим ученикам речи на процессе о венке – свою и Демосфенову, и когда слушатели выражали свое удивление по поводу речи Демосфена, он говорил. «Что же сказали бы вы, если бы вы слышали его самого!».

Демосфен и Александр Македонский

Когда в Греции получено было известие о смерти Филиппа (336 г.), грекам еще раз улыбнулась надежда освободиться от македонского ига. В Афинах была по этому случаю большая радость, все праздновали великое торжество свободы и присудили наградить убийцу Филиппа, Павзания, почетным венком. И Демосфен снова увлекся надеждами. Хотя и опечаленный случившеюся за несколько дней перед тем смертью своей единственной дочери, он прежде всех с радостью объявил о смерти македонского царя и торжественно ходил по городу в венке и праздничной одежде; он побуждал афинян к новому вооружению, призывал остальные эллинские государства к общему восстанию, завел сношения с персидским сатрапом. Но Александр Македонский, наследник Филиппа, вовсе не был «недоросшим и неопытным мальчиком». Фивы, ревностнее всего взявшиеся за оружие, были разрушены, и афиняне могли только радоваться, получив от великодушного Александра прощение и мир. Александр потребовал выдачи руководителей партии, к числу которых принадлежал и Демосфен. Фокион советовал исполнить это требование, но Демосфен напомнил басню об овцах, которые ради сохранения мира выдали волкам собак. Афиняне сделали новую попытку упросить Александра, и добились того, что один только Харидем был осужден на изгнание.

Дело Гарпала

Когда Александр сражался во внутренней Азии, его казначей Гарпал бежал из Экбатаны, захватив с собой 500 талантов, и прибыл в Афины, где, раздавая свое золото наиболее влиятельным демагогам, купил себе покровительство города. Демосфен высказался против принятия его в город, чтобы не навлечь на Афины войны за защиту вероломного беглеца, между тем как у афинян нет средств для войны. Но когда наместник Александра, Антипатр, потребовал выдачи Гарпала, Демосфен не советовал афинянам исполнять это требование, ибо афинской республике следовало оградить свою самостоятельность и соблюсти законы гостеприимства. Гарпал с своими сокровищами и с 6000 наемников, которые служили ему телохранителями, убежал на остров Крит, где ради своих сокровищ был убит одним из своих друзей и таким образом поплатился за свое вероломство вероломством же; в Афинах же люди, которых подозревали в том, что они были им подкуплены, были привлечены к суду. Демосфен также был обвинен своими врагами, расположенными к Македонии, и без достаточных доказательств приговорен присяжными к штрафу в 50 талантов. Так как он не мог заплатить этого штрафа, то его посадили в тюрьму, откуда он, однако же, бежал, и притом, вероятно, с ведома властей. Он жил попеременно то в Трезене, то на острове Эгине (325). Все, что известно о поведении Демосфена в гарпаловском деле, свидетельствует о его невинности; известная нравственная чистота его характера ручается за то, что он не был способен к подкупу.

Демосфен и Ламийская война

В то время как Демосфен жил еще в изгнании, внезапно получено было известие о смерти Александра (323). Еще раз восстала Греция, под руководством Афин, чтобы стряхнуть с себя македонское иго. Изгнанник Демосфен добровольно присоединился к афинским посольствам, которые отправились к различным греческим государствам, чтобы побудить их к восстанию, и силою своей речи везде раздувал пламя войны. В награду за такую преданность интересам отечества афиняне решили торжественно возвратить его на родину. Военный корабль перевез его с Эгины на родину. Когда он входил из Пирея в город, навстречу ему вышли власти, жрецы и все граждане, чтобы проводить его в город. Говорят, что при этом он был очень растроган, поднял руки к небу и объявил, что этот день – счастливейший в его жизни, что он возвратился на родину с большим почетом, чем Алкивиад, так как его возвращает не принуждение, а добрая воля граждан.

Половина Греции – пелопоннесцы, фессалийцы, этолийцы, фокейцы и другие племена – заключили с Афинами вооруженный союз и послали свое войско, под предводительством способного афинского полководца Леосфена, на север, против македонского наместника Антипатра, который был отброшен от Фермопил и заперся в фессалийском городе Ламии, вследствие чего эта война и называется Ламийскою (323–322). Одно за другим получались известия о победах, и Демосфен с гордостью и радостью видел, что он приближается к цели своих желаний. Но счастье скоро переменилось: Леосфен был убит, македоняне одержали победу, пылкость греков охлаждалась, отдельные отряды войска уходили домой. Антипатр с ловким расчетом предлагал мир каждому государству в отдельности и таким образом разделил союз, так что афиняне остались из всех воюющих только одни. Наконец, и они должны были подчиниться условиям, продиктованным победителем, уплатить военные издержки и штраф, принять в Мунихию македонский гарнизон и ввести у себя тимократическое управление по плану Антипатра. Затем Антипатр потребовал выдачи зачинщиков и руководителей войны, и прежде всего – Демосфена и Гиперида.

Смерть Демосфена

При приближении Антипатра к Афинам, оба оратора бежали из города. Лишь только он вошел в Афины, он разослал во все стороны сыщиков и войска, чтобы разыскать и схватить беглецов. Наиболее известным из этих сыщиков был Архий фурийский, бывший актер, которого народная ненависть окрестила прозвищем «охотника за беглецами» (φυγαδοθήρας). Он поймал Гиперида с несколькими другими его друзьями на острове Эгине, в храме Эака, и привез их к Антипатру в Клеоны, где они и были казнены. Говорят, что Гипериду предварительно отрезали язык. Демосфена Архий встретил на острове Калаврии (в Сароническом заливе, на берегу Арголиды, против города Трезены), где оратор искал убежища в храме Посейдона. Архий вошел к нему в храм и старался уговорить его дружественными речами, чтобы он оставил свое убежище. Так как Демосфен отказался, то Архий рассердился и разразился угрозами. «Теперь ты говоришь правду, как с македонского треножника», сказал Демосфен, «а прежде ты был актер. Подожди еще немного, пока я напишу домой к своим». Он вошел во внутренность храма, взял свою табличку для письма, как будто бы желая писать, и выпил скрытый в оконечности стиля яд. Через несколько времени он закрыл свою голову плащом и склонил ее на сторону. Стоявшие на дворе наемники, увидев это, стали смеяться над его трусостью, а Архий вошел к нему и сказал, чтобы он встал и ободрился. Тогда Демосфен открыл свою голову и сказал: «Теперь ты можешь играть роль Клеона в трагедии и бросить это тело непогребенным. Я же, о великий Посейдон, выхожу еще живым из твоего храма, которого Антипатр и македоняне не оставят неоскверненным». В то время как его выводили из храма, он упал, умирая, к подножию жертвенника. Это было, по словам Плутарха, 16 Пианепсиона (октябрь – ноябрь) 322 г. до Р. X.

После смерти Демосфена калаврийцы поставили ему памятник в ограде храма Посейдона и в позднейшее время чтили его память. Афиняне в 280 г., по предложению Демохара, достойного племянника Демосфена, решили поставить ему медную статую на площади с приличной надписью. Вместе с тем они дали старшему в роде Демосфена право не платить налогов, пользоваться обедами в Пританее и почетным местом в театре. Демосфен был женат на афинянке, поселившейся на острове Самосе и происходившей от уважаемых родителей и, как говорят, имел от неё двух сыновей; его дочь, как мы уже упоминали выше, умерла в 336 г. еще ребенком.

В Афинах было мало людей, которые посвятили бы себя на службу отечеству с такими дарованиями и способностями. Если даже он боролся и за погибшее дело, то все-таки и побежденному следует воздавать всякую славу и честь. В области греческой литературы имя Демосфена, наряду с именем Аристотеля, занимает блестящее место в конце периода классического процветания литературы.

[1] Кроме Плутарховой биографии Демосфена и статьи о Демосфене в «Vitae decem oratorum», мы имеем еще «Vitae» Демосфена, составленные Либанием и Зосимом, и одну анонимную.

[2] Δημοσθένης Δημοσθένους τάδ έιπεν – «Демосфен, сын Демосфена из Пеании, предложил следующее».