[Chtoby-pomnili.com]

http://chtoby-pomnili.net/page.php?id=3367


Народный артист Российской Федерации (1994)
Кавалер ордена «За благодеяние» (2005)
Кавалер ордена Петра Великого I степени «За укрепление Государства Российского».
Награжден медалью «В память 850-летия Москвы» (1997)
Главный приз «Золотой парус» МКФ российских фильмов в Сан-Рафаэле-93 за фильм «Цензуру к памяти не допускаю» (1993)
Награда международного кинофестиваля «Бригантина» в номинации «Лучший фильм» за фильм «Цензуру к памяти не допускаю» (1999)
Специальный приз имени Александра Твардовского за фильм «Цензуру к памяти не допускаю» на кинофестивале «Золотой феникс»
Награда международного кинофестиваля «Бригантина» в номинации «Лучшая мужская роль второго плана» за фильм «Ворошиловский стрелок» (2000)
Специальный приз имени поэта Александра Твардовского за режиссёрскую работу на Всероссийском кинофестивале актёров-режиссёров «Золотой феникс» (2008)

«Страну, в которой мы с вами живем, на самом деле трудно понять со стороны. Так же, как и поступки людей. У нас даже любовь «заквашена» на трагедии. Но помогает то, что добро в России неистребимо. У нас есть герой, который по значимости выходит за границы только нашей страны. Это — Данко. Который не пожалел сердца, чтобы дать тот свет людям, который вывел их из Тьмы. Только вот ринувшись к заветной цели, они и не заметили, как затоптали сердце спасшего их Героя. Мерило этому подвигу только Вера, Добро и Любовь». Александр Пороховщиков.

Александр Пороховщиков родился 31 января 1939 года в Москве.

Род Пороховщиковых оставил заметный след в российской истории. Прадед Александра Пороховщикова — Александр Александрович, был дворянином, фабрикантом, меценатом, строителем и владельцем «Славянского базара», участником сооружения храма Христа Спасителя в качестве архитектора и вкладчиком средств в его строительство. Дед - тоже Александр Александрович Пороховщиков – был изобретателем первого в мире танка и вездехода, после 1917 года он стал известным авиаконструктором, возглавившим КБ. В 1941 году он был арестован по обвинению в шпионаже и расстрелян, а спустя 15 лет реабилитирован.

Дед актера — Александр Александрович Пороховщиков, изобретатель первого в мире танка (на снимке — в кабине). Испытание машины, построенной на Русско-Балтийском заводе в Риге, состоялось в мае 1915 года.

Вскоре после ареста деда, когда Александру было два года, из семьи ушел его отец – Шалва Барабадзе, работавший хирургом. Галина Александровна Пороховщикова в то время училась в ГИТИСе, но ей пришлось оставить учебу. Отца мальчику заменил отчим Михаил Дудин – военный архитектор, который пришел в семью Пороховщиковых в самый тяжелый момент, за что Александр впоследствии был ему очень благодарен. В одном из интервью Александр Шалвович так рассказывал историю своего отца: «Мой отец был грузином. Но он исчез из семьи, когда мне было всего два года. Тогда опасно было быть родственником репрессированных. Поэтому я, когда вырос, взял себе фамилию матери. Впрочем, к этому были и другие причины. Я узнал, что наш род оставил заметный след в российской истории. Прадед был заметным человеком в государстве, заседал в Думе. Фабрикант, известный публицист, владелец ресторана «Славянский базар», крупный меценат, жертвовал крупные суммы на строительство храма Христа Спасителя. Очень интересная личность. Сейчас вышла книга «Русские Медичи» Михаила Галина. Там о прадеде написано такое, что даже мы, родные, не знали. Дед мой, Александр Александрович, был изобретателем танка, разработчиком первых военных самолетов. Сейчас один человек пишет книгу об авиаконструкторе Поликарпове и говорит, что куда не сунется, везде натыкается на фамилию моего деда. По его мнению, дед был еще и родоначальником судна на воздушной подушке. Но когда в 1941 году его расстреляли, все это было закрыто. И сегодня о нем никто ничего не знает, и до сих пор считается, что первый танк изобрели англичане. Естественно, после смерти деда наша жизнь кардинально изменилась. Жили небогато, даже нуждались, но у меня никогда не было жадности к деньгам. Есть они – значит, есть, нет - так нет… Основные изыскания я проводил уже в последние годы, когда стали доступны многие архивы. Просиживал днями в библиотеках, рылся в документах. Мне удалось найти много нового и интересного о роде Пороховщиковых. Я обнаружил потомков нашего рода в Париже, Англии, даже в Индонезии. Оказывается, по одной из родственных ветвей в числе моих предков композитор Петр Ильич Чайковский, а по линии патриарха Алексия Симанского я родня нашему патриарху Алексию Второму…».

Саша Пороховщиков со своей мамой.

Из Москвы в 1946 году семья Пороховщиковых-Дудиных уехала в Магнитогорск, где отчима Александра назначили главным архитектором. По настоянию матери Саша Пороховщиков стал Дудиным (фамилию деда Александр Шалвович взял, став взрослым – он хотел, ни много, ни мало, вернуть этому доброму имени былую славу). Позже Александр в интервью рассказывал: «Когда расстреляли деда, я понял, что куда не сунься с нашей фамилией, все будет закрыто. И тогда я решил, что актерская профессия наиболее быстро позволит мне вернуть нашей фамилии былую славу».

В семье, где рос Саша Пороховщиков, вопросы истории семьи и происхождения никогда не поднимались. Лишь рассматривая фотографии из семейного альбома, которых осталось крайне мало, он пробовал узнать у бабушки и мамы, кто на них был изображен? И каждый раз ответ был либо весьма приблизительный, либо: «Подрастешь – узнаешь».

Юный Саша Пороховщиков.

В детстве Саша Пороховщиков мечтал быть путешественником. Он разглядывал географическую карту и спрашивал бабушку: что это за линии? Она объяснила: это границы. «Какие могут быть границы?» - думал мальчик. А бабушка говорила: «Запомни, Шурка, раз и навсегда: весь мир – твой! Никто у тебя не может его отнять: ни ЦК партии, ни ЧК. Тебя могут уничтожить, запретить пересекать границы, но это будет насилие. Ну, а границы придумали люди. Я верю: человечество поймет, что границы не нужны, и каждый будет жить, где хочет. Но Создатель родил тебя россиянином». Об этом Пороховщиков не забывал никогда и о России говорил только с гордостью и любовью: «Я понимаю: сильнее России в мире нет никого. Она сейчас как слон, у которого заболела нога, и он на одно колено упал, а вокруг сразу шавки затявкали…».

Несмотря на то, что отчим Александра Шалвовича занимал высокие посты, в детские годы мальчик был предоставлен самому себе, и воспитанием его, в основном, занималась улица. Время было тяжелое, и мальчишки часто попадали в сложные ситуации. Пороховщиков рассказывал: «В 8 лет со мной произошел страшный случай. Старшая шпана пошла грабить гортеатр. А меня, мелюзгу, поставили на шухере. А тут мороженое кругленькое продавалось, которое я просто обожал. Я купил эту маленькую штучку, стою на шухере, наслаждаюсь… И вдруг – свистки. Я получаю такой удар, что теряю сознание. Ну, в общем, проворонил я… А наутро пришли какие-то дяди, забрали меня и отвезли на 13-й участок. А 13-й участок – это место такое, куда сливали со всего города гадость. Там по насыпи шел поезд, останавливался и опрокидывал ковши. А под насыпью труба, и, так как земля осела, в трубу уже никакая вода не попадала. И вот один мне сказал: «Полезешь туда – жить будешь». Такое наказание придумали, значит. Ну, я полез. Два метра пролез. Жуткий запах, мыши дохлые. Назад уже невозможно двинуться. Я от ужаса стал потеть и как будто разбухать. И в этот момент я закричал: «Мама!». С той стороны детишки копошились, они услышали и позвали рабочих, которые неподалеку что-то ремонтировали. Они мальчика опутали веревками, спустили к трубе, кинули мне петлю и выдернули меня, как пробку из бутылки. Первые секунды я ослеп. Шок! А ухо левое у меня и так не слышало, а тут и правое вовсе заглохло…».

В школе Александр учился очень плохо, постоянно пропускал занятия и слыл местным хулиганом. Галину Александровну постоянно вызывали в школу с требованием срочно принять меры, но все попытки «выровнять» сына по советским меркам неизменно оканчивались неудачей. Однажды мама отвела Сашу к частной преподавательнице музыки, но уже через несколько занятий мальчик сбежал, объяснив, что учительница перед занятиями злоупотребляла чесноком, и терпеть это не было никакой возможности. Единственные занятия, к которым мальчик проявлял рвение, это был бокс. Саша не только не пропускал тренировки, но и начал принимать участие в соревнованиях.

После смерти Сталина в 1953 году Дудины-Пороховщиковы переехали в Челябинск после того, как отчима назначили главным архитектором области. Сначала семью поселили на даче около озера Смолино. В это время Александр сблизился с отчимом и подолгу проводил с ним время. Пороховщиков рассказывал: «Мы, бывало, с Мишей (так я звал отчима) на лодке уплывем, и, если начинает штормить, Галя (то есть мама) бросалась в воду и плыла за нами».

В Челябинске Пороховщиков окончил школу рабочей молодежи, часто пропуская занятия из-за драк и гулянок в шумной дворовой компании. Он рассказывал: «Драчун был жуткий! Рос-то на улице. А драки тогда вообще были нормой. Однако существовал неписаный закон чести: не бить лежачего, не драться насмерть. А после побоища противники мирно сидели, выпивали, беседовали. Если кто-нибудь влюблялся в девушку легкого поведения (баруху), он не позволял о ней слова дурного сказать. Влюбленная парочка шла на прогулку, а за ними – толпа «охранников». Вспоминаю то время как самое счастливое в моей жизни!».

После окончания школы в 1957 году длинноволосый Александр Пороховщиков поступил в Челябинский мединститут, где вместе с приятелями немедленно создал джаз-банд. Кроме того, Александр продолжал занятия боксом – ему прочили блестящую спортивную карьеру. Однако занятия медициной – а именно хирургией и органической химией – вскоре по-настоящему увлекли Пороховщикова. Он рассказывал: «Когда готовился к экзамену по анатомии, все время ел булочки. У врача, я так думаю, психология особая. Он всегда у порога жизни и смерти. Его уже не задевает то, что трогает обычных людей. Из предметов больше всего любил органическую химию. С удовольствием экспериментировал над лягушками. У меня их дома целая ванна была. Ни одна лягушка не умерла, за что я поставил себе пять с плюсом. Хирургия безумно нравилась».

С этим временем у Александра Пороховщикова были связаны самые теплые воспоминания: «Помню, как дежурил в больницах... Анекдоты старушкам рассказывал. Они так хохотали, что одна из-под капельницы с кровати упала. Я едва успел ее подхватить, и мы вместе с ней на утку грохнулись. Слава Богу, жива осталась, выписалась потом. Я всех смешил до потери сознания… Очень льстило, когда больные называли меня врачом. Старушки при встрече улыбались, гладили по макушке. Ощущение было потрясающим. Ведь это так здорово, когда ты помогаешь кому-то, когда у человека глаза начинают блестеть, надежда появляется».

Опыт, полученный за два года учебы в медицинском институте, оказался бесценным в будущем. Пороховщиков рассказывал: «Я всегда стараюсь помочь людям, если могу. И это качество, по-моему, во мне осталось от соприкосновения с медициной. С моей точки зрения, профессии врача и актера очень похожие. Искусство ведь тоже лечит. И есть у него тоже свои противопоказания. Как, например, картины и спектакли, когда люди смакуют самое низменное. Ведь как быстрее всего обратить на себя внимание? Взять и оголиться. А и в жизни, и в искусстве все наоборот. Все голые ходят...».

Медицинское образование впоследствии помогало Пороховщикову и в актерской профессии – еще со студенческих лет ему было достоверно известно, как чувствуют себя старики и пьяницы, известна физиология пограничных состояний, физическое ощущение старости, запах упадка и отчаянья. Он рассказывал: «Как сыграть старость? Некоторые начинают кашлять: «Кхе, кхе, кхе...». А старый человек – это медленные движения. Он бережет силы, которых у него и так мало. Ходит, едва двигая ногами, шаркающей походкой. Посмотрите на старичков: они все время думают. В глазах – вечность, как у черепахи Тортиллы, которая триста лет прожила. Если молодые люди очень эмоциональны в своих реакциях, то старики просто констатируют. Они уже так мудры, что не тратят себя попусту».

В 1960 году, почти двадцать лет спустя, Пороховщиковы вернулись в Москву. Так как мать Александра когда-то училась в ГИТИСе, ей удалось устроить сына мебельщиком-реквизитором в Театр имени Евгения Вахтангова. И вот уже в 1960-м и 1961-м годах он учился на курсах повышения квалификации актеров театра при ВТО, а в 1962 году поступил в Щукинское училище. Но и во время вступительных экзаменов произошла история в стиле Пороховщикова: абитуриент Пороховщиков подрался с пожарником, который запачкал его идеально чистую накрахмаленную рубашку, поэтому в поступлении на дневное отделение ему было отказано, но его приняли на вечернее отделение. С этого момента смыслом жизни Александра Пороховщикова стал театр. По его собственным словам, в то время в Щуке учились два комика – на дневном отделении Александр Калягин (тоже врач по первому образованию, кстати), на вечернем – он, Пороховщиков. Именно поэтому после окончания училища в 1966 году его пригласили в театр Сатиры как острохарактерного комедийного актера.

Дебютом Александра Пороховщикова в театре Сатиры стала роль Белогубова в спектакле «Доходное место» по Островскому, поставленном Марком Захаровым. В этом спектакле партнерами актера-дебютанта стали Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Татьяна Пельтцер и Георгий Менглет. Вначале Пороховщикову предназначалась главная роль – Жадова, но сыграл ее Миронов. Эта замена очень раззадорила вспыльчивого актера, и Пороховщиков подумал: «Ну, подождите, я вам выдам!». И в самом деле «выдал», да еще как… Роль Белогубова немедленно стала легендой театральной Москвы, а за кулисы к дебютанту с похвалой приходили корифеи Эраст Гарин и Михаил Яншин. Александр Шалвович очень объективно относился к своему успеху: «Дело было не только во мне, но и в Миронове, и в режиссуре Захарова. Он ведь поставил как раз историю об этих молчаливых мужчинах в одинаковых костюмах, имя которым – чиновники. А они-то и распознали в героях классической пьесы самих себя. Хрущевская оттепель уже давно закончилась. И всякие идеологические отклонения вызывали подозрения. Мы сыграли «Доходное место» чуть больше десяти раз. Спектакль закрыли».

Несмотря на то, что спектакль был закрыт, успех начинающего актера не остался незамеченным. Следующим спектаклем, в котором был занят Пороховщиков, был «Банкет» по пьесе Григория Горина и Аркадия Арканова. Председатель райисполкома в исполнении Пороховщикова получился настолько остросатирическим, что главный режиссер театры Сатиры Валентин Плучек сказал: «Если мы оставим его в таком виде, то спектакль закроют». И из 30 страниц текста он оставил Пороховщикову одну. Александр рассказывал: «Я переживал до слез и сказал, что не буду играть совсем. В спектакле сыграл другой актер и провалился». Позже спектакль «Банкет» был закрыт вслед за «Доходным местом». Подобная принципиальность сказалась на дальнейшей карьере актера, и долгое время Пороховщиков появлялся на сцене театра Сатиры только в массовках. Когда у Валентина Плучека спросили, почему так происходит, он ответил: «Пороховщиков такой актер, что у меня для него ролей нет». Спектакль «Обыкновенное чудо» по пьесе Евгения Шварца, в котором Александр Шалвович репетировал роль министра-администратора и придумал ставшую впоследствии крылатой фразу о «крылышках – бяк, бяк, бяк, бяк», на сцене так и не появился. А когда Пороховщиков заявил, что уходит, Плучек скептически спросил: «Ты думаешь, что где-нибудь лучше найдешь?». Это только укрепило принятое актером решение. Пороховщиков ушел и фактически оказался на улице.

Наступило мучительное время поисков работы. Правда, его пригласил в Театр Моссовета Юрий Завадский, но руководство театра потребовало, чтобы актер прошел прослушивание на сцене и доказал всем свою «творческую состоятельность», на что Пороховщиков ответил решительным «нет». Далее была мучительная тишина. «Лежал дома на диване, смотрел в потолок. Да и верный «друг» артиста – алкоголь – всегда был под рукой», - вспоминал об этом времени Пороховщиков. Драматическую идиллию на диване нарушил звонок из Театра на Таганке: «Вас хочет видеть Юрий Петрович Любимов». Пороховщикову происходящее казалось не просто спасением, но осуществлением какого-то неясного сна, потому что наяву мечтать о таком было бы просто безумством. Он рассказывал: «Пришел к Любимову. Он отправил меня смотреть спектакль. Шла его легендарная постановка «А зори здесь тихие». У меня горло перехватило от этого спектакля. Вернулся в кабинет к Любимову. Он спрашивает: «Хочешь работать со мной?» Я, естественно, согласился. «Иди – оформляйся», - сказал Юрий Петрович». Так без всяких прослушиваний, собеседований и экзаменов на профпригодность Пороховщиков оказался в легендарном Театре на Таганке... Было это в 1971 году.

К тому времени за плечами у Пороховщикова были работы в нескольких фильмах. Дебют актера в кино состоялся в 1967 году – в фильме «Поиск» он сыграл небольшую роль архитектора. Затем были роли в фильмах «Крах» режиссера В.Чеботарева в 1968 году, «Гори, гори, моя звезда» режиссера Александра Митты в 1969 году, «Случай с Полыниным» режиссера А.Сахарова и «Спокойный день в конце войны» режиссера Никиты Михалкова в 1970 году. Тогда же за Пороховщиковым закрепился образ сильного, мужественного человека с трагической судьбой, и актеру все больше доставались роли белогвардейцев, немцев и прочих «врагов народа».

В фильме «Звезда пленительного счастья».

Но его первая серьезная роль в кино состоялась только в 1973 году в детективе Виллена Новака «Ринг», где Пороховщиков сыграл бывшего чемпиона по боксу, майора милиции Исаева. В картине было много автобиографических моментов, материал фильма во многом совпал с воспоминаниями юности артиста.

В фильме «Ринг».

Через год на экраны вышел фильм Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих», где Пороховщиков сыграл одну из лучших своих ролей – председателя губЧК Кунгурова. Актер рассказывал: «Я благодарен Никите Михалкову за то, что он мне доверил эту роль. Ведь мой герой – это не кондовый коммунист, а чекист. И если вы помните, там были сцены, когда они очень сомневались в том, что делали. Те люди искренне верили в идею. Да, она не состоялась, но люди верили, ведь без веры жить невозможно. Поэтому, когда хают то время, я не всегда соглашаюсь. Да, в то время было много страшного, но было много интересного и хорошего».

В фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих».

После ярких ролей в фильмах «Ринг» и «Своем среди чужих, чужой среди своих» от предложений сняться в кино у Пороховщикова не было отбоя. Придирчиво рассматривая предложения и сценарии, актер в год снимался в трех-четырех фильмах. Только за пять лет он снялся в 21 картине: «Ярослав Домбровский», «Звезда пленительного счастья», «Капитан Немо» и «Бриллианты для диктатуры пролетариата» в 1975 году; «Огненное детство» и «Вы мне писали…» в 1976 году; «Талант» в 1977 году; «И ты увидишь небо», «Ищи ветра», «Особых примет нет», «Поговорим, брат...», «Стратегия риска» и «Человек, которому везло» в 1978 году; «Город принял», «Выгодный контракт» и «С любимыми не расставайтесь» в 1979 году; «Семейный круг», «Два долгих гудка в тумане», «Крах операции «Террор» и «Тростинка на ветру» в 1980 году.

В фильме «Капитан Немо».

Критики единодушно твердили о богатом творческом потенциале Пороховщикова и обвиняли режиссеров в эксплуатации его выразительной внешности, умных задумчивых глаз и атлетического телосложения. Пороховщиков рассказывал: «Так сложилось, что когда я сыграл царского офицера в картине «Ищи ветра», то кроме отрицательных ролей я ничего не получал. Вереницей пошли белогвардейцы. Обидно было, что, скажем, играешь большую роль – и никакой отдачи. Тех, кто сыграл красных, награждали премиями, одаривали званиями. А мы – из другого стана – «отдыхали». Даже зритель… Вот чем лучше ты сыграл отрицательную роль, тем хуже он к тебе относится. Меня одна зрительница сумкой била и вопила: «Вы и в жизни, наверное, такой негодяй, как в кино! Что же вы всех лошадей расстреляли» (эпизод из фильма «Ищи ветра»).

К счастью, не все зрительницы были такими впечатлительными, и к началу 1980-х годов за Пороховщиковым уже прочно закрепилась слава секс-символа. И не только на экране. Он рассказывал: «Было у меня много увлечений, и в большинстве случаев я ко всем девушкам относился серьезно, даже всех помню, хотя их было очень много! Но в каждой искал ЕЕ и потому от всех не простоу ходил – убегал. У меня такие красотки были! Мне жениться все время что-то мешало. Потом я понял, что во всех женщинах я искал свою маму».

В театре ситуация была не такой идиллической: Пороховщикова часто пытались назначить на роли Высоцкого, чтобы подстраховаться на случай его загулов. Актер отказывался, заявляя, что пришел в театр играть, а не подсиживать Высоцкого. Любимов понял и не возражал. Пороховщиков позже рассказывал: «Правда, потом, когда Таганка перестала быть Таганкой, которую любили за дух свободы, когда стали появляться звания, всякие привилегии, заграничные гастроли, то я понял, что надо уходить. И ушел. Сам». Так Александр Пороховщиков оказался в труппе Театра имени Пушкина. Одной из лучших его ролей в этом театре стал Вожак в «Оптимистической трагедии» В.Вишневского. Переход в этот театр оказался для актера судьбоносным – здесь он встретил девушку, которая изменила всю его последующую жизнь.

Александр Пороховщиков и Владимир Высоцкий в спектакле «Гамлет».

Многие друзья Пороховщиковых утверждают, что история этой любви и семьи полна легенд, которые придумали сами участники этой страшной истории. А тогда новой избранницей актера стала 15-летняя Ирина Жукова, которая работала в том же театре. После школы девушка собиралась поступать в ГИТИС на театроведческий факультет, и в 9-м классе пошла в костюмеры, чтобы заработать стаж. Поначалу Пороховщиков девушке очень не нравился, и в частности, своей репутацией дон Жуана. Ирина Жукова рассказывала: «Пороховщиков уже тогда считался звездой. Ему было чуть за сорок, он был хорош собой, много снимался и очень нравился женщинам. Поклонницы встречали его у проходной, ждали после спектакля. Самые экзальтированные бежали за его машиной. Пожалуй, во всем театре только я одна относилась к нему равнодушно. Он на меня вообще внимания не обращал – принимал за актерского ребенка, которого не с кем оставить дома, поэтому родители таскают его на спектакли».

Хрупкая внешность скрывала сильную, целеустремленную и вполне сформировавшуюся личность. Ирина рассказывала: «Мне было интересно общаться с ровесниками и вообще хотелось какой-то романтической любви, я ходила по театрам... Когда объявила родителям, что буду поступать в театральный, отец сказал: «Ну что ж, иди, если хочешь быть нищей». Он у меня потомственный военный, племянник маршала Жукова, хотел, чтобы и дети продолжали семейную традицию. Брат должен был стать военным медиком, я – военным юристом. «Не слушаешься – значит, будешь зарабатывать себе на жизнь сама». Я так и сделала. Первую зарплату получила, когда мне было пятнадцать, - как сейчас помню, 85 рублей. Но я была счастлива. Еще бы, в таком месте работаю! Это ведь театр легендарный. На этой сцене когда-то великая Алиса Коонен выступала – мне казалось, что за кулисами ее тень можно увидеть. Хотя на самом деле все было далеко не так романтично, как мне представлялось. Я работала костюмером. Приходилось гладить по 7-8 килограммов белья каждый день, носить костюмы и переодевать актрис во время спектакля. Иногда я не успевала все сделать за день и тогда приносила белье домой, и бабушка помогала мне стирать и гладить».

Знакомство Александра и Ирины произошло случайно: как-то после спектакля Пороховщиков просто поинтересовался у девушки, как ее зовут, и спросил, где она живет. Когда выяснилось, что Ира живет на Комсомольском проспекте, неподалеку от магазина «Дары природы», попросил привезти литровую банку квашеной капустки. Вот с такой романтики начинался роман, который длился более 20 лет.

Александр Пороховщиков и Ирина Жукова.

Первое свидание состоялось только через два месяца. Вопреки ожиданиям Ирины, знаменитый актер не повел ее в кино или театр. Была долгая прогулка по Москве, бесконечные разговоры, после которых невозможно было расстаться. Ирина рассказывала: «После второй такой прогулки я в него влюбилась по уши – так, как можно только в пятнадцать лет влюбиться в своего первого мужчину. Потом я пришла к нему в гости, где все и случилось – как-то очень деликатно, естественно. Я так его любила, что была к этому готова, только не знала, как это происходит. А для него было откровением, что ребенок может испытывать такие чувства, он считал, что любить способна только женщина опытная, которая знает, что отдает и что получает взамен. Непонятная детская преданность была для него неожиданной, и я не скажу, что он сразу ее оценил, хоть и говорит сейчас, что влюбился в меня с первого взгляда. Он только сказал мне тогда: «Ты больше ни с кем не встречайся, потому что ничего нового для себя не откроешь. Вот если действительно влюбишься в кого-нибудь, тогда от меня уйдешь». Но после этих слов не стал вести себя со мной деликатней или мягче. Он был избалован женщинами донельзя и изменять своим привычкам не собирался».

Если жизнь Ирины изменилась в корне, и она с трудом скрывала от окружающих свое сумасшедшее счастье, то в жизни Пороховщикова ничего и не изменилось. Он по-прежнему пропадал в шумных компаниях, никому не давал отчета в своих поступках и жил без оглядки на чужое мнение. Проводя вместе много времени, влюбленные должны были приезжать в театр отдельно и ничем не выказывать своих чувств: «Единственное проявление чувств, какое могли себе позволить, - тайком прикоснуться друг к другу во время спектакля. В «Оптимистической трагедии» был момент, когда на сцене на несколько секунд гас свет, и в это время мы протягивали друг другу руки. Никто ничего не замечал. Потом, конечно, все открылось, и такое началось...».

Скандал разразился летом, на гастролях, когда театр выехал со спектаклями в Барнаул. Жизнь в одной гостинице похожа на жизнь в коммунальной квартире – со всеми вытекающими последствиями, особенно, если речь идет об артистах… Пороховщиков отыграл свой репертуар и безмятежно уехал в Москву, а Ирину незамедлительно вызвали на партсобрание. Она рассказывала: «Всю ночь я прорыдала у себя в номере. Даже маме в Москву не могла позвонить – не хватало денег, чтобы оплатить междугородный разговор. А что было на следующий день, какие вопросы они мне задавали – вспоминать не хочется. Постановили меня уволить и выслать из Барнаула, можно сказать, по этапу».

Девушку спасла Вера Алентова, безусловная звезда и любимица зрителей за роль Екатерины в фильме «Москва слезам не верит». Поэтому к ее заявлению о том, что если девушку вышлют, то она последует за ней, отнеслись со вниманием. Ирина рассказывала: «Только благодаря ее заступничеству я и осталась, никогда этого не забуду. Она да еще Саша Збруев – вот два человека, которые нас поддержали. Однажды Збруев и Пороховщиков вместе возвращались со съемок в одном купе и всю ночь проговорили. Как оказалось, обо мне. После этого Збруев позвонил моим родителям, с которыми был знаком, и попросил: «Не мешайте им, у них это очень серьезно». С тех пор хоть родители успокоились».

Жизнь Ирины рядом с Пороховщиковым была очень сложной. Этот роман оказался не нужным никому: ни родителям Пороховщикова, которые в роли невестки видели совсем не 16-летнюю неопытную «девушку ниоткуда», ни его друзьям, которым он нужен был холостым и щедрым, ни поклонницам, которые неизменно дожидались его после спектакля у служебного входа, ни самому актеру, который высоко ценил свою независимость. Но Ирина любила и верила, а потому проявляла мудрость, непривычную в ее возрасте: «Я была уверена, что Саша рано или поздно оценит мою преданность. Но он в женскую привязанность не верил и к прочным отношениям не стремился. Может быть, он и хотел когда-нибудь иметь семью и детей, но на самом деле для него семьей были мама и папа. Он очень ценил свою независимость. Настолько, что мог подолгу не звонить, зная, что я каждый вечер сижу у телефона и жду. Мог подойти к одной из женщин, которые каждый вечер встречали его у театра с подарками, а потом сказать, что это ничего не значит – просто встретил старую знакомую. Одно время была у него еще такая привычка – часов в десять вечера он звонил мне из какого-нибудь ресторана: «Ира, я здесь с друзьями, ты приезжай, забери меня отсюда». Когда я приезжала, оказывалось, что его уже нет – уехал вместе со всеми. Тогда я хватала такси и начинала искать его по всем ресторанам, где он любил бывать. Иногда находила – он воспринимал это как должное. При этом не могу сказать, что он меня не любил, плохо ко мне относился. Просто привык так себя вести».

Перелом к лучшему в этих странных отношениях наступил только в середине 1980-х годов. Однажды Александр Шалвович завел разговор о своем роде, о предках, и в частности, об аресте деда, который он отчетливо запомнил – не мог понять, почему люди не сопротивлялись, когда их уводили на расстрел. Ирина вспоминала: «Мы говорили об этом, и вдруг он сказал: «Если когда-нибудь за мной придут, я буду отстреливаться. А ты что будешь делать?». Оказывается, у него был такой тест – каждой своей женщине он рано или поздно задавал этот вопрос. И каждая, услышав это, испуганно спрашивала: «А что ты натворил?» После этого он с ней больше не встречался. А я не знала, что это проверка, но очень серьезно ответила: «Если ты начнешь отстреливаться, я буду подавать патроны». Потом выяснилось, что это все и решило».

Из «моей девушки» и «просто Иры» Ирина постепенно превратилась в «мою невесту». Если раньше ей приходилось искать его, то теперь Александр Шалвович сам забирал ее из ГИТИСа. Переживал, если она задерживалась. Обзванивал знакомых и приходил без предупреждения. Ирина рассказывала: «Когда я в очередной раз задержалась где-то и пришла поздно, устроил мне допрос. Тут я в первый раз и спросила его: «Почему ты меня допрашиваешь?» Он ответил: «Ты моя жена». Дело медленно, но неуклонно шло к свадьбе, но с предложением Пороховщиков медлил.

У Ирины началась самостоятельная жизнь. Ее стали охотно печатать, театральные обзоры и рецензии, подписанные фамилией «Жукова», издавались в Америке и Арабских Эмиратах. Из костюмерного цеха она перешла в литературную часть, затем последовало приглашение в Малый театр. И конечно же между ними стояла мама Александра Шалвовича, которую он боготворил и слушался как маленький мальчик.

Официально Александр Пороховщиков и Ирина Жукова зарегистрировали отношения лишь в середине 1990-х годов. Ирина Жукова рассказывала: «Честно говоря, я уже не верила, что это когда-нибудь произойдет. Я ведь никогда не ставила ему никаких условий, ничего не требовала. Поэтому он и не думал о том, чтобы оформить наши отношения, - привык, что у него есть семья, а то, что мы не расписаны, ему и в голову не приходило. Ну и я стала считать, что это нормально. Но когда он, не предупредив, надел мне обручальное кольцо на палец прямо в ювелирном магазине, я начала рыдать. Вернувшись в Москву, мы сразу же расписались».

Несмотря на обилие женщин в своей жизни, с любовью Александр Шалвович говорил только о двоих: о маме и своей жене Ирине: «Выше мамы в мире просто ничего не существует: ни государства, ни правительства. Всю свою жизнь, все поступки я просматриваю через маму, для меня мама – это ходячая доброта, а без доброты жизнь невозможна… Она была святой». По его словам, именно духовная близость Ирины и его матери и определила выбор: «Когда я встретил Иру, то был поражен: настолько она похожа на мою маму. Не внешне, а внутренне, духовно. У нас огромная разница в возрасте, но мы этого не чувствуем». Как-то Александр Шалвович признался, что его мечта – обвенчаться с Ириной в церкви и внести ее в церковь на руках – так ему хотелось бы искупить свою вину перед любимой женщиной. В реальности жизнь Пороховщиковых была не столь романтична, супруги часто сорились, расставались на время и опять продолжали жить вместе. Со стороны это напоминало старую пьесу в провинциальном дореволюционном театре с искусственными страстями и мизансценами. Скорее это была обоюдная зависимость друг от друга, сродни наркотической, когда и «вместе никак и врозь невозможно».

С мамой Галиной Александровной, супругой Ириной и отчимом Михаилом Николаевичем.

Богатый эмоциональный опыт послужил основой фильма «Цензуру к памяти не допускаю» в 1991 году, где Александр Пороховщиков появился не только как исполнитель главной роли, но и как сценарист и режиссер. До этого Александр Шалвович выступил режиссером автобиографических фильмов «9 мая» и короткометражки «Родина» в 1987 году.

Фильм с самого начала повел себя удивительно: он требовал участия самых близких для Пороховщикова людей – его мамы и Ирины. Если получить согласие Ирины на съемки оказалось достаточно легко – она должна была сыграть саму себя – главную женщину в жизни главного героя, то с мамой вышло труднее: в то время она была прикована к постели после инсульта, говорила с трудом. Эта ситуация неожиданно разрешилась самым счастливым и неожиданным образом. Пороховщиков рассказывал: «Когда я написал сценарий, подошел к ней: «Галя, прошу тебя сняться в роли моей матери». (За эту идею коллеги сочли меня сумасшедшим: «Ты гестаповец, у тебя мать на ладан дышит, а ты ее на съемки тащишь»). Но мама ответила: «Я согласна». Мы ее погрузили на носилки и в «скорой помощи» повезли на другой конец Москвы. Там съемочный интерьер, комната, где она должна лежать. Суета! Гримеры, осветители, операторы. Мама все выдержала, снялась. Целый день лежала, курила. Вечером я присел отдохнуть, вдруг кто-то меня за плечо трогает: «Ну что, лысый, поехали». Открываю глаза – и едва чувств не лишился: передо мной моя мама. «Заводи, - говорит, - свою «шарманку». Мама встала! И она еще несколько лет жила, сама ходила в магазин. Вот! Существует же Создатель! А когда снимали финал, где мой герой бежит по шоссе, вдруг на фоне неба возник огромный крест. Его вся группа видела. Пока возились, он почти исчез, только чуть-чуть отсняли».

В октябре 1992 года, в день премьеры фильма в кинотеатре «Октябрьский», Пороховщиков едва не погиб в автомобильной аварии. В тот день он возвращался домой на своих стареньких «Жигулях» и на одном из перекрестков столкнулся со встречным автобусом. К счастью, удар пришелся на противоположную от актера сторону, и ему удалось избежать печального исхода. Но автомобиль ремонту не подлежал.