[Владимир Мещеряков]

А о чем же тогда писал адмирал Головко? Подразумевается, что именно то, что надо было военно-политическому руководству Вооруженных Сил и, соответственно, страны. Все, дескать, было в ажуре, дорогие наши товарищи и уважаемые гости страны. Врага встретили, как положено, во всеоружии и как результат, в мае 1945 года водрузили Победное Знамя над Берлином. Все нормально – Григорий, все отлично – Константин! – как говорил наш известный сатирик Михаил Жванецкий.

Хотя, сказать открыто ключевое слово – сигнал, по которому Черноморский, Балтийский и Северный флота, а также соответствующие флотилии поднимались бы по боевой тревоге адмирал Кузнецов не решился, или не дали возможности написать, как и не дали отправить сигнал на флота.

Тогда, что же печатать по этому поводу в книге Арсению Григорьевичу? Или точнее, что же отправили из Москвы на флота? Эту самую «радиограмму особой срочности», которую Головко и получил. Однако, о ней, адмирал Кузнецов, в раннем упоминании, не скажет ни слова. Но мы о ней узнаем из других источников.

Думается, что на Северном флоте была проявлена, в определенной мере, чистой воды, самодеятельность. Когда немцы утром 22-го начали бомбардировку города и его окрестностей, то Головко и безо всяких Директив из Центра стало ясно, что это война. Поэтому он, как командующий, не раздумывая, отдал по Северному флоту сигнал боевой тревоги.

Сигнал был такой: «Павлин – один». С автором воспоминаний, откуда почерпнута эта информация, мы столкнемся, чуть ниже, а пока продолжим рассказ самого Арсения Григорьевича.

«А пограничные посты доносят: в течение только первых полутора часов сегодняшних суток уже шесть самолетов (четыре немецких, один финский и один неопознанный) появлялись над нашей территорией на высоте около тысячи метров.

Другая директива наркома, адресованная Военному совету: к семи часам утра выделить для обороны горла Белого моря две подводные лодки (тип не указан), эскадренные миноносцы «Грозный» и «Сокрушительный», эскадрилью морских бомбардировщиков МБР-2».

По-поводу подводных лодок хотелось сказать следующее. Адмирал Головко, видимо, ранее вскрыл свое мобилизационное предписание, где и была указана несуразица по дислокации «Щук» и «Малюток». Заодно отправлялись в тыл и те, немногие разведывательные самолеты. Там, в тылу, видимо, были «нужнее».

По-поводу указанных в директиве самолетов. Само название, приведенного Арсением Григорьевичем самолета, расшифровывалось так: Морской ближний разведчик (МБР). Когда Головко доложил в Главморштаб, что он установил авиаразведку (см. его запись от 19 июня), то сразу последовало указание свыше – эскадрилью МБР-2 отправить в тыл. Его, ко всему прочему, лишали возможности следить за перемещениями немцев. Понятно, что данные самолеты были многофункциональны: могли при случае и немного побомбить, но в данный момент, они были нужны именно, как разведывательные самолеты.

Подправили мемуары, чтобы не бросалось в глаза, такое, ничем необъяснимое указание Центра, которое, явно, играло на руку врагу. Разумеется, запрос Головко в Главморштаб требовал от ведомства пересмотреть данное решение, с чем московское начальство никак не хотело соглашаться. Не желая проявлять себя, как явного пособника врага, отделалось молчанкой. Однако тихо спустило вниз еще одно дополнительное указание, не меняющее существа дела.

«Стиснув зубы, ведем счет неопознанных самолетов, проносящихся за облаками над Кольским заливом вплоть до рассвета (по календарному времени суток).

И вот около четырех часов утра первый раскатистый гул взрывов: в районе Полярного сброшены бомбы. Гул взрывов слышали все. По городу засновали люди в поисках убежищ. Многие из тех, кому не обязательно оставаться здесь, кинулись, несмотря на ранний час, к стоявшим у причалов буксирам и пароходам, чтобы переправиться в Мурманск и оттуда выехать поездами вглубь страны».

Отчего это стиснуло зубы командованием Северным флотом? Оттого, что им, этой «радиограммой особой срочности» запретили открывать огонь по немецким самолетам. А читатель, что подумал? Потому что, дескать, самолетов не видать за облаками? А как же тогда Головко с товарищами вели счет этим самолетам? Вот Арсений Григорьевич и зашифровал свою запись неопознанными самолетами за облаками. Стиснутые зубы командующего о многом говорят.

А вот когда на базу в Полярном сбросили бомбы, то ситуация сразу «прояснилась». Чего же гадать? Война! Как всегда вопрос: «Где были корабли?» Успел ли их рассредоточить, уважаемый Арсений Григорьевич? Хотелось бы верить в лучшее.

«Всполошились артисты-москвичи. В течение двух часов из Полярного выбрался весь состав театра, позабыв взять декорации и реквизит. Удивляться и досадовать не к чему: привыкнуть, вернее, приспособиться к бомбам сразу нельзя, для этого требуется известное время».

Сколько страданий выпало на долю этих артистов, горемык в гриме, которых явно подставляли с неблаговидной целью. Их вины, конечно же, не было в том, что они невольно отвлекали командиров и бойцов, в такой напряженный момент, от их основной задачи: обороны вверенного им уголка земли нашей Родины. Подло сыграли на лучших душевных качествах человека, его любви к искусству и людям, его представляющим.

«Отовсюду поступают донесения о фашистских самолетах, о неопознанных силуэтах надводных судов, о перископах подводных лодок. Береговые зенитные батареи и корабельная артиллерия то и дело ведут яростный, но все еще бесполезный огонь по самолетам: по чужим и по своим. Еще не умеют ни стрелять в боевой обстановке, ни различать типы самолетов».

Но, ведь, не напишешь же, что сидели и смотрели в небо? Когда немцы отбомбились по Мурманску, около четырех утра, тут уж, и дураку ясно стало, что надо стрелять, пока жив. А почему «бесполезный огонь по самолетам»? Это была уже стрельба вдогонку. Немцы-то, свое дело сделали, нанесли бомбовый удар по городу. Стрелять-то, нашим, сначала запретили. А уж, когда поняли, что немцы не шутят, тут и наша истребительная авиация, видимо, подоспела. Поэтому и получилась суматоха в воздухе. И немецкие самолеты в воздухе, и наши.

«На телефонные запросы нам отвечают из Главморштаба, что началась война, однако ничего другого пока сказать не могут».

Изумительная по значимости фраза Головко. Ну, прислали сообщение из Москвы, что Германия напала на страну. Дальше-то, что? Боевой тревоги по флоту – нет! Приказа о вскрытии «красных» пакетов – нет! Стрелять по немцам – видимо, по своему усмотрению? Слепо выполнять указания ранее присланных директив Главного морского штаба: все, что может нанести урон немцам – в глубокий тыл. Что же прикажите делать в таком случае командующему флотом?

Теперь-то, читателю, станет более понятной ситуация на Северном флоте. Это ему не Главморштаб «ничего другого пока сказать не смог», а товарищи из Ленинграда, где обосновалось Главное командование Северо-Западного направления. Теперь им, должен был подчиняться Арсений Головко. А те ответят, когда получат указание из Москвы. Куда спешить? Войны на всех хватит.

Головко думает, что товарищи из Ленинграда поймут его положение и отменят московский приказ по подводным лодкам. Дудки! Они сошлются на указание москвичей. Головко заставят плутать в трех соснах. Вот так мы отбивали первый натиск врага. В каждом начальственном кабинете – по «патриоту», с карандашом в руках.

«Тогда я запрашиваю относительно плана использования подводных лодок. И вдруг начинается перепалка. Главморштаб категорически настаивает, чтобы к входу в Белое море, вернее в горло Белого моря, были направлены большие лодки, то есть «щуки», а не «малютки». Никакие мои доводы не принимаются. Переговоры насчет лодок возобновляются несколько раз. Дело заканчивается тем, что Главморштаб категорически предписывает мне послать к горлу Белого моря «щуки», ссылаясь при этом на личное указание И. В. Сталина. Проще говоря, не сумев доказать свою правоту, мотивировали таким образом».

Ясно, что и повышенную боевую готовность на Северном флоте пытались свернуть, оставив повседневную. Да, но что делать при начале войны? Можно ли стрелять? Как, видите, ответа из Москвы нет. К тому же, по поводу использования подводных лодок – видимо, данное указание высокого начальства шло вразрез с мобилизационным предписанием, которое известно Головко. А вскрывать пакеты, о чем сказал выше, разрешения не давали.

Наверное, вместе с Жуковым утром Сталину звонил, еще и нарком Кузнецов? Если, как говорит Головко, было «личное указание И.В.Сталина» по поводу подводных лодок. (Шутка).

Понятна и реакция Головко на подобную присланную чушь. А как озлобились в Москве (а в Ленинграде?) на строптивого командующего Северным флотом! Фактически играют в пользу фашистов, позволяя тем безнаказанно перебрасывать морскими транспортами военные грузы и подкрепление на Мурманское направление. Это уже не саботаж высокого начальства, а нечто иное, за что, в военное время полагалось «к стенке». Тут же обозначился «товарищ Сталин со своим указанием». Чувствуете, иронию Арсения Григорьевича? Он же прекрасно понял, что никакой Сталин и близко не стоял около Главного морского штаба ВМФ.

Зная о созданных главных направлениях, с высокой степенью вероятности можно предполагать, что подобная «глупость» скорее всего, могла исходить и из Ленинграда, где обосновалось Главное командование Северо-Западного направления, во главе с Мерецковым. Оно и блокировало вскрытие мобилизационных пакетов на Северном флоте, а совокупи с Мазепами из Главного Морского штаба, срывало выход на боевые позиции подводных лодок «щук», отправляя их в тыловые районы.

После войны в 1948 году группу военных из высшего состава ВМФ передали Суду чести Министерства Вооруженных Сил СССР. Суд признал их виновным и постановил ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании виновных суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР. Одним из осужденных был В.А.Алафузов, который на тот момент (22 июня 1941 года) был заместителем начальника Главного Морского штаба, а фактически, выполнял функции самого начальника.

Фигуранты послевоенного уголовного дела были осуждены по ст. 193 (Преступления воинские), за преступную халатность в отношении своих служебных обязанностей. Но это могло быть представлено, как бы, для широкой общественности, не более того. А что там было, на самом деле, «подчищала» реабилитационная комиссия, приступившая к работе, вскоре, после смерти Сталина.

Хрущевцы, чтобы замазать свои «темные» делишки во время войны, после взятия власти в свои руки в 1953 году, со временем «пересмотрели» и Уголовный Кодекс РСФСР. Они убрали ряд статей, а некоторые просто изменили. Короче, внесли определенную путаницу, чтобы было трудно понять, за что же были наказаны те или иные лица в, условно говоря, Сталинское время? Если бы в Уголовный Кодекс просто бы внесли дополнения, то взяв в руки УК РСФСР, изданный, например, после 1960 года, можно было бы, довольно легко определить, например, степень вины того же Алафузова. Но из Уголовного Кодекса изъяли главу « Преступления воинские» и был изменен ряд статей. Поэтому статья 193 в новом Кодексе уже содержит другое наполнение. По Алафузову, чуть позже, я приведу один «интересный» момент.

Но, снова, возвращаемся к трагическому дню 22 июня 1941 года на Севере. С болью в сердце Головко пишет:

«Не теряя времени, приступаем к массовой эвакуации детей и женщин из Полярного, а также из других гарнизонов. Когда пароход «Ост», переполненный женщинами и детьми, отвалил от причала, послышался гул самолетов и на гавань из облаков посыпались бомбы.

Четвертое приказание наркома(?) Военному совету принято в десять часов тридцать пять минут — выслать подводные лодки в район Варде с задачей вести решительную борьбу против боевых кораблей и транспортов противника, не допуская их к Варангер-фиорду».

«Четвертое приказание наркома» – а, где три предыдущих? Убрали из текста мемуаров, как несоответствующие действительности, так что ли? Время, уже 10-30 утра. Уже 7 часов прошло с начала войны, а из Москвы поступает «тупое» указание по выдвижению, всё тех же «малюток», на коммуникации врага. Много они навоюют с двумя торпедами на борту. К тому же неясно, какое количество подлодок приказали высылать? Неужели, для смеха – всего, две?

О какой «массовой эвакуации детей и женщин из Полярного» ведет речь командующий флотом Головко? Разумеется, это семьи командно-политического состава, которых наша «пятая колонна» подставила под удар немцев. Даже у Арсения Григорьевича написано, что когда переполненный пароход с семьями «отвалил от причала, послышался гул самолетов и на гавань из облаков посыпались бомбы». О судьбе парохода «Ост» автор тактично умолчал. Как и о том, чьи же семьи были погружены на пароход.

При переходе военного округа (или как в нашем случае флота) на полную боевую готовность из приграничных областей начинают вывозить в глубокий тыл семьи командно-политического руководства. Нечего им там делать под бомбами и снарядами противника в начинающейся войне. Хорошо знакомый нам Матвей Васильевич Захаров так описывал эту ситуацию, находясь в должности начальника штаба Одесского военного округа.

«В апреле (или мае), рассматривая план мобилизационных перевозок округа, я обратил внимание на то, что в плане нет расчетов на вывоз семей начсостава из приграничной зоны.

На мой вопрос, чем это вызвано, начальник ВОСО округа полковник П.И.Румянцев сослался на то, что в изданном в 1941 году Наставлении по мобилизационной работе раздел по эвакуации семей из приграничной зоны отсутствовал (в ранее имевшемся наставлении такой раздел был)».

Захарову ли не знать, что было в документах Генштаба, в бытность его заместителем начальника данного военного ведомства. Как вам нравится такая ситуация с семьями начальствующего состава? О них, вообще, преднамеренно забыли! Это наивысшая подлость мерзавцев из военных верхов по отношению к семьям военнослужащих командного состава Красной Армии и Военно-Морского флота. Население – из приграничной зоны эвакуируется до начала военных конфликтов вглубь страны – как бы ни пострадало! А здесь подставить под удар врага жен и детей своего же брата военного?

Впрочем, о чем мы говорим? На предателей Родины подобные нравственные принципы, как известно, не распространяются. Матвей Васильевич попытался «выкрутиться» из такой щекотливой ситуации.

«Этот пробел в плане был срочно ликвидирован. Начальникам приграничных гарнизонов немедленно были даны распоряжения о порядке вывоза семей в случае объявления мобилизации или начале боевых действий. В них указывались железнодорожные станции, к которым приписывались гарнизоны, порядок прибытия семей военнослужащих к месту посадки в эшелоны, какие гарнизоны куда эвакуировать. Главные пункты эвакуации намечались в районах Кировограда, Днепропетровска, Запорожья».

Не во власти было товарища Захарова отменять действия установленных воинских законов. Кроме того, из Москвы поступила отмена введенного в действие указания о приведении войск в полную боевую готовность. Как следствие, намечаемая эвакуация семей была свернута. А то, о чем пишет Матвей Васильевич – это размеренное течение жизни. Помните, когда была объявлена мобилизация по стране? Только 23 июня!? Целый день давали врагу издеваться над беззащитными женщинами и детьми, которые остались в военных городках вблизи границы. Счастьем было то обстоятельство, что на советско-румынской границе, поначалу, не было столь активных военных действий со стороны противника.

«Принятые меры, как показали дальнейшие события, себя оправдали. Большинство семей военнослужащих приграничных гарнизонов было после начала боевых действий эвакуировано».

Как понимать написанное – «большинство семей военнослужащих …эвакуировано»? А что же было с оставшимся меньшинством? И каким же количеством оно выражалось? Или написанное следует понимать так – лучшее, что удалось сделать в той ситуации, это спасти большее количество семей. На самом деле, всё могло обернуться значительно худшими последствиями.

По этой же теме. Из показаний на следствии бывшего командующего Западным фронтом Д.Г.Павлова:

«На мой вопрос – каково положение на его правом фланге, Кузнецов (Генерал-лейтенант, командующий 3-й армией данного фронта. – В.М.) ответил, что там положение, по его мнению, катастрофическое, так как разрозненные части в районе Козе (севернее Гродно) с трудом сдерживают натиск противника…»

Это 22 июня, Западный фронт – Белоруссия. Здесь не граница с Румынией. События сразу становятся угрожающими. Уже, намечается разгром войск 3-й армии под Гродно.

А как здесь обстояли дела с вывозом в тыл семей командиров и политработников данной армии и всего округа в целом? На удивление, показания Павлова поражают своим откровенным цинизмом.

«Наконец Кузнецов спросил: « Я чувствую, что нам придется оставить Гродно, в случае чего как быть со складами и семьями начсостава, многие из них уже остались у противника. Я ответил, что при оставлении каких-нибудь пунктов – склады и все добро, которое нельзя вывезти, уничтожить полностью. Кузнецов передал трубку члену Военного совета Бирюкову, который снова спросил – как же быть с семьями?

Я ответил: «Раз застал бой, сейчас дело командиров не о семьях заботиться, а о том, как ведется бой».

Не хуже, чем у Лермонтова: «Смешались в кучу, кони, люди…». У нас – склады и люди. Понятно, чтоб склады не достались врагу их необходимо уничтожить. Жаль, что вместе с ними нельзя было приказать уничтожить и семьи начсостава. И врагу не достанутся, и проблем станет меньше. Неужели Павлов не понимал, что говорит и пишет? Или снова, как всегда, немного подправили по тексту?

Ему командиры в два голоса криком кричат о семьях, а он вроде бы не понимает, о чем идет речь? Понятно, что легко рассуждать о судьбах чужих семей, когда своя – под боком в Минске. Ну, лицемер! Ну, умник! Командир, дескать, должен не о семье заботиться, а о воинском долге. Легко, так кивать, в чей-то адрес.

Кто же в таком случае отменил приказание о вывозе семей начсостава данной армии из приграничной зоны? Не из штаба ли Павлова пришел подобный приказ? И не надо кивать на Москву. Для этого существует честь офицера. Именно она является защитой от выполнения подлых приказов вышестоящего начальства. Не для щелканья каблуками в угоду начальству, ему звездочек в петлицу напихали. Сумей показать командирский голос не только в общении с подчиненными. Не захотел? Или был заодно с теми, кто отдавал подобные приказы?

А ситуация у Кузнецова, по сравнению с Захаровым на Южном фронте, сложилась куда, как более, трагичная. Если Матвей Васильевич написал, что большее количество семей им удалось вывезти, а значит, и спасти – то, в 3-й армии Западного фронта ситуация полна неопределенности. Павлов дал ясный ответ – семьи побоку. Скорее всего, часть их них, погибнет, часть сумеет вырваться из лап войны, – оставшиеся, вместе со складами будут захвачены врагом. Хорошо известно, что делали немцы с семьями начсостава. Не конфетами угощали. Да и оставшиеся семьи еще предстояло спасать от жестокостей войны.

Эти факты, к сожалению, не единичные, как и цинизм высшего командования. Хорошо нам знакомый К.А.Мерецков так отобразил похожий момент в своих мемуарах.

22 июня он уже восседал в кресле Главкома Северо-Западного направления в Ленинграде. Ему докладывает, заместитель командующего Северо-Западного фронта Е.П.Сафронов.

« Далее < он > сказал, что очень беспокоит судьба семей комсостава. За несколько дней до начала войны по указанию командования округа семьи комсостава вывезли в тыл. Но 20 июня из Наркомата обороны пришло категорическое распоряжение немедленно возвратить всех на старые места. И вот теперь судьба семей комсостава неизвестна. Скорее всего, они в плену у врага.

Е.П.Сафронов попросил у меня совета, как ему дальше действовать».

Зная Кирилла Афанасьевича, как «хитроватого ярославца» именно, по этой причине и назначенного на эту должность, трудно усомниться в «высоких морально-волевых качествах» данного товарища. Читайте, что написал человек с погонами Маршала Советского Союза.

«Я посоветовал прежде всего установить связь с войсками и наладить управление ими. Затем разыскать командующего и координировать все действия с Балтийским флотом и соседом слева – соединениями Западного особого военного округа. Однако, как вскоре стало известно, командование Прибалтийского особого военного округа действовало по-прежнему неуверенно».

А как же семьи командного состава: жены и дети, подлым образом возвращенные под снаряды немцев? О них лучезарный Кирилл Афанасьевич даже и не заикнулся. Свой-то сынишка, в дальнейшем в генералы выбьется по проторенной отцом дорожке. Другим мальчишкам из того предвоенного командного состава Прибалтийского округа будет отказано даже в праве на жизнь!

Вот такое начало войны уготовила нашим командирам «пятая колонна».

Так что пароход «Ост», приведенный у Головко, может о многом рассказать, не хуже, чем иной «сохранившийся» документ из архива президента. Кстати, в какую категорию по Захарову попал бы данный пароход, перевозивший семьи командиров и политработников? В большую или меньшую спасенную часть?

«Одновременно сообщается, что объявлена всеобщая мобилизация. Начальникам пароходств и Главсеврыбпрома даны указания сосредоточить весь транспортный флот в портах, предназначенных быть пунктами для мобилизации. Аварийно-спасательные отряды ЭПРОНа, а также корабли морпогранохраны включались в состав флота.

Наконец из Москвы поступает пятое приказание(?): в связи с вражескими диверсиями в непосредственном тылу объявить военное положение в базах, укрепленных районах и секторах; установить строжайший режим пропусков; принять меры, необходимые для охраны тыла, особенно средств связи.

К полудню положение в стране вырисовывается: немецко-фашистские войска вторглись в пределы Советского Союза и перешли в наступление на всем протяжении государственной границы. Немецко-фашистская авиация подвергла бомбардировке ряд наших городов. Первый налет совершен около четырех часов, тогда же, когда сброшены первые бомбы в районе Полярного; стало быть, бомбовый удар наносился фашистской авиацией одновременно по всей линии фронта.

Однако войска и корабли противника, сосредоточенные на исходных рубежах, примыкающих к районам Северного флота и 14-й армии, еще не ведут наступательных действий на море и на суше. Активничает лишь авиация. Весь день фашистские самолеты, одиночные и группами, стремятся к району Кольского залива и Мурманска. Их перехватывают и поворачивают вспять наши истребители. Один из гитлеровских бомбардировщиков перехвачен у Рыбачьего летчиками-истребителями Сафоновым и Воловиковым. Били они его как будто неплохо, он задымил, значит, имел прямое попадание, но все-таки оторвался и ушел. Оба летчика ручаются, что вражеский стрелок убит, но сказать, что же сталось с фашистским самолетом, не могут. А раз так, нельзя и заносить его на чей-либо счет. Судя по всему, гитлеровцы не сомневаются, что мы знаем о подготавливаемом ими ударе, и потому продолжают накапливать силы, чтобы затем одержать верх над нами численным превосходством. По данным разведок флота и 14-й армии, через Киркенес и фиорды поступает много вооружения и прибывают новые контингенты войск».

Судя по всему, Головко, все-таки, скрутили руки относительно подводных лодок типа «Щука», раз морем идет основной поток вражеских грузов. Ну, не может же, нормальный человек мириться с этим безобразием. Тогда Арсений Григорьевич просит оказать содействие авиацией. Читайте, что происходит в дальнейшем.

«В районах пограничной полосы на территории Финляндии происходит эвакуация населения, сосредоточиваются части финской армии, подтягиваются немецко-фашистские войска, перебрасываемые из Северной Норвегии, увеличивается количество самолетов на аэродромах. Понятно, что противник намерен и рассчитывает разделаться с нами одним ударом. Не исключено, что фашисты будут пытаться в первую очередь отрезать Кольский полуостров от остальной страны и захватить подступы к Мурманску и Полярному с моря, то есть полуострова Рыбачий и Средний, прикрывающие вход в Кольский залив. Учитывая это, прошу командарма 14 Фролова выделить часть армейской авиации, чтобы нанести совместно с авиацией флота удар по фиордам и по дороге Тана-фиорд — Киркенес, по которой доставляется вооружение и перевозятся войска противника. Увы, командарм не согласен. Армейский полк скоростных бомбардировщиков нацелен в другом направлении — на защиту Кандалакши. Сообщаю наркому и прошу помочь. Ответ получаю быстро: помочь пока нечем. Положение на Балтике и на Черном море (?) тяжелее. Нам надлежит стараться уничтожать вражескую авиацию на ее аэродромах ударами с воздуха и действовать подводными лодками у Варангер-фиорда, не позволяя противнику подвозить подкрепления. Финские войска не трогать, поскольку Финляндия с нами не воюет. Но как понимать и расценивать факт предоставления Финляндией своей территории гитлеровским войскам, ведущим войну против Советского Союза? В общем, теперь можно сделать вывод: хорошо, что неожиданность, которую мы ждали, не захватила нас врасплох».

Читатель, поставь себя на место командующего Северным флотом. Ты же, прекрасно понимаешь, что тебе твое собственное высокое начальство оказывает противодействие по выполнению твоего воинского долга – защите родного Отечества. Головко же не мальчик, чтобы не видеть, что твориться несправедливость по отношению к делу защиты Родины, ищет пути выхода. Как, видите, просит командарма Фролова помочь авиацией. Отказ. Я бы не стал сильно валить на Фролова, так как авиация была у 14 армии в оперативном подчинении и поэтому, вряд ли бы, лично Фролов мог жестко приказать действовать авиации вне предписываемых ей действий. Да, но Финляндия еще не находится с нами в состоянии войны, так зачем же бездействовать авиации, охраняя район Кандалакши, находящейся, к тому же, значительно южнее, в то время, как Норвегия для нас является вражеской территорией и там немецкие войска сосредоточивают свои силы. А кто у нас теперь командовал всей авиацией направления, в состав которой входила и Северная группировка войск? Новикова помните? Судя по всему, он был озабочен в тот момент совсем другими делами.

Ко всем тяготам, добавлен безрадостный ответ наркома Кузнецова из Москвы. Читателя, во всяком случае, он удивит, особенно, по части событий в акватории Черного моря. Да, на нем за всю войну у немцев не было ни одного крупного военного корабля. 22 июня был один воздушный налет на Очаков и на базу в Крыму. Война в Севастополь придет значительно позже, через много месяцев после начала войны. А по первым дням Румыния, как и Финляндия, выжидала и не вела особенно активных наступательных действий. По Балтике тоже много вопросов, в части, с чего бы это адмирал Кузнецов так сразу сгустил краски? Хорошо, хоть по Финляндии не подлил масло в огонь.

Кстати, обратил ли внимание читатель, что я выделил в начале рассматриваемого абзаца? Фашисты проклятые и то, свое население из прифронтовой зоны эвакуируют. Скоро предполагается вести там боевые действия и его (финский народ), естественно, надо поберечь. В какую же категорию нелюдей, надо отнести наше высшее командование, всех этих тимошенко, жуковых, мерецковых, октябрьских и прочих алафузовых, подставивших под вражеский удар, не только местное население приграничных районов, но и семьи военнослужащих Красной Армии и Военно-Морского флота? Да и чистюлю- скромницу робкого Кузнецова, вполне можно было бы отнести к этой компании. Не первый год военную лямку тянул и знал, что надо делать, когда война на носу.

Кстати, что сам-то Кузнецов написал по поводу начала войны? Я уже ранее приводил его интервью Г.Куманеву, где он «напугал» Маленкова, якобы, сообщением Сталину о начале войны. Возьмем в руки, упоминавшуюся ранее, его книгу «Курсом к победе». Какое яркое название, особенно в свете вышеизложенного. Направил «Малютки» курсом к победе в открытое Баренцево море, где им, отродясь, неуютно было.

Знакомимся с воспоминаниями наркома Кузнецова по данному моменту.

«На рассвете 22 июня 1941 года в 3 часа 15 минут мне позвонил из Севастополя командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф.С.Октябрьский».

Как же он мог не позвонить, когда ему Георгий Константинович Жуков лично приказал доложить морскому начальству. Он и позвонил. Только Георгий Константинович или сам соврал, может, и по забывчивости, или напраслину возвел на Филиппа Сергеевича по части «неизвестных» самолетов. Помните, как наши «герои» никак не могли узнать, кто же бомбил? У Кузнецова, в отличие от Жукова, память оказалась хорошая, все помнит.

«Он (Октябрьский) доложил, что на Севастополь только что совершили налет немецкие самолеты. Стало ясно – началась война: нападение на главную базу Черноморского флота не могло быть случайностью или даже крупной провокацией. И хотя всем ходом событий я в какой-то степени морально был подготовлен к возможному нападению фашистской германии на нашу Родину, это известие ошеломило меня».

А никто и не сомневался, что на Севастополь совершили налет немецкие самолеты. Это Жуков и другие мемуаристы, как например, Кулаков, «темнят» по поводу «неизвестных» самолетов. Вызывает улыбку «моральная подготовка» наркома Кузнецова к предстоящей войне. Хорошо, что не поделился с ней, хотя бы с тем же, Головко. Того, судя по его воспоминаниям, «неожиданность, которую мы ждали, не захватила… врасплох». Видимо, в отличие от Кузнецова, у него моральная подготовка проводилась по другой методике.

«Свора Гитлера ликовала: внезапность нападения, на которую фюрер возлагал большие надежды, в какой-то мере была достигнута. Вторжение немецко-фашистских войск в пределы нашей страны началась в четвертом часу утра, а уже в шесть часов Геббельс выступал по радио и оповещал весь мир о первых грандиозных успехах на Восточном фронте…»

После войны Германское командование можно и сворой назвать, не придут с претензиями. А насчет выступления Геббельса лишнее подтверждение, что Гитлер выступал по радио 21 июня и на данный момент был в своей Ставке в Восточной Пруссии, то есть никак не мог выступать по радио 22 июня.

Наконец, Николай Герасимович начинает рассказывать о том, как развивались события по началу войны.

«Итак, я ждал новых сообщений с флотов. Ждать пришлось недолго. Уже в первой половине дня заместитель начальника Главного морского штаба контр-адмирал В.А.Алафузов обстоятельно доложил о положении на флотах, о всех распоряжениях, отданных им от имени наркома, а также о своих предположениях на будущее.

Ничего особо существенного на флотах пока не происходило. Без подробностей было доложено о налетах на Либаву (Лиепая), поступили также уточненные данные о воздушно-минной атаке Севастополя. Спокойнее всего было на Севере».

Надо же! Написать такое о войне! Видимо, мало поубивало мирных жителей Мурманска и военнослужащих в первые часы немецких авиационных налетов на город, порт и военно-морскую базу, с точки зрения наркома Кузнецова, если сподобился написать такое. Понятно, что все в мире относительно! – любой философ скажет об этом. Поэтому, разумеется, нельзя сравнивать события на Севере с началом боевых действий, например, в той же, Белоруссии. Но на каких весах, прикажите, взвешивать спокойствие на войне?

В Москве, разумеется, пока не дрожали стекла от бомбежек в кабинете наркома, поэтому и был такой минорный тон в описании событий.

Вот так бы, потихонечку, и рулить бы флотами из Москвы всю войну. Жаль, что с немцами по данному поводу не договорились заранее.

Правда, после окончания войны, Кузнецов со товарищами, почему-то обижались, что их, дескать, наказали понапрасну. И действительно, за что?

Промелькнула фраза о налете на Либаву. Это как же надо было сообщать о вражеском налете, без подробностей? В-первую очередь, докладывают о результатах бомбежки. Чтобы и высокое начальство имело представление о понесенных потерях. Иначе, как же ставить боевую задачу морякам, если, вдруг, после бомбардировки военно-морская база приказала бы долго жить? Знаете, для чего так написано? Чтобы можно было сказать, что флот встретил налеты вражеской авиации подготовленным. В дальнейшем, Кузнецов будет хвалиться тем, что, дескать, в первый день войны флот никаких потерь не понес. Как будто от этого станет легче командованию на местах? Оно же знало истинное положение дел на флоте. Кому же тогда врали? Будущему поколению. Чтоб оно мемориальные доски на улицах развешивало в честь флотоводцев с большими звездами на погонах.

А как читатель оценит, вот такое адмиральское высказывание: «Я ждал новых сообщений с флотов». К счастью, дождался.

Но ведь, по связи сверху, сообщения не ждут от подчиненных, а получают, поддерживая непрерывную связь, как в данном случае, со штабами флотов. Обратите внимание, что Кузнецов все время общается с заместителем начальника штаба Алафузовым. Тот и рулит активно всеми событиями. А где же сам начальник штаба И.С.Исаков? Скоро появится.

Интересно следующее сообщение адмирала Кузнецова.

«Не знаю, по своей инициативе или по поручению Сталина вечером говорил со мной по телефону В.М.Молотов, спрашивал об обстановке на флотах. Пока что я не имел оснований(?) докладывать о плохих вестях. Воздушный налет на Севастополь был отражен, черноморцы начали контрольное траление фарватера, чтобы обезвредить сброшенные немецкими самолетами мины. Организованно, в полной готовности встретила яростный шквал огня с румынского берега не менее сильным огнем своих кораблей Дунайская флотилия. Не было потерь и в Полярном. Что касается Балтийского флота, то мины, сброшенные с немецких самолетов возле Кронштадта, были замечены постами наблюдения и связи и поэтому особой опасности не представляли, их легче было тралить. От военно-морских баз противник был еще сравнительно далеко. Правда, жестоким воздушным атакам подверглась Либава, но данных о значительном продвижении немцев на сухопутном фронте еще не было».

Неплохой отчет наркома ВМФ перед читателями: пора давать орден за первый день войны!

А все-таки, Либаве здорово досталось, если так написано. Световой день был самым длинным в году. Было время немцам порезвиться в воздухе.

Но и нарком ВМФ, как бы то ни было – лицо подчиненное. Пришло время и ему по настоящему отчитаться о проделанной им работе. Значит, доложить Сталину о том, что началась война, Кузнецов не постеснялся, а пояснить вождю, сложившуюся ситуацию на флотах, в результате налета вражеской авиации, поскромничал. Дождался, когда Молотов побеспокоится. Обратите внимание, что и в этот раз Кузнецов не видел Сталина 22 июня. Да и в интервью Г.Куманеву о звонке, якобы Сталину, отделался короткой фразой: « …взялся за телефонную трубку и доложил Сталину о том, что началась война». А как отреагировал Иосиф Виссарионович на то, что Николай Герасимович «взялся за телефонную трубку»? Понимайте, как хотите. Даже, в данном случае, (ну, что делать?) приходится соглашаться, в какой-то степени с версией В.Жухрая. У Сталина действительно были проблемы со здоровьем. Только, думается, у него была не ангина, со сложным названием, а кратковременная потеря слуха. То, что ему мог сказать в телефонную трубку Кузнецов, он все равно бы не услышал. Поэтому Сталин и попросил Молотова позвонить командующему ВМФ Кузнецову, а затем содержание разговора написать на листке бумаги, чтобы можно было прочесть. Шутка, конечно. А то, действительно, особо доверчивые читатели могут поверить, что Сталин оглох на оба уха.

Довольно высоким стилем пишет высшее военное руководство страны о событиях войны. Ведь, врут же наши военные о событиях тех трагических дней, то себе друг другу, то нам, читателям. Всегда вопрос: «Зачем?». Видимо, чтобы оправдать полученные награды при «защите» Отечества?

Но продолжим выяснять положение на Кольском полуострове. Как же, Николай Герасимович вывернулся в истории с Северным флотом? Ведь Головко же криком кричал об оказании и помощи, и об изменении мобилизационного предписания.

«Около шести часов вечера позвонил командующий Северным флотом А.Г.Головко. Его беспокоили наши отношения с Финляндией. «Все по-старому», – ответил я ему, оставляя в силе разрешение атаковать лишь аэродромы, занятые гитлеровцами на норвежской территории».

Нашим военным с большими звездами на погонах, надо было бы почаще собираться и писать свои мемуары в одной комнате. Была бы возможность, хотя бы, договориться по ряду вопросов. Головко просит помочь бомбардировочной авиацией, а ему отвечают из Москвы (через Ленинград), что можете бомбить только норвежскую территорию. С другой стороны, Головко пишет, что попросил оказать содействие по бомбежке норвежской территории. Отказали. А вдруг Финляндия нападет. И смех, и грех. Я думаю, что и без комментариев читателю все ясно, как «руководили» из Москвы (и Ленинграда).

Теперь, наконец-то, дошла очередь до еще одного важного свидетеля, тех памятных дней, о котором говорили выше. Это бывший заместитель командующего Северным флотом, в то время, капитан первого ранга Василий Иванович Платонов. Всю описательно-лирическую часть его мемуаров мы опускаем и сразу приступаем к существу дела. Хотя признаться, всё в рассказах Василия Ивановича интересно, даже, лирика.

«Уже наступил июнь, а штаб флота все тянул с объявлением сроков выхода в район учений. Объяснялось это двумя причинами. Дело в том, что у командиров плавающих соединений не было единого взгляда на методы боевой подготовки кораблей. Одни считали, что готовиться к войне следует не в тепличных беломорских условиях, а в своем суровом районе, там, где предстоит встреча с противником, и учиться надо не только летом, но и круглый год. Другие им возражали, утверждая, что начинать погружаться на больших глубинах Баренцева моря для молодых подводников слишком опасно, и в подтверждение приводили примеры аварий и даже гибели подводных лодок. Новый командующий флотом контр-адмирал А.Г.Головко был склонен к компромиссному решению: молодым командирам подводных лодок проводить отработку первых задач на малых глубинах в Белом море, а артиллерийские стрельбы и торпедные атаки надводных кораблей перенести к берегам Мурмана.

Однако отпускать в глубокий тыл даже небольшой отряд флота, ослабляя силы главной базы, было рискованно ввиду подозрительного поведения гитлеровцев у наших границ».

Мне, думается, что Василий Иванович, немного не договаривает, как всегда по причине, как бы, не сказать чего лишнего. Кроме того, не надо забывать советскую военную цензуру. Мало ли что было пятьдесят лет назад? Нельзя подвергать сомнению официальную точку зрения на начало войны. Все было хорошо, прекрасная маркиза, только товарищ Сталин, как всегда вносил диссонанс в правильно играющий военный оркестр наркомата обороны.

Что такое – проведение военных учений в открытом море накануне войны? Думается, командующий Головко понимал, в каком состоянии вернутся военные корабли из предстоящих июньских учений на свою базу. Что ответят главные механики на вопрос: «Будут ли данные корабли в состоянии сразу выполнять поставленные перед ними боевые задачи?» Поэтому и тянул с учениями: не лучше ли поберечь ходовую часть кораблей перед предстоящей схваткой с врагом? Тем более что перед этим не сидели же, сложа руки. Платонов и подтверждает сказанное.

«Как всегда, и 1941 год мы начали с отработки зимних задач боевой подготовки, а как только унялись февральские штормы, корабли соединений флота вышли в море для выполнения стрельбовых задач. Противолодочные корабли охраны водного района (ОВР) приступили к напряженным тренировкам по поиску подводных лодок, торпедные катера учились выходить в атаки по надводным целям, которые имитировал минный заградитель «Мурман», тральщики отрабатывали траление в заданном районе и проводку кораблей за тралами. Учились выходить в торпедные атаки эскадренные миноносцы и подводные лодки. Май был особенно напряженным для бывалых командиров-подводников М.И.Гаджиева, В.Н.Котельникова, Н.А.Лунина и экипажей их лодок. Они отрабатывали задачи по выходу в атаку по боевому кораблю, идущему двадцатиузловым ходом в охранении катеров МО, по скрытному прорыву противолодочной завесы. Командиры дивизионов И. А. Колышкин и Н. И. Морозов могли гордиться успехами своих воспитанников. Пристально следил за результатами боевой подготовки командующий флотом А. Г. Головко».

Примерно, как у генерала Рокоссовского. Новой танковой техники в его, 9-й мехкорпус, не поступало, а начальство свыше, требовало проведение учений. Понимая поставленные перед ним, как воином-защитником своего Отечества боевые задачи, Рокоссовский отказался следовать в русле вышестоящего указания. Он решил поберечь моторесурс старых танков. Иначе с началом войны, не на чем было бы воевать. Новых танков нет и не предвидится (видимо, часть осталась в Одессе?), а старые – встали бы «на прикол».

И Рокоссовский, как показали события, оказался прав. Может и Арсений Григорьевич, по мыслям, был сродни Константину Константиновичу?

Обратите внимание, что и «май был особенно напряженным». Почему же тогда настаивала Москва на проведение новых учений? Или в отличие от Головко Главный морской штаб не понимал того, что прекрасно понимало низовое командное звено?

Можно было бы написать, что это было странное поведение высокого морского командования. А так, как читатель уже осведомлен о многих «странностях» учиненных нашей «пятой колонной», стоит ли вновь удивляться представленному факту.

Насчет атак подводных лодок «по боевому кораблю, идущему двадцатиузловым ходом в охранении катеров МО», думается, Платонов подыграл нашим подводникам. Примерно с такой скоростью шла немецкая эскадра во главе с «Тирпицем». По транспорту, идущему в охранении с вдвое меньшей скоростью, попали бы торпедой и то, как говориться, большая удача. А попасть в боевой корабль, да, к тому же, идущий на сложном противолодочном зигзаге – большая редкость. Это уж, Василий Иванович, написал для красного словца. Но не будем слишком строги к адмиралу Платонову, тем более в отношении себя, он был, на мой взгляд, достаточно честен.

«10 июня 1941 года, когда в Мотовском заливе корабли ОВРа отрабатывали задачи траления, командующий прибыл на мой флагманский корабль. Он был очень озабочен. И немудрено: иностранная печать и радио назойливо сообщали о подготовке гитлеровской Германии к войне с русскими, предсказывали скорое нападение на Советский Союз. Командующего флотом больше всего беспокоило отсутствие по этому поводу исчерпывающих инструкций».

Опять видим, чтобы не раздражать московское начальство Головко провел в июне, частично, морские учения. Мотовский залив, вроде бы уже и Баренцево море, но близко, под боком. Тральщики, тоже корабли, и к тому же, неплохо лишний раз потренироваться на предмет того, что немцы могут с началом войны набросать мин на фарватер Кольского залива. Конечно, Арсений Григорьевич лавировал, как дипломат. Поневоле им станешь, в дополнении к основной профессии моряка.

«Особенно его тревожила близость главной базы флота – Полярного к советско-финляндской границе, где были сосредоточены немецко-фашистские войска, и то, что незамерзающий океанский порт Лиинахамари превращен гитлеровцами в военно-морскую базу.

— Жаль, что мы не добили прошлой зимой этого старого прихвостня российского трона Маннергейма, — сказал Арсений Григорьевич. — А теперь видишь, как ловко он снюхался с Гитлером.

Беседа была долгой, нас угнетало отсутствие информации по поводу действительных намерений немцев, но мы утешали себя мыслью, что в Москве лучше нашего знают и оценивают военно-политическую обстановку и не допустят просчета в таком серьезном деле. Однако твердо сошлись во мнении, что порох надо держать сухим».

Конечно, это в определенное мере повторяет сказанное самим Головко, но мне хотелось показать боевое содружество командиров отвечающих за жизнь тысяч людей и главное, понимание ими поставленных задач и их реализация вопреки всему. Об этом ниже.

«Северный флот вел интенсивное строительство и оборудование военно-морских баз, аэродромов и береговых артиллерийских позиции. Их нынешнее состояние пока еще не в полной мере обеспечивало базирование и боевую деятельность сил флота. Несмотря на открытый характер морского театра, Северный флот не имел ни линкоров, ни крейсеров, которые, по понятиям того времени, олицетворяли морскую мощь.

Перед Великой Отечественной войной он насчитывал только три плавающих соединения: отдельный дивизион эскадренных миноносцев, бригаду подводных лодок и бригаду охраны водного района главной базы. По корабельному составу и вооружению эти соединения равнялись нынешним дивизиям и тесно взаимодействовали друг с другом. Однако кораблей, предназначенных специально для плавания в северных широтах, тогда еще не строили, а корабли, подобранные с других флотов, не полностью соответствовали особенностям театра и сложным условиям океанского плавания. Так к нам попали новые эсминцы проекта «7», один из которых разломился на волне, а подводные лодки типа «М» из-за их малой мореходности мы остерегались выпускать дальше 100 миль от базы. К сожалению, Северный флот по сравнению с другими флотами имел и самую слабую морскую авиацию.

Большая часть ОВРа состояла из торговых и рыболовных судов, призванных по мобилизации во время финской кампании. Они обладали высокими мореходными качествами, но были малопригодны для боевого использования либо из-за малых скоростей, либо из-за большой осадки.

Соединения ОВРа в то время представляли собой новые формирования не только на Северном, но и на других флотах. В их задачу входила борьба с минами, подводными лодками и торпедными катерами для обеспечения безопасного плавания транспортов и боевых кораблей в прибрежной зоне моря. Реализация этой задачи требовала большой затраты сил и средств.

Для действий против подводных лодок в районе, прилегающем к базе, предназначались малые охотники — быстроходные и маневренные корабли с деревянными корпусами. Они были вооружены двумя универсальными 45-мм орудиями, двумя 12,7-ми зенитными пулеметами, большими и малыми глубинными бомбами. Командовали охотниками только что выпущенные из училища лейтенанты — молодые, жизнерадостные и смелые люди. К сожалению, катера МО имели на вооружении довольно-таки несовершенную гидроакустическую аппаратуру типа «Посейдон» и плохо «слышали» лодки, находящиеся под водой. Выходить из Кольского залива они могли при волне не свыше трех баллов, так как проектировались для закрытых морских театров как корабли погранохраны, предназначенные для действий в прибрежных водах».

Подчеркнул по тексту чтобы показать: слабоваты были малые охотники для океанской волны. Но, ведь, воевали же! Да, еще как!

К ранней редакции решил сделать небольшое дополнение. Военному кораблю с деревянным корпусом, не страшны электромагнитные мины. Перед самой войной у нас было свернуто производство тральщиков с деревянными корпусами против подобной немецкой заразы. Хотелось бы заметить, что данные мины удобно было применять, именно, в мелководном Балтийском море. В таком случае и малые охотники с деревянными корпусами, целесообразно было бы использовать на мелководье. Однако, почему-то, отправили на Север в глубоководное Баренцево море под напор могучих волн. Видимо, посчитали, что везде, мол, вода соленая.

«Для борьбы с подводными лодками в более удаленных районах моря предназначались переоборудованные из рыболовных траулеров сторожевые корабли. Все их вооружение составляли два 45-мм орудия и два пулемета, они могли брать на борт до трех десятков глубинных бомб. Никаких гидроакустических устройств у них не было. (Значит, бомбили подлодки на авось, лишь бы отпугнуть. – В.М.) Правда, были у нас три сторожевика типа «Ураган» — корабли специальной постройка и с хорошим вооружением, но мы не решались выпускать их далеко в море из-за большого износа механизмов и корпусов…».