[Petrovich_iii]

Прошлое – ступени в будущее. Эта древняя китайская мудрость вспомнилась, когда мы с Романцевым почти два часа, позабыв обо всем, бродили по музею «Спартака». И все это время я не переставал удивляться реакции моего спутника – моментами восторженно-радостной, как у фотографии обезумевшего от счастья Шмарова, только что забившего золотой гол киевлянам, а иногда пронзительно-грустной, как у стенда светлой памяти Ильи Цымбаларя. И все-таки чаще на его лице появлялась улыбка, что подтверждало – жизнь свою игроцкую и тренерскую прожил Олег Иванович в легендарном клубе не зря. И ему не стыдно ни перед теми, кого уже, увы, нет, ни перед теми, кто продолжает идти с командой дальше. Вот последним я бы и пожелал почаще перечитывать страницы ее истории, вспоминая слова мудреца из Поднебесной.

А начали это трогательное путешествие в прошлое с великих братьев Старостиных, чей отлитый в металле памятник расположили поближе к тем, для кого они придумали клуб с гордым именем победителя. Постояли, повздыхали, взгрустнули. И отправились в хранилище истории, где прямо с порога нас встретил патриарх этой несгибаемой четверки футбольных мушкетеров – Николай Петрович с одним из своих гениальных изречений: «Любите «Спартак» в себе, а не себя в «Спартаке»!

Уже готова была прозвучать команда «мотор!», когда к Романцеву неожиданно подошла небольшая делегация – семья из олимпийского Сочи во главе с дедушкой, давним поклонником красно-белых талантов. Сияющий от неожиданно свалившегося на него счастья, он протянул книгу с просьбой расписаться в ней самого титулованного российского тренера. Тон съемке был задан!

СТАРОСТИНЫ

– О Николае Петровиче всегда говорили как об уникальном человеке, обладавшем невероятным жизнелюбием и переносившем его на футбол. А каким он остался в памяти Олега Романцева?

– Именно таким. Человек, который хотя бы полчаса поговорил с Николаем Петровичем, оставит память об этом на всю жизнь. Когда я только приехал из Красноярска и сомневался – переходить в «Спартак» или нет, меня привели к Старостину. Поговорил с ним всего полчаса, а вышел из кабинета, и было чувство, что общался с инопланетянином. Его спокойный, уравновешенный, убаюкивающий голос… Это что-то невероятное! А заходил к нему в кабинет с трепетом – ведь это сам Старостин!

– Он ведь и на поле тогда вас еще не видел?

– Нет. Меня приглашал Бесков – тоже большой психолог. Вот он и вселил в меня уверенность, что я могу играть в высшей лиге. А потом меня повели к Старостину. И после общения с ним я понял, что это не какой-то высокий начальник, а простой хороший русский человек. Хотя для меня, как и для всех, он был и остался легендой. Но в получасовом разговоре задавал такие вопросы, словно мы были друзьями. Узнавал про мать, про брата, сестру, рассказывал случаи из своей жизни. И уходя, я уже понимал: кроме «Спартака» нигде играть не буду. Так что по жизни для меня Николай Петрович и отец, и кто угодно. Я знал: в любой ситуации, какой бы она ни была сложной, могу обратиться к Старостину и выслушать совет, которому всегда следовал.

– Николай Петрович был совсем бесконфликтным добряком или все-таки мог вспылить?

– Он был справедливым. И с уникальным чувством юмора! С ним можно было говорить на любые темы. Особенно, если дело касалось жизненных ситуаций. А вспылить… Если только с юмором. Помню, Федор Черенков получил травму и попал в больницу. Мы сидим с Николаем Петровичем в кабинете, вдруг заходит его помощник Покровский: «Смотрите, Николай Петрович, кого я привел. Это Федор Черенков!». Он встает: «Ох, Федор, наконец-то. Как дела, как нога? Когда будешь играть?». А «Федор» в ответ: «Я не Черенков, а приехал на конкурс двойников, который сейчас в Москве проходит. Я – двойник Федора». Николай Петрович встал, протер очки и сказал: «Покровский, если бы был конкурс чудаков, ты занял на нем бы первое место». Вот такие случаи частенько бывали, когда он с юмором реагировал на какую-то ситуацию.

– Мне тоже посчастливилось быть знакомым с Николаем Петровичем, который как-то рассказал случай из времен своей игровой карьеры: «Идем с женой Антониной из Большого театра, где смотрели балет. И вдруг я вспомнил, что пару ускорений не сделал. Снял ботинки и как дал со свистом по Горького!».

– Я верю, что так все и было. Он никогда ничего не придумывал. А порой Николай Петрович и просто удивлял. Помню, однажды рассказывал: «Как-то во время матча чувствую, что-то не бежится. Посмотрел – перелом!».

– Еще он рассказывал забавную историю про еду и лишний вес…

– Было дело в Тбилиси. Я уже тренером работал и вижу, что Николай Петрович бегает по кругу на стадионе. Елки-палки, думаю, ведь человеку уже за 80! Когда остановился, подхожу к нему. «Зачем вам это!» «Да у меня килограмма три лишних…» «Ну и что? Вам же трудно бегать!». «Да. Но я говорю себе: когда накануне пил и ел, легко было, хорошо? Так вот сейчас – терпи! И терплю».

– Это было вообще в традициях всей семьи. Андрей Петрович был одно время движущей силой всего советского футбола, занимал пост начальника сборной, тоже всех умел объединить.

– Потому что все братья умели говорить! Настоящим русским языком, и строили фразы так, что они в душу западали. Допустим, когда мы оставались наедине, Николай Петрович меня называл Олег Иванов, а не Олег Иванович. Так же и Бескова – Константин Иванов, а не Константин Иванович. И я его тоже начал звать Николай Петров, что ему очень нравилось.

– Мы сейчас стоим напротив уникального стенда с личными вещами Старостиных. Здесь все просто дышит историей.

– Расскажу одну про партбилет Николая Петровича. Когда он все-таки настоял на том, чтобы я в 89-м возглавил «Спартак», перед первой игрой с «Жальгирисом» – третьим призером прошлого чемпионата – он мне в Тарасовке говорит: «Олег, сыграем вничью – будет хорошо. Но если проиграем – у нас отнимут партбилеты…» А что это такое, люди, жившие в то время, знают. Мы победили 4:0. И сияющий Николай Петрович заходит потом в раздевалку, поднимает руки и облегченно говорит: «Триумф!»

– Вот фотография, где Старостин с Бесковым мирно общаются на торжественном вечере вручения медалей. Правда, что они не очень ладили между собой?

– Сначала все шло великолепно. Ведь Николай Петрович с братом Андреем, дружившим с Бесковым, и приглашали того в «Спартак». Но потом, когда пошли победы «Спартака», пришло чемпионство, появилась какая-то трещинка. Получилось как бы два медведя в одной берлоге. Константин Иванович стал считать, что он во всем главный, и отношения их осложнились…

– Но Николай Петрович все-таки был дипломатом и старался, чтобы это не влияло на обстановку в коллективе.

– Старался. Так что до открытой вражды дело не доходило. Но недопонимание между ними было.

– Вы тогда были капитаном команды. Чувствовали что-то неладное?

– Конечно. Все это ощущалось. Раньше после установки Константина Ивановича Николай Петрович давал пять-семь минут психологического настроя. А потом Бесков начал: «Хватит, Николай Петрович, хватит». До размолвки он себе такого не позволял. Но мы, конечно, все это чувствовали.

– Какие из самых ярких высказываний Старостина запомнились больше всего?

– «Побеждает не тот, кто больше может, а тот, кто больше хочет». Частенько повторял эту фразу и в сборной, и в «Спартаке».

— А знаменитую фразу «люби «Спартак» в себе, а не себя в «Спартаке» часто вспоминали?

– Не уверен, что это его детище. Речь первоначально шла про футбол. Николай Петрович ее, видимо, переиначил немножко. И довольно часто повторял.

– Что ж, светлая память…

– Да… Да… Удивительный человек.

1979 – ПЕРВОЕ ЗОЛОТО ФУТБОЛИСТА РОМАНЦЕВА

Подходим к уголку с реликвиями, возвращающими в 79-й, когда Романцев впервые в карьере игрока стал чемпионом. Над командной фотографией красно-белых – еще одно яркое высказывание Старостиных: «Все потеряно, кроме чести».

– Впервые я услышал его от Андрея Петровича, – вспоминает Романцев. – И запомнил навсегда. Легенда гласит, что он произнес его в один из самых черных дней в истории «Спартака» – в 1976-м, когда команда вылетела в первую лигу. А до этого те же слова братья сказали друг другу, когда встретились после освобождения из лагерей и все требовалось начинать с нуля. Тогда-то и родилось знаменитое – «все потеряно, кроме чести».

– Итак, Олег Иванович, год 79-й – первое ваше золото. Помните, с кем дружили в том «Спартаке»?

– Я был в команде уже третий год. В 77-м мы вместе возвращались в высшую лигу. До этого я сыграл один матч за «Спартак», но вернулся в Красноярск. А уже во второй раз старожилы приняли меня как абсолютно равного. Плюс одновременно со мной появилисьШавло, Гаврилов, Хидиятуллин, Дасаев, Ярцев, Мирзоян. И я оказался словно в родном коллективе, где играть было одно удовольствие. Буквально через полгода меня выбрали капитаном…

– Новички старались держаться вместе?

– Да, месяц-два так и было. Но потом и москвичи, давно выступавшие за красно-белых, поняли, что мы уже образовали костяк, так называемое ведущее звено, которое сам Бесков признал. Посмотрите, кстати, какой Константин Иванович хороший на фотографии. Мы его всегда видели на трибуне подтянутым, солидным, интеллигентным. А вот эмоциональным – почти никогда. Чтобы Бесков кричал, ногами топал – такого не было! Но внутри он переживал, как никто другой, хотя на людях этого не показывал. Умел выпускать эмоции, пар в день игры. Помню, предстоял серьезный матч, заходит ко мне в комнату Юра Гаврилов и смеется: «Мне что, повеситься?». «Почему?» – спрашиваю. «Сижу, играю в шахматы после завтрака. Подходит Бесков: «Ты чего мозги сушишь? Надо об игре думать! У нас такая встреча! Сходи лучше прогуляйся!». Я пошел. Через полчаса на речке опять встречаю Бескова. Он снова недоволен: «Ты чего энергию тратишь? У нас важный матч, а ты все силы на походы тратишь». Захожу в номер, ложусь. Вскоре заходит Константин Иванович. «Ты чего лежишь?! У тебя же ноги затекают! А вечером ответственная игра. Совсем о ней не думаешь!».

– Так что же делать нужно было?

– Вот Гаврилов как раз и говорит: «Наверное, повеситься». Потом рассказали эту историю ребятам, посмеялись. И Бесков выпустил пар, и мы развеялись. Это тоже ведь своеобразная психологическая подготовка.

– Бесков придумал фразу: «Не знаешь что делать — отдай мяч Гаврилову»?

– Никто ее не придумывал. Сама игра подсказала. Потому что Гаврилов был почти всегда открытым. Нет адреса – всегда есть Юрка.

– Идея приглашения в «Спартак» динамовца Бескова принадлежала Андрею Старостину?

– Мне кажется, да. У «Спартака» дела шли из рук вон плохо. И Андрей Петрович уговорил Николая Петровича, который все решал, пригласить Константина Ивановича.

– Рискованно. Ведь Бесков был известен как человек вспыльчивый, непредсказуемый.

– Риск был. Но у нас с ним были великолепные отношения!

– Вы никогда не скрывали, что взяли многое для тренерской работы именно у Константина Ивановича.

– Было бы удивительно, если бы человек, работавший с таким прекрасным учителем, как Бесков, ничего бы у него не почерпнул. Конечно, я многое взял: и то, как выстраивать игру в пас, как контролировать мяч. Хотя Лобановский, с которым я немного поработал в сборной, называл тот «Спартак» – «одуванчики». То есть легковесная команда, легкая конница. А киевское «Динамо» он построил в основном на дисциплине и «физике», с минимумом импровизации. Потом я пытался использовать его наработки. И когда получалось, мы в Европе наводили шороху.

– Можно сказать, что капитан Романцев что-то унаследовал от Игоря Нетто, вечного капитана «Спартака»?

– Не думаю. Я был знаком с Игорем Александровичем, когда он уже играл за ветеранов. И каким он был капитаном, мне никто особо не рассказывал.

– Когда вы пришли в «Спартак», вам были интересны традиции клуба?

– Всю его великую историю мне рассказывал Николай Петрович. Он обладал удивительной памятью, мог вспомнить все про людей, игравших еще в 20-е годы.

– Знаменитый спартаковский дух всегда жил в команде при вас?

– Конечно.

– И динамовец Бесков, несмотря на то что был новым человеком в клубе, жил традициями?

– А без них в «Спартаке» нельзя работать. Традиции, заложенные братьями Старостиными, будут испокон веков проходить красной нитью. Как только спартаковский дух станет для футболистов пустым словом, ничего хорошего уже не получится.

— Согласны, что в год вашего первого чемпионства самыми яркими личностями, на мой взгляд, были Дасаев, Гаврилов, Ярцев?

– Конечно. Еще добавлю Хидиятуллина с Шавло. А вообще, я не люблю кого-то выделять. Но те, кого вы назвали, – настоящие лидеры.

– Становление Дасаева происходило на ваших глазах?

– Да. Я играл в матче, когда Ринат впервые вышел на поле в Луганске с «Зарей».

– За счет чего он стал лучшим в мире?

– Это был вратарь без нервов, с потрясающей реакцией, умеющий читать игру. А что он творил в рамке? А как действовал на выходах?! А уж ногами как… Он с нами в квадрате на равных играл! Вратарь без слабых мест.

– Чем был велик Гаврилов?

– Наверное, у него «мозги» получше работали, чем у остальных. Он ведь был не очень быстрым. Да, мог обыграть на месте, хотя ноги у него средне работали. Но Гаврилов прежде, чем получить мяч, уже знал, что делать дальше. И пас партнеру давал именно под ту ногу, чтобы тому было удобно принять. Это удивительные и редкие качества.

– Сейчас век скоростей и единоборств. Говорят, что в такой романтичный, спартаковский футбол, как прежде, уже не играют… Вот если бы вы тренировали Гаврилова, заставили бы его отрабатывать в обороне?

– Нет! И у меня были в «Спартаке» игроки такого плана – не скоростные, но с отличной головой. Тот же Ледяхов, например. А Черенков? Он еще медленнее Гаврилова! Но играл же у меня.

– При Бескове в «Спартаке» неожиданно вспыхнул Ярцев…

– Неожиданно потому, что он не получал прежде такой возможности. Жора ведь и во второй, и первой лигах отлично играл. Почему так затянулся его приход в высшую? Наверное, это все-таки вина тренеров, которые не обращали на него внимания. А вот Бесков – обратил. Да, Ярцев попал в «Спартак» уже не юным. Но сразу показал, что он не просто форвард, который мог обмануть защитников за счет скорости, а еще и очень забивной!