http://www.expert.ru/printissues/exp..._trenie?esr=17
Сергей Журавлев, автор «Эксперт Online», «Эксперт»
Нобелевской премии по экономике 2010 года удостоена модель, объясняющая, как усиление социальной защиты и рост классовой солидарности трудящихся ведут к увеличению числа безработных
Почему существует безработица, при том что на рынке труда, как правило, есть вакансии? А если их нет, то почему рынок труда далеко не всегда ведет себя так, как предписывает «крест» из кривых спроса и предложения, знакомый ныне любому старшекласснику? То есть зарплата не снижается до тех пор, пока удешевление труда не простимулирует создание дополнительных рабочих мест и это не приведет к «очистке» рынка, иными словами, к полной занятости?
Первым, кто по-настоящему задумался над этими вопросами, был Джон Мейнард Кейнс, сделавший краеугольным камнем своей теории кризисов отказ от так называемого постулата однородности. Согласно этому постулату, до Кейнса особому сомнению не подвергавшемуся, изменение масштаба цен, инфляция или дефляция, сама по себе не оказывает влияния на реальные параметры экономики (во всяком случае, по истечении некоторого непродолжительного периода адаптации), в том числе на уровень занятости.
Однако реальная ситуация Великой депрессии наводила на мысль, что этот постулат не вполне соответствует реальности. И для тех, кто ищет работу, номинальная величина заработной платы, резко упавшая из-за вызванной кризисом дефляции, все же имеет значение. Очевидно, что при прочих равных условиях более низкая номинальная зарплата, предлагаемая работодателем, как минимум приводит к увеличению продолжительности поиска работы. А на более защищенных рынках труда, какими уже в то время были рынки скандинавских стран, с регулируемым минимумом заработной платы и поддерживаемым профсоюзами солидарным уровнем оплаты труда равной квалификации на разных предприятиях, дефляция просто «убивала» рабочие места.
Вытекавшие отсюда практические рекомендации и дальнейшая судьба кейнсианских представлений о негибкости цен хорошо известны. Стремительное завоевание научных и политических умов, затем — громкое монетаристское осмеяние и, наконец, некий синтез в виде краткосрочно малоподвижных, «липких» цен и дисбалансов спроса и предложения, влияющих не на сами цены, а на ожидания, — все то, на чем сегодня пока что держатся концепции монетарного и фискального влияния на рынки.
Подход нынешних лауреатов к причинам возникновения безработицы не менее любопытен, но держится на несколько иной черте «несовершенства рынков» — различных помехах, «трениях», препятствующих соединению покупателей и продавцов. В итоге формируются такие цены, которые не «расчищают» рынки полностью.
Питер Даймонд, Дейл Мортенсен и Кристофер Писсаридес изучали несовершенства рынков с издержками поиска (слева направо)
С политической точки зрения любопытен вопрос: стимулирует ли это, подобно теории Кейнса, государственное вмешательство? Все это важно, конечно, прежде всего для рынка труда, ведь если из-за структурных проблем рынок не в состоянии устанавливать «правильные» цены, то это может означать застойную безработицу даже при безупречном использовании макроэкономичеких — фискальных и монетарных — рычагов.
Парадоксы несовершенных рынков
Нынешнюю премию получили экономист из Массачусетского технологического института Питер Даймонд, исследователь рынка труда из Северо-Западного университета США Дейл Мортенсен и представитель Лондонской школы экономики и политических наук Кристофер Писсаридес.
Все началось со статьи Даймонда 1971 года, в которой он рассмотрел общую модель рынков, где поиск контрагента стоит времени, а возможно, и денег. Оказалось, что включение даже небольших издержек поиска приводит к радикально иным результатам по сравнению с классическим конкурентным равновесием. Фактически цены равновесия в такой модели складываются так, как если бы монополист установил их на соответствующем рынке без издержек поиска.
Из этой работы вытекало два ключевых вывода. Во-первых, рынок с затратами времени на поиск характеризуется так называемыми внешними эффектами, которые обычно не принимаются во внимание его индивидуальными участниками. Оказалось, что если тот, кто ищет возможность продать свой товар или услугу, будет более тщательно подходить к поиску и увеличит его длительность, то другим соискателям рабочих мест находить работу в целом станет сложнее. В то же время нанимающей фирме станет легче заполнять вакансии. Во многих работах 1980−х годов, развивавших эту тему, Мортенсен и Писсаридес показали, что нерегулируемый рынок с издержками поиска не приводит к эффективному результату. Использование ресурсов может оказаться в итоге как на слишком низком уровне, так и — при некоторых обстоятельствах — на неоправданно высоком.
Последний вывод опровергал вывод классической модели конкуренции, согласно которой рыночный результат в отсутствие регулирования как однозначен, так и эффективен. В мире с издержками поиска может иногда быть несколько возможных рыночных результатов, и только один из них будет наилучшим. Это, в свою очередь, подразумевает, что у правительств иногда есть основания вмешиваться в рыночные процессы, чтобы помочь рынку сдвинуться к «правильному» равновесию.
И хотя в целом было бы натяжкой сказать, что эти, в общем-то, математически доказанные при определенных предположениях результаты давали прямое руководство к действию, они все же расширяли представления творцов экономической политики об устройстве мира. В частности, этот подход оказался близок к описанию функционирования рынка труда, где сила «трения», время на поиск работы, явно и прямо зависит от напряженности рынка, от числа безработных, приходящихся на предлагаемое работодателями количество вакансий.
Вредные пособия
Итогом усилий Дейла Мортенсена и Кристофера Писсаридеса стала модель, известная по их инициалам как модель DMP. Сегодня эта модель — основное рабочее средство для анализа безработицы, формирования заработной платы и вакансий.
В основе модели лежит описание процессов поиска работы и создания рабочих мест в зависимости от напряженности рынка труда. Соединение этих двух потоков дает так называемую кривую Бевериджа, эмпирически наблюдавшуюся британским экономистом Уильямом Бевериджем (1879–1963; на графике мы попытались воспроизвести ее для современного рынка труда в России). Модель DMP также описывает деятельность безработного по поиску работы (ее интенсивность зависит, в частности, от разницы между заработной платой и пособием по безработице) и поведение фирм с точки зрения создания и заполнения вакансий. Оказывается, это поведение зависит от заработной платы (точнее, от доли издержек на заработную плату в конечной цене продукции), реальной процентной ставки и скорости, с которой под действием технического прогресса и иных структурных изменений происходит выбытие рабочих мест.
Итак, модель DMP может быть использована для оценки взаимосвязи уровня безработицы, количества вакансий и реальной заработной платы. На практике, как мы попытались показать на втором графике, также построенном на реальной статистике современного российского рынка труда, такие связи оказываются все же довольно размытыми. Тем не менее можно попытаться оценить влияние на уровень безработицы таких параметров, как уровень страхования безработицы (то есть соотношение пособия и зарплаты), общая эффективность работы рынка труда (снижение «трения» и издержек на поиск работы и заполнение вакансий, например роль в этом деле интернета), а также реального процента.
Например, повышение реальной процентной ставки будет уменьшать заработную плату, что интуитивно вполне понятно, поскольку речь в данном случае идет о вполне традиционном распределении добавленной стоимости на предельный продукт труда и капитала. И, стало быть, чем эффективнее инвестиции в стране, то есть чем более высокий реальный процент «выдерживают» реализуемые здесь проекты, тем ниже будет реальная зарплата — что в модели с «трением», что без «трения». Из модели DMP также вытекает, что улучшение страхования безработицы, вообще говоря, уменьшит как число вакансий, так и реальную зарплату. К этому же результату ведет и усиление «рыночной власти» труда, то есть повышение способности работников через профсоюзы и правительство оказывать влияние на работодателей.
Модель позволяет также объективно взглянуть на эффекты страхования безработицы, для теоретических и эмпирических исследований которых она широко применяется. Теория указывает, что большая «гуманность» по отношению к безработным приводит к более высокой безработице и к длительному поиску работы. Этот вывод получил прочную эмпирическую поддержку.
Конечно, как и всякая теория, награжденная работа не является прямым руководством к действию. Вот как прокомментировал практическую ценность отмеченных премией моделей заместитель директора Центра трудовых исследований ГУ—ВШЭ Ростислав Капелюшников: «Модели лауреатов — абстрактные и потому, в принципе, приложимы к любому рынку труда. Прямых связей с безработицей, порожденной нынешним кризисом, я у этих моделей не вижу, но всегда найдутся искусники, которые их обнаружат. Общая идея, за которую дана премия, — положительные издержки поиска и их влияние на функционирование рынка труда. При их введении многие стандартные результаты модели совершенной конкуренции исчезают, и в этом вся “фишка”».
В заключение перечислим аспекты, которые не охватывает модель Мортенсена и Писсаридеса. Она не объясняет «структурную безработицу» в традиционном значении и не проводит различий между циклической и структурной безработицей. Модель не анализирует влияние денежной и финансовой политики, хотя, в общем-то, не очевидно, что эти рычаги могут решить проблему занятости и безработицы, которая определяется воздействием реальных, а не номинальных (зависящих от денежной политики) условий.