[Владимир Пастухов]

https://openrussia.org/post/view/10361/
Первоочередные задачи конституционной власти переходного периода

Политолог предлагает конструкцию камертона, политическая настройка по которому позволит реанимировать гражданское общество и государство

Когда речь заходит о новой российской конституции, у энтузиастов — прямо по Пушкину — пальцы просятся к перу, перо к бумаге, и вот уже готовые тексты свободно текут со всех сторон. Парадоксальным образом в тот самый момент, когда практически для установления (а не восстановления, как многим кажется) конституционного строя в России ничего сделать нельзя, русской общественностью овладел настоящий конституционный зуд. Альтернативные конституционные проекты размножаются быстрее, чем кролики, причем каждый следующий проект оказывается экзотичнее и радикальнее предыдущего. При этом часто так называемые новые конституционные проекты являются новыми только на первый взгляд. В них нет существенных институционных новаций по сравнению с текстом действующей Конституции. Старое содержание разливают в новые конституционные меха, и просто хорошие слова заменяют очень хорошими. Вся эта суета неизбежно приводит к девальвации конституционной идеи в России, принося больше вреда, чем пользы. Это тот самый случай, когда, перефразируя известный пункт завещания Ленина, «лучше дольше, но лучше». Проблема в том, однако, что что такое «лучше» — в России каждый тоже понимает по-своему.

Философия конституционного минимализма

Чем безрадостней выглядят перспективы правового государства в России, тем сильнее соблазн совершить большой конституционный скачок, одним махом разрешив все накопившиеся проблемы. До сих пор, однако, ни в политике, ни в экономике идеология «большого скачка» не оправдывала возлагавшихся на нее надежд. Маловероятно, что и в деле конституционного строительства это будет выглядеть как-то иначе. За «большим скачком», как правило, следует такой же «большой откат», который очень быстро нивелирует достижения «скачка», а историческая цена такого возвратно-поступательного движения оказывается слишком высокой. Поэтому, занимаясь конституционным реформированием России, лучше всего «поспешать с промедлением».

Очевидно, что в точке старта, когда конституционные реформы только начинаются, общество является новым лишь по своим намерениям.

Принимать и исполнять новую конституцию предстоит тем самым людям, которые привыкли жить в условиях правового произвола. Большая их часть будет готова к переменам только на словах, продолжая в своей повседневной жизни реализовывать неконституционные практики.

Не исключено, что одномоментное внедрение всего комплекса институциональных реформ, которые надо осуществить с целью преобразования имперского по своей сути государства в национальное, вызовет у этого общества конституционный шок, с которым оно не сможет справиться.

В этом, отчасти, состояла ошибка конституционалистов 90-х, предложивших политическую модель, рассчитанную на существование развитого гражданского общества, которого в России как не было, так и нет до сих пор. Естественно, что эта модель быстро «сдулась» и деградировала сначала в авторитарное, а потом и в неототалитарное государство. И эта ситуация может повторяться бесконечно, потому что в момент начала конституционного движения светлое конституционное будущее существует только как интенция и как потенция. Если политический авангард в такой момент оторвется от своих «социальных тылов», то он рискует улететь прямо на Луну, где, как справедливо отмечал классик марксизма-ленинизма, только и можно оставаться свободным от общества, в котором живешь.
По этой причине, собственно, необходим конституционный переходный период, в рамках которого должны быть созданы социальные предпосылки для полноценного конституционализма. Конституционная реформа — не одноразовая акция, а длительный многоступенчатый процесс, о чем я подробно писал в предыдущей статье. Задача первого этапа — стимулирующая: содействовать формированию гражданского общества, что является предпосылкой перехода ко второму этапу реформ, то есть к завершению формирования национального «политического» государства.

На первом этапе конституционной реформы предпочтительно придерживаться философии «конституционного минимализма», что предполагает соблюдение принципа разумной достаточности предлагаемых новаций. Нужно соблюсти баланс, при котором вносимые в конституцию поправки твердо задают новый вектор общественного развития, то есть стимулируют развитие гражданского общества, но при этом не позволяют захлебнуться от конституционного восторга и свалиться в хаос анархии или гражданской войны.

Нужно, действуя в логике «необходимых и достаточных» конституционных поправок, найти золотую середину между сугубо декоративными изменениями, ничего по существу не меняющими, и стремлением изменить сразу все.

Надо различать импульс и движение в целом. При этом вопрос о том, будет ли это новая конституция или новая редакция старой конституции, является сугубо техническим и второстепенным. Ответ на него в большей степени зависит от того, как будет развиваться общая политическая ситуация и какая общественная потребность сформируется. Также нужно помнить, что подготовка конституционного текста — это не только счастливое политическое озарение, но и тяжелейшая кропотливая работа профессиональных юристов над каждым словом.

Конституционная преемственность

Меня часто упрекают в недооценке значимости действующей Конституции 1993 года. Эти упреки не совсем справедливы. Я считал и продолжаю считать принятие Конституции 1993 года важнейшей вехой эволюции конституционной идеологии в России. Главным ее достижением является признание универсального характера европейских конституционных ценностей и основополгающего значения соблюдения прав и свобод человека. Другое дело, что принятие Конституции 1993 года не способствовало, по моему мнению, установлению конституционного строя в России на практике. Россия после 1993 года, как и до него, оставалась авторитарным государством, в ткань которого были несколько искусственно встроены отдельные конституционные институты. Но это нисколько не умаляет заслуг Конституции 1993 года и ее авторов перед историей. И вперед Россия может двигаться, только отталкиваясь от того, что уже было сделано предшествующими поколениями.

Разумеется, главной мыслью нового конституционного проекта должен оставаться банальный тезис о том, что вся власть в России принадлежит российскому народу.

Принципиально важным я считал бы небанальное продолжение этой мысли, которого сегодня в конституции нет: о праве народа на восстание в случае узурпации власти, то есть ограничения демократии.

Учитывая российские исторические реалии, этот тезис, позаимствованный из преамбулы Декларации о независимости США, в России заслуживает включения непосредственно в текст конституции.

Я бы не назвал структуру Конституции 1993 года идеальной. Она выстроена вокруг главы о правах и свободах человека как центральной идеи. С моей точки зрения, центральной должна быть идея общественного контроля над властью. Глава же о свободах и правах человека (кстати сказать, блестяще составленная) вполне может быть самостоятельной частью, вроде «Билля о правах», но не системообразующим элементом. В будущем я перевернул бы пирамиду разделов конституции, расположив их следующим образом:

— Основы конституционного строя Российской Федерации;
— Государственное устройство Российской Федерации;
— Декларация прав российского народа.

Но я не считаю изменение структуры конституции принципиальным вопросом. Безусловно, это не то, с чего нужно начинать. Лишь в том случае, если ситуационно будет принято решение готовить совершенно новый текст конституции, есть смысл сшить конституционный костюм «на вырост», чтобы в дальнейшем можно было обходиться точечными конституционными поправками.

Гораздо важнее сейчас другое: восполнение тех институциональных пробелов, которые позволили нейтрализовать Конституцию 1993 года, превратить ее в оберточную бумагу для авторитартной требухи.

Принципиальное значение имеет качественный конституционный аудит всей имеющейся сегодня конституционной правоприменительной практики, который позволит выявить слабые места в «конституционной обороне».

В этом смысле движение вперед должно осуществляться «от обратного», от действующей конституции, путем выявления и устранения ее недостатков, — как присущих ей изначально, так и приобретенных позднее в ходе многочисленных конституционных контрреформ.

Дефект конституционной защиты

Вспоминая революционные лозунги вековой давности, можно сказать, что только та конституция чего-либо стоит, которая умеет защищаться. Сколько бы хороших слов ни было сказано о Конституции 1993 года, как бы мы ни восхищались ее стилем, наполненностью высокими идеями, гуманизмом и глубиной отражения тематики прав и свобод человека, мы не можем не признать того, что она не смогла себя защитить, и все ее высокие смыслы оказались два десятилетия спустя растоптаны авторитарным сапогом власти.
Можно заламывать по этому поводу руки, взывая к справедливости, а можно попытаться понять, почему это стало возможным. На первый взгляд кажется, что случившееся имеет мало отношения к самому тексту конституции. Сила оказалась выше права, и конституции просто нечего было ей противопоставить. На самом же деле это не совсем так. В конституции есть свои собственные механизмы защиты, своя антивирусная программа, которая почему-то не сработала. Не претендуя на формулирование истины в последней инстанции, осмелюсь сделать предположение, почему это произошло.

С моей точки зрения, с самого начала разработчиками конституции была допущена существенная ошибка: в то время, как права и свободы человека были расписаны в конституции предельно детально, конституционные принципы оказались в ней сформулированы очень общо и неполно.

Часть принципов сформулирована «индикативно» путем их обозначения (как, например, принцип разделения властей). Предполагается, что это такое «общее место», которое не требует детализации; во Франции, наверное, так оно и есть, но только не в России.

Часть принципов разбросана по разным статьям конституции, и их нужно извлекать из каких-то других норм (например, принцип верховенства права). Часть принципов вообще не сформулирована (например, принцип политического и идеологического плюрализма): видимо, полагалось, что для их применения достаточно доктринального толкования конституции.

Почему это, простите за каламбур, так принципиально? Конституция является наиболее общим правовым документом с двойственной политической и юридической природой. Именно посредством конституции право соединяется с политикой; конституция — это та горловина, через которую политические принципы поступают в право, чтобы потом рассредоточиться по всей правовой системе и проникнуть в каждый закоулок правоприменительной деятельности. В этом смысле конституция есть не что иное, как камертон, по которому производится настройка всей политической системы.

Вопреки широко распространенному мнению, правоприменение не является механическим актом (иначе бы всех юристов можно было заменить машинами). Еще 150 лет тому назад Маркс писал, что закон — всеобщ, а случай — единичен.

Применение всеобщего к единичному является творческим процессом, в который вовлечены миллионы людей, ориентиром для которых служат принципы и ценности, в том числе политические. Представьте себе, насколько осложняется этот процесс, если камертон (конституция), по которому они должны настраивать правовую систему, издает либо невнятные, либо неоднозначно интерпретируемые звуки.

Конституционное обрезание

Но это еще полбеды. Помимо камертона, для успеха нужен еще и настройщик, причем настройщик квалифицированный, с идеальным политическим и правовым слухом.
Создатели Конституции 1993 года совершенно справедливо посчитали, что в России обычные судьи таким настройщиком быть не смогут, потому что у них в ушах обитает грибок правового нигилизма. Поэтому был создан Конституционный суд, куда предполагалось штучно отбирать людей с безукоризненным правовым слухом.
На первых порах он очень качественно и мужественно справлялся со своей задачей. Достаточно вспомнить эпохальное решение о признании неконституционным указа Бориса Ельцина о роспуске первого российского парламента. Но в дальнейшем именно Конституционный суд оказался главной мишенью и главной жертвой конституционной контрреформы, которая началась практически сразу же после принятия «самой демократичной из всех конституций», а вовсе не после прихода Владимира Путина к власти.

Наступление на Конституционный суд велось одновременно по двум направлениям: сужение его компетенции и подрыв его независимости.

Компетенция Конституционного суда, и так не самая широкая, претерпела с годами существенные изменения. Из поля зрения суда выпали все подзаконные акты, а также неконституционные решения должностных лиц. В эту «черную дыру» впоследствии как раз и хлынул бурный поток неконституционных практик. Если проанализировать сегодня постановления Конституционного суда России, то к подавляющему большинству из них (если не ко всем вообще) будет практически невозможно предъявить существенных юридических претензий. Дисфункциональность Конституционного суда проявляет себя преимущественно в латентной, пассивной форме — путем виртуозного отлынивания от рассмотрения подавляющего числа принципиальных споров.

Наступление на независимость Конституционного суда более осязаемо, чем тайное, мало кому понятное обрезание его компетенции.

Отказ от избрания председателя суда (раньше председатель избирался, теперь — назначается) принципиально изменил его положение. К этому следует добавить общие для всех других судов методы давления: регулирование материального обеспечения судей чиновниками администрации президента, постоянное давление со стороны правоохранительных органов на судей и членов их семей, фактический отказ от принципа несменяемости судей (он превратился в пустую формальность, так как против любого судьи можно инсценировать уголовное дело, и каждый судья об этом знает). Все это со временем способствовало введению конституционной самоцензуры в суде, по сути делающей ненужным открытое давление.

Восстановление функциональности Конституционного суда как conditio sine qua non конституционной реформы

Восстановление функциональности Конституционного суда — это даже не часть конституционной реформы, а ее предварительное условие. Представьте себе, как будет работать рояль, если его готовит к концерту глухой настройщик с испорченным камертоном в руках. Осознание этого фундаментального изъяна российской конституции является само по себе огромным шагом вперед, поскольку указывает направление дальнейшего движения. Потенциал конституционного контроля можно восстановить, только одновременно отремонтировав камертон и прочистив уши настройщику.
С одной стороны, раздел «Основы конституционного строя Российской Федерации» должен быть переформатирован таким образом, чтобы базовые конституционные принципы занимали в нем центральное место.
Они должны быть перечислены полно и ясно с необходимыми пояснениями, исключающими их дальнейшую ложную интепретацию. Это одна из наиболее трудоемких задач, которую предстоит решить, требующая гораздо больше интеллектуальных инвестиций, чем простое восстановление «потерявшихся» демократических норм. От качества этой работы во многом будет зависеть стабильность конституционной и в целом правовой системы на десятилетия вперед.

С другой стороны, необходимо восстановить в первоначальном и даже большем объеме компетенцию Конституционного суда, предоставив ему возможность принимать решения о конституционности не только подзаконных актов (которые в основном и определяют правовой климат в России), но и действий или бездействий должностных лиц. Внутреннее судебное самоуправление должно быть, естественно, восстановлено в полном объеме. Отношения суда с администрацией президента и правительством по поводу материального обеспечения судей должны быть отрегулированы публично.

Две эти неброские меры общего характера позволят существенно поправить конституционное правоприменение и предотвратить в будущем его повторную деградацию.

Конституция — это всегда очень ограниченный по объему документ. Попытка расширить его за счет детализации бесперспективна и даже вредна. В этом случае Конституция может стать тормозом развития общества. Но в конституцию должны быть имплантированы базовые принципы и методы их интерпретации, позволяющие приводить самые разные правовые коллизии к единому конституционному знаменателю. Именно такими мерами можно и нужно обеспечивать конституционную стабильность.

Конституционное оформление сменяемости власти

Как я писал в предыдущей статье, по моему глубокому убеждению, самодержавность есть эволюционный ответ русской цивилизации на исторические вызовы, и избавиться от нее окончательно и бесповоротно можно, только осуществив конституционную реформу в полном объеме и выстроив национальное государство на альтернативных имперским принципах, например, федеративных. Тем не менее, не ослабив каким-либо образом эту самую «самодержавность», продвинуть конституционную реформу будет невозможно. Авторитарная тенденция развития каждый раз будет побеждать демократическую спустя какое-то время, — хотя бы по той причине, что люди всегда предпочитают двигаться по линии наименьшего сопротивления до тех пор, пока это направление не будет заблокировано.

Чтобы разорвать этот замкнутый круг, российскому конституционализму можно сделать прививку от самодержавности. Эта прививка, конечно, не сможет стать панацеей, на сто процентов исключающей рецидивы болезни, но она сможет существенно ослабить симптомы и облегчить выздоровление.

Вакциной от самодержавности является, конечно, сменяемость власти. К слову сказать, в действующей конституции принцип сменяемости власти вообще нигде и никак отдельно не обозначен как общее руководство к действию, хотя он и подразумевается.

Внедрение его в конституционную ткань и последовательное проведение через все нормы, так или иначе касающиеся формирования органов государственной власти, является важнейшей после реорганизации Конституционного суда задачей конституционной реформы.

Разумеется, в первую очередь должна быть устранена искусственная неопределенность в вопросе о президентских сроках (на самом деле никакой реальной неопределенности в этом вопросе нет, а есть лишь неудачная редакция статьи, которая была использована в политически корыстных целях). Безусловно, ограничение сроков пребывания в должности президента не является обязательным атрибутом демократии вообще. Но в конкретных условиях России, учитывая ее тяжелый политический анамнез, такое ограничение является необходимым. Это заставит элиту «шевелиться», прибегать к более сложным методам обеспечения преемственности власти, в том числе — путем укрепления партийных институтов. Любое движение в этом направлении есть прогресс по сравнению с сегодняшним положением вещей.

Но дело не может и не должно быть ограничено только определением четких сроков нахождения у власти президента.
Сменяемость должна быть закреплена в общем виде как «сквозной» конституционный принцип, регулирующий формирование всех политических институтов — правительства, органов исполнительной власти в регионах, руководителей ключевых департаментов и так далее.
Конституция должна стимулировать движение крови в системе, бесперебойную работу социальных лифтов. Это одно из проявлений стимулирующей роли российской конституции, которая должна обеспечивать стабильное развитие общества.

Конституционный запрет на пропаганду

В посткоммунистической России особенно наглядно вскрылась антидемократическая сущность и опасность государственной пропаганды, осуществляемой через прямо или косвенно подконтрольные правительству средства массовой информации. И дело не только и не столько в пассивном контроле государства над телевидением, прессой и отчасти интернетом. Это часть проблемы, но не вся проблема. Еще большую угрозу развитию гражданского общества, как показала практика, представляют финансируемые правительством программы активной индоктринации, то есть моделирования индивидуального поведения путем агрессивного навязывания населению выгодных правительству и в большей части основанных на лжи идеологем и стереотипов.
То есть проблема значительно шире, чем вопрос о цензуре или вообще о государственном контроле над средствами массовой информации. Речь идет о необходимости осуществить деидеологизацию власти, о запрете программ «государственной лжи», собственно всего того, что составляет сегодня основное содержание работы государственных телеканалов в России, многочисленных лабораторий по дезинформированию общества, маскирующихся под всевозможные экспертные институты или частные медийные корпорации. Все они по поручению государства навязывают сегодня обществу не просто какую-то определенную точку зрения, но и определенную систему ценностей.

По сути, российское общество подвергается сегодня ежеминутном информационному изнасилованию. Это состояние несовместимо с каким бы то ни было здоровым конституционным развитием.

При относительно невысоком уровне репрессий, которые до сих пор применяются гораздо реже и гораздо избирательнее, чем в СССР, при довольно мягкой цензуре, допускающей свободу слова в объемах, которые трудно было себе представить в СССР, но при помощи агрессивной пропаганды современной российской власти удалось полностью подавить способность гражданского общества к самостоятельному движению и установить в России неототалитарный режим. При этом следует заметить, что государственная пропаганда сверхэффективна в России отчасти потому, что у населения нет культуры критического восприятия информации, распространяемой прямо или косвенно контролируемыми правительством источниками (начиная от государственного телевидения и заканчивая управляемыми государственными агентами интернет-ресурсами).

Избегая тотальной цензуры, допуская существование оппозиционных СМИ (везде, кроме телевидения), система научилась «выключать» и «включать» по заказу общественное сознание. Давние традиции манипулирования массовым сознанием наложились сегодня на безграничные возможности, предоставляемые постиндустриальным, информационным обществом, привели к превращению современной России в настоящую «фабрику лжи», которая уже работает не только на внутреннем рынке, но даже на экспорт. Это не просто политическая, но и конституционная проблема.

Конституционный строй и демократия несовместимы с существованипем государственного «пропагандитского кулака», при помощи которого правительство может размозжить любую оппозиционную голову.

Поэтому одной из первоочередных «восстановительных» мер в рамках конституционной реформы должен стать конституционный запрет на пропаганду.

Это профилактическая мера, ее цель — недопущение рецидивов тоталитаризма, в какой бы форме он себя ни проявлял. Это достаточно трудная задача, над формой решения которой предстоит тщательно поработать. Очевидно только то, что она значительно шире, чем декларирование принципа запрета цензуры или ограничения государственной монополии на средства массовой информации, хотя и включает в себя эти меры.

Запрет на пропаганду предполагает конституционное декларирование жестких стандартов объективной подачи информации, недопустимости навязывания одной точки зрения в ущерб альтернативным взглядам, недопустимости злоупотребления эмоциональным воздействием на подсознание начеления с целью получения просчитываемого поведенческого эффекта. Частью мер по недопущению использования средств массовой информации с целью пропаганды является, разумеется, создание реального общественного контроля над СМИ (прежде всего, электронными), обеспечение их внепартийности, политической толерантности и нейтральности. Конкретные меры по реализации конституционного запрета на пропаганду должны быть предусмотрены соответствующими конституционными законами, но сам принцип должен быть сформулирован в конституции.

Право на суд присяжных

Исправление судейского «косоглазия» — одна из первоочередных задач конституционной реформы. И, хотя основная нагрузка по проведению судебной реформы и общей реформы правоохранительной сферы должна лечь на конституционные законы, есть одна принципиальная конституционная поправка, которая должна быть принята незамедлительно: это закрепление за гражданами России права на суд присяжных не как на исключительную процессуальную меру, применяемую предельно редко, а как на регулярную процедуру, применяемую по желанию обвиняемого практически по всем тяжким преступлениям и преступлениям средней тяжести.

Суд присяжных, безусловно, является очень трудоемкой и дорогостоящей процедурой. Но другого пути у России, кроме как пойти на эти траты, больше нет. Суд находится на вершине «правоохранительной пищевой цепочки», и поэтому именно деградация судебной системы, ее неуклонное «опрощение» (сегодня в России более половины всех приговоров выносится в так называемом упрощенном порядке, то есть судьей единолично вообще без рассмотрения дела по существу и без исследования доказательств) приводят к росту энтропии во всей правоохранительной системе.

Суд более не работает как «контролер» для дознания и следствия, а превратился в регистрирующий орган, своего рода «регистрационную палату уголовных обвинений».

Переломить ситуацию можно, только оторвав суд от следствия и прокуратуры, а сделать это можно, только сделав суд присяжных массовым. Таким образом, крупные инвестиции в судебную систему неотвратимы. Причем суд присяжных должен быть имплантирован не только в уголовную юстицию (где он хоть в незначительной степени, но присутствует), но также и в гражданское судопроизводство.

Конечно, судом присяжных реформа правоохранительной системы и судебная реформа исчерпаны быть не могут. Но большинство мер, которые следует принять, требует появления соответствующих конституционных законов. А вопрос о праве на суд присяжных для каждого гражданина должен быть разрешен в самой конституции. Это конституционная новация должна будет в дальнейшем потянуть за собой всю цепочку конструктивных перемен в правоохранительной сфере.

Равный доступ к ресурсам и общественный контроль на выборах

Важнейшим условием нормализации политической жизни в России является проведение честных и эффективных выборов федеральных и региональных органов власти. Корректировка избирательного законодательства, которое должно обеспечивать достижение указанной цели, является долгосрочной задачей, которая также должна быть решена путем принятия целого комплекса конституционных законов. Однако есть один вопрос, по которому необходимо прямое конституционное регулирование, — это вопрос о доступе к ресурсам на выборах.
Практика избирательных кампаний последних пяти лет показала, что основной проблемой является неравенство участников выборов в отношении трех видов ресурсов: финансовым, информационным и политико-административным.
Формально равные претенденты на те или иные выборные позиции (будь то президент или депутат регионального законодательного собрания) оказываются фактически не равны, поскольку близкие к правительству кандидаты имеют возможность получать скрытое финансирование в почти неограниченных объемах, пользоваться плохо скрываемой поддержкой контролируемых правительством СМИ и опираться на помощь государственных служащих (от обязательного участия в митингах поддержки провластных кандидатов до распределения квот для голосования по государственным и муниципальным учреждениям). Сегодня очевидно, что справедливые выборы — это лишь выборы, где участникам гарантирован равный доступ к ресурсам. Это настолько важно, что должно быть закреплено в конституции как основополагающий принцип.

И, конечно, выборы, помимо того, что они справедливы, должны быть легитимны. Выборы являются легитимными, если устранены всякие сомнения в том, что их результаты могли быть подтасованы.
С этой целью должен быть конституционно закреплен институт общественного контроля на выборах и устранена монополия Центральной избирательной комиссии Российской Федерации как единственного контролирующего института.
Возможно, этому будет способствовать децентрализация работы этой комиссии и изменение порядка ее формирования.

Конституционная реанимация и конституционная реабилитация

Создание основ конституционного строя в России есть длительный и невероятно сложный процесс, который, скорее всего, может растянуться на несколько десятилетий и будет проходить целый ряд последовательных стадий. В этой связи необходимо различать первоочередные меры, цель которых — придать импульс конституционной реформе, вывести общества из состояния ступора (конституционная реанимация), и меры долгосрочного характера, которые, с одной стороны, требуют серьезной проработки, широкой общественной дискуссии, а с другой — не могут быть сразу реализованы, так как требуют возникновения предпосылок, которые в момент начала конституционной реформы очевидно будут отсутствовать (конституционная реабилитация).

Конституционная реанимация

Конституционные реанимационные мероприятия, как и любые реанимационные мероприятия, должны быть осуществлены незамедлительно, как только для этого откроется политическое окно возможностей. С моей точки зрения, к таким мерам быстрого конституционного реагирования относятся вышеперечисленные новации по восстановлению функциональности конституционного суда, конституциионному оформлению принципа сменяемости власти, закреплению в конституции запрета на пропаганду, права на суд присяжных для широкой категории граждан по уголовным и гражданским делам, равного доступа к ресурсам и общественного контроля на выборах. Безусловно, общественная дискуссия по данному вопросу выявит и некоторые другие, упущенные мною новации, принятие которых, будь то в формате новой конституции, будь то в формате поправок к действующей, должно быть произведено незамедлительно.

Конституционная реабилитация

Для реализации более долгосрочных мероприятий, целью которых является форматирование политической системы России под «национальное государство», должна быть создана постоянно действующая конституционная комиссия (конституционное совещание, конституционное собрание, конституционный совет), которая должна готовить предложения по глубокому реформированию государственного строя России в трех основных направлениях: федеративные отношения, форма правления и местное самоуправление.

Новая федерация

В рамках дискуссии о новой федерации, по всей видимости, придется выйти за традиционно узкие, ложно очерченные рамки, сводящие обсуждение к спору о полномочиях центра и существующих региональных образований, и начать наконец болезненный, но необходимый разговор об укрупнении субъектов федерации и формировании ограниченного числа образующих федерацию земель (штатов) с самыми широкими, вплоть до собственного гражданского и уголовного законодательства, полномочиями, а также о создании специальных управляемых территорий там, где формирование полноценных субъектов федерации невозможно и нецелесообразно (обширные, но малонаселенные территории).

Новое правительство

Единство России может быть обеспечено только при неукоснительном соблюдении политической формулы «сильные регионы — сильный центр». Поэтому вопрос о переформатировании и укреплении центральной власти является не менее актуальным, чем вопрос о создании и укреплении новых субъектов федерации. Россия нуждается в по-настоящему сильном правительстве, для создания которого нужно решить проблему устранения существующего (и при этом неконституционного) дуализма исполнительной власти: в современной России роль собственно правительства номинальна, оно исполняет функции советского ВСНХ (существовавшего в ранние годы советской власти органа по управлению экономикой), а все реальные властные полномочия сосредоточены в так называемой администрации президента России и связанном с ней Совете безопасности, конституционный статус которых является совершенно неопределенным.
По сути, в посткоммунистической России сохраняется традиция существования некой «главной» внутренней власти, являющейся авторитарным сублиматом гражданского общества.
Нужно заставить власть «выплюнуть» из себя это псевдогражданское общество и сформировать полноценное правительство. Сделать это можно двумя диаметрально противоположными способами, каждый из которых должен быть подвергнут критическому разбору в рамках подготовки конституционной реформы. Первый сценарий состоит в совмещении позиций президента и главы правительства, при котором происходит соединение аппаратов правительства и президента, а политические функции уходят из администрации президента туда, где они и должны быть сосредоточены — к партии. Другой сценарий состоит в превращении России в парламентскую республику, где главой исполнительной власти является глава правительства победившей на выборах партии. Президент в этом случае занимается политическим тюнингом, исполняя роль гаранта конституции. Но для успешной реализации такого сценария необходимо изначально иметь хорошо развитую партийную систему, что на первых этапах реализации конституционной реформы вряд ли возможно.

Новое самоуправление

Высвобождение местного самоуправления из-под государственного пресса, безусловно, является важнейшим условием оздоровления современного российского общества и существенной частью программы конституционной реформы. Местному самоуправлению должны быть гарантированы выборность, полномочия и бюджет. Основные параметры должны быть определены в конституции. В качестве модели, скорее всего, было бы полезно использовать опыт работы земства — как более органичный для России.
Вышеперечисленными направлениями, безусловно, не исчерпывается весь список вопросов, подлежащих обсуждению в рамках проведения конституционной реформы. Это обсуждение можно и нужно начинать прямо сегодня, но вряд ли его можно закончить завтра. Тем более, вряд ли удастся завтра же воплотить в жизнь новые идеи. Именно поэтому нужна институционализация этой общенациональной дискуссии. Как это ни парадоксально, но для ее организации даже не потребуется дополнительных затрат.
Сформировать конституционную комиссию (собрание, совещание, совет) можно на базе совершенно бесполезной сегодня Общественной палаты Российской Федерации, играющей роль пятого колеса в системе политического управления России.