[Владлен Логинов]

Состояние различных наук в России можно свести к трем ситуациям. Одни, требующие крупных вложений,-к примеру физика,-тихо чахнут, сдавая позиции, завоеванные ранее. В других-как в медицине-сложились как бы две параллельные ветви: собственно медицинская наука и всякого рода шарлатанство. В-третьих,-как в истории-в связи с расцветом специфической публицистики шарлатанство стало явно подменять науку.
Историческая наука никогда не имела своего «золотого века». Она всегда испытывала на себе давление со стороны продажных политиков, алчных временщиков, властолюбивых правителей и фанатичных апологетов различных учений. Почитайте знатока русских летописей Шахматова: политическое и моральное воздействие, а то и просто физическое насилие над летописцами, полчистки, целые фрагменты, переписанные заново,-подобных фактов в российской истории множество. То же происходило и в других странах, где летописная запись рассматривалась чуть ли не как юридический документ, подтверждающий чьи-то привилегии. Об ошибках и фальсификациях, которые содержатся в трудах советских историков написано столько, что иной раз бывает даже не совсем удобно говорить об истории как о науке. Но самое печальное состоит в том, что на смену старым мифам пришли новые, а вместо прежних фальсификаций-еще более вульгарные.
В декабре 1999 года в МГУ прошла конференция «Мифы «новой хронологии» Николая Фоменко». Собрались крупнейшие историки, математики, астрономы, филологи. Сошлись на том, что «новая хронология»-это не только миф. Это опасно, ибо разрушает историческое сознание как таковое. Вспомнили, что с аналогичной концепцией в 1907 году выступал шлиссельбуржец Николай Морозов.
И тогда же ученые ответили ему. Кто знает об этом сегодня? Материалы конференции в МГУ напечатал журнал «Новая и новейшая история». Но разве его двухтысячный тираж может соперничать с гигантскими тиражами творцов «новой хронологии» и рекламой телевидения и прочих СМИ?
Наша телевизионная историческая журналистика давно уже полностью отделилась от исторической науки. Вы, вероятно, недавно «независимое расследование» Николаева по поводу того, кто стрелял в Ленина в 1918 году. К «поиску истины» привлекли массу народа. Девушка с игрушечным пистолетом инсценировала покушение, выступали эксперты-криминалисты. Присутствовал там и историк Сергей Журавлев. Его показали в фас и в профиль, оставили какую-то реплику, а остальное вырезали. Почему? Да потому что развалилась бы вся передача, ибо Журавлев на основе анализа неизвестных ранее документов давно «поставил точку»-,да стреляла Фанни Каплан. И проблемы для нового «расследования» и столь страстных дебатов просто не существует….
Или вспомните излюбленную телевидением тему Мавзолея. Я не хочу касаться фильма Лобкова-он за рамками минимального приличия. Но возьмите популярную передачу «Процесс» Гордона и Соловьева. При обсуждении этого сюжета человек в церковном облачении, распаляясь от ярости, кричал на всю страну, что эту «мумию» преданную Православной Церковью анафеме, нельзя хоронить даже на деревенском погосте. Место ей-за кладбищенской оградой, там, где закапытывают нечистую скотину…..
Между тем после смерти Ленина к патриарху Тихону, немало претерпевшему от советской власти, стали обращаться священнослужители и прихожане с вопросом: можно ли служить панихиду по усопшему? Вот ответ патриарха, опубликованный 25 января 1924 года: «По каномам Православной Церкви возбраняется служить панихиду и поминать в церковном служении умершего, который был при жизни отлучен от Церкви… Но Владимир Ильич Ленин не отлучен от Православной Церкви Высшей церковной властью, и потому всякий верующий имеет право и возможность поминать его. Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем, как о человеке добрейшей и поистине христианской души».
Я за терпимость, за уважение чужих взглядов и позиций. Но в подобных случаях всегда хочется спросить: почему ваша позиция обязательно сопряжена с неправдой? И почему эта неправда всегда связана с сюжетами, которые особенно дороги миллионам людей?
Милейшая Светлана Сорокина сделала телефильм о Великой Отечественной войне. На протяжении всей ленты зрителя убеждают в том, что победа над фашистами была одержана лишь ценой совершенно несопоставимых жертв. Что мы буквально завалили противника трупами своих солдат. Видимо, многим приходилось не раз слышать и утверждение о том, что наши бездарные генералы никогда не щадили своих воинов для того, чтобы захватить никому не нужную высотку или занять какой-то городишко по случаю очередного пролетарского праздника.
А ведь задолго до этого были опубликованы расчеты не только советских ученых, но и зарубежных демографов, доказывающие, что фронтовые потери с обеих сторон были примерно равными. В 1993 году вышло официальное издание «Гриф секретности снят…», которое сообщило, что анализ всей совокупности документов позволяет установить, что из общего числа жертв 1941-1945 годов 26.6 миллиона человек «безвозвратные потери советской армии», то есть убитые, умершие, пропавшие без вести и не вернувшиеся из плена, составили 8.668 400 человек. Безвозвратные потери Германии и ее союзников за тот же период равны 8 649 500 (в том числе немцев-6 923 700). А вот почемуу гражданские потери Советского Союза (около 18 миллионов человек)-особенно на территориях, оккупированных немцами,-многократно превышали гражданские потери Германии и ее союзников-это уже совсем иная проблема….
Существует истины: непорядочность не только безнравственна, она просто непрактична, потому что в истории, видимо, существует нечто вроде «закона возмездия». Во всяком случае, вера в победу добра над злом всегда присутствовала в народном сознании. Для исторической науки мысль о «непрактичности» лжи тем более справедлива, что она невыгодна даже тем, кто ее заказывает и оплачивает.
«История ничему не учит,-говорил Ключевский.-История наказывает за невыученные уроки». И если уж искать какие-то исторические уроки, то я обратился бы к нашей «столапиниане», также относящейся к новой мифологии. Параллелей тут хоть отбавляй. Причем касаются они и самого Столыпина, и его реформ…
В-первых, он появился как бы «ниоткуда», из российской глубинке, а не из дворцовой камарильи и дискредитировавших себя прежних политических деятелей. Во-вторых, он был молод-44 года. Как писал Крыжановский: «Он первый внес молодость в верхи управления, которые до сих пор были, казалось, уделом отживших свой век стариков». В-третьих, он производил впечатление сильной личности, способной навести «порядок». И в-четвертых, он умел лапидарно излагать свои мысли, что в эпоху «публичной политики» имело особую цену. Если изречения и теперь с восторгом повторяют наши государственные деятели.
Позднее выяснилось, что многие из этих характеристик оказались спорными. И вовсе не из «ниоткуда» появился он, ибо связи Столыпина с «семьей» Государя были достаточно прочны. И совсем не был он столь бескомпромиссным. Но наличие политической воли и сильной власти в его руках-несомненно. Точно так же, как несомненно и наличие обоснованной программы.
И все-таки одного элемента не хватало-учета того, что думает по этому поводу сам «обьект реформирования», то есть крестьянство России. Сегодня отношение к народу как к «быдлу» перестало быть признаком неинтеллегентности. Во-всяком случае, при обсуждении вопроса о Гимне многие наши интеллегенты писали об этом не стесняясь. Между тем крестьяне, вне зависимости от агитации левых партий, имели свое представление о желаемых переменах. И связывалось оно с ликвидацией помещьичьей собственности. Но мнение «быдла» решили игнорировать. Поэтому насилие и стало составным элементом реформ.
Но что же получилось из аграрной реформы?
Во-первых, реформа приняла иное направление, нежели это задумывалось ее творцами. Не выделение «сильных и трезвых», «крепких хозяев», которые стали бы опорой режима, а исход из общины прежде всего «пьяных и слабых». Из 15 миллионов крестьянских дворов общины вышло 26% хозяев, т.е. четверть. Но принадлежало им лишь 16% надельной земли. 40% этой земли сразу продали, а 2.5 миллионов хозяев лишь формально вышли из общины, то есть укрепили свои наделы, но в составе общинных земель. Иными словами, с точки зрения тех задач, которые ставились перед нею, реформа провалилась.
Во-вторых, оказавшись недостаточной для решения аграрного вопроса, реформа стала достаточной для того, чтобы разрушить привычные устои деревенской жизни. Миллионы вышедших из общины, покинувших отчие дома и переселявшихся за Урал, массовая продажа полосок, постоянные переделы-все это создавало атмосферу неустойчивости и всеобщей истерии. А ощущение бессилия против несправедливости-по всем законам социальной психологии-рождало лишь злобу и ненависть. Столыпин хотел принести успокоение, но принес лишь всеобщее озлобление. Это и стало одной из причин глубокого нравственного кризиса, в который была ввергнута Россия.
Летом 1913 года Государственную Думу буквально сотрясали речи о необходимости усиления борьбы с «хулиганством». Вполне лояльный журнал «Нива» по этому поводу писал: «Несомненно, во всероссийском разливе хулиганства, быстро затопляющего мутными, грязными волнами и наши столицы, и тихие деревни, приходится видеть начало какого-то болезненного перерождения русской народной души, глубокийразрушительный процесс, охватывающий всю национальную психику. Великий полуторастамиллионный народ, живший целые столетия определенным строем религиозно политических понятий и верований, как бы усомнился в своих богах, изверился в своих верованиях и остался без всякого духовного устоя, без всякой гравственной опоры. Прежние морально-религиозные устои, на которых держалась и личная, и гражданская жизнь, чем-то подорваны….
Широкий и бурный кризис хулиганства служит внешним показателем внутреннего кризиса народной души».
И третье. Реформы, как известно, бывают разные. Одни предотвращают революционный взрыв. Другие-наоборот, лишь ускоряют революционный процесс. Аграрная реформа сделала то, чего не смогла сделать революция. Ибо даже в моменты ее наивысшего подьема оставались регионы и социальные слои, стоявшие как бы вне движения. Реформа внесла вопрос о собственности в каждый крестьянский дом. Смута вошла в каждую семью. А главное-опыт восьми лет реформы показал крестьянам, что ждать решение аграрного вопроса от власти-бесмысленно.
Один из основоположников в западной социологии Питирим Сорокин формулируя отличия реформ…. Поставил следующий признак: реформа должна соответствовать разовым «базовым инстинктам народа», его представлениям о добре и зле. Если реформа не соответствует данному условию, мирный выход из кризиса маловероятен.
Сегодня, когда обсуждают назревшие, перезревшие и все-таки нерешаемые проблемы народной жизни, чаще всего оасаются «новой диктатуры». Не этого надо бояться. Нежелание считаться с настроениями и волей народа-это прямой путь к широкомасштабным социальным потрясениям. Как говаривал «первый тенор» Партии народной свободы Федор Родичев: «Предупреждайте счет, который народ предьявляет власти. Платите по нему вперед. Он будет вам стоить дешевле».