В завершение обзора ситуации в денежно-кредитной сфере, хочу показать вам еще один слайд (№26)
Здесь показан уровень наличных средств на счетах крупных банков. Как видите, в 2013 году ситуация изменилась. Несколько лет подряд банки держали наличными примерно один и тот же уровень средств, а сейчас начали их резко наращивать. Можно сказать, удвоили их. Ничего удивительного. Если Федеральный резерв собирается умерять свою денежную агрессию, облигации, как правительственные, так и ипотечные, становятся не очень надежным местом вложения капитала. И наличные в этой ситуации лучше. Для тех, кто хотел бы вложить свои средства в подобные облигации, стоило бы посмотреть на этот график. После кризиса мнению банков о рискованности вложений стоит доверять.
Обзор состояния американской экономики я на этом завершу и дальше хотел бы вам сказать об уроках, которые можно из этого кризиса извлечь.
Первый урок - опасно подходить к такому кризису с высокими государственными долгами. Потому что во время кризиса они начинают расти очень быстро, просто кратно. В Америке они удвоились. В Европе, вы видели, тоже очень страшная динамика. Вопросы финансирования и рефинансирования государственного долга очень нелегко решать в таких условиях. Не все же обладают американской привилегией быть эмитентами мировой резервной валюты.
Второй урок, который мы можем вынести из этого кризиса, - это очень тесная связь между правительством и банками. Она определяется не только тем, что банки во время финансового кризиса нуждаются в поддержке государства, что вытекает из конструкции денежной системы с частичным резервированием. Кроме того, их отношения характеризуются ситуацией кроссхолдинга: банки держат у себя на балансе облигации правительства, а правительство одалживает деньги банкам. Получается взаимная зависимость. И, не дай Бог, если с банками что-то случится. Тогда что-то случится и с государственным долгом. В Америке это еще было не так ярко, как в Европе.
Третий урок состоит в том, что во время кризиса очень сильно возрастает роль центрального банка. В Америке достаточно быстро исчерпались возможности федерального правительства по стимулированию экономики. С такими долгами не особенно постимулируешь. Если все же надо оказывать стимулирующее воздействие на слабую экономику, приходится обращаться за ресурсами к центральному банку. Тем более, что это не настолько демократическое учреждение. Это Конгресс состоит из противоборствующих друг с другом партий, которые оппонируя друг другу, соответственно, сдерживают друг друга в расходовании государственных средств. А в Федеральной резервной системе никаких партий нет. Это технократический кабинет, который достаточно свободен в принятии решений. Есть, конечно, своя политическая ответственность, свои политические ограничения, но, тем не менее, он более свободен, чем Конгресс или правительство, в стимулировании экономики. И потому его и без того немалая роль и значение во время кризиса сильно возрастают.
Еще один урок состоит в том, что монетаристская техника, действие которой мы увидели во время кризиса, не одинакова по своему проявлению. Во время острой фазы монетаристские операции Федерального резерва действительно оказались эффективны, что и следует признать. Действительно, удалось блокировать этот кризис, и хотя Lehman Brothersскончался, но больше никому пропасть не дали из крупных китов. Поэтомукупирование кризиса средствами монетаристской политики Федерального резерва оказалось успешным. Но вот все, что было потом, вызывает другую оценку. Монетаристская техника не работает, как метод стимулирования экономики. Также монетаризм не имеет рецепта улучшения структуры экономики.
Еще один удивительный урок, вытекающий из кризиса и посткризисного периода - это необозримость пределов расширения денежной массы. Денежная масса за короткий период выросла с 0,8 триллиона долларов до 3,6 трлн.долларов. И ничего страшного пока не случилось. При этом ни одно пророчество галопирующей инфляции, как следствия подобной беспримерной эмиссии, не подтвердилось. Причину отсутствующей инфляции мы уже разбирали. Для того, чтобы получить высокую инфляцию, мало запустить печатный станок. Необходимо, чтобы коммерческие банки, к которым попадают вновь созданные деньги, отправили их в экономику, кредитуя нефинансовый сектор. А поскольку кредит расширяется после кризиса невыразительно, то созданная денежная масса оседает на принадлежащих банкам депозитных счетах эмитировавшей ее Федеральной Резервной Системы и инфляции нет. Но тогда в чем же полезность этой эмиссии? Среди прочего в том, что Федеральный Резерв может скупать в огромных количествах облигации правительства, делая рефинансирование государственного долга малозависящим от национальной и глобальной экономической динамики. До кризиса надо было считать, сколько Америка отправляет рабочих мест в Китай, как это влияет на формирование потока долларов, которые у Китая скапливаются, сколько долларов он сможет отправить обратно в Америку и купить американские облигации. Отправленные в Китай и полученные обратно доллары позволяют рефинансировать американский государственный долг. А теперь покупки правительственых облигаций Федеральным Резервом делают не столь уж важным вопрос, что там покупает Китай и все остальные.
Еще один урок этого кризиса - усиливающееся расхождение интересов государства и корпоративного сектора. Корпоративный сектор сейчас пребывает в блестящем финансовом состоянии, чего нельзя сказать о государственных финансах. Государственный долг и в Америке, и в Европе, и в Японии, и во всем развитом мире огромный. Раньше всегда считалось, что правительственные облигации - это облигации, свободные от риска. По этой причине все процентные ставки всегда традиционно складываются от правительственных облигаций. Ну скажем, доходность облигаций испанского правительства должна быть ниже, чем доходность облигаций, выпускаемых испанскими компаниями. Почему? Потому что правительство может реально отвечать по своим обязательствам не только собственным имуществом или потоками налогов, но и не своим имуществом, имуществом и доходами резидентов своей налоговой территории. Например, оно может изменить законодательство и увеличить налоговые сборы, или ввести новые налоги. В эпоху глобализации, когда преимущественным типом крупных корпораций стали транснациональные корпорации, их денежные средства более не концентрируются в штаб-квартире. Они могут находиться где угодно. Сейчас за пределами Америки корпорации держат гораздо больше денег, чем в пределах Америки. Еще в 2008 году я написал статью в журнале "Эксперт", где затронул вопрос об экономических доктринах американских политических партий. Традиционный подход республиканцев состоял в необходимости поддержки национальных корпораций, рассчитывая на то, что государственные меры стимулирования приведут к повышению инвестиционной активности корпораций, к созданию ими новых рабочих мест. Мне казалось и кажется сейчас, что все это совершенно устарело. В эпоху глобализации, думая что вы стимулируете американскую экономику, на самом деле вы стимулируете рост заказов в Китае, где происходит создание новых рабочих мест для их выполнения. Когда доля внешней торговли расширяется с 10% до 30% и дальше, экономика становится принципиально открытой, и старые механизмы стимулирования не работают. Поэтому связь и сочетание интересов между американскими корпорациями и американским правительством начинают расходиться.
* * * * * * *
Какой образ будущего вырисовывается, исходя из всего вышесказанного? Одна из особенностей ситуации, в которую попала сейчас Америка и которая будет постоянно давать о себе знать в дальнейшем, - это утрата рычагов воздействия на экономику. Бюджет, как я говорил, при достигнутом уровне государственных долгов уже мало кого может стимулировать. Он сам нуждается в том, чтобы находились ресурсы для рефинансирования долга, а помогать другим уже трудно. Федеральная резервная система может накачивать денежную массу, но, как мы видели, она не приводит к какому-то особенному росту экономики. Да, она прекращает панику, но не приводит к росту. С утратой возможности для государственного стимулирования любой следующий кризис будет особенно чувствительным для экономики, потому что за десятки лет все привыкали к тому, что если что-то не так, правительство и монетарные власти позаботятся, они простимулируют, они дадут какую-то анестезию. Но в том-то и дело, что следующий кризис может происходить без какой-либо анестезии или с анестезией, которая никакую боль не утишает, а значит риски дестабилизации в будущем в этом смысле возрастают.
Другая вещь, касающаяся будущего, опять же связана с монетарнойполитикой Федерального резерва. Стоило только заикнуться о возможном ограничении роста денежной массы и немедленно последовала реакция рынков во всем мире и ухудшила экономическую ситуацию в Америке. И ведь это только устно заявленное намерение! А что будет, когда это намерение осуществится? Федеральный резерв пока из месяца в месяц откладывает начало конца этого монетарного расширения. Когда он сократит эти закупки облигаций, как рынок это будет переживать? А когда он прекратит эти закупки, расширение денежной массы совсем прекратится, как это отразится на рынках и экономике в целом? А когда-то Федеральный Резерв начнет сокращать свой накопленный портфель правительственных и ипотечных операций и, получая оплату за их продажу, начнет ликвидировать создаваемую сейчас денежную массу? Как экономика будет реагировать на сжатие денежной массы? Все видели как болезненно проходили программы строгой экономии в Европе. Эффект должен быть похожим Трудно себе представить, как загнать этого монетарного джинна в бутылку. Но может быть и не надо так драматически возвращать все на круги своя, сокращая денежную массу до предкризисного уровня? Ведь нынешнее положение вещей не демонстрирует пока какой-либо внятной угрозы финансовой стабильности. Такую логику рассуждений можно часто слышать в наши дни. И действительно, резкая реакция рынков в этом году на угрозу постепенной стабилизации денежной массы показала какой опасной может быть нормализация денежного обращения. И все же, чтобы согласиться с таким подходом, следует ответить на один вопрос: как без резкого сокращения денежной массы вернуть действенность обычным процедурам монетарного регулирования через установление ставок процента по федеральным фондам? Наверное, стоит напомнить, что изменение процентных ставок Федеральным Резервом происходит не административно, а путем рыночных операций, когда менеджеры Федерального Резервного Банка Нью-Йорка по поручению Совета Управляющих Федеральной Резервной Системы покупают или продают правительственные облигации, способствуя тем самым движению процентных ставок вниз или вверх. Но для того, чтобы эти операции были эффективны как раз и нужна нормализация денежной массы. Если денег в системе будет слишком много, то процентные ставки вряд ли сдвинутся с места. С подобной ситуацией Федеральный Резерв уже столкнулся 10 лет назад, когда на его объявления о повышении процентной ставки рынок как будто не обращал внимания. Тогдашний Председатель Федерального Резерва Алан Гринспен говорил, что по его мнению рынки ведут себя загадочно. А тогдашний еще рядовой член Федерального Резерва Бен Бернанке объяснял, что ничего загадочного в поведении рынков нет, т.к. просто наблюдается избыток сбережений, вызванный активной политикой аккумуляции долларовых резервов со стороны развивающихся стран. И именно по этой причине Федеральный Резерв запаздывает с повышением процентных ставок, т.к. избыток сбережений, избыток денежной массы блокируют меры монетарных властей. Возвращаясь из этого недавнего исторического экскурса в наше время, следует подчеркнуть, что без нормализации денежной массы ситуация может повториться, но уже в куда более опасных масштабах. Вот и получается, что загнать обратно в бутылку монетарного джинна трудно, на это, может быть, уйдут годы. Но и оставлять столь раздутой денежную массу тоже опасно.
Характеризуя сложившееся положение можно сказать, что мы живем в сугубо экспериментальной экономике. Никогда в такой не жили, поэтому ее никто не понимает. Все теории, которыми пользовались для понимания различных состояний экономики, к этой экономике не очень-то относятся. Строго говоря, непонятно, кто же теперь профессионал в области экономики? Те, кто таковыми являются по образованию и роду занятий, не имеют опыта работы с такой экономикой. Похоже, мы все возвращаемся в первый класс.
Говоря о будущем, следует вернуться к ситуации с государственным долгом США. Если трезво смотреть на дело, этот долг выплатить нельзя. Поскольку объем долга сейчас примерно соответствует масштабу американской экономики, то сокращение долга хотя бы на 10% будет означать гораздо более сильный спад, чем во время последнего кризиса. И этот спад вызовет глобальную рецессию. Кроме того, выплачивать полностью или даже большей частью этот долг необязательно. Ведь и по сию пору вся мировая валютная система построена вокруг доллара США. Это означает, что если Россия, страны Юго-Восточной Азии, или Китай хотят иметь какие-то долларовые резервы, долларовые сбережения, у кого-то должен быть их дефицит. И даже точно известно, у кого - у Америки. Но все-таки одно дело, когда какое-то, пусть даже растущее количество долларов находится у нерезидентов, и другое дело, когда система выходит совсем из каких-либо представлений о равновесии. Само представление о том, каков должен быть уровень американского государственного долга, тоже плывет, оно тоже находится в развитии. Еще недвано была популярна точка зрения, что государственный долг не должен превышать 90% объема валового национального продукта, ибо такое превышение чревато долговременной стагнацией экономики. В процессе дальнейшей эволюции воззрений на сей предмет можно представить, что достаточно консервативным окажется подход, состоящий в том, что государственный долг не только не следует сокращать, но что он должен расти и дальше, но не быстрее, чем темп роста экономики в целом. А более агрессивным будет считаться подход, призывающий не обращать внимание на какие-либо ограничения и наращивать денежную массу быстрее, чем темп роста экономики для того, чтобы ускорить этот рост, преодолевая стагнацию. Подобные разговоры уже вовсю ведутся. Уолл-стрит с большим вниманием склоняет ухо к устам тех, кто выступает с наиболее агрессивными предложениями на эту тему, как например, такие довольно титулованные экономисты, как Майкл Вудфорд, или Адэр Тернер.
Если вписывать происходящее в более широкий исторический контекст, то я рискну предположить, что мы имеем дело с растянутым во времени завершением истории мировой валютной системы, построенной на долларе, который не обеспечен ничем, кроме мощи американской экономики. Послевоенное Бреттон-Вудское соглашение установило мировой порядок, где доллар обеспечивался золотом, а все остальные валюты привязывались к доллару. Им необязательно было иметь золото. Достаточно лишь поддерживать стабильный обменный курс с долларом. В начале 70-х годов эта система радикально изменилась. Во время президенства Никсона было объявлено примерно следующее: "Правительство США более не разменивает доллары на золото. Вам не нравится доллар? Прекрасно. Ваше право его не покупать. Но если вы верите в силу американской экономики, в ее мощь, в ее передовые позиции в мире, вкладывайте свои сбережения в доллар ". Люди в возрасте, наверное, помнят, что когда-то и купюра достоинством в 10 рублей имела надпись, что рубль обеспечивается всем достоянием Советского Союза, в том числе золотом, драгоценными металлами и так далее. Это была надпись в стиле доллара времен Бреттон-Вудса. Теперь этого нигде больше не существует. Впрочем, и в Советском Союзе реально вы же не могли пойти в банк и получить золото по своему червонцу! Но вернемся к доллару. После того, как в начале 70-х годов началась эмиссия доллара, необеспеченного золотом, очень многие параметры денежной массы, кредитов, долгов стали коренным образом изменяться. И меня не покидает ощущение, что этот период, начавшийся 40 лет назад, мы изживаем. Не то что это немедленно, сейчас закончится. Нет, но мы приближаемся к концу этого периода экономической истории. И если это так, то это означает не только кризис сложившейся мировой валютной системы, основанной на необеспеченном золотом долларе. Это еще и конец экономической теории, которая обслуживала эту фазу экономической истории, это конец монетаризма. Я ни в какой мере не хулитель монетаризма, как экономической теории. Наоборот, считаю что он оказался исключительно состоятельной, эффективной экономической теорией, которая особенно в эпицентре валютной системы, в Америке, позволила получить массу всяких экономических благ. И она, кстати, оказалась очень практичной, потому что позволила сформулировать вполне утилитарные техники управления денежной массой, управления процентной ставкой и, что самое главное, управления экономическим циклом. Монетаристская техника позволяла очень сильно раздвигать границы ростовой фазы экономического цикла, сокращать и смягчать фазу кризиса. Разумеется, любая успешная теория стремится постулировать свою вечность и непреложность для любых состояний экономики. Но мне кажется, что это не так. Монетаризм, как система экономических взглядов и вытекающих из них практических рекомендаций, эффективен лишь при определенных условиях. Мне кажется, что неудачи Федерального резерва в посткризисный период по использованию монетаристской техники для воздействия на экономический цикл как раз и характеризуют, может быть, начало конца монетаризма, как практической теории, обслуживающей экономическую политику. Может быть, я неправ, это мое предположение.
Если завершается эта 40-летняя история, то под моинение попадает само понятие резервной валюты. Конечно, может будет другая резервная валюта. Многие поглядывают на юань, и китайские власти делают очень многое для того, чтобы сделать его международной валютой. За последние годы они приложили для этого много усилий. Но недостаточно сделать юань распространенной валютой. Для того, чтобы юань выполнял роль резервной валюты, нужно иметь глубокие финансовые рынки, в которых можно оперировать с этой валютой, нужно иметь очень разные рыночные инструменты, нужно иметь развитое коммерческое право и совершенно независимый суд, чтобы инвесторы чувствовали себя безопасно, делая сбережения в юанях или оперируя через юань по всему миру, и так далее.
Но может быть, никакой особой резервной валюты в будущем и не будет, и то, с чем мы имеем дело сейчас, относительно недавняя история. Если вы посмотрите на период до 1997-го года, когда разразился азиатский кризис, такого накопления долларов в мире не было. Это не было даже характерным признаком экономического поведения. Когда разразился азиатский кризис, слабость валют стран Юго-Восточной Азии стала предметом спекулятивной атаки, очень тяжелого кризиса в этом регионе. И страны Юго-Восточной Азии, а также многие другие страны стали накапливать доллары в посткризисный период для того, чтобы укрепить национальные валюты, защитить их от таких набегов, чтобы поднять статус национальной валюты и сделать устойчивыми свои внутренние финансовые системы. До этого момента такого роста долларовых сбережений нерезидентов не было. А следовательно, может и не является такой уж необходимостью накапливание долларов? Посмотрите на Банк Англии, Европейский Центральный Банк. Почему они не накапливают доллары? Потому, что эмитируемые ими валюты пользуются заслуженным или даже неоправданно высоким доверием инвесторов. Но глобальная ситуация заметно изменилась за истекшее десятилетие и вполне нетрудно себе представить существенные перестановки в рейтинге репутации различных национальных валют. И если глобальное ребалансирование экономики приведет к устойчивому автономному от США и Западной Европы росту экономик ряда развивающихся стран, то поднимется и рейтинг их валют. А значит, исчезнет и побудительная причина к приобретению и сохранению долларовых сбережений. Когда и если это произойдет, и положение доллара, и его обменные курсы, и оценка американских акций и облигаций, включая правительственные, может претерпеть существенные и болезненные изменения.
Для развивающихся стран, включая Россию, кризисный период воспринимался, как нежелательное, но неизбежное в рамках капитализма явление. Мол, ну вот, да, кризис, бывает, пройдет и возобновится рост пуще прежнего, как это всегда было. Это представление было совершенно неверным. Неверным потому, что аномалией являлся не кризис, аномалией являлся докризисный рост в нулевые годы. Такой рост может продолжаться только недолго, лишь несколько лет. После кризиса вернуться к прежнему положению вещей невозможно. Осознать это у многих правительств в развивающихся странах занимает много времени. Но еще труднее сделать из этого осознания соответсвующие выводы. В период нулевых годов, на фоне быстрого роста многие развивающиеся страны, и Россия в том числе, надавали очень много социальных обязательств. Часть этих обязательств была выполнена и легла определенным бременем на государственные бюджеты. Часть обязательств еще только сформулирована и стала программой предвыборных обязательств властей. И если прежний докризисный рост не возобновляется, то отвечать по накопленным и будущим обязательствам особенно-то нечем. Перспектива выглядит куда бледнее, чем ожидалось. Это создает "окно возможностей" для любых оппонентов действующих властей. Они могут ударяться в какой угодно популизм, пытаясь заработать политические очки. Соответственно, и действующее правительство точно так же соревнуется с ними в популизме, просто чтобы не потерять власть. Поэтому посткризисный период - это и осознание того, что впереди не все так красиво, как ожидалось, и постепенное признание реальности. Вы видели, как прокатилась в последние годы целая волна недовольства именно в тех странах, которые особенно хорошо росли в предкризисный период, исключая Китай (где, в общем, не особенно попротестуешь). Но в целом ряде стран, как например, в Бразилии, Индии, Турции, России неудовлетворенность населения, ожидавшего "продолжения предкризисного банкета", недовольство нарастало и выливалось в какие-то протестные формы.
У меня нет оптимистического сценария для развития в ближайшие годы, и, прежде всего, потому что за этот длинный период, может быть, не все 40 лет, но последние 20 точно, - монетаристская техника была освоена так, что роль кризиса, которая, вообще говоря, в экономическом цикле очень важна и позволяет экономике очищаться от "шлаков", очищаться от неэффективных бизнесов, неэффективных рабочих мест и приобретать хорошую спортивную форму, жилистость, эти кризисы купировали раз за разом. В результате проблемы не решались, они переносились на будущее, они усугублялись по ходу. Вы видите, что американский долг, который перед кризисом нарастал очень быстро, за что Буша ругали, несопоставимо маленький по сравнению с тем, каким он стал сейчас. Так что проблема только усугубилась, и это довольно типичная ситуация. В этом непростом мире и для России, в общем-то, риски будут нарастать. Понятно, что пока Китай создает новую экономику, особенно востребованы всякие природные ресурсы, и у России, как поставщика миру энергетических ресурсов и таких инвестиционных товаров, как черные металлы, блестящая конъюнктура. В период, когда такого инвестиционного роста в мире не предполагается, а, наоборот, впереди у Китая достаточно трудная и опасная перестройка модели роста, переход с экспорта на внутреннее потребление, мировая конъюнктура для России может быть рискованной. Это может отражаться на котировках цен на энергетические ресурсы. Возможные финансовые потрясения, которые я попробовал описать, могут сказаться на накопленных валютных резервах России не только в результате какой-то девальвации доллара, если таковая случится, но и потери курсовой стоимости тех бумаг, в которые валютные резервы вложены. Если Россия покупает, скажем, американские правительственные облигации, а эти облигации падают в цене, то естественно, что Россия несет портфельные потери. Ухудшение торгового баланса для России особенно чувствительно, поскольку в России торговый баланс сильно влияет на государственный бюджет, что повышает риски устойчивости российского бюджета даже при накопленных валютных резервах. С другой стороны, ослабление западных экономик представляет для России редкий шанс использовать свое положение и в экономическом, и в политическом пространстве. Поскольку Россия не интегрировалась в европейскую экономику и обладает самостоятельной валютой, она не переживает так сильно те проблемы, которые переживает сейчас, скажем, Европа. И население России не так обременено долгами, как в западных странах. В этом смысле Россия может выиграть, как привлекательная экономика на перспективу. Другое дело, что институциональное устройство России таково, что она может и не воспользоваться тем шансом, который ей выпадет, но все же такой шанс ей будет предоставлен. Когда в Европе бушевали мировые войны, Америка находилась на периферии, и блестяще воспользовалась этой исторической возможностью для того, чтобы выдвинуться на авансцену экономического развития и стать не просто первоклассной экономикой, но и супердержавой. Этот шанс у России есть; сможет она им воспользоваться или нет, я не знаю.
Спасибо вам большое за внимание и долготерпение.