https://web.archive.org/web/20010727.../24/sd/sd1.htm
НА ПРОШЛОЙ неделе на заседании правительства премьер страны выдвинул сенсационный тезис, смысл которого буквально в следующем: если мы не получим очередной транш по кредитам МВФ, то полностью потеряем экономическую независимость. В такой парадоксальной форме вопрос еще никем и никогда не ставился.
Подумать только! Ведь коль скоро независимость страны напрямую связана с получением июльского полумиллиардного транша, то это уже и есть констатация полной зависимости от кредитных инъекций, потери экономической самостоятельности. И прежде всего в области внутренней хозяйственной политики. Так что же тогда собираются спасать наши пастыри?
Я утверждаю, что иностранные кредиты давно потеряли всякую связь с реальной экономикой. Это инъекции, прямо направленные на усиление деградации экономики и общества, ибо не несут никакого созидательного заряда.
Конечно, мои оппоненты будут говорить, как и прежде, о том, что поезд ушел, Россия уже сидит в долговой яме и надо исходить из сложившихся реалий. Все это так. Но одной из реалий является то, что кредитор и должник всегда связаны одной цепью. Отсюда следует, что надо уметь вести переговоры по своим долгам. К сожалению, ход переговоров с МВФ, Мировым банком, Парижским и Лондонским клубами в течение последних лет скрывался от российской общественности. Объявлялись только результаты. Если удавалось добиться хотя бы минимальной отсрочки платежей или смягчения условий предоставления очередного транша – это выдавалось за крупный успех российской делегации, руководителя которой только что не носили на руках. Но были ли при этом использованы все возможности? И какой пакет аргументов был выложен на стол переговоров с российской стороны? Без ответа на эти вопросы нельзя судить об эффективности переговоров с точки зрения интересов России. А ведь долги у России разные и юридически неоднозначные.
Возьмем хотя бы тот факт, что две трети долгов России (106,2 млрд долларов) – это долг бывшего СССР. Решение о принятии Россией на себя советских долгов было навязано нам Западом. Как можно было переносить в полном объеме общую сумму долга на страну, потерявшую в результате распада своей предшественницы более 25% трудовых ресурсов, 30% производственного и 15% научного потенциала? Это может быть квалифицировано как скрытая форма послевоенной контрибуции на страну, проигравшую войну. Думаю, что как минимум следует добиваться кардинальной реструктуризации этой части долга.
Другая часть уже чисто российских долгов тоже требует тщательного юридического и экономического анализа. Дело в том, что все кредиты МВФ предоставлялись под четко сформулированные условия проведения экономической политики, начиная с определения размера бюджетного дефицита и кончая введением налогов на бензоколонки и иномарки. Все эти условия фиксированы, а получение соответствующих траншей доказывает, что они в целом выполнены. Почему же МВФ демонстративно отказывается разделить ответственность с российским правительством за столь плачевные результаты совместно выработанной экономической политики? Вот вам и еще одна болевая для Запада точка возможной активизации переговорного процесса по долгам. Есть и другие возможности. Почему бы, например, не предложить МВФ помочь Украине рассчитаться с Россией по многомиллиардным долгам за природный газ? Короче говоря, пока идет переговорный процесс, оснований для паники быть не должно.
Но как бы ни решилась наша проблема с внешними долгами и заимствованиями, остается внутренний экономический фронт как совершенно самостоятельный фактор жизни страны. Нельзя сказать, что на этом фронте без перемен. Прошлогодняя девальвация рубля, как и предсказывалось, вызвала определенную деловую и инвестиционную активность. И что характерно – без всяких западных кредитов и в условиях глубокого кризиса собственной банковской системы. Этого эффекта удалось добиться в большинстве случаев за счет расконсервации замороженных производственных мощностей с их одновременной минимальной модернизацией. Были мобилизованы в основном внутренние ресурсы, естественно, ничтожные по величине. Тем не менее месячные приросты продукции по сравнению с соответствующими интервалами прошлого года достигли по машиностроению 3,9%, нефтехимии – 12,1%, строительных материалов – 8,7%, цветной металлургии – 4,4%. Оживление в этих и некоторых других отраслях вызвано процессом импортозамещения на внутреннем рынке со стороны предприятий – потребителей продукции этих отраслей. Однако, что любопытно, подобного явления не прослеживается как раз по тем отраслям, где импорт сократился в наибольшей мере. При общем сокращении импорта после девальвации рубля на 49,9% импорт текстиля упал на 60,5%, обуви – на 74,5%, кур – на 77,9%, медикаментов – на 69,9% и т.д. Но именно отрасли, производящие товары народного потребления, как-то не радуют глаз своим расцветом после освобождения от гнета конкуренции со стороны импортных товаров. Пищевая промышленность может «похвастаться» лишь тем, что работает на уровне объемов прошлого года. Легкая же сбросила объемы производства более чем на 5%. Снизила показатели и медицинская промышленность. В чем же дело? Любой экономический процесс, тем более связанный с денежным рынком, имеет две стороны. Одну мы только что рассмотрели. А другая видится в том, что обесценение рубля подорвало покупательную способность населения. Размер реальной средней заработной платы снизился после августа прошлого года на 42%. Так зачем же расширять производство, если у населения нет денег на покупку товаров?
Вот она, новая удавка на горле российского товаропроизводителя – ограниченная емкость товарных рынков. Нищее население не может обеспечить процветание производства, а без последнего (процветания) население всегда будет нищим. Разорвать этот заколдованный круг, конечно, можно, если не тратить все силы на ублажение кредиторов.