http://www.rusrep.ru/article/2011/05/24/contora/
В чем политический смысл громких уголовных дел против прокуроров
Всю прошлую неделю продолжались аресты по делу о нелегальных казино в Подмосковье. Основной удар наносится по прокурорам: уже арестованы бывшие прокуроры Одинцовского и Серпуховского районов, еще несколько их коллег в розыске. Под ударом оказался генпрокурор Юрий Чайка, пытавшийся защитить подчиненных. Разгром прокуратуры происходит одновременно с реформой МВД: перед выборами президента завершается борьба за консолидацию реальной — силовой — власти в стране. Но будет ли это сопровождаться реальным очищением силовых ведомств — большой вопрос.
Дмитрий Карцев, Филипп Чапковский поделиться:
24 мая 2011, №20 (198)
— Весь город знал про эти аппараты, — откровенничает с нами молодой офицер ГУВД подмосковного Пушкина. — Но тут ведь как? Допустим, приходим мы, накрываем точку, оформляем дело, чтобы дальше с ними разобрались в соответствии с нашим строгим, но справедливым законом. А через месяц узнаем, что наши прокуроры или наш самый гуманный суд в мире закрыли дело. И все работает. А ты там пойди пойми — кто, кому и сколько.
Конец подмосковного Лас-Вегаса
Начало громкому делу положил арест бизнесмена Ивана Назарова
Следственный комитет вроде бы продвинулся в поисках ответов на эти вопросы. Только в один день были выданы санкции на арест бизнесмена Марата Мамыева (партнера давно арестованного Ивана Назарова, которого считают организатором подпольной игорной империи), заместителя начальника ОБЭП Пушкинского района Николая Пышкина и двух оперативников областного УБЭП — Сергея Ермакова и Дмитрия Акулина.
В том же направлении движется следствие и во многих других районах Подмосковья. Практически везде, где действовала игорная империя Ивана Назарова, выстраивается цепочка: оперативники УБЭП — их начальники — районные прокуроры — областная прокуратура. Сам Иван Назаров, по имеющейся информации, начал активно сотрудничать со следствием и сдает всех своих покровителей в прокуратуре. Очевидно, что в результате за решеткой окажутся несколько десятков людей в погонах. Понятно и то, как функционировала эта система.
Действительно, расследование «РР» показало, что, за редким исключением, подпольные и полулегальные казино работают практически во всех регионах, включая Москву (см. «Однорукие лотереи», «РР» № 33 (161) от 26 августа 2010 года).
— По второму каналу еще в девятом году рассказывали про это «Фламинго», — вспоминает тот же оперативник из Пушкина. — Все знали, что там казино. Проверки были, наш прокурор отчитывался, насколько я слышал. Все чин по чину. Но, знаете, что-то все мешало и мешало. Ну, то есть вам все скажут, что для того, чтобы накрыть такую штуку, чтобы возбудить дело, нужны серьезные основания, нужно провести большую предварительную работу…
Многие подмосковные прокуроры попали под подозрение, появившись на дне рождения Ивана Назарова. На фото справа — прокурор Ногинска Владимир Глебов на дне рождения.
— А что, это не так?
— Да нет. Просто можно все то же самое сделать за один месяц, а можно — за один год.
Лотерейный клуб «Розовый фламинго», за дверью которого скрывалось подпольное казино, после рейда в ноябре минувшего года наглухо закрыт. Примерно месяц назад, по словам горожан, та же участь постигла остальные игорные заведения города.
Местным Лас-Вегасом до последнего времени была привокзальная площадь. Сегодня двери с призывными люминесцентными звездами изрядно обшарпаны, на некоторых висят настоящие амбарные замки. Одно из самых респектабельных привокзальных заведений было пристроено к жилому дому и называлось казенно — «культурно-развлекательный центр». Теперь буквы сбиты, и прочесть название можно, только внимательно присмотревшись.
Прямо напротив японский ресторан «Премиум», который, по сообщениям СМИ, принадлежит Ивану Назарову. Заведение работает в обычном режиме, тут подают вкусный рис с овощами по вполне московской цене, монтируют летнее кафе, отрицают связь с Назаровым и очень неохотно, полушепотом рассказывают о том, как к ним приходили следователи.
— Пришли, все перевернули, допросили всех, чуть ли не уборщиц, — наконец разоткровенничался все-таки менеджер зала. — Со мной разговаривали один раз: спрашивали про хозяев, про клиентов, кто появлялся в ресторане — как будто я в лицо их знаю! Кого-то, говорят, не по одному разу вызывали. Было, конечно, без «маски-шоу», но жестко и неприятно. Нас потом начальство собрало, сказало, что пока работаем спокойно, но потом намекнуло, что как бы все может закончиться в любой день, так что я потихоньку ищу варианты. Наших азиатов всех уволили — я так понимаю, чтоб геморроя было меньше, хотя бы с нелегалами не подставляться.
...и он же — в Басманном суде после ареста по подозрению в получении взятки от Ивана Назарова
— А часто здесь «випы» появлялись?
— Ага, и все в мундирах, и еще мне честь отдавали и отчитывались, в каком звании, с какой целью! Да никого тут сроду не было. Ну, то есть, может, и были, но мне, знаете, не представлялись.
В двух шагах от «Премиума» небольшая контора, занимающаяся срочным предоставлением кредитов. Одно из объявлений, сулящих золотые горы за пять минут и почти без последствий, висит прямо на двери закрытого игорного зала.
— Все позакрывали, работы нет. Месяц назад отбоя не было, все знали, куда идти, если что, а теперь вот ходим, сами развешиваем бумажки, чтобы хоть кто-нибудь зашел. Вам, кстати, деньги не нужны? — смеется «кредитор», прощаясь.
— Найду работающую точку — сразу к вам.
— А, ну тогда всего доброго. Заходите через полгода.
О том, что найти работающий игровой зал, а тем более казино, будет нереально, меня сразу предупредили в администрации Пушкина:
— На рожон никто не полезет, а все старые позакрывали.
В одном здании
— Слушай, я не знаю, кого там будут судить, кто виноват, что это вообще за история, — высокопоставленный чиновник пушкинской администрации закуривает и на секунду задумывается. — Могу только сказать, что, например, Михаила Попкова (прокурор Истринского района Подмосковья. — «РР») я знаю лично. Он ведь тоже вроде проходит по этой истории, да? Пересекались, когда я работал в милиции. И я мало видел таких адекватных, умных, образованных прокуроров. Мне, менту, было с ним работать фантастически приятно. Но вообще, конечно, правильно, что СКР взялся за это дело.
— Почему?
— Ну, потому что это надо было пресекать.
— Сегодня прикрыли — завтра те, кто прикрыл, сами начнут крышевать, нет?
— Нет, думаю, все-таки нет. Конечно, есть спрос — есть предложение. Но СКР сам повысил ставки. Теперь за такие дела, по-видимому, будут сажать, а значит, и риск больше. Так что я очень надеюсь, что все это уйдет в прошлое. А главное — законы поменяют. А то сейчас казино запрещены, а ответственности за их организацию никакой. Вот и приходится этого самого Назарова обвинять в мошенничестве — якобы у него игровые автоматы были неправильно настроены.
Спрашиваю, верит ли чиновник с милицейским прошлым в версию о войне спецслужб.
— Не знаю. Трудно, конечно, сказать. Но вообще тут ребята — прокуроры и следаки — сидят в одном здании и, по-моему, ладят без проблем.
Так и есть. Местная прокуратура и следственное управление на двоих занимают половину первого этажа жилого дома в паре минут ходьбы от районной администрации. И те и другие отказываются давать официальные комментарии. И те и другие на условиях анонимности признаются, что игорным делом занимаются «москвичи», а у них «своих проблем предостаточно». В общем, никакого ощущения вражды: кажется, что следователи и прокуроры снимают друг у друга с языка недобрые слова в адрес «начальников, которые задолбали со своими политическими играми».
— Игры не игры, а крышевать казино — это же в любом случае нехорошо.
— Все это разговоры. А бордели? А наркопритоны? Почему эту тему никто не разрабатывает? А я вас уверяю, ее никто не разрабатывает. А там знаете сколько всякого интересного? Вот вы этим вопросом лучше бы задались. Нет, я не говорю, что нормально, когда прокуроры держат рестораны и казино, но просто не надо думать, что в Москве кто-то особенно заботится о справедливости.
В прокурорской среде версия о том, что подмосковное дело — часть большой кампании по уничтожению независимой прокуратуры, еще более популярна.
— Если оглянуться на нашу ближнюю историю, — говорит нам один из санкт-петербургских прокуроров, — то вспомните «дело Мабетекс», Скуратова. Вот это дело действительно напугало всю правящую верхушку, до смерти напугало. Независимая прокуратура, которая имеет собственное следствие, — это, наверное, ужас, летящий на крыльях ночи, для некоторых людей наверху.
По мнению нашего собеседника, именно ради того, чтобы ослабить Генпрокуратуру, и был в 2007 году создан Следственный комитет.
— Это одна из целей, зачем это все делалось: чтобы больше такого не повторилось никогда, — полагает он.
«Сын» на «мать»
Изначально Следственный комитет создавался при Генпрокуратуре, но буквально с первых же дней стало ясно, что его председатель Александр Бастрыкин претендует на большее, чем пост главного зама генпрокурора Юрия Чайки.
Первым же своим решением на новом посту Бастрыкин перевел 18 тысяч сотрудников прокуратуры в свое подразделение. С ними в сейфы нового комитета перекочевали и 60 тысяч уголовных дел со всей страны, что само по себе сузило полномочия «материнского» органа.
Спустя два года, в 2009-м, Бастрыкин заявил, что в СКП необходимо создавать вооруженные подразделения, чтобы оберегать следователей, работающих в южных российских республиках. Был даже подготовлен соответствующий документ, предлагающий создать при СКП спецподразделение численностью до 350 человек. Завизировать его должен был лично генпрокурор, но Чайка встретил предложение подчиненного в штыки, отказался подписывать бумаги и назвал требования
Бастрыкина чересчур завышенными. Спустя несколько месяцев после отказа главный следователь страны попытался вернуться к теме создания следственного спецназа, но в Генпрокуратуре тогда вообще не стали публично на это реагировать.
Бастрыкин, университетский товарищ Путина, имеет гораздо более сильную политическую опору, что, по утверждению наших источников в Генпрокуратуре, вывело Юрия Чайку из себя и заставило искать иные способы противодействия усиливающемуся СКП.
Впервые такая возможность представилась в рамках дела генерала ФСКН Александра Бульбова. Следователи тогда пытались добиться в Басманном районном суде Москвы решения об аресте Бульбова, а прокурорские работники внезапно отказались поддерживать их ходатайство. Арестовать генерала все-таки удалось, но взаимные претензии СКП и Генпрокуратура высказывали друг другу еще два года.
Как утверждают источники, близкие к руководству СКП, больной темой для Бастрыкина до сих пор является и скандал с экс-главой Следственного управления Москвы Анатолием Багметом, которого в декабре 2009 года Генпрокуратура отстранила от работы за якобы поддельный диплом. Из-за главного столичного следователя Бастрыкин с Чайкой спорили еще год, пока Багмета не перевели в специально созданный под него Институт повышения квалификации следователей.
Но как только в 2010 году был принят закон «О Следственном комитете Российской Федерации», сделавший это ведомство полностью самостоятельным, Бастрыкин решил пойти ва-банк, инициировав дело против подмосковных прокуроров. В прокурорской среде оценка этого процесса однозначна: основная задача «дела подмосковных прокуроров» — сместить с поста Юрия Чайку.
Сам Чайка неоднократно делал реверансы в сторону президента Медведева, давая понять, что тот может рассчитывать на него в качестве опоры в силовых ведомствах. Президент в этом конфликте не единожды призывал стороны (то есть прежде всего Следственный комитет) не переводить расследование «игорного дела» в форму публичной политической борьбы ведомств. Однако даже ему пришлось уступить: скандал уже стал публичным. В июне истекает срок полномочий генпрокурора, продлевать или не продлевать их, решают президент и Совет Федерации.
Сам Дмитрий Медведев на своей первой большой пресс-конференции в минувшую среду высказался о скандале с казино и дальнейшей работе Чайки довольно двусмысленно. Отвечая на вопрос о возможном увольнении глав МВД и Генпрокуратуры, президент сказал, что «они все-таки стараются работать качественно, но это не значит, что они будут вечно сидеть в своих креслах». «Очевидно, что за ошибки необходимо платить», — добавил он, хотя и оговорился, что рубить сплеча, моментально увольняя начальников за проступки подчиненных, не собирается. Стало ясно, что политически Юрий Чайка уже проиграл.
«Ситуация гнилая»
Дело генерала ФСКН Александра Бульбова стало одним из первых проявлений войны Следственного комитета и Генпрокуратуры
В прокуратуре воспринимают происходящее крайне болезненно. Наиболее полно отношение к последним событиям высказал нам на условиях анонимности один из сотрудников прокуратуры Санкт-Петербурга:
— Бастрыкин понимает надуманность создания Следственного комитета, и ему постоянно нужно показывать необходимость создания этого подразделения. Именно поэтому он активно везде пиарится, пытается на громких делах показать руководителям страны, что это все-таки нужно. При этом — посмотрите внимательно — почти все громкие дела последнего времени остались без адекватного приговора. Заявлялось о масштабной коррупции, обвинения были бешеные — а результат?
— Вы намекаете на дело заместителя министра финансов Сергея Сторчака?
— И Сторчака, и Александра Бульбова. Дело против Сторчака вообще в итоге прекратили за отсутствием состава преступления. По Бульбову чего только не писали, говорили, что это масштабный коррупционер, показывали, как его арестовывали мордой в лужу. А что в итоге? Он по одному эпизоду, по какой-то фигне, признал свою вину, и ему дали два года условно. То есть фактически это дело с треском провалилось. Почему? Потому что следствие работало не на гособвинителя, а само на себя, на свое руководство. А цель этого руководства была пропиариться. И нынешнее дело против подмосковных прокуроров — явный пиар-ход: с одной стороны, показать, каким они якобы важным делом занимаются, с другой — опорочить прокуратуру. И на самом деле на прокуратуре это дело крайне негативно сказывается. Я никогда не брал взяток, я никогда каких-то коррупционных действий не совершал, а меня, получается, теперь тоже можно считать коррупционером — по аналогии? Мне-то должно быть обидно, правильно? Причем я вижу, что все это делается гнилыми способами.
— Что вы имеете в виду?
На людях Юрий Чайка (слева) и Александр Бастрыкин еще создают видимость рабочих отношении
— Подмосковные прокуроры — они мне не товарищи, понятно, что они нарушили присягу, они не должны служить. Но с точки зрения следствия ситуация гнилая. Ведь для того чтобы доказать взятку — а их в этом обвиняют, — нужно знать место, время, сумму, зачем, за что конкретно. А сейчас получается, у них есть только показания одного взяткодателя и двух-трех свидетелей, которые говорят: ну да, какие-то деньги передавались. При объективном судебном процессе это однозначно оправдательный приговор, без вариантов. А у нас на этом материале возбуждаются дела, людей арестовывают. Значит, такого рода дела невозможны без административного давления на суд. В данном случае почему судья арестовал людей, несмотря на то что прокурор был против? Потому что наверняка к судье подошли фээсбэшники и сказали: «Ты прими правильное решение». То есть расчет только на внепроцессуальное воздействие на суд. Потому что если суд будет нормальный и беспристрастный, он никогда не осудит этих прокуроров. При этом они могут быть откровенными мразями, я вполне это допускаю.
Ни сдержек, ни противовесов
Декларируемый смысл разделения прокурорских и следственных органов заключался в том, чтобы сделать расследование более объективным: следствие отдельно, надзор за его качеством отдельно. В итоге рядовые сотрудники недовольны ни там, ни там. В СКР жалуются на то, что зависят от прокуроров, которые могут в любой момент положить под сукно многотомные результаты многомесячного труда, заявив, что к суду дело не готово.
В прокуратуре в свою очередь уверяют, что следователи обращают на прокуроров все меньше внимания, а главное, прокурорская виза — чуть ли не единственный шанс избежать следовательского всевластия. И именно поэтому СКР предпринимает все, чтобы очернить «материнскую» структуру. Именно в этом прокурорские работники видят истоки конфликта. Вот как описывает ситуацию наш питерский собеседник:
— Сейчас следователь по своему разумению и разумению начальника три, четыре, пять, шесть месяцев расследует дело, не считая нужным советоваться с прокурором. Потом приходит к прокурору, складывает ему семь томов на стол и говорит: «У тебя десять дней, подписывай в суд». А прокурор смотрит и видит, что там не с чем в суд идти. То есть может быть, он, конечно, и убил, но как я с этими доказательствами в суде буду смотреться? И он говорит следователю: «Собирайте еще чего-нибудь». А у следствия, соответственно, появляется очень большой соблазн поговорить о коррумпированности прокуроров. Мол, дело в суд не пошло не потому, что я плохо сработал, а потому, что прокурор заинтересован. Эта ситуация сразу порождает конфликты.
А при конфликте стороны заботятся не столько об эффективности расследования дел, сколько о том, как бы попортить друг другу кровь.
— Есть регионы, где прокуратура с СКР стали настоящими врагами, — рассказывает «РР» один из следователей СКР. — И это, конечно, очень осложняет работу. Потому что прокурор читает дело и решает, пойдет он с ним в суд или нет. Он может вернуть дело для дополнительного расследования. Cледователь не может все делать идеально, это просто невозможно, а значит, если хотеть придраться, всегда можно найти к чему. Если хорошие отношения, то правило такое: доказательств просто должно быть достаточно, чтобы осудить человека, а соблюдение всех формальностей необязательно. Например, если человек обвиняется в краже, то достаточно трех справок: о судимости, о том, состоит ли он на учете у психиатра, и иногда еще характеристики с места жительства. Выяснять всю историю жизни обвиняемого в краже не будешь. Но формально на этом основании дело можно завернуть. Так что если начальники прокуратуры и СК в районе ссорятся, то прокурорам дается указание «по пять дел у каждого следователя завернуть», а это сразу опускает все следственное управление по этому субъекту в общем рейтинге.
Невидимая рука ФСБ
Экс-главу Следственного комитета Москвы Генеральная прокуратура отстранила от работы за использование якобы поддельного диплома
Пока в новой войне силовиков преимущество явно на стороне подчиненных Александра Бастрыкина. Более-менее ясна и их конечная цель: руководителями СКР по-преж*нему владеет идея создания единого следственного суперведомства, куда бы вошли следственные подразделения всех силовых структур. Лакомым куском мог бы стать, в частности, Следственный комитет при МВД, тем более что на фоне реформы министерства тамошние генералы стремительно сдают позиции: пока они озабочены больше сохранением должностей в ходе переаттестации, нежели сохранением своих полномочий. Свои следственные подразделения есть у наркоконтроля и ФСБ.
Активно идея создания единого следственного комитета обсуждалась около полугода назад. Сейчас дискуссии утихли, но очевидно, что проект не похоронен. Прокуроры массово подозревают в происходящем глобальную интригу высокопоставленных чекистов, цель которой — полный контроль над политической ситуацией в стране.
— Если уж откровенно говорить, то разделение прокуратуры произошло в интересах нашей главной спецслужбы, которой нужно было свое ручное следствие, — полагает наш собеседник в питерской прокуратуре. — Они его получили. Уже сейчас они могут просто дать следствию команду возбудить дело. Раньше такое было невозможно. Как пример — то же самое дело Сторчака: его возбудили по команде, на основании фээсбэшных материалов, а там изначально состава преступления не было. В итоге мы знаем, что получилось.
Создание единого следственного комитета под неформальным патронатом ФСБ с одновременным ослаблением надзорного ведомства — тот сценарий, который вполне может осуществиться в итоге всех нынешних баталий.
Любопытно, что нечто подобное в предвыборный год уже происходило: в 2007-м тогдашний глава Госнаркоконтроля Виктор Черкесов со страниц газет обвинил своих бывших сослуживцев по ФСБ в превращении в «торговцев», но борьбу за позицию главного борца «за чистые руки» проиграл.
После окончания расследования «игорного дела» ряды прокуроров слегка поредеют
Разоблачение высокопоставленных коррупционеров, в том числе в прокуратуре, — это, конечно, благо для общества. Но очередная в нашей новейшей истории попытка концентрации силы в руках одной группы, фактически независимой от общества, публичной власти, слабой судебной системы и даже от прокурорского надзора, чревата и большими опасностями. Нет никакой гарантии, что результатом будет операция «чистые руки», а не охота на политических противников и массовый передел бизнесов. Уже сейчас ослабление прокуратуры приводит в ряде случаев к ослаблению надзора и увеличению количества необоснованных уголовных дел против невиновных граждан.
Эффективная борьба с казино, притонами, чиновниками-лихоимцами и прочими преступниками возможна только под контролем открытой, публичной власти, а не как собственное дело одной всемогущей спецслужбы.
Российская прокуратура. Новейшая история
1991–1994
«Карманная» прокуратура Бориса Ельцина
Период становления Генеральной прокуратуры, когда она не проявляла себя самостоятельной политической силой. Первый генеральный прокурор РФ Валентин Степанков был отстранен от должности президентом Ельциным за то, что во время кризиса 1993 года поддерживал связи с Верховным Советом. Вместо него был назначен политический соратник Ельцина, омский юрист Алексей Казанник (до того момента он был известен прежде всего тем, что, став в 1990 году депутатом Верховного Совета СССР, уступил свое место Ельцину). Однако уже в феврале 1994 года он подал в отставку, ссылаясь на давление при рас*следовании политических дел. Впоследствии Казанник заявлял: «Я убедился, что президенту Борису Ельцину нужен карманный, марионеточный генеральный прокурор, который будет выполнять любые, в том числе и незаконные, указания не только президента, но и каких-то клерков администрации».
1994–1995
Борьба за контроль над Генпрокуратурой между Советом Федерации и президентом
После Казанника Ельцин назначил исполняющим обязанности генпрокурора Алексея Ильюшенко, которого отказался утверждать Совет Федерации. Будучи до этого руководителем контрольного управления администрации президента и членом межведомственной комиссии по борьбе с коррупцией, он выступил одним из инициаторов расследования «дела о трасте Руцкого», которое позже развалилось. При Ильюшенко Генпрокуратура запомнилась разве что возбуждением уголовного дела против телепрограммы «Куклы» на НТВ. В итоге Совет Федерации добился отставки Ильюшенко, несколько раз не утвердив его в должности генпрокурора.
1995–1999
Генеральная набирает вес и влияние
В период руководства Юрия Скуратова Генпрокуратура постепенно набирала вес, прежде всего за счет возбуждения и расследования громких «политических» дел. В частности, под уголовное преследование в разное время попадали Анатолий Собчак, Анатолий Чубайс, Альфред Кох и т. д. Юрию Скуратову приписывают тесные отношения с некоторыми бизнесменами, что сказалось на практике возбуждения и расследования громких экономических дел. Перманентное противостояние Генпрокуратуры и Кремля вылилось в скандальное коррупционное «дело Мабетекс»: за злоупотребления при заключении контрактов на реконструкцию Кремля под уголовное преследование попали близкие Ельцину люди из администрации президента. Дело удалось закрыть, лишь отправив в отставку самого Скуратова — после обнародования компрометирующих его видеозаписей.
2000–2006
Генпрокуратура как мощный политический инструмент
При следующем руководителе, Владимире Устинове, Генпрокуратура достигла пика своего политического и аппаратного влияния. В первой половине нулевых именно с ее помощью велась борьба с несистемными элитами — олигархами, нелояльными новой кремлевской команде региональными и центральными чиновниками. Именно Устинов выжил из страны Бориса Березовского и Владимира Гусинского, при нем началось уголовное преследование Михаила Ходорковского и Платона Лебедева.
Устинов успешно отбил первую аппаратную атаку на полномочия Генпрокуратуры, когда заместитель руководителя администрации президента Дмитрий Козак предложил лишить ее следственных функций, оставив за ней лишь надзор.
Параллельно Генпрокуратура активно вмешивалась в борьбу силовых ведомств за разграничение сфер влияния. Особенно ярко это проявилось в контрабандном деле «Трех китов», где прокуроры «во*евали» на стороне ФСБ против МВД и Таможенного комитета.
К 2006 году влияние Генпрокуратуры усилилось настолько, что Владимира Устинова предпочли отправить в почетную отставку — сначала министром юстиции, а затем полпредом в Южный федеральный округ.
2006–2010
Потеря влияния
Первым серьезным шагом к уменьшению влияния Генпрокуратуры стала передача судам права выдавать санкции на арест. Кроме того, после ухода Устинова началась-таки реформа, призванная разделить функции следствия и надзора за ним. В 2007 году в рамках Генпрокуратуры учреждается Следственный комитет (СКП). Его сотрудники получают право возбуждать уголовные дела без санкции прокуратуры, у которой остается лишь надзор. Началась аппаратная борьба между генпрокурором Юрием Чайкой и главой СКП Александром Бастрыкиным. Дошло до того, что их полномочия должен был уточнять Верховный суд РФ — в мае 2009-го он признал главенство генпрокурора над руководителем Следственного комитета. Но в 2010 году СКП стал совершенно автономной структурой: при принятии закона о Следственном комитете Генпрокуратуре не удалось отстоять многие свои предложения, и по сути ее контроль над Следственным комитетом стал весьма слабым. Кроме того, уже с 2006 года в администрации президента периодически раздумывают над планом объединения Генпрокуратуры и Минюста. Впрочем, пока это только планы.
При участии Анастасии Поповой и Григория Туманова
161