Показать сообщение отдельно
  #6  
Старый 13.05.2016, 15:03
Аватар для Лариса Пияшева и Борис Пинскер
Лариса Пияшева и Борис Пинскер Лариса Пияшева и Борис Пинскер вне форума
Новичок
 
Регистрация: 13.05.2016
Сообщений: 2
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вес репутации: 0
Лариса Пияшева и Борис Пинскер на пути к лучшему
По умолчанию СОБСТВЕННОСТЬ И СВОБОДА

НОВЫЙ МИР
№11
1989


Сегодняшняя политика определяется тем,
чему учили университетские профессора
экономики 30 лет назад

Ф.А. фон Хайек, лауреат Нобелевской премии
по экономике за 1974 год


Концепция ускорения: надежды и разочарования

Неразрешимость основных политических и теоритических вопросов ведет обыкновенно к бесплодности любых обсуждений конкретной экономической политики и, следовательно, к увековечиванию экономической и социальной стагнации. Убедительным примером тому может служить так называемая концепция ускорения.
Идея ускорения экономического роста вошла в общественное сознание в 1983-1986 годах вместе с тезисом о необходимости радикальной экономической реформы. "Перестройка и ускорение"-так звучал лозунг изначально. Единство понятное и естественное: экономическая реформа стала неотложной именно в силу длительного и закономерного процесса затухания темпов экономического роста, ухудшения его количественных и качественных показателей. Принципиальная непригодность механизма централизованного планирования становилось все более очевидной с конца 60-х годов по мере того, как ослабел имупльс незадавшейся косыгинской реформы. За три пятилетки темпы роста национального дохода замедлились в 2,5 раза и стали практически нулевыми в 1979-1983 годах. Причем и нулевыми-то они были лишь с учетом значительных поступлений от экспорта энергоносителей. Без этого реальная величина национального дохода на душу населения сокращалась.
Руководители экономики пытались поддержать затухающий процесс обновления и модернизации основных производственных фондов за счет перераспределения в инвестиционные фонды средств, предназначенных на социальные цели. Положение в промышленности от этого не улучшилось, но зато накопился груз тяжелых социальных проблем. К традиционным нашим бедам: нехватке жилья, детских садов, яслей, школ и больниц-добавились рост детской смертности, сокращение продолжительности жизни, широкое распространение в некоторых регионах генетических аномалий (в связи с неоправданным и бесконтрольным применением удобрений и ядохимикатов в сельском хозяйстве, с недостаточной мощностью и низким качеством очистных сооружений в промышленности и тому подобными причинами), образование очагов нищеты и неразвитости, широкое распространение алкоголизма и наркомании. Вот далеко не полный перечень социальных проблем, накопившихся за десятилетия несбалансированного экономического развития. Своебразным экономическим показателем обострения этих проблем явилось, резкое, беспрецедентное в мирное время относительное сокращение расходов на образование, здравоохранение и культуру.
Для устранения негативных явлений, для лечения общества необходимы средства, а значит-необходимо повышение экономической эффективности. Понятен поэтому выбор основных приоритетов новой политики, сделанный на XXVII сьезде партии: переход от количественного, экстенсивного экономического роста к интенсивному развитию.
Часть экономистов, политиков, идеологов и руководителей экономики (сторонники радикальных реформ) поняли новую политику партии как призыв к глубоким экономическим и политическим преобразованиям, к проведению реформ во имя последующего ускорения экономического роста. Другие восприняли происходящее традиционно: нужно прибавить в работе, интенсифицировать усилия, нужно крутиться быстрее-это и будет ускорением. Перспективы перестройки они видели не в радикальной реформе всего хозяйственного механизма, но в усилении администрирования, в подтягивании дисциплины. (Классическим образчиком такого реформаторства являются печальной памяти облавы на прогульщиков времен Ю.В. Андропова).
Заскорузлость мышления, готовность воспроизводить старые ошибки проступают и во многих законодательных актах последних четырех лет, в стремлении рассчитать будущее развитие экономики в точных числовых пропорциях: столько-то стали, цемента, угля, нефти, столько-то каналов, мостов, самолетов.... Достаточно, дескать, произвести две тонны стали вместо одной, пять тонн цемента вместо трех-и все пойдет на лад.
Но вот вопрос: где источник дополнительных ресурсов, способных сдвинуть с мертвой точки нашу экономику ?
С конца двадцатых годов в аналогичных ситуациях мы всегда обращались к "внутренним" резервам: укрепляли дисциплину, увеличивали нормы выработки, подхлестывали трудовой энтузиазм, сокращали производство потребительских товаров. Сегодня такого рода сресдства не годятся. Народ морально устал от проектов "лучшего будущего", для осуществления которых следует сегодня "приносить жертвы", сокращать потребление и стоять в очередях. Активизация резервов может осуществляться только через политику роста материального и социального благосостояния человека.
Не оправдали себя надежды и на другой "потенциальный источник" ускорения-перераспределение инвестиционных фондов из "нестратегических" отраслей а машиностроение и энергетику. (Здесь не место побробно рассматривать принципиальную реализуемость и возможные последствия этой уже провалившейся политики).
Американские специалисты, промоделировавшие в 1986 году на ЭВМ нашу программу ускорения, нашли, что в результате ее возрастут несбалансированность экономики т производство промежуточных товаров, сырья и полуфабрикатов при сокращении производства конечных, потребительских товаров.
В сущности сходный прогноз мог быть получен и без экстраполяции плановых заданий на ЭВМ. В 1985-1986 годах правительство приняло традиционный вариант мобилизационной политики, впервые опробованный в годы коллективизации и индустриализации. При том, что основные сырьевые и людские ресурсы на сегодняшний день в стране фактически полностью исчерпаны, результатов следовало ожидать также традиционных. Тем не менее советские ученые, распологавшие в отличие от своих американских коллег более подробными, наверное более достоверными цифрами, подобного результата предвидеть почему то не смогли. В чем же дело? В недостатке компетентности? В непригодности наших теоритических разработок? Или, быть может, с самого начала разговоры о радикальной экономической реформе велись только для камуфляжа, для маскировки политики очередного "большого скачка"?
В 1988 году былии введены в действие Закон о государственном предприятии и Закон о кооперации, внедрение семейного и группового подряда провозглашено основным направлением развития сельскохозяйственного производства. Однако переход к оптовой торговле средствами производства до сих пор не состоялся, а значит, а значит, и Закон обречен пока на бездействие. Все еще никак не регламентируется законодательством порядок заключения и расторжения договоров об аренде земли и орудий труда. Ничто не гарантирует ни сохранения собственности арндаторов, ни выполнение условий договора их контрагентом-колхозами и совхозами. Переход на арендный подряд в большинстве районов и хозяйств все еще находится в полной зависимости от воли руководителей колхозов и совхозов и местного партийного начальства. А зачем руководителям новые хлопоты, в результате чего они могут к тому же лишиться своих мест? Что до до обеспеченности населения товарами народного потребления и продуктами питания, то здесь дело обстоит и вовсе худо: прилавки магазинов удручающе пусты, а кооператоры торгуют джинсовыми куртками по 200 рублей да пирожками по 20-50 копеек. Дескать экономических свобод-так ешьте их. В целом эффект политики ускорения выразился в сокращении экономического роста, обострении дефицитности практически всех рынков и дестабилизации финансовой системы. Теперь уже вполне ясно, что ощутимого увеличения благосостояния народа невозможзно достичь без серьезного изменения структуры производства. Для того чтобы выполнить плановые наметки на 2000 год, изменение это должно быть очень крутым и решительным. Необходимо перераспределение инвестиций из сферы добычи и переработки сырья в отрасли, выпускающие не промежуточные, а конечные товары. Тогда за счет высвобождения людских и материальных ресурсов из сырьевых, добывающих отраслей и обслуживающего их машиностроения можно будет обеспечить и форсированную модернизацию станкостроения, и ускоренное развитие производства предметов потребления, и развитие сферы обслуживания. Но такая задача, по сути дела, не ставится и не обсуждается. А между тем других экономически осмысленных и состоятельных моделей структурной перестройки пока не выдвинуто. Неспособность или же нежелание руководства видеть неизбежные и насущные решения указывает на основной тормоз и препятствие к реформированию-на групповые, классовые и кастовые интересы В самом деле, представим себе что реформа пойдет по пути быстрого изменения структуры экономики. Допустим, решения, раскрепощяющие производительные силы в сельском хозяйстве-по китайскому или венгерскому варианту, -приняты. Результатом станет не только быстрый рост производства сельскохозяйственных продуктов, но и резкое сокращение спроса на ряд орудий сельскохозяйственного труда, которыми рынок уже перенасыщен. Упадет спрос на тракторы, комбайны. Параллельно он резко сократится и на стальной прокат, на железную руду, уголь, нефть. Уменьшится загрузка железных дорог. Снизится спрос и на орудия труда, необходимые при добыче и переработке железной руды и угля, а также на нефтепродукты, поскольку использование сельскохозяйственных машин станет более рациональным. Иными словами, резкий скачок в развитиии нашего сельского хозяйства неминуемо обернется серьезным кризисом в отраслях, обслуживающих потребности сельскохозяйственного производства. Одновременно спрос снизится и на продукцию станкостроителей и инструментальной промышленности, обслуживающей потребности сельскохозяйственного машиностроения, а значит, он в очередной раз упадет на сталь, уголь, руду, перевозки товаров потребителям, на электроэнергию. Можно проследить и тетий и последующие круги кумулятивного сжатия спроса, которые должны последовать за решением о перестройке отношений собственности в сельском хозяйстве. Сокращение спроса на сырье, материалы и топливо автоматически создает условия для перестройки всей экономики. Станет возможным безболезненный переход к оптовой торговле средствами производства. Возникнет конкуренция поставщиков, произойдет демонополизация рынков.
Выталкивание с рынка слабых и неэффективных производителей обеспечит резкое и быстрое возрастание производительности труда, рентабельности и фондоотдачи предприятий. Экономика станет экономной помимо всяких лозунгов и призывов. Высвободятся ресурсы для модернизации станкостроения и машиностроения. Причем это не будет сопровождаться сокращением производства потребительских товаров. Наоборот, произойдет очень быстрое насыщение рынка товарами для народа.
Конечно, для успеха преобразований потребуется перестройка отношений собственности не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности и в сфере обслуживания. На смену обезличенной государственной собственности, монопольное право распоряжаться которой принадлежит сейчас центральной бюрократии (хозяйственной и партийной), должна прийти тем или иным способом индивидуализированная собственность (кооперативная, акционерная, частная). Ведь никаким другим путем нельзя совершить переход от административных методов управления хозяйства к методам экономическим, к методам косвенного регулирования. Чтобы каждый производитель был кровно заинтересован в результатах своего труда, он должен иметь право на прибыль.
Первая мысль, которая приходит в голову при виде перспектив реформы: наконец-то падет диктатура отраслевых и центральных ведомств и нам удастся преодолеть заторы, создаваемые централизованным планированием. Но ведь этим дело не ограничится. Изменения не могут быть более глубокими и всеобьемлющими. Они непременно коснутся не только хозяйственных отношений, но и социальных и политических.
Сегодня партапппарат дублирует функции органов управления и планирования, контролирует и согласовывает интересы различных отраслей и ведомств. Он активно поддерживает требования "своих" предприятий в министерстве при решении вопросов о распределении сырья, капиталовложений и так далее. Иными словами, действует как организация, руководствующая местными и ведомственными интересами. Зачастую деятельность партийных "толкачей", не уравновешанная деятельностью других групп интересов-потребителей, различных местных организаций,-крайне разрушительна по своим последствиям. Так, например, именно давление обкомовского аппарата повлияло в свое время на выбор площадки размещения Атоммаша, что привело к катастроифическим результатам и разовому убытку в нескольких миллиардов рублей.
Теперь представим себе, что задача оптимального функционирования экономики у нас уже решена. На всех главных рынках страны царит диктат покупателя. Дефицита нет и в помине. Качество товаров определяется только ценой и спросом потребителей. И что же? Сущ9ествование партийного аппарата в его нынешнем виде и с нынешними функциями окажется бесполезным.
Командных высот и привилегий добровольно, естественно, никто не сдает....
Одним из наиболее испытанных и действенных орудий, которое административная система использует в борьбе с гибельным для нее преобразованиями, является своеобразный негласный свод всевозможных идеологических табу, не подлежащих ревизии обветшалых постулатов и догм, запретных для бескомпромиссного обсуждения тем. Именно с помощью этого орудия, этого свода бюрократия успешно тормозит сегодня прямое и честное рассмотрение стержневых для хозяйственной реорганизации вопросов и проблем, тем самым, медленно, но верно сводя на нет и реформы и всю перестройку.
Взять к примеру, одну из первостепенных для общества, вступающего в эпоху коренных-социально экономических перемен, тем-тему безработицы. До сей поры представители высших эшелонов власти, официальной науки и пропаганды твердят старые заклинания: при социализме безработицы нет и быть не может. Но уже и по данным ЦСУ можно судить, что у нас процент занятости трудоспособного населения не выше. чем в других промышленных странах. Стало быть, отсутствие безработицы в СССР-это не завоевание передовой экономики, а всего лишь "достижение", благодаря которму мы уничтожили самую возможность для человека иметь статус безработного, ликвидировали право на пособие, сделали состояние вынужденной незанятости уголовно и административно наказуемым. (Только в периоды социальных и политических взрывов печать проговаривается: в Фергане 200 тысяч безработных. В целом по Средней Азии и Закавказью 15020 процентов трудоспособного населения не могут найти работу, а это уже миллионы людей.) Проблема безработицы в СССР не только не решена, не поставлена и не осмысленна. Однако при всем том безработица в нашей стране существовала всегда и существует сейчас как безработица фрикционная, как безработица региональная. Если представить себе, что реформы начнут-таки осуществляться и предприятия станут заинтересованными в повышении своей эффективности, то нам не избежать и безработицы структурной и безработицы циклической.
Почему обязательным следствием предполагаемой нами структурной перестройки экономики окажется рост безработицы? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Даже если будущая потребность в рабочих руках окажется много выше, чем сейчас (для строительства дорог, жилья, для сферы услуг и освоения новых технологий), невозможно добиться, что бы новые рабочие места возникли в один миг и именно там, где будут закрываться устаревшие, невыгодные, избыточные производства. А это означает, что потребуется не только капитал и время на создание новых рабочих мест, но и время для их поиска. Время понадобится и для сбора информации и для принятия решений. Существующая же в стране система информирования населения о возможностях трудоустройства, ситуация с жильем и организацией профессиональной переподготовеи отнюдь не благоприятствует быстрому и безболезненному перераспределению людских ресурсов между отраслями и регионами.
А вот другой аспект той же проблемы. Перед нами стоит задача более открытого включения в систему международного разделения труда. Но ведь это означает, что мы должны включиться и в циклическую динамику мирового хозяйственного процесса. Кстати, такая перспектива-цикличность хозяйственной жизни, колебания коньюктуры-неизбежна даже при простом переходе к экономическим методам управления. Стоит только отказаться от государственных гарантий сбыта некачественной, излишней продукции, от разорительного процесса накопления избытков и дефицита за счет инфляционного накачивания средств в виде безвозвратных кредитов, как цикл возродится сам по себе. Сегодня много говорится о благах, которые получит страна от большего участия в мировой торговле, от перехода к рынку, от конвертируемости рубля, но никак не обсуждаются сопряженные с этим трудности и опасности, а также механизмы защиты. Снова острейшая проблема-и снова общественная мысль как бы замерла, застыла и дальше деклараций, что де социализм не знает циклических кризисов, дело не идет. А ведь цикл-это и проблема циклической безработицы, то есть острая социальная проблема. Неужели надо ждать, пока первый же экономический спад поставит под угрозу весь государственный и общественный порядок в стране?
Думается одними из главных задач наших экономистов сегодня должны стать проектирование механизмов регулирования безработицы и разработка системы социального страхования по безработице. (Основные подходы к этим проблемам хорошо известны специалистам по капиталистической экономике). Необходимо совершенствование (а скорее даже разворачивание) системы информации о спросе на рабочие руки. Следует изменить социальное законодательство и паспортный режим, дабы устранить все препоны на пути движения рабочей массы туда, где открываются лучшие перспективы приложения ее труда. Для того что бы интенсивная миграция рабочих стала действительно возможна, жилище должно перейти в частную собственность граждан. Оно должно покупаться и продаваться и в конечном итоге правратиться в одну из основных форм накопления. Надо выработать надежный механизм приобретения земли для частной застройки и найти гарантии от произвола местных властей и ведомств. Придется развернуть множество кооперативныз и частных строительных организаций, способных удовлетворить спрос населения на этот вид услуг. Иначе не обеспечить мобильность рабочей силы и не осуществить перестройку экономики. Наконец, нужно создать совершенно иную-новую систему подготовки и переквалификации трудящихся, поскольку никакие сколько-нибудь серьезные экономические сдвиги не смогут не сопровождаться серьезными изменением профессиональной структуры занятости.
Но что же в настоящее время мы имеем в действительности?
Отдельные высказывания усеных о неизбежности безработицы, о необходимости к ней готовиться-если мы на самом деле намерены реформировать экономику-либо остаются незамечанными, либо встречаются с негодованием.
Вопрос о том, совместим ли советский вариант социализма с безработицей, по-прежнему остается вопросом не научных исследований, а вопросом идеологическим и политическим. И-все так же ответ на него не правомочны давать ни экономисты, ни даже сама жизнь, но только высшее политическое руководство. Отсутствие же здесь свободы научного исследования и подлинной гласности обрекает ученых на двойственность и непоследовательность анализа, политиков на непродуманные, заведомо ошибочные решения, а общество на стагнацию.
Впрочем, командно-административной системой блокируется трезвая научная разработка не только этого, но и всх остальных кардинальных вопросов экономической реформы. Рассмотрим их по порядку.
Цены
Уже четыре года обсуждается фундаментальная для перестройки проблема цен. От ее решения зависит практическое осуществление в нашей стране хозрасчетных отношения, реальная возможность перехода на самофинансирование и самоокупаемость. Обращение к экономическим методам управления-это и есть, по сути, создание новой системы ценнобразования. Переход к оптовой торговле-это и условие и результат решения проблемы цен. От него во многом зависит судьба реформ. Пока же нам предлагается принять участие в обсуждении вопроса-поднимать цены на мясо или не поднимать, снижать их на колготки или не снижать, выравнивать цены по отношению к пропорциям внешнего рынка или оставить все как есть.
Давая подробную характеристику неэффективности действующей в стране системы ценообразования, В.С.Павлов, бывший председатель Госкомцен СССР и нанешний министр финансов, писал:" Совершенно очевидно, что система цен, которая в течении длительного времени сохраняется с минимальными изменениями, должна быть изменена. Ведь ее нельзя встроить в новую систему управления. При существующих ценах мы не можем иметь нового хозяйственного механизма.... Вот почему в настоящее время вопрос стоит не о частичной, очередной корректировке тех или иных видов цен и тарифов, а о радикальной реформе всей системы цен". Какой же смысл вкладывает В.С.Павлов в понятие "радикальная реформа"? Еще раз предоставим слово ему самому. "В тринадцатую пятилетку наша страна должна вступить с новой системой цен и тарифов во всх отраслях и сферах..-провозглашает министр. И продолжает:-В связи с этим предполагается пересмотреть оптовые цены в промышленности и тарифы на транспорте и связи в сроки, позволяющие ввести их с 1 января 1990 года. Новые закупочные цены и расценки в строительстве предусматриваетсч ввести с 1 января 1991 года. В этот же период-до начала следующей пятилетки-намечается провести реформу розничных цен, увязанную с совершенствованием денежных доходов населения."
Очевидно, речь идет не о радикальной реформе системы ценообразования, а всего лишь о пересмотре структуры цен, о "более научном" их расчете, и только. Иначе говоря, радикальная реформа хозяйственного механизма сведена к косметическому ремонту. Вместо перестройки-перекраска.
Хорошо понятна и природа такой подмены. Прежде чем ставить и решать вопрос о том, как обеспечить гибкость механизмов ценообразования, как изменить структуру цен, необходимо разрешить основные, принципиальнейшие политико-экономические и чисто политические вопросы.
Известно, что рыночная система ценообразования, как она сложилась в странах развитого капитализма, предполагает определенные отношения собственности, которые и гарантируют сочетание хозяйственной самостоятельности и ответственности. Владелец фирмы, ее управляющий или совет управляющих устанавливает цены в большинстве случаев на свой страх и риск. Фирма может разбогатеть, а может и разориться, прогореть. Общество, государство участвуют в этом процессе только через механизм страхования от безработицы, защищающий лишь интересы рабочих и служащмх. Основным механизмом ценообразования на Западе являются товарные биржи, на которых сталкиваются спрос и предложение и куда стекается вся хозяйственная, политическая, техническая, технологическая, коммерческая информация. Но решение на бирже, как известно, децентрализовано и автоматизировано. Каждый играет за себя-и на свои деньги. Каждый рискует своим личным или же лично ему доверенным капиталом. Отсюда-и свобода участников биржевой игры и их ответственность. Необходимой фигурой биржи является спекулянт, то есть человек или организация, специально посвящающие себя поиску товарных несбалансированностей, ориентированные на предвидение и опознание дефицита (или избытка). Сравнительно небольшая нажива, получаемая спекулянтом, допускается и даже поощряется обществом, так как именно он-спекулянт-предупреждает о возникновении дисбалансов в экономике. Легализовать спекуляцию, признать закономерность спекулятивных доходов-значит признать, что с экономическими диспропорциями можно бороться только экономическими, а не административными методами. Может показаться парадоксальным, однако именно законы против спекуляции (штрафы, конфискация, тюремное заключение) во многом способствует тому, что экономические реформы то и дело запаздывают, пробуксовывают, выиесняемые столь привычным для нас малоэффективным администрированием. Закон существует, спекулянтов наказывают, пишутся рапорты о принятых мерах. А в результате почва для спекулятивной наживы становится все более и более благодатной.
В условиях свободного рынка именно спекулянт указывает пути капиталовложений для предпринимателей. Там спекулятивный доход краткосрочен и полезен обществу. Спекулятивная нажива как бы вкладывается в расширение производства, что, в свою очередь, приводит к устранению дефицита, к восстановлению равновесия цен, ликвидирующих в итоге спекуляцию в ее наиболее откровенных, уродливых и неприемлемых для общества формах. У нас же спекулянты привлекают внимание, увы, не предпринимателей (их нет) и не Госплана (учитывающего в своей работе, да и то не всегда, разве что последние постановления партии и правительства), а ОБХСС и Министерство юстиции. Как волка флажками, спекулянта обкладывают запретами и уголовными статьями, за которыми он может наживаться до бесконечности, совершенствуясь в искусстве избегать законодательных капканов, и даже поддерживать вполне мирные, а зачастую дружеские отношения с загонщиками.
Бирж и биржевой игры в нашей стране не существует с 1930 года. Почти все авторы, пишущие на эти темы, избегают прямой и принципиальной постановки вопроса об альтернативных механизмов ценообразования. (Потому-то журнал "Вопросы экономики" ведет дискуссию о ценах под рубрикой "Плановое ценообразование".) Речь идет только об изменении структуры цен, о пересмотре пропорций, нормативов, о новом качестве "расчетных" цен. Все заявления о необходимости гибкого ценообразования, о желательности его децентрализации, что называется повисли в воздухе...
Смена существующего механизма ценообразований требует перераспределения и прав и ответственности, изменения системы стимулов и санкций. Причем если вопрос о стимулах еще хоть как-то, пусть поверхностно, но рассматривается, то с проблемой санкций-полная неясность. Кто и как может отвечать за последствия неверных экономических решений? Рабочего, допустившего брак, штрафуют. И это разумно. Особенно когда сумма убытков от брака соизмерима с его заработком. Но как и чем могут ответить работники Госплана, министерств, директора предприятий в случае, когда их решения (или нерешительность) влекут миллионные, миллиардные убытки?
Наемному служащему, приказчику, никто и никогда не доверял полной хозяйственной самостоятельности, в том числе и свободы в установлении цен-разорит, по миру пустит. (Если уж появляется необходимость в том, что бы посторонний, пришлый человек непосредственно участвовал в предприятии, его берут в долю, делают совладельцем. Такова повсеместная практика акционерных кампаний. Она-то в свое время породила у основоположников марксизма веру в то, что, что акционерная собственность есть "отрицание буржуазной собственности".) Иллюзия возможности полного отрыва права собственности от права ею распоряжаться торжествует у нас уже семьдесят лет. И что же? Надежда привить чувство хозяина чиновнику оказалась столь же утопичной, как популярная когда-то идея перевоспитания волка в вегетарианца.
С самого начала большевики уповали на универсальность политики "кнута и пряника и надеялись малые размеры пряника компенсировать умноженной силой кнута. В.И. Ленин учил, что головотяпов следует сажать в тюрьму, а выдающиеся достижения в этом роде награждать стенкой. Сталин сделал стенку основным инструментом хозяйственной политики. Многие до сих пор убеждены, что только так и можно с "нашим народом".
От кнута, однако, научились уворачиваться, да еще так, что б и пряника не упустить, а получить его за какую-либо мистификацию, как говорится на халяву. И никакие самые детальные, выверенные положения о премировании ничего здесь изменить не могут. Смоделировать рынок нельзя, как невозможно смоделировать саму жизнь-слишком сложная задача. Нет, конечно, в науке теоритическая модель необходима и полезна. Но следует помнить, что это всего лишь модель-нечто абстрактное, искусственное. Никто ведь не ждет, что бы, скажем, модель кошки ловила живых мышей. Но вот от модели "социалистического рынка" тем не менее ждут настоящих прибылей и настоящих товаров. А не лучше ли все же перейти к нормальному рынку и децентрализовать отношения собственности? Как-никак банкротство гуманнее расстрела...
При реформе ценообразования главный вопрос не в том, повышать или понижать, на что повысить и насколько. Главный вопрос-вопрос о собственности, о мотивации производителя и торговца, о юридических и политических основах хозяйственной самостоятельности предприятий.
Пока же даже сама постановка этих вопросов все еще откладывается на неопределенное время из-за нерешенности некоторых политических и идеологических проблем. Например, совместим ли социализм с личным богатством? Если да, то в какой степени? Может ли личное богатство принять форму производительного капитала? Может ли владелец стотысячерублевого бриллианта (а в продаже бывают и более ценные камни)обменять его, допустим на трактор ценю в 10 тысяч рублей или на грузовой автомобиль? Почему в личной собственности может находиться "Волга", а "ЗИЛ-111" не может? Почему позволительно подрабатывать перевозкой людей (лекговые такси), но не перевозкой грузов (частное грузовое такси)? Сейчас частному лицу разрешается иметь собственный персональный компьютер, равный по аычислительным возможностям крупногабаритным машинам 60-х и 70-х годов. Ну а мини-компьютер завтрашнего дня, который, конечно, по всем параметрам превзойдет государственную технику, сможет ли он с момента выпуска находиться в руках частника? Или мы, как и прежде, принципиально будем настаивать на том, что все самое современное и производительное должно принадлежать только государству (как в Древнем Китае, где соболиное манто могли носить только члены императорской семьи)?
Закон о кооперативах и индивидуальной трудовой деятельности до известной степени легализовал право на владение средствами производства. Другое дело сколь гарантированно и последовательно. Допустимо владеть часовым токарным станком. А современным обрабатывающим центром? Если нет, то какова верхняя граница частного капитала? Имеет ли эта граница логическое основание, или она зависит только от уровня общественных предрассудков, определяется каким-либо интуитивным ощущением обывателя, ориентирующего на «среднее благосостояние»?
В отличие от темы правомерности существования индивидуальной собственности и индивидуального труда все еще остается закрытой тема труда наемного. Можно

Библия наиболее полно сформулировала категорический императив: не относись к другому как к средству личного благополучия. Оносись к нему как к самому себе, как конечной цели бытия, как к высшей ценности жизни. Разумеется, недопустимо рассматривать человека только с точки зрения утилитарной: нужен-не нужен, выгоден-не выгоден. Но ведь люди не ангелы. В хозяйственной и социальной жизни взаимная эксплуатация и стремление к обогащению, увы, неизбежны. Речь может идти лишь об их мере и пропорциях. Представление о том, что частная собственность всегда и везде порождает несправедливость и безнравственность, ошибочно-как фактически, так и теоритически. Издавна существование частной собственности обуславливает рост производительности труда и заработной платы, принося прямую выгоду и самому наемному работнику и обществу в целом. С другой стороны, именно принцип добровольного найма человека устраняет из социальной и хозяйственной жизни общества возможность грубого физического принуждения работника, ставит условия его эксплуатации в зависимость исключительно от рыночных условий спроса и предложения.
Мы нашли в себе смелость отказаться от идеи уравниловок в оплате труда и от планов по организации безденежной экономики, в которой наемного труда не будет. Не пришло ли время признать, что труд на государственном предприятии, в общем-то, не имеет никаких особых преимуществ перед трудом на часном? Более того, коль скоро государственная промышленность зачастую менее прибыльна, то и оплата труда в ней хуже. А раз отношения отчуждения и эксплуатации неотделимы от разделения на управляющих экономическим процессом и его рядовых участников (а отчуждение становится только более резким и болезненным при росте централизации управления), то следует искать более производительные формы управления ( и эксплуатации). И во многих случаях, как показывает мировая практика, частная форма собственности выгодней для общества в целом и для работника, так как делает эксплуатацию взаимной и производительной. Долгие годы нам твердили, что рынок всегда и везде неизбежно ведет к реставрации капитализма. Соответствующие цитаты из работ В.И. Ленина заучивались нами наизусть со школьной скамьи и, видимо, давно уже стали составной частью нашего коллективного подсознания. Сейчас оно, правда, претерпело некоторые изменения. Вразумленные бесконечными дефицитами, растущим отставанием в уровне жизни от развитых стран Запада, нерешаемостью основных социальных проблем, мы ухватились за надежду: переход от административных отношений к рыночным поможет нам преодолеть затянувшийся на десятилетия кризис. Рынок накормит, обует и спасет. В принципе против этого возразить нечего: рынок действительно кормит, одевает и обувает миллиарды граждан Земли. Он тащит человечество уже через четвертую научно-техническую революцию и довольно эффективно решает основные экономические задачи самых разных обществ. Опасение вызывает одно обстоятельство: для описания будущей экономической системы, которая должна заменить административный порядок производства, планирования и распределения, мы всякий раз используем словосочетание «социалистический рынок». Видимо, надо понимать так, социалистический рынок-это такой рынок, в котором не будет места институту частной собственности? Достаточно ли сочетания трех основных «социалистических» форм-государственной, кооперативной и арендной-собственности для полнокровного экономического развития?
Арендаторство в сельском хозяйстве и промышленности.
Для разрешения многолетнего сельскохозяйственного кризиса-экономического, культурного и социального-некоторые политики и законодатели считают приемлемым выходом из положения внутрихозяйственную аренду, а также арендные фермерские хозяйства. Таким образом, предполагается, грубо говоря, и невинность соблюсти и капитал приобрести-сохранить монопольный режим национализированной земельной собственности и одновременно создать условия для развития рыночных систем регулирования сельскохозяйственного производства. Проект, мягко говоря, сомнительный. Ведь о чем свидетельствует весь многовековой исторический опыт других стран (благо арендаторство было широко распространено еще в императорском Риме и в средневековой Европе, да и сейчас во всех развитых странах аренда земли не редкость)? Краткосрочная и среднесрочная аренды разорительны и опасны для общества. Арендатор, не имеющий уверенности в том, что земля (именно этот надел, именно этот участок) перейдет к его сыну, к его внукам и правнукам, не станет обращаться с ней как настоящий хозяин. Напротив, неизбежно хищническое отношение арендатора к земле с целью получения для себя наибольших сиюминутных выгод. Так что аренда на срок менее пятидесяти лет, не гарантирующая наследования земли,-не выход из сельскохозяйственного кризиса. Более того, подобный способ хозяйствования несет в себе реальную опасность для будущего страны.
Долгосрочная аренда с правом наследования как будто лишена основных недостатков предыдущуго варианта-она обеспечивает достаточную хозяйственную заинтересованность в улучшении качества земли, создает стимулы разумной, долговременной интенсификации хозяйства. Вместе с тем и долговременная аренда содержит в себе зерна серьезных социальных и экономических конфликтов между арендаторами и владельцами земли, в нашем случае с представителями государства. Источник этих конфликтов-неравномерное изменение ценности денег (арендной платы) и производительности земли. (Такого рода проблемы хорошо изучены специалистами на соответствующих примерах европейского средневековья.) С точки зрения интересов и самих арендаторов и всего народного хозяйства в целом наилучший вариант аренды-это такой вариант, при котором величина арендной платы фиксирована обычаем или законом. В подобном случае арендаторы, естественно, вкладывают больше собственных средств и труда в улучшение земли, в хозяйственное обустройство. Однако в периоды быстрого инфляционного обеспеченивания денег фиксированость денежной арендной платы ведет к обнищанию землевладельцев. В средние века обесценивание денежной арендной платы привело в некоторых странах, в том числе в Германии и России, к барщине и закрепощению крестьянства. Результатом этого явились крестьянские войны и установление полицейских монархий.
Выход из исторического тупика был найден в ликвидации крепостного права и помещичьего землевладения, то есть в переходе к капитализму.
Следует, правда, оговориться, что если в прошлом такого рода процессы длились столетиями-причиной тому сравнительная слабость товарно-денежного хозяйства и низкие темпы инфляции, скажем при 5 процентах в год, покупательная способность арендной платы сократится вдвое всего за четырнадцать лет.
Необходимость регулярного пересмотра величины арендной платы разрушит стабильность экономических отношений, превратит долгосрочную аренду в разновидность кратко- и среднесрочной. Неизбежно, что при таких регулярных пересмотрах величины арендной платы местные власти захотят учесть возрастающую производительность земли, что вынудит крестьян осторожничать с капитальными вложениями. Наконец, в нашем случае, когда владельцем является государство, а распоряжаться ею станут чиновники местных Советов, периодический пересмотр величины арендной платы поведет к еще большему коррумпированию чиновничества (еа сколько кому повысить и т.д.), к практике насилия в разрешении конфликтов. Что же остается? Только то, к чему пришло уже все цивилизованное человечество: частная саобственность на землю. Но в какой степени она несовместима с "социалистическим рынком"?
Легко догадаться, что в промышленности отношения между коллективом арендаторов и собственником средств производства окажутся еще более проблематичными, более конфликтными и менее устойчивыми.
Вот что говорили и причинах нежизнеспособности производственных кооперативов в промышленности видные деятели английского социалистического движения супруги С. и Б. Вебб. Они выделили три основные причины, по которым провалились все известные к тому времени попытки организовать производительные артели в промышленности (а что же такое коллективная аренда как не разновидность артельного хозяйства?):1) недостаток дисциплины для артельщиков; 2)низкая коммерческая грамотность; 3) медленное внедрение передовой техники.
Но если два первых недостатка еще могут быть как-то устранены (хотя и не без ущерба для принципа коллектиной собственности и внутрихозяйственной демократии), то третий представляет собой неопредолимую природную слабость каждого коллективного хозяйства. Дело в том, что в условиях насыщенного рынка (а таков всякий хорошо организованный рынок), освоение любых технических усовершенствований ведет к сокращению занятости на предприятии, внедряющем прогрессивную трудосберегающую технику. Поскольку коллективное владение предприятием делает невозможным сокращение занятости по мере роста производительности труда. Производственные кооперативы и коллективы арендаторов представляют собой крайне неподвижную и неэластичную хозяйственную организацию, с трудом допускающую сжатие и расширение оборотов и обьемов производства. Общий вывод крайне неутешителен для тех, кто намерен создавать "социалистический рынок": предприятия, собственником которых является коллектив работников, "ни в одном случае не охватывает большого числа рабочих или значительного капитала...Шансы успеха такого общества тем больше, чем дальше оно от типа самоуправляющей мастерской". На неэффективность, изначальную ущербность модели коллективной собственности указывал и известный русский экономист М.И. Туган-Барановский:"...самая слабая сторона артели заключается в ее коммерческих операциях, и чем примитивнее хозяйственный строй страны, тем легче в ней удаются артели, особенно в добывающей промышленности, в которой требуется наименьшая затрата капитала...Вот почему у нас в России встречаются артели в рыболовных промыслах, охотничьих, в горном деле, например, по разработке камня, добыче разного рода руд, золота и пр.".
Если кому-нибудь свидетельства столь авторитетных деятелей, как супруги Вебб и М.И. Туган-Барановский, относившихся к к кооперативному движению с безусловной симпатией и искавших пути повышения его эффективности, покажутся недостаточно убедительными, стоит задуматься о причинах, которые помешали развитию коллективных форм собственности в развитых промышленных странах.
По данным 1987 года во всем несоциалистическом мире в производственных кооперативах (артелях) было занято 5,5 миллионов человек, что составляло менее 2 процентов от общей численности занятого в производстве населения. И это при том, что даже в странах с наиболее успешным кооперативным сектором (в Скандинавии, Франции, Испании, Италии) коммерческое процветание кооперативов поддерживается мощными налоговыми привилегиями. Но и при всех льготах, включающих налоговые подачки, техническое и коммерческое обслуживание государственными агенствами, существующими за счет налогоплательщиков, кооперативы не выказывают способности к росту. Трудности точно те же, что и в начале века: слабость капиталообразования и малоквалифицированность коммерческого и технического руководства. Особенно любопытно, что кооператоры всегда и везде склонны потреблять доходы, нежели накапливать их. Коллективная воля явно проигрывает в этом отношении воле индивидуального владельца.
Могут возразить, что в нашей стране в последний год-полтора кооперативы и коллективы арендаторов, напротив, показали значительные примеры производительного и прибыльного труда и что, может статься, именно для нас такая форма хозяйствования наиболее подходяща и приемлема, поскольку соответствует исконным народным традициям и устремлениям. Думается дело в другом. Удивительная эффективность наших первых кооперативных и арендаторских хозяйств определяется в основном двумя факторами. Во-первых, результаты работы наших государственных и колхозно-совхозных предприятий столь удручающие, что на их фоне деятельность любого предпринимателя выглядит куда как убедительно; во-вторых, первыми в аренду были переданы наиболее убыточные и разоренные производства, на которых даже небольшое ослабление регламентации и наведение элементарного экономического порядка дало впечатляющий эффект.
Совершенно ясно, что по мере сокращения числа убыточных, производств, общего повышения эффективности хозяйствования эти видимые достоинства кооперативных и арендных предприятий потеряются исчезнут. Ведь они-не более чем иллюзия, порожденная тем тяжелым положением, в котором оказалась наша экономика.
Не придется ли нам в будущем для стимулирования накоплений в кооперативах устанавливать законом долю средств, предназначенных для инвестиционных фондов?
Уже сейчас решимся ответить: придется.
Следом возникнет нужда и в усилении системы контроля, в новых указах и подзаконных актах, которые будут призваны не допустить утечки средств из инвестиционных фондов. Кончится же все это непременно полной национализацией кооперативных предприятий. Так стоит ли при подобной перспективе огород городить? Не лучге ли тогда сразу признать, что на Руси возможна только собственность государственная, а власть административная? (В общем, "не тратьте, куме, силы, опускайтеся на дно...")
А может быть, есть смысл вспомнить, что в историческом соревновании победило свободное фермерское и предпринимательское хозяйство, а многовековой опыт человечества убедительно доказывает, что свобода личности есть не только высшая духовная ценность, но и основа самого рентабельного способа организации общественной жизни? Не учитывая этого, мы обречены заново воспроизводить ход человеческой истории.
Госплан и фондовая биржа
Существует еще одно обстоятельство, свидетельствующее о том, что кооперативной и арендной форм собственности совершенно недостаточно для полноценной работы рынка. Важнейшим элементом всякой хозяйственной системыц является механизм принятия решений о направлении инвестиционных процессов. Именно этот механизм определяет будущие общехозяйственные экономические пропорции, обуславливает расцвет упадок хозяйства. В странах с рыночной экономикой эту работу выполняют фондовые и товарные биржи, на которых устанавливаются цены на основные факторы производства: сырье, материалы, оборудование. Исторически выработанный регламент поведения участников рыночного процесса обеспечивает установление основных цен на уровне так называемых цен равновесия, что дает возможность и в частных кампаниях и в целых промышленных отраслях рационально планировать производство. Надежность цен равновесия постоянно испытывается биржевой игрой на предельно формализированных процедур, ориентированных исключительно на извлечение наибольшей прибыли, определяют перспективу развития тех или иных отраслей и кампаний. Автоматизм и своеобразная, почти математическая выверенность биржевого механизма делают его достаточно надежным инструментом выбраковки нежизнеспособных предприятий, поиска оптимальных направлений развития экономики. Но, подчверкнем еще раз, в основе механизма биржи лежит спекуляция.
Может ли рынок существовать без этого центрального механизма, определяющего направление экономического роста? Да. Но лишь как рынок второстепенный, как придаток к системе мирового хозяйства. Более того, в отсутствие фондовой биржи-механизма перераспределения ресурсов между отраслями и регионами-возникает необходимость в каком-либо плановом механизме, который возьмет на себя выполнение тех же функций. (А как работают такие административные механизмы, мы хорошо знаем на примере деятельности того же Госплана). В сущности, это тоже рынок, только плохо управляемый, практически не прогнозируемый и порязительно малоэффективный, ибо учитываются на нем не столько непосредственные экономические факторы, сколько моменты "привходящие": влияние тех или иных политических и хозяйственных деятелей и организаций на размещение капиталовложений, личные, субьективнык мнения и предрассудки высокопоставленных партийных и государственных чиновников при выборе перспективных направлений развития хозяйства и т.д. Из-за таких особенностей нашего механизма распределения инвестиционных ресурсов мы каждые пятнадцать-двадцать лет препринимаем попытки генеральной корректировки основных экономических пропорций, руководствуясь при этом не нуждами и потребностями собственного экономического и социального развития, но устаревшими на двадцать-двадцать пять лет данными об оптимальных пропорциях капталистического рынка.
С идеей отказа от частной собственности в пользу собственности государственной и общественной некогда связывалась надежда на быстрый рост народного благосостояния. Сегодня надежда эта, похоже, опрокинута. За последние семьдесят лет нам была дана возможность убедиться, что эксплуатация труда на госпредприятиях выглядит, как правило, менее привлекательно и вознаграждается много хуже, чем в частносоственнической промышленности. Пришла, кажется, пора сделать наконец-то вывод из этого несомненного факта.
Собственность и экономическая политика государства
Как известно, ни одна из социалистических стран, вставших на путь реформ и выработки экономических моделей управления хозяйством, не сумела избежать значительной инфляции, в равной степени характерной для опыта Югославии и Венгрии, Китая и Польши. Бедствий, связанных с инфляцией, ни избежала и ни одна из развитых капиталистических стран, попытавшихся в 50-60-х годах обеспечить бескризисное развитие и полную занятость населения.
Известный теоретик валютного обращения Ф.А. Хайек утверждает, что природа инфляции в нашем веке-чисто политическая. Право государственного аппарата создавать деньги из воздуха-слишком большой соблазн для политиков, которые таким образом снимают свои сиюминутные проблемы, пренебрегая длительными и трудными решениями. Советские ученые всегда полагали, что такое толкование инфляции имеет отношение исключительно к экономике госмонокапиталистического периода. Считалось, что социалистические страны (госмоносоциализм) от такого бедствия раз и навсегда застрахованы.
Н. Петраков, обсуждая проблему инфляции в категориях "план и рынок", писал: "В то время как инфляционные процессы в экономике капиталистических стран органически связаны с внутренними противоречиями протекания воспроизводственного, с обьективными условиями проявления законов капиталистического способа производства, причиной превышения количества наличных и безналичных денег над их потребностью в экономике социалистических стран выступает несовершенство форм и методов планирования, нарушения координации в работе различных звеньев плановой системы хозяйствования"3.
Отсюда следует традиционный универсальный вывод: путь к устранению инфляционных процессов-в совершенствовании форм и методов планирования, в поисках возможностей большей координации различных звеньев с помощью расчетов и математических методов.
Н. Петраков не одинок в своем легковесном оптимизме. Доктор экономических наук А. Комин на страницах журнала "Коммунист" также заявлял: "В социалистической экономике можно и нужно взять под контроль инфляционные процессы, управлять ими..."
Но как конкретно все это осуществить? Как "взять под контроль инфляционные процессы"?

Последний раз редактировалось Chugunka; 21.10.2016 в 12:38.
Ответить с цитированием