http://ttolk.ru/?p=25763
30.12.2015
Доктор исторических наук Николай Лысенко специально для Блога Толкователя описывает ход Русской-турецкой войны 1877-1878 годов. В первой части рассказывалось о начальном этапе войны – форсировании Дуная. Во второй части историк описывал битву при Плевне, которая показала слабое стратегическое видение войны и русскими, и турками. В третьей части рассказывается о том, почему Александр II испугался оккупировать Константинополь.
В середине января 1878 года (ст.ст.) военные усилия России завершились триумфом: армия Османской империи была фактически разбита, деморализована, а русские полки приближались к турецкой столице – Константинополю.
Однако 1 февраля (ст.ст.) эскадра британского флота Средиземного моря под командованием адмирала Джеффри Горнби в составе четырех броненосцев и одного парохода вошла через пролив Дарданеллы в Мраморное море и бросила якоря у Принцевых островов. До внутренней гавани турецкой столицы Константинополя оставалось не более полутора часов хода.
Британская эскадра не представляла в оперативном отношении сколько-нибудь значительной военной силы и непосредственно повлиять на процесс возможной оккупации русскими войсками турецкой столицы не могла. В то же время это был ясный сигнал правительству Российской империи – «Владычица морей» демонстрировала свою готовность к военному вмешательству в завершающийся русско-турецкий конфликт. У России были все военные и дипломатические возможности, чтобы противопоставить английскому упорству свою непреклонную волю к победе – к установлению прочного русского присутствия на Босфоре и в Дарданеллах. Правительство царя Александра II избрало другой путь – изнурительные переговоры в поисках приемлемого для Англии компромисса. Путь, ведущий к стратегическому поражению.
Пушки, которые не перебросили на Босфор
После капитуляции 8(20) января крепости Адрианополь русские войска могли в течение ближайших дней захватить столицу Османской империи – Константинополь. Сколько-нибудь значимых турецких сил перед победоносными русскими дивизиями не было: защищать столицу и прибрежную зону проливов Босфор и Дарданеллы высшее турецкое командование уже не могло. Однако, вместо решительной оккупации Константинополя – с последующим определением статуса города и проливов в процессе заключения мирного договора с Турцией, русское командование, по предложению турецких военных, согласилось на перемирие и определение демаркационной линии между войсками.
Уже один факт согласия русского командования на определение демаркационной линии по европейской суше свидетельствовал о том, что правительство России не осознавало в полной мере все стратегические выгоды обладания черноморскими проливами. Сокрушительное поражение турецкой армии в боях на Балканах стало, в известной мере, неожиданностью для высшего руководства России.
Турок собирались победить умеренно: ослабить их диктат над славянскими народами Балкан, добиться независимости какой-то части Болгарии, пересмотреть «сухопутные» статьи Парижского трактата. О получении в результате войны стратегически важных проливов и пересмотре в свою пользу международного статуса Константинополя – российский МИД, по большому счету, не задумывался. Современникам предпоследней русско-турецкой войны было ясно, пожалуй, как никому потом, что Россия не собиралась воевать с Османской империей для достижения геополитического прорыва к Босфору и Дарданеллам.
(Канцлер Горчаков)
«Эта война с турками, – писал в конце 1878 года российский франкоязычный журнал «Journal de C.-Petersbourg» – была полным ниспровержением всей политической системы князя Горчакова [канцлер, глава МИДа. – Н.Л.], казавшейся ему обязательной для России еще на многие годы. Когда война сделалась неизбежной, канцлер заявил, что он может гарантировать Россию от враждебной коалиции только при двух условиях, – а именно, если война будет непродолжительна и если цель похода будет умеренная, без перехода за Балканы. Эти взгляды были приняты императорским правительством. Таким образом, мы предпринимали полувойну, и она могла привести только к полумиру».
Когда автор «Journal de C.-Petersbourg» пишет о «полумире» – под этим следует понимать, конечно, не статус заключённого с Турцией мирного договора, а политические последствия его – мизерные в сравнении с достигнутым военным результатом.
Русская армия сделала в борьбе с османами в 1877-1878 годах всё возможное, русские солдаты стояли у ворот Константинополя, но вот воспользоваться плодами их безусловной победы оказалось некому.
(Военный министр Милютин)
В России при органичной монархической ментальности всех слоёв населения колоссальное значение для успеха крупных государственных решений приобретает личность человека, который эти решения принимает. Царь Александр II был одарённым, умным человеком, однако дара стратегического предвидения он не имел – все «достижения» его внешней политики тому свидетельство: продажа Аляски, оккупация совершенно ненужной русскому народу Средней Азии, злосчастный Берлинский конгресс. Царь был мужественен, но органично миролюбив, вплоть до нерешительности там, где было необходимо однозначное, твердое решение. Возможно, именно поэтому решение сложных вопросов Александр II всегда согласовывал с должностными лицами правительства: в сфере международной политики – с канцлером Александром Горчаковым и военным министром Дмитрием Милютиным.
В 1878 году канцлеру Горчакову исполнилось уже 80 лет, это был сверхосторожный старик с неважным здоровьем и очень больными ногами – настолько, что подчас он не мог ходить. Как политик-международник канцлер Горчаков был сформирован в период тяжкого поражения России в Крымской войне 1853-1856 годов. Всеобщее потрясение страны в эту эпоху было столь велико, что проницательный Лев Толстой, современник событий, вынужден был отметить: «Кто не жил в 1856 году, тот не знает, что такое жизнь».
Долгая эпопея по выводу России из «крымского позора» сформировала политическое сознание канцлера Горчакова. Он искренне верил в полезность межгосударственных согласительных процедур, признавал правомочность международной систем сдержек-противовесов в отношении России, был «англопоклонником» наоборот, т.е. опасался недружественной политики Великобритании настолько, что внутренне был готов признавать геополитические притязания этой страны как непреодолимые. Поэтому канцлер Горчаков, конечно же, не мог порекомендовать царю Александру II немедленно ввести войска в Константинополь и оккупировать европейские (северные) берега черноморских проливов.
После нескольких согласительных процедур 19(31) января 1878 года документ, определяющий условия для заключения мирного договора с Османской империей, был подписан представителями России. Важнейшей особенностью этого документа стало определение демаркационных линий, разграничивающих дислокацию русских и турецких войск на европейской суше. Россия собственной рукой провела перед собой черту, через которую обязалась не переводить свои войска.
Эскадра адмирала Горнби
Правительство Великобритании с большим напряжением воспринимало информацию о русско-турецком противоборстве на Балканах. Англичан лишь отчасти заботил вопрос о послевоенных территориях государств южных славян на Балканах. Значительно больше Форин-офис (британский МИД) настораживало предположение, что Россия, конечно же, не упустит уникального шанса и попытается в той или иной форме закрепиться в зоне черноморских проливов.
Британский Форин-офис предполагал, что политика российской дипломатии в отношении будущего статуса черноморских проливов будет похожа на британскую, т.е. внешнеполитическое ведомство Горчакова попытается под тем или иным предлогом создать в проливах свою военную базу. Для противодействия этому эскадра британского флота Средиземного моря под командованием адмирала Джеффри Горнби, стоявшая на якоре недалеко от входа в Дарданеллы, получила приказ войти в Мраморное море, т.е. приблизиться на самое близкое расстояние к Константинополю.
Адмирал Горнби оперативно выполнил приказ: 1 февраля (ст.ст.) четыре броненосца и один пароход, пройдя Дарданеллы, бросили якоря у Принцевых островов. Почти одновременно британский парламент утвердил предоставление чрезвычайного кредита правительству в 6 млн. фунтов стерлингов для закупки вооружений и неотложных военных мероприятий на случай вооружённого конфликта с Россией.
Эти поспешные, импульсивные мероприятия воочию демонстрировали, что Великобритания к реальной войне с Россией совершенно не готова. Деньги ещё предстояло, используя современный российский термин, – «освоить», т.е. вложить в военное производство, дождаться оружия, вооружить им пехотные формирования, которые ещё требовалось мобилизовать. Все эти мероприятия требовали времени и немалого – не менее одного года, а русские войска, распаленные победой, полностью боеготовые, – уже стояли у Босфора и Дарданелл. Что же касается боевого потенциала эскадры Горнби, то она могла иметь только демонстрационный эффект и была бы совершенно бесполезна, ввиду мизерности наличных сил и средств, в реальном конфликте с армией России у Константинополя.
Однако канцлер Горчаков, а за ним, по-видимому, и царь Александр II, не на шутку перепугались британского демарша с эскадрой Горнби: над канцлером и царём все ещё довлел призрак объединенной против русских Европы, как это было в событиях 1853-1856 годов в период Крымской войны.
Между тем, в 1878 году внешнеполитическая ситуация была принципиально иная. Франция ещё не пришла в себя после разгрома во Франко-прусской войне 1870-1871 годов и очень боялась нового сокрушительного удара немцев. Германия находилась в де-факто союзнических отношениях с Россией. Австро-Венгрия не состояла в союзе с Великобританией и не имела достаточного военного потенциала для прямого противоборства с Россией. Даже турецкий султан Абдул-Гамид, – и тот не был заинтересован в интернационализации конфликта у Константинополя и немедленно направил в Лондон свой протест по поводу прорыва британских кораблей в Мраморное море.
В этих условиях от России требовалось немного: решительно заявить о недопустимости присутствия военных судов третьих стран в зоне Черноморских проливов. Следующим логичным шагом мог стать двухсторонний русско-турецкий договор о совместном военном контроле за режимом судоходства в Босфоре и Дарданеллах. Турки могли взять на себя оборону южного (азиатского) побережья проливов, а Россия – защиту северных (европейских) берегов.
Внешнеполитический кабинет Османской империи очень сильно опасался захватнической политики «Туманного Альбиона», при этом не англичане, а именно русские уже де-факто контролировали северные берега проливов. В этих условиях разумное, сбалансированное, учитывающее основные стратегические интересы Османской империи решение – и по будущему статусу проливов, и по балканской проблематике – было вполне возможным.
Российский внешнеполитический кабинет во главе с «железным канцлером», 80-летним Горчаковым, вместо этого смог продемонстрировать только свою нервозность. 10 февраля (ст.ст.), получив известие об английской эскадре у Принцевых островов, царь Александр II запросил мнение канцлера Горчакова и военного министра Милютина о возможности оккупации Константинополя. Оба советника высказались против. Тогда царь «продавил» решение о том, что высадка английского десанта должна послужить сигналом к немедленному вводу русских войск в османскую столицу. На основе этого решения была составлена правительственная телеграмма главнокомандующему русской Действующей армией, великому князю Николаю Николаевичу.
Однако, когда Горчаков и Милютин ушли, Александра II вновь стали мучить сомнения по поводу необходимости оккупации Константинополя. В итоге, самодержец принял поистине «соломоново решение»: великому князю Николаю Николаевичу одновременно были посланы две телеграммы с взаимоисключающими директивами.
В первой предписывалось занять Константинополь немедленно. Вторая же конкретизировала, что это нужно сделать только после получения известия о высадке английского десанта. Понятно, что великий князь, ещё более нерешительный, чем сам император, с явным облегчением стал руководствоваться «миротворческой» телеграммой.
Британский Форин-офис после нескольких консультаций с российским МИДом пришел к выводу, что русская оккупация османской столицы не состоится. Адмирал Горнби получил приказ отойти на 100 миль от Принцевых островов, чтобы не раздражать попусту миролюбивого «русского медведя».
Лондон высоко оценил успешную миссию своего адмирала. В августе 1878 года сэр Джеффри Горнби получил рыцарский орден Бани (Командорский крест) за выдержку и настойчивость во время «константинопольского» кризиса. Справедливости ради точно такие же ордена можно было вручить канцлеру Горчакову и военному министру России Милютину, которые заслужили эту рыцарскую награду, пожалуй, в значительно бóльшей мере, нежели британский адмирал флота.