http://izvestia.ru/news/594009
26 октября 2015, 13:33
| Мир |
О европейской психологии и перспективах отделения Каталонии
Победа сторонников независимости на выборах в парламент Каталонии от 27 сентября осталась у нас незаметной на фоне событий в Сирии и Донбассе. И, наверное, это справедливо. Ведь побеждали там уже сторонники отделения от Испании 3 года назад, и после этого ничего не произошло.
Правда, сейчас картина в парламенте чуть другая. В преддверии выборов раскололась основная политическая сила каталонских националистов — блок «Конвергенция и союз», пребывавший нерушимым почти четыре десятилетия, с начала установления демократии в Испании. Точнее, раскололась одна из двух партий это блока — Демократический союз Каталонии. Незначительным большинством в ней возобладали выступающие за то, чтобы независимость согласовывалась с Мадридом.
В итоге, однако, эта партия, а точнее то, что от нее осталось, в парламент не прошла. Парламентское большинство стало более радикальным в вопросе отделения, хотя и чуть уменьшилось (с 74 мандатов из 135 до72).
Однако что это большинство может сделать?
Ведь последовательность возможных ходов и их результат уже известны по прошлому созыву. По числу вариантов тут не шахматы, а скорее крестики-нолики. Так, еще в начале прошлого года каталонская власть вознамерилась провести 9 ноября референдум о независимости. Однако по уставу автономии она не имеет на это права, а испанский парламент, разумеется, отверг призыв предоставить ей такую компетенцию.
Тогда в Каталонии решили назвать референдум народной консультацией, но соответствующий закон был приостановлен испанским конституционным судом, после чего было решено официально назвать событие 9 ноября «процессом гражданского участия» (в наших СМИ оно обычно именуется совещательным опросом).
И под такой вывеской голосование состоялось. Мадрид объявил его незаконным. Однако единственным реальными ограничениями была невозможность доступа к реестру избирателей и неучастие в процессе официальных избирательных комиссий. Они в Испании постоянно действующие.
Но по итогам «процесса гражданского участия» не стоит говорить, что «процесс пошел», как многозначительно заявляли у нас четверть века назад по другим поводам. Да, за независимость проголосовало около 81% участников голосования, но вот число участников было почти вдвое меньше, чем бывает в провинции на парламентских выборах, — 37% от внесенных в списки.
Таким образом, настроенная на независимость каталонская власть не может сказать главное: большинство народа за отделение.
А что реально может сделать новый парламент? Запустить новый «процесс гражданского участия»? Так результат будет таким же или еще хуже — для сторонников независимости. Ведь если раньше они могли хоть на соцопросы ссылаться, а теперь и опросы говорят, что большинство против отделения.
То есть ничего не произойдет. И это отсутствие событий на самом деле и есть самое интересное, ибо здесь ключ не только к каталонской ситуации, но и к европейской психологии вообще.
Что делал Мадрид год назад в преддверии каталонского голосования? Можно сказать, что он пальцем пригрозил Барселоне. Впрочем, если пользоваться подобной метафорой, то надо сказать, не только пригрозил, но и многозначительно засунул руку в карман брюк.
Зачем?
Возможно, просто для того чтоб ногу сквозь штанину почесать, хотя кому-то могло показаться — чтоб наваху вытащить. А объективно в действиях центральной власти не было ничего, что можно было однозначно трактовать как угрозу силой. Просто было четко дано понять, что отделению Каталонии Мадрид будет сопротивляться, а дальше — думайте сами в меру своего воображения.
И задумавшихся тут же оказалась критическая масса. Ведь уровень неучастия в опросе 2014-го — достаточный для того, чтобы считать его итог моральной победой Мадрида. Ну а что касается голосовавших за, то на что они реально способны, кроме того чтобы потратить немного времени на голосование в незаконном опросе?
Щедринский либерал не знал, чего ему на самом деле больше всего хочется: Конституции, севрюжины с хреном или кого-нибудь ободрать. А современный каталонец, предположим, никого ободрать не хочет, но на самом деле не знает, что ему больше хочется: то ли независимости, то ли вкушать игру «Барселоны» с «Реалом» в первенстве Испании. И если конституционный строй совместим с севрюжиной под любым соусом, то независимость Каталонии с общим футбольным чемпионатом Испании уже не совмещается. Правда, допускаем, что наш воображаемый каталонец вообще не болельщик — но в любом случае он, как правило, не хочет нарушать привычного ритма жизни и погружаться в рискованную неизвестность и тем более пытаться эту неизвестность создавать.
К тому же Каталония и так имеет прав побольше, нежели германская федеральная земля или американский штат. Например, все предметы в средней школе читаются на каталонском (кроме испанского языка и литературы) и местная полиция не подчинена испанскому МВД. А вот достижение независимости требует активных незаконных действий, и не только от власти, но и от общества. И общество, понимая, что на действия могут найтись противодействия, к этому не готово, несмотря на весь бунтарский каталонский бэкграунд — ведь в свое время это был единственный регион мира, где анархистские идеи едва ли не доминировали.
И разве каталонцы исключение? Ведь в сущности аналогичная мотивация была и у греков. Да отвергли они на предложенном премьером Ципрасом референдуме условия кредиторов. После чего призывавший именно так голосовать премьер принял практически те же самые условия и тут же на парламентских выборах заручился поддержкой общества. А вот экс-министр финансов Варуфакис и другие выходцы из премьерской партии, что отстаивали политику в соответствии с итогами плебисцита, вообще в парламент не прошли.
Парадокс ли это?
Нет, если считать, что главное для европейцев — даже для таких не слишком типичных, как греки, — боязнь минимизировать потрясения. А ведь в Греции, по сути, шла речь о вещах более важных, чем в Каталонии. Последовательно идя курсом референдума, легко было оказаться за пределами еврозоны, то есть в большой степени и за пределами общеевропейского квазигосударства, Евросоюза. Тогда как борьба за независимость Каталонии, не ставящая под сомнение евровалюту и прочие правила ЕС, — это лишь борьба за административный статус в составе этого квазигосударства.
Поэтому она по большому счету схожа не с борьбой за независимость от Испании Кубы или Филиппин, а с борьбой за отделение области Юра от кантона Берн в Швейцарии (которая увенчалась успехом в 1979).
И то, что основная масса европейцев в любой сложной ситуации постарается не рисковать, надо учитывать и когда речь идет о перспективах внесистемных политиков, пускай самых популярных, таких как Марин Ле Пен. Или же о перспективах реальной политической самостоятельности Европы, которая фактически является восточноатлантическими штатами США, каковые в силу географического положения обладают большей автономией, чем штаты североамериканские.