http://soveticus5.narod.ru/zhurn/zn88071.htm
ЭКОНОМИКА И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
Начну с того, что я полностью поддерживаю и анализ, и выводы статьи В. Селюнина. Он говорит не о мелочах, не о второстепенных проблемах и трудностях нашей экономической жизни - он говорит о главном. Не надо иллюзий, вопрос сегодня действительно стоит так, как пишет В. Селюнин: «...или немощное всевластие администраторов и неизбежный развал экономики - или перестройка с хорошими шансами на спасение». Нам жизненно необходимо, чтобы и руководство страны, и среднее звено, и все население в полную меру осознали критический характер нынешнего этапа нашей истории: либо мы пойдем вперед как великая, мощная и динамичная держава, либо мы в самом скором времени (думаю, не позже конца этого - начала следующего века) превратимся в отсталое, застойное государство, являющее всему миру пример того, как не надо строить экономическую жизнь.
И дело здесь - по крайней мере сегодня - отнюдь не в темпах экономического роста, не в вале, не в количестве производимой продукции. Нам пора избавиться от «религии темпов», от почти мистического ужаса перед возможным их снижением. Мы сами себя загнали в угол, в тупик: в неизбежном, неотвратимом выборе между религией и экономической рациональностью мы все еще продолжаем выбирать религию, жертвуя ради нее будущим страны.
Высокие, если хотите, «надрывные» темпы роста нам нужны сегодня лишь в суперновых отраслях - так называемых отраслях «высокой технологии». Но эти отрасли даже в США дают сейчас 8—9 процентов валового национального продукта, все остальное приходится на долю обычных, традиционных отраслей производства и сферу услуг. Нам не нужно больше металла: во всем индустриальном мире происходит сокращение производства рядового металла, и лишь одни мы, ослепленные лозунгами еще первых пятилеток и связанные по рукам и ногам затратным механизмом, продолжаем бездумно наращивать его производство, даже не спрашивая самих себя - зачем? Нам не нужно наращивать вал по станкам (в подавляющем своем большинстве давно уже устаревших по техническому уровню): большая часть наших станков либо вообще стоят, либо заняты в одну смену, либо ремонтируются, либо работают при таких допусках, что лучше бы они вообще не работали. Нам нужны станки иного качества. Мы производим около 800 миллионов пар обуви в год (и еще около 100 миллионов импортируем) - никто в мире не производит столько ни по валу, ни в расчете на душу населения. Зачем нам в этой отрасли вообще какие бы то ни было темпы роста? Не ясно ли, что надо просто производить другую обувь, а не наращивать производство нынешней - никудышной?
Даже в агропромышленном комплексе нам сегодня не нужен рост по валу: мы губим, портим, гноим, теряем не меньше 20 процентов годового производства зерновых, 60—70 процентов фруктов и овощей, 10—15 процентов мяса. Нам не нужно больше минеральных удобрений, тракторов, комбайнов: мы производим минеральных удобрений в два раза больше, чем США, тракторов - в 6—7 раз, комбайнов - в 14—16 раз, а хлеб, как известно, мы покупаем у них, а не они у нас. По тракторам, например, реальный спрос уже на 1/3 меньше производства. Согласен с В. Селюниным: откажись от насилия, «обяжи сейчас комбайностроителей самостоятельно искать потребителя, они, вероятно, не загрузили бы и половины заводских мощностей». И в этих условиях мы еще вкладываем миллиарды рублей в строительство нового тракторного завода в Елабуге! Что нам - не на что другое потратить средства? Или это просто всенародная дань упрямству и бездумным ведомственным амбициям Минсельхозмаша, на которое нигде, как видно, управы нет?
Нельзя, не нужно, неэффективно ускоряться везде и во всем. Такое ускорение действительно «иллюзорно». Не в «валовом ускорении» сегодня главные проблемы страны, не здесь лежат основные силы и основные источники нашего движения вперед. Нам нужен иной экономический механизм, иное качество роста, то есть иное качество нашей продукции, иной научно-технический уровень производства, наконец (и это, убежден, самое главное), иная социальная обстановка в стране, раскрепощающая творческие силы человека, задавленные многодесятилетним прессом чудовищно разбухшей административной пирамиды. Обстановка «всеобщего надрыва», вала любой ценой (так сказать, «из кожи вон»), заложенная в XII пятилетний план, - это не та обстановка, которая может позволить нам не на словах, а на деле добиться прогресса в экономической реформе. Это не парадокс, это реальность нашей жизни. Прав В. Селюнин: «К неисполнению наметок нынешней пятилетки надо отнестись спокойно - будем считать, что сберегли ресурсы вместо того, чтобы истратить их на выпуск ненужного».
Более того: именно обстановка «всеобщего надрыва», ориентация на вал объясняют тот печальный и в высшей степени тревожный факт, что новый Закон о предприятии, на который мы все возлагаем такие надежды, фактически парализован. Почему? Потому что министерства тихо, без шума, не обращая внимания на стенания и вопли печати, фактически душат его еще в колыбели. Госзаказ на 100 и более процентов продукции, отчисления от прибылей предприятий в пользу бюджета и министерств на уровне 85—95 процентов, невозможность распоряжаться фондами без визы сверху, невозможность ни продать свою продукцию, ни потратить свои рубли вне системы «карточного снабжения», рост обязательных к исполнению директивных показателей, спущенных сверху под лицемерным названием «контрольных», - много ли надо, чтобы Закон превратить на деле в пустой звук? Благо техника дела давно известна и давно отработана - именно так хозрасчет (то есть самостоятельность, самоокупаемость, самофинансирование) уже был задушен однажды в 1965 году. Опять согласен с В. Селюниным и тоже готов заключить пари: если все будет так, как оно есть сегодня, «через год-два ни одного квадратного метра заводских площадей не останется для исполнения договорных заказов». И о каком хозрасчете, рынке, свободе предприятий, раскрепощении творческих сил производственных коллективов можно будет тогда говорить?
Я далек, конечно, от мысли, что в министерствах сегодня сидят одни злодеи, неисправимые бюрократы, готовые на все, лишь бы не потерять власть, люди, полностью безразличные к судьбе страны, к судьбе нации. Нет, уверен, что в большинстве своем наши бюрократы - неглупые, порядочные люди. Но пока министерства отвечают за производство, за выполнение заданий XII пятилетнего плана, пока еще ни одна из их функций в реальности не передана вниз, самим предприятиям и объединениям, - рынок, самонастройка, договорные отношения, деньги, полновесный рубль - это все теория, дискуссия, мечтания людей, получивших наконец право говорить, но по положению своему лишенных возможности влиять на события.
Уберите давящую, нерассуждающую силу произвольных, взятых с потолка плановых заданий, уберите строжайшую ответственность министерств за выполнение этих заданий, лишите ведомства и местные партийные, советские и хозяйственные власти их нынешней главной функции - во что бы то ни стало «выколотить» план. Тогда и можно будет сказать, кто же он в действительности такой - наш бюрократ. Согласен: устранение функций - это задача намного более трудная, чем механическое сокращение аппарата на треть или даже наполовину. Но не устранив функции, нам никогда не сломать (особенно в деревне) сопротивление ведомств и местных властей экономической реформе: у них в реальности не будет никакого другого выбора, кроме именно сопротивления ей.
Здесь же, думаю, лежит выход и из другого тупика, из другой огромной проблемы, поднятой В. Селюниным: как добиться заметного улучшения жизненного уровня населения, как изменить нынешнюю социальную обстановку, чтобы люди поверили в перестройку, в экономическую реформу, чтобы они преодолели свою пассивность, к которой их приучали десятилетиями. Здесь существуют огромные возможности.
В. Селюнин, например, совершенно справедливо указывает на неоправданно высокую норму накопления в нашем народном хозяйстве (порядка 40 процентов, если устранить искажения нашей статистики), которая, по существу, все более и более обслуживает своего рода «вечный двигатель», «дурную бесконечность» - производство ради производства, без малейшего конечного эффекта ни для массового потребителя, ни для решения общих социальных проблем страны и расширения ее социальной инфраструктуры. Добро бы хоть для производства средств производства эта, вероятно, самая высокая в мире норма накопления давала бесспорный эффект: если не сейчас, тогда, может быть, лет через 20 или 50 она сказалась бы и на уровне жизни простого человека. Но в действительности огромная часть этого накопления тратится впустую, идет лишь на поддержание «холостого хода» нашей хозяйственной машины. Товарные запасы у нас сейчас, например, растут в 5 раз быстрее, чем в США, а общая их величина по отношению к национальному доходу более чем в 3 раза выше, чем у них. Фондоотдача у нас в последние 25 лет снизилась в 2 раза, в том числе в строительстве - в 3 раза. В мире завод любого профиля и любой мощности строят обычно за 1,5—2 года, у нас - за 11 —12 и более лет. Мы до сих пор позволяем себе, например, такую роскошь, как держать целое министерство - Минводхоз - с годовым бюджетом около 11 млрд. рублей и 2 млн. работников, которые делают только вредную (уже всем, кажется, доказавшую свою неэффективность) работу. А если бы оно строило дороги, элеваторы, мосты, жилье?
Причина всех этих явлений - в порочности самой системы всеохватывающего директивного планирования, тормозящего «прокручивание колес» в нашем экономическом механизме. И выход здесь лишь один - самонастройка, хозрасчет, рынок. Тогда и на накопление мы сможем пустить много меньшую долю национального дохода, чем сейчас. Полностью хозрасчетное предприятие не сможет и не будет (чтобы не разориться) держать у себя чудовищные запасы материальных ценностей, иметь такие незагруженные производственные мощности, строить «египетские пирамиды», которые никому в стране не нужны.
А это лишь один из источников повышения жизненного уровня и развития отраслей экономики, работающих на конечного потребителя. Существуют и многие другие. Пора, например, по-деловому обсудить реальные наши возможности улучшения жизни населения за счет сокращения армии и оборонных расходов, системы государственной безопасности, разнообразных правоохранительных органов. Всем также ясно, что управленческий аппарат во всех звеньях и на всех этажах нашей экономики неимоверно раздут и во многом приобрел уже чисто паразитический характер. Мы рекордсмены мира по доле управленцев во всем населении. Даже следующий за нами Китай по нашим «нормам» должен был бы иметь сегодня не 27 млн. «ганьбу» (и это считается у них слишком много), а 70—75 млн. Возможности здесь видны, что называется, невооруженным глазом. Например, если считать одних только водителей персональных автомашин, то мы, социалистическое государство, занимаем сегодня, наверное, первое место в мире по численности профессиональной прислуги. И опять выход один - устранение функций ненужной административной надстройки, хозрасчет, самоокупаемость и самофинансирование производственных коллективов.
А такой фундаментальный факт: не менее 20—25 процентов занятой сегодня в промышленности рабочей силы является излишней для процесса производства даже по нашим техническим нормам. Они либо излишни абсолютно, либо содержатся лишь затем, чтобы было кого посылать на сенокос, на уборку урожая, на овощные базы и пр., т. е. для нужд, которые в условиях разумного хозрасчета могли бы удовлетворяться на порядок меньшим числом рабочей силы. Разве это не резерв загрузки простаивающих производственных мощностей (В. Селюнин говорит, что в промышленности их более четверти), расширения производства и соответственно роста жизненного уровня населения?
Однако на данном этапе решающее значение имеет, мне кажется, иное. Рубль не работает - в этом главное. Экономические стимулы не действуют или действуют из рук вон плохо потому, что ни основную зарплату, ни различные дополнительные доходы не на что реализовать. Даже существующий жизненный уровень, существующая средняя зарплата - это во многом фикция, и она останется таковой, пока нам не удастся насытить рынок продовольственными и промышленными товарами, и не вообще товарами, а именно теми, которые пользуются спросом у населения. Убежден: сегодня это главная задача перестройки, имея в виду настроение, жизненный тонус населения и его заинтересованность в успехе начатой экономической реформы.
Боюсь, что под этим углом зрения сегодня выбрана не самая лучшая последовательность мер по проведению реформы, не самый лучший ее «алгоритм». Наиболее быстрой отдачи в деле насыщения рынка (думаю, в течение 2—3 лет) можно было бы ожидать от подъема нашего сельского хозяйства и повсеместного развития индивидуально-кооперативной деятельности.
Никаких сложных построений ч перестроений здесь не надо: надо только убрать, разорвать все искусственные административные путы, которые продолжают связывать наше сельское хозяйство и индивидуально-кооперативный сектор. На селе не нужны никакое (именно никакое!) администрирование и соответственно никакие административные органы с хозяйственными функциями. Не нужно никаких - ни прямых, ни скрытых - форм продразверстки, то есть обязательных плановых поставок, ибо вся продукция села никуда из нашей страны не денется и даже в порядке чисто коммерческих отношений никуда в массе своей мимо государственных элеваторов и мясокомбинатов не пойдет.
В индивидуально-кооперативном же секторе следует, убежден, отказаться от присущей сегодня всей нашей административно-финансовой системе привычки считать прежде всего деньги в кармане мелких производителей и кооператоров, а уж потом считать (если вообще считать) то, что они дают государству, рынку, всем нам. Дайте сначала развернуться, проявить себя этому сектору - шесть десятилетий его душили всяческими способами. И он нуждается сегодня в льготах, в стимулах к решению производства, а не в запретительных мерах, которые в зародыше давят любую инициативу, если она чуть выбьется за пределы, произвольно установленные в каком-то кабинете, где уже давно потеряли всякое представление о том, что такое есть реальная жизнь.
Но все же в одном вопросе я с В. Селюниным не во всем согласен. Это вопрос о реформе цен.
В реформе цен должны быть, как известно, решены две главные задачи: во-первых, полностью устранены накопившиеся с конца 20-х годов деформации в ценовых пропорциях, прежде всего искусственная заниженность цен на топливо, сырье, продовольствие, услуги и столь же искусственная завышенность их на машины, оборудование и все промышленные товары народного потребления; во-вторых, определен новый порядок, кто же в действительности будет устанавливать цены в стране - Госкомцен, или министерство, или сам рынок в порядке договорных отношений между покупателем и продавцом. В. Селюнин (говоря, что эффект от первой меры будет кратковременным и потому незначительным), мне кажется, недооценивает абсурдность того искаженного мира, тех ценовых условий, в которых пока живет наша экономика: упрощая, мы сегодня действительно не знаем, что у нас в реальности дороже - золото или кирпич. Прежде всего нам надо установить реальные ценовые пропорции, приближенные к тем, по которым сегодня живет весь мир. Сделать это можно и административным порядком, прямым указом сверху, разумеется, обеспечив соответствующую денежную и иную компенсацию населению, для которого отмена государственных ценовых дотаций будет означать прямой ущерб. А сделав этот административный шаг, установив объективные, реалистические ценовые пропорции, можно и двигаться дальше.
Куда? Это непростой вопрос, и, судя по просочившимся на страницы печати намерениям Госкомцен, вполне возможно, что мы опять пойдем не туда, куда нужно.
Пока, по-видимому, Госкомцен придерживается традиционных, кабинетных позиций: дескать, придумаем «умную», «хорошую» цену, тщательно обсчитанную комитетскими девочками на ЭВМ, а потом навяжем, спустим ее как директиву в реальную жизнь, т. е. в промышленность. Эта «нормативная цена» будет учитывать средние издержки, средние условия производства того или иного товара (с некоторым тяготением к лучшим условиям), а промышленность вся безоговорочно должна принять ее и действовать по ней. На мой взгляд - опаснейшая иллюзия! Опять не реальная жизнь, а религиозная вера в организацию, в то, что сверху виднее, что не «умные головы» должны подчиняться реальной экономической действительности, а реальная экономика им.
Сколько цен председатель Госкомцен и его сотрудники могут «обсчитать» более или менее тщательно, более или менее объективно? При любой ЭВМ? Десятки цен, сотни цен? Вряд ли больше, потому что тысячи и десятки тысяч цен (при связи фактически каждой цены со всеми пропорциями и отношениями в народном хозяйстве) физически не могут быть объективно «обсчитаны» на любой мыслимой ЭВМ. А сколько в действительности нам нужно цен? Мы производим в стране 25 миллионов видов изделий, и, следовательно, нам нужно столько же цен. Никакая организация, никакие ЭВМ исчислить их не могут. Я не говорю уже об обязательной в предусматриваемых реформой условиях (состязательность, инициатива предприятий, борьба за научно-технический прогресс) гибкости, подвижности цен, их тяготении к состоянию равновесия между спросом и предложением.
Нет, не надо иллюзий, не надо обманывать самих себя - эта задача не по силам никакому Госкомцен, даже если мы увеличим штат его в десятки и сотни раз. Это может сделать только рынок, только свободное движение спроса и предложения, только прямые договорные отношения между поставщиком и потребителем. Тем более что мы поставили перед собой задачу избавиться от монополии производителя в нашем народном хозяйстве, а отсутствие монополии - это и есть подлинный, ничем не стесняемый рынок. Не барахолка где-нибудь в Малаховке, как у нас еще по безграмотности своей понимают это слово многие, а именно рынок, т. е. нормальное состояние всякого процесса воспроизводства, основанного на глубоком общественном разделении труда и специализации производства.
Грустно, дорогие товарищи! Когда же наконец мы вернемся к простому здравому смыслу, к тому, на чем веками строилась экономическая жизнь, и перестанем в кабинетах придумывать всякие «умственные» конструкции, одна другой сложнее и одна другой нежизненнее? Справедливо спрашивает В. Селюнин: «В конце концов неудачи нас учат чему-то или не учат? Верим мы в экономические приемы управления или нет?»
Иногда мне кажется, что именно в этом и есть главный философский вопрос всей перестройки. Продолжать насиловать жизнь или помогать жизни, помогать тем здоровым, естественным силам, которые заключены в ней? Мы еще в полный голос не ответили на этот вопрос. А отвечать надо, ибо на карту поставлена судьба страны, судьба народа. А значит, и судьба каждого из нас.