Разные могут быть варианты, но трансформация от авторитарного режима к демократическому в идеале, в моем понимании, должна проходить условно по польскому сценарию, когда под давлением снизу власть вынуждена идти на определенные уступки и начинает диалог о трансформации с представителями оппозиции и гражданского общества. То есть представители гражданского общества, оппозиции и действующей власти садятся за стол и обсуждают то, как это должно происходить. Почему мне этот вариант кажется оптимальным? Потому что это дает определенные гарантии, что не будет крови. Когда люди разговаривают, это, конечно, не гарантирует от эскалации, но по крайней мере дает какой-то шанс попробовать избежать прямых столкновений. Поэтому такой вариант — условно польский — самый оптимальный.
А подвигнуть власть на диалог с оппозицией может только обострение ситуации в стране. И тут в политический фактор я верю гораздо больше, чем в экономический. Когда рост политического недовольства и нарастание критической массы этого самого недовольства вынудят идти на уступки, переговоры, в конце концов, подвигнут их обсуждать варианты ухода. Неожиданно может выясниться, что альтернативой такому сценарию остается превращение страны в Северную Корею. Но мне кажется, сегодня в России у власти люди не того склада, которые способны превратить страну в Северную Корею. Не по моральным соображениям — чисто технически.
Цитата:
|
Единственное, на что Путин постоянно опирается, что для него действительно кажется важным — его собственная легитимность
|
Но, повторю, любой сценарий перемен возможен только при постоянном росте давления гражданского общества. Путин в этом смысле довольно точно понимает и чувствует настроение людей, и каждый раз, когда он видит, что теряет популярность, он всегда старается найти какие-то такие варианты — иногда рискованные, иногда авантюрные, иногда популистские — для того чтобы вернуть доверие. Единственное, на что Путин постоянно опирается, что для него действительно кажется важным — его собственная легитимность. Но легитимность — это же не юридическое понятие, а в некотором смысле — умозрительное. Главное — ощущение того, признают тебя люди главой государства или не признают. А был ли ты избран или назначен, или назвал себя помазанником божьим — вопрос второстепенный. Мне кажется, у Путина примерно такая психология. До тех пор, пока люди воспринимают его в качестве легитимного главы государства, он чувствует себя относительно спокойно. Как только он понимает, что легитимность снижается, тогда он начинает предпринимать какие-то экстренные шаги для того, чтобы восстановить свои позиции — майские указы 2012 года, крымская авантюра, да все что угодно. И в этом смысле, если он будет понимать, что уровень легитимности снизился до критичной отметки и восстановить его уже невозможно, мне кажется, это должно стать отправной точкой для того, чтобы начались переговоры. Я, кстати, не уверен, что сам Путин может быть субъектом таких переговоров. Назначит, скорее всего, каких-нибудь представителей. С Путиным не очень понятно, как вести переговоры. С человеком, который несет ответственность за все то, что происходило, мне кажется, любые переговоры превратятся в политические дебаты и приобретут какое-то эмоциональное содержание. А вот судьба самого Владимира Путина и его окружения ближайшего, несомненно, станет предметом такого обсуждения. Вообще, при смене власти или даже частичной трансформации каких-то режимов судьба руководителей всегда является важным предметом переговоров. Как это было, например, при переходе от ельцинского режима к путинскому. Это же был ключевой вопрос — судьба самого Ельцина и его «семьи» в широком понимании этого термина.