[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/greece-...32-demosthenes

Демосфен (384–322 до P. X.)
Автор изображения - Sting

Ораторское искусство в Афинах

Почва для появления в Афинах великого оратора Демосфена была подготовлена многими предшественниками. Демократическая афинская республика, со своими многочисленными народными собраниями, в которых государственные люди своими речами направляли лишенную самостоятельности толпу, представляла чрезвычайно удобную почву для развития красноречия. Древнейшие государственные деятели, как, например, Фемистокл, Кимон, а также и Перикл, говорили еще без риторических украшений; в каждом отдельном случае они не имели иной цели, кроме желания верно и естественно выразить свою мысль, убедительно изложить народу свои воззрения и планы; поэтому их речи и не распространялись в списках. Напротив, развитие в Афинах красноречия судебного (наряду с политическим) повело к записыванию речей, так как тяжущиеся стороны, при составлении речей для произнесения перед судом, часто прибегали к помощи людей юридически образованных и красноречивых. Вследствие этого ораторское искусство сделалось предметом преподавания и получило дальнейшее развитие у софистов, которые умели рассматривать и представлять всякий вопрос с различных сторон, и весьма много сделали для развития фразеологии.

Антифонт

Антифонт, родом из аттического дема Рамнунта, игравший в политической жизни Афин довольно значительную роль и наконец, после низвержения «правительства четырехсот», во главе которого он стоял, казненный 69-ти лет отроду (в 411 г. до Р. X.), был первый оратор, весьма успешно применивший риторические наставления софистов к политическому и судебному красноречию. Он открыл риторическую школу с упражнениями в искусственном политическом красноречии, писал для других судебные речи и был первым достойным упоминания логографом (сочинителем речей), в аттическом смысле этого слова. Антифонт был представителем старинного, строгого ораторского искусства, которое, не заботясь еще о гладкости и приятности слога, обращало главное внимание на ясное, спокойное и бесстрастное развитие идей, но в своем стремлении к резкому выражению мыслей часто впадало в преувеличения и аффектацию. Вместо гладкой, текучей речи и периодической закругленности позднейших ораторов, в этом разряде прозы мы находим строгую симметричность и изысканную правильность, параллелизмы и антитезы и тому подобные искусственные украшения речи. Слог Фукидида носит на себе влияние школы Антифонта.

Лисий

Совершенно новый вид, ведущий к прекрасному дальнейшему развитию, получило ораторское искусство у Лисия (459–378). Этот оратор, родом из Сиракуз, большую часть своей молодости провел в Фурии и здесь, под руководством Тисия сиракузского, бывшего учителем известного софиста Горгия Леонтинского, усвоил себе развившееся на софистической основе ораторское искусство сицилийской школы. Эта школа меньше заботилась о мыслях, чем о внешней форме речи и старалась действовать на слушателей блеском и звучностью слов и искусственным соединением предложений. В 412 г. Лисий возвратился в Афины, где много лет жил отец его, друг Перикла, и, при более развитом вкусе, отбросил в сторону все блестки; в своих судебных речах, которые он писал для других, он сделался первым образцовым писателем в так называемом «тонком» стиле (ίσχνός χαρακτήρ, tenue dicendi genus). Речи Лисия отличаются простотою и безыскусственностью, ясностью и приятностью, без обширных периодов, которые тогда стали входить в употребление, и считаются образцом чисто аттического способа выражения. Почти всякая речь представляет художественное изображение самого говорящего, личность которого верно и ясно отражается в тоне и характере речи.

Исократ

Исократ афинский (436–338), младший современник Лисия, не писал судебных речей, а оказывал решительное предпочтение деятельности государственной и всецело посвятил себя красноречию политическому. Но так как природная застенчивость и физическая слабость не позволяли ему являться на ораторской трибуне, то он ограничивался преподаванием политического красноречия и писал политические речи, которые, однако, назначались не для произнесения в народном собрании, а для чтения. Эти речи, в которых Исократ обращается то к афинянам, то ко всем эллинам, то к царю Филиппу и т. п., имеют предметом общее положение его отечества; он преимущественно взывает к общему миру и согласию и к общей войне против общего врага – персов. Его школа красноречия пользовалась в Греции большою славою и, несмотря на высокую плату, привлекала много учеников из близких и далеких мест; из этой школы вышло множество политических ораторов и историков. Но политические речи Исократа имели мало влияния, так как ему недоставало глубокого понимания своего времени; он понимал события и относился к ним слишком поверхностно. Главное дело для него была форма; он имел в виду только сочинять красивые речи и употреблял на это много труда и страдания. Как и Лисий, Исократ выражается ясно и просто, спокойно и привлекательно там, где желает поучать и убеждать; если же он хочет говорить сильно, то речь его, как речь Фукидида, полна блеска, торжественности и прекрасных фигур. Собственно ему принадлежит изобретение периода; он впервые заключил массу мыслей в обширное, гармонически расчлененное, звучное и закругленное целое. В своих политических желаниях и стремлениях Исократ был несчастлив; при известии о несчастной битве при Херонее он – почти столетний старец – с отчаяния уморил себя голодом; но как ритор, он имел влияние на Демосфена и Цицерона, которое отразилось и на нашем времени.

Биография Демосфена

Величайшим оратором Греции и всего древнего мира вообще был Демосфен, который, в противоположность своим старшим современникам, всецело посвятил свои силы общественной и политической деятельности, так что его жизнь была тесно связана с политической историей его отечества. Старательными и продолжительными занятиями Демосфен, по словам Дионисия Галикарнасского, усвоил себе все, что мог заимствовать лучшего и наиболее целесообразного у своих предшественников, и выработал такой способ выражения, «который и блестящ, и прост, отличается и напыщенностью, и умеренностью, и странностью, и обыденностью, и хвалебностью, и правдивостью, и серьезностью, и прихотливостью, и строгостью, и свободою, и приятностью, и горечью, и спокойствием, и страстностью; он соединил в себе преимущества всех и сумел избежать их недостатков; сжатость и сила Фукидида, легкость и приятность Лисия, то, что изобретено Исократом для школы изящного красноречия и Платоном для восторженной проповеди мудрого учения – все это послужило Демосфену острым оружием для серьезной борьбы и для отражения неприятеля». К этому нужно еще прибавить ораторский талант, развитый при помощи удивительного терпения.

Демосфен родился в аттическом демосе Пеании, по наиболее вероятным известиям – в 384 г. до Р. X. Он происходил из довольно знатного семейства. Его отец, которого также звали Демосфеном, был человек богатый и почтенный; его прозвали «кователем мечей», потому что у него была фабрика оружия, где работали хорошо знавшие свое дело рабы. Жена его, мать оратора, была Клеовула, дочь Гилона; потому-то оратор Эсхин, всегдашний противник Демосфена, старается набросить пятно на его происхождение со стороны матери, ибо об отце его он не может сообщить ничего предосудительного. В речи своей против Ктесифона он говорит, что Гилон предал неприятелям город Нимфей на Киммерийском Боспоре, принадлежавший в то время афинянам; за это афиняне отдали его под суд и приговорили бы к смерти, но он бежал к Босфору. «От владельцев Боспорского берега он получил город Кепи и женился на женщине, которая хотя и была богата, и принесла ему в приданое много золота, но была скифского происхождения. От неё он имел двух дочерей, которым дал богатое приданое и послал их в Афины. Одна из них, не принимая афинского гражданства, вышла за Демосфена, и от этого брака родился оратор Демосфен». Плутарх, в своей биографии Демосфена[1], говорит, что он не в состоянии решить, согласен ли этот рассказ Эсхина с истиной или это просто выдумка и клевета. По-видимому, Эсхин смешал истину с ложью. Вероятно, в конце Пелопоннесской войны, когда Афины уже не могли удержать в своей власти своих отдаленных владений, Гилон передал Нимфей союзному с афинянами боспорскому царю; но, по словам самого Демосфена в речи против Афоба, за такое действие он был присужден афинянами к денежному штрафу, который он и заплатил еще при жизни, а последние годы своей жизни он, по-видимому, провел в Афинах. Женщина, на которой он женился в боспорских странах, конечно, была гречанка, а не скифянка, как уверял клеветник Эсхин, называвший Демосфена неполноправным сыном «кователя мечей» Демосфена, скифом и варваром. Однако, если бабка оратора и была скифянка, то сам он был полноправным афинским гражданином.

Наш Демосфен рано лишился отца: ему было семь лет, его сестре – пять. Когда отец его почувствовал приближение смерти, он пригласил к себе Афоба, сына своей сестры, Демофонта, сына своего брата, и старого друга своей молодости, Фериппида, и поручил своих несовершеннолетних детей и свою жену их попечительству и заботам. Хотя эти три опекуна и были богаты, однако о каждом из них старик Демосфен позаботился особенно. Фериппиду он отказал 70 мин в пользование до совершеннолетия мальчика; Демофонта обручил с своей дочерью и тотчас же выдал ему два таланта ей на приданое; наконец, Афоб должен был жениться на его вдове с приданым в 80 мин, между тем как первому своему мужу она принесла только 50 мин. При этом он мог пользоваться жилищем и утварью молодого Демосфена до его совершеннолетия. Но по смерти отца, эти люди поступили с его семейством чрезвычайно бессовестно. Афоб не женился на вдове, Демофонт и не думал жениться на его дочери, хотя оба присвоили себе деньги, назначенные в приданое; имущество же молодого Демосфена, которое состояло из 14 талантов и в продолжение 10-летней опеки, при честном образе действий со стороны опекунов, легко могло быть удвоено, они почти все скрыли, не обращая внимания на вмешательство дяди Демосфена по матери, Демохара, и на городскую молву, дошедшую и до архонтов. По истечении срока опеки Демосфен получил от своих попечителей имущества только на 70 мин.

Если опекуны так бессовестно распоряжались имуществом своего воспитанника, то можно предполагать, что они не особенно заботились и о его воспитании, Риторике они его, конечно, не обучали, так как опасались, что он может впоследствии возбудить против них процесс. Плутарх рассказывает, что они даже не заплатили учителям Демосфена, и из этого заключает, что он рос дикарем и без воспитания, и не пользовался обучением в гимназии, как приличествует свободному гражданину; но в этом он уже преувеличивает. У Демосфена все-таки не было недостатка в средствах для образования и обучения; он сам говорит, что он посещал школу; но заботливая мать удерживала слабосильного мальчика от чрезмерных учебных занятий, так что в его манерах осталась некоторая неловкость и мешкотность, избавиться от которых ему стоило впоследствии большого труда.

Тяга к ораторству у Демосфена

Горький опыт, с которым Демосфен, благодаря своим попечителям, познакомился уже в ранней юности, не остался без влияния на его характер и на его дальнейшую деятельность. Не ожесточив его, этот опыт внушил ему строгое чувство законности, которое впоследствии выражалось во всех его стремлениях, и рано познакомил его с его собственными силами. Одинокий, покинутый, обманутый своими естественными защитниками, он мог ждать помощи только от себя самого; таким образом, у него, вероятно, рано явилась мысль, по достижении совершеннолетия заставить своих опекунов дать ему отчет; с этою целью он и начал в тиши готовиться к ораторской деятельности. Первым поводом к решению сделаться оратором послужила для него, как говорят, блестящая речь талантливого государственного деятеля Каллистрата. Когда Ороп был передан афинскими изгнанниками фиванцам, Каллистрат вместе с Хабрием был обвинен своими противниками в том, что он знал о замысле изгнанников. «Все многого ожидали от суда, говорит Плутарх, как в виду личности оратора, который в то время пользовался высоким уважением, так и в виду самого дела возбуждавшего общий интерес. Демосфен услыхал, как учителя и педагоги сговаривались идти в суд, и упросил своего педагога взять его с собою. Так как этот педагог был знаком с привратниками суда, то ему и удалось достать для мальчика такое место, откуда он, никем незамеченный, мог слышать оратора. Каллистрат одержал победу и возбудил чрезмерный восторг. Если Демосфена увлекла слава победителя, которого толпа с громкими приветствиями провожала до дома, то еще более увлекла его сила ораторского красноречия, которое может преодолевать и покорять все; он был поражен и стал размышлять об этом предмете. Вследствие этого он оставил все другие науки и занятия, и постоянными усиленными упражнениями стал готовить себя к тому, чтобы занять место в числе ораторов».

По словам Плутарха и других, рассказывающих эту историю, Демосфен впервые услышал оратора Каллистрата, бывши еще мальчиком; но упомянутый процесс происходил в 366 или 365 г. до Р. X., так что Демосфену в то время было уже 19 лет, и незадолго до того он был объявлен совершеннолетним. Следовательно, если он слышал этого оратора, еще бывши мальчиком, то вместо оропского дела нужно предположить какое-либо другое бывшее раньше; может быть, это была знаменитая речь Каллистрата, которою он, в 369 г. до Р. X., побудил афинян оказать помощь спартанцам против Фив. Тогда Демосфену было 15 лет. Если этого и нельзя утверждать наверное, то, по-видимому, различные рассказы биографов все-таки имеют в своем основании тот факт, что молодой Демосфен, услышав Каллистрата, сознал свое призвание. Во всяком случае, Каллистрат, которого Демосфен ставит выше всех ораторов, процветавших во времена его молодости, имел на него большое влияние, но скорее уже в годы его совершеннолетия, когда он, готовясь к процессу с своими опекунами, особенно ревностно начал изучать красноречие, чем в то время, когда он был мальчиком.

Процесс против опекунов

После того как Демосфен, в 366 г. до Р. X., 18-ти лет отроду, был объявлен совершеннолетним и вступил во владение своим разграбленным имуществом, он пригласил к себе в дом оратора Исея, отличнейшего знатока аттического права и способнейшего из адвокатов того времени, за 10,000 драхм, чтобы научиться от него судебному красноречию и законоведению и воспользоваться его помощью в процессе, который он задумывал начать против своих опекунов. Но переговоры об этом деле, благодаря уловкам противников, затянулись года на два, пока наконец Демосфен, отчаявшись в добровольном соглашении с ними, не подал архонту жалобы против каждого из опекунов в отдельности, требуя наложить на них по 10 талантов штрафу. Замедление в ходе переговоров было, пожалуй, даже желательно для Демосфена, так как за это время он успел настолько освоиться с законами и ораторским искусством, что мог надеяться на выигрыш своего дела в суде. Дело по жалобе на Афоба рассматривалось прежде. Несмотря на все увертки и ухищрения, Афоб был признан виновным и приговорен к штрафу в 10 талантов, которого требовал Демосфен, хотя зять его Онетор усиленно и слезно умолял о пощаде и о назначении штрафа в один талант. Но при помощи новых уловок и ябеды он и его сообщники сумели повернуть дело так, что Демосфен все-таки не получил своего имущества и в конце концов должен был удовлетвориться скудным вознаграждением. Какой исход имела жалоба на других опекунов, мы не знаем; дело по этой жалобе публично не рассматривалось. По всей вероятности, осуждение Афоба побудило других опекунов войти с Демосфеном в соглашение. Этот спор продолжался шесть лет и доставил Демосфену со стороны его врагов прозвание Аргаса (Άργάς), долженствующее обозначать злую и ядовитую ехидну, так как слово Άργάς, первоначально «блестящий, сверкающий», эпитет дракона, служило для обозначения ядовитой породы змей.

Этот процесс с опекунами, стоивший молодому Демосфену много трудов и опасностей, был для него отличной школой.

Ораторский талант Демосфена

В таком возрасте, когда аттическая молодежь того времени думала обыкновенно только об одних наслаждениях, он знал только нужду и борьбу, серьезный и упорный труд. Он развил свои силы и укрепил характер и ораторский талант, приобрел самоуверенность и дар слова, что и привело его к карьере политического деятеля и общественного оратора. Под руководством Исея он сделался красноречивым и знающим дельцом, так что не только удачно вел свое собственное дело, но стал уже получать приглашения и от других, как адвокат. Но кроме уроков Исея, на развитие даровитого юноши, без сомнения, имели влияние и другие лица, стоявшие тогда во главе умственной жизни в Афинах, хотя их и нельзя назвать прямо учителями Демосфена, какими считают их позднейшие писатели. В числе этих лиц были, например, знаменитый учитель красноречия Исократ и философ Платон. Исократ и Исей только писали речи, по сами не выступали публично в качестве ораторов; упомянутый выше Каллистрат был для Демосфена прекрасным образцом публичного красноречия. Демосфен также ревностно изучал и великие произведения прежнего времени; говорят, что он особенно увлекся слогом Фукидида и переписал его сочинение не менее восьми раз, и высоко ценил Перикла, каким он является у Фукидида, считая его образцовым оратором и государственным деятелем.

Обладая сильным характером, Демосфен неутомимым, усиленным трудом усовершенствовал свой природный ораторский талант и выработал свой ораторский стиль по лучшим образцам, но для того, чтобы сделаться совершенным оратором, чтобы увлекать своих слушателей и овладевать их вниманием, одного художественно выработанного слога было недостаточно. Говорят, что он сам, на вопрос, что всего важнее для оратора, отвечал: «Прежде всего – произношение, затем – опять произношение и наконец снова произношение». Избалованные афиняне того времени предъявляли относительно произношения самые строгие требования. Перикл и другие древнейшие ораторы говорили спокойно, стоя на трибуне и сложив руки под плащом; теперь стали требовать тонко выработанной жестикуляции; манеры, движения оратора, выражение его лица должны были точно согласоваться с его мыслями и словами. Требовалось правильное и приятное произношение, громкий голос, звучность и мерность речи. Но Демосфен в этом отношении сначала имел много недостатков, частью от природы, частью вследствие упущений в воспитании. Он имел слабый голос и слабое дыхание, так что часто должен был останавливаться на половине предложения, чтобы перевести дух; в речи Демосфена с юности была какая-то неясность, дефект вроде заикания, вследствие чего его в насмешку прозвали βατταλός (картавый); он не мог правильно выговорить букву P – начальную букву своего искусства (риторики). В ударениях слов он делал ошибки, манеры его были неловки, он подергивал одним плечом. Все эти недостатки были такого рода, что могли бы устрашить молодого человека с менее сильной волей; но Демосфен стал неутомимо трудиться, чтобы преодолеть свою природу. Чтобы придать своему языку подвижность и беглость, он брал в рот камешки и пытался говорить ясно и громко; чтобы укрепить свое дыхание и усилить голос, он быстро всходил на крутые горы, при чем громко и не переводя духу декламировал отрывки из поэтических произведений, ходил на берег моря и старался своим голосом заглушить шум морского прибоя. В своем доме он устроил себе подземную комнату, где ему никто не мешал продолжать свои ораторские упражнения. Здесь он оставался по целым дням, даже по месяцу, никуда не выходя; чтобы избежать искушения выходить на улицу или принимать кого-нибудь, он выбривал себе половину головы. Он устроил зеркало вышиною в человеческий рост и, стоя перед ним, учился манерам; с потолка спускался острый меч, который ранил бы его, если бы он вздумал подергивать плечом.

В этих рассказах многое, вероятно, вымышлено и преувеличено; но верно то, что сделаться великим оратором Демосфену стоило невероятных усилий. Говорят, что к этим отчаянным усилиям побудили его неудачи при первом появлении в народных собраниях. Когда он в первый раз решился выступить публично и говорить перед народом, он должен был сойти с трибуны среди шума и шиканья. Он уже решился оставить свое намерение; но однажды, когда он в унынии и отчаянии бродил по Пирею, встретился с ним старец Эвном из Фрии и стал упрекать его за то, что он так легко отказывается от своей цели и предается отчаянию; Эвном сказал ему, что в нем есть нечто перикловское, что он должен постараться усвоить внешние приемы оратора и мужественно выступить перед народом. Ободрение старца побудило Демосфена сделать новую попытку, но и она кончилась для него так же неудачно, как и первая. Пораженный стыдом и отчаянием, закрыв лицо, он поспешил уйти домой, чтобы скрыть свой позор. За ним пошел один из его знакомых, актер Сатир. Демосфен горько жаловался на прихотливую публику, на то, что он, трудясь более всех ораторов и употребляя на это дело все свои молодые силы, не встречает одобрения, между тем как пьяные моряки (Демад) и грубые люди находят себе слушателей. «Это правда, Демосфен, отвечал Сатир, но ты скоро поймешь причину своих неудач, если прочтешь мне одно место из Софокла или Еврипида». Демосфен исполнил это; затем Сатир повторил то же самое с такою выразительностью и с такою живостью телодвижений и жестикуляции, что Демосфену показалось, что он слышит совсем другие стихи.

Риторика Демосфена

Терпение и труд дали наилучшие результаты: Демосфен сделался величайшим ритором древности, имел удивительное влияние на умы своих сограждан и силою своей речи мог сделать больше, чем флот и войско. Но это могущество оратора происходило не от одного только его таланта и искусства; слово и риторика, для того чтобы действовать на других, должны исходить от благородной личности, должны иметь нравственный характер. Это-то именно и давало риторике Демосфена силу и ставило его выше всех ораторов и политических деятелей его времени. Не заботясь о своих личных выгодах и почете, не думая о благоволении или неблаговолении своих слушателей, он решительно и смело высказывал все, что казалось ему справедливым, хорошим и заслуживающим похвалы. Отечество было для него выше всего. С благородным и возвышенным образом мыслей, с силою нравственного убеждения он всей мощью своей риторики боролся против легкомыслия, лености и недостатков своих сограждан, старался возбуждать в них энергию, побуждал их к великодушным решениям, указывая на славу их великих предков и постоянно подтверждая, что государство не должно хвататься за наиболее приятное, легкое и выгодное, но должно бороться за прекрасную цель – за честь и доблесть, жертвуя преходящими благами. Он вполне сознавал свое высокое, серьезное призвание, и в зрелом возрасте трудился с тою же добросовестностью и энергиею, как и в юности. В то время как другие демагоги проводили ночи за вином и кутежом, он по целым ночам работал при свете лампады и обдумывал то, что желал предложить народу. Его враги поэтому смеялись над ним и называли его водопийцей. «Его речи пахнут ламповым чадом», говорил о нем некто Пифей. «Однако, возразил ему Демосфен, моя лампа не расскажет обо мне того, что твоя может рассказать о тебе». Он никогда не говорил перед народом, не приготовившись, по вдохновению минуты, но считал своим долгом старательно обсуждать то, что справедливо и полезно для отечества и отстаивать это перед народом, приводя справедливые и веские основания.