http://www.ng.ru/krugman/2016-08-29/5_tupik.html
29.08.2016 00:01:00
ПРЕДЫСТОРИЯ: Отрицательные ставки, устойчивый спрос С момента появления на рынке в 2014 году продажи облигаций с отрицательными процентными ставками стремительно выросли, а их совокупная стоимость превысила 13 трлн долл. Успех этих инструментов удивил некоторых аналитиков, поскольку по определению инвесторы теряют деньги на облигациях с отрицательными ставками. Обычно инвестор покупает облигацию по цене ниже номинала, а погашает через некоторое время за полную стоимость. Начальная цена облигации зависит от предполагаемой стабильности института, который ее продает, а поскольку развитые страны считаются очень стабильными, их облигации обычно стоят дороже. Чтобы убедить покупателей вкладывать деньги не в безопасные государственные облигации, а в более экономически продуктивные виды активности, которые стимулируют спрос, центральные банки начали продавать облигации с отрицательными процентными ставками, например, облигация с номиналом 100 долл. может продаваться за 101 долл. Но, несмотря на отрицательную прибыль, спрос со стороны инвесторов остается устойчивым. «Почему кто-то будет одалживать правительству деньги на 10 лет, зная, что в итоге получит меньшую сумму? – задалась вопросом бизнес-аналитик CBS News Джилл Шлезингер в своей статье для Chicago Tribune. – Есть ряд причин. Многие инвесторы полагают, что глобальные центральные банки продолжат покупать облигации, чтобы стимулировать экономики, а следовательно, цена облигаций продолжит расти. В этом случае инвестор может смириться с отрицательными процентными ставками, поскольку считает, что сможет продать эти облигации по более высокой цене тем, кто сильнее жаждет безопасности». Наблюдатели также отмечают, что готовность инвесторов платить правительствам за привилегию заимствовать деньги предоставляет идеальную возможность для фискального стимулирования или увеличения государственных расходов на инфраструктуру и развитие, чтобы подстегнуть экономический рост.
экономика, кризис, банки, ставки, сша, аналитика, пол кругман ФОТО MAX WHITTAKER/THE NEW YORK TIMES Строящийся дорогой особняк в закрытом коттеджном поселке в пригороде Лас-Вегаса.
Глава исследовательского подразделения Resolution Group Дункан Уэлдон недавно написал хорошую аналитическую статью об обстоятельствах, которые привели к появлению отрицательных процентных ставок в значительной части развитых стран.
Как отмечает Уэлдон, проблема не только в слабом инвестиционном спросе и серьезных последствиях затяжной стагнации. Дело еще и в сознательном выборе крупнейших экономик прибегнуть к ответным мерам, которые «все больше полагались на монетарную политику в плане ускорения незаконченного восстановления экономики, а фискальная политика при этом выполняла роль тормоза (или в лучшем случае играла нейтральную роль). Это относится в первую очередь к Европе и в меньшей степени к США». (Читайте пост Уэлдона здесь: bit. ly/2by3Pad)
Затем он указывает на то, что считает загадкой: учитывая, что очень низкие процентные ставки бьют по интересам зажиточных (но не супербогатых) пожилых людей, которые обладают непропорционально большим политическим влиянием, почему такая политика продолжается?
Согласен, что это очень хороший вопрос, но думаю, что не такой уж и сложный.
Прежде всего Уэлдон полагает, что избиратели в возрасте что-то понимают в макроэкономической политике и ее последствиях. Без сомнения, подобные люди существуют, но из опросов мы знаем, что основная масса всегда и всюду боится бюджетного дефицита. Более того, у меня сложилось впечатление (благодаря периодическому просмотру передач CNBC, рекламе на сайтах, разговорам в парикмахерских и другим «научным» методам), что те люди в возрасте, которые действительно обращают внимание на экономические дебаты, с куда большей вероятностью завопят: «Грядет гиперинфляция! Рон Пол так сказал!», чем спокойно скажут: «Я бы хотел, чтобы правительство увеличило предложение безопасных активов».
Надо также помнить о роли Очень Серьезных Людей, для которых рассуждения о дефиците служат опознавательным знаком. Эти рассуждения срабатывают отчасти потому, что публика всегда считает дефицит чем-то плохим.
Но если оставить эти циничные рассуждения в стороне, то мы увидим, что по политическим причинам две крупнейшие экономики развитого мира (США и еврозона) столкнулись с параличом фискальной политики и вся надежда теперь на центральные банки.
В США во всем виноваты республиканцы из палаты представителей, которые блокируют расходы на все, кроме оружия (они не выделяют средства даже на борьбу с вирусом Зика). В Европе никакие фискальные меры не могут быть приняты без согласия Германии, где официальные лица вполне довольны сложившейся ситуацией и живут в собственном интеллектуальном мире.
Верно, что у Великобритании есть некоторое пространство для маневра, однако при премьере Дэвиде Кэмероне и министре финансов Джордже Осборне страна сделала ставку на экономию, по крайней мере в плане риторики. С другой стороны, это можно рассматривать как политический шаг с целью дискредитировать предыдущее правительство, обвинив его в расточительности, и ситуация может измениться после ухода разрушительного тандема и назначения премьером Терезы Мэй.
Япония представляет собой любопытный кейс, поскольку там нет политического тупика, который наблюдается в США и еврозоне. Но все же ситуация не такая ясная, как мне хотелось бы, поскольку премьер-министр Синдзо Абэ в начале своего правления позволил Очень Серьезным Людям убедить его в необходимости ужесточения фискальной политики, тем самым переложив весь груз на Харухико Куроду, управляющего Банком Японии.
Однако если взглянуть на ситуацию в более долгосрочном плане – с 90-х годов, то выяснится, что Япония применяла сочетание бюджетного дефицита и относительно осторожной монетарной политики, а, по мнению Уэлдона, это и нужно повсеместно.
Проблема сейчас заключается в том, что, хотя сторонники фискальных мер выигрывают на интеллектуальном фронте, институциональные ограничения, которые создают макроэкономический тупик, скорее всего сохранятся.
Понадобится огромная демократическая волна, чтобы преодолеть его в США, а как быть с Европой, я даже не знаю.