Освободительный поход на Царьград. Отданная Россией победа, часть IV
31.12.2015
Доктор исторических наук Николай Лысенко специально для Блога Толкователя описывает ход Русской-турецкой войны 1877-1878 годов. В первой части рассказывалось о начальном этапе войны – форсировании Дуная. Во второй части историк описывал битву при Плевне, которая показала слабое стратегическое видение войны и русскими, и турками. В третьей части говорилось о том, почему Александр II испугался оккупировать Константинополь.
В последней части своего рассказа историк Николай Лысенко описывает условия Сан-Стефанского договора, по которому Россия лишилась почти всех своих приобретений в ходе войны с Турцией. Вновь подвела слабость российской дипломатии: Россия умудрилась рассориться с недавним союзником – с Австро-Венгрией, настроить против себя Англию и Германию. Причины Первой мировой были в том числе заложены в Сан-Стефано и на Берлинском конгрессе.
Сан-Стефанский «гордиев узел»
В местечке Сан-Стефано – в десяти верстах к западу от Константинополя 19 февраля (3 марта) 1878 года был подписан мирный договор между Россией и Османской империей. Текст договора готовил уполномоченный российского МИДа, граф Н.П.Игнатьев – дипломат панславянских взглядов, что оказало, несомненно, важное влияние на фактуру всего документа. 16 марта (ст.ст.) в том же Сан-Стефано состоялся обмен ратификационными грамотами – договор вступил в силу.
Сан-Стефанский договор обеспечивал полную независимость Черногории, Сербии и Румынии, предоставление Черногории морского порта на Адриатике, кроме того, для Сербии и Черногории предусматривались небольшие территориальные приобретения. Румыния получила только Северную Добруджу, что никак не могло удовлетворить ее дипломатов и, прямо сказать, весьма мало соответствовало тому значительному вкладу, который внесла эта страна в копилку общей с Россией победы над Турцией.
Россия возвращала себе южную часть Бессарабии, получала турецкие крепости Карс, Ардаган, Баязет и Батум, а кроме того, контрибуцию в размере 1 миллиарда 410 миллионов рублей. Большая часть этой суммы была декларативной, поскольку покрывалась стоимостью аннексируемых у турок территорий. Фактической уплате подлежали только 310 миллионов рублей.
(граф Игнатьев)
В тексте договора ни одним словом не упоминался статус черноморских проливов, российские дипломаты не ставили под сомнение и статус Константинополя как столицы Османской империи. Трудно утверждать однозначно, но, кажется, важнейшее геополитическое значение черноморских проливов в тот период еще не вполне осознавалось русской дипломатией.
Главным бенефициаром Русско-турецкой войны по договору в Сан-Стефано оказывалась, как ни странно, возникшая из небытия Болгария. Совершенно новому государству, выкроенному из болгарских вилайетов (районов) Османской империи, росчерком пера графа Игнатьева передавалась огромная территория – от Дуная до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера. Помимо этого под юрисдикцию «Великой Болгарии» – как немедленно «окрестили» новое государство болгарские националисты – попали земли в Мезии, Македонии и Фракии, населенные этническими болгарами.
Создание потенциально очень мощного Болгарского государства, которое, разумеется, в иных условиях никогда бы не могло претендовать на столь значительный масштаб, все соседи болгар связывали со специально «проболгарской» позицией России. Мираж «Великой Болгарии» очень напугал всех соседей болгар, в особенности сербов, румын, греков и даже австро-венгров. Демонстративно «проболгарская» внешнеполитическая линия России резко сузила возможности влияния русской дипломатии в Сербии, Греции и Австро-Венгрии, а вчерашняя искренняя союзница Румыния немедленно превратилась во врага.
В исторической перспективе внешнеполитическим противником России оказалась и сама тщательно пестуемая русской дипломатией Болгария, вставшая на сторону врагов России как в Первой, так и во Второй мировых войнах.
Сделанная наспех, очень грубая «нарезка» этнических территорий, которую узаконил Сан-Стефанский мирный договор (а затем, в значительной мере, – и Берлинский конгресс 1878 года), привела впоследствии к долгой череде балканских войн, в том числе между южными славянами. Уже в 1885 году разразилась Сербско-болгарская война. Затем, в 1912-1913 годах Сербия, Болгария, Черногория, Греция и Османская империя воевали в Первой Балканской войне. Неудовлетворенность стран-участниц Балканского союза результатами этой войны привела к следующему конфликту – Второй Балканской войне в июне-июле 1913 года.
Самое печальное, что даже после этой довольно долгой вереницы кровавых конфликтов «гордиев узел» противоречий на Балканах так и не был разрублен, а стал мощным запалом к чудовищной по своим последствиям Первой мировой войне 1914-1918 годов. Бесспорно, что первым и крупным узелком в будущем балканском «гордиевом узле» стал скоропалительно составленный Сан-Стефанский мирный договор, который в смысле учёта собственных интересов России оставлял желать лучшего.
Разъяренная Австро-Венгрия
Сан-Стефанский мирный договор уже в момент подписания был объявлен российским МИДом прелиминарным (т.е. предварительным). Сделано это было под давлением Великобритании и Австро-Венгрии – что воочию показывает, насколько «железным» был канцлер Горчаков. Канцлер Германии Отто фон Бисмарк, например, ни на какую «прелиминарность» подписанного им, после Франко-прусской войны 1870-1871 года, мирного договора не согласился.
Граф Н.П.Игнатьев, готовивший текст договора и реализовавший в нём все свои проболгарские идеи, был очень недоволен статусом прелиминарности документа. Позднее Игнатьев отмечал, что ему «было очень тяжело подписать договор, именуемый прелиминарным, в сознании, что оный не соответствует тому идеалу, на осуществление которого я положил столько трудов в течение 14 лет своей жизни».
Очевидно, что в российском МИДе не было полной ясности в том, какое всё же геополитическое требование – дуалистический статус черноморских проливов (владение совместно с турками) или учреждение «Великой Болгарии» – следует считать для российской дипломатии приоритетным.
В итоге победила идея «Великой Болгарии» – вне сомнения под влиянием кипучей энергии графа Игнатьева. В исторических документах сохранилось немало указаний, что граф Игнатьев конечной целью своей дипломатической деятельности считал ликвидацию Османской империи и присоединение к России Константинополя и черноморских проливов.
Двигаться к этой стратегической цели можно было двумя способами: или постепенно – в союзе с Германией и Австро-Венгрией (и сохраняя при этом в каком-то виде государство османов). Или радикально быстро, – создавая рядом с Константинополем фантом огромного, онтологически враждебного туркам славянского государства – Великую Болгарию. С помощью болгар, уже на следующем витке русско-болгарского и турецкого противостояния, граф Игнатьев рассчитывал, по-видимому, реализовать «окончательное решение» одновременно и судьбы Константинополя, и судьбы проливов.
(Русский гарнизон в Сан-Стефано)
Внутренняя борьба в высших военно-дипломатических кругах Петербурга, в которых многие влиятельные лица с большой настороженностью относились к панславянским проектам Игнатьева, сыграла, в конечном счёте, против всей русской внешнеполитической линии. По итогам международного Берлинского конгресса 1878 года Россия не получила ни «Великой Болгарии», ни черноморских проливов. Крах русской дипломатии в немецкой столице стал одновременно крахом всей дипломатической карьеры графа Николая Игнатьева.
Важно подчеркнуть, что закрепляя в условиях Сан-Стефанского мирного договора идею «Великой Болгарии», Россия по собственной инициативе создавала против себя мощный англо-австрийский дипломатический фронт.
Министр иностранных дел Австро-Венгрии Д. Андраши был буквально взбешен, когда ему сообщили об условиях прелиминарного русско-турецкого договора. Ярость Андраши была оправдана: в Сан-Стефано Россия в одностороннем порядке разорвала целый пакет секретных двухсторонних соглашений с Австро-Венгрией, которые на самом высоком уровне обсуждались в австрийском Рейхштадте летом 1876 года и были подписаны в виде конвенции в январе 1877 года в Будапеште.
Будапештская конвенция, подписанная 3(15) января 1877 года русским послом в Вене Е.П. Новиковым и министром Д. Андраши, обеспечивала полную свободу рук России в предстоящей войне против Османской империи. Австро-Венгрия гарантировала будущую независимость Болгарии, Румынии, Албании, Черногории и Сербии. России предоставлялось право привлечь Сербию и Черногорию к участию в войне на своей стороне. По итогам войны внешнеполитический кабинет двуединой монархии был готов подтвердить право России на её особые интересы в режиме судоходства в черноморских проливах. И самое важное – обе державы признавали необходимость ухода турок из Константинополя и превращение бывшей османской столицы в «вольный город».
Взамен своего благожелательного нейтралитета Австро-Венгрия требовала, в сущности, очень немного: территорию Боснии, Герцеговины и часть Хорватии. А главное – твёрдую гарантию России, что на Балканах не будет создано большое (по площади и населению) славянское государство.
Важно подчеркнуть, что в ходе начавшейся Русско-турецкой войны, все свои обязательства австрийцы выполнили неукоснительно. И можно представить, – насколько глубоким было негодование в Вене, когда там было получено известие, что в Сан-Стефано русские признали за Боснией и Герцеговиной статус автономной области в составе Османской империи, а вновь образованная Болгария стала государством, почти равным по площади Румынии и Греции вместе взятым. За свой доброжелательный нейтралитет Вена получила де-факто большой кукиш.
В Сан-Стефано русская делегация собственными руками толкнула Австро-Венгрию в цепкие объятия дипломатов Англии. Со дня 19 февраля 1878 года Вена и Лондон стали детально согласовывать все свои шаги по дипломатическому «изъятию» у России плодов её военной победы над Турцией.
Немецкий «ключ» для австро-британских «наручников»
Крайне недовольная условиями Сан-Стефанского мирного договора Австро-Венгрия жёстко потребовала от России созвать общеевропейскую конференцию по проблеме послевоенного устройства на Балканах. Канцлер Александр Горчаков имел безволие или неосторожность согласиться с этим предложением. Одновременно в марте 1878 года в Вену был направлен со специальной миссией граф Николай Игнатьев, которому было поручено уговорить австрийцев пойти на компромисс в «болгарском» вопросе.
Этот компромисс – при неизменности границ «Великой Болгарии», которые русские уже продекларировали на весь мир, – был невозможен в принципе. Из высокопоставленных русских дипломатов никто не пожелал, по-видимому, ввязываться в это заведомо проигрышное дело. В столицу двуединой монархии пришлось ехать самому создателю «великоболгарского» фантома. Худшего посланника для поиска компромисса с австрийцами невозможно было найти – дипломаты Вены считали графа Игнатьева непримиримым врагом Австро-Венгрии.
Когда миссия Игнатьева в Вене провалилась, в Петербурге решили оценить шансы на победу в войне с австро-британской коалицией. Новый главнокомандующий русской армией на Балканах, генерал-адъютант Э.И.Тотлебен, детально ознакомившись с состоянием армии, дал отрицательный прогноз по перспективам войны. Большинство современных историков считает, что оценки Тотлебена были излишне пессимистичны: русские вооружённые силы были мобилизованы лишь на треть, Великобритания без помощи французов (которые лихорадочно готовились к войне с Германией) никогда бы не решилась на новый десант на юге России.
Как бы там ни было, но официальный Петербург не решился идти на обострение взаимоотношений с Австро-Венгрией и Великобританией. После некоторого маневрирования канцлер Горчаков дал окончательное согласие на проведение международной конференции в Берлине, благо Германия оставалась единственной страной среди великих держав, которая с подлинной благожелательностью относилась к России.
Вместе с тем, на одном лишь расчёте на немецкую благожелательность успешно «атаковать» Великобританию и Австро-Венгрию на Берлинском конгрессе было невозможно. Следовало немедленно, ещё до начала конгресса урегулировать спор с Австро-Венгрией, согласившись на оккупацию Боснии и Герцеговины (что в итоге всё равно произошло, но уже вопреки первоначальной позиции России). Одновременно главному действующему лицу на конгрессе – канцлеру Германии Отто фон Бисмарку следовало гарантировать признание Россией немецкими Эльзаса и Лотарингии (уже аннексированных Германией у французов). Секретное соглашение о благожелательном нейтралитете России в пользу Германии (при конфликте немцев с любой из третьих стран) обеспечило бы русской дипломатии безоговорочную поддержку единственного «железного канцлера» Европы.
«Было очевидно, – отмечает по поводу усилий России на Берлинском конгрессе историк А.Б.Широкорад, – что Франция никогда не смирится с потерей Эльзаса и Лотарингии и рано или поздно нападет на Германию, постаравшись втянуть в эту войну Россию. Русская гарантия на Эльзас и Лотарингию уничтожала бочку с порохом в центре Европы. Усиление же в этом случае Германии и охлаждение отношений с Францией имело ничтожное значение по сравнению с решением вековой задачи России в зоне черноморских проливов».
Россия не воспользовалась, к сожалению, немецким ключом для решительного раскрытия австро-британских «наручников».
1 (13) июня 1878 года в Берлине в здании Имперской рейхсканцелярии открылся международный конгресс по пересмотру условий Сан-Стефанского мирного договора. В работе конгресса полномочное участие приняли делегации Великобритании, Австро-Венгрии, России и Германии. Были приглашены также делегации Франции, Италии, Турции, Ирана и ряда балканских стран. Председательствовал на конгрессе германский канцлер фон Бисмарк. Русскую делегацию возглавлял А.М. Горчаков.
Престарелый канцлер Горчаков, тяжко страдая от болей в ногах, частенько отсутствовал на заседаниях, причем именно на тех, на которых предстояло обсуждение неприятных лично ему, хотя и важных для России вопросов. Создавалось впечатление, что русского канцлера больше всего интересовало возвращение России узкой степной полосы Бессарабии, когда-то отнятой у неё по условиям Парижского трактата. Дело дошло до того, что Горчаков поддержал английское предложение о предоставлении Австро-Венгрии права на оккупацию Боснии и Герцеговины. Теперь получалось, что Англия добилась от неблагодарной России выполнения её же обещаний по секретной Будапештской конвенции с Австро-Венгрией.
Впоследствии русское общественное мнение стало активно разыскивать главного виновника в позорном провале отечественной дипломатии на Берлинском конгрессе. Французские газеты, издаваемые в Петербурге, очень скоро на такого злодея указали. Им оказался, разумеется, канцлер Отто фон Бисмарк, который в реальности как мог поддерживал зыбкие и невнятные позиции русских дипломатов.
«Германский канцлер поддерживал всякое положительно заявленное русское требование, – пишет доктор исторических наук, профессор Л. Слонимский, – но он не мог, конечно, идти дальше русских дипломатов в защите политических интересов России. Князь Горчаков [на конгрессе. – Н.Л.] заботился, преимущественно, о согласии держав, об интересах Европы, о бескорыстии России, которое, впрочем, не требовало столь тяжких и кровавых доказательств, как война с турками».
Ниже петербургский учёный специально подчеркивает, что слабость российской дипломатии состояла, прежде всего, в отсутствии ясной и продуманной внешнеполитической программы – Россия подчас сама не знала, чего же она на самом деле ожидает от реализации своего внешнеполитического курса. «События никогда не предвиделись заранее, – отмечает профессор Слонимский, – и всегда заставали нас врасплох. Горчаков придерживался многих устаревших традиций и оставался дипломатом старой школы, для которого искусно написанная нота есть сама по себе цель».
В итоге, совокупными усилиями «европейской своры», как по-солдатски прямолинейно назвал Берлинский конгресс генерал М.Д. Скобелев, у «русского медведя» были отняты все наиболее «лакомые» куски.
Несостоявшаяся «Великая Болгария» была разделена на три части, причем, лишь центральная часть получила статус болгарского автономного княжества в составе Османской империи. Болгары были вынуждены теперь платить Турции ежегодную дань. Земли Македонии – от Адриатики и Эгейского моря возвращались туркам. Из части болгарских земель создавалась автономная провинция Восточная Румелия, административно подчиненная Константинополю.
Австро-Венгрия получила право на оккупацию Боснии и Герцеговины, а также на создание военного кордона между Сербией и Черногорией.
Последний ветеран Русско-турецкой войны (фото 1960-х годов)
Россия возвращала Южную Бессарабию (за которую так бился Горчаков!), сохраняла за собой Ардаган, Карс и Батум, но вынуждена была возвратить Турции крепость Баязет и Алашкертскую долину.
Статус Константинополя как столицы Османской империи Берлинский конгресс подтвердил, а вопрос русского присутствия в черноморских проливах даже не обсуждался – канцлер Горчаков заострить эту проблему так и не решился.
Реакция русской общественности на результаты Берлинского конгресса была самой отрицательной. Автор проекта Сан-Стефанского мирного договора, граф Николай Игнатьев подал в отставку – его дипломатическая карьера закончилась навсегда. Канцлер Александр Горчаков тяжело переживал дипломатическое фиаско. «Берлинский трактат есть самая чёрная страница в моей служебной карьере», – писал дипломат царю Александру II.
Вопрос изменения статуса Константинополя и обеспечения особых интересов России в зоне черноморских проливов русская дипломатия уже не пыталась решать вплоть до начала Первой мировой войны.