Проклятый национальный вопрос: Россия на исторической развилке
27.07.2010
Дилемма последних пяти веков русской государственности: универсальная мессианская империя или национальное русское государство - равный партнер с другими бывшими частями Российской империи и младший партнер (ученик) европейской цивилизационной доминанты — германо-романского мира. Это две устойчивые модели: империя и особый путь; национальное государство и интеграция в Европу.
Рекомбинация этих элементов дает, как показала история, неустойчивые сочетания: ускоренная европеизация империи при последних Романовых и европеизация СССР при Горбачеве привели их "лоскутные" державы к распаду. По очень простой причине: каждый народ (каждая национальная элита) империи счел, что самостоятельно он сможет куда лучше европеизироваться. Национальное государство, которое избрало "особый путь" и отказалось от причастности к цивилизационным полям следующего порядка, быстро превращается в исторический заповедник.
Ельцин попробовал создать под видом СНГ и РФ либерально-имперскую "матрешку". Выяснилось, что "российско-демократическая" модель не обладает никакой привлекательностью ни как культурный, ни как социальный, ни как политико-идеологический образец. Эта "матрешка" держалась только на основе экономических преференций (для СНГ - по ценам на углеводороды; для республик России — по оставляемым на местах налогам и доходам), показательных расправ с сепаратистами (чеченцами) и полного развязывания рук республиканских этнократий.
Путинская "суверен-демократия" стала попыткой воссоздать модель "особого пути" — патернализм и националистически-клерикальная альтернатива европейской демократии. Обещанием политической стабильности, милитаристско-авторитарной эстетики и грезами о каплях от потоков газоеврового изобилия путинизм привлек сердца внероссийского электората, но жесткий экономический эгоизм и кичливая имперская риторика оттолкнули от России большинство ее соседей.
Обещанием "модернизации" Кремль второй раз за последние четверть века приступил к разрушению концепции "особого пути".
Пропадает и старательно насаждаемый страх перед демократией как разгулом вседозволенности. С социальным патернализмом будет покончено немедленно после следующих президентских выборов. Для национальной консолидации остается только национализм. Однако в современной России основой идентичности подавляющего большинства населения является этноконфессиональная идентичность.
В этих условиях национальный вопрос (в котором, как уже было отмечено, спрятаны два — место России в мировой цивилизации и отношения между этносами внутри Российской Федерации) становится главнейшим.
Именно поэтому основные политические силы от него либо уходят, либо отделываются невнятными лозунгами. Так ведут себя и правые, и левые, и умеренные. Все понимают его сугубую важность при воссоздании разваливающейся государственности и не желают вынести на общую дискуссию, понимая его взрывчатый характер. Национал-демократы лимоновцы отделались невнятными тезисами о том, что дадут мусульманам свои анклавы с правом на шариат (что уже означает распад РФ как правового целого), но забыли про угро-финнов и буддистов.
В принципе этому есть объяснение — определенность может оттолкнуть электорат. А электорат мучается раздвоением: с одной стороны, хочется сохранить многонациональную державу или даже вернуть, пусть и частично, СССР; с другой стороны, хочется, чтобы твой народ был самым крутым (по всей стране или в "титульной" республике) — без особых представлений о том, как убедить остальных с этим смириться. Это как ксенофобия мегаполисов: выходцы из мелкобуржуазной среды (вежливо называемой средний класс) вовсе не претендуют на места дворников или рыночных разнорабочих, но их раздражает обилие смуглых, непонятно говорящих, жарящих шашлыки на балконах... Они хотят великую державу... и таможенную заставу на МКАД. Они хотят иметь в составе своей страны Белоруссию и Украину — и продавать им нефть и газ даже дороже, чем любимым немцам (см. данные опросов "Левада-центра"). Да, это социальная шизофрения. Но какой вменяемый политик скажет избирателям про их шизофрению?
Последовательность могут позволить себе только политические аутсайдеры.
Из оппозиции лишь крайне правые готовы досказать до конца про желаемое национально-государственное устройство.
Таковых два, и оба основаны на национальной гомогенности: либо принудительной — унитарное государство с этническими бантустанами (преимущественно для мусульман), либо добровольной — исключение из будущего Русского государства нерусских территорий (с обязательной русификацией желающих остаться). Правым националистам просто. Они понимают, что к власти их приведет только национальная катастрофа — распад Российской Федерации или хаос после падения режима фашистского типа, который и так будет вовсю эксплуатировать национальную тему. Им достанет только высадить на эту тщательно возделанную национализмом почву свои лозунги прямого народовластия и социальной справедливости.
Сложнее левым националистам — они почитают только сталинский вариант решения национального вопроса, но по нынешним временам они ничего из него повторить кроме, скажем, "дела врачей-олигархов" не смогут.
Левые интернационалисты и либеральные интернационалисты — политически исчезающе малая величина. И чем больше они будут проявлять принципиальность, тем меньше у них электоральных шансов. В этой принципиальности разгадка недавнего кризиса в "Солидарности": деятелям, которые честно сказали в своих блогах (но на сайте организации), что они думают о мусульманах и о том, какое им должно быть отведено место в будущем, когда страна сделает демократический выбор, показали на дверь. Хотя их доводы должны были гораздо больше нравиться потенциальному среднеклассовому избирателю, чем правозащитные заклинания.
Российская Федерация — это сердце гигантской континентальной империи, а не просто огромное пространство, населенное различными этносами и представителями различных конфессий, она включает в свой состав несколько поглощенных или неразвившихся государств. Эти потенциальные государства вполне могут восприниматься как страны/земли, поскольку их население имеет отчетливое этнокультурное своеобразие, автономную систему социальных связей и исторически связано с определенной географической областью.
Поэтому утопичны любые административно-унификационные проекты, ибо трудно объяснить народам этих земель, что все отменяется и отныне они подданные единой унитарной страны, а свою национальность они могут оставить для дома и семьи, а также для фольклорных кружков.
Это вызовет, мягко говоря, непонимание. Грезы о превращении Татарстана в Казанскую область тем смешнее, что грезящие понимают: такое превращение станет либо итогом кровопролитной гражданской войны в центре России, либо — ее запалом.
Сегодня бессмысленно соблазнять нерусских, привязанных к своим землям, возможностью стать "русским". На их глазах дважды распалась русская империя и пала русская власть.
Они отлично знают, что "энергетическая сверхдержава" Путина жива лишь экспортом углеводородов, каждая молекула которых добыта на родовых землях тюрок и мусульман. Житель земли — это не представитель диаспоры, жаждущий скорейшей натурализации, для которого предел мечтаний — "этнический квартал" со своими храмом, рестораном и библиотекой; он чувствует себя жителем своей страны, пусть и входящей в состав державы (страны второго порядка)…
Россия содержит в себе и несколько альтернативных вариантов государственного развития, привязанных к отдельным историческим областям:
1. несостоявшееся вольное государство американского типа (без крепостных и аристократии) на территории за Уралом;
2. несостоявшиеся казачьи республики на Дону и Кубани;
3. несостоявшийся "конституционный" феодализм — феодальные республики европейского типа на базе торговых городов — Великого Новгорода и Пскова (точнее, по всей Северо-Западной Руси);
4. несостоявшийся горский эмират на Северном Кавказе;
5. несостоявшееся мощное тюркское царство от Поволжья до Восточной Сибири;
6. несостоявшееся русское национальное княжество (королевство) между Смоленском и Самарой (не так важно, со столицей в Москве, Твери или Владимире).
Эти альтернативы — не просто благодатная почва для вдохновения историков и фантастов. Каждая из этих альтернатив может получить шанс для перехода из потенциального состояния в кинетическое при благоприятных исторических условиях.
1918 год дал шанс казачьим республикам (что похоронило планы Деникина).
Лужковская Москва — это выглянувший из прошлого феодальный торговый город-государство.
Ельцин "высвободил" "вечевую", феодально-республиканско-олигархическую традицию, заглушенную Иваном Третьим, избравшим имперско-цезаристскую парадигму государства…
Колчак, точнее, борьба с ним сибирских партизан, давал шанс сибирской демократической республике. То, что было свернуто в 20-м, при большевизации Сибири, может "развернуться" еще раз (скорее всего обязательно развернется).
Сейчас понятно, что в России сейчас нет доктрины, которая могла быть одновременно и наднациональной, объединяющей ее этносы и конфессии, и уникальной.
В "Европу" проще стремиться врозь (и не просто отдельно РФ и отдельно Украина), но и отдельно Тюмень, отдельно Москва, отдельно Петербург, и отдельно Кенигсберщина. Православная идея объединит с частью Украины и Белоруссии, но разделит с Северным Кавказом. С другой стороны, "истинный ислам" объединяет кавказскую этническую чересполосицу, но отделяет и от Кремля, и от "европейского выбора".
Этнической идентичности не нужны никакие сложные доктрины для обоснования, только мифологизация истории, точнее, запрет на критический подход к уже культивируемым историческим мифам. Недохунвэйбины устраивают публичные поругания книг историков-ревизионистов, назначенная следствием экспертиза признает экстремистской статью убитого адвоката Станислава Маркелова "Патриотизм как диагноз" (не убили бы — сейчас судили бы, как Самодурова и Ерофеева).
Юстиция преследует организаторов художественных выставок и художников, работы которых критически осмысляют русско-православную национальную мифологию: кроме нашумевшей выставки «Запрещенное искусство-2006», сошлюсь на Елену Хейдиз.
Но такая мифология — политическая эзотерика, ее не то что другим народам не предложишь, ее и вообще серьезным людям показать совестно.
Многонациональное государство может достаточно стабильно существовать, когда это империя, основанная на цивилизационной общности и уникальности. Империя, помещенная в поле цивилизации более высокого порядка, неминуемо распадется, как только имперский центр перестанет быть эксклюзивным "порталом", обеспечивающим доступ к этой цивилизации, а интеграция в общеимперский истеблишмент (превращение в "манкурта") — единственный вариант значимой социальной мобильности.
Государства, состоящие из нескольких национальных общин, - любимая Лениным Швейцария, ставшая образцом для устройства СССР, Великобритания, Канада, Бельгия, Ливан — могут быть стабильны, когда у их народов есть позитивный опыт совместного межэтнического партнерства и факторы, способствующие объединению, мощнее разделяющих. Ливан был арабским островом стабильности и свободы среди ближневосточных войн и диктатур. Для французов-кальвинистов религиозная и политическая свобода в Швейцарской Конфедерации была важнее, чем племенное родство с рьяными французами-католиками, терпящими феодальный разгул, а затем абсолютизм Версаля и кошмар революций и войн. 180 лет назад, когда Бельгия восстала и добилась независимости, католицизм Фландрии объединял ее с франкоязычной Валлонией и разделял с голландскими соплеменниками-протестантами. Сейчас два века секуляризации убрали религиозный фактор и во весь рост красуется фактор национальный.
Огромный вред любому обсуждению национального вопроса наносят напоминания о мартовском референдуме 1991 года. Во-первых, он юридически мертв — и в России, и в других государствах, после этого прошли другие референдумы: по утверждению государственного суверенитета и независимости. Во-вторых, он мертв политически — нет силы, которая могла бы уничтожить 15 независимых государств (с явным риском третьей мировой войны), объясняя свои действия выполнением воли народов. И, в-третьих, референдум вообще очень лукавая вещь — на выборах ты формируешь власть на 2-7 лет, потом ты можешь передумать и привести к власти оппозицию. На референдуме ты как бы определяешь судьбу страны на десятилетия. Но ты уже передумал… Еще более смешны ссылки на сделанный народами 400-500 лет назад выбор — как будто соглашения феодалов между собой что-то значат для современных наций.
Возможно, многие турки хотели бы воскрешения Османской империи. Осталось уговорить арабов, греков, болгар, сербов… армян… Для воскрешения Австро-Венгерской монархии кроме ностальгии кучки австрийских немцев нужно было еще желание венгров, чехов, хорватов, поляков…
Инерционное политическое развитие неизбежно ведет к демонтажу Российской Федерации. При любой политической и идеологической дискуссии, пущенной на самотек, вопрос стремительно съезжает в этнонациональную плоскость как психологически самую привлекательную.
Судьба трагически погибшего Юрия Волкова, из которого усиленно делают нового Хорста Весселя, – тому последнее подтверждение.
Алжир не будет французским. Ливия не будет итальянской. Индия не будет английской. Кавказ не будет... [окончание фразы подпадает под антиэкстремистское заокнодательство]
Единственное, что может сохранить Россию, — это актуализация общности судьбы.
Такая актуализация возможна только в результате нескольких сценариев: всенародная борьба с жестоким захватчиком; всенародное освободительное движение против полицейской диктатуры и невыносимого гнета; всенародный цивилизационный прорыв. Мечты различных сегментов оппозиции о Сталине, Гитлере, Столыпине и организаторе геноцида народов Северного Кавказа Александре II страну не объединят.
В китайские полчища, отражая которые у стен Москвы братаются русские, чеченцы и азербайджанцы, как-то не верится. В то, что Сколково, эта новая синтетическая Кукуйская слобода, или даже финансовый дождь на наукограды, объединит народы, верится еще меньше.
Об объединении народов России с помощью предвыборного набора парламентской левопатриотической оппозиции (поделить углеводороды, усилить социалку, поддержать малый бизнес, дать отпор русофобам) говорить смешно. Три века российской имперской традиции исчерпали ее полностью. Россия может обрести устойчивость либо как гражданская нация, либо как этноконфессиональная Русь (существенно меньшая по размеру — в процессе утраты Кавказа отломится и Сибирь). Но не может быть гражданской нацией нация рабов.
Поэтому только сильное движение в защиту демократических и гуманистических ценностей даст народам России шанс сохранить государство, обретя единство надежды вместо нынешнего единства страха.
Обратный отсчет
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4D0F32FD61793
20-12-2010 (13:51)
Акция у "Европейского" стала предсмертной судорогой нынешнего государства
24 года назад в центре спокойнейшей Алма-Аты бушевала студенческая толпа — на место бывшего первого секретаря, создавшего по-настоящему восточную деспотию, Москва на втором году перестройки, когда Горбачев сменил уже половину первых секретарей, назначила новую энергичную "метлу". Но русского… И это было воспринято как тяжкое национальное оскорбление — ведь в традиционных имперских представлениях такое назначение было равнозначно разжалованию из вассального княжества, даже курфюршества (владыка которого участвовал в выборах нового императора), в обычную имперскую провинцию. Молодежь жесточайшим образом разогнали, и теперь на этом месте стоит памятник героям Декабря.
Эти события означали, что время Советского Союза истекло — ибо своими нерусскими подданными он уже воспринимается не как союз народов, устремленных к общему будущему, не как гражданская нация (историческая общность "советский народ"), но именно как очередная аватара Российской империи. Перестройка — это для столичных писателей, журналистов, режиссеров, для народа есть неподвижная, как глыба, империя, в которой новый правитель, как обычно, обещает все изменить к лучшему… Судьбы же империй известны.
Уже через год с небольшим были Карабах и Сумгаит. Сперва обалдевшие граждане СССР, отвлекшись от поглощения "Нового мира", "Огонька" и "Московских новостей", узнали, что есть советские граждане армяне, готовые умереть, но не жить под властью других советских граждан — азербайджанцев… Потом были погромы в Сумгаите, Оше, Фергане и Баку. Как будто дело происходило в мрачные времена царизма, а не после 70 лет интенсивного интернационализма. Деды и родители погромщиков вместе воевали в Великую Отечественную и вместе радовались Гагарину. В погромах активно участвовали те, кого известный публицист Максим Калашников назвал "городские маугли" — кровожадные "стайные" подростки. Но тех "маугли" еще не "испортили" Интернет и голливудские боевики. Напротив, их, как манной кашей, пичкали историями про пионеров-героев, и они многократно ходили на "Пиратов XX века" и прочие тогдашние патриотические хиты. Поэтому обвинить в тех кровавых событиях Ельцина (тогда — первый секретарь Москвы) и Гайдара (на тот момент — сотрудник редакции журнала "Коммунист"), как это делает сейчас левопатриотическая публицистика, говоря о причинах недавних погромов, невозможно.
Осенью 1986 года Москву тревожили нападения "люберов" ("маугли" из предместий) на москвичей ("центровых"). Тогда именно молодые модно одетые, "зажравшиеся" столичные жители вызывали у обитателей Подмосковья те же чувства, которые нынешние юные столичные "дикари" питают к отпрыскам северокавказского "мидл-класса".
Теперь посолидневшие "любера", купившие квартиры в Первопрестольной, искренне полагают себя коренными москвичами, страдающими от "наплыва мигрантов".
24 года назад пришел черед умирать советской империи, а заодно и югославской. Ибо выяснилось, что в основе госидеологии в национальных республиках был самый примитивный, до предела мифологизированный языческий этнический национализм.
Русским же (как и сербам) в утешение оставляли "великодержавие".
Казенная пропаганда по инерции возносила этнически "своих" героев — революционеров или бунтовщиков, а наука и литература — исподволь — "своих" царей и завоевателей. Этнократическая номенклатура, выбросив, по рейгановскому предсказанию 1983 года, коммунизм "на пепелище истории", стремительно перенимала у историков и литераторов их национал-романтические доктрины. И великий писатель-гуманист залепил ядовитым "манкурт" (раб, лишенный памяти, то есть этнических корней) своих земляков, ушедших на службу империи. Термин прижился, вытеснив ранее почетное "интернационалист".
Еще через 5 лет, в декабре 1991 года, СССР официально помер. При этом несколько дней виртуально существовал "славянский" альянс — РСФСР, Украина и Белоруссия (одной из версий названия СНГ был "Славянский Союз") радостно "отпускали" Центральную Азию и Южный Кавказ (заодно с Чечней, которая тогда рассматривалась как такой же отрезанный ломоть, как Грузия и Эстония).
Прошло три года, и оправившаяся Российская Федерация начала первую чеченскую. В массовом сознании это было продолжением походов царей для "замирения горцев", даже больше — священная битва славянства с кавказцами в виде квинтэссенции северокавказства — чеченцами.
А сейчас настала пора помирать и нынешней государственности.
С событий 15 декабря 2010 года начался обратный отсчет государства, родившегося 22 августа 1991 года. Я не берусь сказать, какой будет новая форма государства — демократическая конфедерация Северной Евразии или Республика Русь, или Московское царство. Суть в другом: в нынешнем виде Эрэфия долго не протянет. Ее ничего не объединяет, кроме страха: страха репрессий за сепаратизм, страха лишится субвенций, страха революционных перемен.
События 15 декабря страшнее событий 11 декабря. Бунты пьяных (от слабоалкогольной дряни и собственных гормонов) подростков были и до этого. Жестокие публичные убийства стайками "маугли" инородцев и разгромы торговых рядов мы уже видели. 11 декабря был эксцесс. Как Кишиневский погром в апреле 1903 года. Эксцесс перешел в острый внутриполитический кризис, когда вместо наказания виновных в погроме, царские сановники предложили евреям убираться ("западная граница Империи для вас открыта").
Скинхедовские вылазки были и раньше. Их осуждало общество, и последовательно карало правосудие. Но раньше не было экскурсий сотен благополучных недорослей на место "Армагеддона" с кавказцами. Не было несколько дней онемения общества. И 15 декабря школьники обоих столиц открыто дали понять — они ненавидят кавказцев, они не считают их соотечественниками. И выяснилось, что
в российском обществе нет ни влиятельной идеологии, ни влиятельной общественной силы, способной противостоять самому оголтелому человеконенавистничеству.
У нас нет левых. Небольшие группы анти- и альтерглобализма и другие троцкисты-грамшисты не в счет. "Левопатриотические" силы, тяжело больные неосталинизмом, не выступили всей мощью против расистской волны. Они только заклеймили провокации со стороны кремлевских интриганов, осквернивших "национальное пробуждение русского народа".
Провокации были. Но дело же не в том, "бросил зигу" внедренный в толпу протестующих комиссар "Наших" или просто очень похожий на него ублюдок. Главное, что в ответ сотни детских ручек в двух шагах от могилы Неизвестного солдата вытянулись в "древнеримском" жесте. Кстати, с Победой вас, канцлер Адольф Алоизович, и вас, генерал Андрей Андреевич.
Раз у нас нет левых, то сразу стало ясно, что все предположения о гипотетическом союзе левых либералов и левых социалистов в одном демократическом движении — политологическая утопия.
У нас очень слабы либералы. Я бы сказал, что их нет, но поскольку национальный п***л — извините, лидер обрушился именно на них с такой же грязной клеветой, как и на подсудимого Ходорковского, то значит — они есть, и они единственные, кого власть хоть как-то принимает в расчет. Либералы в полном политическом одиночестве. Даже вменяемые левопатриотические деятели, уже не стесняясь, говорят, что с ними за слова в защиту жертв погромов следует поступить, как с пособниками террористов.
У нас бесконечно сильны ультраправые, изрыгающие сейчас такое, за что в Нюрнберге вешали бы по два раза.
У нас нет государства — гражданской нации, потому что
в ответ на волну убийств и внеклассные "уроки ненависти" рядом с площадью Европы (!) мы услышали только стертые казенные слова о многонациональном государстве и начальственный рык "всех вязать":
не защитив 11 декабря "брюнетов" в метро, ОМОН 18 декабря отважно повязал сотни разбегающихся школьников в Останкине.
У нас нет интеллигенции — потому что мастера культуры, столь активные, когда надо было в ноябре 1998 года осудить антисемитские выходки генерала Макашова и полуактивные, когда в октябре 2006 года надо было выступить против антигрузинской кампании, сейчас почти неслышны.
У нас нет церкви — потому что никаких иных слов, кроме осуждения дестабилизации и провокаций, ни иерархи, ни иные религиозные деятели не нашли.
Полтораста лет назад Ренан писал, что "нация — это ежедневный референдум". Так вот, декабрь-2010 показал, что массовое сознание не включает Северный Кавказ в российскую нацию. Он воспринимается как традиционная имперская колония. И споры идут только о том, прикладывать ли усилия для сохранения этой колонии или нет.
Какой бы ни была скорая пятая Русская революция — демократической, национальной или социалистической, историки будут вести ее отсчет с этого декабря. Они либо скажут, что
именно в эти дни началось восстание русского народа, либо то, что именно тогда режим показал все свою гнилость и беспомощность, а реакция пыталась отравить всенародное движение трупным ядом ксенофобии…
Может быть, кто-то напишет (проецируя отечественные реалии 2013 на 2010 год) о нацистском восстании против фашистского режима.
Сегодня Российскую Федерацию объединяет так же мало, как мало на деле объединяло Советский Союз в 1988—1990 годах. Многонациональная общность, фактически являющаяся отдельным цивилизационным явлением (так же как, например, США или Латинская Америка), может быть объединена либо в рамках империи (традиционной или тоталитарной), либо культурой, либо свободой и правом.
Современная русская культура, зацикленная на комплексах побежденного и имперской ностальгии, объединить никого не может. Она также не является мостом в современную цивилизацию Запада для национальных культур.
Прямой демократии здесь подсознательно не хочет никто, кроме ультраправых, ждущих от нее реализации своего излюбленного лозунга "Россия для русских".
Поклонники "здорового патриотизма" и русской национальной демократии, обещающие "кавказцам" (в обмен на согласие считать себя гражданами второго сорта в России) выделить им "бантустаны" с правом учредить у себя шариат, скромно не договаривают, что большинство жителей республик вовсе не мечтают о создании у себя исламской государственности и что такое высокомерие к "туземцам" само по себе оскорбительно. Кстати, зачем этим "бантустанам" оставаться с Россией? Конфедерация с Турцией может показаться куда более соблазнительной.
Надежды на право будут погребены под новым приговором Ходорковскому и Лебедеву.
И немного о терминах и надеждах.
11 декабря был именно погром, потому что суть погрома — это не разбитые витрины, а люди, растерзанные толпой. В день еврейского бойкота 1 апреля 1933 года магазины не громили (не путать с Хрустальной ночью 9 ноября 1938 года, 72-ю годовщину которой Москва так "хорошо" отметила, пусть и с месячным опозданием) — штурмовики били и убивали.
Пьяной или полупьяной толпе на Манежной не было дела до гражданского протеста против милицейской коррупции и социальной несправедливости. Они "зиговали", они хотели крови, они — погромщики на "подкорковом" уровне. Поэтому надежды использовать их для расширения гражданского протестного движения — утопия. Конечно, какое-то количество юных "героев декабря" можно разом обманом вытащить на оппозиционные акции, но для них это будет только еще одна увлекательная игра. Им не нужны ни демократия, ни Конституция. Из всех свобод для них ограничена только одна — запретом на разжигание. Отмените 282-ю статью, и в блогах, на сайтах, брошюрах и газетках напишут такое, что не пропустила бы даже нацистская цензура.
Признак тоталитарного, в свой основе квазитрадиционалистского, сознания — это допустимость и необходимость коллективного наказания, отмщение всей общности за провинность отдельного человека. Так, царские сановники в 1905 году оправдывали еврейские погромы активным участием евреев в революционном и либеральном движениях, откровенно давая понять, что пять миллионов евреев в "черте оседлости" — их заложники.
Поэтому движение против "кавказского засилья" фашистское по своей природе. Точно такое же, каким было протофашистское черносотенное движение. Поэтому
каждый, кто сейчас говорит и пишет, что убивать и бить — это неправильно, но "они" сами виноваты, пусть немного, но фашист.
Особенно чудовищны изыскания вроде кураевских о том, что вот негров, бурятов и узбеков с таджиками обижать не следует — они не виноваты, а вот кавказцы с ножами — совсем другое дело…
Это не Кавказ "пришел" в "русскую Москву". Это русская Москва стала Вавилоном (или Римом, первым и вторым, если хотите) после того, как в XIX веке российские императоры залили кровью Кавказ, истребив или вынудив к бегству (махаджирство) до миллиона жителей Западного Кавказа. Это не говоря о плодах усмирения Восточного Кавказа — Дагестана и Чечни.
Петербургская империя рвалась на Ближний Восток, к территориям Османской империи, населенным христианами (греками, армянами, ливанцами и палестинцами). Приз был гигантский. Но на пути были северокавказские народности, не желающие "идти под руку белого царя". Их участь стала такой же, как и участь марокканских рифов или намибийских гереро.
Сталинская коллективизация и депортации разрушили традиционное кавказское общество. Затем "демократический" Кремль влез в гражданские конфликты в Чечне, Грузии и Азербайджане. И Москва окончательно стала Вавилоном — космополитическим имперским мегаполисом.
Теневая оппозиция
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4D7E0498DED4A
14-03-2011 (15:30)
Оппозиции необходимо преодолеть раскол и создать платформу "по-советски"
Прошу прощения у уважаемого Гарри Кимовича за запоздавший ответ на его статью на сайте Грани.Ru о "теневом правительстве". Поскольку в этой статье была прямая ссылка на мой материал, то я воспринял ее как прямую подачу. К сожалению, сразу ответ написать не смог — пазл, что называется, не сложился, а выдавать очередной текст про горестные судьбы отечественной демократии не хотелось, да и не этого от меня явно ждали. Но задержка оказалась необходимой — каскадом посыпались информационные события, которые очень пригодились мне при обдумывание ответа.
Проблему, поднятую Каспаровым, считаю необычайно важной, но утопической, и не за призрачным характером "теневого кабинета", а за призрачным характером российской оппозиции. Именно на это я обращаю внимание. Участвовать в схоластическом споре о том, какую группу оппозиционных лидеров полагается называть "теневым правительством", а какую нет, не имею ни малейшего желания. Но некоторые соображения на эту тему считаю необходимым высказать.
В нормальных странах правительство — это обойма политиков, готовых действовать совместно для управления страной. И только рок да воля избирателей определяют, какая из этих обойм является кинетическим руководством, а какая — потенциальным. Естественно, что идет некое распределение будущих ролей и подбор экспертов-разработчиков на каждое направление планируемых реформ. Можно, по предложению уважаемого Евгения Григорьевича Ясина, создать альтернативный правительству синклит советников, например экономистов и социологов. При высоком общественном престиже собравшихся это будет некий "римский клуб", а его вердикты — "вторым полюсом" социально-экономической мысли. Напомним, что Римский клуб 40-летней давности и его сенсационный доклад "Пределы роста" сыграли грандиозную роль в смене вектора массового западного сознания: в нем появилось буквально новое измерение — экологическое, а вслед за этим и целое общественное направление — зеленые. Так что Ясин предложил один из вариантов — своеобразный социально-экономический "римский клуб" для либерального давления на правительство по итогам выборов 2012 года.
Очень важную роль на излете перестройки и при выборе курса социально-экономических реформ в нашей стране сыграл неформальный ультралиберальный "теневой кабинет", состоящий из экономистов-публицистов. В результате самая сплоченная "теневая команда" — так называемый ленинградский кружок — и стала ядром первого суверенного российского правительства осенью 1991 года.
Проблема в том, что такие альтернативные эксперты должны:
иметь некоторый политический темперамент — они должны быть готовы в случае необходимости возглавить или ведомство, или определенное движение в интеллектуальной среде;
обладать командным духом и, получив лестное предложение от власти или от одной из оппозиционных сил украсить своими именами ее корону (или героическое знамя), они должны суметь настоять, что готовы на это только одной группой и для реализации (разработки) заранее согласованной программы, ибо вхождение в "теневой кабинет" не должно уподобляться хождению юного существа в ночной клуб в надежде на "съем";
иметь серьезную общественно-политическую поддержку.
Первым, пусть и виртуальным "прототеневым кабинетом" в России стал Общественный совет общества "Мемориал", созданный осенью 1988 года путем уличного опроса москвичей. Этот Совет объединил моральных лидеров демократической оппозиции — среди многих деятелей культуры он ввел в одну обойму академика Сахарова, Бориса Ельцина и историка Юрия Афанасьева. Через полгода этот триумвират стал ядром знаменитой Межрегиональной депутатской группы, через год — вместе с Гавриилом Поповым, Тельманом Гдляном, Галиной Старовойтовой и Львом Пономаревым — центральной командой формирующегося массового демократического движения. Вот классический пример формирования "теневого правительства". В августе 1991 года, после краха коммунистической государственности, это правительство смогло очень быстро занять реальные властные позиции.
Если же говорить об экспертах, в 1989–1991 годах за либеральными экономистами стояла мощная общественная волна, толкающая Горбачева к реформам. А за кабинетом Бурбулиса — Гайдара — движение "Демократическая Россия", а с июля 1992 года — и коалиция "Демократический выбор".
Никакой серьезной альтернативной команды профессионалов, обладающих сопоставимой по силе общественной поддержкой, с тех пор Россия не видела.
"Теневое правительство" обязательно должно иметь за собой пусть и не организованное в строгих партийных формах, но очевидное для всех движение поддержки.
"Теневое правительство" должно быть одно. Три-четыре "теневых кабинета" — каждый в своем углу идеологического спектра — это просто показатель солидных организационных возможностей конкретной партии, способной аппаратно обеспечить группу солидных интеллектуалов-единомышленников.
Обратим внимание, что все последующие попытки создать экспертный "теневой кабинет" — начиная с "теневого кабинета" Сергея Юшенкова (1992) и заканчивая действующим 10 лет назад ЭПИцентра Явлинского и почти одновременно созданным "теневым кабинетом" "левопатриотических сил" — были провальны и анекдотичны.
Российское общество настолько привыкло в ревущие девяностые к тому, что можно (и сравнительно недорого) собрать под любое знамя нужное количество "доцентов с кандидатами", что замена вывески — вместо поднадоевших фондов и аналитических центров — на "теневое правительство" выглядит комично. Все-таки министры, даже "теневые", — это люди, чувствующие за собой власть "вязать и разрешать", определять направления общественного движения, влиять на распределение средств, на изменение соотношения удельного веса отраслей…
В период Четвертой русской революции (1989–1993 годов) было мощное политико-идеологическое размежевание. Разлом шел по одному вектору: дальше от коммунизма и советской модели, ближе к рыночному демократическому национальному государству европейского типа. Был последний кабинет Горбачева (будущий ГКЧП) и была команда Ельцина (и команды Народных фронтов в республиках).
Но сейчас расколов больше, а оппозиция влачит призрачное, теневое существование. Поэтому
никакой набор политиков или экспертов не будет восприниматься как альтернативное правительство, но лишь как еще одна тусовка.
И мы не знаем, какая из эмбриональных идеологически-общественных сил получит от истории щедрый подарок — шанс развернуться во всю богатырскую мощь.
Каждый поклонник историософской школы Александра Самойловича Ахиезера, к которой сегодня примыкают такие известные историки и культурологи, как Юрий Афанасьев, Игорь Клямкин, Андрей Пелипенко и Игорь Григорьевич Яковенко, знает, что сущность российской цивилизации — в глубинном ценностном расколе.
По мере возвращения нашей страны к исторической динамике этот раскол обостряется, обнажается.
Российское общество фрактально, каждая оформленная структурная единица стремится повторить социальную структуру Большого общества — выстроить "вертикаль" и превратить "горизонтальные" взаимодействия либо в профанированную рутину, либо в нечто виртуальное.
И вот сейчас по социуму (в большом и малом) идут два раскола.
Эти расколы еще тонки и малозаметны постороннему наблюдателю, но уже непереступаемы и непреодолимы. Они могут слиться в один, и тогда определится достаточно четкая картина самого близкого российского будущего, а могут выступить соперниками на влияние и тогда станут центрами консолидации враждующих общественных группировок.
Не буду томить читателя неизвестностью.
Первый раскол существует между сторонниками будущей русской демократической революции (включая ее самые мягкие, ненасильственные варианты) и ее убежденными противниками. Отношение к египетской и ливийской народным революциям служит здесь идеальной лакмусовой бумажкой.
Второй — между сторонниками вычленения из Российской Федерации русского этнического государства и сторонниками сохранения Российской державы, в том числе путем отстаивания защиты общеимперских (или деликатней — общецивилизационных) ценностей, включая безусловное общегражданское равноправие. Здесь, как и полтораста лет назад, перед правителями России стоит выбор между "американским" и "прусским" путями развития, только не в аграрной, а в национальной области.
Чтобы продемонстрировать, как всепроникающ этот раскол, расскажу грустный политический анекдот из жизни. Как известно, в движении "Солидарность" доминируют леволиберальные, западнические взгляды. Очевидно, что политизированные сторонники защиты прав сексуальных меньшинств инстинктивно тянутся к такому глубоко западническому объединению. И вдруг суперскандал: после 11 декабря (Манежная) в этой группе происходит решительный раскол, сопровождающийся, как обычно, резкими взаимными упреками и даже памфлетами. Появляется "патриотическая фракция" (выражение "Гей, славяне" в качестве политического лейбла, к сожалению, сочинили до меня). Это говорит о том, что раскол по национальному вопросу безжалостно рассек, казалось бы, вполне гомогенную в идейном плане среду.
Раскол по национальному вопросу очевиден и среди истеблишмента. Сразу после 11 декабря одни представители элит стали выражать обеспокоенность за распадающуюся на глазах общегражданскую (общеимперскую) идентичность, причем они честно говорили, что национализм — это угроза (их) многонациональной державе. Даже они понимали, что рассуждения на тему "Все люди — братья" и "Несть ни эллина, ни иудея, ни скифа" звучали бы в их устах настолько пронзительно фальшиво, что они к ним не прибегали. Зато другие продолжали гнуть свою линию на формирование этно-православно-русской госидеологии, активно используя миф о тотальной русофобии и прочие заготовки романтического консерватизма. Они понимали, что идеологически обеспечить существование русского национального государства они смогут, но даже не представляют, как создать надэтническую интегрирующую доктрину. И действительно, идеи всеобщего правового равенства, единой свободы или справедливости глубоко им чужды.
Но к сожалению, эти идеи чужды и многим противникам режима. Давно забыт июль 2006 года, когда на конференции коалиции "Другая Россия" Ампилов аплодировал Ясину, ровно за два года предрекшему жестокий экономический кризис в нашей стране. Как можно думать о создании объединенной оппозиции, если даже среди руководства Национальной ассамблеи в отношении оппонентов уже не скрывают выпадов против "либерастов" и "толерастов".
Гарри Кимович приводит в пример актуальных проблем для обсуждения гипотетическим объединением оппозиционеров следующие предложенные мною темы: а) как решать проблему нарастающего размежевания народов Российской Федерации и б) как противостоять фашизации. Но часть оппозиции уже заявила, что должна быть выделена территория Русской республики. Более того, "профессионально" работающее "ядро" конституционной комиссии Национальной ассамблеи РФ, единогласно отвергнув мои соображения о том, что реализация их инициатив — самый простой способ спровоцировать развал страны, предложила отменить национально-государственные единицы в составе Федерации, разрешив меньшинствам лишь создание этнических резерваций внутри губерний .
Многие люди, искренне считающие себя радикальными оппозиционерами и сторонниками прямой демократии, полагают разговоры об угрозе фашизации клеветой на русский народ. Делягин и его единомышленники — казалось бы, ближайшие соседи демократического движения на левом фланге — ввели в широкий оборот понятие "либеральные фашисты", имея ввиду именно оппозиционных путинизму либералов-западников. Партия сторонников Эдуарда Вениаминовича, назвавшись "Другая Россия", окончательно перестала изображать "юных сахаровцев" и в процессе политического рекрутинга обратила свои ищущие взоры на Манежную площадь.
Поэтому мне совершенно непонятно, как может нынешняя российская внесистемная оппозиция вместе обсуждать какие-либо глобальные проблемы, если одна ее часть считает "зарей новой надежды" то, что другая полагает смертельной угрозой и для себя, и для страны.
Трещина "революционного" раскола прошла не только между Рыклиным и Радзиховским. Ветвясь, она раскалывает и ряды сторонников демократического движения. Все мощнее проявляется радикальный полюс, для которого власти — это монолитный абсолютный враг, компромисс — предательство, а любая массовая акция — способ надрессировать умеренных "попутчиков" для участия в акциях гражданского неповиновения.
Чем быстрее Россия скользит к новой революции, тем четче обозначается глубинный раскол среди участников освободительного (от путинизма) движения.
Одни хотят (наконец-то) создать в России апробированные на Западе демократические институты. Они отдают себе отчет в том, что "нормальная", "цивилизованная" жизнь здесь будет налаживаться только спустя многие десятилетия после перехода к представительной демократии — за счет беспринципной грызни продажных партий, свального греха лживых телеканалов и заказных стачек мафиизированных профсоюзов. Другие хотят скачка в утопию — идеальных законов, ультрадемократических конституций, сверхсправедливых порядков. Все ожесточеннее полемика и все глубже раскол между реалистами и утопистами.
Впрочем, утописты скажут: реалисты "слили" все завоевания Четвертой русской революции, растранжирили не только моральный капитал младореформаторов и шестидесятников, но и все усилия поколений самоотверженных борцов с тоталитаризмом, равно белых и красных…
Ни в Тунисе, ни в Египте, ни в Ливии, ни в Йемене нет такого глубокого, по сути, цивилизационного раскола между революционерами. Конечно, есть принципиальные расхождения между исламистами и светскими демократами правозащитного направления, между консерваторами и сторонниками социал-демократии. Но все одни едины в необходимости сохранения единства страны, развития парламентской демократии, современной системы права… Поэтому там сравнительно быстро удалось объединить основные течения протестующих. Кроме того, там есть культура выстраивания коалиции. А это сложнейшее искусство. Даже сравнительно идейно гомогенным оппозициям, находящимся под сильным давлением — белорусской и грузинской, — объединиться и сформировать "теневое правительство" так и не удалось, хотя у каждой из них была огромная поддержка интеллектуалов, уважаемых экспертов в самых разных областях.
К сожалению, в отечественной социальной культуре стремление к равноправному союзу воспринимается как готовность к капитуляции.
Более "умные" соглашаются на коалиции, скрытно считая ее возможностью использовать "простодушных" партнеров "как лохов", как дополнительный ресурс. В 2007 году Лимонов, играя на массовом сочувствии к своим репрессированным товарищам по партии, использовал либералов для позитивного ребрендинга национал-большевизма. Когда ему не удался пиар-проект создания альтернативного парламента, он отряс со своих штиблет прах Национальной ассамблеи и целый год "катался" по Триумфальной площади на доверчивых правозащитниках и пылких либералах. Это называлось "Стратегия-31".
Сейчас "Армия воли народа", незаконно запрещенная судом за призыв к проведению конституционного референдума "О суде народа" (абсолютно антиправовая идея превращения всех избирателей в членов чрезвычайного трибунала над бывшими депутатами и президентом), лукаво призывает Национальную ассамблею стать оргкомитетом того же самого референдума. Перед этим та же "АВН" пыталась использовать Ассамблею как лобби представлений Юрия Мухина о событиях в Катыни.
У нас еще не так плохо, чтобы найти возможность объединения. Консолидироваться просто, когда тиран бросает на народ танки и всех объединяет простая формула: палачей к ответу, долой диктатуру, даешь свободные выборы.
В России еще нет понимания, что общая платформа — это общий приемлемый минимум,
а не среднее арифметическое программ Илларионова и Пригарина. Плюс джентльменское соглашение остановить взаимные нападки и дискредитацию доктрин участников коалиции. Именно так создавались удачные варианты коалиций, например, "Народные фронты" во Франции и Испании в 1935–1936 годах, антигитлеровское подполье в Европе. В таких альянсах было много лицемерия, но во имя высшей цели — защиты республики — либералы приглушали свои антисталинские инвективы, а коммунисты забывали свои подзаборные выражения типа "социал-фашисты" и "империалистические марионетки".
Существующий зазор, в том числе созданный медведевской "оттепелью" (то есть тремя годами возможности слабозавуалированной критики положения в стране и партии власти) дал возможность быстро пройти зону базового согласия — необходимость основных "буржуазно-демократических свобод". А дальше сразу началась область выбора стратегической перспективы развития страны. И во весь рост стала проблема ценностного раскола России на глубоком цивилизационном уровне. Поскольку на преодоление его уйдут десятилетия, если не века, то надо пойти проще — попытаться создать "теневые магистраты", в том числе с участием оппозиционных депутатов регионального и местного уровня, поскольку на локальном уровне объединяться легче — цивилизационный раскол при спорах о справедливых тарифах ЖКХ "не включается". И а тем временем создать "теневую фракцию", но не делать игрушечного "альтернативного" парламента, а попытаться создать оппозиционную платформу "по-советски" — собрать наказы от разных социальных групп.