https://openrussia.org/post/view/16028/
Преследования, 27 июня
Никита Белых. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
Член ОНК Зоя Светова встретилась с арестованным кировским губернатором в СИЗО «Лефортово» и объяснила ему, почему к нему не допускают адвоката
Кировский губернатор Никита Белых с пятницы (24 июня) пьет только воду и ест черный хлеб. Конвой, который после задержания доставил его сначала в ИВС на Петровке, а после ареста — в СИЗО «Лефортово», отказался взять лекарства, которые Белых принимает вместе с пищей. Поэтому губернатор решил голодать, ожидая, пока тюремные врачи все-таки выдадут ему необходимые медикаменты. Он свежевыбрит, собран, готовится к встрече с адвокатом и со следователем.
Беззащитность перед системой
«Я голодаю, но не в знак протеста. Жду, пока мне дадут лекарства, которые мне необходимы. Я составил список вещей, которые мне необходимы в СИЗО, жду адвоката, чтобы он передал этот список моей жене, — говорит Белых. — Я написал следователю заявление, что прошу его разрешить мне встречу с моим адвокатом Вадимом Прохоровым».
Приходится объяснять, что следователь, который ведет его дело, не дает адвокату Прохорову разрешение на его посещение. И есть опасность, что к арестованному губернатору придет тот адвокат по назначению, в присутствии которого он давал свои первые показания. Объясняю, что очень часто такие адвокаты отстаивают интересы следствия, а не своих клиентов. Губернатор пишет заявление, что отказывается от услуг адвоката по назначению Сергея Тетерина.
Рассказываю, что в СИЗО «Лефортово» с адвокатами и вовсе беда: в СИЗО всего шесть следственных кабинетов, и адвокатам приходится занимать с ночи очередь на проход к своим подзащитным. А в последнее время из-за того, что в «Лефортово» заехало много «крутых» бизнесменов, чиновников, у каждого из которых по несколько защитников, адвокаты стали пробиваться к своим подзащитным практически с боем. На прошлой неделе они придумали выход из сложившейся ситуации, решили тянуть жребий и на всю неделю расписали очередь. Вроде бы неплохо — не надо записываться с ночи, в день могут пройти шесть-семь адвокатов. Но один вопрос, который напрямую касается Никиты Белых и его защитника, так и остался нерешенным. Как быть тем адвокатам, чьих клиентов посадили в выходные и которые не смогли принять участие в жеребьевке?
Политик и его литература
Мы разговариваем с Никитой Белых в камере карантинного отделения. Это очень унылая камера — временное пристанище, где свежеарестованный может провести от трех до десяти дней. В карантине нет ни телевизора, ни холодильника, ни газет. Только алюминиевый чайник с кипяченной водой, железная миска и кружка. Одежду у вновь прибывших забирают на «прожарку» — дезинфекцию — и выдают арестантскую одежду. Вместо синего в мелкую полоску костюма, в котором его задержали, Белых теперь одет в синие арестантские штаны, черную майку без рукавов, черные носки и казенные черные тапки. Белых говорит, что к нему уже приходил библиотекарь и он попросил принести ему классическую литературу, стихи Бродского и Шпаликова, а также учебник испанского, который давно хотел выучить.
«Как вы думаете, может быть, в СИЗО было бы лучше работать, вышивать, например, шить?» — спрашивает его моя коллега по ОНК Ева Меркачева.
Белых улыбается:
— Нет, я, пожалуй, буду писать. Вот уже написал письмо Алексею Венедиктову. Я должен объяснить, что произошло. Ведь это подстава.
Сотрудники СИЗО, которые сопровождают нас во время посещения, начинают нервничать, предлагают прервать посещение, напоминают, что мы не можем говорить об уголовном деле.
Белых продолжает:
— А что касается труда заключенных, одна из моих работ — диссертация «Эффективность подневольного труда» — как раз была посвящена теме труда заключенных в Гулаге. Эффективность от этого труда есть только с точки зрения мобилизационной. У заключенных, которые работали на лесоповалах в Вятлаге, не было никакого стимула трудиться; таким стимулом было бы освобождение, но ведь их не освобождали. И я помню, как Сергей Ковалев рассказывал, как он в лагере работал: собирал утюг, потом разбирал этот же самый утюг. Я историк и готов писать тексты. Я вот в журнале «Дилетант» писал статьи.
— Вы пишете прозу; может быть, и стихи? — интересуется Ева Меркачева.
— Да, и стихи. Но о тюрьме пока писать не хочется.
— Сразу вспоминаются знаменитые строки: «Сижу за решеткой в темнице сырой», — вступает в разговор кто-то из сотрудников изолятора.
— Я очень надеюсь, что здесь не задержусь, если задержусь, то может быть напишу что-нибудь и о тюрьме, — говорит Белых.
Негубернаторская жизнь
— Как вы себя чувствуете без лекарств? — спрашиваю я его.
— Пока нормально. Я уже похудел на четыре кг. И это хорошо. До этого я сбросил 30 кг. Я всю жизнь старался выглядеть старше, а когда стукнуло 40 лет, решил, что хватит молодиться.
Я написал следователю, чтобы он разрешил мне свидание с женой. Надеюсь, что разрешит. Я ведь веду себя лояльно.
Белых интересуется, долго ли он пробудет в карантине и куда его потом переведут. Объясняем, что в «Лефортово» — двухместные камеры, и одиночное содержание разрешается только в крайних случаях.
Спрашиваем, что арестант предпочел бы: сидеть в одиночке или с соседом:
— Я так устал от людей, что хотел бы сидеть один, — говорит Белых.
Объясняем, что этот вопрос будет решать руководство изолятора.
— У меня к СИЗО «Лефортово» нет никаких претензий, — говорит политик. — За время работы губернатором я посещал многие тюрьмы и колонии в своем регионе и могу сказать, что СИЗО «Лефортово» намного лучше, чем те учреждения, которые я видел.
Белых спрашивает, разрешены ли в изоляторе беруши и маски для глаз. Просит, чтобы ему принесли еще воды: в чайнике воды уже не осталось. Просит дать ему еще бумаги — всю, что ему дали, он уже исписал.