[Виталий Найшуль]

http://www.polit.ru/lectures/2005/02/09/naishul.html
Лекция

Мы публикуем расшифровку записи лекции Виталия Найшуля “Реформы в России. Часть Вторая” и дискуссии по ее итогам, состоявшейся 4 февраля в клубе-литературном кафе Bilingua в рамках проекта “Публичные лекции Полит.ру”.

Виталий Найшуль – выдающийся аналитик, с необычайной интуицией, широтой интересов и мыслительного инструментария. В начале 1980-х он увидел неизбежность перехода к рыночной экономике и даже увидел и назвал инструмент реформы: “ваучер”. В начале 90-х он первым заговорил о русском Пиночете. Виталий Найшуль - православный оптимист, и он видит позитивные возможности развития угаданных им сценариев, а уж как получается - это совсем другое дело.

Данная лекция получилась экспромтом. Дело в том, что на этот день планировалась лекция Валерия Абрамкина, великого человека, главного специалиста в России по нашей тюремной системе. Валерий Федорович неожиданно заболел, и мы стояли перед необходимостью экспромта или пропуска очередного четверга публичных лекций. Виталий Найшуль после пятнадцатиминутного раздумья согласился на экспромт с примерно такой формулировкой “из неожиданных ситуаций всегда происходят неожиданные следствия”. “Революционная” или, если угодно, “контр-революционная” записка Виталия Найшуля, опубликованная в Полит.ру, может считаться содержательно-идеологическим введением в тему лекции.
Лекция Виталия Найшуля

Это будет институциональный экспромт.

Я получил сегодня приглашение выступить вместо Валерия Федоровича Абрамкина, которого я глубоко уважаю. Я хотел бы начать свою лекцию с выражения искреннего и неподдельного восхищения перед этим человеком. Возглавляемый им центр ("Центр содействия реформе уголовного правосудия" – “Полит.ру”) является просто национальным достоянием, а он сам - главный и, может быть, даже единственный специалист по праву в нашей стране, по тому, что является действительно правом, правдой, по тому, как должна работать соответствующая система - суд, система наказания и т.д. Очень жаль, что Валерия Федоровича здесь нет, но я думаю, что это когда-нибудь будет восполнено - Родина должна слышать и знать своих героев.

Теперь я, собственно, перейду к своему выступлению.

Оно, как было уже сказано, называется "Реформы. Часть вторая". Это название надо понимать в двух смыслах. Первый смысл состоит в том, что я уже рассказывал о реформах и поэтому это второй рассказ - "Реформы. Часть вторая". Второй смысл названия состоит в том, что реформы 90-х годов состоялись, и, по всей видимости, назревает что-то новое, и это будет часть вторая реформ.

Здесь надо сказать, что само слово "реформа" является не очень удачным, на мой взгляд, потому что реформа объединяет как роспуск Советского Союза, так и изменения в Налоговом кодексе. Наверное, правильнее говорить о том, что произошло в 1991 году как о революции. Тогда, соответственно, мое выступление будет иметь название "Революция. Часть вторая".

Революция. “Снова не успели?”

Примерно неделю назад я разговаривал с московским батюшкой и сказал ему, что, похоже, назревает новая русская революция. На что батюшка ответил: "Снова не успели?" Поэтому в первой части моего выступления хотелось бы подумать, чего, собственно, не успели. Соответственно, можно сделать паузу и в вопросах обсуждать, почему "революция". Но я сейчас как раз об этом говорить не хочу, т.е. перечислять признаки остроты ситуации, говорить о динамике ситуации. И потом, я не хотел бы "каркать". Этот процесс идет как-то своим ходом и лучше, если он будет идти медленнее, чем быстрее. Но как бы он ни шел, к этой второй фазе хорошо было бы подготовиться. Когда произошла первая фаза, выяснилось, что есть человек пятнадцать, которые достаточно логично рассуждали о рынке; людей, которые разумно рассуждали о роспуске Советского Союза - вообще было раз-два и обчелся, а, может быть, и вообще не было. Результат такой: трансформационные процессы оказались чрезвычайно тяжелыми для нашей страны, и я бы сказал, что все сделано крайне неудачно. Винить в этом некого, такая уж была ситуация. - "весна пришла неожиданно".

Давайте попытаемся раскрыть вопрос батюшки относительно того, что "не успели". Я попытаюсь набросать несколько пунктов. Мы знаем, что политическая система не работает. Это наше состояние. Мы не знаем, какая система работает. Не работала система с "декоративной" Думой, потом Думу сделали не "декоративной", а вообще каким-то хвостом власти, но она и такая тоже не работает. Какая работает - неизвестно. Мы знаем, что страна должна избавляться от наследия социализма, но не знаем, как это сделать. Когда я говорю "мы не знаем", я выражаю свою личную оценку. Я не слышал в московских кругах, на семинарах или встречах, где я присутствовал, разумных тезисов о том, как это можно сделать, или что можно сделать.

Добавим следующий пункт: мы знаем, что необходимо единство для проведения преобразований, но не знаем, как его достичь. В этом отношении я бы прокомментировал эту фразу так: были периоды, и у первого президента, и у второго, когда было похоже, что президент объединяет всю страну. Ельцин - в 1990-91 гг., и Путин - я помню его интервью "Известиям" после первого года правления, когда его спросили, что он считает самым большим достижением, и он ответил - укрепление единства страны. И это было действительно так, со всеми оговорками, которые можно сделать по этому поводу. Сейчас это снова не так.

Может быть, я еще сделаю отступление по этому поводу, чтобы этот тезис о единстве страны не звучал как просто желание чего-то хорошего. Желать этого необходимо для проведения, в частности, экономических реформ, и для достижения тех целей, которые ставятся обычно перед преобразованиями. Примера будет два: первый - это Новая Зеландия. Не все знают, что там либеральные реформы были покруче, чем в Чили, но они прошли при консенсусе населения. Вторая страна - это Эстония. Недавно вышло исследование на тему, какие страны являются наиболее свободными в экономическом отношении. Эстония занимает там четвертое место. Эта страна в течение очень короткого срока, в течение трех лет, провела все реформы и решила все проблемы, которые наша страна решает уже 13 лет, в том числе ЖКХ и прочее. Кто-то может сказать, что единство эстонской нации всегда было против кого-то, но, тем не менее, это была национальная консолидация, и это дало возможность провести реформы быстро и эффективно, хотя и болезненно, и получить в итоге одну из лучших экономико-политических систем на пространстве бывшего Советского Союза.

Страна должна модернизироваться - она до сих пор не является развитой в полной мере. Но опять - по этому поводу есть некоторые расплывчатые мнения, есть некоторые оригинальные мнения, но если есть интересные мнения, то они не разделяются всей страной. Все же, я бы сказал - мы не знаем, как. Это касается как мнений специалистов, так и распространения этого мнения в стране в целом.

Ну и, наконец, тема, которая давно навязла в зубах: Россия до сих пор - неизвестно что, непонятно, что она должна представлять собой в будущем, и непонятно, как решать те проблемы, которые решали в Эстонии или в других прибалтийских странах, или в восточно-европейских странах, которые просто произвели реституцию - в широком понимании этого слова. В России этот процесс не произошел. Россия в 1991 году сделала какой-то старт, начала стройку в пустыне, и чем это строительство должно закончиться, совершенно непонятно. Вот эти "не знаю" - они накладывают свой отпечаток.

Теперь представим себе, что может произойти дальше. Дальше может произойти потеря преемственности у власти. Это означает, что все вопросы будут поставлены заново. Хорошо отвечать на вопросы, когда в письменных столах скопилось большое количество разных идей, как это было с шестидесятническими и разного рода другими идеями, которые подошли к 91-му году. А если эти письменные столы пусты, то тогда возникает совершенно другая общественно-политическая ситуация. И через нее придется прорываться.

Я хотел бы добавить еще две-три вещи, которые относятся не к текущему моменту, а отражают какие-то долгосрочные проблемы. Эти проблемы тоже будут висеть на шее выбора, который придется делать в будущем. Какое бы мы государство ни строили в результате нового слома, его придется строить в условиях низкой государственной культуры. Надо сказать, что 13-14 лет не были в полной мере использованы, чтобы эту слабость как-либо существенно преодолеть. Это первое.

Второе: государство снова придется возводить в условиях отсутствия развитого общественно-политического языка, а это означает, что не решены будут две проблемы: коммуникативная, т.е. людям будет трудно договариваться друг с другом, и когнитивная, потому что язык означает, что у нас есть какая-то модель, есть термины, есть понятия, которые являются общими для нас, которыми мы можем оперировать в государственном строительстве.

Ну и, наконец, среди других негативных факторов, с которыми мы будем сталкиваться – общественная мораль, тут она уже становится притчей во языцех. Наверное, лучше всего этот тезис может подтвердить или прояснить анекдот брежневских времен. Когда самолет был сбит над Африкой, и местное племя решило съесть пассажиров, каждому из них была предоставлена возможность что-то сделать перед смертью: француз попросил туземочку, немец попросил пива, русский попросил сказать речь. Он спросил: “У вас революция была?” - “Нет”. “Коллективизация была?” - “Нет”. “Индустриализация была?” - “Нет”. “Спутник в космос запускали?” - “Нет”. Я думаю, сейчас еще можно добавить: “Приватизация была?” - “Нет”. “Так чего же вы, ребята, так озверели?!”

“Что делать, когда ничего нет”

И вот это то, с чем мы попадем на вход. И с этим наследием мы окажемся в достаточно острой ситуации. Возникает вопрос: "Что же делать, когда ничего нет?"

Если проблема есть, а рецептов нет, то, по всей видимости, придется залезать в долги к будущему. Все вещи, о которых я говорил, невозможно генерировать в короткий срок. Хорошо было бы, если бы это все тянулось долгое время, тогда за это время можно было бы что-то более-менее основательное сделать.

Залезать в долги – это значит, что придется обещать. И вот один из важных вопросов - что именно придется обещать? Потому что эти обещания определят вектор дальнейшего политического развития.

Мне кажется, есть три идейных тезиса, которые всплывут в этой трансформации. Лозунгом революции 1991-го года была свобода. Лозунгом грядущей перемены, по всей видимости, будет справедливость - это является самым большим дефицитом.

Вторым большим дефицитом является то, что на уголовном языке называется "пропиской". Новый порядок породил изменение социальных ролей - появились такие люди, которые называются "бизнесмены" или "предприниматели", но они совершенно не вписаны в социальную структуру. Социальная "прописка" - это то, что придется делать. Я бы назвал это принудительной социализацией.

Третий пункт можно кратко сформулировать как "рынок для всех".

Свобода торговли в самом начале экономических реформ была одним из небольших действий в отношении всех. Сейчас ситуация такая: есть некоторое количество людей, которые научились оперировать в очень сложных правилах, остающихся враждебными большинству населения. Их производительность определяется их зарплатой, а поскольку национальный доход - это просто сумма зарплат, то это означает, что 80% населения просто-напросто не работает. "80% армии не участвует в боевых действиях". Это положение нетерпимо во всех отношениях.

Рынок оставил за бортом огромное количество людей. Рынок я имею в виду в широком смысле - есть врачи, учителя, преподаватели вузов - они работают или не работают? Если работают, то почему ничего не получают? Если не работают, то давайте закроем все это. Или надо их либерализовать, или не надо? В общем, все это оставил предыдущий режим как такие темные пятна. То, что сейчас функционирует - это рынок не для всех, это рынок для какой-то части. И это положение нетерпимо.

Болезни придется лечить, но лечение пока не может быть произведено. Могут быть даны какие-то обещания, но, чтобы обещать на будущее, должны быть предложены такие рецепты, которые бы народ принял всем сердцем, потому что доказать их невозможно. За этим должны стоять слова, которые были бы понятны на уровне ощущений, а не на уровне логических конструкций, а также ссылок на Запад, что мы будем копировать, или не будем копировать (такие разговоры – в пустое пространство).

Обычно все наши болезни характеризуются как "переходный период", говорят, что "мы отстали от Запада на 150 лет и поэтому должны терпеть", или "у нас всегда воровали". Мне кажется, что отбиваться дальше такими фразами будет уже нельзя.

Теперь я кратко перечислю все "беды", для которых нужно уметь находить правильные ответы. Это

* налоги,
* приватизация,
* реституция,
* суд,
* образование,
* здравоохранение,
* наука - в том числе высокие технологии и
* территориальное устройство от земель и губерний до Татарстана и Чечни.

Я думаю, что ни от одного их этих вопросов нельзя будет уклониться. И опять же, нельзя будет сказать, что у нас нет по этому поводу мыслей, и нельзя будет отделаться каким-то штампом, которым оперировали последние 13-14 лет.

Что такое социальная “прописка”

Я бы закончил следующим разделом. Я говорил о "прописке", и я хотел бы подробнее сказать о том, в чем она должна заключаться и из чего состоять. "Прописка" означает то, что приходится делать вещи, которые неприятны, ради того, чтобы вписаться в социум. Мне кажется, можно говорить о двух частях: то, что касается элиты, включая не только деловую, но и научную, интеллектуальную элиту, и то, что касается народа.

Первый пункт я бы обозначил так: придется смириться. Смириться с тем, что у народа есть господствующая религия, и она должна лежать в основе его мировоззрения и, следовательно, в основе мировоззрения государства. То же самое касается религий других народов, с той разницей, что у них другой статус. Кстати, по этому поводу я хочу сказать, что наши западники делают такую выборочную селекцию. Они знают, что именно такое положение занимает религия во всех западных странах, но для нашей страны они делают исключение. Мне обычно задают вопрос - а что же атеизм? Но атеизм - не государственная идеология, а дело каждого отдельного индивида. Я не думаю, что это может быть положено в основу коллективного мировоззрения.

Вторая вещь - и это тоже некоторое переключение - у страны 1000-летняя история, история не только ошибок, но и славы. И будущее должно мыслиться не как строительство в пустыне, а как продолжение этой истории. И это требование особенно относится к элите - знать историю, дышать ей. Это в своем роде необходимое качество для принадлежности к элите. Это то же, что и передача навыков в любом социуме.

Вот с этим связаны два пункта. Есть два бесплодных направления мысли, которые уже два века занимают место на политической и интеллектуальной сценах, но не произвели продукта, и это очень хорошо стало ясно в 90-х гг. Раньше они все время говорили, что им мешает власть. Власть в 90-е гг. заглатывала любые интеллектуальные конструкции. Вот эти два направления мысли - это западничество и почвенничество. Оказалось, что западники не знают Запада, а почвенники не знают “почвы”. От этих комплексов надо отказаться как от интеллектуального мечтательства, и вот это тоже тяжелые вещи, связанные с изменениями в интеллектуальной сфере.

Ну а если говорить о поведенческой сфере, то здесь одна из главных задач - "прописать" новые профессии, в первую очередь - так называемых бизнесменов. Быть в социуме означает, что вы должны, должны всей стране в целом и местным сообществам – в частности. Должны и материально, организационными усилиями, и своим поведением. И все должны в этом отчитываться, и за это получать права, в том числе народную любовь.

Есть такая пословица у Даля: "народ как туча, в грозу все выйдет". Но, несмотря на эту пословицу, высшая часть общества всегда на этом деле обжигается. В частности, в начале XX века и в 1917 году на этом обожглась очень качественная элита. Мне кажется, что поговорка "мажу маслом бутерброд – сразу мысля, как народ" - должна быть в головах у людей.

Все, что я сказал, может показаться просто набором благих пожеланий. На вопросы по этому поводу я могу ответить, частично на них отвечает статья "Строение элиты" на сайте “Полит.ру”. Там показано, что есть механизмы, которые позволяют воздействовать на элиту не увещеваниями. Грубо говоря, можно было проводить всякие широкомасштабные экономические эксперименты и реформы, а вот когда Гайдар освободил цены, никому не нужно было объяснять, что идет реформа - каждый сам почувствовал это на своем кармане, в своей голове и так далее. Я хочу сказать, что в формировании социума тоже есть механизмы, которые позволяют осуществлять это так же, как осуществил освобождение цен Гайдар.

Вторая часть разговора о "прописке" касается народа. Это не менее сложный вопрос, потому что народ надо снова научить трудиться, к чему он не имеет склонности, самовоспроизводиться, к чему он не имеет склонности, самообслуживаться, к чему он не имеет склонности. Надо научить не рассматривать обыденный способ жизни как норму, а воспринимать как норму что-то более высокое, в том числе, например, религиозные нормы. Опять же, для того, чтобы это сделать, существуют форсированные механизмы и, по всей видимости, их придется задействовать для решения проблемы социализации.

Это был такой институциональный экспромт. Я буду рад ответить на вопросы. Самое благодарное занятие - рассказывать о том, что было. Труднее рассказывать о том, что есть. Самое неблагодарное занятие - это делать выкладки вперед. Я нарисовал некоторую картинку и постараюсь подпереть ее некоторыми аналитическими рассуждениями в ответ на вопросы, которые, наверное, последуют.
Вопросы и обсуждение

Участвуют: Виталий Найшкль (лектор), Виталий Лейбин (ведущий), Антон Плетенев, Елена Гусева, Алексей Чадаев (“Русский Журнал”), Борис Долгин (“Полит.ру”), Глеб Павловский (“Фонд эффективной политики”) и др.

Лейбин: Несколько реформистских тем (регионы, здравоохранение, образование и еще какие-то) вроде бы на повестке дня. Трудно понять ваш текст, если не произвести критику этой повестки. Чем недостаточно то, как это сейчас обсуждается?

Найшуль: Все эти реформы бесплодны - если кратко выдавать оценку. Можно это доказывать разными способами, но, в частности, можно спросить у аудитории, слышал ли кто-нибудь хоть одну содержательную идею относительно того, что делать в этих сферах. Думаю, ответ будет отрицательным. В 1971-м году я закончил мехмат и распределился в институт при Госплане, так что с имитацией реформистской деятельности я знаком очень давно.

Это имитация реформистской деятельности - когда проблема есть и очевидно, что надо что-то делать, но нет подходов, нет механизмов реализации и даже непонятно, что, собственно, надо сделать - с образованием, здравоохранением и т.д. Понятно, что они чахнут в этих условиях, но непонятно, что с ними делать. Вот такой будет ответ. Теперь, когда я говорю, что они должны быть отреформированы, это означает… Если профессор МГУ получает зарплату, например, 3000 долларов – это означает, что МГУ отреформировано. Это, конечно, не единственный критерий , но признак, это. В сфере здравоохранения это означало бы, что произошла структуризация на плохих и хороших врачей, и хорошие врачи занимают то высокое положение, которое им и полагается. Если не играть в игрушки по поводу этих вещей, а требовать, чтобы армия стреляла, медицина - лечила, наука - производила результаты мирового класса, наукоемкие отрасли конкурировали с Силиконовой долиной - то тогда сразу становится ясно, что ничего этого нет и не предвидится.

Сиглов: Во время своего выступления вы несколько раз употребили местоимение "мы": “мы делали”, “мы реформировали”. У меня вопрос: отождествляете ли вы себя с властью? Второй вопрос. Вы окончили мехмат, проходили ли вы системный анализ? И почему в своем выступлении вы ни разу не упомянули такую вещь, как то, что у нас власть безответственна перед кем бы то ни было, а без того, что первое лицо отвечает за свои деяния или свое бездействие - оно может делать все, что угодно. А что оно хочет делать - мы видим, когда у нас делается все, чтобы население сокращалось, а вовсе не развивалась страна.

Найшуль: Об идентификации с властью. Я думаю, что отсутствие идентификации с властью является иллюзией. Это же социум - алкоголик, бомж, ученый или бюрократ - это все члены одного социума. Это наша власть, ваша власть, она является нашей симметрией во многих отношениях, она адаптивна к нам. Когда я говорю "мы", я имею в виду всех вместе, я считаю, что разделение является иллюзорным. Что касается безответственности - это сильный тезис, если бы власть действительно была безответственной, страна бы рассыпалась. Знаете, как в 80-е говорили: "У нас экономика не работает". А я говорил: "А вы в магазине хлеб покупаете? - Значит, работает". Она плохо работает – это другое дело. Ответственность власти, или первого лица - она ослаблена, неэффективна - да, это так. Но это та ситуация, в которой мы находимся, это свидетельство слабости нашей политической системы.

Вопрос из зала: В конце своего выступления вы упомянули форсированные методы социальной "прописки". Что вы имеете в виду под этим?

Найшуль: Для элиты и для народа существуют разные форсированные методы. Вас про кого больше интересует? Про народ? Хорошо. Ну вот есть, допустим, проблема рождаемости. С одной стороны - проблема рождаемости, с другой стороны - проблема пенсий. Предприниматели жалуются, что их единым социальным налогом душат. Кроме того, у этой проблемы есть еще моральное измерение. Все традиционные религии стонут по поводу разрушения семьи, потому что в любой религии семья - это следующая ценность после бога и церкви. Говорят, что эту проблему надо решать выдачей пособий, но мировой опыт показывает, что это неэффективно. Но есть и эффективный способ: чтобы молодые люди, вступающие в трудоспособный возраст, т.е. достигшие совершеннолетия, знали, что пенсий нет и не будет. И здесь уже социальное поведение становится другим. Очевидно, что старость придется как-то проводить и придется что-то сберегать на нее: либо скопить капитал, но в этом случае у экономики должны быть инструменты повышенной сохранности, либо рожать детей, чтобы они потом содержали родителей. Оба эти занятия чрезвычайно полезны для страны.

Это одна из иллюстраций к некоторой "правке" народа. Все проблемы решаются очень тяжело, с большим напряжением народных сил. Вот такая картинка. Я могу в других областях дать иллюстрации, но, думаю, эта иллюстрация и так уже достаточно напугала слушателей. Вот, у отсутствующего сегодня Валерия Абрамкина есть главный тезис относительно того, как решить нашу проблему с уголовным преследованием. Тезис такой: вернуть тюрьмы народу. Сейчас народ заинтересован в том, чтобы сажать людей на длительные сроке и отправлять их как можно дальше, в надежде на то, что "сидеть буду не я, а кто-то другой". Это такой заказ, который приводит к огромного количеству заключенных и к той системе наказания, которая существует у нас.

Валерий Абрамкин говорит, что надо вернуть тюрьмы народу. Что это значит? Вот есть город, есть тюрьма. Вы сажаете, допустим, ребенка за кражу курицы, и все время, пока он там сидит, обеспечиваете его. Когда он выйдет, он не куда-то в Сибирь едет, он выходит обратно к вам, на вашу улицу. Тем самым обеспечивается обратная связь. Один священник, который работает с заключенными, сказал, что идея правильная, надо вернуть тюрьмы народу, но надо еще вернуть народ Богу, потому что иначе он у вас тюрьмы не возьмет Это специфика проблем, которые надо решать, но не только в институциональном или техническом ключе, как делают с монетизацией льгот, а одновременно и в нравственном ключе, о чем и говорил священник.

Антон Плетенев, студент: Вы сказали, что реформаторы должны убедить народ в правильности преобразований. А каким языком политикам следует говорить с народом? Эффективным в общении с народом оказывался популистский язык. Жириновский разговаривал на этом языке, Путин тоже грешил. На экономическом языке с народом тяжело получалось говорить. Монетизация льгот - характерный пример, когда оказывается противодействие. Народ чего-то не понял, как-то начал противодействовать. Каким языком говорить, как убеждать?

Найшуль: К сожалению, можно сказать, что этого языка нет. Доказательство этому - за 12 лет пребывания у власти оба президента ни разу не обращались к народу, не рассказывали, в каком положении находится страна и что они собираются делать. Есть технический язык, который крайне непригоден для того, чтобы поднимать в народе какие-то нравственные чувства. Я об этом говорил - низкая государственная культура и отсутствие общественно-политического языка будут существенным элементом, затрудняющим эти преобразования.