[Козлиный импотент]

НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА №18 (40), 21 ДЕКАБРЯ 1999 ГОДА

Еще один год упущенных возможностей

НЫНЕШНИЙ, 1999 год выглядит одним из самых благополучных за всю историю новейшей России. Девальвация и повышение мировых цен на нефть существенно улучшили экономическую коньюктуру, а истерическая агрессивность США подкрепила спрос на российское оружие, вдохнув жизнь во многие градообразующие предприятия ВПК.
В результате рост промышленности, который по итогам года может достичь 9-10%, пятикратное увеличение положительного сальдо прибылей и убытков, относительно низкая-до 38%-годовая инфляция, почти двукратный (с 15.1 до 29 млрд. долларов) рост положительного сальдо внешней торговли, дополнительные доходы бюджета в 26 млрд. рублей и, наконец, начало долгожданной структурной перестройки в пользу обрабатывающей промышленности-все это не идет ни в какое сравнение не только с апокалиптическими прогнозами прошлогоднего августа, но даже и с вполне рациональными ожиданиями начала года.
К сожалению, эта радужная картина частью носит статистический характер, а частью маскирует то, что Россия не смогла даже полностью оправиться от прошлогоднего спада.

ДЕВАЛЬВАЦИОННЫЙ ИМПУЛЬС ИСЧЕРПАН

Главный экономический показатель ВВП. В 1999 году он вырастет максимум на 1.5% и не компенсирует прошлогоднее снижение, составившее 4.6%.
Конечно, незначительность роста вызвана тем, что ВВП включает продукцию не только ускорившегося реального сектора, но и обвалива-шегося финансового сектора. Однако в любом случае говорить об экономическом росте уже не приходится: экономика в целом, состояние которой выражает ВВП, не восполнила спад, и в 1999 году отстанет от докризисного 1997-го не менее чем на 3.2%.
Эйфория, таким образом, связана с реальным сектором. Однако рассмотрение итогов его развития показывает, что здесь господствующие представления сильно приукрашивают реальность.
Прежде всего так и не справилось от кризиса сельское хозяйство. Ограниченность спроса нищающего населения, отсутствие денег и износ техники даже при сокращении импорта продовольствия сделали его единственной отраслью, в которой спад продолжился и в 1999 году: в январе-октябре по сравнению с аналогичным периодом прошлого года он составит 0.7%. а по сравнению с январем-октябрем докризисного, 1997 года достиг ё3.1%.
Несколько лучше положение в области инвестиций: в январе-октябре 1999 года рост составил 2.0%. Но это лишь частичная компенсация прошлогоднего падения: достигнутый уровень на 4.2% ниже уровня аналогичного периода 1997 года.
Лучшие результаты показывает промышленность. По итогам года она превысит достигнутый уровень на 3.3-4.3%. Однако при помесячном рассмотрении оказывается, что в течении последних месяцев уровень этого превышения снижался, пока в октябре 1999 года ее производство не оказалось на 2.6% меньше, чем в октябре 1997 года.
Таким образом, даже действительно выросшая промышленность уже не компенсирует прошлогодний спад. Об исчерпанности ресурсов ее дальнейшего роста свидетельствует и прекращение еще с конца лета увеличения производства по отношению к предыдущему месяцу (с исключением влияния сезонности), и колоссальное-в 2.5 раза-сокращение в феврале-октябре портфеля заказов до беспрецедентного низкого за последние два года уровня-1.7 месяца.
Ключевая причина этого-затухание воздействия девальвации. Импорт возвращается в Россию: в сентябре, когда он вырос на 11.3%, его динамика впервые после кризиса оказалась лучше динамики экспорта, выросшего на 5.9%. Это свидетельствует о значительном сокращении «запаса конкурентоспособности», полученного Россией от девальвации и роста мировых цен на нефть.
Активное расширение внутреннего спроса в условиях импортозамещения конца 1998-го и первой половины 1999 года позволило бы оживить ориентирующееся на внутренний рынок производство и восстановить его как полноправного партнера экспортного сектора. Это не только решительно оздоровило бы структуру экономики, но и в корне изменило бы складывающуся политическую ситуацию.
Однако шанс уже упущен. Увлеченное политической резней государство не стало развивать внутренний рынок-ни инвестиционных, ни потребительских товаров. Создание на базе Центробанка инвестиционной инфраструктуры, доведенное в апреле 1999 года до полной готовности и тогда же одобренное МВФ и Мировым банком, было сорвано в последний момент. О населении же, политическое бесправие которого даже в сезон выборов вошло в поговорку, и вовсе никто не вспоминал, в результате чего его реальные доходы упали за два года более чем на 30%.
Таким образом, российская экономика не только не повысила, но даже не восстановила емкость схлопнувшегося в 1998 году внутреннего рынка, в результате чего позитивного эффекта импортозамещения хватило ей только на год.
Как и до кризиса, основным перспективным видом деятельности стал экспорт, сосредоточение на котором повышает региональную дифференциацию России и способствует ее территориальной дезинтеграции.
Ориентация исключительно на экспорт исчерпала себя и в более близкой перспективе-как из-за растущего протекционизма развитых стран, так из-за общего снижения цен на российский экспорт. Удорожание нефти маскирует, но далеко не полностью компенсирует этот процесс. Так в 1999 мировые цены на газ упали 21%, экспортные цены российского угля-43%.
На фоне стратегического тупика, в котором находится внешне все еще благополучная российская экономика, разворачивается целый ряд кризисов, которые перестает смягчать все менее благоприятная экономическая коньюктура.

ПЕРЕХОДЯЩИЙ КЛУБОК
ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ

Наиболее болезненны для государства проблемы с бюджетом. Сверхплановые доходы действительно есть. Но из-за войны в Чечне и выборов государству и нужно больше денег, чем оно хотело тревожной прошлой осенью. Поэтому оценивать напряженность бюджета надо не сравнением с прошлым годом или ВВП, а по степени исполнения текущих планов, отражающих реальные намерения и обещания правительства.
И вот здесь начинаются интересные вещи. По официальным данным Минфина, в ноябре доходы федерального бюджета на 19.4% ниже плана (в сентябре они были на 12% ниже, в октябре-на 5.7 % выше). Что же касается расходов, то план по ним из-за отсутствия займов государство за эту осень не выполнило ни разу; в сентябре недофинансирование расходов составило 20%, в октябре-13.4%, а в ноябре превысило 20%.
При финансировании госуправления, обороны, милиции, судов, МЧС, социальной сферы и помощи регионам почти на 100% вся тяжесть недофинансирования ложится на остальные статьи расходов, то есть в первую очередь на реальный сектор.
Неисполнение обязательств перед ним дополняется естественным в условиях бюджетного кризиса усилением налогового пресса. В ноябре его жертвой стал «Газпром», увеличивший платежи в бюджет не менее чем на 40% (до 8.57 млрд. рублей, что составило 22.6% всех сборов МНС). Отдав такие деньги, «Газпром», по-видимому, был вынужден сократить сократить неоплачиваемые и потому убыточные поставки электроэнегетикам на 12%, что обострило нехватку энергии и угрозу вымерзания городов этой зимой.
Таким образом, кризис бюджета углубляет топливный кризис. При этом нехватка электроэнергии из-за дороговизны топлива (а рост цен на на нефтепродукты не учтен бюджетом не только 1999-го, но и 2000 г) маскирует тот факт, что реальный сектор начинает страдать уже не только от дороговизны топлива (а рост цен на нефтепродукты не учтен бюджетом не только 1999-го, но и 2000 г.) маскирует тот факт, что реальный сектор начинает страдать уже не только от дороговизны электроэнергии, но и от ее прямой нехватки. Известны случаи, когда она отключалась не неплательщикам, а всем подряд-просто потому, что ее переставало хватать.
И это-признак самого неприятного кризиса: дефицита материальных ресурсов. Упустив свой шанс в 1999 г., Россия вступает в качественно новый этап деградации, когда ее развитие впервые после «падения в рынок» сдерживается уже не финансовыми, а ресурсными ограничениями.
Если раньше все упиралось в неумение чиновников организовать финансирование необходимых проектов, не допустив прорыва инвестиционных средств на валютный рынок, то сегодня нас начинает сдерживать нехватка уже не денег, но материальных ресурсов. Россия заканчивает «проедать» наследство СССР. Восполнение того, что она привыкла брать из его казавшихся неисчерпаемыми запасов, требует совершенно другой организации экономики и совершенно другого государства.
Движение же по инерции ведет в пропасть: по оценкам, сохранение сегодняшних тенденций еще в течении двух лет неминуемо приведет к спаду в первом десятилетии ХХI века производства, инвестиций и птребления на 8-12%. Понятно, что такой спад относительно нынешнего уровня-это распад Росиии, причем не через 10 лет, а раньше.
Уже сегодня село задыхается без техники. Именно в этом, а не в плохой погоде-причина неурожая 1999 года. В том же причина неурожая 2000 года: заплатить производителям при наличии политической воли можно хоть завтра, но вот произвести вовремя технику уе не удастся.
Даже нефтяная промышленность в течении ближайших трех лет начнет пожинать плоды длительного недоинвестирования. Еще немного, и никакое финансирование передовых технологий и геологоразведки не спасет ее от последствий десятилетней «инвестиционной паузы».
Нехватка управленцев при коллосальном количестве обучающих структур маскирует чудовищное падение общего уровня образования и квалификации, при котором наблюдается дефицит не только менеджеров, но и образованных инженеров.
Фактическое уничтожение здравоохранения как работающей системы и пандемия наркомании ведут к тому, что в обозримом будущем реальный сектор России столкнется с таким ограничением, как нехватка физически и психически здоровых людей.

«ПОПРОБУЙ ЗАЩИТИСЬ!»

Не менее жестким ограничением возможностей развития реального сектора, проявляющимся болезненнее, чем в других секторах экономики, является незащищенность собственности. Откровенно криминальное законодательство о банкротстве в условиях всеобщих неплатежей сделало передел собственности еще более выгодным бизнесом, чем даже взаимозачеты.
Предусмотренная законом процедура прямо противоречит духу закона, делает временного управляющего независимым от кредиторов и подчиняет его только одному человеку-назначившему его арбитражному судье. Тот, естественно, никогда не захочет признать грехов своего подопечного-ведь самым тем самым он буде порицать самого себя.
Поэтому предприятия абсолютно беззащитны от атак под видом банкротства и могут противодействовать им, либо создавая разветленные службы безопасности, либо переходя под политический контроль региональных властей.
И то и другое повышает издержки производства и снижает конкурентноспособность.
И то и другое чревато серьезными политическими последствиями: первое-криминализацией, второе-разделение России на 89 «удельных княжеств» уже не только в политическом, но и в экономическом смысле.
Единственное, что было сделано для защиты прав собственности после кризиса 1998 г. (собственно, и до него тоже),-это отмена правительством Примакова ускоренного банкротства.
Не решил проблему защиты собственности и 1999 год. Более того, он усугубил ее, ибо оздоровление значительного числа предприятий резко повысило количество «лакомых кусочков». Ослабление федеральной власти усилила аппетиты и губернаторов, и растущих финансовых групп. А сезон выборов дестабилизировал политическую ситуацию, что создало благоприятные условия для изменения структуры собственности России, во многом определяющейся политическими факторами.
Думаю, не надо обьяснять, что происходит с предприятием, когда его начинают рвать на части соперничающие группы, да еще тогда, когда инструментом передела служит, как правило, искусственное, но все равно крайне болезненное банкротство.
Результаты этого усугубляются победой губернаторов над мультрегиональными и даже общефедеральными кампаниями, завершающей дезинтеграцию российских капиталов и регионализацию страны, «запущенные» августовской катастрофой.
Крах крупных финансово-промышленных групп после кризиса раздробил российские капиталы. Предприятия вздохнули свободно не только из-за девальвации, но из-за гибели банков, высасывающих их них финансовые ресурсы. И в экономике, и в политике уменьшился монополизм, укрепилась конкуренция.
Однако были и негативные последствия. Место олигархов, худо-бедно, но все же выражавших нужды и интересы реальной экономики в диалоге с государством, осталось незанятым. В результате государство «лишилось собственника», а реальный сектор-каналов давления на государство и его экономическую политику.
С другой стороны, большинство выживших общефедеральных и мультирегиональных компаний, ресурсы которых на порядок уступали погибшим гигантам, уже не могло противостоять региональным властям, даже в целях самозащиты. И накануне выборов целый ряд губернаторов решительно «потянул одеяло на себя», получая молчаливое примирение федеральных властей с переделом собственности в обмен на свою политическую лояльность.
Это выбило из колеи жизнь сотен тысяч людей и подняло внезапную волну забастовочного движения: если в августе потери рабочего времени от забастовок составляли 5 тыс. человеко-дней, то в октябре они превысили 220 тысяч. Такой всплеск-не результат сезонности или усталости от нищеты. Высокая концентрация забастовок-более 80% потерь времени пришлось на 2 предприятия промышленности-заставляет предположить, что причиной их стал именно передел собственности.

ЕЩЕ ОДНО КРУШЕНИЕ ЛИБЕРАЛЬНОЙ
ИДЕОЛОГИИ

В чем же причина неудачи, постигший реальный сектор России, которому уже в 1999 году было, казалось, дано все? И с какого конца браться за решение накопленных проблем?
Ответ на первый вопрос прост. Причина провала надежд 1999 года в том, что государство продолжало политику невмешательства в экономику и, в частности, в реальный сектор, еще раз подтвердив истину: если тяжелобольного не лечить, он умрет.
Надежды на то, что улучшение коньюктуры после девальвации само решит все наши проблемы, нежелание или неумение организовывать экономический рост (а его надо именно «организовывать»-создания благоприятных условий нелостаточно), превращение импортозамещения в такую же икону, какой раньше был бюджетный дефицит,-все это привело к неожиданно быстрому исчерпанию того импульса, который получила Россия. Слабость государственного регулирования (а точнее, отсутствие антимонопольной политики) превратила в стихийное бедствие даже такой дар судьбы, как более чем двукратный рост мировых цен на нефть.
Сегодня надо признать: помимо либерализма реформаторов, в России безумствует и торжествует ничуть не менее страшный стихийный либерализм бюрократии. Чиновник выбирает либерализм как единственное учение, не пытающееся оздоровить неэффективное управление, а превращающее его в фетиш и в неизбежное явление природы.
1999 год еще раз убедительно доказал: ключ к оздоровлению экономики-оздоровление государства. Без него любая экономическая политика вырождается в словоблудие и дальнейшее разложение. Без него Россия бездарно упустит все возможности, растранжирит ресурсы и лишится всяких исторических шансов.
А что делать по мере оздоровления государства-известно с 1994 года: налоговую реформу и антимонопольное ругулирование, стимулирование спроса населения за счет его нищей части, запуск полностью подготовленной к работе еще год назад инвестиционной инфраструктуры.