Это выглядит невероятно!
Он только что описал фабрику и разделение труда внутри фабрики: подробно, со знанием дела, описав все детали. Это технологическое разделение труда и там нет никакого обмена. Лишь очень изощренный метафизический ум может там искать какие-то формы обмена. Я видел такие попытки, когда в советское время вводился внутризаводской хозрасчет. Вроде бы единая технологическая линия, но каждый будет друг другу что-то продавать. Заканчивалось обычно это все не очень хорошо.
И вся вторая глава — сплошные фантазии, к тому же он сам себе противоречит. Смит говорит: наверное, где-то в первобытном обществе был кто-то, у кого лучше других или существенно лучше других получалось не стрелять дичь, а делать луки и стрелы. И со временем он перестроился, а дичь стал получать от своих сородичей, у которых обменивал ее на лук и стрелы.
И неожиданный вывод: природные различия естественных способностей людей невелики, а те различия в способностях людей, которые мы сейчас наблюдаем, — это есть следствие разделения труда. Получается классическая история про курицу и яйцо и что было раньше. То ли сначала различия, а потом разделение труда, то ли наоборот. И пасторальная история про первобытного охотника, решившего на своей шкуре проверить, как на самом деле обстоит дело. Исторически и политически ясно, зачем Адаму Смиту понадобилась именно такая конструкция. Своей книгой он решал политическую проблему. У него был двуединый враг: земельная аристократия и система экономических привилегий (которые эта аристократия и получала, потому что она имела политическое лидерство в Англии того времени). Для низведения земельных собственников ему потребовалась трудовая теория стоимости и весь блок, связанный с разделением труда. Для борьбы с торговыми привилегиями ему надо было провозгласить свободу торговли. Смиту показалось, что он одним выстрелом — разделением труда — убивает двух зайцев. Он объяснил, что земельные собственники — это паразитический класс, потому что земля не несет в себе никакой производительной функции, а ее продуктивность зависит от систем разделения труда, которые применяются к уже имеющимся природным ресурсам.
А с другой стороны, разделение труда связано с обменом. Препятствия обмену будут, по его мнению, препятствиями и для развития разделения труда, и, следовательно, для роста общественной производительности (со всеми негативными последствиями для государственной казны).
А в результате Смит заложил основы понимания разделения труда только как естественного. Действительно, раз разделение труда связано с обменом, то легче всего представить себе естественное разделение труда — пример с булавочной фабрикой сюда никак не вписывается.
Ну, и пошло-поехало. Маркс, с одной стороны, гордился тем, что он придумал и ввел понятие «абстрактный труд», самым непосредственным образом связанное с технологическим разделением труда. Те самые прибор и кнопка; я могу даже не знать, что у меня производится, что получается в конце; покупка ли фьючерса или выскакивает iPad в результате моих действий. Зачем мне это знать? Я свою операцию выполняю, и мне за нее платят деньги. Именно это и есть абстрактный труд.
Маркс считал это самым важным своим открытием. И в то же время он хвалил Рикардо за то, что тот более тесно, чем это делал Смит, связывал разделение труда с природным фактором, то есть с конкретным трудом по производству конкретных вещей. Но Маркс еще удерживал в голове оба вида разделения труда. Последующим поколениям экономистов это показалось сложным, и они решили, что и одного достаточно.
Запомним: все время, когда мы говорим о разделении труда, мы должны понимать, о каком именно идет речь. Я все время, когда не подчеркиваю специально, говорю про технологическое разделение труда.
Тут есть проблема с термином. Термин занят. Есть понятие «технологическое разделение труда», однако этот термин применяется только к экономике предприятия. Однако Адам Смит имел в виду под технологическим разделением труда макрофактор: технологическое разделение труда пронизывает всю экономику в целом. В нео- кономике технологическое разделение труда адамсмитовское, то есть оно относится к экономике в целом.
В основе спора о том, чем определяется стоимость (ценность) товаров, лежит различие в понимании типа разделения труда, с которым мы имеем дело.
Мы рассмотрели два типа разделения труда, теперь рассмотрим две теории стоимости, конкурировавшие между собой на протяжении многих лет. В рамках неокономики это понятие какого-то особого значения не имеет; я им пользуюсь, но не зацикливаюсь.
Что является фактором, определяющим пропорции обмена? Затраты труда либо полезность обмениваемых продуктов — вот две концепции.
Если мы придем на бартерный рынок (у нас такие были в 1990-е годы, сейчас такие появились в Испании: кризис, все возвращается к своим архаичным формам), то ситуация обмена по полезности кажется естественной. А трудовая теория стоимости предстает как странная, глупая и непонятно откуда взявшаяся.
Но давайте скажем пару слов в защиту трудовой теории стоимости. Откуда она появилась? Я долго в свое время над этим думал, пока наконец не нашел прямого указания у Маркса, где он буквально в одном примечании очень четко все разъяснил. К сожалению, не могу до сих пор найти, в какой работе это примечание. Все пересмотрел. Бывает так: показалось, разрешило загадку и пропало.
Сторонники трудовой теории стоимости не проговаривали, но все время подразумевали, что у предметов есть разная полезность и разная нужность. Однако они исходили из ситуации исходного пункта развития экономики, связанного как раз с разделением труда. Исходный пункт — человек (семья) сам все производит, что ему необходимо: хлеб, одежду, словом, ведет натуральное хозяйство.
Внутри натурального хозяйства, конечно, он производит то, что считает для себя наиболее полезным, но представление о полезности находится исключительно внутри его головы. И вот происходит акт разделения труда. Принимается решение, что это мы не будем производить, потому что можно это получить со стороны, произведя чего-то другое, что у меня хорошо получается, и обменяв. При принятии решений здесь полезность не имеет никакого значения. Полезность определена заранее. Мы знаем, ради чего мы все это делаем. Это решение принимается на основании только соизмерения затрат труда. Теперь мы можем меньше затратить труда на то, чтобы получить ту же самую полезность. Или увеличить получаемую полезность при тех же затратах рабочего времени. Вот основа теории стоимости. Вот какую ситуацию рассматривает трудовая теория стоимости.
А теория обмена, основанного на полезности, не предусматривает никаких затрат труда. У меня есть вещь: неизвестно, откуда она взялась. Просто есть. У тебя есть вещь: тоже неизвестно, откуда она взялась. Мы не собираемся их ни производить, ни воспроизводить, вообще даже об этом не думаем. Есть термин, в марксистской литературе он употреблялся: «экономика блошиного рынка» (или «экономика рантье», Николай Бухарин написал такую книгу). Мне откуда-то что-то досталось — от бабушки, от папы, просто нашел на чердаке, на улице. Оно мне не очень полезно — так я пошел и обменял на что-то более полезное. В этой ситуации сравнение идет по полезности.
Здесь нет регулярного производства, а только разовые сделки, и это серьезное возражение против теории обмена по полезности. Рыночную ситуацию мы себе представили. Давайте теперь все же включим туда производство. Гробовщик делает гробы и продает на рынке. Какая полезность гроба для гробовщика, вот того количества гробов, которое он производит? Ну, вообще ему нужен один, и желательно как можно позже. А он их производит десятками и сотнями. Какая полезность? С чем он может сравнивать полезность этого самого гроба? А с другой стороны ему противостоит булочник, который выпекает тоннами булки; какая полезность для булочника этих тонн булок, которые он производит?
Конечно, все не так глупо, как я вам сейчас описал. Хотя я встречался с людьми, получившими высшее экономическое образование, которые не понимали и таких вещей.
Предполагается, что гробовщик (у которого есть ресурсы — труд, материалы и т. д.) каждый раз, практически ежесекундно или при начале каждого нового производственного цикла, то есть при начале изготовления своего продукта, все время рассматривает альтернативные возможности. Вроде как «а не начать ли мне печь булки?».
Реальную ценность для него имеют только исходные ресурсы, и он все время рассматривает альтернативные пути использования этих ресурсов. Например, пустить ресурсы на то, чтобы все необходимое (булки, одежду) производить самому. И только сравнив все варианты, принимает решение, что в настоящий момент легче произвести гробы. На самом деле, это возврат примерно к той же самой схеме, которую я вам описал для теории стоимости. То есть решение принимается также на основе соизмерения затрат4.
Поэтому: у обеих концепций есть своя сфера применения. Мы в дальнейшем в примерах увидим, что можно пользоваться и той и той, если понимать, в каких случаях надо пользоваться одной, а в каких случаях надо пользоваться другой. В этом смысле никакого противоречия или войны между ними нет. Есть разные ситуации, которые неправомерно обобщаются на всю экономику в целом.
К природно-географическим факторам, определяющим возможность разделения труда, относятся численность населения и его плотность.
Инфраструктура может компенсировать низкую плотность населения.
Плотность деятельности определяет эффективность кластеров.
Рассмотрим факторы, которые определяют масштаб технологического разделения труда. Уже Адам Смит достаточно четко их описал, а детализировал, конкретизировал и расписал по пунктикам Маркс. Мы можем оставаться в рамках Адама Смита, в его тринадцать замечательных страниц уместилось очень много интересного, можно сказать — гениального; в том числе там, где он даже не довел размышление до конца, но оставил важные догадки и привел правильные примеры. Единственное, что все это портит, — путаница безудержной фантазии на тему обмена.
Что необходимо для разделения труда?
(1) Для разделения труда нужны люди. Смит смотрел на экономику и видел в ней множество профессий, которые должны находиться в каком-то соотношении между собой, он понимал, что в системе разделения труда, в которой он жил, участвуют два или три миллиона человек. Он думал в рамках национальной экономики, и в этих рамках эти три миллиона должны были быть физически.
Если вернуться к примеру о Румынии и Соединенных Штатах, то Румыния не может построить такую систему разделения труда, какую могут гипотетически себе построить Соединенные Штаты. В Румынии 20 миллионов человек, а в США 315 миллионов. Румыния может построить систему разделения труда только на 20 миллионов человек с учетом соблюдения необходимых пропорций (о чем ниже). К тому же собственно американская система, конечно, включает в себя не 315 миллионов, а, может быть, миллиард или 2 миллиарда человек. Румынии до этого очень далеко.
(2) Тоже важный фактор — плотность населения. Население Советского Союза на его пике составляло 270 миллионов человек. Больше, чем у Соединенных Штатов Америки в то время. Но это население жило на настолько большой территории, что транзакции между людьми были затруднены. Адам Смит все время сравнивает: город, в котором можно построить высокий уровень разделения труда, и сельскую местность. Не имеет значения, какая численность населения в сельской местности. Она может быть в 10 раз больше, чем в городе. Но в сельской местности уровень разделения труда будет ниже, чем в городе, где плотность населения выше.
(3) Стоит обратить внимание на один важный момент, модную сегодня тему кластеров. То, что сегодня пишут и говорят по этому поводу, меня, честно говоря, удручает.
Чтобы понять роль и значение кластеров, необходимо учитывать, что с точки зрения разделения труда важна не только плотность населения, но и плотность деятельности.
Кластеры открыл Майкл Портер. Он их описал. Портеру было непонятно, что он изучает, но феноменологию он всю описал правильно. Портер видел, что кластер — это в основном производство в одной и той же отрасли. Тогда откуда может взяться синергетический эффект, про который любят говорить применительно к кластерам, если мы рядом поместили производство одной и той же отрасли — ни Портеру не понятно, ни всем остальным. Портер начинает фантазировать, строит разного рода комбинации и все запутывает. Все тоже начинают думать, что, наверное, можно построить какие-то комбинации и подобрать отрасли специальным образом.
Кластер однородных производств и выделение отдельной операции
Откуда берется синергетический эффект в кластерах, в которых производство одной и той же направленности?
Вот у нас несколько одинаковых предприятий рядышком расположено (рис. 1). Вот у них разделение труда, мы это изобразили в виде конвейера, на котором осуществляется последовательная переработка исходного сырья. Конечно, производственный процесс сложнее устроен, но для наших целей это несущественно.
Это разные производства: посложнее и попроще, продукция одних более качественная, других — менее. Поэтому длина цепочек различна. Но в общем это сходные производства, многие производственные операции у них одни и те же, хотя и могут находиться на разных позициях.
Вот заштрихованная на рисунке операция у всех одинаковая. Она либо (1) делается не специализированно, совмещенно с другими операциями, либо (2) люди, которые заняты этой операцией, имеют переменную загрузку. То загружен, то не загружен, то снова загружен, то опять не загружен. То же самое может относиться и к используемому оборудованию.
Если кто-то это звено увидел, он может его взять и вытащить на аутсорсинг. Тогда эта операция станет специализированной, и сделавший это воспользуется всеми благами разделения труда, всеми эффектами специализации. В этом случае можно будет загрузку от- нормировать так, что здесь все будут заняты полное рабочее время, не будет простоев, и за ту же зарплату мы получим рост производительности.
Но если у нас таких предприятий, которые теперь начнут пользоваться услугами специализированной фирмы, много, что будет дальше? Может выясниться, что эту операцию стоит разбить на несколько других, внутри этой операции произвести разделение труда и повысить ее эффективность. Уровень разделения труда в кластере вырастет, и вырастет его эффективность.
Возьмем пример: датский животноводческий кластер. Предположим, что на рисунке у нас штрихованием выделена позиция ветеринара. Только здесь ветеринар един во многих лицах: он и анализы берет, и за лаборанта работает, да и своими прямыми обязанностями занимается: ставит диагнозы, выписывает рецепты. Ну, а потом сам идет и делает уколы или что там еще надо сделать. А в свободное время сидит в Одноклассниках.
Животноводческий кластер.
Выделение специализированной фирмы, предоставляющей ветеринарные услуги
А теперь ветеринарное дело выделилось в отдельную фирму (рис.2)
Тут уже могут быть разные люди. Причем тот, кто, например, берет анализы и анализирует, может не иметь квалификации ветеринара, ему платить можно меньше. А ветеринар теперь будет отвечать только за то, что требует его квалификация. Поэтому здесь можно увеличить разделение труда, и за счет этого фактора вся система получает синергетический эффект.
Вот откуда в кластерах получается синергия. В первую очередь — из разделения труда. Эффективность кластера связана с тем, что в нем обеспечивается более высокий уровень разделения труда, чем в среднем по данной отрасли в окружающей экономической среде. Все остальное не более чем фантазии и случайности — невозможно заранее подобрать отрасли в кластер и сказать: вот тут будет максимальный синергетический эффект. Этот процесс нельзя делать сознательно, он должен делаться бессознательно. И — но об этом в следующих лекциях — при выполнении ряда внешних условий.
Кто создает эту специализированную фирму? Скорее всего кто-то, кто работает здесь и имеет предпринимательскую жилку, кто увидел все изнутри, почувствовал на своей шкуре, искал, как все сделать лучше. Таких событий происходит не одно, а много.
Почему они должны быть в одном месте? Во-первых, рынок обозрим, все видно, можно увидеть узкие места. Во-вторых, логистические издержки минимальны. Будь фирмы разбросаны на далекие расстояния, вынос вовне одной из операций мог бы оказаться неэффективным из-за транспортных расходов, и тогда о дальнейшем разделении труда не могло бы быть и речи. А если они в одном месте, то все это видно, все это легче просчитывать. Портер иногда очень близко подходит к пониманию того, как это работает. Но фантазия у него, увы, все время перевешивает.
(1) Компенсирующим фактором при низкой плотности деятельности является инфраструктура. Мы не можем плотность доводить до беспредельности, все производство и потребление сконцентрировать в одной точке5. Адам Смит ставит развитие инфраструктуры на одно из первых мест в ряде факторов, способствующих развитию разделения труда. Смит призывает строить дороги, каналы и главное, что он призывает развивать, — морской транспорт. Когда он переходит к стране, которую называет Тартарией, а мы — Россией, то говорит: вот хорошая, богатая страна, но ей жутко не повезло. Реки если есть, то текут не туда, замерзают, к морю нет удобных выходов: ничего там не получится.
А вот Англия — остров, тут все замечательно!
Когда мы говорим о технологическом разделении труда, мы должны принимать во внимание размеры рынка.
Технологическое разделение труда предполагает наличие жестких пропорций в экономической системе, которую оно охватывает.
Следующее условие разделения труда по Адаму Смиту — размеры рынка. Это очень долгое время было для меня камнем преткновения, потому что этот вопрос связан с тем объектом, к которому применим термин «разделение труда» и который я долго не мог правильно определить. Это условие Смитом сформулировано четко, глава так и называется: «Развитие разделения труда ограничивается размерами рынка».
Эта фраза не прошла мимо ортодоксальной науки. Как она ее интерпретирует?
Предположим, что есть ремесленник, который производит, например, столы. Один ремесленник за одну единицу времени производит один стол.
А вот фабрика по производству столов. Допустим, на ней работают 10 человек; один делает ножки, другой их шлифует, третий собирает, четвертый красит, вместе 10 человек. И они в одну единицу времени, благодаря специализации, производят 15 столов. Сравним результаты работы 10 ремесленников и фабрики с 10 работниками (табл. 1).
На этом примере видно, говорят ортодоксы, что требуется расширение рынка, потому что 10 ремесленников в единицу времени произведут 10 столов, а фабрика — 15. Для того чтобы реализовать дополнительный доход, связанный с разделением труда, рынок должен вырасти на 50%. Впрочем, 50% — это максимум, потому что в принципе даже если они 11 столов продадут, то все равно какой-то эффект получат. Почему рынок расширяется? Потому, что они могут снизить стоимость стола и те, кто уже покупал столы, станут покупать больше столов. Ну и те, кто их раньше вообще не покупал, начнут это делать. Где-то существует точка равновесия, при которой производители столов смогут одновременно и снизить цену, и получить прибыль благодаря расширению рынка. Вроде бы все логично и соответствует словам А. Смита.
Но мне всегда было понятно: то, что тут один, а тут 10 — это имеет значение; причем значение именно в 10 раз, а не на 50%, как в ортодоксальном примере.
Поэтому рассмотрим сейчас этот же пример немножко по-другому (рис. 3).
Один ремесленник кому-то продает свои столы. Он может существовать, пока существуют, положим, 10 фермеров, которые регулярно бьют кулаками по столам, столы ломаются, и они с некоей частотой
бегают к нему заказывать их вновь, а за заказанные столы кормят ремесленника разной вкусной и полезной едой.
Один ремесленник существует, пока есть 10 фермеров. А фабрике требуется от 100 до 150 фермеров; если их будет хотя бы 99, то фабрика существовать не будет, поскольку она будет убыточна. Мир будет жить, будут существовать ремесленники, но фабрик не будет.
Что здесь имеется в виду под рынком? Это не просто покупатели. Это целая замкнутая система обмена. Фермеры что-то производят, значит, друг с другом обмениваются, и с ремесленником обмениваются, то есть это целая производственная система. В производственной системе, в которой стол делается фабричным способом, минимум 110 человек (включая 10 заводских рабочих). А для производственной системы, в которой существует ремесленник, достаточно 11 человек6. Я сейчас покажу, о чем на самом деле думал Адам Смит, когда говорил о размере рынка. Он это написал, но немножко мысль недожал.
Второй пример: кейс про куртку поденщика. В конце первой главы у Смита идет достаточно большой текст. Поскольку он немножко не доведен до конца, не очень понятно, зачем он написан. Ну, Марк Блауг, известный историк экономической мысли, считал, что этот текст написан исключительно для того, чтобы дать нам образец великолепной прозы XVIII столетия, и только тем и ценен. Я почти дословно цитирую, не шучу.
Адам Смит говорит: вот шерстяная куртка поденщика, поденного рабочего. Посмотрите, сколько людей работает для того, чтобы сделать эту куртку: пастух, сортировщик, чесальщик, красильщик, прядильщик, ткач, ворсировщик, аппретурщик — не знаю что такое (это только непосредственно в шерстяной промышленности). Дальше он говорит: но сколько еще купцов и грузчиков должны там из конца в конец страны возить, передвигать все, что связано с производством этой куртки. Потом говорит: не только купцы и грузчики, а если надо возить морем, нужны судостроители, матросы, делатели парусов, канатов. А еще сколькими инструментами должны все эти люди пользоваться, и эти инструменты надо произвести. Инструменты — судно, валяльная мельница, станок ткача. Говорит: возьмем такую простую вещь маленькую — ножницы, которыми стригут овец. Для их производства требуются рудокоп, строитель печи для руды, дровосек, угольщик, изготовитель кирпича, каменщик, рабочий при плавильной печи, строитель завода, купец. Ну, и собственно ножовщик. Вот сколько людей делают простую куртку поденщика.
Тут два момента.
Первый. Возьмем производство ножниц, вернее того металлурга, предприятие, которое занимается металлом для производства ножниц, для того, чтобы поденщик имел свою куртку. Глупо построить печь для того, чтобы выплавить металл для одних ножниц, которыми кто-то острижет пол-овцы для этой крутки и перевезет морем этот маленький клочочек шерсти. Такая куртка будет стоить неимоверно дорого.
Напрашивается первый вывод. Если уж мы построили плавильную печь и будем выплавлять железо, то курток поденщика должно быть много. Но даже если мы возьмем в качестве критической точки ножницы, для того чтобы настричь шерсти для всех поденщиков, надо всего 100 пар ножниц. А плавильная печь выплавляет очень много железа. И этот избыток железа должен быть использован на что-то другое. Таким образом, чтобы у нас была шерстяная, самая простая куртка поденщика, необходимо не только чтобы курток было много, но и чтобы была произведена тысяча других различных товаров, для которых используется избыток железа.
Куртка по такой цене и такого качества, которую может себе позволить любой поденщик, появляется только в системе, в которой работает, условно говоря, миллион человек.
Для куртки поденщика нужна система в миллион человек. А если мы в бытовой обиход работника сельского хозяйства, уже не поденщика, в другое время включим, например, автомобиль (который сегодня является обычным явлением), то речь идет уже не о миллионе, а о системе в сотни миллионов или несколько миллиардов человек. Эта система все время растет.
(2) Второе важное условие, которое имеет непосредственное отношение к сегодняшнему кризису. Надо не только произвести все это, но и продать. В противном случае где-то в этой огромной системе произойдет сбой (причем мы не знаем, где именно, она необъятна: охватывает десятки миллионов, сотни миллионов, миллиарды людей). Предположим, в Австралии не продали партию диванов. А какой-нибудь предприниматель в Красноярске, производящий что-то совсем не связанное с ними, какие-нибудь железные профили, сидит и думает: «Почему я разорился, почему я банкрот?» И начинает смотреть вокруг себя, кто виноват. Но искать врагов вокруг бессмысленно: он банкрот, потому что в Австралии не продали партию диванов. А он занимается металлоизделиями. В Австралии не продали партию диванов, а ты разорился в Красноярске со своими металлоизделиями. Вот как работает эта система.
●●●
На этом я заканчиваю первую лекцию. Наш подход заставляет мыслить об экономике и об экономических процессах в целом. К сожалению, это очень трудоемкий процесс. Я не мыслю отдельно национальной экономикой, или отраслью, или фирмой. Я понимаю, что все неким образом взаимосвязано. Конечно, разработаны (в основном вручную, пока это не доведено до автоматизма) методы, упрощающие осмысление экономики в целом и процессов, в ней происходящих.
Но если мы хотим понимать происходящие в экономике процессы, то мыслить о них можно только так. Бессмысленно красноярскому предпринимателю думать, что можно посмотреть вокруг и что-то понять. У России сейчас такая же ситуация — бессмысленно смотреть, что мы можем сделать. Ну, что-то мы, конечно, можем сделать, но тенденции глобальны: «в Австралии не продали диваны». К сожалению, это сегодня проблема для руководства всех стран.
В Австралии не продали диваны. Мы про это даже не знаем. Нам плохо, а мы даже не знаем, куда поехать, где пропихивать диваны и почему именно диваны. Это же никогда не известно в данный момент. Но только так о всей этой системе и можно мыслить. Есть и некоторые промежуточные формы, мы их тоже рассмотрим в будущем, но мыслить можно только целостно.
1. Это крайне интересная и поучительная тема, про которую можно было бы много рассказать. Добавлю лишь, что тогда же в научных кругах обсуждался вопрос о реформе ценообразования, в частности переход к ценообразованию в сырьевом секторе на основе замыкающих (предельных) затрат. Речь шла еще об одном шаге в сторону имитации рыночного механизма. Наши оценки показывали, что в этом случае перекос в сторону сырьевых отраслей и деградация остальных секторов экономики только усилились бы.
2. Наблюдая на протяжении нескольких десятилетий явное несоответствие между теоретическими положениями и наблюдаемыми процессами, большая группа западных экономистов предприняла попытку разработать класс принципиально новых моделей экономического роста. Интересный обзор достигнутых результатов дан в книге Р. Лукаса «Лекции по экономическому росту».
3. Э. де Сото считает, что все проблемы развивающихся стран заключаются в том, что в них или совсем нет, или недостаточно нотариусов. Если учесть, что он путает причину и следствие, то это высказывание о том же самом.
4. Здесь я нечаянно польстил ортодоксальной теории. На самом деле, ситуация перехода к другой системе разделения труда ортодоксией не принимается во внимание. Гробовщик сравнивает эффективность своей деятельности с эффективностью других уже существующих ремесел. В ортодоксии система разделения труда всегда задана, в то время как трудовая теория стоимости предполагает сравнение разных систем разделения труда. К этой теме я еще вернусь в третьей лекции.
5. Ортодоксальная экономическая теория обычно предполагает, что это так и есть.
6. Если у нас меньше 11 человек, то и ремесленника не будет, а фермеры вынуждены будут мастерить себе столы сами в свободное от других занятий время. И наверное, будут их больше беречь — меньше стучать кулаками, да и сил на это у них будет меньше.
1,202