Постараюсь ответить сразу и на вопрос Ольги Витальевны, и на вопрос Сергея Ивановича. Относительно Закона "О противодействии коррупции". С одной стороны, хорошо, что в России много было сделано в этом направлении, в частности появилось специальное законодательство. Но сложность-то в том, что для решения проблемы все законодательство должно быть качественным, непротиворечивым, исключающим двусмысленность интерпретации властными институтами. Надо совершенствовать не только уголовное, уголовно-процессуальное, административное, оперативно-розыскное, но и банковское, страховое, в целом гражданское и иные отрасли законодательства. Необходимо вводить международные стандарты бухгалтерского учета и аудита, принимать процедуры, позволяющие населению получать информацию о процессах принятия решений, и т. д. Вообще, предотвращение нормативных условий коррупции - одна из задач административной реформы, направленной на оптимизацию и повышение прозрачности управления.
Но и этого недостаточно. Необходимо вести антикоррупционное воспитание с ранних лет. Сейчас вся система воспитания и образования, начиная с детского сада, школы, лицея, вуза, пронизана взятками, сомнительными поборами, "подарками". Из разговоров родителей, рассказов сверстников в сознании детей закрепляются стандарты коррупционного поведения. И если говорить о приоритетах борьбы с коррупцией, то начинать надо, на мой взгляд, именно со сферы образования. Но опять надо подчеркнуть, что эта борьба не должна вылиться в репрессии против нищих учителей и преподавателей вузов. Это тупиковый и крайне вредный подход, который не решит проблемы.
Относительно конкретного уровня коррупции в российских судах, воздержусь от каких-либо оценочных суждений, так как конкретных фактов, кроме выявленных правоохранительными органами, у меня нет. Могу только сказать, что в ряде случаев безосновательное обвинение судов в коррупции исходит от проигравших дело, которые были ошибочно уверены, что у них есть все шансы выиграть. Но в любом случае уровень доверия к судебной системе, действительно, низок. Понимание этого у власти есть. Недаром распоряжением Президента Российской Федерации была создана рабочая группа по вопросам совершенствования законодательства Российской Федерации о судебной системе. Также есть понимание необходимости совершенствования подготовки юридических кадров, общего повышения правовой культуры.
Что же касается обращений в Европейский суд по правам человека, помимо фактора недоверия к отечественной судебной системе имеются и иные предпосылки. Россия осталась, наверное, единственной среди европейских стран, чьи граждане могут обращаться с жалобой в Европейский суд, минуя высшие судебные инстанции. Причина такого положения нам известна: ЕСПЧ не признает производство в суде надзорной инстанции в качестве эффективного средства правовой защиты и потому полагает внутригосударственные средства правовой защиты исчерпанными после использования ординарных способов обжалования - то есть в судах общей юрисдикции, после прохождения апелляционной или кассационной инстанции. Более того, такая идиосинкразия к надзору со стороны Европейского суда приводит к тому, что и в отношении арбитражных судов применяется - по аналогии - схожий критерий, подразумевающий исчерпанность национальных средств защиты после прохождения кассационной инстанции. Результатом этого становится то, что статья 46 (часть 3) Конституции России, устанавливающая, как известно, право каждого обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты, действует практически наполовину. В последние годы сложилась определенная взаимосвязь между российским и европейским правосудием, когда национальная и наднациональная системы начинают все больше взаимодействовать и оказывать взаимное влияние друг на друга. В идеале мы должны совместными усилиями выстроить такую систему, в которой Европейский суд играет действительно субсидиарную роль, более того - роль резервной инстанции, в которую имеет смысл обращаться, если, несмотря на все предпринятые меры, даже при условии их реальности и эффективности, национальная система защиты прав все-таки дала сбой.
Фактически же, дело после областного суда в системе общей юрисдикции или окружного в системе арбитражных судов сразу попадает в Европейский суд, и таким образом отсекается та верхушка пирамиды судебной власти, за которой и должно оставаться последнее, решающее слово в этом споре, на которую в силу самого ее статуса и юридической природы возложена функция обеспечения единообразного толкования и применения права, функция надзора в широком смысле этого слова за нижестоящими судами. В итоге Европейский суд де-факто начинает подменять собой высшую судебную инстанцию, имея дело с результатами "удельного правосудия" и зачастую решая вопросы, которые могут и должны рассматриваться и решаться высшими национальными судебными органами страны. Повторю, что изменение ситуации возможно после полноценной реформы надзорного производства.
|