http://echo.msk.ru/blog/zoya_svetova/1778294-echo/
10:41 , 05 июня 2016
автор
журналист, член ОНК Москвы
Татьяна Москалькова в СИЗО-6. Фото: Пресс-служба Общественной палаты РФ
1 июня у проходной московского СИЗО-6 толпились журналисты с камерами. Их призвали освещать визит уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой. Когда я предложила одному из корреспондентов зайти в бюро передач и снять гигантскую очередь родственников с баулами, которые приехали издалека и вот уже несколько дней не может передать посылки для арестантов, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
Без негатива
Я поняла: снимать «негатив» его не просили. Рядом с журналистами стояла крашеная блондинка во фсиновской форме и с рацией в руках — заместитель начальника УФСИН Москвы по правам человека Анастасия Чжу. Она отвечала за торжественную встречу Татьяны Москальковой.
«Что там случилось?» — поинтересовалась Чжу. Я объяснила, и она попросила вызвать родственников, у которых проблемы из бюро передач. Когда они подошли и рассказали, что три дня не могут сдать передачу, потому что «живая» очередь (а в СИЗО есть еще и электронная) очень медленно движется, Чжу отреагировала мгновенно: « Во всех учреждениях очереди. Вот я тут в загсе была, и там очередь, в поликлинике очередь. Сегодня вас примут». Мужчина ей ответил: «Моя очередь и так уже подходит».
Я продолжала кипятиться: «Вот хорошо бы Москальковой бюро передач показать. Она когда подъедет?»
«Сейчас подъедет, — успокоила меня Чжу. — Она может и после посещения в бюро передач зайти». Мы ждали, а Москалькова все никак не приезжала. Уже потом, когда мы оказались на территории СИЗО, я увидела три черных лимузина и поняла, что уполномоченный по правам человека и сопровождавшие ее лица — зампрокурора Москвы Борис Марков и и.о. начальника УФСИН Москвы Максим Залеcов попали в СИЗО не через общее КПП, а проехали через ворота, так что посещение Москальковой бюро передач не предполагалось.
А дальше начались и вовсе чудеса. Членам ОНК — Анне Каретниковой, Людмиле Альперн и мне — уфсиновская правозащитница Чжу предложила попить чай и кофе вместе с журналистами, пока Татьяна Москалькова вместе с председателем ОНК, председателем комиссии по безопасности Общественной палаты Антоном Цветковым и другими высокопоставленными гостями в кабинете начальника обсудят детали своего визита. Члены ОНК пить кофе вместе с журналистами не хотели, они таки прорвались в кабинет начальника и попытались быстро обозначить для обмудсвуман основные проблемы СИЗО-6: перелимит, неудовлетворительное качество медицинской помощи и особенности приказа №277 Минюста России, который запретил передавать в СИЗО туалетную бумагу, сигареты, шампуни, мыло и зубную пасту. Приобрести все это арестанты и их родственники теперь могут лишь в интернет-магазине по ценам, завышенным в два-три раза. Татьяна Москалькова слушала, делала заметки. А начальник медицинской части УФСИН Москвы Галина Тимчук, не соглашаясь с правозащитниками, заявила, что с медицинской помощью в СИЗО все хорошо и никаких проблем нет.
Цветков пытался примирить стороны и предложил сначала посетить женщин с грудными детьми, а потом уже зайти и в переполненную камеру.
Потемкинское СИЗО
Так мы и сделали, и Москалькова в сопровождении огромной толпы журналистов пошла по тюрьме.
В СИЗО-6 две камеры, где сидят «мамочки» с детьми. Эти камеры в приличном состоянии. Там стоят детские кроватки, коляски, нет обычных двухъярусных нар. Для телевизионной картинки лучше не придумаешь: омбудсвумен беседует с молодой опрятно одетой женщиной, у которой на руках щекастый младенец с диатезом, женщина рассказывает о своих проблемах, она благодарит СИЗО за хорошее детское питание (его в качестве гуманитарной помощи приносит в тюрьму уполномоченный по правам детей Павел Астахов), жалуется на то, что суд не дал ей отсрочку наказания, а судили ее по статье 159, части 4 («мошенничество»). Татьяна Москалькова слушает, обещает помочь. Странным образом в момент нашего прихода в камере всего три женщины, остальных отправили гулять — опять же, чтобы картинку не портить.
Москалькову ведут во вторую камеру «мамочек», и там повторяется та же сцена: отсрочку наказания в суде не дали, омбудсвумен обещает разобраться (мне при этом вспоминается дело Анны Шавенковой, дочери главы Иркутского областного избиркома, получившей отсрочку исполнения наказания. Она сбила насмерть на машине двух пешеходов, одна женщина погибла, другая стала инвалидом).
Телевизионщики снимают детские кроватки, игрушки, их просят не снимать лица арестанток и их детей, фотографы щелкают Татьяну Москалькову в фас, в профиль. Все. Кажется, программа праздничного визита в день защиты детей выполнена на 100%. Анастасия Чжу очень торопится: нужно отвести делегацию в школьный класс пообщаться с несовершеннолетними арестантками и баста.
«Они сейчас уйдут, — говорит мне Анна Каретникова, — и в перенаселенную камеру Москалькова не зайдет». Подхожу к Татьяне Николаевне и напоминаю, что мы собирались пойти к женщинам, которым есть что сказать. Она соглашается. Мы буквально разворачиваем всю процессию и все-таки заходим в камеру, где неделю назад на 46 спальных мест было 53 женщины и четыре из них спали на матрасах на полу в душной кухне: вытяжка там уже несколько месяцев не работает.
После тюрьмы — к Матвиенко и Путину
Делегация вместе с толпой телевизионщиков заходит в камеру. Женщины в панике прячутся: они не хотят, чтобы их снимали. Более того, к нашему удивлению, никто не хочет ничего говорить. Мы спрашиваем: «Как же так? Когда мы приходим, вы жалуетесь, что спите на полу, что не можете попасть ни к гинекологу, ни к стоматологу, а сейчас молчите. Ну говорите же! А то получается, что мы придумываем, и у вас все хорошо». Женщины молчат.
Все же через несколько минут Москальковой удается кого-то разговорить, и они, путаясь в цифрах, рассказывают, что в камере их то ли 50, то ли 51. Москалькова спрашивает, когда в последний раз они видели своего следователя. Женщины начинают наперебой отвечать: «Следователь по девять месяцев не приходит, а мой последний раз был 10 месяцев назад…» На вопрос о следствии, в отличие от вопросов об условиях содержания в СИЗО, арестантки отвечать не боятся. Ведь Москалькова уйдет, а они останутся наедине с тюремным начальством.
Одна из них успевает шепнуть мне на ухо: «Нас предупредили, чтобы мы ни на что не жаловались».
Татьяна Москалькова в СИЗО-6. Фото: Пресс-служба Общественной палаты РФ
Мы просим Татьяну Москалькову зайти еще в одну камеру. Она тверда: «Больше не могу». Сотрудники с уважением объясняют: ей надо к Матвиенко, а потом — к Путину.
И мы выходим на улицу, где предусмотрен «подход» к журналистам. Татьяна Москалькова и Антон Цветков говорят о важности посещения женской тюрьмы именно в день защиты детей, Москалькова обещает, что обратится в прокуратуру, чтобы там проверили чересчур затянутые сроки следствия, ведь женщины, не совершившие насильственных преступлений, месяцами содержатся в переполненных камерах, и к ним почти никогда не применяют альтернативные меры пресечения.
Говорятся все самые правильные слова. Но впечатление о «потемкинской деревне» и показухе не покидает.
Знаю и понимаю, что уполномоченная по правам человека занимается всеми правами на свете, что состояние тюремной системы не может быть для нее приоритетным, что Москалькова не первый раз в СИЗО и наверняка поняла, что там происходит на самом деле и за эти два часа. Но зачем приводить с собой толпу журналистов, чтобы те показали благостную картинку, которая не вызовет доверия даже у насквозь зомбированного зрителя, потому что матери, дочери и сестры этих самых зрителей сидят в тюрьмах в недостойных условиях для страны, полагающей себя цивилизованной?
Когда же делегация уезжает из тюрьмы на своих черных лимузинах, члены ОНК продолжают обход по камерам. И женщины говорят нам то, что не успели сказать омбудсвумен.
О бытовых условиях в СИЗО: «Камеры переполнены, 10-15% женщин спят на полу. Матрасы тонкие и очень старые, вата сбита кусками. Эти матрасы не могут защитить от холодного железа кроватей. Сетка (решетка) кроватей сварена так, что передавливает кровоснабжение, и к утру отнимаются ноги и руки. Нет нормальной сантехники, унитазы допотопные, раковины текут всегда, в душевой нет крепежа для душа. Люди содержатся годами, при этом в камере нет шкафов, запрещаются к передаче сумки и пакеты, каждая коробка с воли с боем отдается в камеру, а потом ее забирают на обыске. На 50 человек один холодильник. Нет питьевой воды».
О медицине: «Персонал грубый, некоторые врачи разговаривают матом. Из препаратов предлагают аспирин и парацетамол, а при ангине — прополоскать горло соленой водой. В соответствии с новым приказом нам запрещены все лекарства с воли, не указанные в медкарте, при этом на месте не происходит диагностики, много иногородних (далеко не все из них имеют возможность продемонстрировать свои медкарты — Открытая Россия). Ситуация доведена до абсурда: чтобы получить таблетку от головы, нужно написать заявление к терапевту, но к нему тебя все равно не выведут».
О питании: «Макароны с мясом — это клейстер из макарон с водой, в котором плавают куски моркови. Первое — щи или борщ — куски кислой капусты и полуочищенной свеклы в красной воде, а сверху какое-то масло или жир. Когда моешь посуду, оно не смывается. На ужин всегда подают отварную рыбу, порода которой неизвестна, а на вид она вся ржавая, внутри не всегда проваренная, при этом запах отвратительный. Есть еще в меню рыбные котлеты — их даже мы выбрасываем полностью, так как это бумага, кости и жир, перекрученные со жмыхом. При этом запреты для передач продуктов от родственников все ужесточаются. Из овощей ничего почти нельзя передавать. Никто не может объяснить, почему можно передавать апельсины, нельзя мандарины, почему можно яблоки, нельзя груши и так далее».
Логистика и косметика
Татьяна Москалькова в СИЗО-6. Фото: Пресс-служба Общественной палаты РФ
Думаю, после этой картинки, лишь частично дающей представление о том, как сидится в тюрьме женщинам, станет понятно, почему Евгения Васильева так стремительно покинула эту тюрьму и отправилась к себе домой, как говорят злые языки, даже не заезжая в колонию.
В СИЗО-6 сидит несколько пожилых женщин, им 70 с чем-то лет. Они просят, чтобы их не вывозили на суд, а разрешили участвовать в судебных заседаниях с помощью видеосвязи. Для них выезд в суд — тяжелое испытание.
Вот как сами арестантки описывают путешествие в суд: «В день, когда назначено заседание, людей поднимают в 4:40 утра, независимо от времени, на которое это заседание назначено. В 6:00 выводят из камер и отводят в сборное отделение. Там выезжающие на суды проводят от часа до трех часов. Потом в — автозаки, которые следуют по маршрутам, начисто лишенным элементарной логистики. В близлежащие от СИЗО суды (Люблинский, Кузьминский) могут доставить в последнюю очередь. Путь до суда занимает несколько часов; никто не учитывает время начала судебного заседания. Поэтому люди часто опаздывают, заседания переносятся, и день мучений повторяется. Но если вам повезло, вы приехали вовремя и заседание состоялось, то вас ждет еще один кошмар — путь обратно в СИЗО. Схема примерно та же, но добавляется один немаловажный пунктик — Мосгорсуд. К концу рабочего дня, когда суды заканчивают свою работу, с разных концов Москвы автозаки начинают собирать заключенных по всем судам и сводить их в Мосгорсуд. Там машины переформируются по СИЗО и разъезжаются. Эта процедура, которая заняла бы на бумаге одну строчку, в действительности занимает от двух до шести часов. И все это время заключенные проводят в автозаках. Вечером их набивают под завязку. В жуткой тесноте, в прокуренном помещении, без движения люди проводят по несколько часов. Нередко вызывают ''скорую''. Выражение ''везут, как дрова'' здесь не работает — даже дрова так не везут. Людей укачивает, многих тошнит. И вот счастье: вас привезли в СИЗО — снова сборное отделение, и дай Бог, чтобы в камеру вас завели до 24 часов, ведь подъем в шесть утра никто не отменял».
Все это уполномоченный по правам человека могла бы услышать в СИЗО-6, если бы у нее было время.
И тогда бы женщины задали ей очень важный для них вопрос: «Почему в передачах не разрешают косметику передавать? Как же мы сможем привести себя в порядок перед судом?»