[Ярослав Романчук]

http://antisocialist.ru/papers/roman...eskie.mify.htm

Капитализм - это любимая тема для мифологизаторов, шаманов и советских политработников. Псевдонаучные критики типа Маркса и Кейнса, возведенные в ранг знатоков капиталистической системы, просто забыли предмет изучения экономики - человека. Он им просто мешал в построении идеальных моделей, для оптимального распределения денег и ресурсов, для идеальной конкуренции и информации. Кривые IS-LM так исказили ход мысли многих поколений экономистов, что простой человек с его слабостями, иерархией ценности и приоритетами не вписывается в сложные математические формулы, функции и модели, где почти все делается "при прочих равных". Слишком много богатства - капитализм виноват, потому что не у всех одновременно. Причиной бедности является опять-таки капитализм. Сильная валюта - плохо, слабая валюта - опасно. Мало иностранных инвестиций - плохо. Много иностранных инвестиций - опасно. Зарабатывать деньги - надо, но аморально, если много и не для всех сразу. Не получать большую прибыль - вроде бы хорошо, но накладно для бюджета. Хозяин - это хорошо, но одновременно и плохо, если он не подчиняется социальным законам общества. Попробуй разберись в этой путанице.

Развал социализма был счастливым событием не для всех. Многие экономические "модельеры" почувствовали, что почва уходит у них из-под ног. Надо было срочно переписывать "economics", отказываться от очевидных мифов и отдать должное научным, объективным фактам. Далеко не каждому удалось избавиться от багажа выученных наизусть трудов Маркса и прочих интервенционистов. Нести тяжело и бросить жалко. Выбор убежденных сторонников политэкономии социализма был прост: слегка припудрить неоклассическим наследием, добавить институциональной риторики и дирижизма из экономики развития - и готова новая национальная теоретическая модель. "Третий путь" - это самое мягкое из предлагаемых названий. Капитализм по-прежнему плохой. Социализм - уже плохой, а вот середина при помощи тех же чиновников, наученных работать в институциональных рамках Госплана и Политбюро, должна быть почему-то хорошей, т.е. эффективной и социально ориентированной.

О провалах рынка знает каждый студент экономических вузов. О нелепостях и вреде административного управления знают немногие. В системе, когда государство заказывает экономическую музыку и платит за нее, другого ожидать не приходится. "Камень" в огород капитализма принимает форму Великой депрессии, монополий, экологических катастроф, бизнес - циклов. Панацеей от всех этих бед, якобы, является государственное вмешательство в экономику. В качестве подтверждения своей позиции интервенционисты приводят пример азиатского финансового кризиса, нефтяной шокотерапии 70-х и конца 90-х, российского августовского кризиса 1998 г., беды со сбытом с/х продукции в странах Центральной Европы и высокую безработицу. Для политиков и академиков очень выгодно иметь сливной бачок под названием "капитализм", куда можно сбрасывать отработанные модели и теории, списывая за одно свои ошибки на счет "объективных факторов и врожденной природы общества". Для Беларуси очень важно внимательно изучить причинно-следственные связи экономических кризисов с одной стороны, равно как и природу быстрого превращения многих бедных стран в богатые. Чрезвычайно важно понять, почему в США бедный индус, белорус или поляк без связей в администрации президента в течение одного поколения может стать миллионером, а у нас или в Европе не может. Наконец, надо внимательно изучить, сколько стоит чиновничья корректировка рыночных провалов, перестать рассуждать о не совершенной природе человека и делать программы под то, что есть, а не под то, что могло и должно бы быть.

Миф о российских либеральных реформах
Августовский кризис как следствие отсутствия капитализма

Проблемы России последнего десятилетия связаны с продолжением социалистического эксперимента. Есть много прямых и косвенных индикаторов, которые показывают, что в России не проводились ни либеральные экономические реформы, ни монетарная политика (события последнего года не в счет). Поэтому кризис 17 августа не мог стать следствием реализации капитализма в России. По мнению А. Илларионова, из трех моделей - патерналистской, популистской или либеральной - выбор был сделан в пользу социализма. "С тех пор вот уже в течение более 7 лет в России в условиях рыночной экономики проводится популистско-социалистическая экономическая политика". Ее суть в перераспределении, а не в обеспечении экономической свободы. "По сути дела, рыночно-социалистические реформы 1990-х годов дали вторую жизнь брежневской экономике бюрократического торга. По определению В.Найшуля, произошло "оденеживание" и благодаря этому выживание советской бюрократической экономики в новых условиях".

Мировой рекордсмен по госрасходам

Всеобщая замена терминов, наименований перераспределителей никак не изменила суть процесса. Вместо социалистических ценных бумаг - фондов и лимитов - были введены новые: бюджетные субсидии, гарантии, кредиты, таможенные и налоговые освобождения, разрешения на экспорт, взаимозачеты, федеральные программы. Государство, как экономический субъект, действовало без каких-либо бюджетных ограничений. Совокупные расходы в 1993-98 гг. были на уровне 54-66% реально производимого в стране ВВП. Шведское государство тратит столько же, во только ее ВВП на душу населения в 5 раз больше. В 1992 г. "либеральная" Россия установила своеобразный рекорд по госрасходам в мирное время - 80% фактические произведенного ВВП. В Советском Союзе госрасходы составляли 47-50% ВВП. За 8 лет реформ чиновники собрались с мыслями и значительно увеличили издержки бизнеса по выполнению обязательств перед государством. Индекс экономической свободы России ухудшался. По версии фонда "Heritage" она занимает 127 место в мире. Таможня, органы сертифицирования, контроля, местные органы власти при помощи постоянно меняющейся нормативной базы оставили от либеральных реформ только название.

Либерализация 1992 года была частичной. Ряд ценовых ограничений привел к появлению мультивалютной платежной системы, неплатежей, бартера и взаимозачетов - явно не инструментов капиталистической экономики. Вывод А. Илларионова подтверждается фактами и цифрами: "Сохранение решающей роли государства в экономике одновременно с приватизацией институтов государства и правил хозяйственной жизни стали, пожалуй, наиболее важными чертами популистско-социалистической модели экономики, реализованной в России". Государство стало чрезмерно слабым и ангажированным в качестве судьи, позволив группам давления разбить монополию на использование силы. В 1991 г. в России было 3процентное падение ВВП, инфляция составляла 90%, бюджетный дефицит приближался к 15% ВВП. В 1998 г., основные макроэкономические параметры остаются практически такими же: ВВП сократился на 4,6%, инфляция - на уровне 85%, бюджетный дефицит - с учетом задолженности и отложенных обязательств составляет те же самые 15% ВВП. "Однако за прошедшие семь лет экономический потенциал страны потерял почти 40%, а совокупный государственный долг вырос с примерно 100 млрд дол. в 1991 г. до почти 200 млрд дол. в 1998 г." Признаков капитализма в таком подходе к реформам просто не наблюдается.

Центробанк РФ как главный олигарх

Когда правительство повышает налоги и таможенные пошлины, блокирует земельную реформу, живет в долг, субсидирует банковскую систему и импорт при помощи не реального курса, его нельзя называть либеральным по определению. Не имеет ничего общего с капитализмом и инфляционная политика Центрального банка. Среднегодовая инфляция в России в период 1992 - 1999 составила 68,3%, а ЦБ РФ был в большой степени "приватизирован". "Только текущие расходы Центробанка (зарплата и канцелярские товары) в полтора раза превышают все расходы (текущие и капитальные) всех органов федеральной власти (Администрации Президента, федерального правительства, Государственной думы, Совета Федерации, Счетной палаты, центральных органов всех министерств) и составляют пятую часть национального оборонного бюджета. Именно благодаря такой "независимости" официальная зарплата Председателя Центробанка (без доплаты за беспрецедентное в мировой практике совместительство в коммерческих банках) превышает жалованье руководителя Федеральной резервной системы США, зарплату американского президента, как, впрочем, и президентов и премьер-министров подавляющего большинства стран мира. Именно благодаря такой "независимости" Центробанку удалось добиться поистине немыслимого - совместить в одной организации несовместимое - орган исполнительной власти, орган государственного надзора и контроля, коммерческую организацию и политическую партию. Именно благодаря этому Центробанку удается тратить миллионы и миллиарды долларов на инвестиционные проекты, строительство и покупку офисов, участие в коммерческих банках и компаниях внутри страны и за рубежом, запуск спутников, приобретение и финансирование средств массовой информации, политический лоббизм, то есть быть тем, кого не без основания называют олигархами". Именно действия Центробанка России во многом явились причиной августовского кризиса. Такое поведение главных институтов государства никак не назовешь капиталистическим. Сам институт центрального банка - это порождение смешанной экономики, стремление сделать кредит "справедливее" и доступнее.

Социалисты с Запада

Большую помощь в продолжении социалистического эксперимента оказали также МВФ и Мировой банк. Их рекомендации повысить налоги, субсидировать завышенный валютный курс, осуществлять внешние заимствования шли в русле российских интервенционистов. По многим позициям, как, к примеру, ценообразование в сфере так называемых естественных монополий, МВФ вообще исходил из марксистской формулировки. Нельзя строить капитализм и требовать дотаций и особого надрыночного статуса для различных лоббистов. $19 млрд. кредитов от МВФ и Мирового банка, вмешательство в денежно-кредитный рынок, финансирование бюджетного дефицита, ослабление финансовой дисциплины подтверждают приверженность социалистическим схемам. Когда есть безотказный дядя, готовый выступить кредитором последней надежды, зачем проводить структурные и институциональные реформы? Зачем либерализовывать цены и сокращать госрасходы? Россия, не выполнив ни одной программы МВФ, по политическим соображениям продолжала получать помощь. Как оказалось, не в коня корм.

Как ни парадоксально это звучит, но второй президент России открыто декларирует курс на капитализм, которого в России еще не было. Это еще не значит, что практика будет такой же гладкой, как слова. Спецслужбы явно не понимают экономического смысла главного капиталистического института "частной собственности". Судебная система и органы правопорядка явно не готовы защищать хозяина от любого чиновника. В. Путин в своем послании признал это. Правовой произвол вокруг НТВ подтверждает то, что капитализм будет рождаться в России очень мучительно. Разве кто-то серьезно рассчитывал, что новая российская власть будет по-европейски демократична? Наследие и наследники прошлого - это тот общественный институт, с которым сторонники российского капитализма вынуждены считаться. А в плане выбора модели экономического развития России двух мнений быть не может: Путин - за капитализм. Это значит за значительное сокращение налогов, государственных расходов, ликвидацию бюджетного дефицита, прекращение государственных заимствований и сокращение госдолга, устранение барьеров для входа на рынок и развития частного бизнеса, дебюрократизацию экономики, отказ от изоляционизма и протекционизма, от вмешательства в работу финансового рынка. Очень важно в этой жесткой борьбе за построение капитализма находить и поддерживать союзников, нейтрализовывать противников. Не по принципу "ты мне нравишься", "мы с тобой в разведку ходили", а по принципу идеологического и философского родства. Россия не может себе позволить "мочить в сортире" ту информационную, экономическую и управленческую элиту, которая против дальнейшего распределения, а за производительный, индивидуальный, ответственный труд.

Миф об американской Великой депрессии
В кризисе виноваты чиновники, а не рынок

Великий крах фондового рынка в США в 1929, бесспорно, является поворотным событием в истории мировой экономики. Это был сильнейший удар под дых свободного рынка, от которого он не оправился до конца и по сегодняшний день. Именно после него инфляционное стимулирование спроса перестало восприниматься как ересь. Именно после него государство получило карт бланш в регулировании инвестиций, сбережений и производства. Именно после него макроэкономика приобрела ореол научности. 70 лет прошло, а большинство экономистов в Беларуси по-прежнему верят, что это был "провал рынка".

Великие лжепророки

Способность предсказать событие или новую тенденцию является решающим испытанием для любой экономической теории. Посмотрим, каково было качество прогноза представителей различных экономических школ того времени. Профессор Йельского университета Ирвинг Фишер имеет репутацию выдающегося специалиста по денежной теории, сторонника количественной теории денег. Он был твердо убежден, что в долгосрочной перспективе деньги нейтральны, т.е. что увеличение предложения денег приведет к пропорциональному повышению цен, не вызвав никаких долгосрочных отрицательных эффектов. В середине 1920-х годов он высказал предположение, что "так называемый деловой цикл" больше не имеет основы в экономической системе. Он одобрял инфляционное расширение кредита Федеральной резервной системой в 1920-х годах до тех пор, пока цены остаются относительно стабильными, и глубоко верил в ФРС, ожидая, что она сможет стабилизировать экономику, если возникнет кризис. Другими членами учрежденной им Лиги стабильных денег были А. Пигу, К. Викселль и М. Кейнс. Идея состояла не в том, чтобы стабилизировать рост денежного предложения, а в том, чтобы стабилизировать цены, в частности оптовые и розничные цены. Они не увидели отрицательных последствий экспансионистской политики Федеральной резервной системы во второй половине 1920-х годов и проигнорировали такие предвестники экономической беды, как бум на рынке недвижимости и эйфория фондового рынка. Оптимизм Фишера заряжал массы. Профессор стал миллионером и крупным инвестором на Уолл Стрит. Индекс Доу Джонса утроился за 7 лет. Когда 5 сентября 1929 г. менее влиятельный финансовый консультант Роджер У. Бэбсон предупредил инвесторов о приближающемся крахе, Фишер опроверг Бэбсона, сказав: "Падение цен акций возможно, но ничто, что походило бы на крах, нам не грозит". Менее чем за две недели до краха, профессор сказал: "Я ожидаю, что через несколько недель уровень цен на бирже будет значительно выше, чем сегодня". Чуть позже он сделал свое знаменитое предсказание: "Биржевые цены достигли уровня, который похож на постоянно высокое плато". 22 октября, за два дня до черного вторника, Фишер заявил: "по-моему, появляющиеся предсказания о резком изменении курсов ценных бумаг, которое затронет общий уровень цен, не имеет под собой оснований". В 1932 году индекс Доу Джонса составлял всего 40 пунктов (падение с индекса 381). По мнению М. Скаузена "монетаристы, к числу которых принадлежал Фишер, считающие показателем инфляции товарные цены, а не кредитную политику ФРС, обречены постоянно испытывать разочарование в своей способности предсказывать будущие экономические события".

Еще один авторитет в лице Уэсли К. Митчел расписался в своей беспомощности и не состоятельности своих экономических взглядов. Он был одним из самых цитируемых специалистов в области делового цикла в 1920-е годы, профессором экономической теории в Колумбийском университете и директором Национального бюро экономических исследований в Нью-Йорке. Всего за несколько месяцев до краха он написал доклад на президентскую конференцию, в которой говорил: "Ключом к пониманию экономического развития последних лет является ускорение, а не структурные изменения. Ситуация складывается благоприятно, энергия движения поразительна". Ни слова тревоги, сомнения. Ни одного признака надвигающейся катастрофы. А ведь это был человек, вооруженный всем возможным тогда экономическим инструментарием.

Британский экономист Джон М. Кейнс разделял оптимизм Фишера по поводу экспансионистской политики ФРС. Он провозгласил управление долларом со стороны ФРС в 1923-1928 гг. "триумфом" центрального банка. В 1927 г. он встречался со швейцарским банкиром Феликсом Зомари и выразил сильное желание купить акции. Когда Зомари проявил пессимизм по поводу будущих цен на ценные бумаги, Кейнс сделал предсказание: "В наше время крахов больше не будет". 1 сентября 1928 г., отвечая на критические ремарки своего коллеги, он написал статью "Есть ли инфляция в США?", в которой сделал вывод, что "пока не видно ничего, что можно было бы назвать инфляцией". Ссылаясь на цены на недвижимость и ценные бумаги в США, Кейнс добавляет: "Я сделал вывод, что сегодня преждевременно утверждать о переинвестировании".

ФРС постепенно снижала учетную ставку процента для банков - членов ФРС по займам у центрального банка с 6 1/2% в 1921 г. до 4% и ниже к августу 1927 г. Весной 1929 г. Совет ФРС запретил банкам - членам ФРС выдавать кредиты для покупки акций, и в конце концов поднял учетную ставку, а также прекратил чистые продажи государственных облигаций на открытом рынке. Последствия этой антиинфляционной политики стали ощущаться только к октябрю. Финансовые газеты Wall Street Journal, Barron's, The Stock Market Barometer до самого краха не верили в обвал, оставаясь приверженцами технического анализа. Не избежал неудачи и Б. Грэм, автор библии Уолл-Стрита книги "Анализ ценных бумаг". Не отличился проницательностью и Дж. Муди, президент Moody's Investor Service. Хотя его фирма в январе 1929 г. предлагала быть осторожным, к маю он предрекал беспрепятственное движение Америки к беспрецедентному будущему.

Голос разума и объективной науки

Только одна группа американских экономистов - представители банковской школы "здоровых денег" выражали серьезную обеспокоенность инфляционными тенденциями 20-х годов. Б. Андерсон, главный экономист Чейз Манхэттен Бэнк, и П. Уиллис, профессор банковского дела в Колумбийском университете и редактор Journal of Commerce. Оба экономиста разделяли микроэкономический подход к экономическим явлениям австрийской школы. Б. Андерсон связывал рост процентных ставок в конце 1920-х годов он связывал с более ранними усилиями ФРС поддерживать их на искусственно низком уровне. В частности, в августе 1927 г., когда ФРС снизила учетную ставку до 3 1/2 %, он сказал, что "мы подносим спичку к бочке с порохом" и "выпускаем на волю непредсказуемые психологические силы спекулятивной заразы". После краха в октябре 1929 г. Андерсон сказал, что его причиной были "чрезмерно дешевые деньги и неограниченный банковский кредит, который можно было использовать для капитальных целей и спекуляций" в 1922-1928 гг.

В Европе единственной группой экономистов, предсказавших обвал рынка, были венские экономисты Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек. Основываясь на денежной теории Викселля, Мизес доказывал, что принудительное снижение процентных ставок центральными банками неизбежно создает искусственный бум, особенно в отраслях, производящих капитальные блага; и этот бум не может продолжаться долго. Более того, золотой стандарт, пусть даже ослабленный центральными банками, в конце концов, заставит отдельные страны отказаться от инфляционной политики. "Летом 1929 г. Мизесу предложили занять высокий пост в крупнейшем на тот момент банке Европы Credit Anstalt. Его будущая жена Маргит была в восторге и удивилась, когда он сказал, что решил не принимать это предложение. "Но почему?", - спросила она. Ответ ее шокировал: "Скоро произойдет великий крах", - сказал он, - "и я не хочу, чтобы мое имя хоть как-то было с ним связано". От обвала на рынке США, случившемся через несколько месяцев, сильно пострадала международная торговля, и в мае 1931 г. Credit Anstalt разорился". Ученик Мизеса Ф. Хаек в качестве директора Австрийского института экономических исследований в 1929 г. опубликовал несколько пессимистических статей, в которых предсказывал крах фондового рынка. По мнению Ф. Хаека, кредитный бум "создает всевозможные искусственные рабочие места, которые могут сохраняться в течение довольно долгого времени, но рано или поздно должны исчезнуть. Кроме того, после того, как в 1927 г. ФРС сделала попытку отсрочить крах с помощью кредитной экспансии, я убедится, что бум стал типично инфляционным". Австрийцы смогли предсказать крах, потому что "они концентрировали свое внимание на микрооснованиях экономики и на том, как искусственно низкие процентные ставки и кредитная экспансия поощряют развитие "опасного бума на фондовом рынке и рынке недвижимости". Как пишет Ротбард "инфляция 1920-х годов фактически закончилась к концу 1928 г. Совокупная денежная масса на 31 декабря 1928 г. составляла $73 млрд. 29 июня 1929 г. она равнялась $73,26 млрд. Рост составил всего 0,7 % в пересчете на год. Таким образом, инфляция денег завершилась к концу 1928 г. С этого момента денежная масса оставалась на одном уровне, рост был ничтожным. Поэтому с этого момента депрессия, которая должна была скорректировать экономику, стала неизбежной. Так как немногие американцы были знакомы с теорией австрийской школы, то мало кто осознавал, что произойдет".

Что нам с этого

Прошел не один десяток лет. Мир еще далек от той точки, когда экономисты говорят: "Теперь мы все "австрийцы", но сторонников и последователей Мизеса и Хайека все больше. Курсы "экономикс" по-старому пестрят "провалами рынка" и объективной природой экономических крахов. Государственники искусно перевели стрелки на жадных спекулянтов, известных у нас под вывеской "вшивые блохи". В Великой депрессии нет вины капитализма. Это всецело рукотворное дело плохих экономистов и доверчивых политиков, которые поставили на хромую лошадь. Почему же в Беларусь, как аборигенный попугай, изучает только лжепророков, чьи теории давно надо отправить в музей? Почему белорусская экономическая политика строится на рецептах, которые и привели к Великой депрессии? Великий Ньютон как-то сказал: "Я могу рассчитать движение небесных тел, но не безумие людей". Конечно, спрос на экономические безумия у нас по-прежнему высокий. Но в XXI веке слепо повторять грубейшие ошибки прошлого века и реализовывать псевдонаучные экономические теории глупо и преступно.

Япония:кризис корпоративного социализма
Миф об эффективности государственного планирования

После развала Советского Союза только японская экономическая модель могла считаться альтернативой капитализму американского или гонконгского образца. На протяжении 70-х и 80-х многие были уверены, что "Japan Ltd", основанная на корпоративной культуре зайбатсу и кейретсу, превратит весь мир в свои задворки. Америке советовали срочно копировать японцев. Знаменитые Рокфеллер центр и Пебл Бич голф корс были куплены японцами. Свободный рынок проиграл центральному планированию? Наоборот. 90-е годы показали, что олигархическая модель коллективного управления и безответственности терпит фиаско. В период 1992 - 1997 рост ВВП составил всего 1% в год, что гороздо хуже показателей Европы и США. 25-тысячное Министерство по международной торговле и промышленности MITI не сумело правильно определить приоритеты. Его благие намерения привели к значительным структурным искажениям, перекосам на рынке труда и ослаблению финансовой дисциплины. Семейные связи и дружественные отношения между банками и промышленными предприятиями, между заказчиками и поставщиками, игнорирование рыночных сигналов привело к потере конкурентоспособности японских производителей. Начала XXI века ознаменовалось разрывом от старых "семейных" связей, пожизненных контрактов на работу. Для того чтобы не остаться на задворках Америки и Европы, Япония должна отказаться от одного из самых слабых элементов своей экономической системы - государственного распределения ресурсов и выделения стратегических приоритетов. Японцы гордились своей системой, когда политики, банкиры и промышленники при помощи государственных экспертов распределяли большой японский пирог. Конъюнктура была благоприятной. Как оказалось, догонять было проще, чем лидировать. Для лидерства мало просто хорошо копировать чужой опыт. Известные экономисты пугали Рейгана и Буша-отца, что "Япония изобрела что-то похожее на автоматическую машину по производству богатства, пожалуй, первую со времен короля Мидаса". Они, очевидно, забыли, как кончил жадный сторонник "золотого стандарта" в еде.

Точка роста и форма "отката"

А. Лукашенко был не оригинален, сделав ставку на строительство. Очевидно, в своих экономических университетах он внимательно изучал японский опыт. Государственные инвестиции вместо частных, рабочие места любой ценой, строить везде, не взирая на издержки - вот японские рецепты 1980-х и 90-х. С 1991 по 1999 год Япония потратила $3,5 трлн. на общественные работы. Это самые большие государственные расходы в мире. В 1999 и 2000 г. японское правительство выпускало гособлигаций на суммы свыше $300 млрд. Вопрос дефолта с такими темпами растраты средств - это лишь дело времени. Что это за проекты? Мосты в никуда, искусственные полуострова, которые никто не использует. К примеру, рыбный порт в городе Чикура был построен на бюджетные $3 млн. Его использует: всего одно рыбацкое судно. Кому это выгодно? Чиновникам, политикам и придворной касте олигархов-строителей. Единственное отличие с Беларусью состоит в том, что у них не строитель возглавляет Центральный банк. 17,5% директоров 100 ведущих строительных компаний работали на ответственных постах в органах государства. Только в строительном секторе 2 млн. рабочих мест, треть от общего числа, создано исключительно на деньги налогоплательщиков. Япония расходует на 37% больше денег на госпроекты, чем США, при том, что ее население всего 50% и территория только 4% американской. Дефицит бюджета в 1999 г. составил 7% ВВП. Население старее, нагрузка на бюджет увеличивается, молодые люди не хотят платить за шикарную жизнь старших поколений. Молодые горожане восстают против пожилых сельчан. Якудза, японская версия мафии, строго следит за "правильным" распределением заказов в строительном бизнесе. Ее не интересует, что государственный долг Японии - один из самых больших в мире, около $6 трлн. или 120% ВВП. При этом объем "откатов" для якудзы от государственных заказов составляет 30-50% от суммы выделяемых средств (около $50 млрд.). Не удивительно, что строительство за бюджетные деньги на 20% дороже, чем за частные (на половину дороже, чем в Нью Йорке). Неяпонские фирмы не могут участвовать в строительных тендерах. Это называется "справедливой" конкуренцией. Строительство превратилось в форму государственной помощи. В Европе и США дают дотации. В Японии дают строительные заказы. Резкое падение цен на недвижимость, строительство объектов вне зависимости от их прибыльности, сокращение реального спроса ставят японскую точку роста в опасное положение.

Долги как грозовые тучи

Быстрый рост цен недвижимости и акций фондового рынка 80-х известен нам сегодня, как "раздутая экономика" (bubble economy). Прокол японского пузыря был весьма впечатляющим и болезненным. Сегодня индекс Nikkei токийского фондового рынка составляет всего лишь 40% от уровня 1989 года. Цены не недвижимость упали на 80%, что сразу же превратило японские банки в склады по хранению плохих долгов. Министерство финансов Японии оценивает их объем около $600 млрд. или 15% ВВП. Данная цифра может достигнуть астрономического уровня $1 трлн. по более строгой методике Федерации банковских ассоциаций. Ничто не представляет такой большой опасности для мировой экономики сегодня, как кризисная банковская система страны восходящего солнца. Созданная государством Комиссия по финансовой реструктуризации не могла решить проблему японских банков. С начала 90-х банки списали долгов на сумму, вдвое превышающую их собственный капитал и резервы. Но плохие кредиты никуда не исчезли. Более того, в региональных банках их доля возросла. На финансовом рынке периодически возникает паника. Индекс Nikkei сегодня находится на самом низком уровне за последние 15 лет. Дело в том, что характерной чертой японской системы является перекрестное владение акциями. Компании владеют банками и наоборот. Поэтому нет никакого давления на менеджмент со стороны акционеров. 2/3 акций Toshiba, Sony или Toyota находится в руках других корпораций и банков, которые включены в производственные и финансовые цепочки. Прибыль для акционеров не является приоритетом. Поэтому банкиры и промышленники до последнего времени не знали, что такое бюджетные ограничения.

Государственные плановики "завалили" работу. Деньги нужны не тем и не там. В 1998-1999 г. количество банкротств компаний увеличивалось ежегодно на 35-40%. Традиционно низкая безработица сегодня выше в Японии, чем в США. Структурные перекосы наверняка приведут к дальнейшему росту числа лишних рук. По более широкой методике, включающей в том числе женщин, ищущих работу, но не зарегистрированных на бирже труда, безработица уже превышает 10%. Во второй половине 90-х Акио Микури основал первое рейтинговое агентство в Японии вопреки протестам Министерства финансов, которое посчитало этот проект "не японской идеей". По его оценке ближайшие 3 - 5 лет будут очень сложными для Японии. 10% государственных компаний (около 300), включая 15 банков обанкротятся. После банкротства Yamaichi Securities подобная угроза нависла над крупной строительной кампанией Kumagai Gumi, сетью супермаркетов Daiei, многими банками, страховыми компаниями. Формирование четырех японских супербанков в результате слияния группы проблемных финансовых учреждений само по себе не является решением. Все равно кто-то должен остаться с дефолтом в кармане.

"Чудо" распухло и начало болеть

Самым большим провалом японской модели было административное назначение национальных экономических лидеров. Следуя рецептам кейнсианцев, японцы посчитали, что только государство может создать промышленность, выпускающую высокотехнологическую продукцию. На протяжении 40 лет 10 выделенных министерством MITI отраслей показывали худшие результаты по производительности труда и по производству добавленной стоимости, чем реальные рыночные лидеры. Японское экономическое чудо основывалось на высоком уровне экономической свободы в 50-60 годах: низкие налоги, частная инициатива, незначительный объем государственных расходов, безусловная защита прав частной собственности. Копировать западные образцы с японской скрупулезностью оказалось не достаточно для того, чтобы выдержать конкуренцию на мировом рынке. Не получилось у нескольких десятков тысяч чиновников подменить рынок. Культура зайбатсу и корпоративные связи по модели кейретсу оказались причиной олигархического капитализма. Из последних чувствительных поражений японского социализма отметим провал государственного проекта по производству компьютера пятого поколения. Японцы проиграли конкуренцию по производству чипов памяти, оборудования для производства полупроводников и других элементов для информационного рынка. Та же самая участь постигла проект по внедрению телевидения высокой степени разрешения на аналоговой основе. Чиновники в очередной раз оказались не в курсе, но бюджетные деньги уже были потрачены.

В чем разница между богатой и бедной социалистической страной? Богатая обанкротится позже. Многие японские экономисты понимают это, и поэтому японская перестройка уже началась. В отличие от бедной Беларуси у нее есть свыше $200 млрд. золотовалютных резервов, хорошая производственная база, спрос на многие товары made in Japan и умение работать. За социалистический эксперимент Япония уже платит потерей конкурентоспособности, безработицей, невозвратными инвестициями. Ее пример - нам наука. Только человек, распоряжающийся собственными деньгами и несущий персональную ответственность за свои решения, может стать основой экономического чуда.