Автор, стенографистка Хрущева
-Когда вы оценили его как человека, а не как политического лидера?
-Когда Карибский кризис был. Помню: мы все в приемной Хрущева собрались. Помощники Хрущева, я-до пяти утра все сидели, дежурили. Ситуация была напряженная. У него в кабинете непрерывно совещания проходили с военными, членами Политбюро. И Никита Сергеевич в какой-то момент проходил через приемную, дошел до своей двери и говорит: а вы можете уходить. Помощники не поняли. Как уходить? Он повернулся и говорит: «Я имею в виду Надежду Петровну». Понимаете? У него мир на волоске висит, а он обо мне подумал. Я удивилась. Вот именно тогда я его как человека оценила.
-Мне рассказывали, что спесь и чванство по отношению к техническому персоналу процветали.
- Хрущев такого себе никогда не позволял. Я первый раз с этим столкнулась, когда только начала у него работать. Ему в 11 часов сок всегда приносили. Так совпало, что Хрущев вызвал меня диктовать-и входит официант с соком. Хрущев ему говорит: «Ну что же ты мне одному-то принес? Неси всем».
-У Никиты Сергеевича были какие-то особые привычки?
-Хрущев очень не любил один обедать. Только в компании. Особенно если где-то на отдыхе или в командировке. Помню, мы ехали в вагоне, с нами была Нина Ивановна Кириллова-стенографистка, доктор, он нас всех пригласил с собой обедать, и был Лебедев-помощник, который за искусство отвечал. Когда обед кончился. Лебедев попросил разрешения прочитать стихотворение Хрущеву, новое. Я не помню какое, но это было стихотворение Евтушенко. Иногда Лебедев продвигал все новое и хорошее, что ему нравилось. Вот «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Хрущев прочитал и как-то при встрече сказал Солженицыну: «Хорошая книга. Все правдиво».
-Уже после отставки Хрущева пошли рассказывать, как Хрущев ругался матом. Это правда?
-Что вы?! Никогда он не ругался, никогда. Я только дважды видела, когда он возбужденно очень говорил: вот в Манеже, когда была выставка. И то он поначалу картины дружелюбно смотрел. Только потом начал злиться. Видимо, кто-то из окружения ему чего-то на ухо добавил. Он же настраивался от этого.
А дальше началось! Еще доктор всегда с нами ездил-Владимир Григорьевич Беззубик. Я ему сказала: «Вы как-нибудь скажите Никите Сергеевичу, чтобы так не волновался». Потому что Хрущев стоит весь красный, шумит. Правда, у него такая способность была-он быстро стихал. Раз-и как будто снимал все с себя.
Но не сразу. Помню, когда мы спустились на первый этаж, там этот Неизвестный свое выставил, и одна была у него композиция-вроде бы женщина сидящая, и живот у нее разворочен. Это, значит, аллегория войны. Ну, не знаю, можно ведь как-то иначе войну показать? В общем, Хрущева, видимо, по поводу всего этого накрутили, и в итоге он обозвал художников педерастами.
-И вы это записали?
-Ну, конечно. Все, что он говорил, я должна была записывать.
-Вашему шефу легко было навязывать свое мнение?
-По-моему, никто особенно не мог ему что-либо навязывать. Может быть, только-очень осторожно-Ильичев что-то советовал. Ну, помошники иногда советовали. Знаете, к чему это приводило? Самый знаменитый случай! Это был знаменитый доклад, где он сказал, что через 20 лет мы будем жить при коммунизме, и цифры привел. А эти цифры дал ему Старовский-начальник ЦСУ. И когда это уже все оформлялось, писалось, дополнялось, кто-то из помощников Хрущева спросил Старовского: «А откуда эти цифры взял?» Он: «Как откуда? Вот оттуда и оттуда. А вообще пусть те, кто тогда будет жить, сами и проверят. Нас уже не будет». Понимаете? Ведь они же могли сказать Хрущеву, что это цифры не проверенные. Но никто не сказал. А ведь все понимали, что чего-то не то в этих цифрах. Но он-то своим всегда доверял.
-Вы были свидетелем, как Хрущева снимали?
-Нет. Он как уехал из Пицунды в последний раз, и все. И сразу все, кто вокруг него был, разбежались. Вот говорят, Хрущев чего-то там наговорил, обидел кого-то. Простить его надо. Он потом жалел, что так говорил… Когда проходит время, разбираешься-как надо, а как нет.
|