http://www.echo.msk.ru/blog/ilya_pon.../1224005-echo/
23 декабря 2013, 18:02
Когда в 2001 году Владимир Путин разогнал лучший на то время российский телеканал НТВ, тем самым невзначай убив мой тогдашний проект по созданию в России системы интерактивного телевидения нового поколения, это был уже третий раз, когда политика вмешивалась в мою профессиональную деятельность, заставляя резко менять жизненные планы. Я вспомнил слова Ходорковского и решил, что отныне должен сам стать политиком, чтобы больше не приходилось подчиняться чужой недоброй воле. Я ушел из ЮКОСа, и как оказалось впоследствии – благодаря этому остался на свободе. Для меня началась другая жизнь…
Я окончательно ушел в политику в 2002-м году. Работая в IBS, сохранял еще много пересечений с командой Ходорковского. В IBS я перенес много приемов работы по продвижению своих интересов в госорганах, увиденных мной в ЮКОСе. Причем сделал все то же самое, работая с теми же губернаторами, сенаторами и министрами, только в десять раз дешевле. Некоторые из руководителей нефтяной компании очень этого испугались – думали, что я расскажу Ходорковскому, что они перебирают с бюджетом (они, безусловно, не воровали, но изрядно ленились, привыкнув к легким деньгам). И распустили по губернаторам слух, что я… тайный не то сын, не то племянник нефтяного олигарха. С той идеей, чтобы настучать самому «папаше», что я, такая сволочь, езжу по стране, как Остап Бендер, прикрываясь его именем. У них плохо вышла эта интрига – МБХ посмеялся, зато губернаторы активно стали помогать мне во всех делах, на всякий случай…
В общем, я почувствовал себя немного членом семьи, и когда принимал решение выбрать политическую карьеру, решил сначала посоветоваться с мудрым человеком – папой Ходорковского, Борисом Моисеевичем. Меня тогда терзало много разных сомнений: все-таки я был успешным предпринимателем, ориентированным не на треп, а на реализацию конкретных проектов. Но уж больно достала наша несправедливая реальность, и тянуло менять мир. И я пытался для себя понять одну вещь: Ходорковский начал свою карьеру в момент планетарного масштаба политического кризиса, в котором погиб Советский Союз. Он мог бы сделать блестящую карьеру во власти, но выбрал бизнес. Я в то время тоже выбрал бизнес, но у меня не было тех политических возможностей, что были у него. Почему он не пошел во власть еще тогда? Может, надо продолжать воспринимать политические катаклизмы как стихийное бедствие, самих политиков – как неизбежное зло, и просто заниматься делом? МБХ бы мне на этот вопрос никогда не ответил. Его родители – могли.
В общем, я поехал в Коралово – загородный дом-интернат для детей-сирот, который создал Ходорковский, и которым управлял его отец. Была поздняя осень 2002-го, уже подмораживало, и старый советский инженер Борис Моисеевич встретил меня в черно-сизо-сером затертом ватнике.
- Ну что, приехал? Давай, заходи…
Я всегда робел в его присутствии. От Ходорковского-старшего прямо-таки исходила энергетика директора школы, строгого, но справедливого. За два года до этого я занимался компьютеризацией Коралово, ставил компьютеры и запускал радиорелейную линию с Москвой, и Борис Моисеевич порядком тогда на мне оттоптался. Ему очень не нравилась идея своего сына, что у каждого воспитанника интерната должно быть по компьютеру, подключенного к Интернету. «Учебе конец», - вздыхал он. «И глаза все поломают». Но несмотря на его сопротивление, я свою работу сделал, и это упрямство вызывало у Бориса Моисеевича уважение.
Мы пошли гулять по засыпанным ковром из прелых желтых листьев дорожкам. Я сбивчиво изложил суть своих сомнений.
- Фигня эта твоя политика! – бескомпромиссно заявил Ходорковский-старший. – Я своему отпрыску всегда говорил: держись от власти подальше. Там одни сволочи, и нормальному человеку нечего там делать. В общем, мое мнение ты понял?
Мы зашли к Ходорковским домой. Родители олигарха, находившегося в зените своего успеха, тогда жили в деревянной избушке в русском стиле. Марины Филипповны почему-то не было дома, но нам это не помешало сесть вдвоем пить чай. Борис Моисеевич разлил его по чашкам, и решительным жестом придвинул ко мне миску с какими-то баранками.
- Ешь!
Это было сказано столь уверенно, что ослушаться не было никакой возможности. Борис Моисеевич шумно отхлебнул свой чай. Мы помолчали.
- Ты знаешь, - он подвигал губами, будто пробуя свои слова на вкус, - ты знаешь, я ведь отпрыску всегда почему так про политику говорил… Если ты чем-то занимаешься, ты должен быть первым. И только первым, понимаешь? Должен идти до конца, чего бы это не стоило. А на это надо решиться… Ты вот готов? Ты пойдешь до конца?
Я понял, что это самый важный вопрос, на который надо было ответить. Ответить, прежде всего, самому себе. Я почувствовал себя ребенком, сидящим перед суровым отцом, дающим напутствие в жизнь. И ответил не сразу, но твердо:
- Да. Я пойду до конца. И дойду!
Борис Моисеевич посмотрел на меня взглядом, в котором читалась бесконечная тоска.
- Я боюсь, он тоже пойдет. И тоже до конца. И что нам с вами делать?
Я в тот день многое понял про Ходорковского. Понял его прошлое и почувствовал его будущее. И что-то понял про себя.
У меня великолепные, прекрасные и очень мудрые родители. Но, наверное, надо иногда смотреть на ситуацию со стороны, чтобы ее понять. В тот мягкий осенний день Борис Моисеевич мне показал, что такое семья в жизни человека. И я понял, какая должна быть молодежь в нашей большой семье.
Выбор Михаила Борисовича отметить Новый год в кругу семьи мне понятен и очевиден. С новым счастьем всю его семью!