5207. Как Вениамин Смехов стал Атосом

[Вениамин Смехов]

Нас слишком долго пугали долгами перед партией, режиссером и родными, призывали жить только ради будущего. Сегодня я избавился от всех навязанных долгов. Мой нынешний девиз - жить для себя и любить себя. Я был фанатичен до такой степени, что всякий, кто прикасался к Таганке, становился объектом моих нападок. Я всегда занимался режиссурой, литературой, педагогикой. Но сегодня почему-то помнятся только "Мастер и Маргарита", "Дом на набережной", "Послушайте!", "Тартюф". Мои отношения с Таганкой - любовные, вечные. Все эти годы, когда возвращаюсь в Москву, играю Воланда. Однако парадокс в том, что сегодня любить Таганку помогает расстояние. Тогда в наши отношения не примешиваются ни горечь пенсионного возраста, ни вытеснение с пьедестала, ни коммерциализация, ни изменения характеров. Остается только незыблемая благодарность к тому, что Любимов был, есть и будет.

"Отвязаться" мне помогла сумасшедшая авантюра Боярского и Хилькевича по постижению последних мушкетерских томов. Теперь, 10 лет спустя, я думаю, что был прав, когда шутил, что мы снимаем "20 лет спустя рукава". Тем не менее целый год мы колесили по нашей огромной и потерявшей себя стране, и это было здорово. Я кочевник и лучше всего чувствую себе в дороге.

[Юнна Чупринина]

Вы знаете языки?

[Вениамин Смехов]

Немецкий я учил в школе, в английском мне помогает жена. Оперное дело в Германии налажено так хорошо, что бюджет позволяет мне иметь двух ассистентов-переводчиков. На драматических постановках приходится посложней. Но театральный язык - особенный. Через три дня работы актеры понимают меня без языка. Может, еще и оттого, что я являюсь приверженцем Вахтанговской школы и убежден, что это учение на сегодняшний день самое победительное. Даже невахтанговские выпускники, Табаков, Неелова, Фрейндлих, сами того не желая, воссоздают этот феномен. То же можно сказать и о Петре Фоменко. Он был первым моим режиссером в Москве, потом стал вторым режиссером ранней Таганки, и я счастлив, что сегодня его гениальность известна всему миру. Этого печального и грустного человека не касалась политика, соблазны внешних амбиций, тусовки. Я даже сформулировал, что в споре между Любимовым и Губенко победу одержал Петр Фоменко.

[Юнна Чупринина]

И все же, наверное, вам пришлось привыкать к западным правилам театральной жизни?

[Вениамин Смехов]

Мы действительно ни на кого не похожи. Америка и, в меньшей степени, Европа, воспринимают театр как вид развлечения. Изысканного, талантливого, но развлечения. В России театр был и остается увлечением, отвлечением и вовлечением. Театр - храм. Я не знаю, хорошо это или плохо, но, как оказалось, это горячо востребовано Западом. В американских университетах принято выставлять оценки преподавателям. На кафедрах очень удивляются, когда читают "доносы" на меня, пестрящие превосходными степенями. Наш человек привык отдавать всего себя. Для иностранцев это новость. Но они доброжелательны, им нравится играть в незнакомую игру. Они слишком дорого платят за эту возможность, чтобы халтурить. Обыкновенный артист платит по 100 тысяч за обучение, а получает 250 долларов в месяц. Все зарабатывают на стороне, чтобы вечером, за 15 минут медитации, сбросить тяжесть дневного труда и явиться перед режиссером абсолютно готовыми. Они - богема и сильно удивляются, когда ко мне приезжает кто-то из нашей научной элиты на хорошей машине: "Ты - с буржуями?" В этом я вижу удивительное совпадение с нашей ментальностью.

Вообще, меня гораздо больше интересуют сходства, чем различия. Актеры - это одна нация. Хотя мне, например, кажется, что западные актеры гораздо разностороннее наших. Работая, скажем, в Чикаго, на постановке "Голого короля", я украл мечту Любимова: Юрий Петрович всегда вздыхал об актерах, которые умеют всё. Американские артисты - и цирковые, и певцы, и потрясающие знатоки европейского искусства, способны на игру в разные театры.