9683. «Дяденьки, убейте их, они — сволочи»

[Индира Кодзасова]

https://aif.ru/society/people/dyaden..._aif_o_beslane

02.09.2014 11:36

Журналисты «АиФ» — о Беслане

Сюжет Трагедия в Беслане

Траурные мероприятия в школе №1 в Беслане в память о погибших в результате теракта 1-3 сентября 2004 года. / Михаил Мордасов / РИА
В этот день журналисты «АиФ» вспоминают Беслан, каким он запомнился им.

Автор, заместитель редактора отдела спецпроектов:

— Я уже давно не смотрю фильмы ужасов, не катаюсь на аттракционах типа американских горок, не участвую в дискуссиях о кровопролитных войнах. Теперь меня удивляет — как раньше меня это увлекало?

Просто однажды я побывала в неприметном скромном доме в с. Хумалаг, что недалеко от Беслана. Ничего в этом доме не происходило. Тишина была гробовой, страшной, сводящей с ума. Меня встретила сестра Залины Цогоевой. Она почти неслышным шагом повела меня в комнату, где стояли кровать, шкаф, стол и стулья. И везде были фото и игрушки. Залина и четверо её детей погибли при захвате школы в Беслане. Сестра рассказывала, как Залина трудно жила, какими тихими и скромными были её дети. Старшей Джульетте было 14 лет, младшему Аслану — 8. За несколько месяцев до этого Аслан сильно заболел. Оказалось — менингит. Температура достигала 42 градусов. «Слава Богу, „скорая“ его откачала», — почему-то радуется сестра.

А у меня в мозгу другая мысль: если бы он тогда не выжил, то, может, Залина была бы в трауре и не позволила бы детям пойти в школу в торжественный день. И, может быть, тогда... Но тут же в ужасе отматываю эту плёнку «если бы» назад. Ещё вспоминаю, что в кошмар попали семьи двух родных братьев Залины — всего 9 человек. И все ВЫЖИЛИ! И опять думаю, как это несправедливо. И опять в ужасе отматываю плёнку назад...

Я почти ничего не помню из того, что рассказывала сестра погибшей: ни историю её замужества и развода, ни про то, как Залина снимала квартиру в Беслане и работала няней, ни то, как она вынесла из спортзала грудного младенца, своего подопечного, и вошла в ад снова: ведь там её дети. Всё это потом урывками мне рассказывали разные люди. Я смотрела только на прописи в тетрадках, мягкие игрушки, машинки и общую фотографию мамы с детьми. И думала о том, как дети в это играли, как нарядились для фотографирования, как мама гордилась детьми... И как ей было тяжело их поднимать.

Неизвестно, сколько часов я там провела. Сестра всё говорила и говорила, изредка в коридоре мелькали тени других членов семьи. Они были именно тени, не люди. А потом я вышла во двор. Спиной ко мне сидел папа Залины. Сгорбленный старик в тёмной тужурке раскачивался на низком табурете, беспрерывно брал с земли початки кукурузы, счищал с них зёрна и бормотал: «Почему не я? Почему не я? Почему не я?» «Уже месяц вот так, — заметила сестра, — ничего не можем сделать». Это было 10 лет назад, через месяц после трагедии. Я не смогла за эти 10 лет ни разу об этом написать. Даже в списке погибших я никогда не доходила до буквы «Ц», где обозначены мама и её четверо детей:

Цогоев Алан Казбекович 1993
Цогоев Аслан Казбекович 1996
Цогоев Виктор Казбекович 1991
Цогоева Джульетта Казбековна 1990
Цогоева-Цгоева Залина Муссаевна 1963

Эту спину и эти вздрагивающие плечи мне не забыть никогда.


Владимир Сварцевич, фотограф, руководитель фотоцентра «АиФ»:

— Первый материал «АиФ» о событиях в Беслане — статью «Дяденьки, убейте их, они — сволочи» мы писали в самолёте, летящем из Владикавказа в Москву. И до сих пор я помню тот хмурый сентябрьский день, когда самолёт приземлился и материал был отправлен в газету.

Я прошёл фотографом множество войн, видел самые страшные события, но не припомню ничего страшнее, чем взрыв этой школы, до сих пор стоящий у меня перед глазами — как будто кадры замедленной съёмки: вот ещё от крыльца школы относят трупы заложников, и я лежу в 20 метрах от входа, в траве и пыли. Как вдруг резко поднимается серое облако, и черепичная крыша спортзала взлетает в воздух. Землю вокруг тряхнуло. Поднялась стрельба.

Но самое страшное — дети. Дети выбегали из школы. Перед моими глазами до сих пор стоит мальчик: ему было лет 12, он выбежал из школы в потрёпанном, но всё ещё нарядном костюме — чёрные брюки, белая рубашка, галстук. И, пока он бежал, на белой рубашке одно за другим появлялись красные пятна — от очереди автомата. Но ещё до первой пули он успел закричать, протянув к нам руки: «Дяденьки, стреляйте в них, они — сволочи!».

Памятник «Древо скорби» был установлен в Беслане на мемориальном кладбище «Город ангелов» почти через год после трагедии - в августе 2005 года. Монумент, выполненный скульпторами Аланом Корнаевым и Заурбеком Дзанаговым, сделан из бронзы.
© Wikipedia.org


​Маргарита Широкова, руководитель благотворительного фонда «АиФ. Доброе сердце»:

— ...Мой первый Беслан — осень 2004, когда мы с коллегами разносили по домам пострадавших конверты с деньгами — от читателей «АиФ». Утром одевались, стучали в двери, говорили: «Мы — посланники», и люди брали наши конверты — с оговорками: «От правительства — не возьмём, от читателей газеты — да» — и показывали комнаты погибших детей, где, по осетинскому обычаю, на кровати была в рост разложена одежда умершего ребёнка: штанишки, шапочка, тапочки — всё от головы до пяточек...

Внутри спортзала практически ничего не изменилось.

Так было днём. А вечером — вечером в гостинице Владимир Сварцевич, прошедший фотокорром все горячие точки, матёрый человечище, видавший, казалось, всё, ставил перед нами, тремя женщинами, бутылку водки и разливал по стопкам: «Пейте». Мы отказывались. Но он поил. Потому что иначе пережить этот вечер было нельзя, нельзя было набраться сил идти назавтра и снова стучать в двери, и видеть эти шапочки, потому что нужно было помянуть... Мы ходили по разрушенной школе — и видели брызги крови на потолке. Мы входили в дома русских учительниц — и видели, как скромно они живут: как будто дома — только ночевали, а вся душа их была там — в школе. Мы ходили — и пили водку по вечерам. «Пейте, девочки», — утешал Сварцевич.

Второй раз я поехала в Беслан через год. Всё это время искала, думала — чем помочь. Деньги уже собраны... Остались дети. Живые, но видевшие ад. Хотелось подставить им плечо, подарить веру в будущее, сказать, что не все люди — убийцы. И «Доброе сердце» придумало проект «Аифовский класс» для новой бесланской школы: мы хотели через эстетическое ощущение красоты поделиться с ребятами чувством уверенности в завтрашнем дне, радостью и спокойствием, внутренней гармонией. Такой класс был создан руками читателей «Аргументов и Фактов», и вот уже 9 лет в нём учатся дети, а я тешу себя надеждой, что им хоть капельку легче от той красоты, что их окружает.

Новая школа в Беслане (Северная Осетия). Её построили вместо той, которая была разрушена террористами в сентябре 2004 года. Фото: РИА Новости / Альбина Олисаева
Я была в Беслане ещё не один раз. И каждый раз меня не покидало ощущение, что такую рану залечить невозможно — не только тем, кто потерял близких в школе номер 1, но и всем, кто хоть как-то соприкоснулся с этой бедой. В Беслане боль накрывает тебя с головой, и невозможно думать ни о чём другом. Сколько будут жить люди, столько жива будет эта тяжесть потери в душе. Потерянных детей ничем не заменить. Нет, нет, нет — время не лечит. И человек остаётся человеком только до тех пор, пока умеет помнить. Ведь что сейчас случилось на Украине? Люди просто забыли. Забыли 1941 год, забыли войну наших дедов... Но мы — мы должны помнить. Ради тех детей, которые живы. Мы должны беречь мир. Так завещал Беслан.

Воспоминания очевидцев о трагедии в Беслане 2004-го года - в специальном проекте АиФ.ruПерейти на проект
SlickJump®

[Владимир Сварцевич]

https://aif.ru/society/history/tri_d...nogo_fotografa

01.09.2017 00:10

Герой России, подполковник Олег Ильин за полчаса до гибели в Беслане. / Владимир Сварцевич / АиФ

Этот материал автор посвящает своему погибшему в Беслане другу: Герою России, подполковнику группы спецназа «Вымпел» ФСБ России Олегу Ильину.

Тринадцать лет назад, в 2004 году, три первых сентябрьских дня потрясли весь мир. В осетинском городе Беслане озверевшие террористы захватили в заложники больше тысячи школьников, их матерей и близких. Торжественная линейка потом закончилась днём смерти для 334 заложников. Школьники, их родители, спецназовцы ФСБ, спасатели МЧС. Детей — 186. Количество раненых насчитывало сотни человек. Три дня я находился там, был в полусотне метров от спортзала в момент взрыва. Это страшная история с жуткими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Спецназ закончил бой. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
В Беслан я прилетел 1 сентября, ближе к вечеру. Добирался через Назрань. В Беслан, отчаянно сигналя, на дикой скорости летели десятки машин из Владикавказа. Почерневший от горя город рыдал. Плакали все: и мужчины, и женщины, люди выходили на улицы и перекрёстки. На месте творился буквально ад. Местные и федеральные телеканалы, часто не проверяя информацию, гнали в прямом эфире мифы и небылицы. Город был на грани паники. Вечером горожане сами подсчитали количество детей и взрослых, которые не вернулись домой, и пришли в ужас, выяснив, что в смертельной опасности находятся более тысячи их земляков. А не «менее четырёхсот», как объявлялось официально поначалу. Матери Беслана тут же заявили силовикам, что станут живым кольцом вокруг школы, не дадут спецназу её штурмовать.

Единственным человеком, которому удалось вести переговоры с террористами лицом к лицу, был бывший глава Ингушетии Руслан Аушев. Это был настоящий мужской поступок, на который не оказались способны другие, даже мужчины, вплоть до генерала ФСБ. Потом его спросили: почему он пошёл в школу? Руслан махнул рукой, опустил глаза, в которых стояли слёзы. Спустя время он расскажет, как потрясло его увиденное в спортивном зале, забитом женщинами, детьми, стариками, которые сидели, лежали, стояли. Была страшная жара, дети были раздеты. Мальчишки, сняв свои рубашки, прикрывали от солнечных лучей девочек. Аушев просил у террористов разрешения доставить заложникам воду и пищу. Получил отказ. А в это время дети, пытаясь утолить жажду, жевали листья из цветочных горшков, стоявших в классах, куда они ходили в туалет. Взрослые мальчишки прятали листья в трусах, а потом тайком, чтобы не видели боевики, отдавали зелень малышам. В тот день Аушев практически сделал невозможное: вывел на свободу 26 матерей с детьми грудного возраста.

После боя в школе. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
Наступило утро 3 сентября. Около полудня на ступеньках местной администрации я встретил сотрудника «Вымпела» Дмитрия Разумовского. Мы поздоровались, и вдруг Дима, прищурившись от лучей яркого солнца рукой, сказал мне страшные слова: «А ты знаешь, меня сегодня убьют!» Ответить я не успел. Дима очень быстро убежал. Я только успел перекрестить его удаляющийся силуэт. Не помогло. Через два часа подполковник Разумовский погибнет в жестоком бою, прикрывая детей от пуль террористов.

Ещё в полдень ничего не предвещало беды. С помощью мох друзей-спецназовцев я оказался близи школы. Когда в школе раздался взрыв, я лежал за громадным тополем. Видел мелькавших в окнах террористов. Стояла тяжёлая тишина. Неожиданно к школе подъехал грузовик с опущенными бортами, из кузова которого выскочили четыре сотрудника МЧС. Чуть позже я узнал, что спасатели должны были вывезти 20 тел мужчин, расстрелянных ещё 1 сентября. На ступеньках у входа в школу стояли три боевика. Спасатели сначала занесли в школу труп боевика, затем начали грузить в кузов убитых заложников. Один из террористов, о чём-то возбуждённо говоря по рации, скрылся в школе. Минуту спустя раздался резкий хлопок и через шифер, которым была покрыта крыша спортзала, словно змейки, поползи струйки синего дыма. Ещё через секунду раздался мощный взрыв. Казалось, крыша спортзала «надулась», над ней появился чёрно-жёлтый шар, который пронзил столб огня. По школьному двору заметались вооружённые люди, и почти сразу они начали стрелять по школе из охотничьих ружей, карабинов, автоматов. В ответ очень прицельно, как в тире, начали стрелять боевики.

Грузовик, куда грузили трупы расстрелянных заложников. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
Конечно, я не понимал, что происходит, точно зная, что никакой спецоперации по освобождению заложников в этот день не планировалось. Это было абсолютно ясно: штурма не было. Ситуация стала неуправляемой. Заложники, в большинстве своём дети, начали выпрыгивать в окна. В воздухе, почти перекрывая шум стрельбы, стоял крик обезумевших людей. И тогда боевики начали стрелять ребятам в спину. После этого спецназ ФСБ не мог оставаться в стороне и мгновенно бросился вперёд. Не на штурм: сработала реакция профессиональных людей, просто нормальных мужчин, которые ринулись спасать погибающих детей. Я вжимался в землю, чувство страха сковывало тело, руки. Тут уже не до съёмки! Я видел, как в спину бежавшего мальчика ударила автоматная очередь, и он, словно споткнувшись, упал лицом на школьный двор. Из пробитой спины струйками текла кровь. А в другом конце здания школы, вырвав решётку из окна первого этажа, ребята из «Альфы» и «Вымпела» вытаскивали детей. Казалось, надо пробежать метров сто, чтобы снять эти редкие боевые кадры. Но по фасаду школы, видимо, стреляли все, кому не лень. Что меня остановило, не знаю: может, страх, может, ангел-хранитель. Спустя несколько лет один из снайперов рассказал, что он видел, как я приготовился бежать, и молил Бога, чтобы я струсил. А потом признался, что, если бы я побежал, он готов был стрелять по моим ногам. И сказал честно, как отрезал: «Мужик, пусть ты был бы раненым, а потом хромым, но не убитым. Наши ребята тебя бы потом вытащили».

В ближайшем к школе дворе частного дома я столкнулся с моим другом, подполковником Олегом Ильиным из «Вымпела». Его боевая группа пыталась войти в школу. Олег уже получил лёгкое ранение. Я видел, как он всё равно ушёл со своими бойцами в тот последний свой бой. Группа Ильина зачищала второй этаж школы от боевиков, которые яростно отстреливались. Их приходилось «выковыривать» буквально из каждого класса. И школьный коридор был почти освобождён, когда в сторону группы Ильина прозвучала пулемётная очередь. Первым упал Денис Пудовкин, прикрывая командира, одна из пуль попала Олегу в правую руку. Надеясь спасти раненого друга, Олег стал пробиваться к выходу, где лицом к лицу столкнулся с ещё одним террористом. Они выстрелили почти одновременно. Олег, уже не чувствуя автомат в онемевшей руке, опоздал на мгновение. Одна из бандитских пуль, чиркнув по бронежилету, ушла в сторону, а другая, скользнув по пластине, рикошетом ушла под шлем Олега.

Трагедия Беслана. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
После боя я искал Олега Ильина, хотел дать свой мобильник для звонка домой. Но мне показали семь чёрных полиэтиленовых пакетов, в которых лежали погибшие офицеры «Вымпела». В одном из них был Олег.

В моём кармане настойчиво звучал мобильник. Посмотрев на имя звонившего, я испугался. Это был номер Олега Ильина. Из Москвы звонила его жена Аня. Олег, уезжая в командировку, всегда оставлял ей свой телефон. «Савельич, это Анна! Я решила тебе позвонить! Олег мне звонил утром и сказал, что случайно встретил тебя в Беслане. Если можно, передай ему трубку». И я безбожно ей врал, ответив, что пока ничего не знаю, словно «продлевал» жизнь убитому Олегу, стараясь подарить Анюте ещё несколько минут надежды, отодвигая в сторону страшную весть о муже.

Спустя час она опять позвонила. И я опять ей врал, сказав, что Олег находится на «разборе полётов». Я избегал встречи с Аней на кладбище, когда хоронили Олега, но на поминках она сама подошла ко мне: «Савельич! Не кори себя и не избегай меня. Ты же не умеешь врать! При первом нашем разговоре у тебя дрожал голос. Я же поняла, что Олег погиб».

Похороны матери Залины и её 4 детей. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
Так что, Олежка, спустя много лет после твоей гибели спешу тебе доложить, что тебя помнят боевые друзья. Очень скучает Анюта, но дома всё ладненько. Дочь Ксения (от первого брака) окончила пограничное училище, служит на Дальнем Востоке. Старшенький сын Гриша пошёл по твоим стопам и служит в ЦСН ФСБ РФ. Отличился твой младший сын, поступив в знаменитое рязанское училище ВДВ. Так что скоро и внуки пойдут, и ты станешь дедушкой.

Спустя час после уничтожения террористов я видел, что осталось в спортзале. Это был метровый слой из сгоревших деревянного потолка и оконных рам, засыпанных битым шифером. Вперемешку с телами погибших тут лежала детская обувь, школьные портфели, обугленные букеты цветов. Пожарный, тушивший через оконный проём остатки упавшего перекрытия, размыл струёй воды одну из пепельных куч. Под баскетбольным щитом лежал труп молодой женщины, её мёртвые руки прижимали к груди обгоревшее тело ребёнка. Неистребимый запах сгоревших тел сводил с ума. Кровавая стычка произошла и возле столовой. Загнанные там в угол террористы были уничтожены, превратились в кровавое месиво. В одном из классов среди патронных гильз лежали два трупа: босой мальчик лет 12, а рядом — уничтоженный боевик. Как рассказал один из участников боя, террорист, пытаясь спасти свою шкуру, бросил заклинивший автомат и прикрывался юношей как живым щитом. А потом перерезал ребёнку горло.

Спортзал. Год спустя. Фото: АиФ/ Владимир Сварцевич
Люди до сих пор ищут ответы на многие вопросы. Кто пропустил в Беслан мощный «ГАЗ-66», набитый боевиками, оружием и взрывчаткой? Почему не нашли провокаторов, распускавших слухи, что причиной нападения на школу стал давний конфликт с соседней республикой? Это было откровенное враньё: среди террористов были арабские наёмники, ингуши, осетины, уроженцы Казахстана и Украины и даже две женщины-шахидки. Территория вокруг школы, по словам военных, якобы была оцеплена, создана «стерильная зона» без посторонних лиц. Но как потом случилось так, что кроме местных жителей с охотничьими ружьями рядом крутились неизвестные люди с новенькими автоматами и гранатомётами, которые называли себя ополченцами? Я не знаю, найдём ли мы ответы на эти вопросы.

Я твёрдо знаю, что это была самая страшная поездка за 45 лет моей работы в журналистике. Тринадцать лет, ровно с того дня, я не езжу в боевые командировки. После Беслана я повесил на гвоздь свой фотоаппарат. Я просто «выгорел» тогда.